Анонимное общество любителей морских купаний

Дело девятое. Пещера горного принца (Часть 2. Идущие за гробом)

Окно кабинета было распахнуто, и в него совершенно непочтительно лез полный морских и цветочных ароматов ветер, ворошил на столе бумаги, пьянил и отвлекал от работы высокое полицейское начальство. Там, на вольном просторе, над искристой лазурью волн, обсуждая улов, горланили чайки. Здесь же в четырех крашеных стенах было не до приятностей и радостей жизни.

Полицмейстер в голубой парадной форме, при аксельбантах и шпаге, поднялся из-за рабочего стола, вытер обширную лысину платком, наморщил лоб, поправляя стальное пенсне, и с дежурной улыбкой протянул руку Владимиру.

— Рад приветствовать, граф. Не спрашиваю, что привело вас сюда. Раз пришли, стало быть так надо. Чем могу помочь?

— Меня интересуют материалы, касающиеся сегодняшнего покушения на эрцгерцога, — пожимая вспотевшую ладонь застегнутого на все пуговицы начальника полицейского управления, — ответил Тарло.

— Вряд ли смогу вас чем-то особо порадовать, месье, — полицейский чин указал на тонкую папку, лежавшую перед ним на столе, — материалов почти нет. Тут протокол осмотра места преступления. Освидетельствование трупа — медицинское заключение, паспорт, билет на поезд…

— Погодите, убийца что же, отправился на такое дело с паспортом?!

— Я, увы, лишен возможности, задавать вопросы этому проклятому мадьяру. Ибо не обладаю умением вызывать духов. Согласно паспорту, это некий Иштван Наги из Будапешта. Фотография соответствует оригиналу. Приехал за три дня до покушения. Где жил — пока неизвестно. Да, признаться, я и не хочу во все это глубоко лезть. Сегодня уже вечер, самое время отправляться по домам. Завтра приедет следователь из Вены — это их эрцгерцог, их стрелок и майор фон Эберфельд — тоже их. Мы окажем ему и его людям возможную помощь, но брать такое дело на себя… У нас нет ни специалистов, ни, признаюсь, желания. Наша сыскная полиция — это два человека, которые занимаются кражей шляпных булавок и кошельков. Я понимаю, этот майор ваш приятель, — во всяком случае, мне так сообщили, но раз имперские детективы склонны взять это дело себе — я только перекрещусь и не буду спорить. Что же касается паспорта, возможно, покушавшийся был смертником и, взяв с собой документ, удостоверяющий личность, хотел показать, кто он и почему решился на убийство.

— Может быть и так…

— В любом случае, это уже не мое дело.

— Хорошо. Ваши действия мне понятны. Но поскольку я не уверен, что это покушение станет последним, мой долг разобраться как можно подробней.

— Разбирайтесь, — откинувшись в высоком кресле, без малейшего энтузиазма вздохнул полицмейстер. — Вы тайная служба. Вам положено. Мой же долг — завтра, когда вечером состоится морской парад, выставить оцепление и не пускать всякую мерзкую шваль, вроде этого мадьяра, на расстояние пушечного… ну хорошо, пистолетного выстрела.

— Мне известно, что лейб-медик его императорского высочества передал вам пули, извлеченные из ран майора фон Эберфельда.

— Да. — Полицейский чин потер сморщенную переносицу, встал, подошел к несгораемому шкафу, отпер дверцу и вытащил небольшую стеклянную коробочку. — Вот полюбуйтесь. Пули явно стрелянные, видите, как их развернуло. Калибр 12, 7 миллиметра. Кровь не изучали. Для этого у нас нет соответствующей лаборатории. К револьверу «бульдог», из которого стрелял террорист, эта пуля вполне подходит…

— Надеюсь, револьвер у вас?

— Конечно, — полицейский вытащил из кармана платок и ухватив оружие за ствол, достал вещественное доказательство из сейфа, — вот оно. В целости и сохранности. Один из охранников эрцгерцога поднял его с земли и передал нашему человеку.

Тарло принял револьвер вместе с платком и начал осматривать.

— Вы говорите, он поднял «бульдог» с земли?

— Так и есть. Наш сержант оказался рядом, когда все уже было кончено. До этого мига он сдерживал и успокаивал обезумевшую толпу. Револьвер лежал в шаге от трупа. Когда ваш Андре подстрелил негодяя, тот выронил оружие и схватился за рану. Так оно и валялось, покуда телохранитель его не поднял и не передал сержанту.

Граф Тарло прикрыл глаза, в деталях воскрешая события на вокзальной площади. Если сознание не подкидывало ему нелепую обманку, то после меткого выстрела Андре, покушавшийся оружие не ронял. «Точно не ронял. Я тогда еще подумал, что отбрось стрелок револьвер, быть может телохранители не стали бы в него стрелять…»

Он начал осматривать находку и остолбенел:

— Месье, вы уверены, что это тот самый револьвер?

— У меня есть протокол. Вот, ознакомьтесь. — Полицмейстер достал из папки исписанный лист. — Все от слова до слова так, как я говорю.

— Но поглядите в ствол! Там нет даже следов нагара! Либо стреляли из другого оружия, либо после стрельбы «бульдог» почистили!

— Граф, — недовольно, будто от зубной боли, скривился полицейский, — вот протокол о передаче револьвера «бульдог» английского производства за номером… Вот еще один — осмотр местности не дал результата, в смысле обнаружения иного оружия. Оставьте загадки имперскому следователю или уж занимайтесь расследованием сами. Я показал вам то, что есть у нас. Ничего другого, быть может «увы», но нет. А сейчас позвольте откланяться. День был тяжелым. Все устали и меня ждут дома. Со всем моим уважением. Желаете ли фиакр?

— Нет, — покачал головой Тарло, протягивая шефу полиции вещественные доказательства, — пройдусь лучше пешком.

— Как пожелаете, ваше сиятельство. Всего вам наилучшего.

У самого полицейского управления Тарло столкнулся с камердинером. Тот был хмур, что случалось нечасто. Обычно на добродушном лице Андре красовалась полуулыбка, впрочем, не всегда отражавшая его истинное настроение. Сейчас он был откровенно мрачен.

— Что случилось? — встревоженно спросил Владимир.

— Мадам Алиса послала камеристку передать, что майор фон Эберфельд скончался. Мои соболезнования, ваше сиятельство. Он был достойным воином.

Андре сделал паузу, поглядел на графа, но не увидев на его лице ни намека на скорбь, продолжил:

— Баронесса сейчас утешает его императорское высочество. Тот в бешенстве, клянется залить Венгрию кровью и перевешать всех, кто имел отношение к коварному нападению, сгноить в ссылке их родню и друзей-заговорщиков.

— Если он и впрямь таков, как его расписывал Дитрих, впрочем, и Алиса тоже, — думая совсем об ином, ответил Тарло, — то это не столько угроза, сколько оглашение намерений.

— Это все очень печально. Искренне жаль венгров. Однако меня, признаться, беспокоит другое. У нас тихое и мирное княжество. Убийств здесь не бывало с той поры, как мерзкий корсиканский узурпатор захватывал нашу землю. Теперь же, выходя на площадь у вокзала, гости будут думать не о том, насколько она красива и уютна, а вспоминать, что здесь мадьярские заговорщики желали убить эрцгерцога Леопольда и смертельно ранили его телохранителя. Да и сам разбойник был убит тут у всех на глазах. Я дорого бы дал, чтобы повернуть время вспять и вовремя схватить проклятого стрелка!

Тарло задумчиво поглядел на своего помощника, вновь осмысливая разномастные факты, укладывая их, как мелкие карты, сданные банкометом.

— Я не Бог и не умею воскрешать из мертвых. Однако в этой истории есть несколько странностей, и я бы хотел понять, что они означают.

— Обычно у вас это хорошее начало для запутанной истории, — скривил губы Андре.

— Только что я видел орудие убийства, — не обращая внимания на его слова, проговорил граф. — Вернее, то, что полиция считает таковым. Но, как я мог видеть, из револьвера не стреляли. Там просто в барабане не хватает трех патронов. Он лежал рядом со стрелком. Хотя я своими глазами видел, что револьвер был зажат в руке террориста. Что это за оружие, куда и для чего делось настоящее? Почему стрелок выбрал «бульдог»? Это оружие крупного калибра. Оно способного остановить любого, но лишь на самой ближней дистанции. Слишком короткий ствол. А нападавший открыл огонь метров с восемнадцати, если не более. И точно всадил три пули в «черный круг» — будто в тире. Четко, без волнений и дрожания руки. И наконец пули, которые попали в Дитириха… Я был в доме, арендованном под кордегардию. В комнате Эберфельда не пахнет ни спиртом, ни камфарой, не увидел я и ампулы от морфия. Хотя лекарь, когда я пришел, как раз оказывал майору помощь. Словом, что-то здесь не складывается. Кажется, в этой колоде слишком много карт.

— Во всем, что касается карт, вам нет равных. Полагаю, и таких карт — тоже. А позвольте вопрос?

— Конечно.

— То золото, которое мы отбили на площади… Вы что же, отдали его майору?

— Так и есть.

— Но зачем?! Конечно, я могу понять, вы хотели скрасить его последние минуты, однако, даже если ауреусы фальшивые, — они золотые! Это около восьми килограмм чистого золота!

— Я еще проверю кое-что, — покачал головой Тарло. — Однако почти уверен, что ауреусы не фальшивые.

— То есть как?!

— Очень просто. Если бы месье Абрахам обнаружил в монетах ювелирное золото, я бы и не подумал об этом. Но если мы и впрямь имеем дело с работой «Аристо» и корнетом Савиным, то «милый Николя», я уверен, сыграл злую шутку с беспечным собирателем древностей. Максимин не успел отлить собственных золотых монет. Ему было не до того. Так что клад фон Эберфельда не подделка — это оригинальные современные ауреусы, посвященные солдатскому императору. Только сам Максимин о них даже не догадывался.

— Да уж… хитро.

— Пока мы имеем дело с виконтом, по-другому и не будет. Так вот, я уверен, что де Тулуз-Лотрек, и без того весьма раздосадованный провалом своего плана выкрасть «Звезду Голконды», далек от мысли смириться с потерей этакой груды золота. Теперь признать очевидное поражение — неминуемая потеря репутации. А это стоит куда больше, чем полмиллиона франков.

— То есть, он будет охотиться на телохранителей эрцгерцога, чтобы вернуть ауреусы? — ухмыльнулся Андре. — Верно?

— И на брата Дитриха, который скоро должен приехать. А мы в свою очередь постараемся взять корнета Савина на золотую наживку.

— Охота на живца…

— Гм, не совсем. Но можно сказать и так. А пока, распорядись, чтобы ночные дозорные приглядывали за домом фон Эберфельда.

Гостиничный портье бросился навстречу драгоценному постояльцу и его камердинеру:

— Счастлив видеть, ваше сиятельство! Что-нибудь желаете в номер?

— Пожалуй нет, — ответил граф.

— Вас ожидает некий господин. Он уже битый час тут сидит. Говорит, что у него к вам личное дело. Сейчас он в баре. Прикажете звать или же передать ему, чтобы завтра приходил?

— Отчего ж, — ответил Тарло. — Если так долго ждет, значит, у него действительно какое-то важное дело. Пусть он поднимается ко мне в номер. И принесите что-нибудь легкое — скажем, вино и фрукты.

— Вам, как обычно, Шато Лафит?

— Да, — кивнул Тарло, выходя из задумчивости.

— К нему нынче есть замечательные цыплята с эстрагоном и жареные бекасы. Не желаете ли отведать?

— Пустое. Только вино и фрукты.

Портье с легким недоумением посмотрел на «сумасшедшего русского», столько варварски обращавшегося с дорогим напитком, но промолчал. Впрочем, он и не успел бы сказать ничего.

— Эй, эй! Скажите, вы часом не граф Тарло? — послышалось от распахнутых дверей ресторана.

На лестнице, преграждая дорогу, широко расставив ноги, стоял крепко сбитый мужчина с обветренным квадратным лицом.

— Да, это я, — ответил Владимир. — С чем имею честь?

— Джордж Уолтер Лесли, сэр! Капитан вашей яхты.

— Лесли? Я понимаю, вы не местный?

— Я родился в Канаде. В американском военном флоте дослужился до первого лейтенанта на фрегате «Бостон». Затем командовал яхтой, которую нынче подарили вам. Скажу вам прямо — мы с этой шхуной одно целое. Десятки раз я спасал ее, а она меня. Мы вместе обошли вокруг света и гонялись через Атлантику, чтобы выиграть Кубок Ста Гиней. Теперь я в вашем распоряжении, сэр! Конторщики, выкупившие «Галатею», сказали, что это лишь на год. Но ежели вам будет угодно, я останусь на этом корабле, покуда он держится на плаву. Или пойду вместе с ним в гости к Нептуну, коли такова будет наша судьба. Ей-богу, я не возьму много.

Тарло с любопытством глядел на моряка. Пожалуй, именно так и должен был выглядеть истинный морской волк, сошедший со страниц любимых книг Жюля Верна и Фенимора Купера.

— Надеюсь, мы с вами поладим, мистер Лесли.

Капитан смерил его изучающим взглядом:

— Полагаю, что поладим. Во всяком случае, прежде нареканий на меня ни у кого не было.

— Быть может, желаете выпить за знакомство?

— Уж лучше там, на «Галатее». Я, признаться, неуверенно себя чувствую, когда пол не качается под ногами.

— Тогда до завтра. Надеюсь, представится случай выйти в море.

Андре привычно запер дверь апартаментов.

— Ваше сиятельство желает сегодня идти в игорный дом?

— Нет, — покачал головой Тарло. — Можно сказать, у меня траур по старине Дитриху.

— Можно сказать? — удивился Андре.

— Именно так, ты не ослышался. Сейчас я невольно чувствую себя Фомой Неверующим. И очень хочу сунуть персты в отверстые раны.

— Признаться, меня несколько смущает этот образ, — нахмурился Андре. — Я все же добрый католик.

— Да и я не злой. Но мне представляется, что сегодня Безглазая решила посмеяться над нами. А я не люблю, когда дамы надо мной смеются. Даже такие.

— Вы что же, утверждаете, что майор фон Эберфельд жив?

— Скажем так, я это допускаю. Это одно из толкований имеющихся у меня на руках карт. То есть, конечно, фактов. И признаюсь, все иные выглядят еще более фантастичными.

— Но мы же сами видели, как террорист стрелял в него. Как майор упал весь окровавленный. Видели его потом…

— Не надо мне рассказывать, что я видел, — прервал его Владимир.

Он подошел к журнальному столику, взял лежащую на нем колоду игральных карт, перетасовал и будто случайно вытянул одну из карт.

— Любезнейший Андре, что это?

— Туз пик, ваше сиятельство.

Тарло сделал изящный жест рукой и вновь задал вопрос:

— Так ты утверждаешь, что это — туз пик?

— Прошу извинить, но это туз червей.

— Вот именно об этом я и говорю. Мы увидели то, что нам показали. И меня сейчас очень интересует, чего же мы не увидели.

В дверь постучали.

— Прими, это лафит и фрукты. А я покуда вдохну морской воздух. Быть может, ночное светило подскажет мне истинный расклад. Геката, богиня луны и колдовства, была отчаянной затейницей во всем, что касалось человеческого коварства. Возможно, мрачная повелительница духов объяснит, что тут вообще кругом происходит?!

Граф вышел на балкон, поднял голову и уставился на острый коготь растущего месяца.

— Владимир! — послышалось с соседнего балкона, оплетенного виноградной лозой. — Сколько тебя можно ждать? Это просто даже неприлично!

Тарло бросил на тонкий месяц прощальный взгляд и вздохнул, расставаясь с Гекатой:

— Прости, кажется, пообщаться нам не дадут…

— Ты что, пьян? Заливаешь смерть приятеля?

— Вовсе нет.

— Странно! После того как Леопольд весь сегодняшний вечер расхваливал мне бедного майора, я и сама едва не решила помянуть беднягу. Признаюсь, сегодня мне как-то особенно жутко и одиноко тут… Этот майор еще сегодня утром был полон сил и казался несокрушимым, как скала… А теперь он в гробу…

Нежный голос баронессы задрожал.

— Знаешь, большой такой черный деревянный гроб, в крышке стеклянное окошко, и он там лежит бледный-бледный…

— Ты что же, его видела? — с любопытством спросил Тарло.

— Да, Леопольд потащил меня оказывать несчастному телохранителю последние почести. Караул там выставил. Стоят два его телохранителя и не мигают. Точь-в-точь восковые истуканы! Вероятно, майор это действительно заслужил. Если верить словам эрцгерцога, он был истинным средневековым рыцарем. Таких в империи больше не найти! Леопольд утверждает, что первый раз Дитрих спас его едва ли не через неделю после той отвратительной истории в Вене…

— Если ты думаешь, что я понимаю, о чем ты говоришь, то вынужден тебя расстроить.

— Ну что ты, история довольно известная! Леопольд ухлестывал за местной барышней, дочерью одного из венских магистратов. Незадолго до их знакомства на ту же барышню имел виды и фон Эберфельд. Прямо сказать, в сравнении с ним эрцгерцог уступает даже полуденной тени бедняги Дитриха. Но Эберфельды — род хоть и древний, но бедный. А эрцгерцог — один из знатнейших и богатейших людей Европы. Если хочешь, спроси у Женевьевы — она даст тебе полный отчет о его состоянии.

— Мне это совершенно неинтересно, — покачал головой Владимир.

— Ну и ладно. Суть в другом. Девушка уступила родичу императора. Вероятно, мнила себя будущей метрессой, а то и морганатической супругой. Кто знает, может, у нее что-то бы и получилось, но тут на ее беду в Вену приехали мы с Женевьевой. И Польди… — Алиса мечтательно вздохнула, припоминая былые дни, — вовсе потерял голову. Эта девушка — кажется ее звали Лотта или Гертруда, что-то такое ужасно сентиментальное, — попыталась отравиться уксусной кислотой. Спасти ее врачам удалось, но она так опалила гортань и голосовые связки, что ее голос стал больше напоминать клекот грифа-падальщика…

— Боже, какая ты добрая!

— Вот еще! Конечно, мне жаль глупышку. Но травиться из-за такого…

— Может, она была влюблена в Эберфельда, — предположил Тарло, — и воля родителей принудила ее принести себя в жертву. А потом оказалось, что жертва была бессмысленна.

— Боже, какой ты романтичный! Впрочем, спроси у Женевьевы — она наверняка знает детали. Я не наливала той девице кислоту и не подговаривала травиться. Интересней другое…

— Что же?

— Не прошло и месяца после этой попытки самоубийства, и Дитрих впервые спас эрцгерцога. Вообрази! Иной бы на его месте…

— Как это произошло? — с интересом спросил Тарло, придвигаясь к балкону Алисы.

— Какой-то бомбист пытался швырнуть в Леопольда саквояж с адской машиной, но фон Эберфельд успел выхватить саблю и снести голову убийце…

— А в саквояже была адская машина?

— Ну да.

— Ничего не скажешь — отважный поступок.

— С той поры Леопольд и стал отличать Дитриха среди прочих офицеров своей охраны.

— Ну да, — кивнул бывший лейб-улан, вспоминая уроки минного дела в пажеском корпусе. — И сегодня Дитрих снова доказал, что эрцгерцог сделал тогда правильный выбор…

— Ой, вот только не говори мне больше об этом! Завтра за телом придет катер и увезет бедолагу для предания земле.

— Катер? — насторожился Тарло. — Для предания земле? Похоже, я опять что-то упустил.

— После того, как Эберфельд застрелил очередного покушавшегося, вскоре после свадьбы Леопольда, тот презентовал ему небольшой замок на острове возле берегов Италии. Поскольку своего замка у Эберфельдов не было, вероятно, с Тридцатилетней войны, Дитрих решил устроить там родовое гнездо, ну и склеп, где по завещанию должен покоиться… Я удовлетворила твое любопытство?

— Вполне.

— А теперь, будь добр, удовлетвори мое. Я наблюдала там на площади за вашей сварой с человеком в альпийской шляпе. Скажи честно — там в сумке были ауреусы?

— Предположим, и что с того?

— Какие могут быть «предположим»? Может, ты хочешь сказать, что тебя можно было этак согнуть сумкой с лесными орехами? Признайся, там было золото?

— Да, там было золото.

— Я так и знала! Тогда скажи мне, как будем делить?

— В каком смысле «делить»?

— Можно надвое — тебе и мне. Можно, конечно, и на четверых — тебе, мне, Андре и Женевьеве. Ясное дело, синьора Бомбардина на этот раз гонорар не получит. Так как же?

— Никак.

— Владимир, друг мой! Я ушам своим не верю. Ты решил все оставить себе?!

— Нет. Золото осталось у фон Эберфельда.

— Надеюсь, ты шутишь? — помолчав, отозвалась Алиса. — Зачем? Он же умер! Даже если верить древним сказкам, ему хватит двух монеток на глаза и одной в зубы для перевозчика Харона!

— Считай, что это была последняя воля умирающего.

— Владимир, тысяча ауреусов! Это же килограммы золота!

— Послушай, килограммы останутся килограммами, фунты — фунтами. Ты просила меня изловить милягу Николя. Я это и делаю. А уж как — оставь это мне.

— Я знала, что все мужчины — козлы, но некоторые еще и бараны! — вздохнула прелестница. — Что ж, мой дорогой романтичный друг, я очень надеюсь, что ты знаешь, для чего начал городить этот огород. И тебе действительно повезет схватить виконта за руку. Но если нет, я… — она задумалась, прикидывая, чем пострашнее напугать бывшего жениха. — Тогда я знать тебя не желаю! Это ж додуматься надо — тысяча ауреусов! Это почти восемь килограмм! Уму непостижимо!

— Согласен. Что ж, оставлю тебя постигать мудрость содеянного мною. А я, с твоего позволения, займусь насущными делами.

Тарло вернулся в комнату.

— Что-то не так ваше сиятельство? — встревоженно глядя на раздраженное лицо графа, спросил камердинер.

— О нет. Прогулка под луной была чрезвычайно содержательной. А вот скажи мне, Андре: ты ведь служил телохранителем у его высочества…

— Так и было.

— Если на твоего, так сказать, подопечного время от времени кто-нибудь нападает, что должен сделать начальник охраны?

— Постараться выявить тех, кто желает смерти оберегаемому лицу.

— Вот и я так думаю… Майор фон Эберфельд, который в одно движение мог сломать запястье любому нападавшему или послать его в глубокий нокаут, раз за разом убивал покушавшихся. Мне это кажется странным, — задумчиво проговорил Тарло. — А вот история с его первым, как бы так сказать, подвигом — дело и вовсе загадочное. Некто пытался метнуть в эрцгерцога саквояж с адской машиной.

— Такое вполне могло быть, ваше сиятельство. Эрцгерцога терпеть не могут в Венгрии. Он крайне жесток с народом. Так что бомба вполне могла стать ответом на злодеяния.

— В этом я как раз не сомневаюсь. Я сам жил неподалеку от места, где такие вот бомбисты смертельно ранили нашего государя Александра II. Но видишь ли, в чем дело: в Пажеском корпусе, который я закончил, учили весьма основательно. Среди военных дисциплин было и минное дело. Так вот, бомба, которую смастерили погубившие государя злодеи, была довольно проста. Взрывателем там служили две ампулы с гремучей ртутью, положенные крест-накрест. С чисто прикладной точки зрения устройство эффективное и незамысловатое. Есть только одно, так сказать, противопоказание: гремучая ртуть очень чувствительна к встряскам, ударам и прочим механическим воздействиям. Обращаться с ней надо крайне осторожно, иначе бомба может взорваться в любой момент. А теперь представим себе ситуацию: некто пытается бросить в Леопольда саквояж. Но рядом оказывается фон Эберфельд и ударом сабли, как со слов Леопольда утверждает наша очаровательная Алиса, отсекает голову негодяю. Меня не интересует, почему у него в руках была обнаженная сабля, однако он явно понимал, что в саквояже не кремовый торт. А значит, падение его скорее всего приведет к взрыву. Конечно, возможно, в тот момент Эберфельд мог ни о чем таком не подумать. Но одно понятно: адская машина не взорвалась. И тут невольно возникает не праздный вопрос: это была необычайно счастливая случайность? Или же телохранитель его высочества знал, что бомба не взорвется, и от того действовал столь лихо и непродуманно?

— Вы хотите сказать, что майор и организовал это покушение? — уточнил Андре.

— Кто знает… Быть может не он сам, а его брат. Пока нам ничего неизвестно об этом человеке, кроме того, что он терпеть не мог Дитриха, и при этом странным образом был к нему привязан. Судя по словам майора, он какой-то прокурорский чин — стало быть, мог иметь прямое отношение всякого рода заговорщикам… Впрочем, это лишь мои домыслы. Надеюсь, Женевьева сможет найти что-либо интересное по месье Герхарду фон Эберфельду.

Утром Тарло разбудил отдаленный стук молотков, какие-то неразборчивые крики и скрип балок. Он нехотя открыл глаза и окликнул Андре.

— Что там происходит? — спросил граф, когда тот появился на пороге спальни.

— Нынче морской парад и салют в честь прибытия его императорского высочества, — доложил камердинер.

— По поводу гибели Дитриха его что же, не станут отменять?

— Как выразился по этому поводу эрцгерцог, «доблестный фон Эберфельд был храбрым офицером и погиб на боевом посту, как подобает настоящему воину… — Андре наморщил лоб, вспоминая продолжение цитаты: — Однако менять из-за этого свои планы — значит показывать врагу, что мы его боимся. Нельзя давать ему такую награду. Пусть орудия сегодня вечером салютуют отваге и самоотверженности майора фон Эберфельда».

— Откуда ты все это знаешь?

— Так написано в утренней газете.

— Утренняя газета, — повторил Тарло. — Стало быть, уже больше девяти.

— С позволения сказать, девять сорок.

— Господи, какая рань! Ладно. Распорядись подать кофе.

Владимир поднялся с кровати и начал разминаться. Появляться в кабинете Мари Ле Блан ранее часу пополудни не было никакого смысла. Значит, имелось достаточно времени для утренней прогулки и возвышенных размышлений о довольно низменных предметах.

В этот час на набережной было довольно безлюдно, и от того особо выделялись полицейские в васильковой парадной форме, скучающие без дела и потому для порядка тщательно осматривавшие всякого прохожего. Завидев графа, ближайший страж порядка поднёс два пальца к козырьку форменного кепи.

— Что здесь происходит? — лениво поинтересовался Тарло.

— Сооружают помост для оркестра, ваше сиятельство. Там дальше, — полицейский махнул рукой, — будет стоять трибуна для их высочеств. А еще дальше, возле мыса, располагается салютная батарея. Нынче здесь гулять не велено. Приносим свои извинения.

— Даже мне? — удивился Владимир.

— Ну что вы, граф, вас это конечно не касается! А вообще-то его превосходительство господин полицмейстер распорядился никого не пускать из-за вчерашней истории. Он сам не свой — утром орал на обоих лейтенантов, чтобы муха не пролетела. Я уж сколько тут служу, а таким его не припомню.

— Забавно. Вчера он мне показался снулой рыбой, заночевавшей на берегу.

Полицейский развел руками.

— Что ж, благодарю.

Тарло отправился дальше, помахивая неизменной тростью. Вдруг взгляд его упал на знакомую фигуру. Изящный юноша в легкой белой сорочке апаш и малиновых бриджах стоял у мольберта и, переводя взгляд с него на море, делал размашистые мазки.

— Матье! — окликнул его граф.

Художник повернулся, и Тарло помахал рукой.

— Вижу, ты с утра на ногах? — подходя к живописцу, спросил Владимир.

— Конечно! Я тут с рассвета. Море — это восхитительно! Оно неизменно и переменчиво. Я пытаюсь ухватить то, что нельзя передать словами — пробуждение могучей стихии. Море иное каждый миг. Игра света и тени, пляска тонких бликов… Вот погляди. Это только наброски.

Граф де Шатийон протянул Владимиру несколько этюдов.

— Видишь, я рисую с одной и той же точки. Замок на скале, верхний город — все остается на месте. А здесь — погляди, какие перемены! Вот это море — сизое, с красной полосой зари. Вот оно уже синее, а здесь совсем лазурное, радостное… Я не устаю восхищаться!

— Похоже и впрямь не устаешь.

— О да! Я весьма доволен своим приездом.

Художник отложил кисти на деревянный чемоданчик для красок с множеством выдвинутых ящичков, развернутых, подобно картам в руках игрока.

— Здесь все волшебно. Я много где побывал, но это просто сказка.

— Здесь и впрямь очень мило, даже можно сказать — уютно. Однако, что же тут сказочного?

— Владимир, ты смотришь, однако не умеешь видеть. Волшебное здесь везде! К примеру, казино. Ты ведь там бывал?

— Я предпочитаю карты рулетке. Не люблю полагаться на слепую удачу.

— Твое дело. Я не о том. Ты знаешь, что в прежние времена на месте казино был потайной ход в гавань?

— Вот как? Занятно, не знал.

— Да-да, именно так!

Матье вытащил из этюдника блокнот, достал из коробки палочку сангины и попросил собеседника:

— Будь добр, повернись в профиль. У тебя замечательный профиль. Я должен его зарисовать.

Тарло усмехнулся и выполнил просьбу юноши.

— Так вот, вчера ночью я был там в хранилище, — продолжал художник.

— Надо же! Зачем тебя туда понесло?

— Какой странный вопрос! — почти возмутился Матье. — Я же говорю тебе — там был тайный ход! Восхитительное подземелье, вырубленное в скале. Как утверждал мой чичероне, хранилище находится именно там, в древнем подземелье. Когда строили казино, его просто-напросто перегородили, так что одна дверь из него ведет в казино, а другая через тайный лаз — прямо в замок.

— Вероятно, очень удобно. Если его высочеству нужно взять денег, он всегда может послать надежного человека в хранилище казино.

— И знаешь, что еще я выяснил? — вдруг улыбнулся рисовальщик. — Я посчитал на досуге: пятьдесят три шага от ближнего левого угла казино прямо на север — это место как раз под тем домом, который предоставил мой неизвестный друг…

— Разве не тетушка озаботилась твоим расквартированием? — насторожился Тарло.

— Она предлагала мне остаться в замке. Но если бы я хотел жить в замке, остался бы в доме отца. Нет, этот мой выезд на пленэр оплачивает некий американский поклонник моего творчества. По условиям он предоставляет мне деньги для проживания, достойный пансион и дом. Я же отдаю ему все, что нарисую.

— Как интересно! И кто же сей меценат?

— Он пожелал остаться неизвестным. Но когда я вчера пришел из казино, меня уже ждал его посланник. Тот самый, который по ошибке передал тебе деньги. Он, кстати, очень извинялся. Я отдал ему все вчерашние зарисовки, в том числе и с привокзальной площади. Даже жаль было с ними расставаться — как по мне, они были весьма хороши. Я успел поймать выражение лица того бедняги-офицера…

— Большая художественная удача.

— О да! Я и не думал, что обычный человек, пусть даже и офицер, может принимать смерть с таким спокойным и гордым выражением лица. Если бы все это было не по-настоящему, я быть может, даже зааплодировал бы. Знаешь, отец предлагал мне командовать эскадроном…

— Да, ты говорил.

— Но я бы так не смог. Смерть — это же очень страшно.

— Эй, месье! — послышалось рядом. — Эт вы сейчас плохо тут встали, отойти бы надо!

Тарло оглянулся — около художника стоял бородач в брезентовой куртке на голое тело. За ним, держа такую же куртку в руках и ящик с инструментами, жался второй в широкополой фетровой шляпе.

— Ты повежливей тут, — громко зашептал он, — это ж не простые люди, не нам ровня. Как его, ваше сиятельство — прошу извинить! Тут сейчас ограду ставить будем.

Он махнул рукой и уронил грубую робу наземь.

— Вот ты косорукий! — возмутился его приятель, глядя, как тот подбирает одежину. — Словом, просим извинения, господа, но вам бы посторониться.

Матье тяжело вздохнул и, не глядя на мастеровых, попросил Владимира:

— Будь добр, помоги мне с мольбертом. Кстати, не желаешь позавтракать? Наверняка тут поблизости есть какое-нибудь славное кафе.

— С удовольствием составлю тебе компанию, — улыбнулся Тарло. — А скажи, мог бы ты по памяти нарисовать для меня то происшествие на привокзальной площади?

— Конечно! У меня очень цепкая память. Однако я пообещал — все, что нарисую здесь, передавать моему благотворителю. Если желаешь, я пришлю тебе рисунок попозже, когда уеду отсюда.

— Что ж, — разочарованно вздохнул Тарло. — Пусть так. Мы были дружны с Эберфельдом. Я хотел бы сохранить память о нем.

— Сочувствую, — вздохнул живописец. — Я постараюсь что-нибудь придумать… Давай так — после завтрака я сделаю набросок, и отойду как будто что-то забыл в кафе. А холст вдруг унесет ветер. И когда я вернусь, то попросту не найду… — Де Шатийон вздохнул, — незаконченный шедевр!

— А ты хитрец! — рассмеялся граф.

— Чего только не сделаешь для друзей!

В тот самый миг, когда граф де Шатийон расплачивался за легкий завтрак, в замке его высочества ударила сигнальная пушка.

— Полдень! — услышав знакомый громкий хлопок, от которого вздрогнули стекла, прокомментировал Тарло. — Скоро мне нужно будет уходить.

— Тогда давай скорее приступим к делу! — воскликнул живописец. — Возвращаемся на набережную. Я потом еще надеюсь порисовать море.

Взяв мольберт и ящик с красками, приятели двинулись в обратном направлении. Дежурившие у набережной полицейские отсалютовали, заметив графа Тарло и родственника ее высочества. Те без помех расположились поодаль от возводимых помостов. Расставив мольберт, де Шатийон закрепил на нем холст и развернул сундучок с красками.

— Погоди, — удивленно глядя на аккуратно разложенные по полочкам свинцовые тюбики с краской, пробормотал Тарло и себе под нос повторил заученную с детства считалку: «Как однажды Жак-звонарь городской сломал фонарь». — Странное дело. Ты ведь здесь с самого утра?

— Да.

— И все это время рисовал?

— Ты же знаешь!

Владимир задумчиво поглядел на юного художника:

— Очень интересно! Краски разложены… Прости, сейчас я вынужден тебя оставить. Срочное дело.

— А как же рисунок?

— Ветер унесет его чуть позже.

Едва успел Владимир отойти за линию полицейского оцепления, как навстречу ему, подобно идущему на всех парусах в полный штиль Летучему Голландцу, двинулся человек, чрезвычайно похожий на Дитриха фон Эберфельда.

— Прошу извинить, — на плохом французском обратился он. — Вы есть граф Тарло?

— Да, это я. А вы, несомненно, Герхард, младший брат моего покойного друга Дитриха фон Эберфельда?

— Так и есть. Вы говорите по-немецки?

— Вполне.

— Это сильно облегчает мое положение, — чуть заметно улыбнулся младший брат.

Тарло глядел на него, стараясь понять, какими мелкими штрихами пользуется матушка-природа для создания тех или иных образов. Несомненно, Герхард был похож на командира телохранителей эрцгерцога Леопольда. Но чуть мельче, — может всего на дюйм, — чуть плотнее, и осанка не столь величественна — словно книжный червь рядом с питоном. Законник не мерил собеседника взглядом полным силы и вызова, он глядел исподлобья, немного искоса, будто не желая встречаться с ним взглядом. Его усы были опущены вниз и смыкались с небольшой бородкой, а на носу красовались толстые очки в роговой оправе.

— Рад, что вы уже здесь, — поприветствовал его Тарло.

— Да, я приехал утренним поездом из Генуи. Вчера, когда мне сообщили об этом прискорбном… — он остановился, поправил очки и растер переносицу, — …об этом прискорбном событии, я отложил все дела, и едва успев завизировать предписание у министра, помчался сюда. Ужасное горе!

Герхард покачал головой. Его голос тоже напоминал звучный рокочущий бас майора, однако он говорил негромко и глухо, будто в колокол.

— Я так понимаю, вы были дружны с моим братом?

— О нет, — возразил Тарло. — Мы не виделись много лет. Однако и он, и я обрадовались встретившись здесь.

— Очень интересно. Просто очень, — не сводя с Тарло странного изучающего взгляда, недоверчиво процедил Герхард. — Вы не виделись много лет, не были прежде близко дружны, даже служили, насколько я могу понять, в разных армиях…

— Да, это так.

— Однако же вы принесли и оставили у смертного одра моего несчастного брата тысячу древних золотых монет. Вы можете как-то объяснить этот поступок?

— Как вам конечно известно, — с недоумением глядя на спрашивающего, произнес Владимир, — ваш покойный брат собирал нумизматическую коллекцию. Незадолго перед смертью он хотел купить эти ауреусы. Полагал, что это будет хорошим вложением денег.

— Да, — скривился Герхард. — Его коллекция сейчас лежит у меня. Мы вместе начинали ее детьми. Я забросил, он продолжал. Это бессмысленная куча мусора. Быть может, я преувеличиваю, но по факту это разрозненное собрание случайных монет, не имеющее никакой исторической ценности. И тут вдруг такое богатство. Вам не кажется это странным?

— Мне не кажется. Еще раз повторюсь: ваш брат очень хотел приобрести эти монеты. В силу обстоятельств мне они достались бесплатно. Я хотел скрасить последние мгновения Дитриха и поэтому оставил золото там под честное слово. Вряд ли телохранители эрцгерцога и его лейб-медик решат меня ограбить. После всех этих празднеств заберу ауреусы обратно.

— Неубедительно. Очень неубедительно, — процедил младший Эберфельд. — Попробуйте дать мне иное, более правдоподобное объяснение.

Тарло глядел на него, все более проникаясь тем самым невыразимым чувством, которое, вероятно, испытывал к брату убиенный майор.

— Послушайте, Герхард. Я сейчас разговариваю с вами лишь потому, что вы ближайший родич моего старого доброго приятеля. Не стану преувеличивать нашу близость. Однако я был крайне опечален, узнав, насколько тяжелы раны Дитриха и услышав, что спасти его невозможно. Вас, похоже, смерть брата совершенно не взволновала. Я не желаю более отвечать на ваши бестактные вопросы. Расследование данного преступления, конечно же, не ваше дело. А теперь прощайте. Вечером или завтра поутру я пришлю за монетами.

— А вот тут вы ошибаетесь, — холодно глядя Тарло, проговорил Герхард. — Я полагаю, вы ждете следователя из Вены, который будет заниматься столь щекотливым делом. Так вот, я и есть этот следователь.

— Вы?! — недоверчиво спросил Владимир.

— Именно так.

— Но я полагал, что родственникам запрещено вести такие дела!

— Вы же понимаете, — сверля взглядом грудную клетку Владимира, ответил австриец, — что это дело особой важности. И наше правительство, и конечно же сам император Франц-Иосиф не заинтересованы, как это у вас говорят, выносить сор из избы. Я и есть следователь по особо важным делам. Что же касается соответствия законности, пусть этим занимаются наше и здешнее министерство юстиции.

— В любом случае, я стану разговаривать с вами, лишь когда вы займете свое место в кабинете, и исключительно под протокол.

— Как скажете, граф. Как скажете. Я лишь желал прояснить ситуацию без таких крайностей, — Герхард снова поправил очки. — Хотел, как лучше.

— Что ж, продолжайте в том же духе, — ответил Тарло, — а я, к счастью, вынужден вас оставить.

Лакей, дежуривший у входа в игорный дом, завидев графа, подскочил, чтобы принять трость и шляпу.

— Мадам Ле Блан ждет вас, ваше сиятельство!

— Все уже здесь?

— Нет, только мадемуазель Женевьева и мадам.

— Понятно. Интересно, где носит Андре, — под нос себе пробормотал Владимир и начал подниматься на второй этаж по мраморной лестнице, покрытой бордовым ковром.

«До чего же отвратительный тип! — крутилось у него в голове воспоминание о недавней встрече. — Смотрит на человека, как на таракана, которого обязательно нужно раздавить! Обязательно — иначе вся жизнь насмарку! Просто не верится, что он мог быть Дитриху родным братом. Но все же: что за история произошла с самим майором? Что за дикая фантасмагория?! Если кажется, что все карты вышли, но в раскладе их не хватает, то следует хорошенько проверить манжеты играющих!»

Он подошел к заветной двери и толкнул ее. Мадам Ле Блан сидела за неизменным столом и слушала рассказ Женевьевы.

— А, Владимир! Заходи, — то ли пригласила, то ли скомандовала она тоном, не допускающим возражений. — Расскажи-ка, ты что же, вчера требовал отчета у полицмейстера?

Тарло пожал плечами:

— Я лишь просил его прояснить кое-какие нестыковки.

— Видимо, просил… чересчур настойчиво. Он жаловался, требовал оградить от неоправданного вмешательства…

— Отчего ж неоправданного? Что он вообще об этом знает? Вот сейчас к нему заявится младший братец покойного фон Эберфельда, начнет тянуть из него жилы и вить из них веревку для повешения господина полицмейстера. Этот Герхард производит впечатление чернильного упыря, который из-за неправильно поставленной запятой проест на голове плешь величиной с поле для лаун-тенниса. А господин полицмейстер сунет ему под нос «бульдог», из которого якобы стрелял убийца — чистый, словно только что из оружейной лавки. А потом, когда выяснится, что пули действительно выпущены из такого револьвера — подчеркиваю, из такого, а не из этого, — Герхард поправит свои очки-иллюминаторы и задаст следующий вопрос: «Как же так? Коварный преступник надеялся шагов с пятнадцати-двадцати попасть из «бульдога» в кого-то меньше габаритами, чем племенной бык? Куда же делось настоящее орудие убийства? Почему оно куда-то делось? Кто и откуда стрелял? Да и, в конце концов, было ли убийство?»

— Может, и не задаст, — тихо, как всегда скромно потупив глаза, проговорила Женевьева.

— Это еще почему? Обязательно задаст! Он — следователь по особо важным делам А это лишь те вопросы, которые появились у меня при беглом осмотре. Так что я бы не рассчитывал…

— Герхард фон Эберфельд умер шесть лет назад.

— Что?

Тарло распахнул глаза и замер с открытым ртом.

— Прости, в каком смысле умер? — собравшись наконец с мыслями, уточнил он.

— Признаться, я бы и сама хотела это понять. Когда ты вошел, мы как раз говорили о сведениях, которые мне прислали из Вены и Будапешта. Как ты сам мог заметить, мои друзья заслуживают доверия и ничего не говорят просто так. И тут получается крайне странная история. Мой приятель из Вены сообщает, что советник юстиции Герхард фон Эберфельд — и впрямь следователь по особо важным делам, на хорошем счету в министерстве, что он распутал довольно много сложных дел. Но кстати — никогда в самой Вене. По большей мере где-то в Галиции, на Буковине — словом, на имперских окраинах.

— Так в чем же дело?

— Дело в том, что другой мой друг, из Будапешта, сообщил, что Герхард фон Эберфельд умер. Об этом есть запись в церковной книге. И более того, мой друг не поленился сходить на его могилу. Там не так давно меняли цветы. Судя по всему, та история с морфином для господина следователя закончилась плачевно. Во всяком случае, причиной смерти значится пневмония.

— Проклятие! Пятнадцать минут тому назад младший фон Эберфельд выглядел совсем неплохо для мертвеца, сбежавшего из будапештской могилы! Я бы сказал, даже не запыхался.

— Ну те-с, мои дорогие? — Мари Ле Блан обвела своих подручных испытующим взглядом. — И как вы полагаете, что все это значит?

— Пытаюсь разобраться, — развел руками Владимир.

— Пытайся быстрее. Сегодня вечером — морской парад, дуэль оркестров и салют. Их высочества и эрцгерцог Леопольд будут там в центре внимания. Надеюсь, ты сам понимаешь, мы приветствуем лишь приятные сюрпризы. Никаких фокусов нам не нужно!

Владимир замер. Стоп! Фокусы!

— Ну конечно! — вырвалось у него. — Как я сразу не сообразил?

— Что не сообразил?

— Китайская шкатулка! Ящик, в котором исчезают и появляются хрустальные шарики! Мадам, мадемуазель, я вынужден срочно откланяться. Когда появится Андре, пусть спешит на набережную — он мне там будет нужен.

— Ты можешь объяснить, что происходит?!

— Мадам, это лишь догадки. Но кажется, я скинул лишние карты и обнаружил недостающую!

— Да какого…

Эти слова граф Тарло уже слышал на лестнице.

— Ваше сиятельство! Шляпу и трость! — вслед ему крикнул лакей.

— Потом, потом! Недосуг!

Возле набережной во всеоружии дежурила вся полиция княжества. Пожелай сейчас кто-нибудь обокрасть дом или же разгуливать нагишом по улицам, его некому было бы становить. У самого оцепления Тарло нос к носу столкнулся с полицмейстером.

— А, месье граф? Вот нечаянная встреча! Надеюсь, у вас есть специальный пропуск?

— Какой еще пропуск? Вы что, не знаете, кто я?

— Конечно, знаю. Но у нас сегодня все очень строго! Сами понимаете, требования службы. Без пропуска мои люди и самого принца не пропустят!

Шеф полиции радостно улыбнулся и хохотнул над собственной шуткой.

— Так что если по какой-либо неведомой мне причине вас нет в списке приглашенных, пока не поздно, рекомендую обратиться во дворец в канцелярию его высочества…

— На это нет времени!

— Ничего поделать не могу. Я лишь исполняю свой долг. И смею заверить, хорошо его исполняю,

Полицмейстер щелкнул каблуками так, что звякнули серебряные шпоры, и приложил два пальца к треуголке, над которой развевались алые и белые перья — цвета княжества.

— У его сиятельства есть пропуск, — послышалось за спиной.

Тарло оглянулся — вниз по улице к нему спешил Андре, держа в руках два цветастых картонных прямоугольника.

— Вот, пожалуйста.

Недовольный полицмейстер тщательно изучил приглашения с зеленой чертой по краю и нехотя кивнул:

— Теперь прошу вас, граф. Сами видите — у нас все наилучшим образом, все скрупулезно.

— Вижу, — буркнул Тарло. И вспомнив о недавней беседе с Герхардом, окликнул уходящего полицмейстера:

— Кстати, венский следователь по особо важным делам с вами уже встречался?

— Да, конечно. Я извинился и сказал, что буду к его услугам завтра рано утром. Он производит впечатление весьма дотошного человека.

Владимир кивнул. Именно так — производит впечатление…

Он повернулся к Андре:

— Где ты был?

— У его высочества. Согласовывал наше участие в охране празднества.

— Надеюсь, принц не полагает, что мы возьмем ружья на караул и будем стоять подобно деревянным истуканам?

— О нет. Однако, ваше сиятельство, мадам Ле Блан сказала, что вы убежали, как не буду уточнять куда ужаленный! Что-то произошло?

— Пока нет. Но может, — проговорил Тарло, разглядывая трибуны под балдахином, помосты для оркестров, шатры со столиками для приглашенной знати, поставленные амфитеатром скамьи для всех прочих, желающих увидеть маневры парусников и ночной фейерверк.

— Мы ищем адскую машину.

— Где? — растерянно уточнил Андре.

— Что за странный вопрос? Здесь. Везде.

— Но все это строилось только сегодня и под надзором полиции…

— Не говори ерунды. Всю эту роскошь возводили как местные трудяги, так и мастеровые, приехавшие в специальном поезде вместе с Леопольдом. Ни те, ни эти не знают друг друга. При желании затеряться можно было довольно просто. Я сам видел, как привозили доски. Работники по двое подходили к телеге, брали их, затем несли сюда. Никто не спрашивал каких-либо «специальных пропусков». И так было ясно, что они делают. И уж подавно никто не спрашивал у них пропусков, когда они что-нибудь сколачивали тут…

Граф обвел рукой праздничное великолепие изукрашенных трибун.

— Нам теперь следует тихо, без суеты, делая вид, что мы заняты рутинной, ничего не значащей работой, осмотреть тут все и в лепешку расшибиться, но обнаружить бомбу. Начнем с трибуны их высочеств.

— А если бомбы здесь нет? — продолжал настаивать Андре. — Если это лишь ваше предположение?

— Если ее нет, то я полный идиот. И более того, мне следует лечиться на водах в Баден-Бадене от нервических болезней. Приступаем. Ищем тщательно, без спешки, но быстро.

Сказать это было легче, чем сделать. Надежные деревянные конструкции имели множество опорных раскосов, подпорок, деревянных колонн и перемычек. Как ни силились Тарло с камердинером отыскать хоть что-либо, напоминающее взрывное устройство, все было впустую.

— Неужели я ошибся? — бормотал себе под нос Владимир. — Неужели тут и впрямь ничего нет?

— Ваше сиятельство, ну правда! Отчего вы решили, что, будет взрыв? Я скажем, полагаю, что куда проще было бы стрелять с воды, с борта одной из яхт. Вы, конечно же, слыхали о сверхметких стрелках полковника Бердана? Их еще называют снайперами, по маленькой птичке-вальдшнепу, которую они сбивают в воздухе? Полагаю, если такой стрелок проберется на одну из яхт…

— Вряд ли, вряд ли… — напряженно оглядывая шатры и трибуны, покачал головой Тарло. — Яхта качается на волне. Все набегающие волны разняться между собой. Легко можно промахнуться. А второго шанса не будет… Так что именно бомба… Но где?!

Владимир вдруг замолчал.

— Андре! Если покушение — дело рук мадьярских инсургентов, то им особо нет дела до государя нашего милого княжества и его супруги.

— Очевидно, так и есть.

— И вряд ли мадьяры захотят, чтобы тут на них объявляли постоянную охоту. Их вполне устраивает, что здесь радостно принимают всех, кто может платить и не нарушает законы.

— Это главный принцип нашей страны.

— Вот именно. А значит, взрыв не должен причинить вреда его высочеству и ее высочеству.

— Значит, все-таки выстрел?

Андре расправил плечи.

— Нет. Погляди.

Граф указал на украшенную гербами трибуну.

— Под расшитым золотыми кистями балдахином стоят три стула. На одном из них — том самом, который рядом с гербом Империи и Каринтии — будет сидеть Леопольд. За ним встанет его стража, которая, кстати говоря, будет отслеживать, чтобы никто из идущих на яхте не держал в руках ничего похожего на оружие. Два другие, как ты видишь, на некоторой дистанции, для его и ее высочеств…

— Вы хотите сказать, что взорвется стул? Но как же?

— Идем, — сухо приказал Тарло. — И прихвати фонарь — начинает темнеть.

Оглядев места, приготовленные для наидражайших гостей празднества, Андре покачал головой.

— Ничегошеньки не видно.

— Погоди…

Тарло улегся на пол и полез под стул эрцгерцога.

— Что с вами, ваше сиятельство? Не надо так переживать! Вы совсем даже не идиот, просто устали…

— Заткнись! — грубо, но совершенно однозначно выдохнул прерывающимся голосом граф.

— Что-то есть?

— Нижняя обивка закреплена булавками, как недошитый фрак у портного. Причем только с одной стороны… А ну-ка глянем…

Тарло как лежал на спине, так и выполз. Андре увидел, что лицо его хозяина покрыто бисеринками пота.

— Значит так! Сюда — другой такой же стул. Этот — очень аккуратно убрать. И вот еще что. На «Посейдонии» наверняка есть минный офицер. Прежде чем гости начнут собираться, он должен быть тут. Если полицмейстер опять будет петь Лазаря насчет пропуска — кинь его в море! До того, как минный офицер тщательно осмотрит наш улов, сюда никого не пускать.

Тарло устало сел на ступеньку трибуны августейших особ.

— Значит, все-таки Шатийон… Но как же так?

— Вы о чем, ваше сиятельство?

— Бегом, Андре, бегом! Я потом все расскажу.

Экипажи, подъезжавшие к разукрашенной флагами и яркими полотнищами ограде, останавливались, из них выходили званые гости, и трубы возвещали об их прибытии. Осанистый герольд, в прочее время по давней традиции замещавший пост министра внешних сношений, облаченный в торжественное одеяние — гербовый табард, — сверял по списку и оглашал имена прибывших. Лишь затем дворцовые стражи размыкали прадедовские алебарды. Помощники герольда чинно провожали высокопоставленных особ к их местам в расставленных почти у самой воды шатрах, призывали официантов и помогали устраиваться на обитых лиловым бархатом стульях с резными подлокотниками. На каждом стуле, во избежание путаницы, лежала специальная цветная карточка с именем и титулом приглашенного. Прочая охочая до зрелищ публика оставалась за охраняемой полицией оградой и рассаживалась на деревянные скамьи на трибунах чуть поодаль.

Граф Тарло и Андре стояли чуть в стороне, любезно кланяясь знакомым и бдительно наблюдая за проходящими в шатры особами. Мимо прошествовали его высочество и ее высочество со свитой, за ними эрцгерцог Леопольд с парой секретарей и восьмью телохранителями из десятка, возглавляемого прежде фон Эберфельдом. Среди придворных дам граф заметил и Алису, шествовавшую сразу по пятам за супругой принца — в этот момент большинство мужских взглядов принадлежало именно ей. Баронесса чувствовала это и расцветала под ними, как майская роза. Казалось, манящий аромат плывет над всей набережной, дурманя мужские головы.

Конечно, телохранитель из придворной красавицы получился бы весьма посредственный, однако недооценивать ее наблюдательность и скорость ума не стоило. А значит, подать в нужный момент условный знак ей было вполне по силам. Как и Женевьеве, разместившейся сбоку на трибуне с тем, чтобы иметь возможность пристально рассматривать в бинокль не столько маневры яхт, сколько собравшуюся поглазеть досужую публику. В наличие здесь очередного стрелка ни мадам Ле Блан, ни кто-либо другой из тайной службы особо не верил, но саму такую возможность приходилось учитывать.

— Кажется, пока все идет, как по писанному… — тихо произнес Андре, разглядывая очередную светскую пару, идущую на отведенные ей места.

— Я не вижу графа де Шатийона, — в тон ему ответил Тарло. — А по всему, он должен быть. И ближняя родня ее высочества, и рисовальщик. Неужели пропустит этакое зрелище?!

— Он может опоздать, — предположил камердинер. — Художники с часами не в дружбе.

— Может ты и прав… Но я не видел его и прежде, после нашего завтрака. Вряд ли его интересовало только утреннее море. К тому же его тайный заказчик наверняка желает получить за свои деньги нечто достойное внимания, а не кипу набросков.

— Возможно он переодевается. Не идти же на праздник в обносках, заляпанных краской!

— С него сталось бы… Я кстати не уверен, что у него с собой есть приличный костюм. Когда мы встретились, у него с собой была лишь кожаная глэдстоуновская дорожная сумка. В нее достойный гардероб не уместишь. Кстати, мольберта и ящичка с красками у него тоже при себе не было. Вероятно, заказчик позаботился и о них… — Тарло задумчиво проводил взглядом очередных приезжих вельмож. — Это было бы наилучшим объяснением… И все же странно, что его все еще нет. Через несколько минут начнется представление…

— У нас гость, ваше сиятельство! — предупредил Андре и указал на молодого офицера в белой парадной форме, с золотым кортиком и револьвером на поясе.

Тарло повернул голову. Незнакомец приблизился, остановился и, браво щелкнув каблуками, поднес сжатые пальцы к козырьку фуражки.

— Разрешите представиться, ваше сиятельство, флагминер флота его высочества, корабельный мичман второго класса Гвидо Дженовезе. Откомандирован к вам в подмогу.

— Очень приятно, — кивнул Тарло. — Это вы разбирались с бомбой?

— Так точно! — отрапортовал молодой офицер.

— Не нужно кричать. Мы не посреди шторма, здесь нет нужды перекрикивать рев ветра.

— Слушаюсь, — уже совсем тихо произнес мичман.

— Как вы оцениваете адскую машину?

— Весьма необычное устройство. Сама взрывчатка совершенно банальна — двухсотграммовая динамитная шашка. Но взрыватель… Вы сами видели, когда сняли обивку. Деревянная коробочка на трех зацепах крепилась к двум соседним пружинам стула. Внутри нее — ампула с гремучей ртутью, обернутая для сохранности ватой, и нечто сходное по конструкции с обычной бельевой прищепкой с металлической пластиной сверху. В прицепленном виде устройство практически безопасно. Но если сесть — верхняя крышка этой коробки вдавливается немного внутрь, два свободно установленных в ней штифта выпадают, и под давлением намертво, как гарпуны, фиксируются в нижней части. Там они давят на ту самую прищепку. Пружина в ней не сильная, однако если затем встать, то верхняя часть коробки снова приподнимется, а с ней и закрепленная там ампула. Вот тут прищепка и сработает! Как я уже сказал — на дне «шкатулки» металлическая пластина, соединенная с прищепкой. Когда ампула перестает на нее давить, она приподнимется и встает в упоры — все, адская машина на боевом взводе! А дальше…

В этот миг на помостах по левую и правую руку от трибуны их высочеств слитно грянули оркестры — одну за другой выводя мелодии гимнов княжества и АвстроВенгерской империи. Все присутствующие встали.

— В этот самый миг взрывное устройство и пришло бы в состояние боевой готовности, — пробормотал Дженовезе. — И затем, стоит лишь сесть…

Граф Тарло не отрываясь смотрел на их высочества, стоя выслушивающих полные гордого достоинства звуки. Красавица «Посейдония» вышла на рейд, давая начало «морскому котильону» — представлению, в котором считали за честь принять участие едва ли не все хозяева малых корабликов, пришвартованных в гавани. В прочее время они зарабатывали на хлеб устройством морских прогулок, но упустить такой случай показать себя никак не могли.

Музыка на мгновение стихла, и все присутствующие вновь уселись, кто на деревянные скамьи, кто в удобные кресла.

— А вот тут — «ба-бах»! — тихо проговорил флагминер.

Со стороны мыса слитно рявкнули салютные мортиры и небо расцвело мириадами переливающихся ярких звездочек. Но едва стих гул залпа, раздался столь же громкий звук взрыва и зарево со стороны казино. Его тут же перекрыл новый залп салюта.

— Там что-то происходит, — глядя в сторону казино, пробормотал Тарло и резко скомандовал. — За мной!

Улица возле казино была усеяна битым стеклом и обломками расколотых оконных рам. Возле одного из домов, опрокинутый набок, лежал автомобиль эрцгерцога. Двери гостевого особняка были выбиты — одна створка лежала на брусчатке, вторая свисала на одной петле.

— Пятьдесят три шага на север от ближнего угла казино! — в голос крикнул Владимир, вытаскивая револьвер и на всякий случай взводя курок.

— О чем это он? — переводя дух, поинтересовался у Андре подоспевший мичман.

— Не важно. Главное — он понимает. Приготовьте оружие! И будьте осторожны — тот, кто устроил здесь взрыв, на этом может и не остановиться.

— Весело вы живете! — Дженовезе достал свой «Веблей-Скотт».

Опасения Тарло были не напрасны — лестница, прихожая и зала напоминали свалку обломков мебели, разбросанных вещей, вощеной бумаги и мотков провода.

— Огнепроводный шнур Бикфорда, — в один взгляд определил флаг-минер.

— Он самый, — Тарло метнул на минера раздраженный взгляд. — Вряд ли бы здесь оказалась рождественская гирлянда!

— Там огромная дыра в полу! — послышался из соседней комнаты крик Андре. — Ваше сиятельство, у нас трупы!

— Только этого не хватало! — граф бросился туда, откуда звал его камердинер.

Картина, представшая его взору, была совершенно недвусмысленна — в полу комнаты красовался развороченный провал,

— Ну конечно… — Владимир склонился над отверстием. — Как же иначе… Под нами — хранилище казино. И оно хорошо подчищено. Вот вам и «ба-бах»!

— Надо спешить — там же трупы, — напомнил Гвидо.

— Трупы подождут. Им уж некуда спешить, — отмахнулся Тарло. — Экая закавыка выходит: два взрыва должны были наложиться друг на друга! Под аккомпанемент салюта и вовсе никто бы ничего не заметил. Взрыв в ложе их высочеств, паника, визги, крики — всем было бы не до казино. Надо сказать, что управились тут весьма споро… — граф на мгновение задумался. — Ну конечно же! Матье вчера в хранилище все зарисовал и отдал «благотворителю» набросок «пещеры горного короля»!

— Ваше сиятельство. Граф де Шатийон тут! — раздалось из соседней комнаты. — Вам стоит это увидеть!

Из-под перевернутой кровати торчала нога в штиблете, рука с пистолетом и голова живописца. У противоположной стены лежали два трупа. За поясом у обоих виднелись рукояти пистолетов, но кажется, ни один из них даже не пытался схватиться с оружие.

— Когда рвануло, тут уже все лежали на полу. Штукатурка сверху. Под ними ее нет, — разглядывая тела, резюмировал Андре. — Похоже, их убили еще до взрыва.

— Однако в нашего художника они не стреляли, — добавил Тарло. — Его вероятно накрыло ударной волной. Хотя стена выстояла и должна была принять ее на себя.

Владимир подошел к наполовину торчавшему из-под перевернутой кровати телу де Шатийона и попытался нащупать пульс.

— Матка Боска Ченстоховска! Да он жив! — склонившись над юношей, Тарло принюхался: — И похоже, мертвецки пьян…

Беглый осмотр показал, что Матье не получил сколь-нибудь серьезных ран. Видимо, кровать перевернуло ударной волной, и она уберегла художника от каменных осколков.

Приказав соратникам вернуть кровать в исходное положение, Тарло направился к мертвецам.

— Так, — разглядывая перекошенные ужасом лица, тихо проговорил он. — Что-то их здорово напугало перед смертью. А стреляли быстро и без промаха. Один выстрел — один труп, — он поднял взгляд на Андре — Я их обоих уже видел. Одного — дважды. Тот, что повыше, сегодня нас сгонял с места на набережной. Наверняка отвлекал внимание. Второй обронил робу и, поднимая ее, подменил ящик с красками. Тот был у него в руках, но я принял его за ящик с инструментами. В красках де Шатийона и была оборудована так называемая «китайская шкатулка» — в ней граф пронес на набережную взрывное устройство. Явно ничего о нем не зная — и холсты, и краски он получил тут от своего таинственного поклонника. Адская машина уже была в ящике! Кто же станет проверять родича ее высочества? Кстати, — вглядываясь в лицо одного из мертвецов, сообщил граф, — именно этот парень, ловко подменивший «краски», недавно по ошибке передал мне деньги для Матье. И вот они тут иоба уже там…

— Тогда выходит, граф де Шатийон замешан в ограблении казино и попытке убийства эрцгерцога? — побледнел Дженовезе.

— Наверняка. Но вряд ли он даже не подозревал об этом. Ладно, с графом разберемся потом. Я думаю, его подставили под удар.

— Кто?

— Я знаю только одного человека, который столь безжалостно расправляется со всеми, кто посягает на жизнь эрцгерцога. Это майор фон Эберфельд. После него остаются лишь трупы.

— Но майор же мертв, — недоуменно воскликнул Гвидо. — Я сам видел, как в него попали три пули!

— Или же он показал, что попали… — Владимир задумался. — И бледное лицо в гробу, которое собственными глазами видела Алиса… Стоп! Автомобиль и гроб!

— Что? — на это раз переполошился Андре, явно подозревая, что нервное перенапряжение критически сказалось на психике графа.

— Потом все объясню! Сейчас нужно спешить. Может, еще успеем!

— Куда?!

— На берег! Там сейчас должен стоять катер. На нем гроб с телом майора должны перевезти в родовой склеп. Скорее! Я все расскажу по пути. Ставлю золотой против костяной пуговицы, что гроб привезли сюда на том самом авто, которое валяется под окнами.

— Но зачем? — удивился мичман, следуя за графом из спальни. — И что это дает?

— Пока все у моря, самое время провернуть дельце, — на ходу объяснял Тарло. — Никто не станет досматривать гроб с телом геройского майора. Все на площади видели его смерть. А тут под стеклом его бледный лик — все опять на виду. Но это шулерство! Вы видите то, что вам показывают! Наверняка голова фон Эберфельда — поделка в духе мадам Тюссо. А сам гроб лишь большой ящик — отличное место, чтобы сложить туда добытое в хранилище. У грабителей имелся подробный рисунок подземной сокровищницы, так что майор все спланировал до мелочей. Операция была организованна по-военному — все быстро и четко, без лишних движений. Но одно Дитирих, — а я уверен, это был именно он, ибо его младшего братца уже доели могильные черви, — не учел: он неудачно поставил авто. Его перевернуло взрывом и, вероятно, повредило. Иначе его бы пробовали снова поставить на колеса. А значит…

— …сейчас пара телохранителей, доктор и майор вручную тащат награбленное к пирсу! — догадался Андре.

— Верно! А это весьма увесистый груз. Если мы поторопимся, есть шанс успеть перехватить их на причале.

В сгущающихся сумерках катер был виден довольно отчетливо. Установленный на крыше рубки прожектор освещал сходни, брошенные с борта на пирс. К сходням, неся на плечах явной тяжеленный гроб, спешили четверо.

Еще несколько шагов — и грабители оказались совсем рядом с катером. Двое матросов, выскочив навстречу, подхватили гроб, высвобождая из-под него майора и довольно худосочного доктора.

— Давайте, давайте! — закричал фон Эберфельд. — Побыстрее!

Но едва «сундук мертвеца» оказался на палубе, матросы рванули ношу вперед, так что шедшие сзади помощники Дитриха едва удержались на ногах. Загудел мотор, полетели в воду сходни и швартовочные шкоты, а из-за фальшборта, подобно чертику из табакерки показалась обнаженная по пояс фигура смуглого атлета. Пара коротких, почти незаметных взмахов — и опешившие телохранители эрцгерцога полетели в воду. Вероятно, они были стойкими и умелыми бойцам, но переноска тяжеленого гроба лишила их возможности быстро защищаться и контратаковать.

— На катере люди Савина! — крикнул Тарло, бегом спускаясь к морю. — Стоять! Стрелять буду!

В этот момент майор фон Эберфельд попробовал было перепрыгнуть на борт отходящего суденышка, и тут же навстречу ему ударила тугая струя серой шаровой краски, явно предназначенной для покраски облупленного борта. Владимир узнал человека, плеснувшего краской в лицо Дитриху. Это был тот самый крестьянин в альпийской шляпе, с которым он совсем недавно схватился на привокзальной площади. Сейчас тот стоял на борту с пустым ведром и громкой хохотал, любуясь делом своих рук. Катер с похищенным гробом начал быстро удаляться от пристани.

— Не стреляйте! — поднимая руки, завопил лейб-медик. — Я не убивал никого! Я не взрывал! Я все расскажу! Меня заставили!

Тарло видел, как майор скидывает толстые «братские» очки, с рычанием утирает лицо, размазывая краску по щекам, затем выхватывает револьвер, вскидывает его, целя ему в грудь.

— Вольдемар, стой! — рявкнул он. — Или я выстрелю!

Граф замер, и мушка его револьвера остановилась вровень со лбом фон Эберфельда.

— В эту игру можно играть вдвоем, — заметил он.

— Пусть они отойдут, — переходя на вполне сносный русский язык, потребовал майор.

Владимир, не сводя глаз с противника, подал знак Андре и мичману отойти на безопасное расстояние. Сомнений в том, что «геройски павший» майор может выстрелить, у него не было, как и в его меткости.

— Тебе нельзя стрелять в меня, — все так же по-русски негромко проговорил майор.

— Это еще почему?

— Спросишь у месье Ворожеева. На днях он, кстати, будет тут.

— Не пытайся меня запутать… — нахмурился Тарло. — При чем тут Ворожеев?

В этот миг фон Эберфельд вдруг резко развернулся, чуть присел и выстрелил в доктора. Тот оборвал свои причитания. Схватился за грудь и ничком рухнул на пирс. Тут же пуля Владимира чиркнула по руке фон Эберфельда. Граф увидел, как тот скривился от боли, развернулся и метнул револьвер в старого приятеля. Тарло увернулся и вновь вскинул оружие. Но майор тут же сиганул с причала в море.

— Надо его поймать! — закричал мичман, подбегая к самой кромке воды. Он выстрелил раз, другой, но промазал. Через миг голова и руки могучего пловца скрылись в сумерках.

— Не тратьте патроны, — бросил Тарло. — Уже не попасть.

— Дьявольщина! — выругался офицер и погрозил сумеркам кулаком.

— Майор мог выстрелить в вас, — приближаясь к графу, пробормотал Андре. — Но не стал.

— Угу, — кивнул Тарло. — И застрелил доктора. Свидетели ему не нужны.

— А где те двое, охранники?

— Представления не имею. Может, пошли на дно — этот боксер Савина лупит, как гирей. Может, выплыли где-то поодаль — лезть сюда, грудью на стволы, не велика радость. Сейчас важнее другое — на катере с полным гробом награбленного уходит наш виконт де Тулуз-Лотрек!

— Да… — печально вздохнул Андре, убирая револьвер в кобуру. — Эх, был бы у нас достойный корабль…

— Верно! — Тарло уставился на камердинера. — У нас же есть корабль! Бегом!

Двухмачтовая красавица «Галатея» тихо покачивалась на волнах у яхтенного пирса. Капитан Лесли сидел в полосатом шезлонге на баке шхуны и следил в бинокль за маневрами участвующих в котильоне яхт.

— Уолтер! — крикнул запыхавшийся Тарло, взбегая на борт. — Снимаемся с якоря, ставим паруса, выходим в море!

На лице капитана не дрогнул ни один мускул, так будто столь поспешные выходы были для него в порядке вещей.

— Мои приветствия, ваше сиятельство! Надеюсь, мы не участвуем в этих танцульках? — Лесли кивнул в сторону маневрирующих корабликов.

— Нет! Мы преследуем паровой катер. Он только что вышел из гавани в море.

— С превеликим удовольствием! — капитан широким взмахом бросил шезлонг на берег и тут же уточнил, смерив пристальным взглядом вооруженных спутников Владимира. — Стоит ли понимать, что погоня может быть… э-э-э, горячей?

— Вполне может быть.

— Мы хорошие парни или не очень? — уточнил капитан.

— Хорошие?! Самые лучшие!

— Вот и отлично! — капитан свистнул в два пальца, и на палубе будто выросли еще трое моряков. — На охоту, мальчики! Как выйдем в море — ставьте «адмирала Батлера»!

— Ответьте честно, Лесли, — подходя к капитану спросил Тарло. — У нас есть шанс догнать паровой катер?

Морской волк рассмеялся с такой хищной радостью, что Владимир сразу пожалел о вопросе.

— Ржавая лохань «Чезаре» дает восемь узлов при трех баллах, как вот сейчас. Наша девочка делает столько при ветре, не задувающем и свечу! Мы еще успеем полюбоваться видами ночного побережья!

— В следующий раз. Сейчас нужно догнать катер и как можно раньше.

— Будет сделано!

Паруса шхуны расправились крыльями морской птицы, загремела якорная цепь и красавица «Галатея» начала величественно и без суеты отваливать от причальной стенки.

На баке, где еще совсем недавно красовался шезлонг Лесли, сосредоточенно трудился один из матросов, прикручивая нечто, похожее на небольшую, метра в полтора высотой, колонну с рогами наверху. Едва шхуна вышла в море, капитан скомандовал: «тащи!» и невеликий экипаж кораблика вынес на палубу явно чрезвычайно увесистую трубу с парой ручек.

— Что это? — удивленно спросил Владимир.

— «Адмирал Батлер», — оскалился Лесли. — Четырехдюймовая картечница системы Максима. Прежний хозяин «Галатеи», адмирал Батлер, очень любил ее. Уйдя в отставку, он любил поохотиться на контрабандистов и, я вам скажу, эта картечница всегда была веским аргументом. А как помер он три года назад, море ему периной, так мы в память о нем и оставили это орудие. К чему добру пропадать? А вы бы с друзьями спустились в каюту покуда. Отдохнуть бы вам, притомились же, по лицу видать. Как заметим «Чезаре», так сразу позовем. Крепи! — поворачиваясь к матросам, скомандовал морской волк. — Заряжай!

Тарло сидел около стола в каюте, ощущая, как скользит, будто срезая пенные верхушки набегающих волн, его личная яхта. Слова фон Эберфельда не шли у него из головы. Что такого мог поведать ему капитан III ранга Ворожеев, из-чего нельзя стрелять в заговорщика и убийцу?! А что если…

Владимир закрыл глаза, чтобы иметь возможность сослаться потом, что все надуманное в эти минуты — лишь дурной сон.

Несколько лет тому назад молодой лейтенант фон Эберфельд был влюблен в некую красотку. Но та предпочла ему эрцгерцога и скоро за это поплатилась. Если то, что рассказала Алиса, правда — скоро и жестоко. Тогда-то Дитрих и задумал месть. А еще через некоторое время умер его брат, служивший в Будапеште следователем. Непонятно, как и когда он познакомился с Георгием Ворожеевым, но, судя по его русскому языку, начал активно работать на Россию. А если точнее — на русскую разведку. Раз за разом спасая эрцгерцога от организованных им же самим покушений, он стал ближайшим помощником Леопольда и его конфидентом. Так что, информацию об Австро-Венгерской армии разведка получала буквально с императорского стола. Естественно — террористы не переводились и все так же раз за разом погибали от руки майора или же его подручных. Трупы молчаливы.

А в это время в приграничных австрийских губерниях Буковины и Галиции некто под именем покойного Герхарда фон Эберфельда делал карьеру следователя. Вероятно, сейчас громогласный вояка Дитрих должен был геройски пасть и уступить место шипящему крючкотвору Герхарду. Вот скажем завтра, доставив гроб «с телом брата» в родовой склеп, это следователь по особо важным делам вновь появился бы в княжестве и начал дотошно выспрашивать о том, что и как происходило, кто виноват и кого следует немедленно арестовать. Почему нет? Алиса рассказывала, что Дитрих имел несомненный актерский талант. Вот и сыграл бы свою изнанку. Уж он бы точно нашел виноватых. А если бы взрыв действительно произошел?!

Тарло сжал виски, представляя ужасную картину.

— Что будем докладывать, ваше сиятельство? — тихо поинтересовался Андре.

— Погоди докладывать, — махнул рукой граф. — А, впрочем… Давай так. Герхард фон Эберфельд был тайным мятежником, главарем бомбистов. Его люди убили Дитриха, когда тот наивно сообщил брату о золотых ауреусах. Тот придумал адский план, как одновременно избавиться от эрцгерцога и ограбить казино. Де Шатийон пытался ему помешать и чудом выжил… Как-то так. Думаю, правда никого тут не порадует. Ее мы сообщим только Мари…

В этот миг дверь каюты распахнулась и в щель просунулась кудлатая голова одного из матросов:

— Мы их нагоняем! Капитан зовет наверх!

Лесли с винчестером в руке стоял на палубе широко расставив ноги стоял на палубе. Завидев Тарло и его спутников, он взял из рук ближайшего матроса жестяной рупор, повернул его в сторону катера и заорал во всю мощь луженой глотки:

— Говорит капитан Лесли, таможенная служба Северо-Американских Соединенных Штатов… Тьфу ты, флота его высочества! Приказываю застопорить машину, лечь в дрейф и принять на борт досмотровую команду! В противном случае, открываю огонь!

Катер попробовал было добавить ход, но Лесли это только подзадорило. Он отодвинул плечом матроса стоявшего возле картечницы, вручил ему винчестер и, прицелившись, дал очередь над головами стоявших на борту «Чезаре». Тарло видел, как ругаются капитан посудины и некто, чрезвычайно похожий на виконта де Тулуз-Лотрека.

— Минута на размышление! — уже без всякого рупора проорал Лесли.

Катер замедлил ход. Было заметно, как повернулась за борт вынесенная стрела лебедки.

— Они пытаются что-то сбросить с той стороны! — крикнул Андре — Это гроб!

Над фальшбортом катера, хорошо различимая в свете прожектора, появилась глумливая физиономия Савина. Он приподнял над головой шляпу и поприветствовал «старых знакомых». Затем катер двинулся с места и яркое пятно мощного прожектора осветило качающийся на волнах длинный черный ящик.

— Скорее, якорь! — холодея, приказал Тарло. — Гроб загружен под крышку золотом! Он вот-вот пойдет на дно!

— Шлюпку на воду. Ложимся в дрейф, — с тоской глядя вслед удаляющемуся катеру, проговорил капитан. — Может, все же пустить их на дно?

— Нет, не до них. Ловите «покойника».

Граф держал в руках восковый бюст фон Эберфельда.

«Бедный Дитрих! Я знал его… — крутилось в голове — Неужели же ко всему этому злодейству, произошедшему и готовившемуся, действительно причастна наша разведка? — раздумывал он. — Может ли такое статься?!»

Открытый гроб стоял на столе в каюте, наполняя ее золотым блеском.

— Мы хорошо поработали! — глядя на открывшееся взору золотое великолепие, прокомментировал Андре.

— Просто слов нет! — подхватил Гвидо.

— Жаль только добычу придется отдать, — тяжело вздохнул Лесли.

— Савин вернется, — покачал головой Тарло. — Он — мошенник класса люкс. Думаю, сейчас он полагает, что мы его попросту ограбили. Значит обязательно пожелает отомстить. И с Дитрихом фон Эберфельдом, очень может быть, мы тоже сегодня виделись не в последний раз.