Анонимное общество любителей морских купаний

Дело десятое. Игра на «Баяне»

Андре вошел в кабинет тайной службы, расположенный над главным залом игорного дома, и кивнул графу Тарло.

— У парня все в порядке. Де Шатийон здоров, задумал отправиться в Геную. Хочет порисовать тамошние пейзажи. Как он сказал: «Художник, не писавший Италию, всю жизнь писал не то»! Лично я не заметил, чем таким вид Неаполитанского залива лучше нашего… — Он указал на морскую ширь за окнами и суровый замок на высокой скале, охватывающий взором паруса далеких яхт. — Шатийон просил передать вам свою искреннейшую благодарность за помощь и защиту. Сказал, что, если когда-нибудь потребуется его содействие, он будет счастлив… — Камердинер воздел руки, точно поддерживая атмосферный столб, изображая, как именно будет счастлив Матье де Шатийон. — Словом, собирается зайти попрощаться, а пока вот передал вам на память это. Сказал, это «ветер должен был принести к вашим ногам».

В руках сотрудника тайной службы появился лист из блокнота, на котором сангиной был нарисован портрет бывшего лейб-улана.

Тарло взял подарок и улыбнулся, вспоминая набережную и щедрого на слова художника. Пожалуй, не будь он тогда столь болтлив и откровенен, кто знает, как повернулось бы там, в доме возле казино.

— А что, похож, — заметила Алиса.

— Да, сходство ему удалось передать, — согласилась мадмуазель Женевьева. — Интересно, граф, как вы догадались, что юноша не причастен к убийствам и ограблению?

— Признаться, додумался не сразу. Краски, аккуратно разложенные по цветовому ранжиру, своего рода нонсенс у художника, с рассвета пишущего море. Он смотрит не туда и думает не о том, как положить тюбик. Когда обнаружилась подмена ящика, я решил было, что юноша тоже связан с мадьярскими террористами. Подмена явно готовилась заранее. Первая мысль — он пронес за полицейское оцепление пистолет. Но, если в деле были замешаны телохранители, а как мы знаем, так оно и было, то чтобы доставить оружие за полицейский кордон, вовсе не требовалось особых хитростей.

Вы видели, что помост, где располагались стулья августейших особ, был достаточно высок и закрыт полотнищами со всех сторон, кроме моря. Андре подметил совершенно правильно — с флангов и тыла не подойти, а с фронта — не всякий снайпер мог решиться выстрелить в отдаленную мишень с борта качающейся яхты. И, уж точно, не из пистолета.

Тогда-то я и догадался, что в «китайской шкатулке» был спрятан взрыватель к адской машине. Нож, шприц с ядом — не подходили. Для удара требовалось подойти вплотную к эрцгерцогу, а вокруг него было множество полицейских, восемь телохранителей своих и еще несколько здешних. Стало быть, оставалась только бомба.

— Да, — обескураженно покачала головой Алиса. — Этот милый юноша не производит впечатления человека, хоть сколько-нибудь причастного к политическим интригам. Никогда не подумаешь, что он способен на хладнокровное преступление.

— В том-то и дело. На это и делался расчет. Он искренне находит мир прекрасным, и совершенно чужд насилия. И это послужило прекрасной маскировкой для бомбистов. Как многие глубоко цивильные люди, а потомок славного рыцаря Матье де Монморанси именно таков, вряд ли он смог быть столь беззаботен и воодушевлен, зная, что в его ящике с красками лежит взрывное устройство, пусть даже одна лишь его часть.

Но он и не знал этого. Неведомый благодетель обеспечил вдохновенного живописца всем необходимым для работы, в первую очередь, красками. Подменить один ящик другим, таким же, было проще простого.

Художники — народ одновременно наблюдательный и рассеянный. Их внутренний мир устроен не совсем обычно. А потому они легко различат оттенки клочьев пены на гребнях закатных волн, но не заметят, что забыли надеть штаны. И их это совершенно не тревожит.

Но я не художник, и в единый миг привычно фиксирую рисунок мастей и картинок на игральных картах. Конечно, изменения расклада красок в коробке сразу привлекло мое внимание. Заметив мое недоумение, Матье тоже спохватился и сразу поспешил домой ждать посыльного от своего тайного покровителя, дабы узнать, что все это значит.

— Похоже, такое внезапное любопытство нарушило планы заказчика. — Женевьева украдкой поглядела на часы-брелок в виде медальона. — Непонятно только, почему они оставили юношу в живых? Он ведь мог опознать тех, кто готовил покушение.

— Де Шатийон и опознал их. Когда утром пришел в себя. Вернее, труп одного из парочки утренних «плотников», которые пытались отогнать нас от строящегося помоста. К нему домой этот бомбист приходил, напялив парик, но уже без бороды. Однако на висках покойника я потом нашел остатки клея. Так что все сходится.

Я и сам, увы, оплошал. Там, на берегу, не опознал давешнего «незнакомца с деньгами». В тот момент смотрел в сторону — наш художник как раз делал рисунок в профиль. А вот он меня рассмотрел хорошо.

Террористы рассчитали верно. Зацепив адскую машину за пружины стула, они направились в гостевой дом, где уже с нетерпением ждал их Матье. Бедняга и подумать не мог, какая угроза над ним нависла. Маски были сброшены, и мадьяры разделались бы с ним, чтобы избавиться от свидетеля, но «главарь заговорщиков» приказал схватить родича ее высочества и держать вплоть до его возвращения.

— Этим главарем был майор фон Эберфельд? — спросила Женевьева.

— Он самый. Вернее, уже следователь фон Эберфельд. Конечно, Дитрих не встречался с обреченными исполнителями в обычном своем облике. Но в отличие от внешности и поведения, образа действий он никогда не менял. Так что врагам Леопольда жить оставалось считанные часы.

Дальше все шло как по писаному: на авто эрцгерцога майор доставил к дому гроб со своей личиной и со взрывчаткой. Горожане уже собирались к месту будущего преступления, и на улицах было пусто. А даже если бы за те минуты, которые он ехал по городу, кто-то заметил скорбный экипаж, то не удивился бы. У пирса траурную команду ждал катер, дом де Шатийона был как раз по дороге.

Между тем мадьярские бомбисты накачали юного графа виски до потери сознания. Не так много ему было и надо. Но сквозь муть в голове он слышал два выстрела, затем ему сунули пистолет в руку, а дальше прогремел взрыв.

Ты спрашиваешь, почему его не стали убивать? А зачем им было терять время на бедолагу? Он ничего толком не мог рассказать. Единственный, кого он знал, валялся тут же с пулей в голове.

Нет, живой де Шатийон был куда выгоднее преступникам, чем мертвый. Вернувшийся следователь по особо важным делам взял бы его в оборот и раздул грандиозный скандал. Еще бы — родич половины европейской знати — соучастник громкого политического убийства! Любая попытка защитить его выглядела бы, как часть коварного сговора. Газетчики съели бы Матье со шнурками от штиблет, а Герхард фон Эберфельд, увенчанный славой, вернулся бы в Вену и занял там надлежащий высокий пост.

— Браво, Владимир, — похлопала в ладоши баронесса, — великолепно. Жаль только, что Савин опять сбежал. Но я уверена, ты все же его поймаешь. Теперь же, надеюсь, мы сможем вернуться к…

В коридоре послышался стук тяжелой палки и прихрамывающие шаги.

— А вот и мадам, — тихо проговорила Женевьева. — Один мой знакомый сказал, что в полдень ее вызвали во дворец…

— Жени, — усмехнулся Андре, — этим знакомым был я!

— Совершенно верно. Но ты же не хочешь сказать, что мы с тобой незнакомы?

Дверь отворилась, и в кабинет с видом полководца, вступающего в захваченный город, вплыла начальница тайной службы его высочества. Она, не размыкая уст, обвела тяжелым взглядом собравшихся, будто прикидывая, достойны ли они ее речей, а затем, сочтя их достойными, заявила:

— С сегодняшнего дня нет никакой мадам Ле Блан!

— Что?! — переспросил Тарло. — Вы все же решили уйти в отставку?

— Черта с два! Черта с два! Я снова на арене! С сегодняшнего дня есть благородная дама Мари де Ле Блан! Вот так! — Она подняла свой кулачище и потрясла им, должно быть от полноты чувств. — Принц изволил пожаловать мне дворянство. Так что, граф, мы, теперь не только родня, но и, как у вас в России говорят: «одного пола ягодицы»!

— О господи…

— И нечего тут глаза закатывать! Сказано тебе: благородная дама, значит, прими к сведению. У меня теперь и герб свой будет, чтоб ты знал.

— Примите мои поздравления, мадам, — проворковала Алиса. — Вы несомненно осчастливили благородное сословие своим появлением…

— И мои… — начала Женевьева.

— Погодите, это еще не все! — благородная дама развернула ладонь. — Вам, граф, за возвращение ценностей короны и собственности казино пожалована рыцарская степень ордена Святого Шарля. Но за спасение родича ее высочества и всего княжества от крупнейших неприятностей она повышена до офицерской степени. Также Леопольд Каринтийский пожаловал вам орден Железной короны III степени за то, что вы любезно убрали адскую машину унего из-под задницы.

— Строго говоря, это сделал мичман Дженовезе, — уточнил Владимир.

— Он уже произведен в следующий чин и награжден за содействие вам. Кстати, он просится в нашу команду. Но об этом потом.

— А почему лишь третья степень? — возмутилась Женевьева.

— Каков эрцгерцог, такова и степень, — отмахнулась госпожа де Ле Блан. — Впрочем, баронесса легко может повлиять на своего несравненного Польди.

— Ябы с радостью. Но он уехал!

— Это поправимо. Ваши темные делишки замяты, не спрашивайте, как — это не ваше дело. В канцелярии его высочества вы можете получить новый паспорт на имя Эдит Шустер. Полагаю, это имя вами еще не забыто. Если желаете, можете отправляться в Минск, Вену, Париж или Рио-да-Жанейро — куда вам будет угодно. Ваших сбережений вполне хватит, чтобы остепениться и безбедно дожить до самых преклонных лет.

— Вот еще! — возмутилась красавица. — Я не арестантка, чтобы просто выставить меня за ворота. Я сама решу, где и с кем мне быть!

— Еще его высочество приказал мне передать вам это, — начальница тайной службы вытащила из шляпки с перьями запечатанный пакет.

— Что это? — настороженно спросила баронесса.

— Ваша рента, Алиса. Тысяча франков в месяц. Вам, мадемуазель Женевьева, тоже пакет — здесь рента в полторы тысячи. Вас, Андре, его высочество просил зайти к нему после обеда, он лично желает огласить свою волю.

Камердинер молча склонил голову.

— Но как же так! — попробовала возмутиться Алиса, — почему мне лишь тысяча?!

— Смотритель железной дороги за эти деньги работает с утра до ночи, — одарив красавицу не слишком любезным взглядом, отбрила Мари. — Впрочем, я уверена, вы сможете добиться большего, если пожелаете. Да, вот еще, — она вновь повернулась к Тарло. — Насколько я понимаю, у вас есть небольшое затруднение: прежде, чем принять иностранные награды, вы должны испросить разрешение у вашего царя.

— Таковы правила, — кивнул бывший лейб-улан.

— Тут я не вижу особых препятствий, — остановила его речь Мари. — Завтра в порт зайдет броненосный крейсер российского императорского флота «Баян». Он недавно спущен на воду на одной из французских верфей и направляется в Кронштадт. Здесь корабль примет на борт те самые золотые червонцы, которые вы отбили у грабителей. Думаю, сопроводительное письмо его высочества, отправляемое со столь ценным грузом, сделает свое дело, и разрешение будет получено. Кстати, Владимир, кажется, в русском посольстве в Париже у вас есть знакомый — помощник военно-морского атташе Георгий Ворожеев.

— Да, мы друзья еще по Пажескому корпусу.

— Вот и отлично. Тогда, надеюсь, впереди вас ждет приятная встреча. Именно он должен проконтролировать и завизировать передачу золота, а значит, со дня на день будет здесь.

«Проклятье! — улыбаясь, подумал Тарло. — А ведь фон Эберфельд знал об этом еще вчера!»

— Вот и отлично! Я давно хотел с ним встретиться.

Броненосный крейсер, дымя четырьмя высокими трубами, вошел в гавань и с протяжным гудком встал на якорь в некотором отдалении от берега. На его борту золотой кириллической вязью было начертано гордое имя «Баян».

Граф Тарло и молодой подтянутый мичман стояли под пальмами на набережной, стараясь не смешиваться с праздной толпой, наблюдающей прибытие броненосного гиганта.

— Отличный корабль, — что-то, похожее на зависть, прозвучало в голосе корабельного мичмана 1-го класса Гвидо Дженовезе. — Недавно спущен на воду в Ла Сейн сюр Мер. Длина 137 метров. Ширина 17, 5 метров. Мощность паровой машины, обеспечиваемая двенадцатью котлами Белльвилля, представляете, целых 6500 лошадиных сил! Осадка 6, 5 метра. Водоизмещение 7236 тонн, броневой пояс до 203 миллиметров. Два носовых орудия — двенадцать дюймов, восемь бортовых — десять дюймов. Это не считая легкой артиллерии. Скорость хода — без малого 21 узел! Экипаж — двадцать три офицера и 550 матросов…

— Замечательные познания, друг мой, — с грустью взирая на плещущий по ветру Андреевский флаг, восхитился граф Тарло. Он вспомнил, что совсем недавно уже встречался с фирмой Белльвилля. — Просто энциклопедические.

— Ну, что вы! Я просто внимательно слежу за развитием военного кораблестроения. Впрочем, как и подобает морскому офицеру. Хотя, что мудрить, в наших водах такие киты — большая редкость. Вряд ли мы когда-либо обзаведемся такой громадиной. Да и зачем? Тут и наша «Посейдония» считается крупным боевым кораблем.

— Может, вам даже известно имя командира этого крейсера? — спросил Владимир.

— Разумеется. Об этом сообщили в утренней депеше. Капитан первого ранга Николай Лепешинцев. Он же руководил приемной комиссией и испытаниями. Сюда корабль шел максимальным ходом, испытывал паровые машины. Отсюда крейсер направится в Гибралтар, затем в Атлантике проведет учебно-боевые стрельбы и пойдет через Северное море в Балтийское. Затем в Кронштадт. Места, я полагаю, вам знакомые.

С берега, приветствуя гостей, залп за залпом ударила салютная батарея. С борта ответили казематные орудия, и от внезапного грохота дамы на берегу взвизгнули, а лошади в экипажах стали тревожно бить копытами по брусчатке.

— Более чем, — не сводя глаз с овеянного пороховым дымом «Баяна», пробормотал Тарло. — Но, пока суд да дело, поговорим о вашей просьбе. Вы и впрямь желаете работать в нашей группе?

— Почту за честь! Хотя, признаться, еще не знаю, чем смогу быть полезным. Но я приложу все усилия! Вот, скажем, мины — во всем княжестве нет лучшего специалиста по этому грозному оружию. А оно, как мы знаем, порою, колеблет даже императорские престолы. К тому же я сам изобретаю. У меня уже есть три патента в области боевой механики!

— Что ж, я подумаю о ваших словах. Сегодня-завтра мы завершим одно небольшое дельце и непременно вернемся к вашему вопросу.

Андре немилосердно тряс графа за плечо. Тот ворочался, что-то бубнил, не открывая глаз, и сквозь сон отталкивал настойчивого камердинера.

Владимиру снился Пажеский корпус. Государь император, огромный, как былинный Илья Муромец, обходит строй молодых камер-пажей, здороваясь с каждым, расспрашивая о планах на будущую службу и вручая юным выпускникам первые офицерские погоны. Начальник корпуса в полной форме, при сабле, с владимирской кавалерией через плечо, вышагивая рядом с Александром III, называет государю имена, впрочем, и без того известные при дворе.

— А вот и Володя Тарло, — поравнявшись с ним, улыбается самодержец всероссийский. — Как же, помню тебя, помню. Ксении моей приятель. Она за тебя хлопотала. Говорит, талантов ты необычайных. Так я тебе в таком-то случае и звание по дарованиям дам.

Царь поманил к себе одного из флигель-адъютантов, сопровождавших его, и раскрыл ладонь.

— Подай-ка.

Тот протянул императору нечто разукрашенное, напоминающее погоны.

— Держи, камер-паж Тарло. Носи с гордостью!

Владимир глянул на государево пожалованье и обмер: вместо заслуженных корнетских погон в руках его красовались червовая и пиковая шестерки.

— Служи честно, — продолжал напутствовать его Александр, — так, чтобы до тузов дослужиться. И тем немалую пользу Отечеству принести!

Тарло резко сел на кровати и тряхнул головой.

— Господи, приснится же такое!

— Ваше сиятельство, поднимайтесь скорей, кофе уже на столе, одежда приготовлена! — скороговоркой протараторил обычно сдержанный камердинер.

— Что за спешка? Который час?

— Девять часов пятнадцать минут.

— Рань несусветная! Что случилось?

— Срочное дело! Госпожа Мари де Ле Блан желает вас видеть.

— Вот как? Что ж, пошли кого-нибудь передать, что буду у нее через полчаса.

— Ни к чему это, ваше сиятельство. Она тут. Ожидает вас за кофейным столиком.

— Час от часу не легче, — пробормотал граф, отправляясь в умывальную комнату. — Я так понимаю, что принять ванну не получится.

— Скорее уж, всех нас сегодня ожидает холодный душ.

Мари, сдвинув тяжелые брови, нервно постукивала палкой об пол:

— Сколько можно вас ждать?! Вы же офицер! Должны все делать быстро! А сейчас — так и еще быстрее.

— Я тоже рад вас видеть, сударыня, — через силу улыбнулся Владимир.

— Пейте ваш кофе и ступайте за мной.

— Может, объясните, что случилось?

— По дороге.

— Куда?

— На пирс. На твою «Галатею».

— Его высочество решил отправить меня в кругосветное плаванье?

— Заткнитесь, граф! Ваши шутки сейчас абсолютно неуместны! — Мари де Ле Блан встала, одним глотком опустошила стоявшую перед ней фарфоровую чашечку с горячим кофе и, помолчав с минуту, заговорила куда тише. — Прости, Владимир. Сорвалась. Ты все проспал.

— Что же такого я проспал?

— Сегодня ночью в казино явился командир «Баяна», капитан Ле-Пешенсье.

— Лепешинцев, — поправил граф Тарло.

— Вот, черт! У вас, русских, непроизносимые фамилии. Так вот, за ночь он оставил на рулетке триста тридцать тысяч франков!

— Богатый улов для казино.

— Слушай меня! — снова возмутилась Мари. — Да, улов знатный. Однако поутру выяснилось, что лишь тридцать тысяч франков принадлежали капитану. А остальные — корабельная касса!

Владимир, только пригубивший из чашки ароматный кофе, едва не поперхнулся.

— Это же преступление! Ссылка! Таймыр! Карское море! Белых медведей плаванью учить!

— Представь себе, спозаранку он и сам это понял. И приехал на берег решать вопрос. Мол, те деньги, что его, — можем оставить себе, а остальные следует немедленно вернуть.

— Что же ему ответили в казино?

— Идем, некогда прохлаждаться, — дернула щекой начальница тайной службы. — Ему ответили, что здесь так не делается, и деньги возвращены не будут.

Тарло быстро допил кофе и последовал за госпожой де Ле Блан.

— А он выдвинул ультиматум: либо в течение ближайших трех часов деньги будут возвращены, либо он отдает приказ начать бомбардировку столицы.

— Уверен, что это блеф! Никто не решится стрелять по мирному городу. Тут дело пахнет военным трибуналом.

— Вы так думаете, граф? Вы можете это гарантировать?! Крейсер стоит всего в миле от города, пушки главного калибра развернуты на дворец. И вид у этого капитана был не слишком располагающий к шуткам.

В случае, если офицеры не арестуют этого сумасшедшего русского с непроизносимой фамилией, а возьмут под козырек и побегут заряжать пушки — вы готовы ловить снаряды своим цилиндром и кидать их обратно?! — Мари остановилась и вперила в собеседника пронизывающий взгляд. — Вижу, не готовы. К тому же, у него, похоже, нет выбора. Сюда «Баян» шел с максимальным ходом, здесь, чтобы идти дальше, он должен закупить уголь, но сейчас ему просто нечем будет заплатить.

— Так, быть может, в качестве исключения удовлетворить его… гм, просьбу?

— Нет. Это подаст отвратительный пример. В мире слишком много кораблей, способных оставить груды дымящихся развалин на месте нашего княжества. И капитанов, чья дружба с собственной головой немедленно заканчивается при виде бегающего по кругу шарика или раскрашенных картинок. Если сегодня мы сделаем исключение для одного морского волка потому, что он вцепился в нам глотку, завтра придется идти на уступки десяткам иных капитанов, адмиралов и им подобных фанфаронов с пушками.

— Что же требуется от меня?

— Сейчас ты отправишься на крейсер. Отрекомендуешься главой русского департамента нашего министерства внешних сношений.

— А что, у нас такой есть?

— Теперь есть. Не перебивай! Твоя задача — отговорить капитана начинать обстрел. Если понадобится, в частном порядке казино готово передать тебе сумму, необходимую для того, чтобы крейсер закупил уголь и проваливал отсюда навсегда! Но исключительно в частном порядке. Если не получится — задержи его до половины седьмого пополудни.

— Мы стягиваем силы? «Посейдония» вступит в бой?

— У вас, граф, с утра идиотские шутки! С чего бы? Недоспали? Ваш друг Ворожеев приедет шестичасовым поездом из Ниццы. Если к этому часу не получится уладить дело, этим будет заниматься он. И храни нас Бог!

— Что ж, пока не вижу особых трудностей на переговорах, — улыбнулся Тарло.

— Тем лучше. Ступайте на «Галатею». Андре уже там. Уверена, шхуна готова к выходу в море. А яво дворец. Попробую обнадежить принца.

В полукабельтове от борта крейсера «Галатея» легла в дрейф, и капитан Лесли, встав на баке, закричал в жестяной рупор: «На палубе, спустите трап! Примите на борт переговорщика!»

— Ну вот, я и на Родине, — под нос себе пробормотал Владимир, хватаясь за канаты и ставя ногу на деревянную ступеньку. — Не так я себе это представлял.

Вахтенный офицер помог гостю взойти на палубу, приложил к козырьку пальцы и поинтересовался на безукоризненном французском:

— С кем имею честь говорить?

— Граф Тарло. Начальник русского департамента министерства внешних сношений княжества. Я бы желал видеть командира корабля.

— Прошу немного подождать, месье. О вас доложат.

Офицер подал знак стоявшему рядом матросу, и тот пулей устремился к капитанской каюте.

— Желаете отдохнуть с дороги?

— Благодарю, подожду здесь.

Владимир приподнял шляпу и стал лениво, стараясь не привлекать чужого внимания, оглядывать орудийные стволы башни главного калибра. «Выпущенные из этих пушек «упитанные поросята» кому хочешь подложат здоровенную свинью. Любой гостевой особняк возле казино одним попаданием можно превратить в зыбкие воспоминания. На замок принца, конечно, понадобится больше, но крейсер готовился к учебным стрельбам, а значит в боеприпасах недостатка нет… — Владимир представил себе, как орудия «Баяна» одно за другим с грохотом выплевывают снаряды по беззащитному городу. — Неужели решится? Впрочем, что тут рассуждать? Сейчас я ему отдам «от восхищенных соотечественников» проигранные триста тысяч, и проблема растает, как весенний снег».

— Ваше сиятельство, капитан просит вас подняться к нему, — козырнул вахтенный офицер. — Следуйте за мной.

Из капитанской каюты открывался вид на пустынный берег. Над беломраморной набережной покачивались раскидистые пальмы, яхты у пирса ждали первых гостей, желающих совершить прогулку по лазурной зыби. Солнечные зайчики весело скользили по каюте, в такт качке перескакивая с книжных корешков в шкафу на картины, оттуда на стекла барометра и блестящий бок стоящего у стены телескопа.

Командир «Баяна» капитан I ранга Лепешинцев сидел за столом, повернувшись спиной к двери. Перед ним лежали исписанный лист бумаги, корабельный хронометр и маузер. Чуть в стороне — запечатанная бутылка коньяка и стакан в подстаканнике.

— Что-то это мне не нравится, — пробормотал Тарло, обозревая картину мрачного уныния и духовного упадка.

Выслушав доклад о прибывшем с берега переговорщике, капитан даже не подумал встать и приветствовать высокого гостя. Лишь чуть повернул голову и кивнул.

— Проходите, месье. Вы о чем-то желаете со мной говорить? О чем и, главное, зачем? Свои требования я сформулировал предельно ясно. Какова цель вашего, не буду скрывать, неуместного визита?

— Казино не станет платить.

— Вот как? Что ж, это их сознательный выбор. Стало быть, я могу приступать к обстрелу.

— А потом, насколько я могу понять, вы собираетесь пустить себе пулю в лоб?

— Даже если так — какое вам до этого дело?

— Раз спросил, значит, дело есть, — Владимир подошел к иллюминатору и заговорил с нажимом. — Быть может, потому, что не так давно я стоял вон там, на пирсе, — гляньте в свой телескоп, его отлично отсюда видно, — и был решительно намерен вышибить себе мозги. Правда, не из маузера, а из нагана. Но ведь это не слишком меняет суть дела, не так ли?

— Не смейте трогать мой телескоп!

— Я и не трогаю, — дернул плечом Тарло, с интересом разглядывая блестящий, как с выставки, оптический прибор: «Похоже, капитан в нем души не чает!» — подумал «дипломат», но не выдавая своих мыслей, продолжил. — Мне тогда помогли. И вот я жив и стою перед вами. Более того, вчера награжден орденом. Хотя для вас это, конечно не имеет никакого значения.

— Примите мои поздравления, — не вставая с места, хмуро бросил капитан. — В другой раз с радостью отметил бы с вами это знаменательное событие. Но, увы.

— Благодарю вас. Так вот, в память о своем спасении, я, в свою очередь, готов помочь вам. Вы проиграли триста тысяч франков казенных денег. Это плохо, но поправимо. Лично от себя, в знак дружественного благорасположения, я готов дать вам эти деньги.

Капитан медленно поднялся и подошел вплотную к Тарло. Кряжистый, длиннорукий, с широкоскулым обветренным лицом и чуть раскосыми щелками серых как сама Балтика глаз, он стоял в шаге от Владимира, и тот мог во всех деталях рассмотреть, как перекатываются узлы желваков на скулах этого сильного человека.

— Милостивый государь, я русский офицер! Я свалял изрядного дурака, отправившись ловить удачу в казино. Всякий человек не совершенен, и я не исключение. С этим уже ничего не сделаешь. Я допустил непростительную слабость и совершил тяжелое должностное преступление. Поддавшись болезненному наваждению, в горячке я пустился играть на казенные деньги. Как представитель императорского правосудия на борту этого корабля, я уже вынес себе приговор. И скоро он будет приведен в исполнение. Однако прежде я выжгу каленым железом эту язву на теле человечества! А вы, месье, даже не пытайтесь купить меня! Что вы о себе вообразили?

— Я и не пытаюсь.

— Если вы изложили все свои предложения, извольте покинуть корабль. Я не возьму денег из рук представителя иной державы!

— То есть, вы вынесли приговор не только себе, ноинив чем не повинному городу?

— Неповинному?! Нууж, нет!

Николай Викентьевич принялся ходить по каюте, точно лев по клетке.

— Здесь весь город только и живет азартной игрой! Здесь все опьяняет и заманивает. Стоит зазеваться, и все — ты сгорел, как жалкий мотылек! У тебя уже нет сил противостоять соблазну. Я вполне ощутил это на себе.

— Прошу извинить за любопытство, в первый раз так проигрываетесь?

— Увы. То есть, конечно, в карты мне прежде играть доводилось, но эта рулетка… — голос капитана задрожал от волнения, — ее вращение, и шарик, прыгающий от поля к полю, дробный перестук его… Это бесовство! Они гипнотизируют, лишают разума! Так что, уж поверьте, — в первый. И в последний… Помутнение нашло. — Капитан I ранга Лепешинцев прикусил нижнюю губу и повернулся к иллюминатору. — Нельзя было к рулетке пускать больного человека! Сие не по-людски! И не говорите мне, что никто, мол, не неволил меня!

Верно, не неволили. Однако ж подстрекали! Так что деньги, которые я ныне требую, по сути, не что иное, как штраф. Заплатили бы, и я поверил, что души их не изъедены зловонной язвой. Что их игра — это лишь игра, а не коварная западня для людей вполне достойных, но, увы, подверженных их злодейским чарам. Но нет, они не желают… Значит, жребий брошен, и так тому и быть.

Первым делом я сравняю с землей казино. Так, чтобы это навсегда запомнилось! Навеки осталось в памяти людской. Пока я буду расправляться с этой ядовитой клоакой, у мирных жителей как раз будет время покинуть дома и укрыться в горах. По ним я стрелять не стану. Так что, месье, не тратьте времени даром. Если вам больше нечего предложить, отправляйтесь на берег и передайте то, что я вам сказал.

Тарло стоял, подыскивая аргументы. Командир броненосного крейсера был не в себе. Вовсе не факт, что даже приезд помощника военно-морского атташе мог что-то изменить.

— Ступайте! — почти скомандовал капитан 1-го ранга. — Хотя, нет! Постойте. Смотрите. Видите — там, за набережной, отель над морем?

— Да, это место мне хорошо известно.

— У меня к вам есть личная просьба. Там живет девушка замечательной красоты. Вчера она тоже проигралась. Верно, приехали с подругой развеяться в выходной день, и вот, этот хищный монстр обглодал ее, как и меня!

— Вот как? Почему вы так решили?

— Я своими ушами слышал, как подруга говорила ей, что пора бы прекращать, что она, бедняжка, уже проиграла всю месячную ренту. Собственно, чтобы помочь ей, я и ринулся играть, очертя голову. Хотел познакомиться, но, увы, она ушла. Я послал вестового, он тайком проводил ее до отеля, дальше его не пустили. А я тем временем пропорол себе днище о скалы от бака до юта.

— Очаровательная девушка, прекрасная, как нежный ангел, если бы ангелы носили волнистые черные волосы, шелковистые и легкие, как пух. А ее подруга — очень милая блондинка с замечательной улыбкой.

— Вы знаете их? Портреты совершенно точные.

— Да. Хорошо знаю.

— Так вот. На берегу ступайте к ним, просите, умоляйте их, как минимум, ту, что проигралась…

— Ее зовут Алиса. Баронесса Алиса фон Лауэндорф.

— Алиса, — нежно проговорил капитан, раскатывая имя. — Так вот, тащите их хоть силой, сопроводите на свою шхуну. Кстати, граф, отличная шхуна.

— Благодарю.

— Выходите с ними в море. Обещаю, вы будете в полнейшей безопасности. — Николай Викентьевич сжал рукоять кортика, затем нежно, точно девичью руку погладил трубу рефракторного телескопа Кассегрена. — Подумать только, вчера я был полностью счастлив и грезил о том, чтобы назвать ее именем открытое мной небесное тело! И вот сегодня…

Владимир не подал вида, но в душе облегченно выдохнул. Как бывало, когда за карточным столом вдруг из рук банкомета приходила там самая, заветная, единственная нужная карта.

— Звезда по имени Алиса в созвездии…

— В созвездии Лебедя! Но пока неясно, звезда ли это. Небесное тело!

Владимир едва удержался от невольного смешка.

— Как интересно!

— Вам забавно? — вновь нахмурился едва оттаявший флотский офицер.

— Отнюдь нет! Чрезвычайно необычно и любопытно. Никогда не знал, как дают названия звездам.

— Все это уже ни к чему. Через пару часов все будет кончено.

— Не будем торопить события. Господь создал этот мир за семь дней. Возможно, пара часов у него ушла как раз на обустройство Европы.

— Забавное сравнение, — невольно улыбнулся капитан. — Хорошо, что не грозите мне божьими карами. Я, знаете ли, в телескоп по научению отца в первый раз глянул еще в детстве. Надеялся узреть во облацех лик божий. Да вот, не сложилось. Не узрел. И с той поры, сколько ни смотрел, — ни перышка из крыла ангельского! А звезды — это вот, да, много лет наблюдаю. И вот такая удача!

Это небесное тело я еще полгода назад заметил. Послал запросы в Гринвич, в Париж, в иные обсерватории — по всему выходит, я первый его зафиксировал! А на прошлой неделе издатель «Звездного атласа» прислал мне формуляр, где, кроме точных координат небесного тела, следует указать и мною данное имя… Впрочем, для чего я это рассказываю? — спохватился командир броненосного крейсера. — Вы все равно не поймете.

— Отчего ж, мне весьма интересно. Более того, ваш рассказ натолкнул меня на мысль. Вы, как я понял, хотели бы назвать далекое небесное тело в честь прелестной незнакомки, случайно встреченной в казино.

— Хотел бы.

— Я бы, в свою очередь, хотел назвать вашу звезду в честь ее подруги, Женевьевы. Вы ее вчера имели удовольствие видеть рядом с Алисой. Поверьте, если ученые астрологи и впрямь способны читать судьбы по небесным светилам, то этот крошечный огонек в созвездии Лебедя будет самой вещей звездой из всех, наблюдаемых с земли.

— Вы что же, предлагаете мне продать..?

— Ну что вы, помилуйте, как можно?! Конечно, нет! Я предлагаю судьбе решить, кому выпадет столь необычная привилегия — украсить небесный атлас новым именем. Вы поставите на очаровательную карточную брюнетку — пиковую даму, я на прелестную блондинку — даму червей.

— Вы хотите снова втянуть меня в азартную игру?!

— Упаси бог! Никаких азартных игр. Во-первых, такой карточной игры нет. Мы сами ее придумываем. Во-вторых, я предлагаю сделать так, чтобы в конечном итоге один игрок получил возможность назвать звезду, другой же — получил деньги. Так что проигравшего не будет, а значит, нет и азартной игры. Кроме того, я обещаю, как бы ни повернулась игра, я познакомлю вас с Алисой.

— Это правда, граф?

— Уж поверьте, ваше высокоблагородие, правдивей не бывает.

— Забавная идея. — Глаза флотского офицера зажглись тем знакомым Тарло огнем, который сжигает душу любого страстного игрока. — Беда только в том, что мне совершенно нечего поставить. Все, что можно было я, черт побери, просадил вчера. И то, что нельзя — тоже.

— Полноте! Так ли это? — скептически поглядел на капитана Владимир. — Насколько я помню, Николай Викентьевич, пистолеты системы Маузера образца 1896 года не стоят на вооружении российской армии и флота. Я прав?

— Правы.

— В Санкт-Петербурге, в магазине торгового дома и оружейной мастерской Лежена В. В. по Большой Морской улице, 33 такой прежде стоил 30 рублей. Без патронов к нему и деревянной коробки приклада.

— Эк, хватились! Уже два года, как магазин переехал на Кузнецкую улицу, 48. Там и брал. Но… позвольте, вы-то откуда знаете? Бывали у нас прежде?

— Тсс! Не нужно громких вопросов. — Тарло перешел на драматический шепот. — Не просто бывал, а и родился, и вырос, и погоны там же получил. Я, как и вы, русский офицер!

— Да неужто?! — переходя на родной язык, переспросил Лепешинцев. — Но как же так? Отчего ж вы сразу не сказали? Я полагал, вы здешний дипломат.

— Я не буду об этом распространяться, уж простите. Здесь многие считают меня дипломатом. Отчасти, это так и есть. Но не совсем. Одно скажу, мой старинный друг, капитан III ранга Ворожеев сегодня ближе к вечеру лично сможет подтвердить все, сказанное мной. Но, прошу вас, говорить об этом нынче никому, даже офицерам команды, не следует.

— Я понимаю.

— Вот и отлично. Поверьте, я стараюсь помочь нам всем решить без ущерба для каждой из сторон весьма щекотливое дело. А потому давайте так: я покупаю у вас этот маузер за триста франков. Это несколько больше, чем он стоит, однако мне он чем-то очень приглянулся. У вас же наверняка есть положенный по штату наган, так что пистолет всецело личное ваше имущество, и продать его вы можете, когда захотите. Триста франков. По рукам?

Командир «Баяна» молча кивнул.

— Вот и замечательно, — Тарло достал из кармана несколько купюр. — Предлагаю: банкуем по очереди, тасующий передает колоду сдающему. Начальная ставка десять франков. Играющий либо соглашается с проигрышем, либо удваивает ставку. По рукам?

— Идет! — Капитан сцепил пальцы в замок, хрустнул ими, и жадно облизнул губы.

— Тогда, если вы не против, я пошлю своего человека за картами и наличными деньгами.

— Пожалуйста. Я пока распоряжусь подать завтрак. Желаете чай, кофе или что-нибудь покрепче?

— Если возможно, кофе покрепче и круассан.

Капитан Лепешинцев кликнул вестового, и тот пулей бросился выполнять приказ. Тарло проводил его взглядом и вернулся к трапу, около которого ждал его Андре.

— Надеюсь, у вас получилось отговорить этого пирата бомбардировать город?

— Тихо. Все идет на лад. Сейчас же возвращайся на берег. Привези мне дюжину запечатанных карточных колод, а также Алису и Женевьеву. Давай поскорее. Жду вас.

— Брать ли экспонаты вашего музея? — едва слышно поинтересовался Андре.

Граф молча прикрыл глаза и барственно проговорил:

— Проследи за рубашками. Они должны идеально подходить к цвету фрака. Вечером у нас дорогой гость и, — Владимир сделал небольшую паузу и поднял руку к лицу, точно утирая упавшие на щеку брызги, — пара очаровательных дам. Одна брюнетка, другая блондинка.

— Очаровательных? — с поклоном уточнил «верный слуга».

— Самых, что ни на есть, — улыбнулся граф.

«Молодец, понял, как «зарядить» колоду. Бубна и трефа были бы «хорошенькие девушки». «Прелестные барышни» — красные дамы, «обворожительные красотки», соответственно, пиковая с трефовой».

Вахтенный офицер открыл дверь и замер на пороге:

— Ваше высокоблагородие! Шхуна «Галатея» подходит с правого борта.

— Как я и говорил, — улыбнулся граф Тарло, — это не заняло много времени.

— Спускайте трап, — распорядился командир «Баяна».

— Да, вот что, Николай Викентьевич. Я приготовил вам небольшой сюрприз. Надеюсь, приятный. Только ответьте мне сначала — вы же не придерживаетесь странного правила, что женщины на корабле — к беде?

— Это правило дальних походов. Мы же стоим в порту на якоре.

— Что ж, очень рад. Ибо надеюсь, что одна из дам, приближающихся в эти минуты к крейсеру, непременно принесет вам удачу.

Лицо моряка побледнело, затем начало краснеть.

— Граф, вы что же, — запинаясь, спросил он, — хотите сказать, что сюда прибудет… баронесса?

— Честно говоря, я не хотел этого говорить. Это несколько разрушило сюрприз. Но если бы вы не пожелали ее принять на корабле — сюрприз бы получился куда менее приятный.

— Да что вы такое говорите?!

Капитан вскочил из-за накрытого стола и принялся лихорадочно утирать губы салфеткой.

— Что же вы сразу не сказали? Никишка, парадный мундир!

— Владимир, прошу вас как офицер офицера, — выпалил взволнованный капитан. — Мне нужно несколько минут, чтобы привести себя в порядок. Не больше пяти. Прошу вас, задержите их немного. Да передайте спустить адмиральский трап — негоже дамам карабкаться по веревочным лестницам!

— Для вас — непременно!

Граф склонил голову и отправился к борту.

Изящная, как цветок лилии возле могучего дуба, шхуна покачивалась на волнах близ серой громады броненосного крейсера. Передав капитанский приказ вахтенному офицеру, Тарло облокотился на планшир и помахал рукой боевым подругам. Алиса и Женевьева уже стояли на палубе «Галатеи», прикрывшись кружевными зонтиками от ярких солнечных лучей. Рядом с ними, — Тарло удивленно моргнул, чтобы отогнать наваждение — в застиранной робе матроса крепил шкот корабельный мичман первого класса Дженовезе.

Наконец удобный адмиральский трап, по которому даже в качку можно было подняться на борт, не забрызгав одежды, был спущен. Прекрасные дамы величаво поднялись на борт.

— Владимир, что означает эта странная утренняя прогулка? — ответив на приветствие вахтенного офицера, тихо поинтересовалась Алиса. — Я едва успела выпить кофе! Надеюсь, ты не хочешь отправить меня в Россию, как княжну Тараканову? Я никогда не претендовала на русский престол. Климат петропавловской крепости не для меня…

— О нет. Этот титул вам, сударыня, явно был бы лишним. Мне нужна ваша помощь.

— Это всегда с радостью, друг мой. Тебе всегда интересно помогать.

— Спасибо, баронесса. Я верил в вас. — Тарло повернулся к Женевьеве. Та глядела на него с тревогой, но, как показалось графу, нежно. Он наклонился поцеловать руку девушки и прошептал:

— Скажи, что за это время тебе удалось выяснить что-нибудь интересное о капитане!

Девушка промолчала, лишь кивнула и приветливо улыбнулась в ответ.

В капитанской каюте очаровательных гостий приветствовал лично командир броненосного крейсера.

— Прошу любить и жаловать, — представляя спутниц, произнес Тарло. — Баронесса Алиса фон Лауэндорф. Женевьева Киба — моя… невеста.

Брови улыбчивой блондинки удивленно приподнялись, но она ловко скрыла невольную промашку, присев в книксене.

— Его высокоблагородие капитан первого ранга Лепешинцев, командир этого замечательного корабля.

— Весьма рад! Весьма рад! — прикладываясь губами к руке Алисы, пролепетал морской волк. — Желаете осмотреть корабль, или, быть может, немного перекусить с дороги?

— Пожалуй, я бы выпила бокал оранжада, — нежно проворковала Алиса, даря хозяину корабля взгляд ценой в бриллиантовое колье. — Женевьева, милая, а ты?

— Я бы тоже не отказалась.

— Одну минуту, я сейчас распоряжусь!

Капитан первого ранга с резвостью кадета бросился лично отдавать приказ.

— Все готово, — тихо сказал шедший за дамами Андре, незаметно передавая графу «заряженную» колоду и демонстративно, с поклоном, небольшой сверток со свежеприобретенными картами.

— Объясни пока, к чему весь этот абордаж? — поинтересовалась Алиса.

— К тому, ма шер ами, что ты вчера так смотрела на бравого капитана, что он потерял голову и до сих пор не сподобился ее найти.

— Что же я должна делать? В мой будуар она не закатывалась.

— Мрачноватый юмор, дорогая подруга. Делай то же, что вчера: смотри на него проникновенно и улыбайся как можно загадочнее.

— А я? — спросила Женевьева.

— А ты — моя невеста и, соответственно, улыбаешься мне.

— И давно я твоя невеста?

— Спроси у Алисы, — отозвался Тарло. — Это она нас сосватала, мурлыча с корнетом Савиным.

— Предположим, — не вдаваясь в пререкания, согласилась мадмуазель Киба. — Мои действия?

— После того как я прочту стихи, поинтересуйся чем-нибудь. Отвлеки его беседой. Пусть разрывается между созерцанием Алисы и разговором с тобой. Отслеживать несколько целей одновременно он вряд ли сможет.

— Зачем это нужно, мой дорогой?

— Тише, капитан возвращается.

— Надеюсь, вы тут не заскучали! — Николай Викентьевич приближался, сияя любезной улыбкой. — Оранжад сию минуту подадут.

Дав Лепешинцеву возможность любезничать с дамами, Тарло схватил Андре за локоть.

— Что здесь делает Гвидо?

— Не знаю. Он был на борту «Галатеи», когда я вернулся с барышнями к пирсу. Сказал, что быть рядом в такой час — это его долг и указание мадам де Ле Блан. Вникать не было времени. Что-то не так?

— Во что это он одет? Маскарады здесь обычно вечером. Ладно, потом разберемся…

Граф Тарло положил на стол запечатанную сургучом коробку и предложил капитану:

— Желаете вскрыть?

— Ну что вы, граф, я вам доверяю.

Владимир кивнул, сломал печать и разложил на столе десяток совершенно одинаковых коробок.

— Прошу вас, Николай Викентьевич, сделать выбор.

— Пусть эта.

Командир «Баяна» ткнул указательным пальцем в одну из колод.

— Отлично.

Тарло распечатал выбранные карты.

— Бросаем монетку, чья рука первая. Дорогая, у тебя есть с собой мелочь?

Женевьева с улыбкой открыла небольшой ридикюль и протянула пять франков.

— Орел, или решка?

— Двух мнений быть не может, — расправил плечи Лепешинцев. — Конечно, орел!

— Как я мог усомниться? И лучше всего — двуглавый.

Монетка взмыла под потолок и приземлилась на ладони графа.

— Орел! Пожалуйста, ваш черед тасовать.

Улыбаясь, он подтолкнул к Лепешинцеву колоду. Тот взял ее и начал быстро перекидывать карты.

«Так. Оверхенд шафл, — с улыбкой глядя на тасовку, про себя резюмировал Тарло. — Сиречь, классическое тасование из руки в руку. Мизинец при этом держит не на торце колоды, а сбоку. Похоже, всякой экзотики, вроде рифл шафла, стрип шафла, или индийской тасовки он не знает, и демонстрировать их сейчас за столом не стоит. Верно, перебрасывался в картишки в кругу семьи, да в офицерском собрании. Во всяком случае, на «мельницах» по-крупному не играл. Что ж, может, оно и к лучшему».

— Пожалуйте!

Капитан положил карты перед графом. Тот небрежно сдвинул колоду и, Лепешинцев, переложив верхнюю часть вниз, взял ее и начал сдавать налево — направо, налево-направо.

— Дама пик, — наконец объявил он.

Граф открыл следующую карту. Это была не дама червей.

— Выигрыш за вами, капитан! Я желаю продолжить игру. Ставка двадцать франков.

— Принимаю, — кивнул Николай Викентьевич.

Игра продолжалась два часа. Затем удары корабельной рынды возвестили наступление полудня, и любезный хозяин предложил гостям отобедать. Предложение было с радостью принято. Тарло поглядел на золотой брегет, с удовольствием отмечая, что именно в этот миг «Баян» намерен был открыть огонь по столице.

За сытной и вкусной трапезой прошел еще час. Очарованный красотой Алисы, капитан то и дело бросал на нее пламенные взоры, давая Тарло возможность оценить, как, должно быть, выглядел он сам в утро основания тайной службы княжества.

Затем игра продолжилась. Пачки купюр то увеличивались, то уменьшались, переходя с одного конца стола на другой. Владимир искоса поглядывал на корабельный хронометр, стоявший на капитанском столе. Еще час, и еще… Уже были сменены три колоды, а игра все длилась. Наконец стрелки пересекли заветную черту шести часов пополудни.

— Ваша очередь тасовать, граф.

Капитан первого ранга Лепешинцев переплел пальцы и довольно хрустнул ими.

— На кону триста тысяч!

Тарло прикрыл глаза.

— Устали?

— Немного. Почему-то крутятся в голове, не дают сосредоточиться стихи моего старинного приятеля. Я вам нынче говорил о нем. Вот послушайте:

— Как по мне, красивые стихи, — кивнул Лепешинцев. — Впрочем, я не силен в поэзии… Вот ведь, какая неожиданность! Кто бы подумать мог, что наш общий знакомый — истинный поэт…

— О, да. Еще в Пажеском корпусе он печатался в «Невском вестнике». Конечно, не под своей фамилией… Георгий Бригов — быть может, слышали?

— Вряд ли. Литературой не увлекался. Вот астрономия…

— Простите мое любопытство, капитан, — негромко произнесла Женевьева, прикасаясь легким пальчиком к надраенной трубе оптического прибора. — Какое усиление у вашего телескопа?

— Мадемуазель, — удивился капитан, — Вам это действительно интересно?

— Это же телескоп Кассегрена? Я видела такой, но ваш несколько отличается.

— О, мадемуазель! Я поражен!

Брови Лепешинцева поднялись.

— Увеличение — от двадцати до трехсот «х». И вы действительно правы — я несколько усовершенствовал его. Главное зеркало вогнуто — гиперболическое, вспомогательное — выпукло-гиперболическое. Окуляр в центральном отверстии гиперболического зеркала…

— У нас дома когда-то был телескоп Галилея. Но этот — само совершенство!

Изумленный Тарло чуть не выронил «заряженную» колоду, но все же сдержался и аккуратно подменил ею лежавшую перед ним.

— Мадемуазель! Мне удалось добиться разрешения в четыре градуса!

«Господи, чего еще я не знаю о своей «невесте»? — подумал Тарло. — Это-то, интересно, откуда ей известно?»

— Жени! — делано возмутился он. — Мы играем.

— Прости, милый. Признаться, мне неловко, что отвлекла ваше внимание.

— Потерпи еще немного, мы скоро заканчиваем.

Владимир кивнул, взял лежавшую перед ним колоду и начал без особых изысков перекидывать карты, старательно тасуя их. Командир «Баяна» лениво следил за руками. Он уже десятки раз за сегодняшний день видел этот немудрящий процесс. Однако смотреть и видеть — далеко не всегда одно и то же. Если бы он знал, куда смотреть, то вероятно заметил бы, что, разделив колоду на шесть примерно равных блоков, граф просто-напросто перекидывает их, аккуратно придерживая пальцами, чтобы не сбиться.

— Пожалуйста.

Тарло положил колоду перед соперником. Тот сдвинул. Граф взял карты в руки, снял отодвинутые карты, переложил их якобы вниз, и в одно движение они снова оказались наверху. Капитан начал раскладывать их налево-направо, налево-направо.

— Дама пик! — наконец огласил он. — Желаете увеличить ставку?

— Нет. Я пас!

Тарло со вздохом развел руками.

— Вы победили.

— У нас нет победивших и проигравших, — напомнил довольный капитан. — Признаться, раньше я болел душой, что в случае, если деньги все же достанутся мне, то в формуляре «Звездного атласа» появится имя, прошу извинить, мадемуазель Киба, какой-нибудь праздной девицы. Но вы — для меня честь, что ваше имя войдет… — капитан развел руками, не находя, что и сказать. — Если желаете поговорить об астрономии, пока крейсер стоит здесь, я всегда в вашем распоряжении.

— С удовольствием воспользуюсь вашей любезностью, если мой ненаглядный Вальдемар будет не против.

— Я еще очень подумаю! Мало ли вдруг беседа затянется и крейсер уйдет в Россию, позабыв высадить новую пассажирку!

— Ну что вы граф! — усмехнулся довольный командир «Баяна». — Тем более, погрузка угля начнется только завтра, так что…

— Кх-кх, — кашлянула Алиса. — Полагаю, ко мне ваше приглашение тоже относится?

— О да, конечно!

Дверь капитанской каюты открылась.

— Разрешите обратиться!

Вахтенный офицер приложил пальцы к козырьку фуражки.

— К его сиятельству вестовой с сообщением.

— С вашего позволения, я выйду, — приподнялся Тарло.

— Да-да, — закивал Лепешинцев. — Затем возвращайтесь — скоро ужин. Вы будете почетными гостями на сегодняшнем приеме в честь прибытия вашего… старого приятеля.

На палубе Тарло поджидал мичман Дженовезе.

— Что случилось?

— С «Посейдонии» семафорили, что прибыл капитан третьего ранга Ворожеев. Скоро будет здесь.

— Отлично. А… — Владимир пристально оглядел молодого офицера. Рука того была основательно поцарапана, точно совсем недавно он пытался засунуть кота в мешок. — Скажи, пожалуйста, где ты так ободрался?

Гвидо молчал.

— Когда вы подошли к крейсеру, руки были целы. Что стряслось?! Я жду ответа!

— Ваше сиятельство, это всего лишь ракушки… — запинаясь, пробормотал Дженовезе.

— Ты нырял за жемчугом? Не совсем удачное место.

— Нет. Это борт корабля. Под водой он уже несколько оброс.

— Ты решил испробовать себя в роли любителя морских купаний?

— У меня был приказ, — внимательно разглядывая палубу, ответил «матрос», — если переговоры вдруг не дадут нужного результата, следует подстраховаться.

— Что. Ты. Сделал?

— Сейчас ниже ватерлинии, ниже броневого пояса на магнитах установлены три динамитных заряда. Они соединены огнепроводным шнуром со свинцовой капсулой. В ней специальная медная перегородка, разделяющая пикриновую и серную кислоты. Она защищена стеклом, но если что-то пойдет не так — стоит «Галатее» отвалить от «Баяна» и отойти на десять ярдов, стекло разобьется, кислота в три минуты разъест перегородку, — бах — вспышка и заряды вскроют днище, точно ножом.

— Это кто ж такое придумал?!

— Придумал, — мичман потупился, — я. Но таков был приказ.

— Чей?!

— Начальника тайной службы, — выдохнул Гвидо. — Она не могла допустить ни малейшей возможности неудачи.

— Прелестно! — Тарло с силой выдохнул, чтобы не высказать всего, что думает по этому поводу. — Заряды следует немедленно обезвредить. И непременно так, чтобы никто не узнал, что они там были установлены. Что тебе для этого нужно?

— Вновь скрытно поднырнуть под днище крейсера.

— Хорошо, — глядя на море, процедил граф. — Я отвлеку внимание, а ты ныряй. Но действуй быстро и четко, а главное, без ошибок. Если, не дай бог, у нас здесь пойдет на дно этот крейсер… Словом, вспомни, почему началась война между Америкой и Испанией. Мы — не Испания. От нас не останется и следа.

— Разрешите действовать?

— Действуй.

Тарло повернулся и решительно зашагал к противоположному борту.

— Что-то случилось? — подскочил к нему ждавший на палубе Андре.

— Да, случилось.

Он снял фрак и подал его камердинеру.

— Что же?

— Это не важно.

За фраком последовала белая сорочка.

— Надеюсь, что не важно.

— Но что вы задумали? — ошарашенный видом прилюдно раздевающегося графа, спросил Андре.

— Потом все расскажу.

Он расстегнул штаны.

— Граф, что происходит?! Что вы собираетесь делать?!

— Странный вопрос. Мне недосуг, придумай что-нибудь. Скажи, что я разорен. Что мне вдруг стало жарко и потребовалось охладиться. Что я всегда предпочитаю таким манером спускаться на берег. Не важно. Когда Гвидо вновь появится на шхуне, идите к пирсу. А еще я хочу сделать пепельницу из головы Мари де Ле Блан. Я специально начну курить, чтобы стряхивать туда пепел и бросать окурки.

— Ваше сиятельство, вы уверены, что в своем уме?

— Хотелось бы верить, что да.

Владимир подошел к фальшборту, сбросил туфли, затем брюки и, перекрестившись, ловко перемахнул через планшир.

— Человек за бортом! — надсадно закричал вахтенный.

Протяжно взвыл ревун, заскрипели шлюпбалки. Владимир без труда вынырнул на поверхность и поплыл брассом, широко и сильно загребая, надеясь, что прохладная вода несколько остудит его негодование.

«Подумать только, все что сейчас было сделано, оказывается, являлось лишь прикрытием! Отвлекающим маневром!»

Берег был все ближе. На крейсере, убедившись, что пловец полон сил и совершенно не намерен тонуть, отдали приказ вернуть шлюпки на борт.

— Камер-паж Тарло! — послышалось с пирса. — Я, конечно, предполагал, что ты будешь рад меня видеть. Но чтобы до такой степени!

— Камер-паж Ворожеев! — Владимир выкарабкался на берег. — Я действительно чертовски рад тебя видеть.

Корабельный оркестр играл вальсы Штрауса. Молодцеватые флотские офицеры кружили в танце со светскими барышнями, приглашенными на прием на борту крейсера. Старые друзья, бывшие камер-пажи Тарло и Ворожеев, стояли у фальшборта, с улыбкой разглядывая танцующих.

— Кстати, друг мой, — начал помощник военно-морского атташе, — у меня для тебя подарок. Надеюсь, тебе понравится.

— Какой же?

— Вот, держи.

Он небрежно достал из кармана фрака запечатанный пакет.

— Здесь приказ об отставке штаб-ротмистра Тарло и благодарственный рескрипт за возвращение золота, похищенного из Тифлисского казначейства. Теперь ты — вольная птица. Государство Российское не имеет к тебе претензий, и, разумеется, ты волен распоряжаться имениями по своему усмотрению. Стало быть, можешь отправляться, куда пожелаешь.

— Это что же, правда?!

Владимир быстро распечатал пакет.

— Конечно правда, — улыбнулся его старый приятель. — Если хочешь, можем вместе завтра отправиться в Париж, а оттуда поездом в столицу. Санкт-Петербург сейчас прекрасен. В Петергофе фонтаны… Помнишь, как ты гулял там с великой княжной Ксенией Александровной?

— Как же забыть? — улыбнулся Тарло.

— Впрочем, если желаешь, — не меняя тона, продолжил Ворожеев, — оставайся тут. Здесь, что мудрить, прекрасно всегда. И твоя невеста, — он кивнул на танцующую Женевьеву, — она и впрямь очень мила. Правда ли, что она поразила Николая Викентьевича своими познаниями в астрономии настолько, что тот решил в ее честь назвать звезду?

— Можно сказать и так, — согласно кивнул граф, с досадой вспоминая недавнюю игру. — Впрочем, она и меня ими поразила. Хотя я уже привык, что ничему тут удивляться не стоит.

— Это хорошо. Я уж опасался, что Лепешинцев доберется до казино. Его категорически туда нельзя пускать.

— Что ты, все отлично. Тем более, с сегодняшнего дня людям в военной форме вход туда запрещен.

— Вот и славно. Так что ты решил? Вернешься, или остаешься здесь?

Владимир одарил старого приятеля долгим взглядом.

— Что-то подсказывает мне, что ты хотел бы услышать от меня второй вариант ответа.

— Признаюсь, да. И не только я. В столице высоко ценят твои способности. Господин Рачковский, — верно, слышал о таком? — желал бы в ближайшие недели свидеться с тобой. Он скоро будет в Париже.

— Не знаю, кто это.

— Ну, это не так важно, познакомитесь, — улыбнулся помощник военно-морского атташе.

— Быть может, быть может… — задумчиво протянул Тарло. — А скажи, друг мой — твое имя недавно упоминал один мой старый знакомец. Говорил, что ты объяснишь, отчего вдруг у него взялось право стрелять в людей, как в куропаток. И почему в ответ я не должен пристрелить его?

— Давай попробую угадать, — так, словно речь шла о детской шараде, проговорил Ворожеев. — Ты имеешь в виду Дитриха фон Эберфельда?

— Браво, — похлопал Тарло. — Меня всегда восхищало твое умение разгадывать загадки.

— Ну, этой загадки, строго говоря, и нет. Вчера я видел Эберфельда. Ты его слегка подранил, но это ерунда. Значительно хуже другое — ты сорвал дело, которое готовилось много лет.

— Какое дело, Георгий? Майор убивал людей, будто стирал рисунок с грифельной доски. Ты понимаешь это?

— Эберфельд заигрался, это правда. Можешь не сомневаться, он свое получит. Но послушай меня, — Ворожеев схватил под руку старого друга и перешел на шепот. — Во время Крымской войны государь Александр II очень надеялся, что Австро-Венгрия, которой мы незадолго до того помогли справиться с венгерским мятежом, если и не станет нам помогать, то хотя бы останется нейтральной.

— Но она с нами и не воевала, — напомнил Тарло.

— Да. Но привела в боевую готовность свою армию, чем вынудила нас держать у ее границ полки, которые так нужны были в Крыму. Можем ли мы предполагать, что старая каналья Франц-Иосиф в случае новой войны поведет себя иначе? В столице считают, что нет. Значит, у этого мерзкого старикашки забот должно быть по бакенбарды, а желательно, и выше.

С помощью Эберфельда мы опять зажгли Венгрию. Однако это вызвало определенные подозрения у австрийской контрразведки. И потому фениксу следовало показательно сгореть и возродиться из пепла. И тут появляешься ты.

— Если бы феникс не попытался еще и выплавить из пепла чужое золото, может, и не появился бы. Но подобная алхимия здесь не приветствуется.

— Будь добр, напиши мне об этом подробный отчет.

— С какого перепою я должен перед тобой отчитываться?

— Извини, конечно же, не отчет. Помнишь, как в корпусе мы выпускали альманах? Напиши мне для нового альманаха забавный рассказ на эту тему. Скажем, «Похождения майора фон Эберфельда». Потому как он рассказывает совсем другое.

— Что ж, уговорил.

— Господа, господа! Почему вы не танцуете?

К старым приятелям, радостно улыбаясь, подошел капитан первого ранга Лепешинцев.

— Как мне кажется, прием удался — а вы тут борт подпираете. Уж вы мне поверьте, он и без вас не завалится!

— Вспоминаем старые времена, Николай Викентьевич, — добродушно ответил Ворожеев.

— Тогда не буду мешать. А кстати! — собравшийся уходить капитан вновь повернулся. — Я и не знал, что у его высочества имеется подводная лодка!

— Подводная лодка? — переспросил помощник военно-морского атташе, удивленно глядя на Тарло.

— Клянусь, я вчера видел ее собственными глазами, — продолжал капитан «Баяна». — Когда мы уже были в территориальных водах княжества, заметили ее в надводном положении. Однако она с чрезвычайной быстротой погрузилась. И, если верить марсовому наблюдателю, отслеживала наши маневры в перископ вплоть до прихода в порт.

— Володя, у князя есть подводная лодка?

— У князя есть проблема, именуемая подводной лодкой, — вздохнул граф Тарло. — Это особая история…

Вахтенный офицер, ловко маневрируя между танцующими, приблизился к Лепешинцеву.

— Ваше высокородие, шхуна «Галатея» приближается к крейсеру и сигналит нам «спустить трап».

Командир «Баяна» удивленно поглядел на Тарло:

— Еще какие-то ваши гости, Владимир?

— Я вроде никого не жду, — пробормотал лейб-улан и повернулся туда, где с наполненными парусами шла его яхта. — Вижу на борту Андре. Похоже что-то стряслось…

— Спустить трап! — скомандовал капитан первого ранга. — Принять на борт пассажира!

Корабельный оркестр продолжал наполнять вечерние сумерки переливами вальсов. Камердинер его сиятельства стремительно, точно в абордажной атаке, пробился к графу и, попросив извинения у Ворожеина, крепко схватил под локоть и отвел в сторону.

— Его высочество срочно просит вас прибыть во дворец.

— Что случилось?

— Нечто в высшей мере странное и загадочное. Госпожа де Ле Блан исчезла!

— В каком смысле?

— Последние несколько часов ее нигде не могут отыскать.

— Быть может она решила съездить в Ниццу или же в Геную?

— Из княжества она не выезжала. Вскоре после того, как вы распорядились прислать сюда Алису и Женевьеву, мадам посетила сокровищницу его высочества, провела там не более десяти минут, вышла из дворца — с тех пор ее не видели.

— В сокровищнице что-то пропало? — нахмурился Тарло, прикидывая могла ли Мари, не особо веря в его успех, просто сбежать куда глаза глядят, на всякий случай прихватив золота и драгоценностей. По всему выходило, что очень вряд ли. Характер не тот.

— Все на месте! То-то и удивительно! Совершенно непонятно, зачем она вообще туда ходила.

— Больше ничего удивительно или просто странного?

— Нет. Хотя…

— Что ты хотел сказать этим «хотя»?!

— В кабинете мадам де Ле Блан на столе лежал букет лилий.

— Лежал? — уточнил Владимир.

— Да, — кивнул Андре. — Она же никогда не ставила у себя цветы. У нее и вазы-то не было.

— Одно слово, и ей бы доставили пару дюжин разнообразных ваз, — задумчиво глядя на ярко освещенный город, проговорил граф. — Включая и ночные. Но она не сделала этого. Бросила этот букет. Почему?

— Об этом никому неизвестно.

— Кстати, он был доставлен до отъезда в сокровищницу или после?

— Незадолго до. Курьер передал цветы швейцару, сел в экипаж и укатил. Лицо швейцар запомнить не смог. Его как раз в этот момент окликнули…

— Действительно все это странно. Ладно, возвращаемся в город. Негоже заставлять его высочество ждать.

Тарло вновь подошел к старому приятелю

— Георгий, благодарю тебя за добрые вести, но пока я остаюсь здесь. Много работы.

— Я понимаю. И все же серьезно подумай над моим предложением.

Конец