Ангелы приходят всегда

Глава пятьдесят четвёртая ЗОЛОТЫЕ ПАМЯТНИКИ

Иеромонах Антипа и Антон Петрович только что пришли в горную пустынь и сушились у костра, обувь и одежда вымокли после трудного перехода по весеннему лесу. Иеромонах менял вымокший подрясник на сухой, раздевшись по пояс. Антон Петрович заметил у него на груди наколку «Жизнь анархиста – копейка» и попытался пошутить по этому поводу:

– У вас здесь лозунг такой?

Отец Антипа без тени улыбки ответил:

– Нет, мы здесь в основном все монархисты, а это я в зоне выколол.

– В зоне? А у вас здесь что, монахи все со сроками? Других не принимают?

– Других принимают, но другие не так часто приходят, – ответил иеромонах. – Кто больше любит Бога? Тот, кому больше прощено. А те, кто в белых сорочках, они ведь себя виновными ни в чем не считают, как говорится, «не пойман – не вор», вот и не спешат в монашество. Да ты не пугайся, папаша, с отсидками у нас встречаются нечасто, а вот, кто жизни каленой попробовал – таких много. Но есть и ангелы. Наш старец, например. Или вон Сашка, – он кивнул на розовощекого послушника, тащившего к костру хворост.

– Скажи, Антипа, а что за странное имя у вашего старца? Не выговоришь…

– Салафиил. Так зовут одного из архангелов. Он – покровитель молитвы. Так и наш старец посвятил всю свою жизнь умному деланию и непрестанной молитве. С чем это сравнить? Вот, ты – бывший военный. То есть сначала где-то учился, потом практиковался, потом опять учился, приобретал опыт, делал ошибки, имел успехи и так всю жизнь. И наш старец всю жизнь так же, но только не в военном деле, а в молитвенном.

(При знакомстве Антон Петрович представился отставным военным, не уточняя, что он из органов.)

– Интересные вы люди, – вздохнул генерал. – Ну, я, допустим, пенсию заработал, а он что?

– Он-то?.. Радость души. Это, папаша, побольше, чем любая пенсия. Ладно, пойдем, я тебя познакомлю с батюшкой. У него как раз люди собрались…

Познакомившись и пообщавшись с отцом Салафиилом, Антон Петрович испытал примерно те же чувства, что испытывали до него тысячи людей всех эпох, знакомившиеся со старцами. Родной, близкий, простой, открытый, добрый, мудрый, свой, – такие слова он мог бы сказать про батюшку. Генерал «плавал» в православных понятиях, не был знаком с догматикой и обрядами, но его сердце уже заговорило, уже стало подавать сигналы жизни, как ожидающая спасения полярная станция, затерянная во льдах.

Особенных вопросов у него не было. Он многое не понимал из монашеских разговоров, но слушал и впитывал, поражаясь тому, что за всю жизнь ни разу не пересекался с Божьими людьми и даже не подозревал, что где-то есть иные люди и иная жизнь…

– Обычно на Страстной седмице погода суровая, а в этом году, смотри-ка, распогодилось. Вон, вечерняя заря какая долгая, – благодушествовал отец Салафиил.

– Это потому, что Пасха поздняя, все же вторая половина апреля на дворе. Но, погодите, сегодня только понедельник. Страстная седмица еще даст о себе знать, – не в такт старцу, заунывно рассуждал монах Иоанн.

– В Чистый четверг, отцы, – обратился к присутствующим старец, – поусерднее помолимся за митрополита Лавра, пусть душа его очистится… Это его сороковины. Трудно без него Зарубежной Церкви, да и всем православным. Так вот бывает: один человек ушел, а тысячи осиротели. Зато теперь ему «оттуда» будет легче всем помогать…

Старец помолчал. Потом, мягко улыбаясь, обратился к генералу:

– Антон Петрович, можно вас спросить?

Тот немного смутился:

– Да, конечно.

– Скажите, а чего ждать от нового президента?

Генерал смутился вконец:

– Так ведь я не был близок к верхним эшелонам, так сказать. Я ведь, что?.. Ну, я думаю, Церкви хуже не будет. А вы как думаете?

– Простите, если я вас поставил в неловкое положение. Я без задней мысли. Просто очень тревожно за Россию. Нам нужен истинный, ревностный и мудрый православный вождь. Нужно молиться о даровании нам богоизбранного правителя, в котором гармонично сочетались бы сила и любовь, вера и разум, справедливость и милость. Такой человек смог бы стать истинным помазанником, избранником Божиим, предвозвещенным в пророчествах русских святых. Монархия может быть восстановлена только при условии преображения народного сознания, при условии восстановления ныне попранного или искаженного авторитета «отца». Но как возможно подобное? Откуда он появится, этот человек, при нашем духовном обнищании? Все возможно верующему. Сейчас многое зависит от людей, которые вообще почти никому неизвестны, от тех, кто кротко несет крест и скромно делает свое дело, от тех верующих, которые, несмотря на запутанность и непроходимость дремучих лесов современной церковной жизни, смогут вместить Невместимого и скроют себя от мира, живя среди мира. Ради них Господь может дать России помазанника. Если Россия получит богоизбранного правителя, ее душа преобразится, а тело последует за душой.

– А я, отче, когда слушаю о таком правителе, то думаю, что ведь такой уже на землю приходил. И был это Христос Спаситель, – заговорил обычно молчаливый схимонах Василий, до монашества – известный математик из новосибирского Академгородка. – Прости, отче, может, я суемудрствую, но, мне кажется, нам нужно успокоиться, что мы не придем к власти на земле, и тогда можно мирно созидать. А то мысль о земной власти, как призрак и мираж, отвлекает все силы, а ведь этим искушал сатана даже Христа, но искушение было отвергнуто. Зачастую все силы идут на достижение власти, но потом, если она достигается, то все начинается сначала, все недостатки повторяются, ибо рая на земле быть не может. Получается, что всегда и везде земная человеческая власть поражена первородным грехом, любые самые лучшие властители – не безгрешны, это создает почву для критики и порождает мечту о якобы возможном, но на самом деле невозможном, лучшем будущем на земле.

К примеру, ломаются копья по вопросу, плохим или хорошим был СССР. А я скажу, СССР – не плохой и не хороший. Хорошие или плохие – мы, люди, которые жили в этом СССР. Мы были плохими, когда рушили наследие своих отцов, когда жгли иконы, сравнивали с землей храмы, арестовывали, допрашивали, пытали, сажали и расстреливали невинных людей. Мы были плохими, когда отрекались от своих убеждений, когда видели несправедливость и молчали, когда двоедушничали, доносили, лицемерили, наступали на горло собственной песне. Мы были плохими, когда возлагали цветы к мавзолею и покорно делали всё, как все. Мы были плохими, когда топтали человеческое достоинство в ближнем и в самих себе, когда отвергали надежду, хоронили веру, высмеивали и отвергали любовь… Но мы были хорошими, когда не предавали друзей, когда отказывались лжесвидетельствовать, когда нас можно было убить, но нельзя было сломать. Мы были хорошими, когда не видели за собой никакой «хорошести», но и не теряли надежды, когда над сатанинскими красными пятиконечными звездами видели вечные небесные звезды, когда, живя в тюремном государстве, сохраняли свободу внутри себя. Мы были хорошими, когда жертвовали собой ради ближних и ради Бога. Мы были хорошими, когда не возлагали цветы к мавзолею и не делали всё, как все, а поступали лишь по велению совести. Мы были хорошими, когда верили и любили. Точно такими же, плохими и хорошими, мы можем быть и после СССР, но теперь уже в новых реалиях.

Сейчас все тоньше граница между государством и Церковью. Но лично я убежден, что с христианской государственностью связаны те же процессы, которые связаны с распространением СПИДа: чем больше лекарство от СПИДа выработает иммунных клеток, тем, наоборот, плодотворнее почва для развития болезни, – чем больше укрепляется христианская государственность за счет расширения территории, увеличения казны, развития армии, тем плодотворнее почва для развития антихристианства, потому что антихристианство паразитирует на политике, власти, силе и деньгах. Потому я убежден, что выиграет тот народ, который не будет искать земного, а будет искать небесное. А коли брать одного человека, то получается так: сначала человек пытается построить Царствие Божие на земле, ищет земную справедливость. Если эти иллюзии не продлятся всю жизнь, то он поймет, что Царствия Божия на земле быть не может. Тогда он становится противником всякого земного социального устройства, бунтарем. Если и эти иллюзии развеются, то человек начнет искать Царствие Небесное, вход в которое открывается в сердце.

– Я тебя понимаю, аввочка, – ответил схимонаху Василию отец Салафиил. – Но, мне кажется, ты все же слишком категоричен в отрицательной оценке государственности. Хотя, конечно, именно русскому народу свойственна идеология Святой Руси. Ведь Святая Русь – вне закона. А наш народ, хоть и спокойный, пока его не трогают, но и очень внутренне свободолюбивый. Ширь полей, равнин, бескрайних просторов – воспитали в нас широту и свободу души. Нам тесно во всякой тюрьме, нам тяжел закон, душа рвется к воле, и потому нам так близка идея Святой Руси – святой жизни, не подчиняющейся узкому человеческому закону. Здесь действует и все решает только одно правило духовной жизни, внутренне чуждое всякому фарисейству и законничеству: «Если я даже впаду в блуд, если убью, если еще какой грех сделаю, но от Христа моего не отвергнусь!» Вот это и есть рецепт того, как не утратить благодатную соль Христианства, как не выхолостить веру, как оставаться до конца в строю, даже если со всех сторон ты изранен и истекаешь кровью… Дабы перед смертью сказать Богу: «Я согрешил пред Тобой, как смертный человек, но не отступил от Тебя и православную веру до конца сохранил».

– Отец…, у меня вопрос, – преодолевая смущение и не решаясь выговорить имя старца, подал голос Антон Петрович. – У меня был друг Сергей. Очень близкий друг. Он недавно погиб при загадочных обстоятельствах. Вы могли бы сказать: как, почему?

– Я не гадалка, – ответил отец Салафиил. – Сочувствую горю. Если от людей сокрыта причина смерти вашего друга, то она не сокрыта от Бога. Это главное. Молитесь так: «Господи, Сам иже веси судьбами, спаси, сохрани и помилуй раба Твоего Сергия. И не поставь мне этой молитвы во грех». И уповайте на милость Божию. – Старец откашлялся и продолжил: – М-да, в жизни много загадочного. Особенно в духовной области. А у нас преобладают две крайности: либо мы все валим на бесов, недооценивая собственную волю; либо, наоборот, не учитываем присутствие и активность бесов, их постоянную работу, опыт, хитрые мудрования. Ведь если ангелы приходят всегда, то и бесы всегда уже здесь…

– Отец Салафиил, а в вашей жизни… Расскажите, пожалуйста, что-нибудь из своего опыта про бесов или ангелов. Вы всегда так интересно рассказываете, – загорелся послушник Александр.

– Ишь ты, Саша, – потрепал его по волосам старец, – про бесов и про ангелов тебе рассказать? Лучше нам при земной жизни не видеть ни тех, ни других. Но уж если выбирать, то лучше видеть бесов, чем ангелов.

– Как так?! – вырвалось у Александра.

– Удивился? Конечно же, ангелов видеть – это прекрасно. Но дело в том, что из-за нашего падшего состояния для нас более естественно видеть демонов, чем ангелов. Светлые ангелы всегда рядом с нами, но помогают невидимо. А если видимо является ангел, то очень большая вероятность, что это маскируется черт. Он хочет завлечь человека, подчинить себе и погубить. Оттого святые отцы к подобным явлениям относились с великой осторожностью, а вот прельщенные подвижники, неправославные мистики и просто духовно-неопытные люди постоянно попадаются на эту удочку. Что касается лично меня… – старец сделал небольшую паузу. – У меня сам уход в монастырь связан с явлением из потустороннего мира. Мне было немногим более двадцати, я учился в институте, проживал в общежитии. Жизнь студентов, как это называют, «в общаге» во все времена отличается известными особенностями. Хотя в наше время все было намного строже, но, тем не менее, на фоне жизни большинства советских людей мне казалось, что я купаюсь в океане безграничной свободы. Ну, а свобода эта, помимо песен под гитару и откровенных разговоров, сводилась к попойкам и легким отношениям с противоположным полом. К сожалению, в этом я шел впереди многих. И вот однажды я лежал один в комнате и читал книгу. Это был редкий случай, когда моих соседей и гостей в комнате не было. Потом я отложил книгу, повернулся лицом к стене и пролежал так какое-то время. Когда повернулся, то увидел, что за моей спиной лежит обнаженная женщина. Она внимательно смотрела на меня. С ужасом я заметил, что ее пышущее влечением тело покрыто гниющими струпьями. Мне сделалось дурно. Я мотнул головой, видение исчезло, хотя до этого выглядело абсолютно реально, не как мираж. Я не знаю, был ли это бес блуда или так называемая смерть, то есть бес, приходивший забрать мою душу, но так или иначе мне прислали «черную метку» – вскоре я очень сильно заболел. Тот случай и последующая болезнь заставили меня крепко задуматься над жизнью. В реальности потустороннего мира я больше не сомневался. А раз там есть что-то темное, то должно быть и что-то светлое, рассуждал я. И это что-то, а точнее – Кто-то спас меня… Так я пришел к Богу. Я думаю, что в жизни каждого, если хорошенько вспомнить, были случаи явлений из другого мира. Просто люди забывают их или стараются о подобном не вспоминать. Зря. Ведь это – доказательство существования Бога… А о светлых ангелах… В житиях святых немало описано разных случаев. Из современной жизни могу рассказать такое. Произошло это с одним старцем. Он сам мне рассказывал в подробностях. Его праведная кончина – свидетельство того, что жизнь была прожита богоугодно, поэтому о нем с уверенностью можно сказать, что он видел ангела. Он рос в большом селе, с малых лет был верующим, но, как это часто бывает, в юности ушел от Бога на страну далече. Как-то после клубных танцев молодежь собралась в одном доме на гулянку. В ту холодную осеннюю ночь они согревались вином. Ему сделалось муторно, он забрался на чердак и через завалы рухляди подобрался к окну, чтобы подышать. Холодный воздух ударил в разгоряченное лицо. Он закурил папиросу. Где-то внизу друзья горланили пьяными голосами, а за окном было настолько тихо, что ему показалось, что он находится один на один со вселенной. Вдруг в холодной темноте вспыхнул луч. Мимо окна на расстоянии примерно десяти метров проплывала фигура. Серебряный, золотой и белый – эти три цвета слились в одно неземное существо. Каждый волос на главе ангела светился. Крылья словно были сотканы из белых лепестков. Парень затушил папиросу, затаил дыхание. Взор был прикован к чуду. Ангел был настолько красив и прозрачно-чист, что из глаз юноши потекли слезы. Ему стало невыразимо стыдно за себя. Одновременно он словно почувствовал, что душа проснулась, ожила и затрепетала. Он чувствовал это и плакал. Ангел медленно проплыл мимо и растворился в воздухе так же неожиданно, как и появился. После этого все, на что падал взор юноши, казалось ему страшным. После созерцания чистой божественной красоты видеть падший мир оказалось невыносимо. Он пал на колени и рыдал. Спустившись к товарищам, он пытался рассказать о своем видении, но никто не проникся. Он их понимал и жалел, что они не верят в эту неземную красоту. Он плакал всю ночь, сердце как будто таяло от радостной боли. Под утро юноша успокоился, но о том видении ангела холодной ноябрьской ночью помнил всю свою жизнь…

– Из историй молодости и я расскажу, – заговорил схимонах Василий. – Помните, во многих компаниях баловались вызыванием духов? Один раз мы с друзьями решили вызвать дух Пушкина. Вызывали, правда, кустарно. Игрались. Какие-то формулы бормотали, свечи жгли, иголку с ниткой раскачивали. Но дух Пушкина так и не пришел. В конце мы решили сделать на память фотографии со свечами около нашего спиритического стола. А когда фотографии проявили – ахнули. В воздухе вокруг нас что-то висело и парило, в виде белесых рваных облачков. Это могло быть что угодно, но только не дефект пленки. Тогда это произвело сильное впечатление, хотя выводы лично я сделал уже много позже. Понятно, что это был не дух Пушкина, а бесы, вызванные нами. Фотографии те я долго хранил. Всякий раз, когда смотрел на них, накатывало жутковатое чувство.

– А у меня был случай в походе. Связано было с выпивкой, – продолжил череду воспоминаний отец Антипа. – Можно сказать, что белая горячка начиналась, но ведь белая горячка – это стопроцентно духовное явление, как мне кажется. Все помню детально. Я проснулся рано, с перепоя. Вокруг лес и сумеречное утро. Под ногами – зеленая, но уже увядающая трава. От утренней прохлады чувствовалось, что наступает похмелье, а вслед за ним протрезвление ума. Очень хотелось пить. Я побрел к реке. Дойдя, с трудом наклонился к воде. Она была чистой, как и лесной воздух. Зачерпнул ладонью ледяную влагу, умылся и жадно стал пить. Это взбодрило. Вроде бы жизненные силы возвращались, но почему-то сердце сильно стучало. Я поднялся с колен, повернулся, собираясь идти, как вдруг ветви ближайших деревьев зашевелились, хотя было безветренно. Я хотел крикнуть, но почувствовал, что сердце сжимается. Мне показалось, что я потерял голос. Ощущение душевной пустоты все больше нарастало и откровенно пугало. Треск веток, журчание воды, шелест листьев – все эти звуки становились все громче и страшнее. Я даже начал про себя говорить какие-то слова молитвы и поспешил уйти из того гибельного места. Ускорил шаг, и тут стал видеть тех, кто скрывался рядом: в кустах и за деревьями. Их было много, около десяти или больше, почему-то в милицейских шлемах и плащ-накидках, со зловещими нечеловеческими лицами. Они окружали меня все плотнее. Я знал, что нахожусь в здравом уме, и с ясностью осознал, что это посланники сатаны, пришедшие за мной. Их глаза светились алым огнем, в лицах было что-то такое омерзительное, что я удивляюсь, как не потерял сознание от шока. Я побежал, стараясь не оглядываться. Через какое-то время они остались позади, а скорее всего просто ушли в свой темный мир. Я остановился, перевел дыхание, вытер ладонью пот со лба. Опять пытался читать какие-то молитвы. Чувство освобождения не наступало еще долгое время. Такое не забывается никогда.

– Я, кажется, сейчас понял одну важную вещь… – сказал вдруг Антон Петрович.

Все посмотрели на генерала. Он пояснил:

– В разные годы своей жизни я многое слышал про Христа. Читал. Даже Библию пробовал, но мне показалось трудно. И все никак я не мог понять, а от чего же все-таки Он нас спас. Сейчас, после ваших рассказов, я сам вспомнил один давний случай. Молодой сержантик, я был на ночном дежурстве по казарме и не спал. Стояла тишина. Вскоре началась буйная летняя гроза. На улице хлестал ветер с дождем, сверкали молнии, раскатисто громыхал гром. Я вошел в пустую Ленинскую комнату, сел, облокотился на стол и под рокот ливня задремал. Я не волновался, потому что наружная дверь в казарму была заперта. Вдруг я отчетливо услышал шаги в коридоре. Кто-то приблизился к двери, вошел в Ленинскую комнату, подошел вплотную ко мне. Я хотел рвануться, поднять голову, оглядеться, но не мог оторваться от стола. Голова, как чугунная, неподвижно лежала на полусогнутой руке. Я не мог пошевелиться. Мне сделалось невыносимо тоскливо и страшно. Я чувствовал себя в полной власти пришедшего. Тут он сказал всего одно пронизывающее слово: «Заберу». Я ничего не понял. Раздались шаги. Неизвестный вышел из комнаты и удалился куда-то. Оцепенение прошло. Я бросился в погоню. Пометался по казарме, но все по-прежнему спали мертвым сном, а наружная дверь оставалась запертой. Этот случай так и остался для меня необъяснимым вплоть до этого дня, до сегодняшнего разговора с вами. Сейчас я понял, от чего спас нас Христос. Он нас спасает вот от этого «Заберу»! Такая история. Прошу извинить, если что не так сказал. Хотелось поделиться.

– Все хорошо, дорогой Антон Петрович, не за что извиняться. Верно сделали, что поделились, – одобрил старец. – Вообще-то чудеса, исцеления или, наоборот, болезни и непрекращающиеся скорби могут быть, а могут и не быть в жизни человека. Тут нет общей схемы. Одному для спасения полезно исцеление от болезни, другому, наоборот, болезнь, одному – чудо, другому – его отсутствие, своего рода богооставленность… В этом тайна спасения, тайна промысла Божия. Вера во Христа, жизнь во Христе – это другое. Это необходимо каждому. Какие бы сложные вопросы перед нами ни ставила жизнь, какие бы недоумения ни встречались, ответы на все вопросы – там… у Спасителя, на Голгофе.

– Спасибо. Спасибо вам! – генерал схватил за руку старца и в порыве искренней благодарности истово ее затряс. – Не знаю, как это выразить… Я не оратор, но я скажу. Спасибо, что вы есть! Насмотрелся я тут на вас и вот… Я бы всем монахам, дотерпевшим до конца, ставил золотые памятники.