Анархия. Неумолимое возвышение Ост-Индской компании

Какой бы ужасной она ни была, битва при Дели стала последней, когда британские войска столкнулись с французскими офицерами в Южной Азии, положив конец более чем вековому соперничеству, которое привело к стольким кровопролитиям, в основном неевропейцев, на всем субконтиненте. Он также положил конец несчастливому столетию Индостана, за который воевали и грабили соперничающие армии. Как выразился вскоре после этого Хайр уд-Дин, "страна теперь процветает и живет в мире. Олень ложится с леопардом, рыба с акулой, голубь с ястребом, а воробей с орлом". Хайр уд-Дин, конечно, писал, чтобы польстить своим британским покровителям, но в его словах была доля правды: по сравнению с ужасами прошлого века - "Великой анархией" - следующие пятьдесят лет будут вспоминаться как "Золотое спокойствие".

Самое главное, битва при Дели решила дальнейшую судьбу Индии. Маратхи были последней коренной индийской державой, которая в военном отношении была способна победить Компанию и изгнать ее из Южной Азии. До капитуляции Сциндиа и Холкару предстояли еще сражения, но после Ассайи и Дели исход войны был совершенно ясен. Последняя держава, которая могла сместить Компанию, была смирена и вскоре должна была быть завоевана.

Бенгалия, Мадрас и Бомбей были объединены в единое целое с Деканом и большей частью Индостана, что позволило создать империю, контролировавшую более полумиллиона квадратных миль территории, которая пятьдесят лет спустя превратилась в Британский радж. Вскоре Компания заключила договоры со всеми раджпутскими государствами, которые были вотчинами Сциндии: Джодхпуром, Джайпуром, Мачери, Бунди и джатским раджой Бхаратпура. Все основные режимы полуостровной Индии теперь были либо присоединены, либо стали союзниками Компании в процессе завоевания, сотрудничества и кооптации. Как сказал Артур Уэлсли своему восхищенному брату: "Ваша политика и наша власть свели все державы в Индии к состоянию простых шаблончиков".

Около 600 хорошо обученных гражданских служащих Компании, охраняемых 155 000 индийских сепаев, должны были управлять большей частью полуостровной Индии. Армия Компании теперь однозначно являлась доминирующей военной силой, а генерал-губернатор, управлявший ею, - настоящим императором. Лорд Уэлсли не только приобрел гораздо больше подданных, чем Британия потеряла десятилетием ранее в Северной Америке - около 50 миллионов, - он также создал кадры молодых людей, преданных его имперскому проекту, которые будут продолжать его и после его ухода. Амбициозные протеже Уэлсли работали над созданием и распространением англизированного колониального государства, которое обеспечило бы новую империю эффективно регулируемой, но все более отдаленной и чуждой административной инфраструктурой. Как писал один из них, молодой дипломат Компании Чарльз Меткалф, "Вы - государи, и как таковые должны действовать".

В Лондоне на удивление мало знали о том, что было достигнуто. Страна все еще была одержима борьбой с Наполеоном, и, несмотря на огромные территории, завоеванные лордом Уэлсли, мало кто интересовался тем, что происходило в Индии, за пределами тех организаций и людей, которые имели к этому непосредственное отношение. Даже главный начальник Уэлсли, министр иностранных дел лорд Гренвилл, заявил, что "совершенно не знаком со всеми аспектами этого вопроса", когда агрессивная экспансионистская индийская политика лорда Уэлсли вкратце обсуждалась в полупустой Палате лордов.

Но внутри Индии все знали, что только что произошла крупная революция. Многие мусульмане, возглавляемые пуританским имамом из Дели Шахом Абдул Азизом, считали, что Индия впервые с XII века вышла из-под их контроля: "Отсюда и до Калькутты христиане полностью контролируют ситуацию, - писал Шах Абдул Азиз в фетве о джихаде 1803 года. Индия больше не является Дар-уль-Исламом". Представители компании осознавали это с такой же ясностью: "Теперь мы полные хозяева Индии, - писал Томас Манро, - и ничто не может поколебать нашу власть, если мы примем надлежащие меры для ее подтверждения".

Теперь были заложены основы британского превосходства. За исключением нескольких месяцев во время Великого восстания 1857 года, к лучшему или худшему, Индия будет оставаться в руках британцев еще 144 года, окончательно обретя свободу только в августе 1947 года.

Шах Алам и королевская семья с тревогой наблюдали за ходом сражения с крыши Красного форта. Ближе к полудню им открылся вид на то, как уланы Компании преследуют бегущих маратхских сепаев прямо напротив их мраморных павильонов и "режут их на берегу реки, протекающей прямо под фортом Дели". Император немедленно послал поздравить главнокомандующего с нашей победой и заявил, что "он ждал, чтобы принять генерала как своего спасителя в свои объятия".

На следующий день, 15 сентября, по сообщению "Шах-Алам Нама",

Генерал Лейк разбил свои палатки на дальнем берегу Ямуны и послал Сайида Реза-хана, который долгое время был представителем Компании при императорском дворе, смиренно просить аудиенции у Небесного порога. Он также просил предоставить лодки для переправы через реку. Вселенский монарх отдал приказ своему речному коменданту незамедлительно прислать лодки. Генерал переправился через Ямуну и остановился в окрестностях старого форта Пурана-Кила. На следующий день Сайид Реза Хан вручил Его Величеству письмо генерал-губернатора, в котором выражались добрые пожелания и верная дружба. Его Величество почтил посланника подарками в виде халатов.

16 сентября наследный принц Акбар-шах должен был явиться в лагерь лорда Лейка в Пурана-Киле в полдень, но с обычным для Великих Моголов чувством хронометража он появился только в 15:00, когда сепаи были на параде уже целых три часа. Майор Уильям Торн был среди тех, кто стоял во всеоружии, потея в своем фустиевом красном мундире под нестерпимой муссонной жарой. "К тому времени, когда прошли обычные церемонии, - писал он, - его высочество сел на своего слона, а кавалькада сформировалась, было уже четыре часа".

Расстояние составляло четыре мили, и Его Превосходительство [Лейк] прибыл во дворец только на закате. Столь велико было давление толпы , через которую должна была пройти процессия, что с трудом удалось сохранить строй; ведь население Дели было сконцентрировано в сплошную массу, и даже дворы дворца были заполнены зрителями, жаждущими увидеть возрождение дома Тимура, который так долго находился под облаками.

Воспоминания о прежних осадах и грабежах маратхов забывались нелегко, а войска Сциндии всегда были непопулярны в Дели; похоже, никто не был огорчен их уходом. Что же касается того, чего можно ожидать от новых защитников императора, то жители столицы Великих Моголов пока сохраняли открытый, но любопытный ум:

Наконец, медленно продвигаясь среди этого огромного скопления людей, жаждущих увидеть освободителя своего государя, главнокомандующий достиг дворца, и его провели в апартаменты, где раньше глаза зрителей были ослеплены великолепием восточного великолепия...

Но теперь, когда земное величие тщетно, а власть смертных неопределенна, потомок великого Акбара и победоносного Аурангзеба оказался объектом жалости, ослепший и постаревший, лишенный власти и доведенный до нищеты, сидящий под маленьким оборванным балдахином, осколком царского государства и насмешкой над человеческой гордостью. Такая сцена не могла не произвести глубокого впечатления на умы тех, кто ее видел.

Согласно "Шах-Алам Нама", Лейк все же "склонил голову к ногам императорского трона", а затем побеседовал со слепым императором через своего заместителя, полковника сэра Дэвида Охтерлони. Отец Охтерлони был горным шотландцем, поселившимся в Массачусетсе. Когда разразилась Американская революция, его семья лоялистов бежала в Канаду, а Дэвид в 1777 году поступил на службу в армию Компании. Он никогда не возвращался в Новый Свет и, сделав Индию своим домом, поклялся никогда ее не покидать. Он собрал множество индийских жен, каждой из которых подарил по слону и благодаря которым научился свободно говорить на урду и персидском. Это впечатлило и удивило летописца Мунну Лал, который отметил, что Да'уд Ахтар-Луни Бахадур (так он его называл) "был непревзойденным в понимании и проникновении и очень хорошо разбирался в персидских письмах". По просьбе императора он был оставлен при дворе, чтобы консультировать Его Величество по политическим и финансовым переговорам".

Охтерлони зачитал Шах-Аламу тщательно составленные письма, присланные по этому случаю Уэлсли, в которых генерал-губернатор описывал себя как "счастливое орудие восстановления Вашего Величества в состоянии достоинства и спокойствия под властью Британской короны". В ответ, писал Мунна Лал, "Его Величество, чтобы показать свою признательность Кампани Сахиб Бахадуру, одарил этих двух людей богатыми одеждами и награ дил титулом Наваб Самсам аль-Даула, Хан Дауран Хан, генерала Джерарда Лейка. Полковник [Охтерлони] также получил в подарок изысканные одежды и титул Насир аль-Даула, Музаффар Джанг". Охтерлони, в свою очередь, объявил о подарке Уэлсли в размере 600 000 рупий, которые будут выделены на неотложные расходы Шах-Алама, и обязался предоставить 64 000 рупийi ежемесячно "на расходы слуг императорского дома, принцев и главных придворных, столпов государства".

В последующие дни лорд Лейк устроил в Дели дурбар для всех вельмож могольского двора и некоторых других, "которые заявили о своей привязанности к англичанам". Среди них была и Бегум Сумру, которая отправила батальон своих войск сражаться с маратхами и была обеспокоена тем, что это, в дополнение к роли ее мужа в резне в Патне, может означать, что ее поместья теперь будут конфискованы. Однако во время ужина, последовавшего за дурбаром, она очаровала Охтерлони, который со временем стал ее близким другом.

Она также представилась лорду Лейку. Это оказалось более проблематичным. Лейк был глубоко погружен в свои кубки и был явно удивлен, когда к нему подошла женщина, некогда прославленная как одна из самых красивых куртизанок Дели; "вместо какого-то бородатого вождя, - пишет Скиннер, - слегка приподнятого только что выпитым вином, он галантно вышел вперед и, к полному ужасу ее сопровождающих, взял ее в руки и поцеловал". Это нарушило все правила могольского этикета, и на ужин опустилась жуткая тишина. Ошибка могла быть неловкой, но присутствие духа леди все расставило по своим местам. Вежливо приняв предложенное внимание, она спокойно обернулась к своим изумленным сопровождающим: "Это, - сказала она, - приветствие [прощения и примирения] падре своей дочери". Бегум исповедовала христианство, и поэтому объяснение было вполне в духе, хотя более опытные зрители могли бы улыбнуться появлению веселого священнослужителя в красном халате, представленного в лице его светлости".

Вскоре после войны ds Лейк отправился в Агру , чтобы захватить форт, подавить сопротивление маратхов и одержать последнюю великую победу над Сциндией при Ласвари. Охтерлони, только что назначенный новым резидентом Компании, поселился в развалинах старого здания Моголов, которое когда-то было библиотекой суфийского принца Дара Шукоха, старшего сына Шах-Джахана, а совсем недавно - домом, из которого почти пятьдесят лет назад сбежал Имад-уль-Мульк, молодой принц Шах-Алам. Тем временем у Кашмирских ворот были построены госпиталь и жилье для кавалерии и артиллерии, а хавели Камар аль-Дина у Аджмерийских ворот стало новым таможенным домом. Несколько других старых особняков были переданы в официальное пользование новой администрации Компании, и была создана двойная англо-могольская судебная система. Новая совместная англо-могольская администрация быстро сформировалась.

Завоевание Дели Компанией было, по любым меркам, чрезвычайно значимым моментом. Для незрячего и бессильного Шаха Алама, которого поэт Азад назвал "всего лишь королем на шахматной доске", оно стало окончательным решением проблемы, которая преследовала его всю жизнь: как управлять империей своих предков-тимуридов, откуда и под чьей защитой. Ему шел семьдесят седьмой год. Еще мальчиком он видел, как Надер-шах въехал в Дели и унес с собой Павлиний трон, в который был вмонтирован большой алмаз Кох-и-Нур. Он избежал попытки убийства Имад-уль-Мулька и пережил несколько сражений с Клайвом. Он сражался с Компанией в Патне и Баксаре, наградил Клайва дивани в Аллахабаде и бросил вызов Компании своим походом через всю страну в Дели. Там, вместе с Мирзой Наджаф-ханом, вопреки всему ему почти удалось восстановить империю своих предков, но после преждевременной смерти последнего великого полководца Великих Моголов она исчезла, как мираж. И наконец, в самый низкий момент на императора напал и ослепил его бывший фаворит Гулам Кадир, страдавший психозом. Теперь под защитой Уэлсли и с пенсией от компании он мог, по крайней мере, провести свои последние годы на троне своих предков, в своем любимом Красном форте, в комфорте, безопасности и с некоторым чувством собственного достоинства.

Три года спустя, 1 апреля 1806 года, заместитель Охтерлони , недавно прибывший Уильям Фрейзер, один из первых выпускников нового колледжа лорда Уэлсли в Форт-Уильяме, написал домой своему отцу в Инвернесс о своих впечатлениях от старого императора и его двора: "На одном из последних мусулманских праздников, - писал он, - я сопровождал короля в мечеть и был поражен достоинством и смирением, с которыми весь двор возносил молитвы Всевышнему".

В это время я постоянно находился рядом с королем и не мог не восхищаться крайним благородством его походки, облика и мимики. Потеря глаз ничуть не обезображивает его лик; но история их потери и его несчастья возвышает нашу жалость и почитание. После его смерти, а не раньше, мы можем сказать, что род Тимура угас как династия; начиная с хромого и заканчивая слепым".

Вряд ли это было славное правление, но, тем не менее, его жизнь была отмечена добротой, порядочностью, честностью и образованностью в то время, когда все эти качества были в дефиците. Прежде всего, Шах Алам проявил необычайную решимость, пройдя через череду ужасных испытаний. На протяжении всей своей жизни он пережил длинную череду неудач; но он никогда не сдавался и лишь на короткое время - после изнасилования его семьи и ослепления рохиллами - позволил себе поддаться отчаянию. В самых неблагоприятных обстоятельствах, какие только можно себе представить, - во времена Великой анархии - он правил при дворе, отличавшемся высокой культурой, и, помимо того что сам писал прекрасные стихи, был щедрым покровителем поэтов, ученых и художников.

Более того, он провел свою династию через самые низкие моменты и сумел сохранить пламя Моголов в самые тяжелые времена Великой анархии. Ему также удалось создать новую модель правления Моголов, в которой отсутствие реальной власти было хорошо замаскировано под ореолом божественно назначенного царствования и позолоченной ширмой высокой культуры и придворных манер, доставшихся ему от предков-тимуридов. Это было видение, которое и спустя полвека оставалось достаточно вдохновляющим, чтобы двор его внука стал центром величайшего антиколониального восстания в истории. Это восстание едва не положило конец британскому правлению и вполне могло положить начало новому этапу правления Моголов.

Для Компании это тоже было историческим событием, окончательной развязкой ее долгой борьбы за победу над маратхами и захват у них контроля над бывшей империей Великих Моголов. В то же время это был заключительный акт постепенного проникновения Компании в систему Моголов, когда акционерное общество из лондонского Сити постепенно присваивало себе власть могущественной империи Моголов и в некоторой степени, при Уэлсли, принимало на себя атрибуты могольского величия.

В конце концов, Компания утвердила свое главенство, навязав себя императору Великих Моголов в качестве регента, тем самым обретя определенную легитимность в глазах Индии под зонтиком Великих Моголов. Уже в 1831 году бенгальский реформатор Раджа Раммохан Рой говорил о "большей стабильности власти британского правительства, достигнутой благодаря благодарной дружбе монарха, который, хотя и не имеет территориальных владений, все еще рассматривается народами Индостана как единственное законное основание чести или господства". Компания понимала важность проникновения в систему Моголов, а не просто ее разрушения или упразднения.

Уэлсли заявлял директорам, что он "отшатывается от мысли, что в Англии могут заподозрить", что он хочет "посадить Ост-Индскую компанию, по сути или виртуально, на трон Моголов". Но это, конечно, именно то, что он сделал. Менее чем за пятьдесят лет транснациональная корпорация захватила контроль над почти всей территорией, которая когда-то была Индией Великих Моголов. К этому времени она также создала сложную администрацию и государственную службу, построила большую часть лондонских доков и приблизилась к тому, чтобы генерировать половину британской торговли. Его ежегодные расходы только внутри Британии - около 8,5 миллионов фунтов стерлинговj - равнялись примерно четверти всех годовых расходов британского правительства. Неудивительно, что теперь Компания называла себя "величайшим обществом купцов во Вселенной". Ее армии были больше, чем у почти всех национальных государств, а ее власть теперь охватывала весь земной шар; более того, ее акции к этому времени стали своего рода мировой резервной валютой. Как писал Берк: "Конституция Компании началась с торговли и закончилась империей"; или, как признался один из ее директоров, "империей внутри империи".

Тем не менее, несмотря на все свои огромные ресурсы, для финансирования шести лет непрекращающейся войны Уэлсли почти обанкротил компанию , увеличив ее ежегодный дефицит до 2 миллионов фунтов стерлингов.k в год. Общий долг компании, который составлял 17 миллионов фунтов стерлингов, когда Уэлсли только прибыл в Индию, теперь увеличился до 31,5 миллиона фунтов стерлингов.l В период с 1800 по 1806 год на 3,9 миллиона фунтов стерлингов серебраm было отправлено из Лондона в Бенгалию, чтобы помочь начать погашение огромных долгов, которые накопил Уэлсли. Известие о стоимости нового дворцового Дома правительства в Калькутте, который лорд Уэлсли начал строить с поистине могольским размахом, стало последней каплей для директоров. По их мнению, при Уэлсли правительство Индии "просто превратилось в деспотию".

6 ноября 1803 года суд директоров направил письмо в правительственный совет по контролю, в котором перечислил свои возражения против Уэлсли. Они обвинили его в том, что он

и когда они выразили свои чувства в надежде на то, что он осуществит обещанное сокращение государственных расходов... вместо того, чтобы ответить на их мнение, он приступил, как они считают, без необходимости, к осуществлению обширных планов внешней политики, неизбежно ведущих к войнам, которые... по мнению суда, принесли много серьезных бед, отдалили как никогда перспективу сокращения долга и расходов страны и обменяли надежное положение и уважаемый характер британской власти на неопределенное господство и, как следует опасаться, недовольство всех штатов Индии".

К концу 1803 года было принято окончательное решение: Уэлсли, кукушонок из гнезда компании, строивший империю, должен был быть отозван.

В 1803 году директора добились своего, но в итоге британское правительство одержало верх над Компанией. Несмотря на то что Компания с каждым днем становилась все сильнее и непобедимее, чем когда-либо в Индии, в первой половине XIX века она все больше контролировалась и ограничивалась британским государством, и идея о том, что корпорация должна управлять тем, что теперь стало самой важной колонией страны, стала восприниматься как все большее отклонение от нормы.

Анонимный автор "Эдинбургского обозрения" , вероятно, Джеймс Милль, хорошо выразил эту мысль через несколько месяцев после отзыва Уэлсли : "Среди всех дальновидных и экстравагантных систем политики, которые были предложены, - писал он, - никто не был настолько абсурден, чтобы утверждать, что наиболее целесообразным способом управления империей является передача ее под опеку купечества, проживающего на расстоянии многих тысяч миль". В 1813 году парламент отменил монополию Компании на торговлю с Востоком, позволив другим купцам и агентским домам открывать магазины в Бомбее и Калькутте.

К 1825 году в парламенте усилилась оппозиция против дальнейшего существования Ост-Индской компании. Один из членов парламента заметил, что власть и влияние Компании были настолько велики, что "если бы не то, что местонахождение ее богатств находится на столь отдаленном расстоянии, само существование такого органа было бы опасно не только для свободы подданных, но и для стабильности государства". Пять лет спустя другой член парламента гневно осуждал политиков, позволяющих "существовать гигантской власти, противоречащей благосостоянию королевства, над которой парламент имеет лишь слабый и косвенный контроль". В парламенте Джеймс Силк Бекингем пошел еще дальше: "Идея передать акционерному обществу ... политическое управление империей, населенной 100 миллионами душ, настолько абсурдна, что если бы она была впервые предложена, то ее сочли бы не просто абсурдом, но и оскорблением для самого низкого понимания королевства".

В 1833 году парламент наконец принял меры. Они приняли законопроект о хартии Ост-Индской компании, который лишал Ост-Индскую компанию права на торговлю и превращал ее в своего рода управляющую корпорацию. Компания, которая некогда возглавляла огромную империю бизнеса - и которая даже на этом этапе ежегодно зарабатывала 1 миллион фунтов стерлингов.n только на торговле чаем - вступила в свою последнюю фазу, посвященную исключительно бизнесу империи.

Наконец, 10 мая 1857 года собственная частная армия EIC подняла восстание против своего работодателя. Подавив восстание после девяти неопределенных месяцев, Компания в последний раз отличилась, повесив и убив многие десятки тысяч подозреваемых в мятеже в базарных городах, расположенных вдоль Ганга, что, вероятно, стало самым кровавым эпизодом во всей истории британского колониализма. После Великого восстания - Индийского мятежа, как его называют в Великобритании, или Первой войны за независимость, как его называют в Индии, - парламент, наконец, полностью отстранил компанию от власти.

Хватит. Государство Виктория n, осознав опасность, которую несут в себе корпоративная жадность и некомпетентность, успешно усмирило самую прожорливую корпорацию в истории. Флот компании был распущен, а ее армия перешла под контроль короны. В 1859 году в стенах форта Аллахабад - того самого, где Клайв впервые превратил Компанию в имперскую державу, подписав Дивани, - генерал-губернатор лорд Каннинг официально объявил, что индийские владения Компании будут национализированы и перейдут под контроль Британской короны. Отныне правителем Индии будет королева Виктория, а не директора EIC.

Ост-Индская компания просуществовала в ампутированном виде еще пятнадцать лет, когда истек срок действия ее устава, и наконец тихо закрылась в 1874 году, "с меньшим шумом, - отметил один из комментаторов, - чем банкротство региональной железной дороги".

Бренд теперь принадлежит двум братьям из Кералы, которые используют его для продажи "приправ и изысканных блюд" из выставочного зала в лондонском Вест-Энде.

a 6,5 миллионов фунтов стерлингов сегодня.

b 4 379 550 фунтов стерлингов сегодня.

c В некоторых вторичных источниках ошибочно считается, что тело Типу обнаружил Артур Уэлсли. То, что именно Бэрд нашел Типу, совершенно ясно из письма, которое Бэрд написал генералу Харрису; его можно найти в Montgomery Martin (ed.), The Despatches, Minutes and Correspondence of Marquis Wellesley, vol. I, 1836, pp. 687-9. Роль Артура Уэлсли во взятии Серингапатама в целом была преувеличена некоторыми историками, которые раздули его значение с помощью задней мысли и в связи с его последующими европейскими триумфами. Бэрд и Харрис были двумя старшими офицерами, которым в то время приписывали победу над Типу.

d 200 миллионов фунтов стерлингов сегодня.

e 2,6 миллиона фунтов стерлингов сегодня.

f Современные эквиваленты этих сумм таковы: 25 миллионов рупий = 325 миллионов фунтов стерлингов; 1,2 миллиона рупий = 15,6 миллиона фунтов стерлингов.

g Сегодня более 29 миллионов фунтов стерлингов.

h Раджастанский город Насирабад, что, пожалуй, удивительно, назван в честь шотландского бостонца.

i Современные эквиваленты этих сумм таковы: 600 000 рупий = почти 8 миллионов фунтов стерлингов; 64 000 рупий = 832 000 фунтов стерлингов.

j 890 миллионов фунтов стерлингов сегодня.

k Скажем, 210 миллионов фунтов стерлингов в год в сегодняшней валюте.

l Скажем, 3,3 миллиарда фунтов стерлингов в сегодняшней валюте.

m Сегодня более 400 миллионов фунтов стерлингов.

n Более 100 миллионов фунтов стерлингов сегодня.

Эпилог

Форт Великих Моголов из красного песчаника, где Дивани был добыт у Шах-Алама и где Компания окончательно лишилась своей империи - гораздо более крупный, чем те, что посещают туристы в Лахоре, Агре или Дели, - до сих пор остается закрытой военной зоной. Когда я посетил его в конце прошлого года, ни охранники на воротах, ни их офицеры ничего не знали о происходивших там событиях; никто из дозорных даже не слышал о Компании, чьи пушки до сих пор усеивают парадную площадку, где когда-то была установлена палатка Клайва Дивани.

Вечером в день моего визита я нанял небольшую лодку под стенами форта и попросил лодочника грести вверх по течению. Был час до заката, тот прекрасный момент, который северные индийцы называют godhulibela - время коровьей пыли, - и Ямуна сверкала в вечернем свете так же ярко, как россыпь могольских драгоценных камней. Цапли пробирались вдоль берегов, мимо паломников, окунающихся в воду у благоприятного места слияния, где Ямуна встречается с Гангой. Среди святых людей и паломников стояли шеренги маленьких мальчиков с удочками, занятых менее мистическим делом - попыткой поймать сома на крючок. Из углублений в крепостных стенах выпорхнули попугаи; на гнездовье прилетели майны.

В течение сорока минут мы медленно дрейфовали, вода билась о борта лодки, проплывая мимо мильной череды могучих башен и выступающих бастионов форта, каждый из которых был украшен великолепными могольскими киосками, решетками и финтифлюшками. Казалось невозможным представить, что одна лондонская корпорация, какой бы безжалостной и агрессивной она ни была, смогла бы покорить империю Великих Моголов, которая была так великолепно сильна, так уверена в своей силе, блеске и красоте.

Как в Индии, так и в Британии до сих пор говорят о завоевании Индии британцами, но, как мы попытались показать в этой книге, за этой фразой скрывается гораздо более зловещая и сложная реальность. Ведь в середине XVIII века Индию захватило не британское правительство, а частная компания. Переход Индии к колониализму произошел через механизм коммерческой корпорации, существовавшей исключительно ради обогащения своих инвесторов.

Завоевание Индии компанией почти наверняка остается высшим актом корпоративного насилия в мировой истории. При всем могуществе, которым сегодня обладают крупнейшие корпорации мира - будь то ExxonMobil, Walmart или Google, - они являются ручными зверями по сравнению с опустошительными территориальными аппетитами милитаризованной Ост-Индской компании. Однако если история что-то и показывает, так это то, что в интимном танце между властью государства и властью корпорации, если последнюю можно регулировать, то корпорация будет использовать все имеющиеся у нее ресурсы для сопротивления.

Сегодня мы возвращаемся в мир, который был бы знаком первому посланнику Великобритании в Индии, сэру Томасу Роу, где богатства Запада снова начали утекать на восток, как это было со времен Римской империи до рождения Ост-Индской компании. Теперь, когда западный премьер-министр посещает Индию, он больше не приезжает, как это делал Клайв, чтобы диктовать условия. Фактически, переговоры любого рода исчезли из повестки дня. Как и Ро, он приезжает в качестве просителя, умоляющего о контрактах и бизнесе, а вместе с ним приезжают руководители крупнейших корпораций его страны.

Корпорация - идея единой интегрированной бизнес-организации, простирающейся через моря, - была революционным европейским изобретением, появившимся одновременно с зарождением европейского колониализма, перевернувшим мир торговли между Азией и Европой и обеспечившим Европе конкурентное преимущество. Более того, эта идея продолжала процветать еще долгое время после краха европейского империализма. Когда историки обсуждают наследие британского колониализма в Индии, они обычно упоминают демократию, верховенство закона, железные дороги, чай и крикет. Однако идея акционерного общества, пожалуй, является одним из самых важных экспортов Британии в Индию, и именно она, к лучшему или худшему, изменила Южную Азию так, как ни одна другая европейская идея. Ее влияние, безусловно, превосходит влияние коммунизма и протестантского христианства, а возможно, даже влияние демократии.

Компании и корпорации сегодня занимают время и энергию большего числа индийцев, чем любой другой институт, кроме семьи. Это не должно удивлять: как недавно отметил Айра Джексон, бывший директор Гарвардского центра бизнеса и правительства, корпорации и их лидеры сегодня "вытеснили политику и политиков в качестве ... новых первосвященников и олигархов нашей системы". Негласно компании по-прежнему управляют жизнью значительной части человечества.

300-летний вопрос о том, как справиться с мощью и опасностями крупных транснациональных корпораций, и сегодня остается без четкого ответа: не вполне очевидно, как национальное государство может адекватно защитить себя и своих граждан от корпоративного беспредела. Ни одной современной корпорации не удастся повторить насилие и военную мощь Ост-Индской компании, но многие пытались сравниться с ней в успешном использовании государственной власти в своих целях.

Как недавно показали международный "пузырь" субстандартного кредитования и крах банков в 2007-9 годах, корпорации могут обогащать, формировать и позитивно влиять на судьбу наций, но могут и разрушать их экономику. В общей сложности с января 2007 года по сентябрь 2009 года американские и европейские банки потеряли более 1 триллиона долларов на токсичных активах. То, чего Берк опасался, что Ост-Индская компания сделает с Англией в 1772 году - потенциально может утянуть правительство "в бездонную пропасть", - на самом деле произошло с Исландией в 2008 году -11, когда системный крах всех трех основных частных коммерческих банков страны привел ее на грань полного банкротства. В XXI веке могущественная корпорация все еще может подавлять или подрывать государство так же эффективно, как это делала Ост-Индская компания в Бенгалии в XVIII веке.

Влияние корпораций с его роковым сочетанием власти, денег и неподотчетности особенно сильно и опасно в слабых государствах, где корпорации регулируются недостаточно или неэффективно, а покупательная способность крупной компании может перебить или довлеть над правительством, испытывающим недостаток средств. Так, например, произошло с правительством Конгресса, правившим в Индии с 2009 по 2014 год и втянутым в череду коррупционных скандалов, начиная с раздачи земли и полезных ископаемых и заканчивая коррупционной продажей спектра частот для мобильной связи за бесценок.

В сентябре 2015 года тогдашний управляющий центральным банком Индии Рагурам Раджан выступил в Мумбаи с речью, в которой выразил беспокойство по поводу того, что корпоративные деньги подрывают честность парламента: "Даже когда наша демократия и экономика стали более энергичными, - сказал он, - важным вопросом на недавних выборах было то, не заменили ли мы кумовской социализм прошлого кумовским капитализмом, когда богатые и влиятельные люди якобы получают землю, природные ресурсы и спектр услуг в обмен на откуп продажным политикам. Убивая прозрачность и конкуренцию, кумовской капитализм вредит свободному предпринимательству и экономическому росту. А подменяя особые интересы общественными, он вредит демократическому самовыражению". Его тревоги были удивительно похожи на те, что выражали Гораций Уолпол и многие другие в Великобритании более чем 300 лет назад, когда Ост-Индская компания стала синонимом показного богатства и политической коррупции.

Ост-Индская компания, к счастью, не имеет точного современного эквивалента. Walmart, крупнейшая в мире корпорация по объему выручки, не имеет среди своих активов флота атомных подводных лодок; ни Facebook , ни Shell не располагают полками пехоты. И все же Ост-Индская компания - первая великая транснациональная корпорация и первая, кто начал буйствовать, - стала образцом и прототипом для многих современных акционерных корпораций. Самым могущественным из них не нужны собственные армии: они могут полагаться на правительства, которые защищают их интересы и вносят за них залог.

Сегодня на месте штаб-квартиры компании на Лиденхолл-стрит находится здание Lloyd's из стекла и металла, построенное Ричардом Роджерсом. Ни одна синяя табличка не отмечает место, где располагалась компания, которую Маколей назвал "величайшей корпорацией в мире", и уж точно единственной державой, сравнявшейся с Моголами по захвату политической власти на обширных территориях Южной Азии. Но тем, кто ищет памятник наследию компании в Сити, достаточно оглядеться вокруг.

В этой книге предпринята попытка изучить взаимоотношения между коммерческой и имперской властью. В ней рассматривается, как корпорации могут влиять на политику и наоборот. В ней рассматривается, как власть и деньги могут коррумпировать, а также то, как коммерция и колонизация так часто шли рука об руку. Ведь западный империализм и корпоративный капитализм родились в одно и то же время, и оба в какой-то степени стали зубами дракона, породившими современный мир.

В Индии XVIII века в связи с появлением Ост-Индской компании произошли такие разрушения, что для их преодоления был придуман целый новый литературный жанр. Это жанр нравоучительных историй, известный как "Книга наставлений", или "Ибрат-Нама". Назидательную цель этих историй кратко сформулировал Хайр уд-Дин Иллахабади, автор самого известного из них: "Az farâ-dîd-i sar-guzasht-i guzashtagân, bar khud 'ibrat pazîrad" - Рассматривая эти прошлые жизни, позаботьтесь о своем будущем.

Ост-Индская компания и сегодня остается самым зловещим предупреждением истории о возможности злоупотребления корпоративной властью и о коварных средствах, с помощью которых интересы акционеров могут, как кажется, стать интересами государства. Ведь, как показали недавние американские авантюры в Ираке, наш мир далек от постимперского и, скорее всего, никогда им не станет. Вместо этого империя трансформируется в такие формы глобальной власти, которые используют для достижения своих целей не столько открытые военные завоевания, оккупацию или прямое экономическое господство, сколько взносы на избирательные кампании и коммерческое лоббирование, многонациональные финансовые системы и глобальные рынки, корпоративное влияние и прогностический сбор данных нового капитализма наблюдения, а иногда и наряду с ними.