Анатомия Меланхолии

От редактора

С Айзиком Геннадьевичем Ингером я познакомился в 1996 году. Поводом послужила его книга «Из истории английской литературы XVII—XVIII веков: Роберт Бертон, Оливер Голдсмит, Джонатан Свифт (материалы, публикации)», в которой впервые появились отрывки из перевода «Анатомии Меланхолии». Книга вышла в свет как раз в то время, когда мы готовили к печати первый выпуск международного журнала британских исследований «RuBriCa» («The Russian & British Cathedra»). В этом выпуске и была опубликована рецензия на книгу, ставшая первым появившимся в печати откликом и на уже переведенные А. Г. Ингером фрагменты, и на всю начатую им работу по изданию на русском языке этого грандиозного сочинения, которое, по словам автора рецензии, есть «не столько трактат о меланхолии, сколько грозная, скорбная и одновременно ироническая книга о природе человека, о его совершенстве и благородстве, которые удивительным образом совмещаются с вероломством и жестокостью»[31]. Процитирую и еще один фрагмент из рецензии: «Перевод «Анатомии Меланхолии»... требует от переводчика и комментатора той высочайшей филологической культуры, которая в полной мере ощущается и в этой внешне такой скромной книге: и в организации и подаче материала, ведении научной полемики, выверенности и основательности всего научного аппарата, и, наконец, в том драгоценном даре, который А.Г. Ингер подметил у Голдсмита и который в полной мере присущ ему самому: “...Он никогда не бывает категоричен в своих высказываниях, никогда не претендует на роль носителя истины в последней инстанции, ничего не навязывает; свою мудрость, мудрость чудака, он прикрывает мягким, словно извиняющимся юмором; он... слишком деликатен и мудр, чтобы претендовать на роль пророка в своем отечестве, предоставляя эту роль обладателям более зычных голосов”»[32]. Думаю, читатель, ознакомившись и с переводом, и со всеми относящимися к нему материалами А.Г. Ингера — теперь уже в их завершенном виде, — убедится в справедливости этих оценок.

При первой нашей встрече Айзик Геннадьевич рассказал, что продолжает работать над переводом «Анатомии Меланхолии» Роберта Бертона, и любезно предложил опубликовать фрагмент перевода в следующем выпуске журнала. Он отобрал для публикации два подраздела — «Как утрата Свободы, Зависимость, тюремное Заточение становятся причиной Меланхолии» и «Бедность и Нужда как причины Меланхолии». Идея заключалась в том, чтобы перевод сопровождался параллельным текстом оригинала (на английском языке с латинскими вкраплениями) и подробными комментариями, — тем самым специалисты могли бы оценить качество как перевода, так и сопутствующего ему научного аппарата. Кроме того, А.Г. Ингер написал послесловие к публикации «От переводчика и комментатора», которое в известной степени послужило основой для двух его вступительных статей, напечатанных в настоящем издании.

Второй выпуск журнала вышел в свет в 1997 году, и публикация А.Г. Ингера была тепло воспринята и в России, и за рубежом. Это был первый опыт нашего сотрудничества. Мы не раз встречались в дальнейшем, когда А.Г. Ингер выбирался в Москву, и он всегда с большой увлеченностью рассказывал о том, как идет работа над «Анатомией Меланхолии».

Перевод столь обширного и сложного во всех отношениях — научном, литературном, лингвотехническом — произведения требовал поистине титанического труда. Но не меньшего труда требовало и решение другой задачи, которую поставил перед собой А.Г. Ингер, — создать максимально полный и детальный научный комментарий. На все это ушло не менее десяти лет напряженной работы. Не будет преувеличением сказать, что перевод и комментарий к нему — более двух тысяч примечаний! — подвиг А.Г. Ингера как ученого.

Что побудило А.Г. Ингера решиться на этот труд, взяться за него и не отступаться на протяжении многих лет, несмотря на нараставшие проблемы со здоровьем? Появление имени Бертона в череде имен тех английских писателей, чьи произведения на протяжении многих лет переводил Айзик Геннадьевич, было вполне логичным и закономерным. Вся его предыдущая переводческая и исследовательская деятельность необходимо, с почти фатальной неизбежностью, подводила его к «Анатомии Меланхолии», перевод которой стал вершиной его литературного труда. Думаю, воплощенное в книге меланхолически-ироническое настроение Бертона было созвучно умонастроению А.Г. Ингера. Свое отношение к человеку и человечеству он предпочел выразить не прямо и открыто, а предоставив слово «обладателю более зычного голоса» — Роберту Бертону — и отведя себе внешне лишь роль посредника между ним и читателем. Но в переводе, при всей его «привязке» к оригиналу, при всей его точности, слышится и голос самого А.Г. Ингера; те, кто имел возможность общаться с ним, несомненно, уловят и свойственные ему интонации, и приметы, характерные для его собственной манеры речи, — все это сказалось в том, какие именно слова и выражения он предпочитал, выбирая из нескольких возможных русских эквивалентов, как строил фразы, наконец, в том, какие и как писал примечания. Работа над переводом стала страстью ученого, литератора, переводчика. Даже в самые трудные минуты жизни им двигало желание — к сожалению, несбывшееся — увидеть свой труд вышедшим из печати.

Когда А.Г. Ингер попросил меня выступить в качестве ответственного редактора перевода, я с радостью согласился и рекомендовал ему обратиться в издательство «Прогресс-Традиция», чьи книги отличаются высокой издательской культурой, качеством художественного оформления и полиграфического исполнения. Хотел бы поблагодарить издательство и лично директора Бориса Васильевича Орешина за взятый ими на себя труд по осуществлению этого уникального и чрезвычайно сложного в издательском отношении проекта.

Идея выпуска комментированного издания «Анатомии Меланхолии» на русском языке получила одобрительный отклик у зарубежных специалистов-англистов, хорошо знакомых с этим произведением и по английскому оригиналу, и по его переводам на другие языки. Но если в других странах над переводом сочинения Бертона в течение многих лет работали целые коллективы переводчиков и комментаторов, то А.Г. Ингер выполнил всю эту грандиозную работу один.

Мы обсуждали с Айзиком Геннадьевичем, как нам следует работать над книгой, какой она должна быть. В апреле 2003 года я в первый и последний раз побывал у него дома в Коломне. В течение нескольких часов во время этой оказавшейся последней нашей встречи, а затем еще много раз по телефону мы обговаривали, как будем готовить перевод и комментарии к печати. У Айзика Геннадьевича уже было довольно четкое представление о том, как должна выглядеть книга, каким должно быть ее оформление, как следует расположить текст и примечания, что вынести в колонтитулы, какие и где поместить иллюстрации, — он мысленно видел книгу уже изданной. Впоследствии, когда я уже работал с текстом (а он целиком был набран на компьютере самим А.Г. Ингером), то не раз встречал посреди текста обращенные ко мне слова: «Владимир Михайлович! Хорошо бы сделать так-то и так-то». Мне кажется, что практически все его пожелания были учтены и то, как издательство «Прогресс-Традиция» выпустило эту книгу, понравилось бы А.Г. Ингеру.

К глубокому сожалению, едва завершив в основном работу над переводом, А.Г. Ингер скончался. Текст перевода был практически готов, хотя и нуждался в окончательном редактировании, которое мы должны были выполнить в тесном сотрудничестве. Некоторые места перевода нуждались в уточнении и корректировке. Существенной проблемой были разночтения в написании имен — А.Г. Ингер не успел определиться с ними (суть проблемы проясню чуть ниже). Нуждались в некоторой систематизации и более строгом оформлении подстрочные примечания. Наибольших же редакторских усилий требовали концевые примечания, которые в ряде мест оставались фактически на уровне черновика.

Говорят, что переводчик — в какой-то мере соавтор произведения. И действительно — перевод всегда несет на себе отпечаток личности его создателя. В нем присутствуют особенности стиля не только автора произведения, но и автора перевода. При редактировании важно было сохранить эту специфику. Работая над текстом, я считал своим долгом максимально бережно относиться к тому, что было сделано Айзиком Геннадьевичем.

Теперь несколько замечаний, касающихся особенностей данной книги.

Структура книги. Читателю может показаться странной рубрикация сочинения Бертона, которая — при движении по нисходящей — выглядит следующим образом: часть — раздел — глава — подраздел. В самом деле, кажется логичным, чтобы в иерархии структурных элементов текста подраздел следовал непосредственно за разделом и предшествовал главе, которая в этом случае была бы заключительным, минимальным элементом конструкции произведения. И, судя по всему, поначалу А.Г. Ингер склонялся именно к такому варианту рубрикации. Во всяком случае, печатая фрагменты перевода в журнале «RuBriCa», он обозначил нынешние подразделы как главы, а главы — как подразделы, и сама публикация фрагментов перевода была названа «The Anatomy of Melancholy (Two Subsections)» / Анатомия Меланхолии (две главы)». Однако в окончательной редакции перевода, которая и издается теперь, А.Г. Ингер предпочел буквально воспроизвести, калькировать английскую струкутру книги, где структурные элементы ранжированы как Part — Section — Member — Subsection; при этом слово «глава» было использовано для передачи на русском языке термина Member. В то же время в отличие от оригинала, где для обозначения разделов, глав и подразделов используются арабские цифры, в переводе разделы и главы обозначаются словесно — порядковыми числительными, а подразделы — римскими цифрами.

Синопсис. Между введением «Демокрит Младший — читателю» и Первой частью Бертон помещает так называемый Синопсис Первой части — представленное в схематическом виде ее содержание. Термины, обозначающие структурные элементы книги, которые в оригинале даны в виде разнообразных сокращений (Section — Sect., S.; Member — Memb., Mem., M.; Subsection — Subsect., Subs., Sub.), в русской версии не сокращаются. Для нумерации структурных элементов книги А. Г. Ингер, следуя оригиналу, использовал в Синопсисе только арабские цифры. Следует отметить, что в случаях, когда речь идет об умственных расстройствах, английское слово mind в зависимости от контекста передается как «голова» (в смысле «ум»), «рассудок», «разум».

Имена. Серьезной проблемой является написание имен тех многочисленных авторов античности, средневековья и Нового времени, к произведениям которых обращается Бертон. А. Г. Ингер так окончательно и не определился с этим. Одно и то же имя встречается в переводе в разных написаниях — в двух (Фуксиус и Фуксий), а иногда и в трех (Людовик, Лодовик, Лодовико) и даже четырех (Вилланова, Виллануова, Вилла Нуова, Вилланованус).

Если имена исторических деятелей древнего мира, ученых и писателей античности уже давно представлены в литературе на русском языке и имеют устоявшееся написание в соответствии с нормами русской орфографии, то об именах цитируемых и упоминаемых Бертоном ученых, врачей, писателей средневековья и эпохи Возрождения этого сказать нельзя. Большинство этих имен вообще никогда не упоминалось в отечественной литературе, соответственно нет и традиции их написания на русском языке (те же, что упоминались, могут иметь различное написание, как, например, имя Скалигера Старшего, — Юлий Цезарь, Джулио Чезаре, Жюль Сезар). Казалось бы, что сложного, передать то или иное имя русскими буквами, и дело с концом. Все, однако, не так просто. Бертон, как правило, приводит имена в латинизированном написании, и они, таким образом, чаще всего имеют латинское окончание именительного падежа второго склонения -us. Конечно, можно просто транслитерировать имя с этим окончанием, однако это порождает ряд неудобств. В этом случае нужно было бы сохранять окончание -us в косвенных падежах, превращая его тем самым в часть основы слова, что в принципе нелогично, так как в латыни это окончание — показатель именительного падежа второго склонения, которому в русском языке соответствует нулевое окончание, а в косвенных падежах латинского второго склонения используются другие окончания. Для английского языка, в котором косвенные падежи отсутствуют, эта проблема не актуальна. В русском же языке сложилась традиция передачи латинских имен, согласно которой окончание -us отбрасывается (Tacitus — Тацит), причем в том случае, если основа оканчивается на -e или -i, к ней в русской версии добавляется -й (Apuleus — Апулей, Claudius — Клавдий). Очевидно, при редактировании нужно было следовать этой традиции, дабы избежать противоречия между вариантами имен античных и средневековых авторов. Но здесь возникает другая проблема. Большинство имен, которые Бертон приводит в латинизированном варианте, известно и в написании на национальных языках. Эти версии различаются в большей или меньшей степени. В одних случаях достаточно отбросить окончание -us, чтобы получить национальный вариант имени, в других — латинизация настолько изменяет основу слова, что порой бывает даже трудно понять, что речь идет об одном и том же человеке.

Можно было бы вообще отказаться от латинизированного написания имен и воспроизводить их все в транслитерированном национальном написании. Но вопервых, это противоречило бы замыслу самого Бертона, который использует латинское написание имен, да и всю свою работу хотел бы видеть на латинском языке, отказавшись от этого лишь под давлением английского издателя. Во-вторых, не все имена известны в их национальной версии.

Поэтому, очевидно, разумнее всего принять следующую принципиальную схему: имена давать, как правило, в их латинизированной версии в соответствии с русской традицией транслитерации латинских имен; в тех же случаях, когда, отбросив окончание -us, мы получаем вариант имени, мало отличающийся от национального его написания, целесообразнее использовать национальный вариант. Так, имя Mercatus следовало бы транслитерировать как Меркат, но оригинальный испанский вариант этого имени — Меркадо, и целесообразнее использовать именно его.

Рукопись перевода (так для удобства я буду называть компьютерную версию перевода, выполненную самим А. Г. Ингером) позволяет сделать вывод, что и сам А. Г. Ингер склонялся к такому решению проблемы. Так, латинизированное имя Jovius А.Г. Ингер приводит в транслитерированной итальянской версии — Джовьо.

Честно говоря, публикаторам оксфордского издания было гораздо проще решить проблему написания имен: не требовалась их транслитерация в силу общности латинского и английского алфавитов, не было проблем с написанием имен на -us в косвенных падежах за отсутствием таковых в английском языке. Тем не менее и у них были определенные проблемы, связанные с разночтениями в употреблении имен одних и тех же лиц самим Бертоном на протяжении всего текста, с различием средневекового и современного их написания и т. д. «Well-known persons from Greek and Roman antquity», хорошо известные персонажи греко-римской античности, упоминаются в оксфордском издании под их «common English names», то есть имена воспроизводятся так, как их принято писать в современном английском языке: например, английское Horace вместо латинского Horatius (Гораций), тем более что именно в такой форме их часто давал и сам Бертон. Имена менее известных лиц («lesser-known persons») даются в соответствии с их написанием, принятым в таких авторитетных изданиях, как «Oxford Classical Dictionary», «Oxford Dictionary of Christian Church».

Нетрудно догадаться, что имена значительной части этих «менее известных лиц» невозможно обнаружить ни в каком, даже самом полном, справочнике на русском языке, так что решать эту проблему приходилось на свой страх и риск, отдавая себе отчет в том, что какой-то процент ошибок будет неизбежным. Чтобы минимизировать этот процент, в примечаниях, как правило, даются все возможные варианты написания имени в русской орфографии.

Внутритекстовые примечания. Как правило, А. Г. Ингер дает русский перевод латинских фраз Бертона — там, где они не переведены на английский самим автором либо их смысл не ясен из контекста, — заключая свой перевод в квадратные скобки. При этом, к сожалению, внутритекстовые ссылки Бертона (в большинстве своем сокращенные) на латинские источники были оставлены А. Г. Ингером без перевода. Однако отсутствие такого перевода, с одной стороны, затрудняет читателю восприятие текста, а с другой — входит в противоречие с корпусом подстрочных примечаний, где такие же краткие ссылки на источники были в большинстве своем переведены А. Г. Ингером. Поэтому было решено дать такой перевод и в основном тексте, заключив его, как и весь остальной перевод, в квадратные скобки. Этот перевод выполнен ......... и редактором книги.

В ряде случаев А. Г. Ингер считал необходимым дать собственные краткие пояснения непосредственно в основном тексте, не вынося его ни в подстрочные, ни в затекстовые (концевые) примечания. В этом случае он заключал их в круглые скобки, иногда сопровождая инициалами А. И. Чтобы текст этих комментариев не сливался с текстом самого Бертона, который очень часто использует круглые скобки, было решено все пояснения переводчика заключить в угловые скобки, которые Бертоном вообще не используются. Тем самым внутритекстовые комментарии по своему оформлению были унифицированы с комментариями в подстрочных и концевых примечаниях, где редактором также были использованы угловые скобки (см. ниже).

Подстрочные примечания. В прижизненных изданиях книги Бертона примечания, которые он считал необходимым сделать по ходу повествования, размещались на полях: отсюда и их название — маргинальные. В настоящем издании эти маргинальные примечания самого Бертона приводятся, как это и принято ныне, не на полях, а внизу страницы. В качестве знаков сноски используются буквы латинского алфавита (они применяются как в тексте Бертона, так и во вводных статьях А.Г. Ингера). Такая индексация удобна тем, что позволяет легко разграничить подстрочные примечания Бертона и затекстовые (концевые) примечания А.Г. Ингера, для ссылок на которые используются цифры. При этом следует иметь в виду два обстоятельства, отличающие данное издание от оксфордского.

Во-первых, в оксфордском издании, где также для подстрочных примечаний используются латинские буквы, знак сноски ставится перед тем словом или той фразой, к которым относится примечание («^amelancholy»), тогда как в настоящем издании принята традиционная, привычная отечественному читателю схема: знак сноски ставится после соответствующего текста («меланхолия^a»).

Во-вторых, в оксфордском издании принята сквозная, или, лучше сказать, кольцевая, индексация сносок, для чего используются последовательно все буквы латинского алфавита; когда же они заканчиваются, все начинается сначала, то есть после литеры «z» вновь идет литера «a», и так многократно. В настоящем издании принята постраничная индексация сносок, то есть на каждой новой странице примечания обозначаются начиная с индекса «a».

Что касается содержания подстрочных примечаний, то они воспроизводятся в их оригинальном виде, то есть вся латынь, содержащаяся в них — а они практически целиком написаны на латинском языке (это и ссылки на латинские издания, и цитаты из них), — сохраняется. При этом в тех случаях, где это необходимо, дается перевод латинского текста на русский язык. Этот выполненный А.Г. Ингером перевод, при всей его содержательной точности, с технической точки зрения не всегда буквально повторяет латинский оригинал: такие структурные элементы произведений, как книги, Бертон нумерует арабскими цифрами, в переводе же они обозначены римскими; в целом ссылки на источники в переводе носят более компактный характер — так, латинская ссылка типа lib. 2, cap. 2 (книга 2, глава 2) может быть передана как II, 2. Эти различия обусловлены соображениями унификации примечаний и удобства их чтения.

Русский перевод латинских фраз заключен в квадратные скобки. При этом перевод может либо следовать за переводимым текстом (в этом случае точка, обозначающая конец фразы, ставится внутри скобок), либо разбивать его (если переводится часть фразы — тогда точка относится к латинскому тексту и ставится за закрывающейся скобкой).

В редких случаях Бертон давал подстрочные примечания на английском языке. Иногда в пределах одной фразы он переходил с одного языка на другой. Большинство англоязычных примечаний были переданы А. Г. Ингером на русском языке, что вполне естественно. Отдельные слова были оставлены на английском языке, однако никакого особого значения они не имели, и поэтому в данном издании все англоязычные примечания Бертона даны на русском языке. При этом они, в отличие от латинского текста, курсивом не выделяются. В случае необходимости в угловых скобках дается английский вариант слова.

Иногда перевод сопровождается какими-либо комментариями самого А. Г. Ингера, которые он считал нужным дать именно в подстрочных, а не в концевых примечаниях.

А.Г. Ингер не успел определиться с тем, как отграничить перевод от комментария. Он склонялся к тому, чтобы поместить комментарии в круглые скобки, что частично и было сделано. Однако в значительной части текста комментарии вообще никак не были отделены от перевода (хотя изредка они сопровождались инициалами. — А.И.) и фактически сливались с ним, поэтому при редактировании необходимо было четко их разграничить. Это и было сделано с использованием угловых скобок. В такие скобки заключены и комментарии А. Г. Ингера, и дополнения и уточнения к переводу. Это потребовало тщательной сверки перевода с оригиналом, в результате чего все русские слова в переводе и другие элементы текста (например, номера стихотворных строк, фамилии переводчиков и т. д.), не имеющие соответствия в латинском оригинале, были помещены в угловые скобки. Текст, заключенный в угловые скобки, в зависимости от смысловых и грамматических обстоятельств может либо вкрапливаться в латинский текст, либо следовать за ним, либо разбивать русский перевод (и тогда угловые скобки оказываются внутри квадратных), либо располагаться после него. При этом размещение знаков препинания (точки, запятые) относительно угловых и квадратных скобок (до них, после них, между ними) определяется тем, к какой фразе или части фразы эти знаки относятся.

Введение в текст угловых скобок потребовало и упоминания о них в Предуведомлении переводчика, и такое упоминание было внесено в текст.

Затекстовые (концевые) примечания. Для обозначения ссылок на концевые примечания используются цифровые индексы. В рукописи А. Г. Ингера в качестве таких индексов использовались арабские цифры. Однако, поскольку отдельная нумерация (каждый раз начинавшаяся с «1») использовалась для примечаний к содержанию фронтисписа, к стихотворному обращению «Демокрит Младший к своей книге» и к основному корпусу текста («Демокрит Младший — читателю» и Первая часть), имело место дублирование индексов, создававшее некоторые проблемы для перекрестных ссылок. Поэтому было принято решение, сохраняя сквозную нумерацию основного текста арабскими цифрами (примечания 1—1215), дать сквозную индексацию всех вводных разделов, предшествующих введению «Демокрит Младший — читателю», посредством римских цифр (примечания I—VII).

В концевых примечаниях обычно повторяется та часть фразы, к которой относится примечание (она выделена курсивом), иногда дается только определяемое имя или понятие, бывает и так, что фрагмент текста, если в нем нет необходимости, не воспроизводится. Следует иметь в виду, что часть концевых примечаний относится не к основному тексту, а к маргинальным примечаниям самого Бертона. При этом индекс концевого примечания А. Г. Ингер располагал не в массиве подстрочных примечаний, а в основном тексте, после знака подстрочной сноски. Мы не стали менять эту схему индексации, поскольку перенос знаков сноски в подстрочные примечания нарушил бы последовательность их размещения. Так что, если читателю покажется, что то или иное концевое примечание не связано с текстом, следует просто перевести взгляд на подстрочное примечание, обозначенное соответствующим буквенным индексом. В ряде случаев в концевых примечаниях прямо указано: «В маргиналиях Бертоном упоминается...»

В концевых примечаниях квадратные скобки не имеют какого-либо самостоятельного значения, а используются для того, чтобы отграничить вкрапления в текст, уже заключенный в круглые скобки.

С сожалением вынужден констатировать, что, возможно, какая-то часть опечаток в тексте в силу его чрезвычайной сложности осталась незамеченной, — за что приношу свои извинения читателю.

В заключение приведу фразу из послесловия, написанного А.Г. Ингером к публикации фрагмента перевода в журнале «RuBriCa»: «Прекрасно сознавая неполноту и незавершенность, а иногда, возможно, и в чем-то ошибочность моего комментария как к маргиналиям, так и ко всему тексту в целом, я тем не менее убежден в правильности того вывода, к которому пришел в ходе своей работы: успех на этом пути ожидает того, кто соединит в данном случае труд переводчика не только с усилиями комментатора, но и с текстуальным сличением и сопоставлением использованных Бертоном литературных и иных источников...»[33] И сегодня, когда эта книга увидела свет, мы можем сказать: успех пришел к Айзику Геннадьевичу Ингеру — Переводчику, Комментатору, Филологу.

В.М. Быченков

Роберт Бертон.

Портрет кисти Гилберта Джексона (Административный корпус Брэйзноз-колледжа).

Подпись: «Aetatis suae 62, 1635» («В возрасте 62 лет, 1635»)