Амнезия

19

Турчанинов не обманывал, когда говорил, что в фонде не рады его активности. Ему об этом сказали даже не намеками – а прямо. Это произошло за два дня до встречи с Мариной.

В клинику позвонил адвокат Крючков, и уже по тому как он покашливал, приглашая Ивана Григорьевича приехать, стало понятно, о чем пойдет разговор.

В холле Турчанинова встретила симпатичная девушка в мини-юбке, эта девушка повела его за собой.

Они миновали выщербленные мозаичные круги, чугунные скамейки, мраморные скульптуры – он смотрел, как весело девушка виляет загорелыми бедрами, и ему тоже стало весело: и от девушки, и от этой Римской империи времен упадка, и, главное, ото всей этой нелепой истории, участником которой он стал.

«Да-а, Иван Григорьевич, – думал он, заходя за девушкой в лифт, – никогда не надо бросаться словами. Заявил ты в том злополучном интервью, что не желаешь быть героем фарса – с тех пор только в комедиях и играешь».

Уход из милиции дался ему тяжело. Вначале, пока приезжали все эти корреспонденты, пока звонило начальство, оставался хоть какой-то кураж. Ему казалось, что он в центре истории, он – трагический персонаж, несущий послание развращенному миру. Но интерес к нему быстро пропал, его заслонили сотни других персонажей, и вокруг него воцарилась пустота.

Начитанный, образованный и вдумчивый человек, он вдруг впервые в жизни стал размышлять о смысле вечных историй. Он начал понимать, что не сам жест является испытанием, а то, что происходит после – долгие-долгие годы после. Никакой гарантии, что твой жест оценят или хотя бы заметят, – так и живи с этими постоянными сомнениями.

Его друг – самый близкий, всегда под цифрой «3» на мобильном телефоне – говорил ему: «Не зря христиане считают гордыню страшным грехом. Впал ты в этот грех, Иван! Разве может полководец уходить из армии из-за одного, пусть даже крупного, поражения?»

«Да не одного! – горячился он. – Не одного, понимаешь?! Что это за война такая: собственные солдаты играют на стороне противника, генералы сообщают ему планы операций! Эта игра – поддавки?»

«И уныние – грех!» – грозил тот пальцем.

Отсидевшись полгода в образовавшейся тишине, он устроился в коммерческие структуры. Стал начальником службы безопасности большого частного подмосковного санатория.

Турчанинов ожидал, что здесь, в рыночном мире, ему будет очень сложно найти свое место. Всю предыдущую жизнь он посвятил службе государству и о свободном рынке думал с некоторым ужасом.

Оказалось, что законы здесь намного проще, а правила – намного ясней. Бизнес мог существовать в очень узких рамках целесообразности – они сами выстраивали его и не давали отклоняться в стороны.

Государственная машина, которой Турчанинов отдал столько лет жизни, была устроена намного хуже. Она была неповоротливой, жадной, требовала постоянного всеобъемлющего надзора, и этот надзор надстраивался все новыми и новыми этажами – казалось, процесс не закончится никогда.

Воспринимал ли он себя дезертиром? Да. Но эта мысль не очень беспокоила его.

Оказавшись на другом берегу, он яснее разглядел, с каким врагом боролся. Развращенность была всеобщей, и теперь стало понятно, что победить Королева он бы не смог никогда.

Михаил Королев выиграл дело потому, что абсолютно все, от кого это дело зависело, поддались тому или иному искушению. Пять лет назад Турчанинов думал, что искушение исходило от Королева, что этот человек был главным искусителем, почти уже не человеком – дьяволом. Но постепенно бывший следователь остыл. Для себя он решил, что не Королев был здесь главным действующим лицом. Все девяностые годы российская история играла какие-то мощные партии, и не то что Королев – президенты были пешками. Покончивший с собой богач был не хуже других убийц и воров, а Турчанинов видел всяких и некоторых даже жалел. Пожалел он и этого запутавшегося человека.

И перестал о нем думать – тогда казалось, что навсегда.

«Человек предполагает, а Бог располагает… Что же мне теперь делать?» – вот о чем он размышлял, подходя к кабинету адвоката.

Крючков сразу повел Ивана Григорьевича в ресторан, но не в общий зал, а в сигарную.

Пока им на столик ставили тарелки с салатом (новомодным, состоящим из одних листьев – Турчанинов такие не любил) и бифштексом, пока разливали красное вино по бокалам, он оглядывался по сторонам.

Комната была обита деревянными панелями почти до потолка. Вдоль стен стояли темные стеллажи. Почти все они были заставлены полированными ящиками для сигар. В центре комнаты зеленые кожаные кресла образовали несколько кругов с низкими столиками посередине.

Они с Крючковым сели у стены – за ширмой. Здесь стол был не низкий, а обеденный, и стояли не кресла, а стулья, впрочем, тоже кожаные. «Для конфиденциальных разговоров», – добродушно подумал Турчанинов. Настроение улучшалось с каждой минутой. Он был уверен, что через полчаса освободится от этого мутного дела.

Официант поставил на стол третий прибор.

– Кто-то еще подойдет?

– Наш главный юрист, – оглядываясь, пояснил Крючков. – Да вот и он. Сейчас заморим червячка! – Адвокат удовлетворенно потер руки.

К их столу подошел вальяжный улыбчивый мужчина в красивом костюме. Он протянул руку, невнятно представился. Турчанинов не стал переспрашивать, ему показалось, что мужчина специально скомкал свое имя.

– Болезненное воображение было у нашего дорогого отца-основателя! – сказал мужчина, усевшись за стол и радостно осмотрев сервировку. – Уж вас-то зачем он рекомендовал для такого дела? Я всегда говорил, что Мишанина вседозволенность сделала его немного ненормальным. Это, знаете ли, обычное дело: человек не может не мечтать об ограничении собственных полномочий, он хочет, чтобы мир имел строгую форму и твердые стены. Если стен нет – или ему кажется, что их нет, – человек просто впадает в отчаянье.

Крючков осуждающе посмотрел на него, но главный юрист не обратил на это внимания.

– Бифштекс слишком сух! – заявил он.

– А я не люблю с кровью, – улыбнулся Турчанинов.

– Не раскусили еще ее прелести… Кровь – это всегда прелестно.

– Борис Борисович! – сердито сказал Крючков. – Давайте без философствований. Мы собрались по серьезному делу…

– Да как же без философствований, коллега? Как же без них-то? Никак без них нельзя! Михаил Александрович написал это свое посмертное письмо, чтобы что? Объясните мне, дураку, пожалуйста! Что это за дешевая комедия?

Крючков стал совсем хмурым, и Турчанинов решил вмешаться.

– Дешевой комедией это стало в тот момент, когда Марина очнулась, – сказал он. – Если уж упрекать кого-то в плохом воображении, так это судьбу.

Они вдруг одновременно посмотрели на Турчанинова с одинаковым выражением – и он понял, что сказал то, что надо.

– Редкий медицинский случай… – осторожно произнес Крючков. – Но не небывалый.

Главный юрист откинулся на спинку стула и весело оглядел их, покачивая головой.

– Мы что – на дипломатических переговорах? – громко спросил он. – Решаем судьбу крылатых ракет средней дальности? Да что вы в самом деле – ходите вокруг да около! Иван Григорьевич, мы хотим, чтобы вы знали нашу позицию.

– Я ее знаю. Но она мне не совсем понятна. Какая проблема, если выяснится, что…

– Да огромная проблема, огромная! Вам не приходило в голову, что это вообще невозможно доказать?

– Ну уж.

– Не ну уж! Не ну уж! Это что за процесс будет курам на смех? Фонд и так дышит на ладан, у него плохая репутация, чего скрывать. А тут такой шум! И главное – как докажешь? Девушка все равно пять лет считалась неживой. Медицинские документы куда-то пропали…

– Их забрал Сергеев, – с набитым ртом пояснил Крючков.

– Ну вот! Остаются люди, которые там работали. Все они давние коллеги Сергеева, мы посылали к некоторым из них своих юристов, осторожно порасспрашивали…

– «Осторожно»! – саркастически передразнил Крючков.

Юрист пренебрежительно отмахнулся.

– Короче, они будут молчать. Даже если бы Елена Королева была жива… Предположим, она жива. Тогда это она начинает процесс… – Он поразмышлял немного. – Нет! Все равно курам на смех! Наркоманка, которая хочет унаследовать имущество внезапно очнувшейся дочери, заявляет, что дочь подменили. Бред сивой кобылы! Особенно учитывая скудную техническую базу нашего следствия! Если бы мне было позволено выбирать, я бы стал адвокатом Марины, а не Елены. Ее дело выглядело бы верней. А уж теперь, когда Елена мертва!

– Иван Григорьевич, а можно я задам один вопрос? – сказал Крючков.

– Задавайте.

– Вы сами-то как думаете: эта очнувшаяся, она кто?

Турчанинов наклонился над тарелкой и видел только их безголовые костюмы, нависающие над столом. Они напряглись и замерли, ожидая ответа. Ему даже показалось, что они не дышат.

– А вы почему заподозрили? – выдержав паузу, спросил он.

– Это все наш дорогой Крючкотворов, – недовольно выдохнул юрист. – После беседы с Мариной по поводу завещания он вдруг заявил, что покойный Мишаня описывал ему совсем другую девочку.

– Девочку! – подняв вилку, отметил Крючков. – Девочку! А та, что разговаривала со мной в клинике, была холодной и умной, как змея. И это после амнезии? Да не смешите меня, пожалуйста. Все она помнит!

Юрист снова задумался, как бы проигрывая разные сценарии будущего дела:

– Но ведь должны быть какие-то физиологические доказательства? Группа крови, цвет глаз? – неуверенно предположил он.

– Одинаковые.

– Ну хорошо, атрофия мышц! За пять-то лет!

– Вы же сами, Борис Борисович, возмущались по поводу счетов за швейцарские аппараты, – довольно ехидно сказал Крючков. – И потом, это надо было в первые дни определять. А теперь-то, спустя два месяца, что вы докажете?

– Да я и не собираюсь ничего доказывать, милый мой Владимир Викторович! – завопил юрист. – Что я могу утверждать, если я ни ту ни другую в глаза не видел? Вы с Лолой несколько раз общались, и то не уверены. А уж Марину-то мы все знаем лишь по фотографиям пятилетней давности! Без шрамов! Со шрамами ее никто ни разу не фотографировал!

Крючков повернулся к Турчанинову, слегка нахмурился.

– Вы не ответили на наш вопрос, Иван Григорьевич, – сказал он. – Как вы думаете, подмена возможна?

– Да. В конце апреля Лола пропала, перед этим она заплатила косметической клинике пять тысяч долларов. Очень вероятно, что она причастна к убийству Елены Королевой. Может, и любовник ее причас-тен? – Он быстро перевел взгляд с одного на другого: и юрист, и Крючков опустили глаза. – Вы знали, что Сергеев и Лола любовники?

– Да. Случайно узнали год назад.

– Хорошо же вы контролировали ее лечение!

– Ну так лечение, а не моральный облик ее мачехи и главврача.

– Это было не опасно – оставлять такую гремучую парочку у кровати больной?

– А что мы могли сделать? У Лолы были все полномочия. По завещанию она надзирала за нами, а не мы за ней.

– Могли бы, по крайней мере, сказать мне об этом.

– Знать бы где упадешь, соломку подстелил бы… Так вы считаете, Елена была убита, потому что она одна могла быть заинтересована в возбуждении дела?

– Да, она могла заявить, что ее дочь подменили. И могла доказать подмену с помощью экспертизы ДНК. Ну и, наконец, у Лолы есть мотив: в случае Марининой смерти она оставалась совершенно без средств к существованию.

– Да и бог с ней, – еле слышно прошептал юрист.

– Но есть и некоторые осложнения. – Турчанинов взял бокал с вином, поставил локти на стол. – Все это готовилось, пока Марина была жива. Почему был выбран конец апреля? Может, произошло ухудшение ее состояния? Может, стало понятно, что она умрет со дня на день?

– Очень реальная версия!

– А по-моему, так нереальная, – лениво сказал Иван Григорьевич. – Куда реальнее, что они и без того собирались ее убить.

Юрист всплеснул руками.

– Почему же не собрались раньше?

– Не так это просто, наверное.

– А что такое «убить» в ее положении? – тихо спросил Крючков. – Вам не приходило в голову, что это значит лишь отключить один очень дорогой аппарат? Отключить его можно во многих случаях. Например, надолго пропадает электричество в районе. Или у фонда больше нет денег содержать ее.

– Есть еще ее имущество.

– А знаете, насколько бы его хватило? Вы вообще знаете, когда бы этот аппарат пришлось отключить, если бы Марина… если бы она не «очнулась»?

– Через год максимум, – сказал юрист.

– Так вам повезло, значит? – благодушно спросил Турчанинов.

– Да уж, не хотелось бы принимать такое решение…

– А на что вы рассчитывали, когда нанимали меня?

– Да на другое, Иван Григорьевич, поверьте, что совершенно на другое! Мы знали, что Сергеев – Лолин любовник. Однако мы не подозревали его ни в чем плохом – он обычный жиголо. Но он ведь стал увольнять людей и объяснял при этом, что Марину могут убить. Мы ему поверили! Если бы ее убили, это был бы страшный скандал. Он нам был не нужен. Поэтому мы вас и наняли. Охранять!

– Что ж, – произнес он. – Я выполнил задание. Она жива и даже здорова. Да! – Он совсем развеселился. – Я перевыполнил задание!

Может, ему показалось, но два еле слышных вздоха облегчения поднялись над пустыми тарелками.

– А сейчас по сигаре, господа! – радостно произнес юрист. – Как вы к сигарам относитесь, Иван Григорьевич? Нам тут давеча привезли кубинские.

– Да уж, ничего не скажешь – перевыполнили, – улыбнулся Крючков. – И за это вам полагается хорошая премия.

– Голубчик, принеси нам кубинские сигары вон на тот стол… И коньячку. Обмоем премию?

– Я бросил курить.

– Так это же сигары, Иван Григорьевич! Побойтесь Бога! Мы никто не курим – мы вкушаем!