Альянсы

20

Выстроившись длинной изогнутой линией, эльфийская кавалерия ждала и наблюдала. Они были последней линией обороны для двигавшейся позади них по песку безоружной массы.

Ведущий в Инас-Вакенти проход лежал прямо впереди, вход в него отмечали три выстроившиеся в ряд вершины. Их поднимавшиеся над мерцающей пустыней снежные шапки точно маяк влекли эльфийскую нацию. Никто их не подгонял, но все ускорили шаг. Раненых и слабых, которые не могли выдерживать темп, несли.

Целый день после покидания Сломанного Зуба не было следов погони. Причина этого была мучительно ясной: кочевники приняли предложенную им на Сломанном Зубе жертву. Однако на второй день перед полуднем пронесся слух о поднимавшейся на юго-западе пыли. Беседующий, Хамарамис и Вапа поскакали назад, в конец колонны, чтобы взглянуть самим.

«Они идут», — кивая, произнес Вапа. — «Не больше сотни. Разведчики».

Хамарамис тотчас предложил послать армию, чтобы не дать разведчикам вернуться с докладом. Гилтас отверг эту идею. Бой лишь замедлит их бегство, и захват разведчиков будет бессмысленным. Толпа спасавшихся бегством эльфов оставляла след, по которому мог пройти даже слепой. Разведчики или нет, кочевники, в конечном счете, найдут эльфов.

Тем не менее, Беседующий сосредоточил оставшуюся кавалерию в конце колонны, чтобы прикрыть ее от атаки. Хамарамис был нужен Гилтасу под рукой, так что командование принял на себя Таранас. Отданный ему приказ был четким. Если приблизятся небольшие разведывательные группы, он может перебить их, но ни при каких обстоятельствах он не должен был вступать в бой с врагом основными силами уцелевшей армии.

Ковыляющий тяжелый пеший переход эльфов продолжался. Они на ходу проглотили скудные рационы, не осмеливаясь остановиться даже на минуту. Облако пыли у них за спинами становилось гуще и шире. К погоне присоединялись другие кочевники. Все понимали, что означало для оставшихся на Сломанном Зубе Планчета со Священным Отрядом. Хотя некоторые и шептались между собой, никто не поднял эту тему перед Беседующим. Лицо Гилтаса, обычно такое живое от эмоций, выражало каменную невозмутимость. Он сосредоточил всю свою энергию на том, чтобы привести свой народ в безопасное место. Планчет поклялся вернуться; Гилтас цеплялся за эту клятву.

За два часа до заката эльфы наткнулись на неожиданное препятствие. Почти строго с востока на запад тянулось вади милю шириной и дюжину метров глубиной. Этого сухого русла реки не было на карте Гилтаса (скопированной с оригинальной, сделанной тысячи лет назад), и Вапа признался, что не встречал его прежде.

«Я думал, ты знаешь эту местность», — сказал Хамарамис.

«Как свое собственное лицо».

«Тогда как ты мог не знать об этом огромном овраге?»

Кочевник поскреб бородатый подбородок. — «Не имея зеркала, человек не видит своих глаз».

Беседующий пресек неминуемый спор. — «Найдите спуск, генерал».

Хамарамис ускакал с небольшим отрядом, чтобы по-быстрому взглянуть. Они вернулись с приводящими в уныние новостями. Десятки тропинок вели вниз в вади, но ни одна не была шире козьей тропы. Эльфы могли спуститься, но им придется сделать это в дюжине широко разбросанных точек.

Даже Гилтас, не будучи солдатом, знал, как это плохо. Разделенные таким образом, эльфы придут в замешательство, и будет потеряно время, пока они будут ждать, когда самые дальние отряды присоединятся к остальным. Хуже того, они окажутся чрезвычайно уязвимыми для засады. Но другого выбора, конечно же, не было. Вапа строил теорию, что разразившийся необычный ливень с ураганом, когда эльфы покидали Кхури-Хан, мог прорезать этот овраг. Спускаясь с гор, точно по стенкам воронки, дождевая вода обретала стремительную силу. Вади легко могло тянуться на много миль в каждом направлении. Они не могли терять драгоценное время, ища путь в обход.

Разбившись на отряды численностью от горстки до нескольких сотен, собравшись семьями или кланами, загорелые со стертыми ногами беженцы веером развернулись вдоль берега вади. Они прорубались сквозь заросли чамиза и колючего кустарника, обходили кактусы и путаные дебри забытых потопов. Пока Гилтас со своими советниками наблюдал с вершины южного берега, первые эльфы заструились на север по дну вади.

«Какому племени принадлежит эта земля?» — спросил Гилтас.

Вапа пожал плечом. — «Дети не владеют своей матерью, Хан-Беседующий». — Гилтас нетерпеливо посмотрел на него, и кочевник добавил, — «Самые многочисленные обитатели здесь — боковая ветвь Микку».

Гилтас знал, что Микку были очень воинственным племенем. Их главным занятием была служба наемниками у неракцев или хана. Он спросил, много ли Микку в армии Адалы. Мрачный кивок Вапы был не тем ответом, на который он надеялся.

«Наших преследователей необходимо задержать», — сказал Гилтас, обеспокоенный, что переправа, похоже, займет больше времени, чем он надеялся. Пустынная растительность не сдавалась легко, а у эльфов не хватало ножей и мачете, чтобы справиться с ней. Если кочевники застигнут их в вади, результат будет катастрофическим.

Он приказал арьергарду, тесно прикрывавшему огромную колонну гражданских, направиться на юг. Хамарамис попросился возглавить их, но Гилтас решил, что командовать будет Таранас. Таранас принял назначение и спросил, будут ли у Беседующего какие-либо особые инструкции.

«Задержите врага», — просто ответил Гилтас. — «Если мы будем двигаться всю ночь, еще до рассвета все окажутся вместе на другой стороне».

Это была пугающая задача, возможно, даже невыполнимая, сдерживать до утра намного превосходящие силы кочевников на этой стороне вади. Таранас энергично отсалютовал и ускакал выполнять приказ своего суверена.

«Здесь слишком много отваги», — сказал Вапа, ни к кому не обращаясь.

«Согласен», — сказал Гилтас. — «Слишком много отваги, и слишком мало сострадания».

Он несколько раз кашлянул, но кровь не появилась. Помощь Трусанара приостановила его болезнь.

Он оставался на южном берегу, пока последние из его подданных не спустились по узким тропинкам на широкое дно вади. С ним были шесть советников (по трое квалинестийцев и сильванестийцев), девять телохранителей, человек Вапа и Хамарамис. Старый генерал и не думал спорить со своим Беседующим, но Гилтас знал, что тот был в ярости, оставаясь вне грядущего сражения. Гилтас сочувствовал ему. Его собственные мысли все время возвращались к оставленным на Сломанном Зубе Планчету и эльфам.

Солнце опустилось на западную пустыню, окрашивая желто-коричневый ландшафт оранжевыми и красными оттенками. Небо потемнело до индиго. Появились звезды. Воздух быстро остыл, и Гилтас продрог. Он натянул накидку поверх своего аффра с длинными рукавами.

«Как далеко ты планируешь идти с нами?» — спросил Гилтас стоявшего справа от него Вапу.

«Так далеко, как потребуется хану лэддэд».

«Тогда ты мне нужен еще немного».

Последние эльфы спустились в вади. Пришло время Беседующему последовать за ними. Его телохранители спешились и повели своих животных, так как ведшая в вади тропа была узкой и крутой. Гилтас шел впереди, проталкиваясь сквозь колючий кустарник. Неожиданно хлестнула ветка и прочертила кровавую линию у него под правым глазом. Хамарамис хотел обследовать рану, но Гилтас резко приказал отряду двигаться дальше. Не одному из сопровождавших его показалось, что он плачет кровавыми слезами.

В полумиле от них арьергард поджидал приближавшегося врага. Месяцы сражений с кочевниками убедили Таранаса в одном: какими бы храбрыми и отважными ни были кхурцы, под натиском они смыкали ряды. Таранас знал, что решительно атаковав их, он может вынудить кочевников стянуть всех всадников, отвлекая их, таким образом, от пересекавших вади гражданских.

По строю прошло известие о том, что слева показались кочевники. Таранас приказал изменить построение всадников с полумесяца в колонну по шесть. Изможденные, но дисциплинированные, эльфы быстро перестроились. Затем из уст в уста передали приказ Таранаса к атаке.

Передовые всадники патруля Микку пробирались сквозь заросли низкорослого кедра и боярышника, когда эльфийская кавалерия неожиданно налетела на них, словно буря в пустыне. Воины в первых рядах даже не успели достать мечи, прежде чем их перебили. Замыкающие поскакали обратно за помощью.

Таранас продолжал их преследовать, его конные лучники снимали рассеянных воинов. Сперва пятьдесят, затем сотня, затем несколько сотен воинов Микку развернулись и пустились галопом обратно к основным силам кочевников в трех милях позади них.

Таранас оставил небольшой отряд теснить бегущих людей, а сам с основными силами описал широкую петлю вправо и обрушился на фланг ничего не подозревавших Микку. Он ударил по ним как раз в тот момент, когда первые всадники достигли основных сил армии кочевников, выкрикивая предупреждения о нападении. Результатом стало всеобщее беспорядочное бегство. Атакованные с двух сторон, не имевшие понятия, сколько лэддэд им противостоит, Микку в смятении отступили. Таранас оставил еще одни символические силы продолжать фланговую атаку и снова повел большую часть своих воинов вокруг, забирая влево. Когда они появились из-за линии пышных черных кедров, перед ними раскинулась вся медленно двигавшаяся с мечами в ножнах армия кочевников.

Сильванестийцы из войска Таранаса привстали в стременах и издали древний победный клич — «Сивванесу!» — древний вариант произношения «Сильванести».

Выстроившись клином, эльфы ударили по неосмотрительным кочевникам и прорубились сквозь них, отрезая весь контингент Микку. Воины Таранаса скакали сквозь беспорядочную людскую массу, мелькали мечи и пели стрелы.

Племена Тондун и Хачаки, захваченные врасплох, начали отступать под яростной атакой. Они не боялись. Они лишь хотели создать пространство между собой и своими врагами, чтобы вытащить мечи и встретить врага в равных условиях, но Адала, подъезжая на Маленькой Колючке, заподозрила худшее.

«Как не стыдно, люди Кхура! Враг идет вам в руки, а вы бежите! Где ваша честь? Встретьте их мечами!»

Ближайшие к ней воины запротестовали. Она высмеяла их пояснения. — «Бой никогда не решается бегством от врага. Я покажу вам, как это делается!»

Она стукнула бок Маленькой Колючки своей палкой. Направляя ослицу в обход более высоких пони, она скакала прямо на лэддэд. Военачальники и соплеменники кричали ей вернуться, но она не обращала на них внимания. Она атаковала в одиночку, разъяренная, безоружная, не имея ни малейшего желания отступать.

Молодой Осдан, вождь Тондун, проревел: «Я не буду сидеть с бесполезным клинком в руках, пока погибает Маита! Тондунцы, следуйте за мной!»

Чтобы не отставать, вожди и военачальники Хачаки развернули своих великолепных серых коней и пришпорили. Держа поводья зубами, они взяли в каждую руку по мечу.

Таранас не мог понять, что происходит. В одно мгновение кочевники были готовы дрогнуть; мгновение спустя, они с грохотом неслись обратно кровожадным приливом, готовым поглотить меньшие силы эльфов. Это не была правильная атака или расчетливое наступление, а лишь несущаяся в сторону изумленных эльфов грохочущая масса людей, лошадей и кружащих клинков. Справа, Микку увидели разворот удачи и сплотились, вынуждая Таранаса отражать атаки слева и справа. Он привстал в стременах и осмотрел окружающий хаос, ища выход. Его взгляд упал на нелепую фигуру — маленького осла, двигавшегося со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги и несущего облаченного в черное платье всадника. Он не узнал наездника, но грохочущая за ослом масса кочевников подсказала ему, что это была важная персона.

«Формиган!» — крикнул он. — «Отправь стрелу в того всадника на осле!»

Прославленный лучник наложил дубовую стрелу (свой последний снаряд) и натянул тетиву до подбородка. Вокруг него творился полнейший хаос, эльфы с кочевниками сновали туда-сюда между ним и его целью, а он невозмутимо ждал подходящего момента, затем выстрелил.

Стрела попала в цель. В рядах кочевников поднялся громкий гул при виде того, как все еще дрожащее черное древко торчит из груди их предводителя. Сила удара выбила дух из тела Адалы и опрокинула назад, но она не ощущала боли, и не текла кровь. У нее в венах пело ликование.

Все глаза были направлены на нее, когда она подняла высоко свой хлыст и крикнула: «Смотрите, как моя маита защищает меня, даже от оружия злобных лэддэд! Люди Кхура, дети Торгана, потерпите вы теперь неудачу?»

«Нет!»

Громогласный рев, казалось, потряс саму землю под конем Таранаса. Генерал был потрясен неудачным выстрелом Формигана. Могли у всадника на осле быть доспехи под тем черным платьем?

Больше не было времени размышлять над этой загадкой. Кочевники удвоили свои усилия. Зажатый в тиски людской ярости, Таранас искал выход. Левый и правый фланги были безнадежно забиты дикарями. Отступить было невозможно, так как в том направлении находился народ эльфов. Единственным вариантом было двигаться вперед.

Эльфы рванулись вперед. Они пробили себе путь сквозь относительно тонкий строй кочевников перед собой и вырвались в открытую пустыню. Таранас велел своему корнетисту играть не «Отступление», а «Преследование». Воодушевленные осознанием, что они не бегут, эльфы выбрались из толпы людей и унеслись галопом строго на запад. После некоторого замешательства, когда удушливые облака пыли частично рассеялись, кхурцы последовали за ними.

Единственными кочевниками, не отправившимися в погоню, были Адала и Вейя-Лу. Ялмук и сражавшиеся на Сломанном Зубе воины Вейя-Лу неслись во весь опор, чтобы догнать основную армию. Когда они прибыли, то обнаружили, что сражение окончено, их соплеменники преследуют лэддэд, а Адала Маита лежит на спине своей ослицы.

Опасаясь худшего, Ялмук коснулся руки Вейядан. — «Маита! Ты ранена?»

Она выпрямилась, и у Ялмука перехватило дыхание, когда он увидел стрелу у нее в груди. — «Я не ранена, военачальник», — ответила она. — «Можешь вытащить из меня эту штуку?»

Он осторожно ухватился за древко. Адала ни вздрогнула, ни упала в обморок, лишь велела ему поторапливаться. Он резко дернул. Снаряд лэддэд вышел с рвущимся звуком.

«Какой ты нескладный. Порвал мне геб».

Ялмук не слышал ее. Он изучал стрелу. Острый кончик широкого наконечника обломился, словно ударился во что-то твердое.

«Маита, ты носишь доспехи?»

Она раздвинула спереди верхнюю одежду, показывая надетый под ней бледно-серый кушак. Его украшали три кабошона лазурита, каждый размером с ладонь Адалы. Центральный треснул пополам. Стрела попала в него, сломав наконечник и кабошон. Одежда Адалы удерживала стрелу на месте, пока Ялмук не вырвал ее.

Она велела ему сохранить стрелу. — «Это еще одно доказательство, что моя маита жива, и принесет нам победу».

Ялмук убрал стрелу и спросил, что она собирается делать дальше.

«Нужно вернуть людей Кхура. Наша цель — лэддэд, а не их трусливые солдаты. Раз так много скрылись в пустыне, лэддэд должны были остаться без защиты». — Она расправила одежду. — «Я приведу обратно племена. Ты — скачи за оккупантами лэддэд».

Ялмук внимательно посмотрел на нее. — «Маита, тебе не больно?»

Ребро напротив сломанного кабошона было похоже, что треснуло, и ей было немного больно. Но она туже затянула кушак, чтобы зафиксировать его, и ничего не сказала Ялмуку, лишь отправила его своей дорогой. Подняв хлыст, она стукнула по боку Маленькую Колючку и пустилась на поиски своей армии.

Облака над Кхури-Ханом закрывали большую часть звезд. Во дворе храма Элис-Саны стояла Верховная Жрица Са’ида, держа в руке высокий посох. Наверху посоха кружащимся белым светом горел стеклянный шар, не давая тепла, но освещая лежащее ниц перед ней омерзительное создание.

Когда служительницы в первый раз прибежали в священный храм с криками о чудовище у ворот, Са’ида обругала их. Век чудовищ прошел, сказала она. У них была истерика. Но, увидев получеловека, полу-зверя, и услышав, как он произносит ее имя, она поняла, что должна будет извиниться перед женщинами.

«Святая Госпожа», — прошипело существо. — «Помоги мне! Я проклят».

«Кто ты, зверь?»

«Святая Госпожа, это я, принц Шоббат».

Она потрясенно отпрянула, и вплетенные в ее белые волосы крошечные медные колокольчики нестройно зазвенели. Покрытый мехом зверь подполз ближе на лапах с желтыми ногтями. Ночь была теплой, черный язык существа вывалился, и оно часто и тяжело дышало.

Держа посох перед собой обеими руками, она приказала ему остановиться. — «Кем бы — чем бы — ты ни был, ты не можешь войти в храм Благодетельной Целительницы!»

Поднявшись на корточках, Шоббат привалился к стене ограды. — «О, Святая Госпожа, помогите мне», — взмолился он. — «На меня охотятся на улицах моего собственного города. Мой отец собирается убить меня!»

Са’ида шагнула к нему, вызвав хор охов и криков столпившихся в дверном проеме позади нее служительниц. Она проигнорировала их.

«Как ты дошел до такого состояния?»

«Я не знаю! Может, я сунул нос в вещи, от которых добропорядочный человек должен держаться подальше, но…» — Его пожатие плечами было красноречивым, хотя и выглядевшим странно от такого существа.

Он рассказал ей о дискредитированном королевском маге Фитерусе и о своем визите к таинственному Оракулу Дерева вглубь пустыни. Принц полагал, что в его состоянии был виноват Оракул. Он рассказал ей об абсурдных изображениях соединенных вместе людей и животных, которые видел там.

В конце его повествования настала ее очередь пожать плечами. — «Я не могу помочь тебе. Я могу лишь лечить раны, а не отменять волшебные заклинания».

«Святая Госпожа, хотя бы позвольте мне провести здесь ночь. Это все, о чем я прошу».

«Вы должны знать, Ваше Высочество, что это невозможно». — Ее голос дрогнул на титуле. — «Вы оскверните этот храм. Вы должны уйти и довериться судьбе».

«Маите?» — Рот Шоббата открылся, и с его клыков цвета слоновой кости закапала слюна. Она поняла, что он смеется. — «Вы говорите, как пустынная мечтательница. Святая Госпожа, что мне делать?»

Несмотря на нелепый вид, его страдания были неподдельными. Она ощутила небольшой укол жалости к глупому принцу. — «Отыщи того, кто проклял тебя. Лишь он может снять заклинание», — сказала она.

Он начал протестовать, что невозможно найти Оракула. — «Да, но есть еще одна вероятность», — напомнила она ему. — «Тот, кто не является духом, а из плоти и крови».

Она была права. Фитерус не был духом. Его можно было найти. Мысль о том, как он держит в пасти тощую шею Фитеруса, наполнила Шоббата наслаждением. Маг вылечит его, а не то.

При виде того, как существо перед ней, вне всякого сомнения, злобно улыбается, мелькнувшая, было, у Са’иды жалость пропала. Она нацелила шар на своем посохе на Шоббата и объявила: «Ступай из этого места!»

Будто пихаемый невидимой рукой, Шоббат был вытолкан обратно через внутренний двор и сквозь открытые ворота. Ворота сами по себе захлопнулись и заперлись с громким лязгом. Над низкой стеной храма возникло свечение. Са’ида установила магический щит.

Шоббат зарычал. Когда он будет ханом, он сравняет с землей жалкий храм этой женщины. Нет, еще лучше, он превратит святилище в конюшню. Пусть его призовые кони оценивают красоту этого полупрозрачного голубого купола.

Он рассмеялся, и этот звук заставил залаять собаку по соседству. Этот шум, точно нож, пронзил Шоббата. До него донесся запах собаки, и он узнал в ней гончую. Несколько других залаяли в ответ, и он вспомнил свой страх. За ним охотились. Ему нужно было убраться из города.

У Фитеруса был дом в Хабале, северном округе города, все еще не восстановленном после опустошения, устроенного красной драконицей Малис. В доме мага должны были быть много вещей, которых он касался. По ним Шоббат узнает запах колдуна. Он выследит Фитеруса до края мира и выжмет из него лекарство.

Пока он крался из города, каждая собака в радиусе мили от него принималась выть. Хозяева проклинали или пинали их, и говорили им заткнуться, не подозревая о проходящей мимо опасности.