Амнезия

8

Прошел уже почти месяц с того момента, как Марина Королева пришла в себя. Ее состояние улучшалось с каждым днем, и правду больше скрывать было нельзя. Девушку надо было подвести к зеркалу.

Ей уже рассказали, что на самом деле произошла не авария, а покушение, что все случилось через месяц после начала учебы в институте. Марине объяснили, что скорее всего это было связано с делами отца. Он был влиятельным и богатым человеком, он занимался нефтью и много еще чем, у таких людей всегда есть враги.

Отец ее очень любил и сделал все возможное, чтобы она поднялась на ноги. Оборудовал клинику, которая до этого была всего лишь центром для диспансеризации сотрудников его фонда, нанимал замечательных врачей, следил за последними достижениями в области медицины, привозил лучшие лекарства.

Она должна была почувствовать, что в прошлой жизни была желанной, любимой, нужной.

Потом осторожно приступили к истории смерти ее отца.

Михаил Королев погиб два года назад при странных обстоятельствах. Следствие склонилось к версии самоубийства, хотя неопровержимых доказательств этой версии все-таки не было.

Королев выбросился из окна. Он выпрыгнул из своей старой, давно им не используемой квартиры на улице 1905 года.

Он не жил там уже много лет, она просто стояла закрытая. Несмотря на импортные стеклопакеты, квартира была полна пыли. Только на подоконнике ее не было. Провели десятки экспертиз, но так и не доказали, что он спрыгнул сам. Тем более не доказали, что его сбросили.

Вроде бы соседи слева слышали довольно громкий разговор, но возможно, это был телевизор или Королев ругался по мобильному.

Последнее время у него было очень плохое настроение. Это заметили окружающие. И если быть откровенным, то с чего ему было веселиться? Единственная дочь третий год лежала в коме, и, говорили, надежды никакой. Отношения с молодой женой были плохие; он собирался разводиться, причем все считали, что развод будет трудным – уж больно ушлая девка. Пять лет назад Королев уже пережил неприятный судебный процесс, затеянный первой женой, Еленой, которая вдруг заявила, что ее имущественные права ущемлены. Что, мол, когда она разводилась с Михаилом Королевым, то ничего с него не потребовала, а ведь он миллионер.

Этот развод произошел давным-давно, когда Королев не был богатым, но за дело ухватились его конкуренты. Кое-какие акции Михаил приобрел еще будучи женатым на Елене, и теперь их можно было оспорить.

Елена никогда бы не догадалась шантажировать его этими акциями. Она вообще плохо представляла, что это такое. Но, во-первых, ее личность была уже сильно разрушена наркотиками. Во-вторых, за нее вплотную взялись: и даже не столько второй муж (тот тоже был наркоманом и марионеткой), сколько опытные хитрые дяди.

Королев был согласен на серьезные уступки и предлагал Елене мировую, но ее подзуживали, говорили, наверное: «Видишь, как он испугался. Потому что знает: твое дело правое! Не вздумай поддаться. Он хочет откупиться жалким особняком в Марбелле? Дурочка, ты получишь столько, что купишь себе сорок таких особняков!»

Действительно, дурочка. Он сделал ей такое сказочное предложение только от широты души, ну и еще потому, что понимал: процесс обогатит только адвокатов. Хорошо, что на второй год тяжбы, в момент краткосрочного прояснения сознания до нее все-таки дошло, что лучше не упрямиться.

А ведь Елена была интеллигентной московской женщиной – хоть и наркоманкой, но выпускницей педагогического института. Чего же было ждать от новой королевской жены, этой сногсшибательной, просто невероятной по красоте девушки, приехавшей покорять Москву и проявившей такие качества завоевателя, что даже Чингисхан оторопел бы, с ней познакомившись?

Самое интересное, что все это бродило на уровне слухов. Никто так и не узнал, был бы суд или нет – Королев умер. На то, что суд вполне мог быть, указывали косвенные факты, например, завещание. В нем молодой вдове выделялась все та же квартира на 1905 года и больше ничего.

Такое пренебрежительное отношение к женщине, с которой Королев прожил пять лет, многое говорило не о нем, а о ней. Михаил не был жадным человеком. Достаточно сказать, что он каждый месяц платил пенсию первой теще! Та не поехала в Марбеллу, с дочерью-наркоманкой не общалась, и до самой своей смерти жила одна на деньги человека, которому в свое время испортила столько крови. Но вторую жену Королев держал в узде. «Вот она его довела, наверное!» – говорили в фонде о молодой вдове, когда стало известно о завещании.

Была и еще одна – косвенная – причина самоубийства. Еще до покушения на дочь у Королева были серьезные проблемы с властями. Его пытались привлечь сразу по нескольким статьям – там была и неуплата налогов в особо крупных размерах, и мошенничество с целью завладения чужим имуществом, и даже создание преступной группировки для физического устранения конкурентов.

Суд его оправдал, но Королев выпутался буквально чудом. Тогда и покрупнее олигархов сажали.

После своего поражения государство на время затаилось, а потом приступило к дальнейшим действиям: они уже были не масштабные, зато более подлые, почти незаконные. Это выматывало.

Королев, видимо, всерьез воспринимал угрозу тюрьмы. Из-за неприятностей его состояние таяло буквально на глазах. Он словно и не старался его спасти. Он был погружен в какие-то другие проблемы, ходил отрешенный, не похожий сам на себя. Поэтому версия самоубийства именно в тот момент не показалась его сотрудникам невероятной – хотя еще год назад они бы ее таковой сочли.

Марина Королева все это уже знала. Ей сказали, что ее мать живет в Марбелле, что дозвониться до нее не могут, но ей отправили телеграмму Если она не приедет, не будет ничего удивительного. Их отношения не были теплыми. Кроме того, она наркоманка. С этим надо смириться.

– Насколько я могу судить, вам хватало любви и без нее, – сказал Иван Григорьевич. – Поэтому постарайтесь не расстраиваться. Отец вас обожал, в Свердловске у вас была дивная бабушка – настоящая такая бабуля. Она, правда, умерла, когда вам было одиннадцать лет, но до этого вы просто купались в ее любви. Разумеется, у вашего отца были разные женщины – это неизбежно – но он никогда даже не думал ставить любовь к ним и любовь к вам на чаши весов. Если так можно выразиться, вы были главная женщина его жизни. Это огромное счастье, Марина.

– С отцом все понятно, а вот что с моим лицом? – спросила она тогда.

Он опустил взгляд.

Марина уже трогала свое лицо – оно сильно чесалось. К ней почти каждый день приходила косметолог и делала какие-то маски, примочки, водила какими-то приборами. А лицо все равно было бугристым на ощупь.

– Тот, кто ударил вас по голове, еще плеснул вам в лицо кислотой.

– Зачем?

– Не знаю, Марина.

– Меня ведь хотели убить?

– Думаю, да.

– Зачем тогда кислота?

– Следствие тоже не знает… Впрочем, ваше лицо почти обычное. Бывают лица и похуже.

– Иван Григорьевич, – произнесла она. – Этот факт мне пришлось вытягивать из вас клещами. Неужели вы думали, что после всего, что со мной произошло, меня это сильно огорчит?

– Вы же девушка.

– Я не девушка, Иван Григорьевич. Я особенное существо. У меня нет памяти, меня пытались убить, а мой отец покончил с собой. Такие существа, как я, собственной красотой не озабочены.

– Это вы сейчас так говорите, Марина. Все наладится. Вы станете интересоваться и лицом. И это будет правильно. У вас достаточно денег для того, чтобы сделать эту проблему несущественной. Пригласите меня на свадьбу?

– Обязательно. А теперь принесите мне зеркало.

Оно у него уже стояло наготове за дверью.

Марина ожидала увидеть что-то чудовищное, но увидела просто неприятное, как бы изъеденное оспой лицо. Ужасно в нем было только то, что оно совсем не походило на те фотографии, которые ей уже показали. На снимках было ее лицо до покушения, оно тоже не было красивым, но к нему она уже привыкла.

Здесь все было совсем другое.

– И нос другой, и глаза… – сказала она, не отрывая взгляда от зеркала. Ей было очень неприятно смотреть, но она хотела, чтобы главврач увидел, какой у нее сильный характер.

– Делали операции, – он чуть поморщился.

– У меня еще один вопрос… Вторая жена моего отца. Я так понимаю, что они не успели развестись. Где же она теперь? Живет на улице 1905 года?

– В завещании был один пункт… Понимаете, у вас в тот момент, помимо отца, было трое родственников. Мать, бабушка по линии матери и мачеха. В завещании, которое Королев составил незадолго до своего самоубийства, каждой из них в случае его смерти полагалось некоторое имущество. Оно было небольшим, основной наследницей, разумеется, были вы. Вашим лечением должен был заниматься фонд. Но Королев считал, что необходим контроль со стороны родственников. Больше всего он доверял теще – вашей бабушке. Но она, к сожалению, была очень больна и умерла от инфаркта еще до его самоубийства. После этого было бы логично доверить контроль вашей матери. Но вы уже знаете, что она наркоманка. Правда, Королев попытался решить этот вопрос. Если бы она уехала из Испании, развелась с мужем и прошла курс лечения в нашей же клинике, то имела бы право принять контроль на себя. За это она получала бы десять тысяч долларов в месяц. Но она не приехала. Оставалась мачеха. Для нее десять тысяч долларов в месяц были очень большими деньгами…

– Она согласилась?

– Да. Она контролировала ваше лечение в течение двух лет.

– Рискованное дело – поручать мачехе лечение падчерицы.

– Нет, не рискованное. Во-первых, она не лечила, а была только для подстраховки. Во-вторых, в случае вашей смерти она ничего бы не унаследовала. Так было составлено завещание. Тот, кто за вами следил, автоматически исключался из списка дальнейших наследников. Он получал десять тысяч долларов в месяц и больше ничего. Королев считал, что это хороший стимул и крепкий крючок. Думаю, что ваша мать отказалась следить за вами еще и поэтому.

– А сколько она получила бы в случае моей смерти? И вообще, кто был в списке моих наследников?

– Не знаю. Вы же не умерли. Кроме того, у меня есть подозрение, что Королев сказал неправду. И его вторая жена тоже бы что-то получила. Он просто хотел держать ее в узде. Для таких, как она, это необходимо.

– Ну и как, расчет оправдался? Она следила за мной хорошо?

– Говорят, что при прежнем главвраче она приходила не реже, чем два раза в неделю.

– Где же она сейчас? Я пока не видела здесь сногсшибательных красоток.

Иван Григорьевич молчал, глядя в зеркало, как и Марина. Он видел в зеркале странную маску, покрытую оспинами. Его вдруг пронзила мысль, что глаза, в которые он сейчас смотрит, – какие-то другие, не такие, как у всех. В них нет никаких воспоминаний, ни счастливых, ни стыдных, нет ни одной эмоции, которая была бы старше одного месяца. Есть ли в них в таком случае душа?

– Так где моя мачеха? – спросило лицо в зеркале.

– Она исчезла… – неохотно произнес он. – Пропала полтора месяца назад… Как сквозь землю провалилась.