Почти три месяца потребовалось на то, чтобы снес-тись с китайским правительством, получить необходимые бумаги, внести деньги через отделение Русско-китайско-го банка в Кульдже и застолбить участок.
Не раз пришлось Ивану Павловичу съездить в Куль-джу и Суйдун. Фанни сопровождала его. Эти деловые поездки, спокойные, несмотря на необычность передвижения верхом через замерзшие речки, по большому трак-ту с телеграфом, их еще более сблизили.
Но держала она себя как товарищ, как компаньон, как равный, как мужчина.
У Первухиной она достала выкройку разрезной юб-ки, сшила себе при помощи джаркентской портнихи ще-гольскую суконную амазонку, выписала из Петербурга шляпу, жакет, седло и мечтала купить чистокровную ло-шадь. Она часто ездила амазонкой и стремилась в мане-ре держаться и ездить подражать молодой командирше.
Иван Павлович с удовольствием отмечал, что ша-лун-мальчишка постепенно исчезал из ее характера и пе-ред ним выявлялась хорошенькая девушка.
Однажды перед самым Рождеством фудутун города Суйдуна, старый семидесятилетний мандарин, вызвал эк-стренно Ивана Павловича письмом по весьма важному делу. Экстренность была относительная. Два дня письмо шло до полкового штаба, да в канцелярии ждали десять дней оказии, и от Джаркента до Кольджата письмо шло еще два дня. Прошло две недели с того времени, когда старый мандарин просил приехать «поскорее» Ивана Павловича к нему — «поговорить».
Когда Иван Павлович с Фанни наконец добрались до Суйдуна, они не узнали этой тихой китайской крепо-сти. Можно было подумать, что у китайцев празднуется Новый год. Тут и там трещали пороховые хлопушки, на-род толпился по улицам, и в толпе было много солдат с отрезанными косами. Часто попадались коротко остри-женные под гребенку молодые китайцы, одетые в воен-ные куртки и шаровары цвета хаки, в сапоги желтой кожи и фуражки японского образца — ученики военной шко-лы. По городу вместо желтых с черным драконом флагов висели большие пятицветные знамена и красные флаги.
Иван Павлович встретил знакомого китайца и спро-сил у него, что случилось.
— В Китае революция, — отвечал он, — в Пекине арестованы Императрица и Император. Президент будет. Будет республика — новый Китай.
— Кто же будет президентом?
— Кто? Говорят, Юан-ши-кай, — недовольным го-лосом сказал китаец. — Он и мутил всех. Здесь Ян-цзе-лин, в Пекине он. Видишь, вырядились как. И косы обре-зали, а китаец без косы — это уже последнее дело. Ты к кому едешь? В Кульджу?
— Нет. К здешнему фудутуну.
— Пустое дело. Он теперь ничто. Тьфу, а жаль стари-ка. Хороший был старик. Почтенный. Настоящий губер-натор. У! Народ его боялся. Что хотел, то и делал.
У ямыни было пусто. Возле больших черных ворот с каменными изображениями мистических не то драко-нов, не то львов «шидзы» по-прежнему стоял часовой, солдат старых войск, в синей куртке с белым, расписан-ным черными буквами, кругом и с тяжелой четырехлинейной винтовкой Гра на плече. Часовой был беззубый старик со сморщенным лицом и глубоко впавшими глаза-ми. Голова его походила на череп.
В проходе между воротами стояли в станках принад-лежности казни и символы губернаторской власти — большие топоры. Все, как было.
На дворе против парадной красивой фанзы Ивана Павловича и Фанни встретил почтенный чиновник, про-сил пройти в фанзу и подождать.
В просторной комнате, освещенной большими, в узор-чатом переплете окнами, заклеенными белой бумагой, было очень холодно. Здесь были столы, большие кресла со спинками и подлокотниками черного дерева, чудной резьбы. В лицевой стене на домашнем алтаре стояли бронзовые изображения Будды, перед ними лежали бе-лые круглые хлебцы, и в горке чистого песку курились тонкие темно-желтые свечи. Едкий, похожий на ладан, дым шел от них, и в комнате было им накурено. Бумаж-ные цветы украшали алтарь и Будду. В фанзе никого не было.
В ней за двумя дворами, за высокими серого кирпи-ча стенами, вдоль которых росли громадные карагачи, раскинувшие корявые ветви над всем двором, было тихо.
Слышно было, как потрескивали тлеющие свечки. Кругом во всем дворце не было никакого движения.
Прошло около получаса. Ивану Павловичу и Фанни принесли «достархан»- китайские твердые, жесткие, сочные, круглые, желтые груши, финики, изюм, конфеты, печенье и чай, поставили перед ними и ушли, оставив их одних.
Пить и есть с дороги хотелось, и они выпили с удо-вольствием желтого горьковатого, чуть теплого цветоч-ного чая.
Наконец двери во внутренние помещения открылись и старый почтенный чиновник пригласил их к фудутуну.