Амнезия

22

Перед нею бетонный забор. Он расходится в обе стороны от синих плотно закрытых ворот. Справа от ворот табличка – «Улица летчика Ивана Порываева, дом 17», под табличкой – кнопка звонка.

В ушах такой же гул, как во сне, а в груди – такое же сумасшедшее биение сердца.

Нет только собаки.

В глазах от ужаса темно, и кажется, что на месте собаки лежит ее тень. Собаки нет, но тень есть. Стучит собачий хвост, поднимая пыль.

Тук-тук, тук-тук…

Нет, это где-то вдали забивают гвозди. Или выбивают ковры?.. Какие ковры, Марина?! Улица состоит из одних бетонных заборов – ни единого дома, хотя здесь и написано: дом 17.

Она подошла к воротам, и вдруг что-то в ней дернулось и заныло.

Марина оглянулась по сторонам: все спокойно, никого нет. Шофер сидит в машине, читает какой-то детектив, мимо изредка проезжают грузовики, тормозя на повороте. Вдали виднеется огромная куча песка, работает ковш экскаватора. Жарко, пыльно…

Она через силу подняла руку и нажала на кнопку. Где-то далеко послышалось слабое треньканье, зашаркали шаги. «Сейчас» – недовольно повторял мужской голос, приближаясь.

Теперь она ждала чего угодно.

Например, ворота откроются, и за ними окажется кто-то, кого она сразу назовет по имени. Или там будет незнакомый человек, он удивится: «Лолка? Привет, старая перечница! Куда пропала?» – и это будет такой человек, который узнает ее даже с этими шрамами. Или это будет еще какой-то носитель тайн, хранитель ключей. Ведь если его синие ворота снятся ей ночью, значит, этот человек…

Ворота открылись, за ними стоял неопрятный старик в черной форме то ли сторожа, то ли разнорабочего. За ним был еще один мужчина – помоложе. Он казался слегка пьяным. Она вспомнила, что сегодня суббота.

– Что надо? – неприветливо спросил старик.

– Это Ивана Порываева, семнадцать? – «Ничего умнее в голову не пришло… Так готовилась к тому, что он сам все скажет, – а он не говорит, он спрашивает…»

– Ну дак здесь написано, что Ивана Порываева. Ты читать, что ли, не умеешь?

Видно было, что ни тот ни другой не собирались говорить ей: «Привет, старая перечница!»

– Я ищу.. Да, я ищу базу стройматериалов…

– Это не база стройматериалов.

– А что это?

– Это не база стройматериалов, – повторил старик, намереваясь закрыть ворота.

Она вдруг шагнула вперед, придерживая их. Внутри нее опять все заныло, словно от простуды…

– Как же! – сказала она. – Я здесь была несколько лет назад, здесь были такие хорошие цены… База переехала?

– Да не было здесь базы никогда.

– Но я же помню! Здесь еще собака была, она лежала под воротами…

Он перестал давить на ворота и наконец поднял на нее глаза. Было ясно, что ее шрамы не производят на него никакого впечатления. Наверное, и не такое видел.

– Помочь? – крикнул из окна машины шофер.

Она покачала головой.

Более молодой мужик, видимо, только сейчас заметил, что она приехала на «мерседесе». Его взгляд стал более уважительным.

– Когда, говоришь, ты здесь была? – спросил он. – Несколько лет назад? Сейчас-то чего надо?

– Хорошие цены были на стройматериалы, – с упрямством дебила повторила она («Может, подумают, я такая жадная, что не отвяжусь, пока не выясню»).

– Дядя Коля, здесь правда никогда не было базы стройматериалов?

– Да врет она все, – вдруг сказал старик. – Не могла она здесь быть несколько лет назад…

Ей показалось, что в лицо подули могильным холодом. Кончики пальцев сразу стали ледяными.

– Не могла наша собака лежать здесь под воротами несколько лет назад.

– Почему, дядь Коль?

– А потому! – злобно ответил он молодому, не отводя взгляда от Марины. – Потому что ворота наши были заделаны снизу, вот почему! Листы были железные прибиты. С тех пор как Рекс человека покусал. Мы эти листы сняли только полгода назад, они были ржавые, страшные. Так что не выдумывай, дочка, иди подобру-поздорову…

– Во как! – уважительно и равнодушно сказал молодой. – Ты, дядя Коля, прямо припечатал! Пошли дальше пить.

Теперь она ворота не держала. Она стояла перед ними, как баран, – просто тупо смотрела на них. У сказанных слов был только один смысл.

Она была здесь не раньше, чем полгода назад. Как и в косметологической клинике.

А значит, еще полгода назад она не находилась в коме. Она спокойно разгуливала по улицам Москвы – красивая, веселая, – а сама все планировала, планировала свой поступок. Как бы получить наследство Марины Королевой? Как бы подменить собою эту мерзкую дуру, которой все досталось с рождения за просто так? Как бы отомстить этому уверенному в себе богачу, этому жирному пауку, насосавшемуся из людей соков до полного отвращения к себе?

На! Получай!..

Неужели так было?!

«Неужели так было? – прошептала она. – И мне теперь придется знакомиться с собою такой! Как мозг смирится с таким поворотом на сто восемьдесят градусов? Из жертвы стать палачом!»

Словно обрадовавшись ее смятению, словно ухватившись за него, как за пузырек воздуха, поднимающийся со дна на поверхность, все картинки, которые она вспомнила за последние дни, выстроились в хоровод, и он медленно плыл перед глазами, похожий на кольцо дыма.

Вот парочка на фоне леса, и не просто на фоне леса, а обязательно сквозь стекло – и глаза вспомнили царапины на стекле.

Вот собака под воротами: такая мирная, такая страшная. И тело снова заныло, а в голове сгустился жар.

А вот и что-то новенькое – поле.

Где-то неподалеку тявкнула собака, Марина резко обернулась.

На блестящем боку «мерседеса» она увидела свою изломанную фигуру: на месте лица светлело пустое круглое пятно. Его пустота была такой страшной, что Марина дернула головой.

По отражению пробежала зыбь, оно пришло в движение – пустое пятно медленно перетекло на стекла. Там все повторилось заново: кривая темная фигура, пустое светлое пятно, зыбь, рама и дальше – небо, уже не отражающее ничего.

Из жертвы стать палачом.

«Да почему же? – мягко спросил кто-то внутри нее. – Ты ведь ничего не знаешь, зачем же ты читаешь приговор? Из какой жертвы и каким палачом? Не приговаривай себя заранее».

«Мудрая мысль!» – сказала она вслух закрытым воротам.

… Ей показалось, что тень собаки привстала и низко наклонила голову…