Амнезия

31

Турчанинов шел быстрым шагом и преодолел расстояние в четыре квартала за десять минут. Он думал, у подъезда уже будет стоять милицейская машина, но никого не увидел. Свет ярко горел над входом и внутри, ничего зловещего вокруг не было.

Иван Григорьевич в некоторой растерянности остановился перед запертой дверью, и ему тут же показалось, что сзади рычит собака. Турчанинов быстро оглянулся: с детской площадки на него смотрела какая-то дворняга. Она низко наклонила голову и наблюдала за ним, даже и не рыча – скорее, булькая горлом.

«Черт, когда они рычат, это плохой знак, – подумал он. Лучше бы лаяла… Как войти в подъезд?» Ему захотелось не войти туда, а вбежать.

Тут же в освещенном холле, за фикусом, кто-то прошел. Человек приблизился, и Турчанинов узнал в нем Марининого шофера.

– Не приняли вызов, можете себе представить! – растерянно сказал тот, пропуская следователя внутрь. – Сказали: вызывайте МЧС или ДЕЗ, пусть они дверь выламывают. Мол, мы тут при чем? И все пьяные…

– Охамели совсем, – Турчанинов поймал себя на излишней поспешности, с которой захлопнул дверь. Он оглянулся: дворняга лежала возле песочницы и, кажется, собиралась поспать. «Накрутил себя!» – с облегчением подумал он.

Они пошли к лифтам.

– Что случилось, рассказывайте.

– Да я все рассказал. Дверь изнутри подперта чем-то.

– Не закрыта?

– Нет, чуть-чуть отходит.

– Там тело, думаете?

Шофер вдруг перекрестился, причем как католик – слева направо.

– На тело не похоже…

– Что же это тогда?

– Да сейчас сами все увидите… Они еще знаете что сказали? Если будет труп, тогда вызывайте! Ну не сволочи?

– Мы с вами из милиции ушли, как нам теперь судить кого-то?

– Ничего себе! Я налоги, между прочим, плачу! Хотя вы правы, – вздохнув, согласился он.

Лифт остановился на десятом этаже. Двери открылись.

– А почему темно?

– Лампочки вывернуты. Турчанинов, сделав усилие над собой, вышел на лестничную площадку.

Осмотрелся, поежился: растерзанные пакеты лежали в квадрате света, падающего из открытого лифта, картину надвое пересекала его же собственная тень. Все это выглядело жутко.

Лифт шумно закрылся, стало совсем темно. Он достал из кармана фонарик, посветил в замочную скважину – никаких царапин. Дверь казалась приоткрытой на несколько миллиметров. Он постарался приоткрыть еще, но у него ничего не получилось.

– Это не тело, – сказал он. – Тело бы обратно дверь припирало, и нужно было бы ее приоткрывать снова. И сопротивление было бы мягким… Марина!

За дверью было тихо. Он приложил ухо к щели: ему показалось, что-то ритмично капает или стучит. «Незакрытый кран? Нет». Звук, скорее, был похож на сигнал электрического будильника. Турчанинов вдруг вспомнил тот эпизод дела о покушении на Марину Королеву, где охранник прислушивался к телефонным звонкам. Ему стало очень неприятно, но благодаря воспоминанию он догадался: это телефонные гудки. Шофер говорил, что трубка снята.

Соседская дверь открылась так неожиданно и с таким грохотом, что они оба дернулись, а шофер даже вскрикнул.

Из-за двери выглядывала молодая и симпатичная женщина.

– Вы кто? – без особой тревоги спросила она.

– Мы пришли к вашей соседке, а дверь открыть не можем. Там заперто, телефон не отвечает. Мы волнуемся.

– А-а, – спокойно протянула она. – А то вы меня напугали. Я даже в милицию позвонила, но они там все пьяные…

– Что ж вы дверь-то открываете?

– А что?

– Да мало ли кто ходит!

– А я по тембру голоса поняла, что интеллигентные люди. – (Турчанинов возмущенно цыкнул). – У вас есть ключ? Не можете открыть? А она дома? Думаете, что-то случилось? – быстро и сочувственно спрашивала женщина.

– Да. Видите, продукты валяются. Вы ничего не слышали?

– Я слышала, что лифт постоянно открывался и закрывался. Глянула в глазок, но ничего не увидела. Было темно. Или стоял кто-то.

Турчанинов встал спиной к соседской двери. Слева от него была неглубокая ниша, в которой мог запросто поместиться человек. Если он вышел из ниши по направлению к Марине, то его спина должна была полностью закрыть обзор.

– Криков не было?

– Мне показалось, чей-то негромкий голос. Потом что-то разбилось, я подумала, это в мусоропроводе. Если в мусорку бутылки бросают, они гремят на весь дом. А знаете что? У нас балконы смежные. Хотите, слазьте туда?

Он смотрел на женщину с удивлением и симпатией. Женщины, вообще, не переставали его поражать. Иногда ему казалось, что только в них спасение. Они бывают такими смелыми, такими бесшабашными…

Турчанинов не хотел лезть через балкон, да и не его это было дело, если что-то случилось. Но перед этой женщиной стыдно было выглядеть не отважным.

Они прошли по коридору, свернули в спальню. В квартире было чисто, светло, уютно, пахло чем-то ванильным – наверное, выпечкой. Не хотелось уходить отсюда, тем более через балкон.

Турчанинов встал на плетеное кресло, стараясь не глядеть вниз. Но город все равно засиял по окраинам его взгляда, зашумел под ногами. Откуда-то взялся сильный ветер. Иван Григорьевич вроде и не смотрел по сторонам, а уже видел и огоньки Кремля, и две освещенные высотки на горизонте, и даже сияющую излучину ночной реки. От страха зрение обострилось. Впрочем, он думал, будет страшнее.

Соседка предложила этот вариант от чистой души: перегородка между балконами была не широкой, ему не пришлось выставлять зад наружу и висеть над пропастью. Ну, может, только нога вылезла за перила на пару секунд да мысль в голове пронеслась: «Сейчас этот человек, что мог выйти из ниши, выйдет из квартиры на балкон… Какие глубокие царапины в перегородке оставят на прощание твои ногти, Иван Григорьевич!» Он нервно хмыкнул.

Теперь он стоял на балконе и набирался сил для того, чтобы двинуться дальше. Маринина комната была полностью закрыта от него занавеской, свет в комнате горел.

Вдруг прямо перед его глазами явственно прошла тень. В комнате кто-то был, и этот кто-то ходил в полный рост. Турчанинов буквально рухнул на пол балкона.

Тут же по закону подлости его нога коснулась то ли палки, то ли швабры, та упала с грохотом на плитку, внизу залаяла проклятая собака. За шторой снова появилась тень, она остановилась напротив балкона и стояла, не двигаясь.

Он подумал, что, возможно, успеет перелезть обратно, но никогда не решится на это, потому что если балконная дверь откроется, когда он будет перелезать, его даже не надо будет никуда толкать – он свалится с десятого этажа сам, от одного ужаса.

Турчанинов нащупал рукой упавшую палку и резко выпрямился.

– Я следователь московской милиции! – крикнул он на весь двор. («Дурак ты, а не следователь!» – сказал внутренний голос, похожий на голос жены). – Предупреждаю, я вооружен!

Он толкнул от себя балконную дверь и снова крикнул свои идиотские слова. Тень взмахнула рукой, и сквозь штору на него обрушился какой-то предмет. Хорошо, что Турчанинов выставил вперед палку. Предмет больно стукнул его по кисти, упал на пол и разбился. Турчанинов со всей силы рванул штору, отодрал ее от себя – жизнь в это время, как и было обещано, пронеслась перед его глазами…

Посреди комнаты стояла Марина и смотрела на него совершенно безумным взглядом.

Прошла, наверное, минута, не меньше. По крайней мере, за это время через перегородку успел перелезть шофер. Он ввалился в комнату, наступил на разбитую вазу, запутался в шторе, бросился к Марине, чертыхаясь, – Турчанинов стоял и смотрел.

– Вы? – повторяла Марина. – Вы?

Шофер куда-то ее тащил, пытался расспрашивать, а Марина не отводила своего безумного взгляда от Турчанинова. Наконец шофер усадил ее на диван, побежал за водой на кухню. На столике из снятой трубки тоскливо гундели короткие гудки.

Турчанинов подошел, положил трубку на место. Потом вышел в коридор: дверь была приперта комодом.

– Что случилось? – спросил он, вернувшись.

– Вы? – повторила она. – Откуда вы здесь?

– Почему вы забаррикадировали дверь, почему сняли трубку? В квартире еще кто-нибудь есть?

Марина помотала головой. Шофер, наклонившийся над нею с водой, опрокинул чашку ей на колени. Она даже не вздрогнула.

– Марина, вам надо вернуться в клинику и продолжить лечение, – сказал Турчанинов.

– Я не сумасшедшая.

– Вы больны.

– Вам не удастся свести меня с ума.

– Я и не пытаюсь. Но вы больны.

– Иван Григорьевич! – осуждающе сказал шофер. – Давайте хоть расспросим, что произошло!

– Хорошо. Что произошло, Марина?

– Я не хочу об этом говорить.

– Потому что ничего не произошло, ведь так?

– Иван Григорьевич!

Он зло обернулся к шоферу.

– Я не напрашивался! Это вы меня вызвали!

– Я вас вызвал помочь!

– Что значит «помочь»? Помочь играть в этом спектакле?

– Как вам не стыдно! Вы посмотрите на нее!

– Она невменяемая.

– Меня ждали… – вдруг сказала она.

– Кто ждал? Где?

– У соседской двери есть ниша… Там стоял человек. Мужчина.

– Он напал на вас?

– Нет, он просто вышел оттуда и сказал…

– Что сказал?

– Он сказал: «Лола, прости меня за то, что я с тобой сделал».

С большим человеческим удовлетворением Иван Григорьевич увидел, как челюсть шофера поехала вниз. «А то раскомандовался! – подумал он. – Узнай с мое, а потом призывай к терпимости».

– Вы бы его узнали?

– Нет. Я его не видела. Я пыталась открыть дверь, а он говорил это за моей спиной… – Ее лицо сморщилось, стало совсем уродливым, по лицу потекли слезы. «Как некрасиво плачут некрасивые женщины», – вот что он думал в тот момент, и думал еще о Михаиле Королеве, враге, человеке, испортившем ему жизнь, отобравшем любимую профессию… Хозяин мира Михаил Королев, такого момента ты не представил бы и в самых тоскливых своих снах.

– Я больше не могу, – причитала она. – Я не хочу жить, зачем я проснулась?

– Значит, он не нападал? Он потом стучал, звонил?

– Нет!

– Почему же вы задвинули дверь комодом?

– Мне было страшно.

– А трубку зачем сняли?

– Этот телефон все время звонил, звонил, звонил!

– Марина, это я звонил! – испуганно сказал шофер.

– Я не могла слышать эти звонки! Уходите! Мне ничего не нужно, оставьте меня в покое!

Турчанинов потер лицо руками.

– Я не хотел выяснять всю правду, вы это знаете. Но правда сама не отпускает меня на волю. Обещаю вам: я все выясню. Кто не спрятался, я не виноват.

– Я не прячусь, клянусь вам, – прошептала она.