Амнезия

11

Невысокий сухощавый мужчина лет шестидесяти положил на стол сразу несколько папок с бумагами и ручку. Все папки были из состаренной кожи, а ручка – «Монблан». Уже по этим предметам стало понятно, что вошедший в кабинет адвокат – дорогой. Впрочем, из фонда дешевого бы не прислали.

Фамилия адвоката была Крючков. Он был известен как хороший и въедливый юрист, по фонду даже ходила шутка, что его следует переименовать в Крючкотворова. Он эту шутку слышал и в принципе гордился, что его любовь к порядку нашла признание. Крючков и сейчас перекладывал папки, следуя какому-то внутреннему сценарию. Наконец бумаги легли идеально ровно, и адвокат достал из-за стула портфель из точно такой же кожи, тщательно сложил в него папки, а ручку засунул в правый нагрудный карман пиджака. Мимоходом он проверил телефон – не было ли звонков, пока он был у Марины.

– Ох, и тяжелый разговор! – пожаловался адвокат. – Я впервые в такой странной ситуации. Как врачи справляются? Непонятно.

– Справляются, – сказал Иван Григорьевич. – И почему тяжелый-то, я не понял?

– Я имею в виду морально. Как представишь, что человек пять лет провел в коме, а теперь ничего не помнит, так плохо становится. Кроме того, я любил Михаила Александровича и знал, с каким исступлением он мечтал о ее выздоровлении. Если бы вы знали, как он мечтал! Но он был уверен, что эти мечты бесплодные.

– После разговора с Иртеньевым?

– Этот разговор был не при мне. Меня он пригласил позже. Марина тогда была в коме года три. Она уже лежала здесь, и главврачом был другой человек.

– Сергеев.

– Да, Сергеев. Молодой, но, говорили, очень опытный… Вы ведь с ним так и не познакомились? Чрезвычайно видный мужчина.

– Вы сказали: лежала в коме года три. Значит, Королев пригласил вас незадолго до собственной смерти?

– Именно. Я работал в одном из филиалов, в Санкт-Петербурге, и хорошо себя зарекомендовал.

– А разве ваш предшественник зарекомендовал себя плохо? Ведь он, кажется, спас Королева от тюрьмы?

– Вы имеете в виду выигранный процесс? Перестаньте! Вы же знаете, что дело развалили за деньги. На подкуп судей и следователей пошли совершенно невообразимые суммы.

– Об этом писали в газетах, но я не верил, – пошутил Турчанинов.

– И зря, – так же шутливо произнес адвокат. – Юристов у Королева была целая армия, но не она выиграла дело. Деньги выиграли. Впрочем, так все делают.

– Но не у всех получается.

– Вы имеете в виду Ходорковского? Он слишком публичный человек, власть пошла на принцип. Королев по сравнению с ним мелкая сошка, ему в этом смысле было проще. Наша власть, а она у нас по своим физиологическим характеристикам Медуза Горгона, не повернулась и не посмотрела в его сторону. Это его и спасло.

– А вы поверили в его самоубийство? Вы ведь были близки ему в тот год.

– Откровенно говоря, я поверил. Во-первых, у него была мания преследования…

Адвокат задумался на секунду. Его лицо выглядело осунувшимся и усталым. Он приехал после рабочего дня, а разговор с Мариной вышел долгим. Правда, разговаривали они очень спокойно. Иван Григорьевич несколько раз проходил по коридору и за дверью слышал только монотонное гудение мужской речи. Иногда Марина что-то коротко вставляла.

– Да, мания преследования, – повторил Крючков. – Ведь даже то, что он убрал всех своих адвокатов и выписал меня – плохой признак. Почему он им не доверял? Они были с ним во время судебного процесса и знали о нем такое, что и маме родной не расскажешь. Кроме того, у него были плохие отношения с женой.

– С Лолой?

– Да, с красоткой Лолой. Ну и имя… Я не понимаю, как он вообще мог жениться на этой дамочке. Влюбиться – да. Но жениться!

– Ему не везло с женами.

– За все надо платить, уважаемый. А за деньги, как это ни парадоксально звучит, мы платим двойную цену. По спекулятивному курсу.

– А что значит «плохие отношения с женой»?

– Он как-то сказал, что она может его убить. Можете себе представить? Про первую жену он такого не говорил, хотя она и затеяла против него этот дурацкий раздел имущества, попортивший ему немало крови.

– Сказал, что она может его убить? Прямо так и сказал?

– Прямо так и сказал. А потом сказал еще более прямо: «Или я ее убью». Вот так! Не больше и не меньше. Настоящее семейное счастье.

– Богатые тоже плачут?

– Плачут, Иван Григорьевич. Еще плачут… Но если откровенно, Королева судьба била сильно. Даже несправедливо сильно, как мне кажется. Несколько покушений на него самого, покушение на дочь, обе жены – какие-то выродки, потом преследования властей.

– Он давал прямые указания убивать конкурентов.

– Суд с этим не согласился.

– Я цитирую по газетам. Вы ведь сказали, что не все в них вранье.

– Я ошибался. – Адвокат улыбнулся краем губ. – Вы имеете в виду, что родственники убитых конкурентов ему должны были мстить?

– Нет, я имею в виду другое.

– Божье наказание?

– И не это. Если ты играешь по таким правилам, то чего ждать? Если вышел на боксерский поединок, будь готов к боксерскому поединку, а не к шахматной партии. Боксер, считающий, что его избила сама судьба, выглядит глупо. Его избила не судьба, его всегда будут бить, пока он на ринге.

– Надеюсь, вы Марине своих мыслей не излагали?

– Да, пора поговорить о Марине. Я ей ничего не излагал, Владимир Викторович. Но вы должны понимать одну вещь… Не знаю, проявился ли ее характер во время сегодняшнего разговора…

– Проявился, – перебил адвокат. – И для меня это один из главных сюрпризов дня. Я ведь ее не знал раньше, но Михаил Александрович мне о ней рассказывал. Он говорил: «Домашняя девочка, очень тихая, ранимая и послушная. Не знает жизни». Последнее его расстраивало больше всего. Он как-то спросил: «Если бы она очнулась, а я в это время уже умер, то как бы она со всем этим справилась? Она ведь не приспособленная: всю сознательную жизнь провела под моим крылом. Она еще ребенок». Знаете, он так устал, что жизнью не дорожил. Он только боялся, что она очнется, а его рядом не будет… Но я продолжу свою мысль о сегодняшнем разговоре. Мне не показалось, что я разговариваю с домашней девочкой и ранимым ребенком. Нет, не показалось.

– И мне не показалось.

– А вам почему?

– Неделю назад она потребовала принести все газеты о судебном процессе над отцом. Я, конечно, запретил приносить. Рано еще газеты читать.

– И правильно. Он этого боялся больше всего! Он мне однажды сказал, отбросив одну из этих газет в сторону: «Представляете, если обо мне останется только такая информация? Если спустя много-много лет меня смогут оценить лишь по газетным статьям? Ведь все решат, что я был монстром, и со мной случится та же история, что с графом Дракулой. Судя по всему, он был просто строгий хозяйственник. Жестокий, но тогда многие сажали своих крестьян на кол. А смотрите, какая у него плохая репутация! И все из-за писак. Хорошо хоть на Страшном суде учитываются разные источники». Вот как он думал!

– У него была мания величия, это я вам как врач говорю… – (Крючков рассмеялся). – Хотя, Владимир Викторович, она их все равно когда-нибудь прочитает.

– Даже не сомневаюсь, – все еще улыбаясь, сказал адвокат. – У девочки сильный характер. Она меня даже не спросила, что я думаю о процессе.

– А что ее интересовало?

– Ну, я пришел, чтобы проинформировать ее об имуществе, которым она на сегодняшний день располагает. Это имущество не такое уж большое. Разумеется, у нее есть хорошая квартира, есть машина, дача. Еще на ее имя положена некая сумма в банк. Но сумма, откровенно говоря, не огромная.

– А где все остальное?

– Разошлось… Многое было утрачено еще во время процесса, потом Маринино содержание влетело в копеечку. Думаю, что все воровали, Иван Григорьевич.

– А фонд, его имущество?

– Оно Марине не принадлежит.

– Так по завещанию?

– Да.

– Ну и ну. Я был уверен, что она унаследовала миллионы.

– Все были уверены… Впрочем, она и унаследовала миллионы. Квартира, загородный дом и сумма в банке – это как раз пара миллионов. Но все думали, что будет в разы больше.

– А как вы считаете, Лола Королева тоже думала, что будет в разы больше?

– Эта не думала – эта была уверена. Сам Королев ей об этом неоднократно рассказывал. Зачем – другой вопрос. Он ей говорил прямо: «Моя дочь – принцесса, а ты, Лола, лимитчица. Дешевкой родилась, дешевкой умрешь. Поэтому моя дочь, когда очнется, унаследует целый мир, а ты получишь фигу с маслом». Думаю, что некрасиво так говорить. Правда, он говорил это во время ссор.

– Тем не менее, она старательно исполняла его волю после его смерти.

– То есть контролировала Маринино лечение? Ладно вам! Вы же знаете: клиника работает как машина. Что здесь контролировать? И потом, десять тысяч долларов в месяц – это неплохая зарплата. Вот вы – человек, который по-настоящему не отходит от нее. Вы получаете такую зарплату?

Иван Григорьевич даже улыбнулся: слова были излишними.

– Так что из Лолы не получится сделать героическую вдову.

– А где она сейчас?

– Понятия не имею.

– Вы не знаете, она получила деньги за последний месяц?

– Знаю. Она их не получила.

– Вам это не кажется странным? Десять тысяч – немалая сумма.

Адвокат остро глянул на него. Потом покачал головой.

– Вы были с ней знакомы? – спросил он.

– Я пришел сюда лишь месяц назад. Я ее не застал.

– Были бы знакомы, не спрашивали бы. Эта девушка не собиралась хоронить себя в образе вдовы. Все эти два года она искала богатого мужчину. Она его начала искать еще до самоубийства Королева, и он это знал. Михаил Александрович отдавал себе отчет в том, что его проблемы жене не нужны. Он сказал так: «Если в этом мире в чем-то можно быть уверенным, так это в том, что Лола не будет носить мне передачи в тюрьму».

– Но она два года подряд приходила в эту клинику чуть ли не через день.

– Ну, во-первых, у нее была личная причина. Во-вторых, принцы ловятся не так быстро. Ей нужны были деньги, и она выполняла условия завещания. Чтобы найти нового хозяина, она должна была шикарно одеваться, ходить по модным ресторанам, ездить на дорогие курорты. Она снимала небольшую дачу на Рублевке, оплачивала членство в самом, как это сейчас говорят, пафосном спортивном клубе. Там такие девушки часто ловят принцев. Они даже платят администраторам, чтобы те им звонили, когда в спортивный зал придет определенный человек. Это настоящая охота, Иван Григорьевич. Я нередко составляю брачные контракты для таких пар, я насмотрелся. С учетом Лолиной красоты эта охота должна была завершиться успешно.

– Вы считаете, что месяц назад она успешно завершилась?

– Думаю, да.

– Мне говорили, что квартира на 1905 года опять стоит закрытая. Она ее бросила?

– Почему бы нет? И квартира и десять тысяч – для нее не куш. По своим внешним данным она может претендовать на яхту или на самолет. Вполне возможно, сейчас Лола живет в каком-нибудь красивом доме на мысе Антиб.

Иван Григорьевич задумался: но не о Королевых – о сигаретах. Ему опять хотелось курить, хотя уже и не так мучительно. На днях он понял, что у него получится избавиться от этой привычки: он сильный.

– И как Марина отреагировала на завещание отца? – спросил он.

Адвокат пожал плечами.

– Я и не ожидал каких-то особых реакций. У Марины сейчас есть потрясения посильней. Она выслушала мою информацию спокойно. Она обеспечена, ей не надо думать о куске хлеба. Чего еще желать? Только выздоровления… А правда, что вы собираетесь ее выписывать?

– Она очень настаивает, и у Иртеньевых нет медицинских показаний ее удерживать. Разумеется, лечение будет продолжено… Кроме того, память может вернуться как раз на воле. Здесь ей не за что цепляться. Белый потолок, белые стены, что здесь вспомнишь? Ничего. Надо выходить в мир.

– Ох, Иван Григорьевич, – адвокат вздохнул. – Так вот иногда подумаешь: а стоит ли мир того, чтобы в него выходить? Белый потолок, белые стены – какая это роскошь по нынешним временам! Мир катится ко всем чертям, вот что я вам скажу. Я мечтал бы проспать эти теракты в Америке, взрывы домов и, главное, Беслан – детей под пулями. Сейчас вот вспоминаю – и мурашки по коже. Какое счастье не увидеть этих ужасов в прямом эфире! Нет, я бы тоже кое-что забыл, Иван Григорьевич. Некоторые вещи памяти не заслуживают, вам не кажется?