Пьесы и сценарии

Поезд за счастьем (картины еврейской жизни)

Пьеса в 2 действиях для Московского еврейского театра «Шалом»


На сцене конструкция, похожая одновременно и на железнодорожный вагон, и на платформу. Чемоданы, мешки, узелки…

Тут же «едут» покосившиеся домишки, мебель, домашний скарб.

Удар вокзального колокола. Вступает музыка. Появляются пассажиры с вещами. Их все больше и больше. Идет посадка — танец- пантомима. в котором участвуют старые и молодые мужчины и женщины, ребе, урядник — все в костюмах начала века. Все спешат на поезд. Раздается второй сигнал вокзального колокола. Ритм ганца нарастает. "Третий сигнал. Все сели на свои места. Свисток кондуктора. Гудок паровоза. Поезд отправляется. Затемнение.

Мелькают железнодорожные огни. Звучит музыка.


ГОЛОС ПО РАДИО. Наверное, у каждого народа есть свой поезд. Поезд, который мчится через года, через столетия, поезд его истории, его судьбы. Есть такой поезд и у моего народа. Такой же, как у всех. Ни хуже, ни лучше. Только, может быть, в нем побольше шума и разговоров, скорби побольше и немного больше юмора. Потому что без юмора, как говорится, этот поезд дальше не пойдет. Сама наша жизнь едет в этом поезде. Мелькают картины далекого прошлого, воспоминания нашего детства и события сегодняшних дней. То весело стучат колеса, то криком кричит паровозный гудок… А поезд все идет и идет. Без расписания. Без остановок. Всегда.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


КАРТИНА 1


Мама из Шполы, Мама из Томашполя. Папа из Перещепино.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ (вздыхает). Ой-ей-ей…

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Вы что-то сказали?

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Я говорю, в хорошенькое времечко мы живем.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. И не говорите. Вот я оглянуться не успела, как моего Венчика этой осенью надо определять в гимназию.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. У меня те же цорес.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Как подумаю об этом — волосы дыбом.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Голова кругом.

МАМАИЗ ШПОЛЫ. Примут — не примут, возьмут — не возьмут… Процентные нормы, циркуляры! Трех евреев можно, а четырех уже нельзя. Вы Шполу знаете?

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. У меня там тетя.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Шпола — еврейский город. Так в этом году там приняли… Как вы думаете, сколько?

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Сколько?

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Нет, вы скажите.

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Я не знаю.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. А вы подумайте, у вас же есть голова на плечах.

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Ну, скажите уже.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Двоих. Курам на смех.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Вы возьмите лучше Томашполь. Томашполь — большой еврейский город. А центр, что называется. Так в Томашполе в этом году, говорят, приняли.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Что вы говорите? Сколько?

МАМА ИЗТОМАПШПОЛЯ. Теперь вы скажите.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Откуда я знаю.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Теперь вы думайте, у вас же тоже есть голова, я таки видела.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Я не знаю.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Там приняли… ни одного еврея. Хоть бы на развод, что называется.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО (просыпается). А вот у нас в этом году приняли восемнадцать евреев.

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Сколько?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Восемнадцать штук. Один в одного. И моего в том числе.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Вашего тоже приняли?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Еще как приняли! За милую душу.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Гдe? Гдe это?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Дау нас, в Малом Перещепино.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Что вы залезли на самый верх? В таком случае вас надо поздравить. Слезайте сюда…

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Уже загордились?

Мужчина слезает с верхней полки.

Так, значит, вашего приняли? Видно, у вас там любят барашка в бумажке.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Боже упаси! Раньше брали еще как. За милую душу. Но с тех пор, как была комиссия, — всё.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Ой, оставьте! Что, они не хотят денег?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Хотят, но боятся.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Когда боятся, все равно берут, только в два раза больше.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. А я вам говорю: моего взяли без всяких денег.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Так что же? Протекция?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Какая там протекция! Просто они между собой договорились: если еврей — принимать. Принимать, и никаких разговоров!

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Просто чудо какое-то! Как этот город называется?

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Тоже мне город! Малое Перещепино. Местечко.

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Удивительно! Никогда даже н слышала этого Малого Пере… Пере… Как?

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Перещёкино.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Взрослые люди, и не в состоянии выговорить простого еврейского слова! Пе-ре-ще- пино! Понятно? Пе-ре-щепино!

МАМА ИЗ ТОМАШПОЛЯ. Да что вы обижаетесь? Ведь у нас такая же болячка, что и у вас. Услыхали, что вашего мальчика приняли, вот и разволновались, немножко шумим.

МАМА ИЗ ШПОЛЫ. Мы даже не могли подумать, что в вашем Малом Перещепине имеется гимназия.

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. Кто ей сказал, что у нас есть гимназия?

МАМА ИЗТОМАШПОЛЯ. Как! Вы же сами сказали, что вашего приняли!

ПАПА ИЗ ПЕРЕЩЕПИНО. В солдаты его приняли. В солдаты! Фарбрент золнзей верн!

И снова шум колес. По вагону идет Нищий.


КАРТИНА 2


Ву нэмт мэн а бмсэлэ мазл?

Ву немт мэн а бисэлэ глик?

Дос дрэйдэлэ зол зих шойн дрэйэн.

Ун брэнгэн майн мазл цурик! [4]


НИЩИЙ. Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда. Спасибо… А данк… А гройсн данк… Дай вам бог здоровья! Чтоб ваши дети ездили первым классом и чтоб у них всегда было что подать бедному еврею. (Поет, собирает подаяние, останавливается около прилично одетого мужчины.)

НЕПОДАЮЩИЙ. Что вы стоите?

НИЩИИ. Я жду. Может быть, у вас найдется что-нибудь для меня.

НЕПОДАЮЩИЙ. Яне подаю из принципа.

НИЩИИ. Нет так нет. Извините… Ой, а что это за принцип такой?

НЕПОДАЮЩИЙ. Я считаю, что каждый человек должен зарабатывать себе на хлеб сам.

НИЩИЙ. А я что, заставляю вас вместо себя ходить по вагонам?

НЕПОДАЮЩИЙ. Послушайте, я вам уже сказал: просто так я денег никому не даю.

НИЩИЙ. Тогда дайте под процент.

НЕПОДАЮЩИЙ. Под какой еще процент?

НИЩИЙ. Под любой! Мы, слава боту, не в банке.

НЕПОДАЮЩИЙ. Не морочьте мне голову! Как это я могу дать вам деньги, когда я вас вообще не знаю?

НИЩИЙ. Интересное дело! Здесь мне не дают, потому что меня никто не знает, а в местечке мне не дают, потому что меня хорошо знают. А мэшугэнэ вэлт![5] (Идет дальше, поет, замечает ребе.) Шолом-алейхем, ребе![6]

РЕБЕ (отрывается от книги). Алейхем-шолэм!

НИЩИЙ. Ребе, а я вас узнал. На прошлой неделе я вас слушал в синагоге.

РЕБЕ. A-а! Это хорошо.

НИЩИЙ. И если я вас правильно понял, то вы сказали, что на том свете всем людям воздастся. И если человек был беден, то на том свете он будет богачом, а если он был богатым, то на том свете станет нищим. Верно?

РЕБЕ. Верно.

НИЩИЙ. Значит, я на том свете стану богатым?

РЕБЕ. Обязательно.

НИЩИЙ. Ребе, тогда у меня к вам такое дело: одолжите мне сто рублей. Ну, на том свете мы с вами встретимся, и я вам отдам. Что для богатого человека сто рублей? Тьфу, мелочь!

РЕБЕ. Логично… У меня только один вопрос. Вот я вам дам сто рублей, что вы с ними будете делать?

НИЩИИ. Куплю немножко товара, продам, даст бог, заработаю. Открою магазин.

РЕБЕ. Тогда, извините, я не могу дать вам сто рублей.

НИЩИЙ. Почему?

РЕБЕ. Если вы станете богатым здесь, значит, там вы будете нищий и не сможете отдать мне сто рублей, которых, между нами говоря, у меня тоже нет и никогда не было.

НИЩИЙ. Ой, ребе, какая у вас светлая голова! Представляете, сколько бы мы заработали, если бы вместе ходили по вагонам.

РЕБЕ. Что делать! Как говорится, каждому — свое. Один просит милостыню у людей, а другой просит милостыню у Бога…

НИЩИЙ. Да, каждому свое… Каждому свое… (Поет начало песни, прерывает ее). Подайте бедному еврею, у которого в доме четырнадцать маленьких детей и одна большая беда — моя жена Рейзл. А данк, а гройсн данк! (Уходит.)

РЕБЕ. Боже праведный, дай каждому кусок хлеба, глоток молока и крышу над головой. Осуши слезы бедных детей своих и дай им немножко счастья здесь, на земле. Ну что тебе стоит, Рэбойна шэлойлэм! Ой… (Поет ту же песню, которую только что пел Нищий. Спохватывается, погружается в чтение. Шум поезда…)


КАРТИНА 3


На полке расположилась семья. Мать держит на коленях кошелку с едой. Дочь читает книгу. Отец спит, прикрыв голову картузом.


МАТЬ. Фэйгэле, Фэйгэле…

ДОЧЬ. Что, мама?

МАТЬ. Съешь уже что-нибудь. Что ты все читаешь?

ДОЧЬ. Спасибо, мамочка, я не хочу.

МАТЬ. Она не хочет… Мендл, ты слышишь?

ОТЕЦ (просыпаясь). Что?

МАТЬ. Скажи уже ей что-нибудь! Ты отец или что? Она целый день ничего не ест.

ОТЕЦ. Захочет — доест. (Снова засыпает.)

МАТЬ. Несчастье какое-то: один целый день спит, другая — читает… (Дочери.)Ты посмотри на себя. Тут же не на что смотреть!… Кожа да кости. Мендл, ты слышишь?

ОТЕЦ. Что? Что такое?

МАТЬ. Я говорю: посмотри на свою дочь. Как ты ее собираешься замуж выдавать? Где ты найдешь такого человека, который захочет строить свое счастье на этих костях?

ОТЕЦ. Ничего, дураков много.

МАТЬ. Что ты мелешь? Спи уже лучше!

ОТЕЦ. Я и сплю. (Засыпает.)

МАТЬ. Он спит, а его дочь умирает с голоду. Фэйгэлэ, ну попей хоть чаю с кусочком штруделя.

ДОЧЬ. Мама, не мешай.

МАТЬ. О, я уже мешаю… Конечно, что с меня взять? Необразованная женщина, только и знает варить и стирать, стирать и варить… У других дети как дети: поговорят с мамой, посекретничают, посоветуются. Ау меня не дочь а несчастье какое-то! (Дочь плачет.) Девочка моя, доченька! Ты что, обиделась? Фэйгэлэ, разве я тебе плохого хочу? Ну что ты плачешь?

ДОЧЬ (показывает книгу). Жалко…

МАТЬ. Кого тебе жалко?.. Что это за роман такой? (Смотрит на обложку.)Муму. Что это за Мума такая?

ДОЧЬ. Это не Мума. Это Тургенев. Муму.

МАТЬ. Му-му? Про корову?

ДОЧЬ. Нет, про собачку. (Плачет.)

МАТЬ. Фэйгэле, ну что ты так убиваешься?.. Да у нас в местечке этих собачек, как собак нерезаных.

ДОЧЬ. Да не в этом же дело!

МАТЬ. А в чем? Доченька, ты же взрослый человек. Книги — это всё сплошные выдумки. Писатель написал, получил деньги, а ты будешь плакать — худеть? А что там случилось с этой собачкой? Заболела, простудилась?

ДОЧЬ. Да нет мама. Понимаешь, жила одна барыня, злая очень. Ау нее был крепостной Герасим. Глухонемой.

МАТЬ. И не говорил, и не слышал?

ДОЧЬ. Да.

МАТЬ. Вот несчастная мать у такого ребенка.

ДОЧЬ. Единственная радость у него была — эта собачка… А барыня ее не любила за то, что она утром лаяла и ее будила.

МАТЬ. Подумаешь, цаца! Проснулась — снова заснула. Только и забот. И что?

ДОЧЬ. Барыня велела эту собачку выгнать со двора. Тогда Герасим привязал собачке на шею камень, отвез ее на середину пруда и своими руками утопил. (Плачет.)

МАТЬ. Лучше бы он барыню утопил.(Тоже плачет.) Мендл, Мендл, ты слышишь, что в мире творится?

ОТЕЦ. Что? Что случилось?

МАТЬ. Бедному человеку Бог не дат ни речи, ни слуха. Единственная радость у него была — собачка. И ту у него отняли.

ОТЕЦ. Где? Кто? Что за человек?

ДОЧЬ. Герасим.

ОТЕЦ. Какой Герасим?

МАТЬ. Герасим… Что ты смотришь? Да, русский человек. А ты думаешь, только евреям плохо? Нет, беда не спрашивает, какой ты национальности. Ну что ты молчишь? Скажи, где же справедливость? Правда где? Как жить на этой земле, когда творятся такие вещи?

ОТЕЦ. Хочешь, чтоб я сказал? Я скажу. Вам нужна правда?. Вы хотите видеть справедливость?.. Тогда делайте, как я. Спите больше. Потому что только во сне бедный человек может увидеть все эти чудеса. Только во сне. (Прикрывает голову картузом, засыпаете улыбкой на лице. Звучит песня.)


Как хорошо, что есть на свете ночь.

Когда заботы все уходят прочь.

Когда глаза закроешь в тишине,

И видишь все, что хочешь, в сладком сне.

Во сне не знаешь никакой беды.

Там полон дом здоровья и еды.

Всегда тепло и крыша не течет,

От всех имеешь ты сплошной почет.

ПРИПЕВ:

Ночью вечно выходной.

Горе ходит стороной,

И никто не ссорится с женой.

Ночью все мы богачи.

Ночью все мы силачи.

Ночью все едим мы с маслом калачи.

Тихо! Ша! Людей разбудишь!

Не кричи!

ПРИПЕВ.


КАРТИНА 4


По вагону идет урядник, замечает читающего ребе.


УРЯДНИК. А ты что читаешь?.. Что это за книга такая интересная? Небось, запрещенная литература?

РЕБЕ. Это — Талмуд, ваше благородие.

УРЯДНИК. Талмуд?.. Ясно. Ну и об чем она, эта твоя Талмуд?

РЕБЕ. О, это очень мудрая книга. Боюсь, так сразу вы не поймете.

УРЯДНИК. А ты не бойся! Не глупей тебя.

РЕБЕ. Я не сомневаюсь. Просто книга очень сложная. Ее читают уже две тысячи лет и до конца понять не могут.

УРЯДНИК. Не пугай, не такие дела распутывали. Ты лучше скажи, в чем там загвоздка, а я тебе мигом объясню.

РЕБЕ. Извольте, ваше благородие… Тогда давайте расcмотрим такой случай. Представьте себе: темная ночь, луна и по крыше дома ходят два еврея.

УРЯДНИК. ГМ, представил. И что дальше?

РЕБЕ. А дальше — больше. Один из них, очень любопытный, заглянул в печную трубу, не удержался и свалился на нее. Другой хотел ему помочь и упал следом за ним.

УРЯДНИК. Во народ! Вечно лезут, куда не надо!

РЕБЕ. А когда они вылезли из трубы, оказалось: один на них весь черный от сажи, а другой — белый. Ваше благородие, как вы думаете, кто из них пошел мыться?

УРЯДНИК. Ясно — кто. Черный.

РЕБЕ. Нет. Белый.

УРЯДНИК. Как это?

РЕБЕ. Очень просто. Черный посмотрел на белого и решил, что он тоже белый. А белый посмотрел на черного и решил, что он тоже весь в саже. И пошел мыться.

УРЯДНИК. A-а, ясно. Ясно, в чем премудрость вашего Талмуда.

РЕБЕ. Погодите, мы же только начали. Итак, как нам с ними известно, два еврея гуляли по крыше, упали в трубу и вылезли оттуда один черный, другой белый. Кто из них пошел мыться?

УРЯДНИК. Белый.

РЕБЕ. Нет черный.

У РЯДНИК. С чего это он?

РЕБЕ. Очень просто. Белый посмотрел на себя и увидел, что чистый. Зачем ему мыться? А черный увидел, что он весь в саже, и пошел мыться.

УРЯДНИК. A-а… Понял. Это просто. Кто грязный, тот и моется. Проще пареной репы. И чего вы с этим Талмудом две тыщи лет мучаетесь?

РЕБЕ. Подождите, ваше благородие, не торопитесь… Итак, два еврея, как вы знаете, гуляли по крыше и свалились в трубу.

УРЯДНИК. Знаю, это мне уже докладывали. Спрашивается, кто из них пошел мыться.

РЕБЕ. Вылезли: один белый, другой черный.

УРЯДНИК. Черный.


Ребе отрицательно качает головой.


УРЯДНИК. Белый?


Ребе снова качает головой.


УРЯДНИК. А кто ж тогда?

РЕБЕ. Оба.

УРЯДНИК. От бисовы дети! С какой такой радости оба?

РЕБЕ. Черный посмотрел на себя и увидел, что он весь в саже. А белый посмотрел на черного и решил, что он тоже весь перемазался. Вот они и пошли мыться оба.

УРЯДНИК. Тьфу ты, мать честная! Запаришься с вашим Талмудом! Ну, ничего! Все ж-таки разобрались с божьей помощью.

РЕБЕ. Не торопитесь, ваше благородие. Это еще не всё. Итак, два еврея…

УРЯДНИК. Знаю! Гуляли по крыше, упали в трубу, вылезли — один черный, другой белый.

РЕБЕ. Спрашивается…

УРЯДНИК. Кто пошел мыться? Оба…


Ребе качает головой.


Черный?


Ребе опять качает головой.


Белый?

РЕБЕ. Никто.

УРЯДНИК. Фарвос?

РЕБЕ. Фар дос. Белый посмотрел на себя и увидел, что он чистый. А черный взглянул на белого и решил, что он тоже чистый. А зачем, ваше благородие, чистому человеку мыться?

УРЯДНИК (грозит кулаком). Так… Ясно… Теперь мне все ясно.

РЕБЕ. Вы счастливый человек, ваше благородие! Вам всё ясно? Тогда скажите мне, чтобы уже покончить с этой историей. Как это могло случиться, чтобы два человека упали в одну трубу и вылезли один оттуда черный, а другой — белый. Что, простите, на второго сажи не хватило?.. И потом, где вы видели, чтобы темной ночью при свете луны два еврея гуляли по крыше? Что у них, другого дела не нашлось?

УРЯДНИК. Ты чего ко мне привязался? Черный, белый, отчего, почему? Да я-то откуда знаю.

РЕБЕ. Вот видите, ваше благородие, я же вас предупреждал, что Талмуд — очень сложная книга. Даже для Такого умного человека, как ваше благородие!..

УРЯДНИК. Вот народ! Вечно у вас все… Не зря вас люди не любят! (Уходит.)


Стучат колеса, и им в такт ребе бормочет слова Талмуда.


КАРТИНА 5


СВАТ. Мадам, пардон, извините мое нахальство… Но я вижу, едет культурная, образованная особа, и сразу захотелось поговорить о том о сем, а то у меня мозги сохнут от скуки.

ДАМА. Короче, что вы хотите?

СВАТ. Я хочу? Что мне хотеть, когда у меня всё есть. Пpocтo я вижу, что вы тоже человек обеспеченный, раз у вас такой красивый ребенок.

ДАМА. Это ребенок?.. Это моя дочь.

СВАТ. Я так и подумал, что это ваша дочь, а не сын… А Шейне мейделе. Красавица! Вся в маму. Просто одно лицо. И сколько лет вашей девочке?

ДАМА. Семнадцать.

СВАТ. Зол зайн семнадцать. Я вижу, вашей козочке пора на травку.

ДАМА. Что вы имеете в виду?

СВАТ. То, что вам крупно повезло. Позвольте представиться: реб-Лайзер, сват. Представитель фирмы «Гименей и Финкельштейн».

ДОЧЬ. А у вас есть что-нибудь хорошего?

ДАМА. Ша! Бесстыдница! Как-нибудь без тебя выдадим тебя замуж.

СВАТ. Мадам, не волнуйтесь, вы имеете дело с фирмой. Для вас у меня есть чего-то особенного! (Достает бумажки, читает.) Ицык-Борух, сын богача и сам богач. Низенького роста, лысоват. Красавец. Ежедневно молится.

ДАМА. Что делает?

СВАТ. Молится.

ДАМА. Фу, слава богу, я думала — моется. На такого ж воды не напасешься. А что он хочет?

СВАТ. Что он хочет… Он хочет денег.

ДОЧЬ. Мы согласны!

ДАМА. Что согласны? Тоже, нашла счастье: низенький, лысенький и всегда хочет денег.

ДОЧЬ. Мама, но для мужчины рост — не главное.

ДАМА. А что главное?

ДОЧЬ. Я стесняюсь. Главное — ум.

ДАМА. Знала я одного умника, когда меня сватали! А потом оказался дурак дураком!

ДОЧЬ. Кто это?

ДАМА. Твой папочка, дай бог ему здоровья.

СВАТ. Мадам, вы абсолютно правы. Для такой порядочной семьи, как ваша, нужен солидный, серьезный человек. И он у меня есть. Вот он. Лежит и ждет. Мендл Корах. Мужчина в соку. 73 года. Похоронил трех жен. Хочет девицу.

ДОЧЬ. А холеру он не хочет? Вы что думали, если я девушка скромная, так мне можно подсовывать прошлогодний снег?

МАТЬ. Ищите себе дураков в другом вагоне!

СВАТ. Tиxo, тихо, что вы так кричите? Как будто я у вас взаймы попросил. (Отходит в сторону, садится.) Вот люди, сами не знают, чего они хотят.

КОМПАНЬОН. Вы меня извините, не хочу вмешиваться в дела вашей фирмы, но у меня есть идея.

СВАТ. Какая идея?

КОМПАНЬОН. Вам нужен компаньон.

СВАТ. Зачем?

КОМПАНЬОН. Объясню. Когда вы расхваливаете своих женихов и невест, то люди думают, как бы это поделикатнее сказать, что вы врете, как сивый мерин.

СВАТ. Я?

КОМПАНЬОН. Только не обижайтесь. Вы послушайте, п чем моя идея. Когда вы начнете хвалить свой товар, наш компаньон, ну, скажем, я, случайно окажется рядом. И так же случайно скажет, что одного из ваших женихов или невест он прекрасно знает.

СВАТ. Ну и что?

КОМПАНЬОН. А то, что вам люди могут не поверить. Вы — лицо заинтересованное, а я — человек посторонний. Я могу хвалить в сто раз больше. Какая мне от этого выгода?

СВАТ. Действительно, какая?

КОМПАНЬОН. Прямая. После того, как дело сделано, ты мне отдаете половину комиссионных и ни копейки меньше.

СВАТ. Треть.

КОМПАНЬОН. Идет… И можем начать сразу же, как творится, не отходя от кассы.

CВАТ (подсаживается к молодому человеку). Молодой человек, извините мое нахальство. Если не секрет, куда вы путь держите?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В Бердичев.

CВАТ. К жене?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, я еще не женат.

СВАТ. Считайте, что у вас жена в кармане.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Простите, как это понимать?

CВАТ. Очень просто, У меня есть для вас такая невеста, что просто пальчики оближешь. Песя-Двойре Цукерфлейш!

КОМПАНЬОН. Простите, я не ослышался? Вы сказали Песя-Двойре Цукерфлейш? А из какого она города?

СВАТ Из Острополя.

КОМПАНЬОН. Так я ее прекрасно знаю. Вот так стоит ее дом, а вот так, чуть-чуть наискосок — мой. Я выхожу ставить самовар, а она уже сидит на балконе и пьет кофе.

СВАТ. Кофе мит сметана. Так вот, молодой человек, вы хотите знать, что это за девушка. Я вам скажу: Песя- Двойре — не девушка.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Не девушка?

СВАТ. Нет. Она а барлянт, жемчужинэ.

КОМПАНЬОН. Жемчужина? Да она мешок жемчуга! Два мешка жемчуга.

СВАТ. Вот видите, посторонний человек не даст соврать… Но чтоб вы не думали, что у нее сплошные достоинства, скажу вам честно…. Если присмотреться повнимательней, у нее носик немножечко великоват.

КОМПАНЬОН. Немножечко? Дау нее не носик, а хобот! Она им может ворота открывать.

СВАТ. Фармахт дэм пыск![7] Цудрейтер ид? Не слушайте его! Поверьте мне.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, уж извините, я ему верю больше. Он — человек посторонний, лицо незаинтересованное, а у вас такая коммерция, вы — сват.

СВАТ. Я сват? Я — идиот! Представитель фирмы «Мешу- гэнэр и компания»! (Обращается к пассажирам.) Смеетесь? Смейтесь, а я посмотрю, как вы без меня выйдете замуж, посмотрю, как это у вас без меня получится.


Ты так хороша.

Что стонет душа —

Гляжу на тебя Чуть дыша.

— И ты так хорош.

Что мир обойдешь.

Но лучше тебя не найдешь.

Когда мы рядышком

Идем по улице.

Народ любуется

И смотрит вслед нам с тобой всегда…


КАРТИНА 6


МОЛОДАЯ ВДОВА. А вы говорите, еврейские мужья лучше всех.

МУЖЧИНА. Мы говорим?

МОЛОДАЯ ВДОВА. Ну не говорите, так думаете. А я вам скажу, еврейский муж — это как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Поверьте, я не один раз была замужем… и не два. Началось все с того, что я вышла замуж за Лайзера. Это был коммерсант, деловой человек, очень даже деловой. Вот как вы думаете, что должен делать муж, когда он ложится в постель с молодой женой?.. Неправильно, думаете, обнять, поцеловать, сказать пару теплых слов. Куда там! Мой Лайзер, он только считал: цвей гундарт фуфцик, цвей ундарт зехцек, цвей гундарт зибицик[8]. Вы думаете, он считал доходы? Нет, он считал убытки. Такой он был ловкий, мой Лайзер. Вы знаете, как прошел наш медовый месяц? Он купил 800 килограммов меда, 50 пудов. Какой-то идиот сказал ему по большому секрету, что у пчел начался мор и мед вот-вот должен подскочить в цене. Весь дом у нас был липкий от этого меда. А мухи. Вей из мир![9] Чтоб у вас было столько денег, сколько на меде сидело мух. А пчелы, они не думали умирать, они себе летали и смеялись, когда у нас выносили мебель зa долги. Вы думаете, он на этом успокоился? Нет, что вы! Он себе придумал новый гешефт[10]! Какой-то молдаванин сказал, что в Аргентине у коров ящур и мясо вот- вот должно подскочить в цене. Вечером он лег со мной в постель и начал прикидывать, цвейн гундарт фуфцик… и купил 200 кур. Пригнал их домой и говорит: «Дора, я решил заняться мясным бизнесом. Корми их на убой. В этом году Аргентина нам не конкурент». Мы пять раз в день ели яичницу и с утра до вечера выносили куриный помет. Какая любовь? О любви и речи не могло быть. Он все ночи просиживал в курятнике и смотрел, чтобы туда не прошел хорек. И все время подсчитывал кур: цвейн гундарт фуфцик… Кончилось тем, что он заснул в этом курятнике и упал с насеста. Пусть ему земля будет пухом. Нет, больше я за коммерсанта не выходила. Я думала: пускай он будет простой челочек, ведь главное, чтоб он меня любил.

Мой Моня, он меня очень любил, но еще больше он любил выпить. А вы знаете, что такое аид — а шикер.

Это хуже, чем паровоз. Потому что паровоз еще может остановиться, а шикер — никогда. Все дни он просиживал в шинке со своими друзьями. У них там подобралась хорошая компания: Борух Тринкер, Хайм Штинкер и Микола Наливайко. А я сидела дома одна, свежая, здоровая, как спелый арбуз. Тогда моя мама, умная женщина, сказала: «Дора, надо его вырвать из этой компании, увози его в Америку». Я тут же собрала вещи и сказала: «Моня, едем!» А он мне говорит: «В Америку? Да что я, сумашедший, там же сухой закон, разве может нормальный человек жить в стране, где нельзя свободно купить бутылку водки!» Все, и я от него уехала.

МУЖЧИНА. В Эрец Исроэл?

МОЛОДАЯ ВДОВА Какой Исроэл? В Жмеринку. Вот там я познакомилась со своим третьим мужем. Соломон! Умница! Кончил ишибот. У него был только один недостаток: как ночь он любил немного почитать Тору.

МУЖЧИНА Так и что?

МОЛОДАЯ ВДОВА. До утра! И все он знает, особенно, что нельзя. Нельзя ходить с непокрытой головой, нельзя есть мясо с молоком, рыбу без чешуи нельзя. А что касается жен — тут все нельзя! Нельзя неделю до, нельзя неделю после, да, по субботам — упаси бог, тоже нельзя, а что там остается? Эйн мол ин пурим. Раз в год по обещанию. Я ему говорю: «Соломон, я уважаю ваши книги, но надо же выбирать: либо Дора, либо Тора». Tак что вы думаете, он собрал свои книги и уехал к себе на историческую родину.

МУЖЧИНА. Ин Эрец Исроэл?

МОЛОДАЯ ВДОВА. В Бердичев! А вы говорите, еврейские мужья лучше всех! Да что мы с них имеем? Один храп и больше ничего!..

ЛЮБИТЕЛЬ СЕЛЕДКИ. А я вам вот что скажу: все-таки главное — иметь на плечах а идишэ коп. Вот со мной был такой случай. Еду я в поезде. Без копейки денег и даже, извините, покушать нечего, кроме пары селедок, которые мне жена положила в дорогу. Так вот, ем я эту селедку, а напротив меня сидит такой важный шляхтич. Смотрит он на меня и говорит: «Вот я часто по своим торговым делам имею отношения, извините, с евреями. Объясните мне, почему у них так хорошо работает голова в направлении коммерции?» Я говорю: «Видите ли. ясновельможный пан, все дело в том, что мы, евреи, едим много рыбы. А в рыбе содержится уйма фосфора. И от этого фосфора у нас голова работает, как целая бухгалтерия». Тогда он говорит: «А не продадите ли вы мне вторую вашу селедку?» — «Я бы с превеликим удовольствием, но мне самому как раз позарез нужен фосфор». Но вы же знаете, какие привычки у богатого человека. Если он захотел — вынь ему и положь. Он говорит: «Я не постою за ценой». «Ладно, — говорю, — только из уважения к вам я могу уступить эту селедку за какие- то несчастные десять рублей». — «Десять рублей?! За эту маленькую рыбешку?» — «Не хотите — не надо. Пусть она идет ко мне в мозг вместе со своим фосфором». И уже собираюсь отправить ее в рот, а он меня хватает за руку: «Подождите, я согласен. Вот вам десять рублей». — «Вот вам селедка». И он съел ее вместе с головой и потрохами. На первой же станции он отправляется попить зельтерской и возвращается с криком: «Как же вам не стыдно?! На перроне продается точно такая же селедка — три копейки фунт». Я говорю: «Ну и что?» — «Как что? Я за десять рублей мог купить триста фунтов этой селедки». — «И что бы вы с ними делали?» — «Я? Я бы продал эту селедку по пять копеек за фунт». — «И?..» — «И заработал бы чистыми рублей шесть». — «О! Видите, фосфор уже начал действовать!»

КОМПАНЬОН. Это что! Вот я вам лучше расскажу, что значит иметь «а идишэ коп».

ЮНОША. Нет, позвольте мне! Я уже давно хочу рассказать.

КОМПАНЬОН. Простите, молодой человек, я немножко старше!

ВОШЕДШИЙ. Что вы спорите? Успокойтесь. Лучше послушайте, что я расскажу.

КОМПАНЬОН. А вы здесь при чем? Вы вообще только что вошли. А наер рассказчик!

РЕВЕ. Нет, я вижу, парламентский способ разговоров, когда один говорит, а все молчат, — это не для евреев. Нам надо, чтобы все говорили сразу.


Вступает музыка.


Короче, я начинаю… (Поет.)


Что в жизни лучше простой беседы

И разговора о том о сем?

Когда под вечер сидишь с соседом

И обсуждаешь вот это все.


Песню подхватывают остальные.


— Возьмите землю! Возьмите небо!

Я папу с мамой готов забыть!

Вы не кормите еврея хлебом.

Но только дайте всласть поговорить!

Про то, что климат стал совсем не тот.

Про то, чей кантор лучше всех поет,

Про то, как нужно толковать Талмуд,

Про то, что цены каждый день растут.

Про дальние моря.

Про батюшку-царя.

Про сказочный Париж,

И про гефилте фиш[11],

Про снег и про мороз.

Убытки и парное.

Про то, что их Америка

Уж так в себе уверена.


ВСЕ:


А, в общем, если вдуматься —

А гиц ин паровоз!

В своем местечке, в пути-дороге,

И на базарах всех городов,

И в русской бане, и в синагоге

Сказать имеем мы пару слов.

Бывает, правда, такое время.

Что все боятся свой рот открыть.

Но не заставишь молчать еврея!

Ведь он руками может говорить!


Сцена без слов, только жесты.


Про то, где сшить хороший лапсердак1. Про то, что наш городовой — дурак. Про то, что праздник Пурим[12] [13] на носу, Про то, что денег нет на колбасу. Про нашу молодежь, налоги и грабеж, Про головную боль, про цимес мит фасоль[14]. Про то, как борщ варить, и как богато жить. Но самое, но важное — Дать человеку каждому Немножко удовольствия — С людьми поговорить.

ВСЕ: Амэхае!..

Паровозный гудок, стук колес… Луч света выхватывает сидящего на полу молодого человека, пишущего письмо.


КАРТИНА 7


МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Дорогая моя, любимая мама! Пишет тебе твой сын Ицек, который, слава богу, жив- здоров, чего и тебе желает. Вот и пришел праздник Кущей, и у меня выдалось время написать тебе пару слов. Мама, я знаю, ты всегда плачешь, когда читаешь мои письма. Так вот, я очень хочу тебя попросить: не надо плакать, сегодня праздник.

У меня все в порядке, дела идут хорошо, и на здоровье тоже не жалуюсь. Так что ты не волнуйся. А главное, не плачь. А что касается погрома, то он у нас уже прошел. Да и что это был за погром? Так, пустэ халой- мес[15]. У нас, слава богу, не Одесса и не Кишинев. Это был не погром, а погромчик. Всего пару дней. А на третий день, когда они устали, все опять стало благополучно. Только ты не волнуйся, мама, и, главное, не плачь — ведь сегодня праздник.

А меня самого погромщики даже пальцем не тронули. Только выбили стекла и унесли швейную машину.

Хотели они еще взять мой новый костюм, зимнее пальто и сапоги хромовые, но ты знаешь, что ничего этого у меня никогда не было. Так что остались они с носом. А я тем временем, как царь, сидел себе в подвале и смеялся до слез.

Но вот кто действительно выкинул шутку, так это старик Гёршл. Вот уже молодец так молодец! Восемьдесят два года, а выкинул такой фокус! Взял и умер за два дня до погрома. Эти газлоним пришли к нему домой, а его уже нет. Нет, и всё. Представляешь, какие у них были физиономии? Чтоб они сгорели вместе со своим Пуришкевичем!

А помнишь рыжего Пинкуса? Ну того, которого чуть не убили еще тогда, два погрома назад? Они и в этот раз до него добрались. Нашли его на чердаке и сбросили вниз. Думали всё, каюк. Ха!.. Дуля им под нос! Он жив и здоров. Только весь переломанный. Вот уж правду говорят если еврей родился счастливым, ему всю жизнь везет.

Мама, ты пишешь, что скучаешь по дому, хочешь поскорее вернуться и сходить к папе на кладбище. Что ты торопишься? Погости еще у тети Зелды, что тебе там, плохо? А на кладбище и без тебя народу хватает. Странное дело: и погром-то, вроде, был маленький, а людей всё хоронят и хоронят, не про нас будет сказано.

Так что и на этот раз погром обошел наш дом стороной. Моя любимая сестра, твоя дочь Эстер, тоже, слава богу, жива. Она пряталась у дяди Нафтоле. Но эти бандиты нашли ее, разорвали на ней платье и уволокли в сарай. Только не плачь, мама, ведь бывает хуже. А Эстер жива и, можно сказать, здорова. Только весь день смеется и играет в камушки, как малое дитя. Но ты не пугайся, это пройдет.

Вот ты вернешься, мама, и Эстер совсем поправится. И мы вместе сядем за нашим субботним столом. И будем вместе есть нашу любимую куриную шейку и пить твою сладкую наливку, и разговаривать, и смеяться… Только не плачь, мама! Я очень тебя прошу: не плачь. Ведь сегодня праздник!


Грустно звучит скрипка. К ней присоединяются голоса, в вагоне возникает песня.


Убогое еврейское местечко,

Где утро начинается с тревог,

Где по субботам зажигают свечки,

Чтоб наши слезы лучше видел Бог.

Тут сапоги считаются за роскошь.

Заплаты не считаются за грех.

Здесь радостей бывает понемножку.

Зато хватает горестей на всех.

Но в дни страданий, в дни ненастья

Твоя надежда вечная живет.

Мой бедный, мой прекрасный, мой несчастный.

Мой никогда не унывающий народ!..

Возьмем немножко солнца.

Возьмем немножко счастья.

Добавим смеха со слезой пополам.

Наполним этим до краев наш бокал.

И выпьем, чтоб никто беды не знал!


АНТРАКТ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЖЕНЩИНА Ой, как он кашляет. Простите, гражданин! Вы случайно не Пискис?

НЕПИСКИС. Какой Пискис?

ЖЕНЩИНА. Из Белгорода.

НЕПИСКИС. Из какого Белгорода? И не знаю никакого Пискиса и никакого Белгорода.

ЖЕНЩИНА. А что вы так нервничаете? Не волнуйтесь…

НЕПИСКИС. Как это — «не волнуйтесь»? Хорошенькое дело! Откуда я знаю, кто такой ваш Пискис? Может, он бывший фабрикант? Или, не дай бог, агент Антанты. Мне это надо?

ЖЕНЩИНА. Да нет же… Пискис — это обыкновенный дантист. Я просто из любопытства спросила. Такое сходство, знаете…

НЕПИСКИС. Сходство, говорите? Тогда послушайте, что я вам расскажу. У нас в Гомеле был сапожник Шайкевич. Он круглый год стучал молотком и пил настойку, как сапожник. Так вот, пришли белые и вдруг объявили, что этот Шайкевич — переодетый красный командир Конной армии. Хотя все в городе знали, что Шайкевич умер бы от страха, если бы его посадили на живую лошадь. Но они его все равно расстреляли, как вы говорите, за сходство. У него, видите ли, был подозрительный подбородок. Как вам это нравится? Раньше у нас был только подозрительный нос, а теперь еще и подбородок прибавился. А вы после этого говорите, что я какой-то Пискис. Да я не знаю никакого Пискиса! И вас, между прочим, я тоже не знаю. И вообще — я еду в другую сторону!

ГЕДАЛИ. Ай, молодой человек, не нравится мне ваш кашель. Вам бы сейчас не мотаться в поездах, а полечиться у хорошего доктора.

КОЖАНКА. Вот устроим мировую революцию, тогда и будете ходить по врачам.

ГЕДАЛИ. Мировую?.. А на меньшее вы не согласны?


РЕВОЛЮЦИЯ


КОЖАНКА. Нет! Мы хотим открыть глаза всем людям. В закрытые глаза не входит солнце.

ГЕДАЛИ. Мои глаза открыты! Но как мне увидеть солнце? Приходят паны, берут еврея и вырывают ему бороду. И так — много лет подряд. Но вот, наконец, приходите вы и бьете панов, как злую собаку. Это замечательно! Это — революция! Но потом тот, кто бил панов, приходит ко мне и говорит: «Отдай нам на учет твой граммофон, Гёдали». «Но я тоже люблю музыку!» — говорю я революции. «Ты сам не знаешь, что ты любишь. Я стрелять в тебя буду, тогда узнаешь. И я не могу не стрелять, потому что я — революция».

КОЖАНКА. Да! Он не может не стрелять. Революция без крови не бывает.

ГЕДАЛИ. Но те стреляли, потому что они — контрреволюция! Вы стреляете, потому что вы — революция! А революция — это же удовольствие. Революция не любит в доме сирот. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди. Но паны — тоже злые люди. Так кто же скажет Гёдали, где революция и где контрреволюция?

КОЖАНКА. Ты — хороший человек, но в голове у тебя — каша.

ГЕДАЛИ. Может быть, может быть… Но мой дорогой и такой молодой человек!.. Пожалуйста, привезите и нам в Житомир немножко хороших людей. Ай, в нашем городе недостача! Ай, недостача! Привезите добрых людей, и мы отдадим им все граммофоны. Я хочу, чтобы в нашем городе тоже был Интернационал! Но чтоб это был Интернационал добрых людей!

НЕПИСКИС. Э мишугенер ид[16].

КОЖАНКА. ТЫ мечтатель, старик! Добро само не приходит. За него надо драться! Извини, но мне пора выходить. У революции еще много дел. До свидания, товарищ!

ГЕДАЛИ. Зайт гезунт[17], комиссар! Ему бы сейчас сидеть у теплого моря и пить горячее молоко! А он уходит в холодную ночь, где гуляет ветер и свистит несчастье.

НЕПИСКИС. Ой-ой-ой…

ГЕДАЛИ. Простите, что вы сказали?

НЕПИСКИС. Я говорю: в хорошенькое времечко мы живем.

1 — я РАБФАКОВКА. Ой, извините, пожалуйста!

ЖЕНЩИНА Сиди, сиди, девонька. Я тебе подам… «Карл Маркс»… А! Я это слышала. «Капитал»… «Капитал»? А что, он был богатый человек — этот Карл Маркс?

НЕПИСКИС. А ид мит а борд[18].

1 — я РАБФАКОВКА. Что вы! Какой богатый! Наоборот! Он всегда жил в нужде.

2-я РАБФАКОВКА. Это он только книгу написал про капитал.

ЖЕНЩИНА. А Обычное дело! Когда у человека нет денег, он пишет про тех, у кого они есть… И что? Вы, такие молоденькие, такие хорошенькие, читаете такие толстые книги?

I — я РАБФАКОВКА. Конечно.

2-я РАБФАКОВКА. Мы же учимся на рабфаке.

ЖЕНЩИНА На рабфаке? Что это?

2-я РАБФАКОВКА. Рабочий факультет.

НЕПИСКИС. Не мучайтесь, мадам. Сейчас столько этих новых слов, что все мозги сломаешь. Рабфак, РККА и, не про нас будет сказано, ВЧК.

ЖЕНЩИНА. Нет, мне все-таки кажется, что вы действительно Пискис; он тоже вмешивается туда, куда его не просят!

НЕПИСКИС. Такая ведьма.

ЖЕНЩИНА. Девочки, скажите мне, но только откровенно: как же вы, простые еврейские девушки, попали на этот ваш раб…

2-я РАБФАКОВКА. Рабфак.

ЖЕНЩИНА. Да, рабфак.

1 — я РАБФАКОВКА. А туда только и берут простых людей.

ЖЕНЩИНА. И что? Сын простого сапожника может у вас учиться?

1-я РАБФАКОВКА. Конечно.

ЖЕНЩИНА. И сын кузнеца?

1-я РАБФАКОВКА. Пожалуйста.

ЖЕНЩИНА. А вот скажите мне откровенно. Допустим, у моего мальчика отец…

1-я РАБФАКОВКА. Парикмахер?

ЖЕНЩИНА. Нет… То есть, он тоже режет. Но не волосы.

Как бы это сказать…

2-я РАБФАКОВКА. Портной?

ЖЕНЩИНА. Нет… Он отрезает… лишнее. Ну, то, что называется «мэ махт а брис».

1-я РАБФАКОВКА. A-а… Нет! У такого человека сына не возьмут! Он же служитель культа!

ЖЕНЩИНА. Какого культа?

1-я РАБФАКОВКА. Религиозного!

2-я РАБФАКОВКА. А религия — это опиум для народа!

ЖЕНЩИНА. Что для народа?

2-я РАБФАКОВКА. Опиум. Наркотик такой, который дурманит людям голову.

ЖЕНЩИНА. Голову?! А какая связь? Нет, я вас спрашиваю — какая связь? Где голова — и где то, что он обрезает?

ГЕДАЛИ. И я тоже не понимаю: почему сын раввина не может выучиться на доктора, а сын священника — на учителя? Что? Это Карл Маркс запрещает?

1 — я РАБФАКОВКА. Нет, так прямо у него об этом не сказано.

ГЕДАЛИ. А! Прямо не сказано! Тогда, дети мои, я вас очень прошу: читайте эту книгу как можно внимательней! Каждое слово! Чтобы потом… Ой!., что-нибудь не перепутать!

В интересное время мы живем, пане-товарищи! В Одессе находятся французы, паровозы вместо угля топят воблой, а еврейские женщины рассуждают о политике! А?..

Что с евреями творится?

Их буквально не узнать.

Им в местечке не сидится.

Рвутся в партию вступать.

ПЕПИСКИС.

Ходят-бродят по дороге.

Знамя красное несут.

Стало тихо в синагоге.

Все на митинге орут:

РАБФАКОВКИ.

Наш паровоз, вперед лети!

В коммуне — остановка,

Другого нет у нас пути.

В руках у нас — винтовка!

ПЕПИСКИС.

По ночам буржуев ищут,

В хэдэр въехал райсовет.

Нет нигде кошерной пищи,

И обычной — тоже нет.

ЖЕНЩИНА.

Мать понять не может сына.

Брат на брата не глядит.

Ходит комиссар к раввину.

Каждый день ему твердит:

РАБФАКОВКИ.

Наш паровоз, вперед лети!

В коммуне — остановка.

Иного нет у нас пути.

В руках у нас — винтовка!

ПЕДАЛИ.

Веб теперь евреям просто.

Все теперь доступно им.

Нынче Лев Давыдыч Троцкий —

Первый красный командир.

ЖЕНЩИНА.

Рвутся в бой за власть рабочих

Старики и молодежь.

НЕПИСКИС.

Туг уж хочешь иль не хочешь,

А со всеми запоешь:

ВСЕ.

Наш паровоз — вперед лети!

В коммуне остановка.

Иного нет у нас пути.

В руках у нас — винтовка!


НЭП


БОБРОВЫЙ (за сценой). Куда? Куда чемодан понес? Не в тот вагон, идиот! Дай! Дай сюда!.. (На сцене.) Вот народ! Совсем работать разучились. Только и умеют, что на собраниях горланить. И с этими людьми мы должны делать НЭП — новую экономическую политику! А кошмар!

ШУЛЕР. И не говорите, уважаемый! Полное падение нравов! Возьмите, к примеру, карты. Красивое, интеллигентное занятие. А во что они сейчас играют? Очко, бура, сека.

БОБРОВЫЙ. Аз охун вэй-мит аза шпил[19].

ШУЛЕР. А где старая, добрая еврейская игра шестьдесят шесть? Кто ее сейчас помнит?

БОБРОВЫЙ. Зэкс-ун-зэхцик[20]!Э-э! Молодой человек! Шестьдесят шесть, вы сказали? Знаете, меня еще дедушка учил в нее играть. Она прямо создана для дороги. Вы играете?

ШУЛЕР. Играю. Но только не в вагоне.

БОБРОВЫЙ. Отчего?

ШУЛЕР. Времена сейчас неопределенные. Того и гляди нарвешься на шулера.

БОБРОВЫЙ. Кого это вы имеете в виду?

ШУЛЕР. Нет! Боже упаси! Но просто буквально час назад один приличный господин, тоже хорошо одетый, уговорил меня перекинуться в картишки. Скоротать время. И вот вам — результат.

БОБРОВЫЙ. О ив ох ун вей мит аза результат![21]

ШУЛЕР. Теперь играть по крупной меня калачом не заманишь!^

БОБРОВЫЙ. Вы знаете, молодой человек? Это всё происходит от того, что вы зарываетесь. Зачем по крупной? Надо играть так… по мелочи. Просто, чтоб приятно время провести.

ШУЛЕР. Ой, не знаю…

БОБРОВЫЙ. Это я вам говорю.

ШУЛЕР. Ой, нет.

БОБРОВЫЙ. Ой, да.

ШУЛЕР. Ой, нет!

БОБРОВЫЙ. Ой, да!

ШУЛЕР. Ну, разве чтоб уважить благородного человека…

БОБРОВЫЙ. Опгэрэдт![22]

ТОРГОВКА. Пончики! Пончики с ливером! Горячие пончики!

КУПЛЕТИСТ. Дайте мне, пожалуйста!

ТОРГОВКА. Сейчас, сейчас. Вот девушке сначала…

ЭМАНСИПЭ. Мне нельзя, я худею.

ТОРГОВКА. Ой, куда тебе уж дальше худеть? (Ой, лучше бы ты меньше курила.)

ПОРТФЕЛЬ. Дайте один! Сколько?

ТОРГОВКА. Пятнадцать копеек.

ПОРТФЕЛЬ. Пятнадцать? Это почему? Раньше были по десять!

ТОРГОВКА Ой, раньше… Так раньше они были на машинном масле. А эти на чистом масле, из семечек. Я сама пеку, сама продаю. Так что за свой товар я ручаюсь.

ПОРТФЕЛЬ. A-а, так это — частные! Тогда не надо.

ТОРГОВКА. Почему? Да вы только попробуйте! Просто тают во рту!

ПОРТФЕЛЬ. Вот-вот! Вы и вам подобные своими сальными руками душите дело революции!

ТОРГОВКА. Я душу?!. «Вихри враждебные веют над нами…» Да как у вас язык поворачивается — сказать такое трудящемуся человеку!

ПОРТФЕЛЬ. Вы — трудящаяся?.. Не смешите меня!

ТОРГОВКА. А кто же я, по-вашему? Капиталист?

ПОРТФЕЛЬ. Вот именно!

ТОРГОВКА. Я — капиталист! Да я встаю в шесть утра и весь день кручусь как белка в колесе. У меня чисто, вкусно. Люди едят и облизываются. Налог я плачу аккуратно. Так скажите, кому от этого плохо?

ПОРТФЕЛЬ. Кому? Советской власти!

ТОРГОВКА. Так пусть советская власть не ходит в мою пирожковую. Пусть советская власть кушает в столовой общепита.

ПОРТФЕЛЬ. Но-но! Вы свою мещанскую контрреволюцию бросьте! А то я вас быстро сдам, куда следует. У меня и свидетели есть. Товарищи! Вы, надеюсь, подтвердите? Черт знает что!

БОБРОВЫЙ. Ну и везет же вам! Просто в рубашке родились.

ШУЛЕР. Плачьтесь, плачьтесь… Карта слезу любит.

ПОРТФЕЛЬ. Это не вагон, а какой-то вертеп!

ЭМАНСИПЭ. Ша, мужчина! Поберегите нервы. Лучше радуйтесь жизни. Поглядите — кругом свобода. Свободная торговля, свободное искусство, свободная любовь, наконец… Вы со мной согласны? Фу, бесстыдник!

ТОРГОВКА. Девушка!.. Девушка…

ЭМАНСИПЭ. Это вы — мне?

ТОРГОВКА. Да, скажите, что это за штука такая — свободная любовь? С чем ее едят?

ЭМАНСИПЭ. Ну, это просто! Любовь — святое чувство, и это нельзя опошлять какими-то обязательствами, отметками в паспорте. Если брак — только гражданский.

ТОРГОВКА. Гражданский? Первый раз слышу. А что, бывает еще военный?

ЭМАНСИПЭ. Да нет же! Просто мужчина и женщина живут друг с другом не так, как раньше, а как гражданин и гражданка.

ТОРГОВКА. А что, скажите, старый способ уже отменили?

БОБРОВЫЙ. Да что же это такое?! Опять у вас козырный туз!

ШУЛЕР. Не расстраивайтесь. Не везет в карты — повезет в любви^

БОБРОВЫЙ. В какой еще любви?

ШУЛЕР. В гражданской.

ЭМАНСИПЭ. И потом, любовь не вечна, она проходит. Разлюбила одного — иди к другому. Ушла любовь — иди к третьему…

ТОРГОВКА. Боже мой! Так же ходить устанешь… А если дети?

ЭМАНСИПЭ. Что дети? О детях должно заботиться государство. Воспитывать их, учить…

ТОРГОВКА. А если ребенок ночью заплачет — что? Государство его убаюкает? Укроет потеплей? А если у него заболит животик — государство ему поставит клизму?

БОБРОВЫЙ. Поставит, поставит! Это государство еще всем нам клизму поставит!

ШУЛЕР. Извините, у меня — шестьдесят шесть.

БОБРОВЫЙ. Да что же это за невезенье такое!.. Играю на всё!

ПОРТФЕЛЬ. Послушайте, вы не могли бы прикрыть свои коленки!

ЭМАНСИПЭ. А что? Они вам не нравятся? Или они отвлекают вас от передового учения?

ПОРТФЕЛЬ. Вот, пожалуйста, — современная молодежь! Быстро вы забыли, что нам дала советская власть. Вот — я! Простой шарочник из местечка, — шагнул из черты оседлости на пост заместителя директора швейной фабрики!

ТОРГОВКА Заместителя? А кричите, будто вы уже директор!

ПОРТФЕЛЬ. Помолчите вы, новая буржуазия! Нам с вами не по пути!.. А вы что улыбаетесь? Что вам так смешно? Вы-то сами по какую сторону баррикад!.. Прекратите свои идиотские шутки!

КУПЛЕТИСТ. А что вы так сердитесь, мсье-товарищ? Я совсем не держал в виду вас обидеть. Я себе просто репетирую. Это такой номер, с шариком.

ПОРТФЕЛЬ. A-а, так вы — артист.

КУПЛЕТИСТ А вы что — меня не знаете?

ПОРТФЕЛЬ. Первый раз вижу.

КУПЛЕТИСТ. Значит, вы не были в Одессе. Мне вас искренне жаль. Потому что каждый, кто хоть раз гулял по этому городу, мог видеть у кафе Фанкони афишу вот с такими… нет, вот с такими буквами: «Натан Зингерман! Танц-комик-куплетист! Король одесского куплета!»

ПОРТФЕЛЬ. Король! Тоже мне искусство.

КУПЛЕТИСТ. Ой, не скажите!… Нет, конечно, я не Шаляпин. Но и Шаляпин, извиняюсь, тоже — не Зингерман. Вот вы сердитесь, что я молчу. Я не молчу — я слушаю. Я слушаю, как вы расхваливаете свой товар, как вы любите свободную любовь и как вы всё это не любите. Как они хвалят НЭП.

БОБРОВЫЙ. И правильно делают!

КУПЛЕТИСТ. А другие его ругают. А я слушаю. Я слушаю, чтобы вечером выйти на сцену и обо всем этом спеть людям. Чтоб они сидели, смеялись и чувствовали себя людьми. Это трудно объяснить, это надо видеть. Когда вступает музыка и мои ребята на своих инструментах начинают поддавать сухой пар — у людей загораются глаза. Контрабас — пум-пум-пум, барабанщик на тарелочках — умца-умца-умца, а кларнет в это время — т-ра-ра-ра-райра, а скрипочка — и-и-и!.. И тут я пою!

ВСЕ. Ну! Так что же вы сели? Спойте что-нибудь! Пожалуйста! Просим!

КУПЛЕТИСТ. Что, очень хотите?

ВСЕ. Вы еще спрашиваете? Пожалуйста, пожалуйста!

ТОРГОВКА. Ой, какой мужчина! Я не выдержу!..

КУПЛЕТИСТ.

Здравствуйте, товарищи!

Дорогие граждане!

Всех вас здесь приветствует

Старый одессит.

Мы живем в чудесное

Время интересное:

Кто был раньше голоден.

Нынче будет сыт.

ПРИПЕВ.

НЭП, НЭП. НЭП, НЭП —

Времечко лихое!

НЭП, НЭП, НЭП, НЭП —

Что это такое?

Ананасы кругом.

Семга в лучшем виде…

А что будет потом? —

Поживем — увидим!

Строят иностранцы нам

Фабрики и станции.

Строят предприятия, улучшают жизнь.

Мы живем в чудесное

Время интересное.

Скоро нам Америка построит коммунизм.

ПРИПЕВ (ВСЕ).

Каждый день — ревизии.

Каждый день — комиссии!

Ходят фининспекторы

И чего-то ждут.

Мы живем в чудесное.

Время интересное:

Где один работает,

А двадцать пять берут.

ПРИПЕВ (ВСЕ).


КАРТИНА 9


ДЕВУШКА Что значит — нет бетона? Что значит — нет? А ты поставь вопрос перед дирекцией, и пусть он стоит.

ПАРЕНЬ. Ох, Зельдина, Зельдина. Несознательный ты элемент. А еще комсомолка.

АМЕРИКАНЕЦ (открывает газету). Простите… Телл ми плиз, что это есть: «Даешь Магнитка!»?

ПАРЕНЬ. Это город Магнитогорск. Гора Магнитная. Железная руда.

АМЕРИКАНЕЦ. Да-да, я знаю. Но что это — «даешь»? Кому даешь?

ДЕВУШКА. Всем даешь.

ПАРЕНЬ. Стране!

АМЕРИКАНЕЦ. Стране?.. Хорошо. Энтузиазм.

ПАРЕНЬ. Простите, пожалуйста, а сами-то откуда будете?

АМЕРИКАНЕЦ. Я из Америка. Юнайтед Стейтс.

ПАРЕНЬ. Понятно. Ну что ж, давайте знакомиться.

АМЕРИКАНЕЦ. Давай. (Протягивает руку.) Бронстайн… Наум.

ПАРЕНЬ. Надо же. И я Наум.

АМЕРИКАНЕЦ. О! Как в русской поговорке: один Наум хорошо, два Наум — много.

ПАРЕНЬ. Не много, а лучше.

АМЕРИКАНЕЦ. Да, да, лучше. Я плохо знаю русский язык.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Ду редст аф идиш[23]?

АМЕРИКАНЕЦ. Ё, авадэ [24].

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Их бин ойх а ид[25].

ДЕВУШКА. Ну и как вам здесь у нас? Нравится?

АМЕРИКАНЕЦ. Да, нравится. Хорошо. Люди добрые, интересное время, Вся страна — стройка. Я приехал помогать. Американ инжиниир.

ДЕВУШКА. A-а, спец!

АМЕРИКАНЕЦ. Да-да, спец. Тут для меня много работа. Хорошо.

ПАРЕНЬ. А в Америке плохо?

АМЕРИКАНЕЦ. Нет, Америка не есть плохо. Это время кризис. Нет работа. Очень плохо..

ДЕВУШКА. А вот у нас безработицы нет.

АМЕРИКАНЕЦ. Да. Нет. Хорошо.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. А русский откуда знаешь?

АМЕРИКАНЕЦ. Родители из России.

ПАРЕНЬ. Сбежали?

АМЕРИКАНЕЦ. Да, бежали… Кишинев, третий год. Погром (показывает на газету). Вот теперь учу русский. Вери диффикэлт. Трудно.

ДЕВУШКА. А чего трудного?

АМЕРИКАНЕЦ. Много непонятно. Очень. Вот, например: пятилетка в четыре года.

ПАРЕНЬ. Это же очень просто. План на пять лет, а мы его выполним за четыре.

АМЕРИКАНЕЦ. Хорошо. Потом целый год можно не работать. Но тогда это будет не пятилетка. Четырелетка.

ДЕВУШКА. Да нет же, пятилетка — это план. А мы его выполним на год раньше.

АМЕРИКАНЕЦ. A-а, ясно. Значит, план был неправильный.

ДЕВУШКА. Почему это неправильный? Очень даже правильный.

АМЕРИКАНЕЦ. План правильный?.. Хорошо. Тогда вы неправильно работаете?

ПАРЕНЬ. Ну как ты не понимаешь? План — это план. А работа — это совсем другое. Теперь понял?

АМЕРИКАНЕЦ. Теперь не понял.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Погодите, дайте я ему объясню… Понимаешь, всего нужно много. Вот люди и стараются сделать побыстрей, чтоб у людей был нахес[26].

АМЕРИКАНЕЦ. Йес, йес, понимаешь!.. Но не может так получиться, что, когда быстро делаешь, потом надо все переделывать? Следующая пятилетка. Четыре года.

ДЕВУШКА. Не беспокойтесь! Знаете, как мы строим: на века!

АМЕРИКАНЕЦ. На века… Хорошо.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Вот ты приехал на тракторный завод. Давай и ты перевыполняй. Мне эти тракторы— вот как нужны!

АМЕРИКАНЕЦ. Зачем тебе трактор? Ты что, фермер?

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Какой там фермер! Хуже. Я председатель колхоза. Колхоз-миллионер.

АМЕРИКАНЕЦ. Миллионер? Хорошо. Ты — миллионер и мой дядя в Америка миллионер. Вам надо вместе делать бизнес.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Всему свое время. Вот коровник закончим, а потом и за бизнес построим… А пока попробуй, какой лэкэх[27] в России делают. (Угощает.) АМЕРИКАНЕЦ. Я очень люблю этот еда. Когда я учился в Германия, я каждый день ходил маленькое еврейское кафе на Фридрихштрассе. Теперь его, наверное, уже нет.

ДЕВУШКА. Почему нет?

АМЕРИКАНЕЦ. Из-за Гитлера. Теперь немецкие евреи бегут из Германия… А что у вас думают о Гитлер?

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Да некогда нам о нем думать. У нас своих дел по горло.

ПАРЕНЬ. Нам коммунизм надо строить.

АМЕРИКАНЕЦ. Я думаю, нацизм — это очень страшно.

ДЕВУШКА Не бойся! Рабочий класс Германии быстро им скрутит руки.

ПАРЕНЬ. А если к нам сунется — мы ему так дадим под зад коленом!

АМЕРИКАНЕЦ. Да, да… Как у вас говорят: узнает, куда ноги растут.

ПАРЕНЬ. He куда, а откуда.

АМЕРИКАНЕЦ. Но это, я думаю, одно и то же? Да… Русский язык веселый, но очень трудный. Пятилетка — четыре года… Даешь Магнитка!


Несется поезд…


ПОСЛЕВОЕННЫЕ


МАТЬ. Сынок!.. Дитя мое…

СЫН. Мама, ну что ты, неудобно. Люди же кругом

МАТЬ. Почему неудобно? Сын вернулся с войны. Пусть люди тоже радуются.

БОРОДА. Верно говоришь, мать! Хватит нам плакать. Пора и веселиться. (Снова играет на губной гармошке.)

СЫН. А что ты, как немец, все на «губнушке» играешь?

БОРОДА. Ты гармошку не обижай. Это штука хорошая, трофейная. Мне ее один фриц подарил, унтер-офицер. На добрую память

СЫН. Ладно заливать! Небось отнял.

БОРОДА. Кто отнял? Что я, мародер, что ли? Мы с ним поменялись. Мит Ёйшер[28]. Он мне гармошку, а я ему фонарик.

СЫН. Карманный?

БОРОДА. Хороший такой, здоровый. Я ему его под глаз поставил. Такое дело было. Мы тогда в наступление готовились. Языка нужно было достать. Одного при вели — ничего не знает. Другой знает, но не то. Нужно было привести штук десять, чтоб выбор был как на Привозе. Ну, мы с напарником зашли в тыл. Видим — маленькое село. А на окраине банька стоит. А там — а ганцер мэшебэйрэх[29]—немцы плещутся. Банный день у них. Подползли мы тихонько, часового сняли. Захожу в баню с автоматом. «Так, мол, и так, — говорю, — извините, что в сапогах». Ну, видят они, что пришел культурный человек, сразу подняли руки вверх. Я спрашиваю: «Все помылись?» Они говорят: «Все». «Тогда пожалте бриться!»

СЫН. Во дает! Врет и не краснеет. Как же они тебя понимали? Ты что, немецкий знаешь?

БОРОДА. Зачем? Я с ними по-еврейски раскумекивал. Языки-то похожи. Только у них победнее. Жаргон с нашего. Так что по-еврейски они секли. Особенно если на них автомат наставить.

МАТЬ. Ну и что дальше было?

БОРОДА. Горништ. Дождались темноты и доставили их к нашим.

МАТЬ. Что-то мне не верится. Балаболка ты.

БОРОДА. Фаркэрт[30]! А я еще втык получил от комбата. Ты, — говорит, — шо, Черняк, мешугенэр чи шо? У меня тут проверяющий из штаба фронта, а у тебя немчура гуляет в чем мать родила!»

СЫН. Ну свистун! Точно, без выдумок еврей жить не может!

МАТЬ. Сынок, тебе что, жалко? Пусть еврей рассказывает. Надо ему верить.

БОРОДА. Точно! Как говорится: «Человек сначала учится говорить, а молчать потом».

СЫН. Ну, а гармошка-то, гармошка откуда?

БОРОДА. Какая гармошка?.. Ах, эта… Ну, это другая история. Долго рассказывать.(Играет.)

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Скажите мне, а Лейпциг от нас далеко?

БОРОДА. Нет, теперь недалеко. Это туда мы шагали четыре года. А назад можно добраться за три дня.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Спасибо… Муж прислал мне письмо из Лейпцига. Скоро мы с ним встретимся.

БОРОДА. А откуда вы возвращаетесь?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ой, издалека! Аж из Уфы. Мы, правда, в самой Уфе не жили, а под ней. В селе Благовар. Вы слышали про такое?

БОРОДА. Не случалось.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Нам тоже не приходилось, пока война не грянула.

БОРОДА. Тяжело было?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ну, как вам сказать. Эвакуация не саxap. Война не радость. А сколько сердечных людей мы повстречали? Поселяют нас с Раечкой к одной женщине. Их село типичное башкирское местечко. И вот стали к нам люди ходить каждый день. И ходят, и ходят. И смотрят на нас с превеликим удивлением. Они просто евреев никогда не видели. Хотя, по правде сказать, я тоже башкир никогда не видела. Но, как говорится, людей узнаешь в беде. Когда дочурка моя Раечка свалилась в горячке, чего они мне только не нанесли. Растирания, настойки, припарки. И миром вылечили. Благослови их Всевышний. Решила я их отблагодарить. И знаете чем? Настоящим еврейским пиршеством.

МАТЬ. А продукты? Где вы раздобыли продукты?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Да что там? Бог послал. Несколько дней крошки хлеба не съела. Откладывала. Потом на рынке обменяла туфли на мед. И сотворила настоящий медовый пряник. А еще я приготовила эсик-флэйш[31].

МАТЬ. Эсик-флэйш? Из чего?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Будете смеяться! Из конины.

МАТЬ. Ой, боже правый!

ЭВАКУИРОВАННАЯ. И наконец, как украшение стола я приготовила кэйзэлэх.

БОРОДА Кэйзэлэх? А где раздобыли мацу?

МАТЬ. Молоко? Яйца?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Сотворила все, правда, без мацы. Да и яиц, и молока у меня тоже не было. Но была картофельная шелуха, немного яичного порошка и пол-литра кумыса. И можете мне поверить, получился настоящий башкирский кэйзэлэх!

БОРОДА Да, что в тылу, что на фронте — главное, что бы люди могли понять друг друга. Вот был у меня случай. Мы тогда отступали. Зовет меня к себе комбат и говорит: «Черняк, я тебе не приказываю, я тебя прошу: прикрой ребят со своим взводом, задержи танки. Часа два продержись и отходи». Надо так надо. Танки идут, мы их встречаем, как положено. А они опять идут, а мы их опять встречаем. И два часа прошло, и три. Звонит комбат: «Черняк, — говорит он, — так тебя пере так. Приказываю немедленно отступать!» «Извините, — говорю я, — товарищ майор, приказ выполнить не могу». — «Как? Что?! Почему не можешь?!» — «По религиозным соображениям hайнт из дэр шабэс. Сегодня суббота, а я по субботам не отступаю. Отступление — это работа. А евреям в субботу работать запрещено». Он говорит: «Ты мне мозги не крути! Работать ему нельзя! А танки поджигать — это что, не работа?» — «Что вы, товарищ майор, какая же это работа? Это же одно удовольствие! Фаргэнигн ин ди бэйнэр![32]»

СЫН. Ох, папаша, ну и складно же ты врешь. Да за такие дела ты мог под трибунал загреметь.

ПОРОДА Мог. Спокойно мог. Но обошлось. Обошлось орденом Красной Звезды.

СЫН. Ну и где же этот орден?

БОРОДА Я знаю? Затерялся где-то.

СЫН. Где же он затерялся?

БОРОДА Да среди других орденов.

СЫН. Ой, ну ты даешь! Просто герой-орденоносец.

МАТЬ. Илюша, ну что ты говоришь! На войне все герои. Разве дело в орденах?

БОРОДА Золотые слова. Главное, что живы остались. А орденами кого сейчас удивишь?

ДОЧЬ. Мама, а мы ужинать будем?

БОРОДА О! Устами младенца… Надо же что-то перехватить, а то говорим, говорим.

МАТЬ. У меня тоже есть кое-что… (Достает.)

ЭВАКУИРОВАННАЯ. И мне в дорогу насовали яблок вперемешку с луком…

БОРОДА Тогда разрешите и мне внести свой скромный вклад… Где мой вещмешок?

МАТЬ. Ой, товарищ Черняк, вы настоящий Суворов! Это все ваше?

БОРОДА Нет, это один генерал дал. Поносить, А то ему тяжело… Товарищ военврач, присоединяйтесь к нам.

ВРАЧ. Спасибо, что-то не хочется.

МАТЬ. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Дорога длинная, есть о чем поговорить. Слышала, вы едете в Киев?

ВРАЧ. Да.

МАТЬ. Сойдем вместе. Где вы там живете?

ВРАЧ. До войны жила на Подоле.

МАТЬ. Что значит до войны? А теперь?

ВРАЧ. Теперь… Теперь этого дома уже нет.

МАТЬ. Родные?

ВРАЧ. Родные все… в Бабьем Яру.


Пауза.


ДОЧЬ. Тетя, хотите яблоко?.. Сладкое.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. А может, горячего чайку?

СОЛДАТ. Я сейчас за кипятком сбегаю.

МАТЬ. У меня настоящая заварка.

БОРОДА Товарищи! Разве за победу чай пьют? Надо что-нибудь посерьезнее. Разрешите пару слов? Спасибо. Так вот, каждый день, когда Гитлеру докладывали положение на фронте, он всегда спрашивал: «А что, старшина Черняк еще жив?» И ему отвечали: «К сожалению, жив, мой фюрер». И он от злости грыз ногти. А наш милый доктор может подтвердить, что ногти грызть вредно. И вот результат: Адольф Гитлер на сегодняшний день сгинул, а Ефим Черняк живет, чего и вам желает! Вы можете меня спросить: почему я остался жив? Могу вам ответить. Потому, что меня защищала вся моя страна. Я жив потому, что мои товарищи в бою прикрывали меня огнем. Я жив потому, что голодные женщины и дети днем и ночью делали для меня снаряды, Я жив потому, что другие солдаты уже никогда не вернутся домой. Но сегодня они все равно с нами. В наших сердцах, в нашей памяти. Пусть они будут там навсегда. Лэхаим![33]

ВСЕ. Лэхаим!

Уходят наши сыновья.

Чтоб никогда не возвратиться,

И лишь в родимые края

Беда слетает черной птицей.

ЖЕНЩИНА

И упадет на землю мать.

Отец навек закаменеет…

Как страшно сыновей терять!

Что в жизни может быть страшнее?

Мой бедный сын, майн тайер кинд!

Надежда наша и тревога!

Чем провинились старики?

За что разгневали мы Бога?

ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.

Зачем не встали мы в дверях,

Тебя не удержали силой!

В какой земле, в каких краях

Теперь искать твою могилу?

ВОЕНВРАЧ.

Как ранит слово «никогда»!

Не знать бы людям это слово!

ЖЕНЩИНА

Погасла на тебе звезда.

Она уж не зажжется снова

ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.

И стонет бедная земля,

И солнце больше нам не светит.

Уходят наши сыновья

Навек уходят наши дети!


ПЯТИДЕСЯТЫЕ


СТАРУШКА. Ой-ой-ой!

КИТЕЛЬ. Простите, что вы сказали?

СТАРУШКА. Нет, я говорю: в хорошенькое время мы живем.

КИТЕЛЬ. Что вы этим хотите сказать? Мы живем действительно в прекрасное время. Потомки еще не раз будут вспоминать эти годы.

СТАРУШКА. Да-да, конечно… Скажите, а правда, что в Москве закрыли еврейский театр?

КИТЕЛЬ. Да, закрыли.

СТАРУШКА. А за что, не знаете?

КИТЕЛЬ. Не нужен — вот и закрыли. Почему это у евреев должен быть свой, особый театр? Что это за привилегии такие? Они что — цыгане?

СТАРУШКА. Нет, конечно…

КИТЕЛЬ. Вот поэтому и закрыли!

СТАРУШКА. Простите, вот вы, я вижу, культурный человек. А я — старая, необразованная женщина. Так объясните мне. У меня внук. Боря. Послушный мальчик. умница. У него способности к математике. Школу кончил с медалью, институт — с красным дипломом. Его пригласили в НИИ, где делают такие машины, что одна машина работает, как тысяча бухгалтеров. Называется кабернетика.

КИТЕЛЬ. Кэ…

СТАРУШКА. А?

КИТЕЛЬ. Кэбернетика!

СТАРУШКА. Да… Спасибо… Так вот: в один прекрасный день приносят газету, а там написано, что кабернетика — это продажная девка империализма! Почему она девка — я, убей бог, не знаю. Но то, что мой Боря остался без работы, — это факт. Вот я и спрашиваю: если они знали, что она — девка, почему они нас не предупредили? Мы бы лучше отдали Борю в консерваторию. Он бы играл на скрипке не хуже Додика Ойстраха. Вы со мной согласны?..

ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?

КИТЕЛЬ. Дайте, пожалуйста, стакан… Послушайте, а почему чай такой жидкий?

ПРОВОДНИК. Заварку такую прислали. Сами знаете, положение какое. Космополиты безродные засели на чаеразвесочной фабрике.

СТАРУШКА. Вот это мне тоже непонятно. Как это: космополиты, да еще безродные. Кто это такие?

ИСПУГАННАЯ. Я не знаю. Но раз в газетах пишут, значит, есть.

СТАРУШКА. Я знаю, что есть. Но кто это?

КИТЕЛЬ. Кто? А те, например, кто скрываются за разными псевдонимами.

СТАРУШКА. А что здесь такого? Предположим, у человека была фамилия Кацман. А его жене не понравилось. Так он взял себе фамилию Кошкин или даже Котеночкин… Так что он — преступник?

КИТЕЛЬ. Не знаю! Может быть. Кому надо — тот разберется. Вот я, например, Фурман. Всю жизнь — Фурман, Фурманом родился и Фурманом умру.

СТАРУШКА. Ну, я вижу — вы своего добьетесь: вы — такой человек. Но не все же такие, как вы.

КИТЕЛЬ. Вот именно! Порядочному человеку незачем прикрываться другими фамилиями и прятаться за всякими псевдонимами.

СТАРУШКА. Наверное, вы правы. Но когда товарищ Ульянов взял себе фамилию Ленин, никто к нему за это не цеплялся. Разве я не права?.. Ой, извините! Я опять забыла…

ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?

СТАРУШКА. Дайте стаканчик согреться немножко. Что у вас холод такой в вагоне? Не топите, что ли?

ПРОВОДНИК. Почему это не топим? Целый день топим. Уголь такой присылают! Сами знаете, положение какое: космополиты в шахтах засели.

КИТЕЛЬ. Ну, вот! Пожалуйста! И этим людям мы доверяли! Продаться международному сионизму за 30 сребреников!

ИСПУГАННАЯ. Что случилось?

СТАРУШКА Кто продался?

КИТЕЛЬ. Кто? Убийцы в белых халатах! Враги наши, профессора! Нет вы скажите, чего им только не хватало? Положение, почет, оклады… Нет, всё им мало! Светила медицины — Вовси, Виноградов, Коган, Фельдман…

ИСПУГАННАЯ. Какой Коган? Борис Борисович?

КИТЕЛЬ. Да… Б.Б. А вы что, с ним знакомы?

ИСПУГАННАЯ. Нет! Что вы! Просто он мужа моего лечил.

КИТЕЛЬ. Ну и что? Чем кончилось?

ИСПУГАННАЯ. Вылечил…

КИТЕЛЬ. А вы и поверили! Это всё — для отвода глаз. Сначала человеку вроде лучше, а потом… Потом мы недосчитываемся лучших людей в нашем руководстве. Спасибо, что еще нашлась мужественная женщина, Лидия Тимошук! Выследила эту банду!

СТАРУШКА. Ой, вэй из мир, вэй из мир… Что теперь с нами будет. Послушайте, а это не может быть ошибка?

КИТЕЛЬ. Какая еще ошибка! В таких делах ошибок не бывает.

ИСПУГАННАЯ. Раз в газетах написали — значит, точно!

СТАРУШКА. Да, конечно… Но недавно в газетах писали, что будет потепление. А мороз такой, что жить не хочется.

ПРОВОДНИК. Пиво свежее, «Жигулевское»!

ГЛУХОНЕМОЙ. Дайте пару бутылочек!

СТАРУШКА Боже мой! Так вы говорите?

ГЛУХОНЕМОЙ. Да! Говорю! Но только — про пиво!


НАШИ ДНИ


ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ. По горизонтали: объединение людей для совместной деятельности.

ДЕВУШКА. Колхоз.

ПЕРВЫ1I. По вертикали: ценная бумага — шесть букв.

ВТОРОЙ. Рубль!

ПЕРВЫЙ. Это пять букв.

ТРЕТЬЯ. И потом, какая же это ценная бумага?

ВТОРОЙ. Тогда доллар. Шесть букв.

ПЕРВЫЙ. Да нет же! Доллар — это валюта, а здесь ценная бумага.

ПОЖИЛОЙ. Может быть, ваучер?

ПЕРВЫЙ. Ва-у-чер. Годится. Это действительно бумага.


Пассажир на верхней полке повторяет по словарю на иврите.


ВЕРХНИЙ. Бокер тов — с добрым утром! Тода раба — большое спасибо! Ани оле хадав — я — новый репатриант!

ПЕРВЫЙ. По горизонтали: столица европейского государства — девять букв.

ВТОРОЙ. Будапешт?

ПЕРВЫЙ. Это восемь букв.

ТРЕТЬЯ. Копенгаген!

ПЕРВЫЙ. Десять!

ДЕЛОВАЯ. Может быть, Хельсинки?

ПЕРВЫЙ. Хе-льсин-ки… Подходит.

ДЕЛОВАЯ. Вы знаете, такой чистый, красивый город — просто загляденье.

ПОЖИЛОЙ. Вы там бывали?

ДЕЛОВАЯ. Да, недавно. Директора швейных фабрик ездили посмотреть, как они шьют.

ПОЖИЛОЙ. Ну и как?

ДЕЛОВАЯ. Вы же знаете, есть чему поучиться.

ВЕРХНИЙ. Бокер тов — доброе утро! Тода раба — большое спасибо! Ани роце леаф кид эсрим элеф — я хочу положить в ваш банк 20 тысяч шекелей.

ДЕЛОВАЯ (пожилому) А вы куда едете, если не секрет?

ПОЖИЛОЙ. В Москву еду. На конференцию.

ДЕЛОВАЯ. Научную?

ПОЖИЛОЙ. Не совсем. Конференцию по антисемитизму.

ВЕРХНИЙ. Тода раба — большое спасибо! Бокер тов— доброе утро. Эта колбаса кошерная?

ДЕЛОВАЯ. Как интересно! Я даже не знала, что бывают такие конференции.

ПОЖИЛОЙ. Как видите, бывают. Вот еду.

ВЕРХНИЙ. По-моему, вы не туда едете! Для того чтобы и избавиться от антисемитов, вам надо не ехать, а лететь. И не в Москву, а в Тёль-Авив. И не на конференцию, а на ПМЖ.

ДЕЛОВАЯ. Знаете, что я вам скажу? Я всегда была противницей отъездов, но раньше, когда еврея не брали на работу или не принимали в институт, это еще можно было понять. Но сегодня ситуация в корне изменилась.

ВЕРХНИЙ. Я вам по этому поводу расскажу хорошую хохму. Один еврей подал документы на выезд. Его вызывают в ОВИР и говорят: «Господин Рабинович! Ну, сейчас-то зачем уезжать? Время изменилось, слава богу, демократия, гласность, можете спать спокойно». Он говорит: «Спасибо, я уже выспался. Теперь я хочу кушать»

ДЕЛОВАЯ. Но если так рассуждать, тогда все должны уехать: грузины, армяне, таджики, русские — сейчас всем нелегко. Почему надо евреев в этой ситуации как- то выделять?

ПОЖИЛОЙ. Я тоже думаю, что евреев не надо выделять, однако их у нас всегда выделяют. Особенно, если случилось что-то плохое. Я вам больше скажу: у нас даже слово «еврей» считается каким-то полуприличным.

ДЕЛОВАЯ. Ну. не преувеличивайте!

ПОЖИЛОЙ. Вот вам простой пример. Я недавно в газете читал одну юмореску. Она начиналась так: «В кафе пошли три веселых грузина…»Вот у меня к вам вопрос: нам когда-нибудь попадалась такая фраза: «В кафе пошли три веселых еврея»?

ПЕРВЫИ. Никогда.

ВТОРОЙ. В жизни не читал!

ТРЕТЬЯ. Действительно, странно! С чего это они такие веселые?

ВЕРХНИЙ. А главное, зачем это они собрались втроем? Что они, русские?

ПОЖИЛОИ. Видите, вроде маленький пример, а даже по нему понятно, что антисемитизм у нас проник во все сферы.

ДЕЛОВАЯ. Только не надо! Не надо преувеличивать! Туг всё зависит от того, как сам себя поставишь. Вот я семь лет работаю директором швейной фабрики и ни разу, вы слышите, ни разу с этим явлением не сталкивалась. Меня все уважают и на работе, и в доме, где я живу. Мне даже соседка недавно сказала: «Роза Михайловна, вы же знаете, как я к вам отношусь — я вас даже за еврейку не считаю…»

ВЕРХНИЙ. А я вам так скажу: все евреи должны разом подняться и уехать! И тогда пусть антисемиты сами учат своих детей играть на скрипке, сами их лечат и сами себя веселят, вместо Хазанова, Жванецкого, Ефима Шифрина и Клары Новиковой.

ПОЖИЛОЙ. Сложный вопрос… Я думаю, кому ехать, кому оставаться — это решает каждый для себя. Я, на пример, не поеду. Я за эту землю воевал, я на ней строил дома, в этой земле похоронены мои родители, мои друзья, и просто так я ее антисемитам не отдам. Пусть не надеются!


Все аплодируют.


ПЕРВЫЙ. На этом разрешите парламентские слушания считать законченными. Музыкальная пауза. Саша, давай!

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Когда Бог сушу создавал.

То он придумал море.

Когда он радость людям дал.

То он добавил горе.

С тех пор гуляют честь и лесть.

И доброта и злоба…

А раз евреи в мире есть,

То есть и юдофобы.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

Назло антисемитам.

Угрюмым и сердитым.

Давайте заниматься

Зарядкой по утрам.

Чтоб не болеть аидам

Ни насморком, ни спидом.

И жить сто лет на свете.

На зависть всем врагам.

ДЕВУШКА.

Когда в продаже сыра нет,

В аптеке нету ваты,

У них всегда один ответ:

«Евреи виноваты!»

А если мал у них оклад.

Нехороша квартира,

То в этом тоже виноват

Гуревич иль Шапиро.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

ВТОРОЙ ЮНОША.

Наш мир устроен без прикрас.

Всего в нем понемножку.

И в бочке меда каждый раз

Находим дегтя ложку.

Есть в мире сотни площадей.

Но есть и подворотни…

На светлый миллион людей

Есть капля черной сотни.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

Кружится снег за окнами вагона,

И время быстротечное летит.

Мелькают города и перегоны

На нашем нескончаемом пути.

И смех, и плач, и радости, и горе

Мы на пути встречали много раз.

И все делили мы с родной землею.

Что родила и вырастила нас.

Но в светлый час и в час ненастья

Пусть скрипка эта вечная поет…

Мой бедный, мой несчастный, мой прекрасный.

Мой никогда не унывающий народ!

Возьмем немножко солнца.

Возьмем немножко счастья.

Добавим смеха со слезой пополам.

Наполним этим до краев бокал

И выпьем, чтоб никто беды не знал!

ЗАНАВЕС

Шлягер, шлягер, только шлягер

Мюзикл


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:


ФЕДОР БЕСФАМИЛЬНЫЙ — композитор.

МУЗА — его муза и жена.

ХВОСТОВ-КОПЫТОВ — черт.

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ НЕДЕРЖАВИН — поэт-песенник.

ОРФЕЙ ХРИПУНОВ — восходящая звезда эстрады.

ВАРВАРА СТРЕССОВА — жанровая певица.

СТЕПА ПАНАСОНИК — спекулянт.

ДУСЯ, МУСЯ — поклонницы талантов.

СЛЕСАРЬ.

МЕТРОНОМЫЧ — настройщик роялей.

1 — я, 2-я, 3-я ЖЕНЩИНЫ НА ПЛЯЖЕ.

МУЖЧИНА С ОРЛИНЫМ ПРОФИЛЕМ.

ГОЛЫЙ — банщик.

ЧЕЛОВЕК С СОБАКОЙ.

КИРИЛЛ — телеоператор.

МЕФОДИЙ — телеоператор.

ТЕЛЕРЕЖИССЕР.


В музыкальных эпизодах:

ВИА «ДОРОДНЫЕ МОЛОДЦЫ»

УЧАСТНИКИ РОК-ОПЕРЫ

ДЕТСКИЙ ХОР

РЕСТОРАННЫЙ ОРКЕСТР

СОЛИСТЫ ЧУГУЕВСКОГО МЮЗИК-ХОЛЛА

РОК-ГРУППА’ПЕНА»

ОБЪЕДИНЕННЫЙ ХОР

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Звучит музыкальная увертюра. Открывается занавес. В глубине сцены высвечивается изображение летящей Музы.

Заканчивается увертюра, и исчезает изображение. Темнота.

Скромная однокомнатная квартира. В центре комнаты — рояль, за которым сидит герой нашей пьесы, молодой композитор Бесфамильный. Он творит. Из-под его пальцев постепенно возникает га самая мелодия, которую мы только что слушали в увертюре спектакля.


КОМПОЗИТОР (зовет). Муза! Музочка!

МУЗА (не сразу). Я здесь.

КОМПОЗИТОР. Ты слышала, что я сочинил?

МУЗА. Нет, я была на кухне.

КОМПОЗИТОР. Послушай… (Играет). Ну, как?

МУЗА. По-моему, прекрасно. (Целует его.)Ты у меня молодец.

КОМПОЗИТОР. Это твоя заслуга. Когда ты рядом, у меня всё получается. (Играет.) Я чувствую такой подъем, такое творческое горение. Будто во мне что-то загорается и горит (перестает играть); не знаю, что, но что-то горит!

МУЗА. Это котлеты! (Вылетает из комнаты.)

КОМПОЗИТОР (вслед). Не расстраивайся, Муза! Когда я стяну известным композитором, я подарю тебе тысячу котлет. А сейчас надо продолжать. Я чувствую, у меня сегодня что-то получится. (Играет.) Это же Бетховен, так нельзя! Попробуем с другого бока. Может, так. А это Шопен. Ну почему, почему я такой бездарный. (Бьет по клавишам.)Боже мой, почему я родился в двадцатом веке! Сколько композиторов уже творило — живого места нет. Снова бьет по клавишам рояля.) Ну, как тут придумаешь что то новенькое! Просто черт его знает! Один черт и больше никто! (В третий раз ударяет по клавишам рояля.)


Появляется Черт.


ЧЕРТ. Здравствуйте, друг мой, вот и я! Явился по первому зову.

КОМПОЗИТОР (испуганно). Вы кто?

ЧЕРТ. Чорт! Вот именно — через «о»! Член общества растущих талантов. Альфред Терентьич Хвостов-Копытов!

КОМПОЗИТОР. Хвостов-Копытов?.. Какая странная фамилия.

ЧОРТ. Ничего странного. В музыкальном мире двойная фамилия — обычное явление. Вспомните: Римский-Корсаков, Соловьев-Седой, наконец, Бюль-Бюль- Оглы — это уже просто три фамилии. А у меня всего две: по матери — Хвостов, по отцу — Копытов.

КОМПОЗИТОР. Да-да, понимаю… А что у вас ко мне?

ЧОРТ. Только не торопитесь (становится в позу). Федор Федорович, вы прекрасно знаете, сколько серости и бездарности в нашем мире. Я имею в виду музыкальный мир. Естественно, настоящему таланту пробиться трудно. Вот мы и решили вам помочь.

КОМПОЗИТОР. Спасибо. А что я должен делать?

ЧОРТ. Писать! Писать музыку, работать.

КОМПОЗИТОР. Но я и так работаю.

ЧОРТ. Голубчик, разве это работа? В час по чайной ложке. В вашем возрасте Моцарт уже умер.

КОМПОЗИТОР. Но я не Моцарт.

ЧОРТ. Правильно. Поэтому живите. Но живите, как человек!

КОМПОЗИТОР. Честное слово, я не понимаю, что вы хотите!

ЧОРТ. Я объясню. Кто сегодня знает композитора Бесфамильного? Никто. Где исполняют его произведения? Нигде. Что он с этого имеет? Извините, кукиш с маслом. А ваш талант достоин того, чтобы его знали всюду! (Чорт взмахивает рукой. Слышен гром аплодисментов, и голоса скандируют: «Федя! Федя! Молодец!» Откуда-то возникают фотовспышки. Композитор, поддавшись ситуации, поднимается с места и раскланивается невидимой публике в разные стороны. Чорт снова взмахивает рукой — всё исчезает.)

КОМПОЗИТОР. Но что я должен для этого сделать? Что написать?

ЧОРТ. Ничего. Только шлягер.

КОМПОЗИТОР. Что?

ЧОРТ. Шлягер. Такую песню, которая будет иметь успех сразу. Немедленно и безоговорочно. Только не надо рассуждать и мудрствовать. Песня должна прилипать к человеку, как банный лист, как жевательная резинка. Пусть в ней будет всего три ноты, но они должны брать человека за самое живое.

КОМПОЗИТОР. За сердце?

ЧОРТ. Правильно. За карман. Короче (дует, появляется конверт), вот небольшой аванс от нашей секции.

КОМПОЗИТОР. Что это?

ЧОРТ. По сегодняшнему времени — ничего. Двести рублей.

КОМПОЗИТОР. Но я не могу их взять просто так.

ЧОРТ. А я вам их просто так и не даю. (Дует конверт исчезает.) Вы создадите песню.

КОМПОЗИТОР. О чем?

ЧОРТ. Ну, это уже творческий вопрос. Я думаю, вы его решите вместе со своим поэтом.

КОМПОЗИТОР. Но у меня нет поэта.

ЧОРТ. Ошибаетесь, есть! (Взмахивает рукой, появляется широкоплечий детина с маленькой головкой, с пишущей машинкой.) Гавриил Романыч Недержавин! Поэт-песенник, прошу любить и жаловать!.. А это композитор Бесфамильный, молодой и пока еще неопытный.

ПОЭТ. Ясно. Как сказал классик: «Здравствуй, племя молодое, бестолковое»! Гы-гы-гы! (Композитор неуверенно подхихикивает.)

ЧОРТ. Ну, я вижу, у вас дело пойдет. Творческих вам удач! (Исчезает.)

ПОЭТ. Ну что, старик, будем создавать нетленку!

КОМПОЗИТОР. Что, простите?

ПОЭТ. Нетленку. Шлягер всех времен и народов.

КОМПОЗИТОР. А-а-а, понимаю… О чем?

ПОЭТ. Наивный вопрос. О любви, конечно.

КОМПОЗИТОР. Почему именно о ней?

ПОЭТ. Потому, что любовь волнует всех. Как сказал классик: «В любви все возрасты проворны». Гы-гы-гы!..

КОМПОЗИТОР. Но это очень трудно. Знаете, сколько людей писало о любви?

ПОЭТ. Чепуха! Что-нибудь придумаем. Значит, так: он ее любит, а она его нет… (Печатает) Было. Она его любит, а он ее нет… (Печатает.) Было.

КОМПОЗИТОР. А может, он ее любит, и она его любит?

ПОЭТ. Это уже не песня. Это научная фантастика. Вот что, сделаем так: он ее не любит, и она его не любит.

КОМПОЗИТОР. А где же здесь любовь?.

ПОЭТ. Молодец, так и назовем: «Где же ты, любовь?» Это будет шлягер в народном духе. В стиле «рюс».

КОМПОЗИТОР. Почему в народном?

ПОЭТ. Для проходимости.

КОМПОЗИТОР. А кто же это будет исполнять?

ПОЭТ. Вокально-инструментальный ансамбль (печатает) «Дородные молодцы». Старик, не теряй времени. К станку!


Что-то волгло, что-то клёкло на душе,

Я без милой весь скукожился уже.


(Печатает.)

Всё качаю забубённой головой.

(Печатает.)

Старик, подключайся!


Композитор подбирает мелодию.


«Всё гадаю на ромашке полевой»….


Свет постепенно гаснет.


«ДОРОДНЫЕ МОЛОДЦЫ»

Что-то волгло, что-то клёкло на душе,

Я без милой весь скукожился уже.

Всё качаю забубённой головой.

Всё гадаю на ромашке полевой.


Любит — не любит.

Неясно мне.

Возьмет и плюнет

При всей родне.

Аль поцелует, к себе прижмет,

Аль нежным голосом куда-нибудь пошлет!


Я шагаю по суглинку в хлябь и в грязь.

Жду тебя надысь, намедни и вчерась.

На цветке гадаю я про нас двоих.

Ну а ты всё пялишь зенки на других…


Любит — не любит.

Неясно мне.

Возьмет и плюнет

При всей родне.

Аль поцелует, к себе прижмет.

Аль нежным голосом пошлет!


«Дородные молодцы» исчезают. Мы снова в комнате композитора.


ЧОРТ. Ну, маэстро, поздравляю. Попали в самое яблочко! Этот шлягер просто рвут из рук. Все вокальные ансамбли звонили: и «Поющие гаймориты», и «Голубые гортани» и «Веселые троглодиты». Словом, время не ждет. У порога — Орфей.

КОМПОЗИТОР. Какой еще Орфей?

ЧОРТ. Орфей Хрипунов. Вы что, не знаете его? Восходящая звезда. Лауреат Кисловодского фестиваля. Между прочим, за границу едет. В Сан-Будузан.

КОМПОЗИТОР. А что там?

ЧОРТ. Международный конкурс песни под девизом: Защита внешней среды от внутренней».

КОМПОЗИТОР. А при чем тут я?

ЧОРТ. Притом, что вы напишете ему песню. О природе.

КОМПОЗИТОР. Ну, я не знаю, смогу ли я так сразу о природе.

ЧОРТ. Сможете, Федя!


Появляется Поэт.


ПОЭТ. Федя, природа — это верняк, это наша кормилица. Как сказал классик: «У природы нет плохой погоды, от любой погоды нам доходы». Короче, слова я уже написал. Дело за малым.

Появляется Орфей.

ЧОРТ. А вот и он. Привет, Орфуша!

ОРФЕЙ. Привет!

ЧОРТ. Как дела?

ОРФЕЙ. Спасибо. Пока все в мажоре.

ЧОРТ. Ребята, привет!

ПОЭТ. А как моя песня? Слова уже выучили?

ОРФЕЙ. Со словами маленькая лажа. Надо переделать.

ПОЭТ. Что значит переделать? Это же высокая поэзия. озарение свыше.

ОРФЕЙ. Я понимало, но все-таки ответственная поездка, за границу. Хочется вернуться не с пустыми руками. У тебя какой размер?

ПОЭТ. Пятьдесят второй, третий рост.

ОРФЕЙ. Запомним.

ПОЭТ. Лучше не надо запоминать, запишем. Так что со словами?

ОРФЕЙ. У тебя как написано: «Счастье мое, береза моя, из тебя вечно буду соки пить». Нельзя ли «счастье» и «березу» заменить?

ПОЭТ. На что?

ОРФЕЙ. На маму.

ПОЭТ. А мама здесь при чем?

ОРФЕЙ. Но мама — это и радость, и счастье. Ты знаешь, кто у меня мама? Если б не она, меня бы туда и не послали.

ПОЭТ. Ладно, подумаем насчет твоей мамы.

ОРФЕЙ. А я насчет твоей жены подумаю. У нее какой размер?

ПОЭТ. Пятьдесят шестой.

ОРФЕЙ. У тебя что, все та же жена?

ПОЭТ. Жена другая, размер тот же. Я человек постоянный, своему размеру не изменяю.

ОРФЕЙ. Ну, с поэзией разобрались. Как насчет музыки?

ПОЭТ. Насчет музыки ясно как, у Федора Федоровича сорок четвертый размер.

КОМПОЗИТОР. Альфред Тёрентьич, что вы такое говорите?

ПОЭТ. Что, сорок шестой?

КОМПОЗИТОР. При чем здесь размер, когда речь идет об искусстве. Я не пишу музыку левой ногой.

ОРФЕЙ. Ау этой ноги какой размер?

КОМПОЗИТОР. Сорок первый. А что?

ОРФЕЙ. Все понял. Будет сорок первый.

КОМПОЗИТОР. Нет, с вами невозможно разговаривать! Вы что, не понимаете, что я под этим подписываюсь. Я хочу, чтоб это было… красиво, современно…

ПОЭТ. И мы хотим, чтоб было современно, модно… с узкими лацканами, на трех пуговицах…

КОМПОЗИТОР. Я вас просто не понимаю.

Появляется Чорт.

ЧОРТ. Нет, это мы вас не понимаем. К вам обращается молодое дарование, надежда нашего вокала!

ПОЭТ. Да таких, как Орфей, во всем мире нет, и даже в Европе.

ОРФЕЙ. А если вы насчёт исполнения волнуетесь, то зря: я что обещаю, всегда привожу. А то у нас один поехал и ничего не привез, кроме лауреатства. Считайте. ездил в последний раз.


Сан-Будузан

Вспыхивает яркий свет, мигают огни. Типичная обстановка конкурса песни. На сцене Орфей. Он поёт:


До чего ж приятно, люди, поутру

Позабыть, покинуть город и жару.

Поваляться на траве.

Походить на голове.

Полежать у речки на обрыве.

От души позагорать в крапиве.

Мама моя!

Мамулечка моя!

Как же тебя не любить?

Мама моя! Мама моя!

Из тебя я вечно соки буду пить.

Как щедра природа наша и полна.

Взять хотя бы белку или кабана.

Их не надо обижать. Зверя надо уважать.

Ты, как брату, дай медведю руку.

И к своей груди прижми гадюку.

Мама моя!

Мамуля моя!

Как же тебя не любить?

Мама моя! Мама моя!

Из тебя я вечно соки буду пить!


Свист, крики, аплодисменты. Свет гаснет, и снова освещается комната композитора. Он сочиняет, что-то тренькая на рояле. За его спиной появляется Муза. Несколько секунд слушает.

Музыка.


МУЗА. Федя!

КОМПОЗИТОР. Не мешайте, я работаю (играет).

МУЗА. Это же я, Муза. Твоя Муза.

КОМПОЗИТОР. Погоди, Муза, сейчас не до тебя (Муза исчезает в глубине).

КОМПОЗИТОР (задумался, наигрывает на рояле). Что это?

МУЗА (появляется). Ты уже забыл?

КОМПОЗИТОР. Почему, я помню. Это моя новая тема. (Играет.)

МУЗА. Да, неоконченная тема.

КОМПОЗИТОР. Я её закончу. Непременно закончу. (Играет.)


Появляется Чорт.


ЧОРТ. Да, он ее обязательно закончит. Прямо после праздников.

МУЗА. Каких праздников?

ЧОРТ. Дорогая Музочка! Завтра 200 лет заводу стеклотары! Федор создаёт песню.

МУЗА. О чем?

ЧОРТ. О стеклотаре, конечно.

КОМПОЗИТОР. Муза, вот я её закончу, а потом…

МУЗА. Потом… А потом будет юбилей мыловаренного завода?

ЧОРТ. Музочка!

МУЗА, Годовщина макаронной фабрики?

ЧОРТ. Музочка!

МУЗА. Столетие оконных шпингалетов…

ЧОРТ. Музочка!


Муза уходит.


КОМПОЗИТОР. Музочка!

ЧОРТ. Спокойно, маэстро! У женщин это бывает. Не берите в голову, тем более в сердце. Федя! Когда детский хор нежными голосами запоет о посуде, люди будут визжать и плакать. Это будет шлягер. Настоящий хрустальный шлягер!


Звучат фанфары. Освещается детский хор. В центре за хором на трибуне стоит солист.

Дети декламируют:


В этот день звучат фанфары.

Солнце дарит яркий свет.

Нашей славной стеклотаре

Нынче ровно двести лет.


Музыка. Хор поет:


ПРИПЕВ:

Тира-тара! Таpa. тара, тара,

Таpa, тара, тара, тара, та.

Таpa, тара, тара, тара, тара

Таpa, тара, там, там.


СОЛИСТ:

Все посуду любят всюду

Невзирая на размер.

Ведь хорошая бутылка

Украшает интерьер.


ПРИПЕВ.

Все мы учимся отлично,

А врагам хотим сказать.

Что посуды заграничной

Мы не будем принимать.


ПРИПЕВ.

Чтобы жизнь повсюду краше

Становилась с каждым днем,

В понедельник с папой нашим

Мы посуду отнесем.


Тара-тара!

Стеклотара!

Звон по улицам идет.

Кто с посудою шагает.

Никогда не пропадет!


Детский хор исчезает. Мы снова видим Композитора за роялем. Композитор в растерянной грустной позе (играет).


ЧОРТ. Ну. как, Федор Федорович?

КОМПОЗИТОР. Просто, откровенно говоря, плакать хочется.

ЧОРТ. Именно. Трогательно. Но будем мужчинами, попридержим слезы. Вы читали сегодняшнюю газету?

КОМПОЗИТОР. Нет, а что?

ЧОРТ. Сегодняшняя пресса имеет к вам прямое отношение. Статья о повышении вдвое надоев молока. Понимаете, чем это пахнет?

КОМПОЗИТОР. Пока нет.

ЧОРТ. Тогда ответьте на такой вопрос: что нужно современным коровам?

КОМПОЗИТОР. Не знаю. Наверное, корма.

ЧОРТ. Нет.

КОМПОЗИТОР. Тёплые коровники?

ЧОРТ. Нет.

КОМПОЗИТОР. А что же этим коровам нужно?

ЧОРТ. Рок-опера! Понимаете? Тот, кто первым напишет рок-оперу о молоке, снимет все пенки. Так что, маэстро, будем создавать шедевр.

КОМПОЗИТОР. Не знаю, боюсь, что я далек от этой темы. Может, нам поехать в деревню…

ЧОРТ. Вот это не надо. Поверьте моему опыту. Если поэт с композитором приедут в деревню, их сразу пошлют на картошку.

Появляется Поэт.

ПОЭТ. Дудки! Будем писать без отрыва от рояля.

КОМПОЗИТОР. Но мы же ничего про это не знаем.

ПОЭТ. Я не знаю? Еще как знаю! Предлагаю либретто. Раннее утро, на пашне тихо урчат трактора. В поле колхозники поднимают зыбь…

ЧОРТ. Какую зыбь? (Хлопает крышкой рояля.)

ПОЭТ. Ну, эту…

ЧОРТ. В поле не зыбь, а зябь.

КОМПОЗИТОР. Нет, по-моему, зябь — это когда холодно.

ПОЭТ. А! Есть прекрасная задумка — что-то стало холодать, надо зяби поднимать! Ха-ха-ха!

ЧОРТ. При чем тут зябь? (Хлопает крышкой рояля.) Нужен сюжет о коровах.

ПОЭТ. Пожалуйста, есть либретто. Раннее утро, на пашне тихо мычат коровы. Неожиданно из кустов появляется ящур.

ЧОРТ. Кто?! (Хлопает крышкой рояля.) Ты хоть понимаешь, что это такое?

ПОЭТ. Конечно. Проще пареной репы. Он — ящур, она — ящурица.

ЧОРТ. Недержавин, не будем фантазировать. Возьмите газету, там все написано: и про заготовку кормов, и о современном доении под музыку. Словом, работайте, творите. Я пошел оформлять договор. (Исчезает.)

ПОЭТ(задумчиво). Альфред прав, это дело пахнет жареным. Федя, а если в молоко добавить немного лирики! Я уже вижу афишу с крупными буквами: «Любовь на ферме». Рок-опера повышенной жирности! Ха-ха-ха!


Гаснет свет. Музыка. Дым.

Освещается сценическая площадка, на которой идет рок-опера. Появляется Доярка и поет.


ДОЯРКА.

Пройдут года, пройдут дожди, сойдут снега,

И поседеют у коров бока,

Я буду ждать, когда судьба мне даст ответ…

Сижу — дою, дою, дою — тебя все нет.


КОРОВИЙ ХОР.

А-а-а…

Прошли года, прошли дожди, сошли снега,

И затупились у быка рога.

Весь день сижу, гляжу в окно на белый свет.

Тебя все нет, тебя все нет и плана нет…


Звучит новая музыкальная тема. Вступают ударные, надрываются электрогитары. Вспышка. Вбегает Ветеринар, мечется по коровнику.


ВЕТЕРИНАР.

Всюду грязь.

Хвосты не расчёсаны.

Рацион нарушен.

Комбикорма нет.

Витаминов недостаточно…

Где витамин С? Где витамин Д?

Где витамин Е? Где витамин Ё?

Где витамин Ё-моё?!

(Яростно.)

А-а-а!

ДОЯРКА (плачуще). А-а-а!

ВЕТЕРИНАР.

Где привес? Где приплод?

В стаде рождаемость не растёт!


ДОЯРКА.

Бык устал, бык устал.

Он уж по возрасту супер-стар!


Появляется трибуна. Председатель колхоза.


ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.

Что за шум? Что за крик?

Чем вам не нравится старый бык?

Этот бык молодец!

Он наш кормилец. Он наш отец!


ВЕТЕРИНАР (председателю).

Это не дело!

Оборудование устарело,

А председатель колхоза

Не мычит, не телится.

Не то кормление.

Не то доение.

Не то поение.

Не тот рацион!

Я буду жаловаться в район.


ДОЯРКА.

Когда ты со мною.

ВЕТЕРИНАР.

Когда ты со мною.

ДОЯРКА.

Когда ты со мною.

ВЕТЕРИНАР.

Тогда я с тобой.

ВМЕСТЕ.

Когда мы друг с другом

И друг и подруга,

То нас не разлить.

Не разбавить водой.

Любимая ферма.

Здесь радость безмерна,

И песня летит

И летит над землей.


ВСЕ ВМЕСТЕ (хор коров и герои).

Для телят, для коров

Жизнь станет краше волшебных снов.

Наш сарай, наш сарай

Мы переделаем в суперрай.


На последний куплет появляются голубые коровы.


ВСЕ ПОЮТ.

О. лейся, лейся, парное молоко.

Величаво и широко.

Чтоб родной колхоз

Год от года рос

И расцвел миллионом

Алых роз!


Темнота.

Снова в доме композитора. Рядом Чорт.


КОМПОЗИТОР. Альфред Тёрентьич, вы читали сегодняшнюю газету?

ЧОРТ. Какую?

КОМПОЗИТОР. Не важно! Во всех одно и то же: ругают мою оперу.

ЧОРТ. Прекрасно. Это для нее лучшая реклама.

КОМПОЗИТОР. Но ее могут снять.

ЧОРТ. Чудно. Пострадавший композитор — это для вас лучшая реклама.

КОМПОЗИТОР. Да, но как же я верну вам долг? Деньги…

ЧОРТ. Голуба, деньги зарабатывают другим путем. Вы напишете песню для ресторана.

КОМПОЗИТОР (гордо). Я для ресторанов не пишу.

ЧОРТ. Напрасно. Сегодня именно там собираются истинные ценители песни. Главное, друг мой, учитывать специфику. Ресторанная песня должна быть простая, как меню, и неожиданная, как счет.

КОМПОЗИТОР. Не уговаривайте меня. Не для того я учился в консерватории.

ЧОРТ. Ладно, попробуем зайти с другого бока. Прошу! (Чорт опускает крышку рояля, на ней появляется шикарная блондинка с томным взглядом.) КОМПОЗИТОР. Кто это?

ЧОРТ. Варвара Стрессова! Женщина, приятная во всех отношениях. Кстати, и поет неплохо.

КОМПОЗИТОР. Правда? А где?

ВАРВАРА. Я пою в ресторане «Золотой омлет».

ЧОРТ. Давно мечтает о содружестве с вами.

КОМПОЗИТОР. Но я же сказал, что для ресторанов не пищу.

ВАРВАРА. Так напишите просто для меня. Неужели вам не хочется?

КОМПОЗИТОР. Да нет, хочется, просто я боюсь, что не получится.

ВАРВАРА. Получится, со мной обязательно получится.

ЧОРТ. Ну, дети мои, я вижу, у вас творческий разговор. Не смею мешать. (Исчезает.)

КОМПОЗИТОР(не знает, с чего начать). Да… Вот…Та ким образом…

ВАРВАРА. Ах, как это верно! Хорошо сказали! Маэстро, вы мужчина моей мечты. Я давно не встречала такого умного, такого тонкого, интеллектуального человека. (Наклоняется к нему.) Я от тебя балдею.

КОМПОЗИТОР (испуганно). Но что бы вы хотели конкретно?

ВАРВАРА. Ну, Федя, ну ты даешь! (Хватает Бесфамильного, целует.)


Ресторан «Золотой омлет». Гремит оркестр, высвечивается оркестр, доносится гул посетителей, бегает официант.

Стол с грузинами.


ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Дорогой Тофик!

ОФИЦИАНТ. Горячее подавать?

ВТОРОЙ ГРУЗИН. Подожди, мальчик! Говори, мудрый!

ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Дорогой Тофик. Во-первых, будь здоров!

ОФИЦИАНТ. Прикажете горячее подавать?

ВТОРОЙ ГРУЗИН. Подожди, мальчик! Говори, мудрый!

ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Дорогой Тофик! Во-первых, будь здоров!

ОФИЦИАНТ. Прикажете горячее подавать?

ВТОРОЙ ГРУЗЙН. Слушай, подожди, не валяй дурака! Дорогой Тофик! Чтобы у тебя было всё, но тебе за это ничего не было!


Играет оркестр.

Высвечивается столик, за которым сидят Чорт, Поэт и Композитор.


ЧОРТ (окликает официанта). Пс-т! Уважаемый!

ОФИЦИАНТ (подлетает). Слушаю.

ЧОРТ (показывает в меню). Будь любезен, вот это…

ОФИЦИАНТ. Этого нет, кончилось.

ЧОРТ. Тогда вот это.

ОФИЦИАНТ. А это и не начиналось.

ЧОРТ. Ну тогда этого…

ОФИЦИАНТ. И-и, вспомнили! Это когда было.

ЧОРТ. Ладно, ступай…


Официант исчезает.


ЧОРТ. Прошу. (Взмахивает рукой, и на столе появляется шампанское.)

КОМПОЗИТОР. Потрясающе! Как вам это удалось?

ЧОРТ. Пустяки! Вот как им удается все это прятать — ума не приложу. Маэстро, а что вы такой грустный? У вас же сегодня премьера!

ПОЭТ. Как, вы не знаете? От него вчера жена ушла.

ЧОРТ. Ай-ай-ай, какая жалость… А впрочем, может, это к лучшему?

ПОЭТ. Точно! Я сам пять раз был женат, и с каждым разом всё лучше и лучше. Федя, страшен не развод, а раздел имущества.

КОМПОЗИТОР. Ну, делить-то нам нечего.

ПОЭТ. Тём более! Как сказал классик: «Выхожу один я на дорогу, нет со мной жены — и слава богу!» Гы-гы-гы!..

РУКОВОДИТЕЛЬ ОРКЕСТРА. Дорогие друзья! Минуточку внимания! Сейчас небольшой сюрприз — для вас поет солистка нашего оркестра Варвара Стрессова. Новая песня композитора Федора Бесфамильного на слова Недержавина «Эх, Маруся».


Брэк ударника, на сцене вспыхивают огни, и на эстраде появляется Варвара. Она в глухом темном платье с воротником под горло. Но когда поворачивается, видно, что платье открыто на спине до пределов допустимого.

Она поет.


ВАРВАРА.

Я девчонкой удалою

С юных лет росла.

Предводителем мальчишек

Я всегда была:

Кубарем летела с гор.

Прыгала через забор,

И меня на Черном море

Помнят до сих пор.


МУЗЫКАНТЫ.

Ах, Маруся!

Жемчужина у моря.

Ах, Маруся!

Живи, не зная горя.

Ах. Маруся!

Чертики в глазах.

Давай, Маруся! Жми на тормоза.


ВАРВАРА.

Я росла и расцветала.

Стала хорошеть.

На меня толпой мужчины

Бегали смотреть:

Боцман, лоцман и пилот.

Лейтенантов целый взвод.

От ворот я всем давала

Полный поворот.


МУЗЫКАНТЫ.

Ах, Маруся!

Жемчужина у моря.

Ах. Маруся!

Живи, не зная горя.

Ах, Маруся! Чертики в глазах.

Ах, Маруся!

Нажми на тормоза.


Аплодисменты. Варвара уходит.

Оркестр продолжает играть. От одного из столиков поднимается мужчина с орлиным профилем.


ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Маэстро, дорогой! Попрошу, как договорились! Понял?!

РУКОВОДИТЕЛЬ ОРКЕСТРА. Понял! Понял! В честь дня рождения нашего дорогого гостя Тофика, которому папа подарил «рафик», исполняется бисовка.


Музыканты играют. Появляется Варвара и поет.


ВАРВАРА.

От души мы вам желаем

Жить еще сто лет.

Чтобы в жизни вы не знали

Горестей и бед.

Чтоб имели интерес.

Чтоб садились в «Мерседес».

Хорошо, когда с деньгами.

Плохо, если без.

Ах, наш Тофик!

Жемчужина у моря!

Ах, наш «рафик»!

Гоняй, не зная горя.

Ах, наш папа!

Честные глаза.

Но надо дружно давить на тормоза!


Аплодисменты. Варвара уходит.


ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Дорогой, слушай, вот эта музыка все ты написал?

КОМПОЗИТОР (польщенно). Да, я…

ПЕРВЫЙ ГРУЗИН. Так ты же гений! Знаешь, кто ты? Верди! Рижский-Корсаков! Алла Пугачева! Маэстро! Дорогой, в честь живого гения попрошу, как договорились. (Бросает деньги руководителю оркестра.)Понял, да? РУКОВОДИТЕЛЬ ОРКЕСТРА. Понял! Понял!


Играет оркестр, и вновь на эстраду выходит Варвара и поет:


Ах. наш Федя!

Жемчужина у моря.

Ах, наш Федя!

Живи, не зная горя.

Ах. наш Федя!

Ты большой талант.

На целом свете

Ты лучший музыкант!


Гремит оркестр, и начинается общий танец. Танцуют приезжие гости, трясутся Черт и Поэт, а в центре общего веселья популярный композитор Федор Бесфамильный. Посетители ресторана качают Бесфамильного, потом расходятся и рассаживаются за свои столики. Музыка стихает.


ПОЭТ. Эх, хорошо сидим! Как сказал классик: «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это бесплатно»!


Музыка. «Пляшут» фонари. Занавес.


КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Занавес открывается, и мы опять оказываемся в квартире композитора. Но квартира уже не та. В центре — белый рояль. Композитор сидит у рояля, сочиняя очередной шлягер. Примитивная мелодия все время заедает на одном и том же месте. На рояле сидит Варвара. Она разговаривает по телефону.


ВАРВАРА. Ха-ха-ха! Ну ты ваще!


Пауза. Музыка.


Ха-ха! Клёво!


Пауза. Музыка.


Балдёжь! Ну ты крутая…


Пауза. Композитор не играет.


Моменто! (В трубку.)

(Композитору.)Журчи, журчи!


Композитор опять начинает играть, но безуспешно — дальше злополучного места дело не идет.


Финиш, Бамбино, чао! (Поворачивается к композитору.) Hy, а дальше?.. Да вот же! (Ногой ударяет по клавишам рояля.)


Композитор играет на рояле. Когда он подходит к злополучному месту. Варвара допевает музыкальную фразу цитатой из песенки «Чижик-пыжик».


КОМПОЗИТОР. Но это же «Чижик-пыжик»!

ВАРВАРА. Ну и что? Неужели такой знаменитый композитор, как ты, не может сочинить «Чижика-пыжика»? Ну-ка, давай еще.


Композитор повторяет всю тему с «Чижиком-пыжиком».


По-моему, шлягер. Ты молодец, Фреди! Сегодня вечером я это спою.

КОМПОЗИТОР. Это твоя заслуга. Когда ты рядом, у меня все получается. Я чувствую такой подъем, такое творческое горение. Будто во мне что-то загорается и горит, горит. (Перестает играть.) Я не знаю, что, но что-то горит.

ВАРВАРА. Ой, лажа, бигуди. (Убегает.)


Композитор остается один. Он продолжает сочинять. Фонограмма аплодисментов и голосов поклонников Бесфамильного.

Появляются две поклонницы талантов:

Муся и Дуся.


МУСЯ. Маэстро! Маэстро!

ДУСЯ. Маэстро! Дайте автограф! (Протягивает композитору для подписи плакат, на котором нарисован портрет Ф. Бесфамильного.)

КОМПОЗИТОР (подписывает). Что ж, это очень приятно, что вы автографы собираете.

МУСЯ. Мы всё собираем. У меня целая коллекция: запонки от ансамбля «Малахит», корочки от ансамбля «Мандарин» и ребенок от ансамбля «Здравствуй, аист». (Увидела на шее композитора шарф, хватается за шарф.) Ой, шарфик от Федора Бесфамильного…

КОМПОЗИТОР (поворачивается к Мусе). Очень мило… И давно вы, так сказать, знаменитостями увлекаетесь?

ДУСЯ. С детства! У меня это наследственное, еще бабушка за Собиновым бегала. Чуть не умерла.

КОМПОЗИТОР. От любви?

ДУСЯ. Нет, от воспаления легких. Съела его следы на снегу.

КОМПОЗИТОР. М-да… Бывает же. Ну, а вы, значит, биографии изучаете, творческий путь…

МУСЯ. А как же! Кто — что, кто — где, кто — с кем. Нам все известно.

ДУСЯ. Вот вы, например, свою первую жену убили.

КОМПОЗИТОР. Да не было этого!

МУСЯ. Было, было, нам лучше знать. Взял утюг — и по башке.

ДУСЯ. Да не утюг — сковородку.

МУСЯ. Нет, утюг!

ДУСЯ. Нет, сковородку!

МУСЯ. Нет, утюг!


Композитор бьет во клавишам рояля.


КОМПОЗИТОР. Идите к жене. Она лучше знает, чем.

С криками «Верно! Жена лучше знает, чем!» поклонницы убегают. Появляется Степа Панасоник — молодой, нагловатый субъект.


СТЕПА. Чао! Маэстро! Вас приветствует фирма «Дефицит и сыновья»!

КОМПОЗИТОР. Варвара! Иди, к тебе тут Степа Панасоник пришел.

ВАРВАРА. А, привет! Как дела?

СТЕПА. Дела у прокурора, у нас делишки. Ха-ха.

ВАРВАРА. Степа, ты молодец, никогда не унываешь.

СТЕПА. Я на дефиците сижу.

ВAPBAPA. Тебе бы с твоей головой в министерстве торговли сидеть.

СТЕПА. Не та конъюнктура. У меня импорт каждый день, а у них только в конце квартала.

КОМПОЗИТОР. Короче, Степа, меня ждет работа.

ВАРВАРА. Степан, что приволок?

СТЕПА. Вот, прошу! (Вынимает из-за рояля приемник). Уникальная вещь! Голландский «Грюндиг» по африканской лицензии. Воспринимайте! (Включает приемник. Слышны глухие удары: бум-бум-бум! Голос: «Этот бесшумный пресс разработан сотрудниками нашего института…» Снова удары: бум-бум!) Фирма! Улавливаете какое звучание. (Крутит ручку.) О! Гонконг ловит, просто как «Маяк». (Находит станцию, которая вещает на непонятном языке.) Воспринимаете?

КОМПОЗИТОР (послушав). Сколько?

СТЕПАН. Два куска.

КОМПОЗИТОР. Как два куска?

СТЕПА. А как же! Фирма!

ВАРВАРА. Кончай бодягу, Фрэд! Взяли!

КОМПОЗИТОР. Ладно, бог с вами!

ВАРВАРА. Степа, а для меня что-нибудь есть?

СТЕПА. Обижаешь, Все остальное для тебя. Мини-система с макси-возможностями.

ВАРВАРА. Ну ты крутой! (Подхватывает его на руки вместе с баулом и чемоданом, уносит.)

После ухода Степы и Варвары Композитор еще несколько секунд наслаждается «Грюндигом», из которого вдруг звучит: «На этом Алма-Ата заканчивает свои передачи и желает вам курбулдык курбл-шлык».

КОМПОЗИТОР. Какая Алма-Ата? Я же покупал Гонконг. О, господи! Степа! Степа!

Звук спускаемой воды, и появляется Слесарь.

СЛЕСАРЬ. Ну. все, хозяин, ванная готова. Вентили я финские поставил, тройники — югославские, а фитинги — наши.

КОМПОЗИТОР. Как наши?

СЛЕСАРЬ. Да вы не волнуйтесь, они лучше импортных! С выставки достижений. Особый сплав: молибден с лавсаном.

КОМПОЗИТОР. А как остальное?

СЛЕСАРЬ. Всё путём. Кафель в полосочку, ванна в цветочек, а унитаз в ягодку. Можете проверить.

КОМПОЗИТОР. Мне некогда. С вами жена рассчитается.

СЛЕСАРЬ. Годится! А на той неделе сделаю, что обещал: будет у вас душ с газированной водой. Как говорится, ванна со знаком качества. (Звук спускаемой воды.)


Появляется человек, голый, в кожаном фартуке.


БАНЩИК ГОЛЫЙ. Федор Федрыч, банька готова, пожалте мыться.

КОМПОЗИТОР. Какая баня?

ГОЛЫЙ. Варвара Васильевна заказывала.

КОМПОЗИТОР. Я вам сейчас такую баню устрою!


Появляется человек с огромной собакой.


ЧЕЛОВЕК С СОБАКОЙ. (Лай собаки.) Привет! Тут ваша жена собаку заказывала. Я привел.


Собака лает глухим басом.


КОМПОЗИТОР. Не надо мне никаких собак! Я сейчас сам завою.


Музыка. Вспышка. Круговорот всех гостей вокруг рояля. Гости исчезают. Появляется Чорт.


ЧОРТ. Федя, маэстро, что случилось?

КОМПОЗИТОР. Альфред Терентьевич, я так больше не могу. Я схожу с ума.

ЧОРТ. Ну-ну, вы просто устали. Талант должен отдыхать. Надо вам срочно махнуть в Сочи.

КОМПОЗИТОР. Легко сказать. А гостиница, а питание?

ЧОРТ. Это не проблема. Создайте песню.

КОМПОЗИТОР. О чем?

ЧОРТ. О Сочи, нашем славном городе-курорте! Благодарные сочинцы вас примут с распростертыми объятиями.

КОМПОЗИТОР. А что, неплохая мысль.

ЧОРТ. У меня все мысли неплохие. Более того, надо написать и про Ялту.

КОМПОЗИТОР. Зачем?

ЧОРТ. А если в Сочи будут дожди? Взяли и махнули в Ялту.

КОМПОЗИТОР. Но я, вероятно, не смогу сразу и про то, и про это.

ЧОРТ. А вы пишите музыку. Остальное сделает Гавриил.


Музыка. Появляется Поэт.


ПОЭТ. Есть прекрасная задумка на антиалкогольный романс: «Я встретил вас, у вас был мутный глаз». Ха- ха-ха!

ЧОРТ. Прекрасно! Но сейчас не до этого. Надо воспеть город.

ПОЭТ. Какой?

ЧОРТ. Сочи.

КОМПОЗИТОР. И Ялту.

ПОЭТ. А Верхоянск?

ЧОРТ. А он вам зачем нужен?

ПОЭТ. Верхоянск мне не нужен. Мне нужны оттуда оленьи рога. Имею я на это право?

ЧОРТ. Безусловно. У нас каждый поэт имеет право на рога.

КОМПОЗИТОР. Но я не могу про все города сразу. Получается какой-то географический цикл.

ЧОРТ. Ничего страшного. У нас даже погоду под музыку сообщают. Музыка Паулса, слова Гидрометцентра.

ПОЭТ. А что, Федя, если мы устроим такое музыкальное ревю под названием «Лучший город земли». И запузырим туда все города сразу.

ЧОРТ. Отлично. Я берусь это пристроить в Чугуевский мюзик-холл.

КОМПОЗИТОР. Разве там есть мюзик-холл?

ЧОРТ. Еще какой. От одного кордебалета мороз по коже.

ПОЭТ. Как сказал классик: «Все равны как на подбор, а мой дядя режиссер».


Появляется Леонтьев. Он поет.


Ярко светит солнце, плещется волна.

Ночью смотрит в море юная луна.

Чайки распевают песни на лету.

И стоят магнолии в цвету.


Появляются артистки мюзик-холла в купальных костюмах. Они поют.


Сочи. Сочи, город Сочи!

Ты так дорог мне.

Даже ночью, даже ночью

Вижу я тебя во сне.


На конец куплета артистки уходят.

Артистки в купальниках, но в меховых шапках.


ЛЕОНТЬЕВ.

Здесь не светит солнце, здесь сплошные льды.

Мы живем в районе вечной мерзлоты.

Дуют злые ветры — не поднять лица.

Не поют горючие сердца!

Верхоянск, Верхоянск мой!

Ты в моей судьбе!

Согреваешь душу лаской.

Славный город Душанбе!


Кордебалет уходит.


ЛЕОНТЬЕВ.

Дует жаркий ветер и течет арык.

Молодой барашек просится в шашлык.

Тихою прохладой манит чайхана

И поет веселая зурна.


Вновь появляется кордебалет. На головах у девушек шляпки с перьями. Они поют:


Ах. Калуга, ты Калуга!

Милая Рязань!

Я люблю тебя, как друга.

Древний город мой Казань!

Магадан, Чита, Быково!

Жмеринки мои!

Ах, Коньково-Деревлево —

Ты столица всей земли!..


В конце песни откуда-то появляются лошади. Леонтьев и кордебалет скачут на лошадях. Концертная сцена уходит в затемнение. и мы оказываемся на пляже. Светит солнце. Композитор лежит на надувном матрасе. Звучит объявление по местному радио. Диктор: «Вниманию отдыхающих на пляже «Интурист»: к нашим услугам водные лыжи, катера, скуттера, байдарки та баядерки. Морские прогулки сопровождают дельфины-экскурсоводы, свободно говорящие на языках наших гостей: по-английски. по-немецки, по-французски, по-фински и по-грузински. Диктор продолжает: «Уважаемые отдыхающие! В нашей сауне «С легким паром» работают: маникюр, педикюр та массажист-затейник. Посетителям предлагается на валюту традиционный российский чай с финским джемом.

Спасибо! Мерси!»


Поочередно появляются на надувных матрасах поклонницы Ф. Бесфамильного.


ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Федор! Федя! Маэстро! КОМПОЗИТОР. Лапа, закройся чем-нибудь, сгоришь. ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Это неинтеллигентно.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Федор Федорович! Федор Федорович!

КОМПОЗИТОР. Киса, перевернись, сгорит нос.

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Федя, вы не джентльмен.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА Федя! Федюня! (Брызжет на него водой.)

КОМПОЗИТОР. Малыш, принеси мне джин с тоником.

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. С моником? (Брызжет водой.) Ха ха-ха!


Затем все три женщины появляются одновременно с криками:

«Федя! Маэстро!» и исчезают.


Появляется Чорт.

ЧОРТ. Федя, маэстро, как вы себя чувствуете?

КОМПОЗИТОР. Плохо… Жуткая жара.

ЧОРТ. Сейчас поправим. (Делает взмах рукой, солнце исчезает.) Так! А сейчас?

КОМПОЗИТОР (капризно). А теперь холодно. (Чорт машет рукой, и солнце появляется.)

ЧОРТ. Федя, вы просто устали от отдыха. Пора за работу.

КОМПОЗИТОР. Вы же сами говорили, что талант должен отдыхать.

ЧОРТ. Верно. Но не так долго, чтобы о нем все забыли! Федя, давайте поговорим по-мужски. Я вложил в вас немало сил и, не будем скрывать, средств.

КОМПОЗИТОР. Я понимаю… естественно… моя задолженность…

ЧОРТ. Теперь, как ваш администратор, я бы хотел иметь свой навар. Короче, давайте работать глобально.

КОМПОЗИТОР. Как глобально? Не понимаю.

ЧОРТ. А вы посмотрите на карту — какие просторы открываются! Клубы, дворцы, стадионы… И все это надо заполнить нашей продукцией. Больше надо мелькать перед глазами: творческие вечера, утренники, полдники. Кстати, и на телевидении неплохо появиться.

КОМПОЗИТОР. Так не зовут.

ЧОРТ. Не зовут — сами идите! У нас четыре канала, неужели ни в один нельзя влезть? Хотя бы в эту передачу, про молодые таланты… Как ее? «С песней по сердцу»!

КОМПОЗИТОР. По жизни.

ЧОРТ. И по жизни тоже. Начнем с творческого вечера на TV. И запомните: написать, извините, одну песню в день любой дурак может. Пять, десять, двадцать — это цифра!

КОМПОЗИТОР. Но я столько не успею.

ЧОРТ. Старайтесь. Сами не придумаете — возьмите у других. Композиторы, как дипломаты, тоже обмениваются нотами. Дерзайте, маэстро, нас ждут великие дела!


При этих словах из моря вылезает какое-то чудовище: это Недержавин с печатной машинкой, в маске.


ПОЭТ. Как сказал классик: «Театр уж полон, ложи блещут. а касса гнется и скрипит!» Поехали, Тёрентьич!


Темнота.

Снова квартира Композитора. В квартире Чорт. Композитор, Режиссер. Оператор с телекамерой и осветитель.


ЧОРТ. Дорогие телезрители! Мы начинаем очередную передачу из цикла «С песней по сердцу». Сегодня с вами встретится замечательный мастер нотного стана, инженер человеческих уш — Федор Бесфамильный.

РЕЖИССЕР. Стоп! Мизансцену утверждаем так: вы, Альфред Терентьич, справа, а Бесфамильный у рояля, так сказать, в муках творчества. Возражений нет?

КОМПОЗИТОР. Нет.

РЕЖИССЕР. Вот и прекрасно. Главное — не забывайте смотреть в камеру. (Операторам.) Кирилл, Мефодий, готовы?.. (Те кивают.)Тогда начали. Внимание. Мотор!

ОПЕPATOP. Есть мотор!

ЧОРТ. Мы с вами находимся в скромной, уютной квартире композитора Федора Бесфамильного, с видом на Союз композиторов. А вот и сам маэстро… Как всегда, у рояля, как всегда, на боевом посту. Федор Федорович, над чем вы сейчас работаете?

КОМПОЗИТОР. Э-э-э… Ме-е-е…

РЕЖИССЕР. Стоп!.. Что вы экаете?

КОМПОЗИТОР. Я не знаю.

РЕЖИССЕР. Ну что вы мекаете?

КОМПОЗИТОР. Я не мекаю!

РЕЖИССЕР. Мы же с вами договорились: вы работаете… э-э-э… мэ-э-э… над…

КОМПОЗИТОР. Над циклом обрядовых песен.

РЕЖИССЕР. Да-да, именно над ним. Годится! Давайте еще раз. Кирилл, Мефодий, мотор!

МЕФОДИЙ. Есть мотор!

КОМПОЗИТОР (читает по бумажке, данной Поэтом). В данный момент я работаю над циклом обрядовых песен, посвященных таким важным обрядам, как свадьба, новоселье, проводы на пенсию, возвращение с овощной базы…

РЕЖИССЕР. Стоп-стоп!.. Про овощную базу не надо.

КОМПОЗИТОР. Почему?

РЕЖИССЕР. По кочану!

КОМПОЗИТОР. Понятно.

РЕЖИССЕР. Тогда пошли дальше. Кирилл!

КИРИЛЛ. Да!

РЕЖИССЕР. Мефодий, мотор!

МЕФОДИЙ. Есть мотор!

ЧОРТ. А сейчас послушайте последнюю работу Федора Бесфамильного — автобиографическую песню-монолог-самовыражение: «Я — это все».

КОМПОЗИТОР (играет и поет).

Я — радуга.

Семицветная радуга.

Ты меня своей нежной рукой касаешься.

Я — озеро.

Глубокое озеро!

Ты босыми ногами в меня погружаешься.

Я — ветер.

Свежий, радостный ветер!

Я врываюся прямо в окно твоей комнаты.

Я — молния,

Я грозная молния!

Я ударю так, что надолго запомнишь ты.

И куда ни пойди.

Всюду я на пути.

Я — трава, я — кустарник, я — веточки.

Я — калитки скрип.

Я — твой белый гриб.

Я — лопух.

Я — подсолнух.

Я — семечки.

Я — книга,

Я — раскрытая книга!

Книга самая умная, самая лучшая!

Я — кактус.

Я причудливый кактус!

Но тебя никогда я не трону колючками.

Я — кресло.

Твое мягкое кресло.

Удобное, как домашние тапочки!

Я — лампочка.

Я горящая лампочка.

Я хочу, чтобы все тебе было до лампочки.

И куда ни пойди. Всюду я на пути:

Я — трава, я — кустарник, я — саженцы.

Я глоток воды.

Я кусок еды, Я — твой хлеб.

Я — шпроты, Я — ряженка!


Затемнение. Высвечивается другая сценическая площадка, на которую выходит Чорт.


ЧОРТ. Мы продолжаем наш фестиваль рок-музыки. Сейчас вы услышите рок-группу под названием «Пена». Много песен в репертуаре «Пены», и все они посвящены пиву. Сегодня ансамбль выступает с новой песней композитора Федора Бесфамильного. В ней «Пена» поднимает голос против недолития пива. Итак, поет рок-группа «Пена»!

На сцене рок-группа «Пена». Один в немыслимой майке, другой в соломенной шляпе, третий — в концертной тройке. Снизу под нимаются клубы дыма и прочие эффекты современных рок-групп. Рок-группа поет.


В жигулевских степях и долинах Кавказа,

На цейлонских полях и в горах Гондураса,

Средь забот и тревог в неспокойной вселенной

Потихоньку растет скромный колос ячменный.

Эй, ребята, берегите вы его!

Варят пиво из него, из одного.

Он растет и для тебя, и для меня.

Руки прочь от ячменя! От ячменя!

ПРИПЕВ:

Звучит над миром

Наш голос гневно:

Побольше пива.

Поменьше пены!

В одном порыве

Встаем стеною —

Мы ждем долива

После отстоя.


Итальянский рыбак, тракторист из Тамбова,

Австралийский батрак и ковбой из Айовы,

Пусть сегодня смелый голос ваш раздастся.

Всем людям на земле пива свежего хотца.

Пусть бурлит оно во мне, бурлит в тебе.

Словно спутник и в работе и в борьбе.

Знают все — и старики, и молодежь —

Нашу жажду пепси-колой не зальешь.


ПРИПЕВ.


Затемнение. Когда свет загорается, мы видим Чорта в костюме диск-жокея.


ЧОРТ. Дорогие друзья! Мы рады приветствовать вас м нашей дискотеке! К нам в дискотеку молодежь приходит нe просто прыгать и трястись, а посредством танца познавать самые жгучие современные проблемы. Вы уже побывали на наших вечерах под названием «Ритмы рок-н-ролла и высшая школа», «Богатство океана и Адриано Челентано». Сегодня мы проводим вечер под названием «Музыка в диско-стиле об ископаемых Урала и Сибири»! В центре программы произведения композитора Бесфамильного «Ты — мое ископаемое»!


Полутьма дискотеки, крутится, отбрасывая свет, стеклянный шар, танцуют пары, руководимые диск-жокеем. Звучит песня.


ЧОРТ. Итак, дорогие друзья! (Поет.)

Дискотека — чудо века.

Мягкий свет.

Ничего для человека

Лучше нет.

Мы с тобой не просто пляшем

И поем,

А родные недра наши

Познаем!

Ведь лежит богатство

Под ногами прямо:

Марганец и никель.

Сера и метан.

Посмотри налево.

Посмотри направо —

Видишь, как сверкает

Медный колчедан.

Наклонись пониже.

Приглядись получше.

Может, обнаружишь

Бурый уголек.

А теперь ногою

Вместе топнем дружно —

Сразу нефть фонтаном

Брызнет в потолок.

В землю постучаться.

В почве покопаться.

Прыгнуть на болоте

С пятки на носок.

Чтобы на болоте

Смог образоваться

Торфоперегонный

Маленький горшок.

Вместе! Дружно! Глубже! Нужно!

Если мы до магмы

Сможем докопаться.

Станет в дискотеке

Очень хорошо!..


Музыкальный проигрыш, во время которого пара людей танцует на далеком расстоянии. Затемнение. Когда загорается свет — это уже стадион, на котором выступает Чорт.


ЧОРТ. Дорогие тьмутараканцы! Сегодня в вашем дворце спорта большой праздник — всеобщий и ежегодный день парикмахера. Этим скромным людям с бритвой в руках Федор Бесфамильный (на минуту появляется и луче прожектора и исчезает Композитор) посвятил свою композицию «Парикмахер — это звучит бодро». Итак, праздник начинается.

ЧОРТ (декламирует).

Летит комета на небе чистом

И льет на землю яркий свет.

От трудовой семьи артистов

Всем парикмахерам — привет!


Чорт исчезает. Музыка. Появляется хор.


ХОР.

Прическа!

Ты нас украшаешь!

Прическа!

Ты с нами всегда!

Прическа!

Пускай ты неброска.

Но ты возвращаешь младые года.


Молодым и седым.

Гладким и завитым —

Всем ты нужна, всем ты нужна.

Инженерам, врачам,

Токарям, ткачам

Плохо без волос!

В жару и в мо-р-оз!


Визг тормозов. На сцену въезжает машина. В ней сидят Орфей и Варвара. Они исполняют шлягер в стиле производственных песен.


ВАРВАРА.

Парикмахер старый.

Всем ты нам знаток.

Сколько в жизни ты постриг народа!


ОРФЕЙ.

И к тебе стремятся.

Как в родимый дом.

Все ребята с нашего завода.


ВАРВАРА и ОРФЕЙ.

Старый мастер, старый мастер.

Любят все тебя вокруг.

Это радость, это радость, это счастье —

Знать тепло твоих холодных рук.


ВАРВАРА.

Быстро годы мчатся.

Мы всегда спешим.

Но я буду помнить неуклонно.


ОРФЕЙ.

Как ты стриг товарищей,

И от всей души

Нас душил тройным одеколоном.


ВАРВАРА и ОРФЕЙ.

Старый мастер, старый мастер.

Любят все тебя вокруг.

Это радость, это радость, это счастье —

Знать тепло твоих холодных рук.


Появляется ладья, на которой сидит Леонтьев. Он поет.


ЛЕОНТЬЕВ.

В беленьком халатике.

Юная и стройная.

Ты по парикмахерской идешь.

И рукою нежною,

Мягкой и спокойною

Локон мой отрезанный несешь.

Локон мой отрезанный несешь.


ВИА.

Возьми его себе на память

И на груди всегда носи.

Пусть это будет строго между нами.

Но только больше не проси.


ЛЕОНТЬЕВ.

Ничего подобного

В жизни не испытывал.

Сроду не видал такой красы.

Вдруг тебе позволил я

Срезать острой бритвою

Самые любимые усы.

Самые любимые усы.


ВИА.

Возьми усы себе на память

И на груди всегда носи.

Пусть это будет строго между нами.

Но только больше не проси!

Но только больше не проси!


Темнота. Смена музыкального ритма, и на сцене появляются парашютисты — это рок-группа «Пена», они поют.


«ПЕНА».

Волосы, волосы.

Наша сила и краса.

Голосом, полным голосом

Защищаем волоса.

Эти кудри, эти кудри

Шелковисты и легки.

Ты не пудри, ты не пудри.

Парикмахер, нам мозги. А-а-а!


Праздник достигает апофеоза. Все участники представления поют вместе.


От утра до утра

Трудятся мастера.

Каждый стал красив.

Каждый стал красив.

Всем, кто бреет и стрижет.

Да на чай не берет.

Шлем свое мерси.

Всем гран мерси.


Затемнение. Мы снова оказываемся в квартире Композитора. За роялем сидит старый настройщик Метрономыч. Подворачивает струны, стучит молоточком.


МЕТРОНОМЫЧ. Да-а… Крепко они этот рояль расстроили. Уж не знаю, чем. Прямо все разбито, вдрызг. Деньги. что ль, на нем печатают?..


Появляются Чорт и Композитор с огромным букетом цветов.


ЧОРТ. Ну, Федя, поздравляю! Вы стали настоящим мастером шлягера… Ну, что вы морщитесь? Что вам опять не нравится?

КОМПОЗИТОР. Не знаю… Как-то послушал я сегодня свою… все это, всю эту музыку… Вроде что-то не то.

ЧОРТ. Голубчик, не надо в себе глубоко копать — повредишь кабель. Хорошо, мне вы не верите. Давайте спросим у народа. (Обращается к настройщику.) Вас как зовут?

МЕТРОНОМЫЧ. Меня-то? Метрономыч.

ЧОРТ. Метрономыч, скажи: тебе нравится музыка нашего маэстро?

МЕТРОНОМЫЧ. А чего ж? Нормальная музыка. В хорошей компании за столом можно послушать немного… Если выпьешь много.

КОМПОЗИТОР (Чорту). Ну, слыхали?

ЧОРТ. Погодите, погодите! Это же какой-то малограмотный старик. Что он понимает в музыке?

МЕТРОНОМЫЧ. Это я что понимаю? А вот послушайте. (Начинает на нем играть тему неоконченной песни Композитора)

КОМПОЗИТОР. Откуда вы это знаете?

МЕТРОНОМЫЧ (продолжает играть). Да тут ноты старые на полу пылились. Вот эта музыка мне по душе.

ЧОРТ. Ну ладно, дед, хватит! Тоже мне Дворжак нашелся. Топай отсюда, пока цел.

МЕТРОНОМЫЧ. Вы меня не гоните. Я и так уйду. А ты. Федя, посмотри, кого ты слушаешь. Да это же просто черт. У, спонсер… (Метрономыч уходит.) КОМПОЗИТОР. Так вы действительно настоящий черт?!

ЧЕРТ. До чего же вы любите ярлыки приклеивать! Черт, формалист, абстракционист… Ну, черт, черт. А что вам дали ваши ангелы? Сто двадцать в месяц и головную боль?

КОМПОЗИТОР. Теперь я понял… Это же бессовестно.

ЧЕРТ. Только не надо громких слов: талант, совесть, душа. Можно их нащупать руками? Нельзя. Значит, их нет.

КОМПОЗИТОР. А дружба, любовь? Их ведь тоже нельзя пощупать.

ЧЕРТ. Отчего же? Любовь пощупать можно.

КОМПОЗИТОР. Вы ничтожество и пошляк.

ЧЕРТ. Я — ничтожество? А кто вам дал это все! Кто договора приносил? Творческие вечера устраивал? Народ на них собирал?

КОМПОЗИТОР. Подите вон отсюда.

ЧЕРТ. Я уйду. Но все свое я возьму с собой.

КОМПОЗИТОР. Забирайте к чертовой матери!

ЧЕРТ. Именно к ней и заберу.


За роялем появляются Поэт. Варвара и Черт.


КОМПОЗИТОР. Как, ты тоже уходишь?

ВАРВАРА. Неужели ж нет? Я не за это замуж выходила.

ПОЭТ. Как сказал классик: «Прощай, небесное созданье, я взял свое, и до свиданья».


Варвара, Черт и Поэт смеются. Красные всполохи, и они исчезают вместе с роялем. Композитор один. Музыка.


Закрывается занавес.


КОНЕЦ СПЕКТАКЛЯ

Сценарии мультфильмов

Месть кота Леопольда

Крупно, на весь экран — грубая мужская лапа. Крупно, на весь экран — другая мужская лапа. Лапы сплетаются в крепком рукопожатии.


— Клянемся! — хрипло говорит голос за кадром.

— Клянемся! — вторит ему другой.

Камера стремительно отъезжает. Плечом к плечу, сцепив лапы в крепком мужском рукопожатии, стоят два мышонка: серый и белый. Белый на вид поумнее: мысль в глазу да очки на носу. А серый — он и есть серый: маленький лобик под челочкой, мятая, приплюснутая кепка.

— Хвост за хвост! — говорит белый.

— Глаз за глаз! — говорит серый.

— Леопольд! — кричат оба. — Мы идем!

И вот они уже идут. И танцуют. И поют. О том, что пришло время! Настала пора! Пробил час! Рассчитаться! Разделаться! Свести счеты! Придавить хвост! Кому? Коту!!

И вот они идут. И поют. И танцуют. И показывают друг на друга, что они сделают с этим котом, когда, наконец, до него доберутся. Показывают старательно, по-настоящему, в полную силу, не жалея друг друга. И вот уже серый мышонок держится за глаз, а белый за хвост, у серого разорвана рубаха, а у белого вообще голова повернута затылком вперед. Вот что они сделают с этим котом!

И вот они пришли. И встали под окном. И заорали во все горло:

— Леопольд! Выходи!

А Леопольд не слышит… Леопольд в упоении…

Звучат пленительные звуки «Полонеза» Огинского в обработке Савельева. Леопольд задумался у окна… Леопольд в грезах…

Махровый халат с кистями, пухленькое брюшко, вислые, запорожские усы, добрые, навыкате, глаза вегетарианца. Ничего Леопольд не видит, ничего не слышит…

— Леопольд!

Подпрыгнул белый мышонок — не достал до окна. Полез наверх серый мышонок — сорвался со стены. Встал белый на плечи серому: все равно не достать. Задумался, пораскинул мозгами, сообразил… И вот уже белый мышонок притащил автомобильный насос, воткнул шланг в рот серому, начал качать изо всех сил. Надувается серый, увеличивается в размерах: воздух свистит из ушей. Заткнул пальцами уши, стиснув зубами шланг, и пошел надуваться, как на дрожжах.

А Леопольд сидит у окна, грустит под музыку… Усы обвисли, глаза повлажнели…

Вдруг во все окно выросла огромная, надутая до предела серая морда неизвестного зверя. Глаза — сливы. Щеки — арбузы. Нос — помидор. В ушах — пальцы. Во рту шланг. Ужас!

— Ой! — сказал Леопольд. — Ты кто?

— Бу-бу-бу, — невнятно ответила физиономия.

— Что. что? — переспросил Леопольд и вытащил у зверя шланг изо рта. Со свистом вырвался воздух, как из реактивного сопла. Подбросило серого мыша вверх и понесло ногами вперед по ломаной траектории. Сбил по дороге белого, ударился о стену, о другую, пересчитал кирпичи, прошелся рикошетом по деревьям, уменьшаясь в размерах, и на полном ходу влетел в ветви густой, разлапистой ели. Вздрогнула ель, закачались ветки по одной, сверху донизу. Влетел в ель серый мышонок, упал на землю зеленый ежик: весь в хвойных иглах. Вскочил на ноги, отряхнулся:

— Леопольд! Выходи!!

— Ребята, — ласково сказал Леопольд из окна. — Давайте жить дружно.

— Никогда! — заорали оба. — Выходи, подлый трус!

Вздохнул Леопольд, запахнул полы халата и пошел из комнаты, шаркая ногами. Открыл дверь на улицу… ударила по лбу половая щетка: примитивная шутка, любимая забава второгодников.

Ребята, — оказал Леопольд с укоризной и сделал шаг вперед. Лязгнула тугая мышеловка, вцепилась изо всех сил в кошачью ногу.

Ну, ребята…

Раскрутил белый мышонок свернутый в кольцо хвост серого, метнул лассо, накинул на шею Леопольду. и дернули оба разом.

Упал Леопольд на спину, договорил тихо:

— … давайте жить дружно.

А серый мышонок уже вскочил на него, поставил ногу на грудь поверженного врага, позирует перед фотоаппаратом белого. Щелкает фотоаппарат, воображает серый мышонок, принимает эффектные позы.

Кончили фотографироваться, завязали бантиком кошачьи усы в знак полного своего пренебрежения и пошли прочь, насвистывая: в обнимку, вразвалочку, упоенные победой. Пробил час! Рассчитались! Свели счеты!

Сел Леопольд на землю, закричал жалобно:

— Доктор!

Появился доктор: старый пудель в белом халате. Вынул трубку и приставил к кошачьей груди.

— Дышите… Не дышите… На что жалуетесь?

— На мышей.

— Мышите… Немышите… Все ясно. Вы очень добрый. Вам нужно рассердиться.

— Я не умею, доктор…

— Вот лекарство. «Озверин». Одну таблетку в год.

— И что?

— Озвереете.

И доктор исчез. Взял Леопольд флакончик с таблетками, вынул одну, понюхал, лизнул осторожно… — рас- прямился волосок из кошачьего уса и встал торчком. Лизнул еще раз: распрямился другой волосок. Проглотил таблетку: развязался бантик на усах, встали усы торчком. Был кот-запорожец, стал кот-драгун! Провел лапой по жестким усам, крякнул от удовольствия и одним махом проглотил все таблетки… Хищно загорелись глаза! Дыбом встала шерсть! Трубой — хвост! Свалился с плеч халат! Заиграли литые мышцы! Проступили на теле тигриные полосы! Пухленький животик втянулся внутрь, прокатился вверх по телу, бицепсом надулся на руке, выкатился на ладонь…

Запустил Леопольд бицепсом в белый свет, взревел по-тигриному и зашагал вперед тяжелым, мужским шагом мстителя.

Идет Леопольд! Поет Леопольд! Демонстрирует Леопольд звериную свою силу. Завязывает в узел чугунные балки, забрасывает за горизонт огромные камни!

Коты — добрые! Коты — милые! Коты — нежные и привязчивые. Но не дразните котов. Не сердите котов. Не обижайте котов. В каждом коте сидит тигр, лев, пума и два ягуара.

Увидел кот мышей!

Увидели мыши кота!

Задрожали, попятились от страха, стали уменьшаться в размерах. Меньше… Меньше… Совсем крохотные… Не больше кошачьего пальца.

Стоит кот-великан: ноги на ширине плеч, руки за спину, а перед ним прижались к стенке два крохотных мышонка в полуобморочном состоянии.

Рявкнул кот, выпустил длинный коготь, — в ужасе бросились мыши в разные стороны: одна — влево, другая — вправо.

— Х-ха! — сказал кот, протянул длиннющие лапы за экран, втащил мышей обратно и завязал им хвосты бантиком.

Щелкнул Леопольд хвостом-бичом, и помчались мыши по улице не разбирая дороги, а он за ними. Бежит — кричит. Бежит — торжествует. Бежит — хвостом-хлыстом по воздуху щелкает.

А на пути — резиновый шланг. А на шланге — наконечник. Юркнули мыши в отверстие, промчались по кольцам шланга, нырнули в водопроводный кран. Вроде спаслись…

— Х-ха, — сказал кот, протянул здоровенные лапы и крутанул что было сил рукоятку крана.

Побежала по шлангу вода, тугим напором раскрутила резиновые кольца, откинула в сторону наконечник… и швырнула мышей далеко в сторону.

И опять несутся мыши не разбирая дороги. А за ними несется кот, щелкая хвостом. А на пути столб. А на столбе — громкоговоритель. Взлетели мыши по столбу, нырнул и внутрь репродуктора. Затаились, сидят тихо.

— Х-хэ! — небрежно сказал Леопольд, взял в руки шнур и включил вилку в розетку. Заорало радио. Вывалились мыши из репродуктора, полуоглохшие от крика, и помчались дальше, зажав уши.

А кот — за ними…

А на пути — автомат. А в автомате — газированная вода. Пометались мыши вокруг, нашли крохотную щелку, юркнули внутрь. Все! Тут в безопасности. Как в ганке.

— Х-хо! — сказал кот Леопольд и небрежно бросил в щель три копейки. Щелкнул автомат, полилась в стакан пенная струя газированной воды, а вместе с ней выпали в стакан два мышонка.

Взял кот стакан, посмотрел на просвет: плавает серый мышонок в стакане, размахивает платком. Полная капитуляция.

— То-то, — сказал кот Леопольд и выплеснул воду из стакана. Кинулись мыши со всех ног. Помахал им вслед Леопольд. Бегите, мыши, радуйтесь жизни.

А сам пошел по улице. Веселый, довольный, опять добрый. Идет — поет. Идет — танцует. Все хорошо, все прекрасно. Только не дразните котов. Только не сердите котов.

Повернулся к нам, зрителям, подмигнул, сказал ласково:

— Ребята, давайте жить дружно!

Леопольд и золотая рыбка

На берегу тихой реки, у синей кромки воды, сидит на деревянных мостках Леопольд с удочкой. Журчит река, светит ясное солнышко, мерно качается на воде поплавок. Тишина, покой, благодать. Жизнь прекрасна и удивительна. Даже если никто не клюет на твою удочку. Обо всем этом напевает кот Леопольд в своей лирической песенке.

Не успела стихнуть мелодия песенки — дернулся поплавок. Взмахнул удочкой рыбак Леопольд, вылетела из воды рыбка и шлепнулась прямо к нему в пластмассовое ведерко. Грянул кот в ведро — засияло оно, засверкало, заблестело золотыми переливами. Высунулась из ведра золотая рыбка и сказала человеческим голосом:

— Отпусти меня, Леопольд! Что хочешь для тебя сделаю.

Улыбнулся Леопольд ласково, взял рыбку в руки:

— Ничего мне от тебя не надо. Плыви!..

И кинул чудо-рыбку обратно в реку. Только пошли по воде круги, и на синей глади воды появился заглавный титр фильма: «ЛЕОПОЛЬД И ЗОЛОТАЯ РЫБКА».

Зашевелились кусты на высоком берегу реки. Выглянули из-за них два мышонка: серый и белый. Вот он, Леопольд! Вот он, враг на всю жизнь! Сидит, ничего не подозревает… Поднял серый мышонок с земли палку, на цыпочках стал подкрадываться к Леопольдовой спине. Сейчас подойдет поближе, огреет кота по спине, тот в воду и свалится. Вот будет потеха!

Шевельнулся ничего не подозревающий Леопольд, взял в руки удочку, отмахнул посильнее за спину, чтобы забросить подальше. Зацепил крючок за мышиные штаны, свистнула леска, и забросило серого мышонка на середину реки. Вместе с палкой. А Леопольд ничего и не заметил. Сидит, блаженствует…

Увидел белый мышонок, как надругались над его серым братом, рассердился. Вытащил из кармана рогатку. Вложил камень, оттянул резинку… Шевельнулся Леопольд, отмахнул удочкой посильнее. Зацепил крючок за мышиную рубашку, свистнула опять леска. и улетел белый мышонок вслед за серым. На середину реки. Вместе с рогаткой. Вместе с крючком и леской.

Посмотрел Леопольд на испорченную удочку, вздохнул, взял ведерко и поплелся по берегу домой. Вынырнули мышата, встали по пояс в воде, сплели руки в крепком мужском рукопожатии, прохрипели яростно:

— Отомстим!

— Отомстим!

И вдруг захохотал Серый, захихикал, завертелся на месте. Сунул руку за пазуху и вытащил оттуда мелкую рыбешку. Замахнулся, чтобы запустить вслед коту, а та и говорит ему человеческим голосом:

— Отпусти меня, мышонок. Что хочешь для тебя сделаю.

Смотрят мышата: не простая рыбка — золотая. Задумался белый мышонок на секунду и говорит:

— Сделай нас огромными… могучими… страшными… Как гора!

— Как две горы! — добавил Серый.

Махнула рыбка хвостиком, разнесся над рекой волшебный аккорд. И вдруг мышата начали расти, меняться на глазах. Выше, выше, еще выше!.. И вот уже из воды на деревянный помост вышли два гигантских слона: серый и белый. Морды у них мышиные, хвосты мышиные, все остальное — слоновье.

Расправили слоны могучие плечи, завертели мышиными хвостами, протрубили радостно в трубы-хоботы:

— Берегись, Леопольд! Растопчем!!

Ударили дружно пудовыми ногами по деревянному настилу. Затрещал настил, подломился, и рухнули слоны вместе с досками прямо в воду.

Тонут слоны, булькают слоны, захлебываются.

— Рыбка, — кричит Белый. — Сделай нас огромными… страшными… Чтобы плавали!

— И не тонули! — добавил Серый.

Высунулась из воды рыбка, махнула хвостиком. Прозвучал волшебный аккорд, и начали слоны меняться прямо на глазах. Все ниже и ниже, все длиннее и длиннее… И вот уже из воды на берег выползают два гигантских крокодила: серый и белый. Морды V них мышиные, хвосты мышиные, все остальное — крокодилье.

Дружно клацнули крокодилы острыми зубами:

— Берегись, Леопольд! Загрызем!!

И полезли вверх по крутому берегу. Да не тут-то было. Буксуют лапы, осыпается под ними земля. Карабкаются крокодилы по отвесному склону, сползают, падают, переворачиваются на спину. Сели в изнеможении, прислонились к крутому берегу крокодильими спинами, загрустили. И тут белый крокодил опять сообразил:

— Рыбка!.. Сделай нас огромными… страшными… Чтобы летали!

— И не падали! — добавил Серый.

Опять раздался нежный аккорд, опять махнула рыбка хвостиком. И начали крокодилы меняться на глазах. Выросли перья, отросли крылья, изогнулись носы-клювы… И вот уже взмыли над рекой два гигантских стервятника: серый и белый. Морды у них мышиные, хвосты мышиные, все остальное — стервячье.

Парят над рекой стервятники, рвут острыми клювами облака в клочья:

— Берегись, Леопольд! Заклюем!!

Вдруг блеснуло что-то снизу. Высунулась из кустов лохматая дворняга в ушанке, а в руках у нее — огромная двустволка. Стоит — целится: сейчас пальнет. Пальнет — не промахнется!

— Мама! — в ужасе заорал серый стервятник.

— Да не мама, — поправил его Белый. — Рыбка!

— Рыбка! — заорали оба, перебивая друг друга. — Сделай нас опять маленькими… крохотными… Чтоб не попал!

Прозвучал в последний раз аккорд, махнула рыбка волшебным хвостом. Посыпались перышки, отпали крылья, и полетели вниз, кувыркаясь в небе, два мышонка: серый и белый. Морды у них мышиные, хвосты мышиные, все остальное — тоже мышиное.

Стукнулись мыши о землю, смотрят: знакомый двор, знакомый дом 8/16, знакомое окно. А в окне — знакомая картина: ненавистный враг качается в кресле.

Сунул серый мышонок лапу в мусорную урну, достал оттуда перезрелый помидор. Запустил что было сил!.. Со свистом влетел помидор в открытое окно, ударил по кошачьей голове, струйками потек за шиворот.

— Леопольд! — заорали снизу. — Выходи!

— Ребята, — примирительно сказал кот, — давайте жить дружно.

— Никогда! — опять заорали снизу.

И вслед за словами влетела в окно здоровенная консервная банка, бескозыркой уселась на кошачьей голове. А на бескозырке название корабля: «Сельдь атлантическая».

Застучали, забарабанили в дверь мышиные кулаки:

— Открывай, подлый трус!

От могучих ударов затрясся крючок на двери. Забегал Леопольд, заметался по комнате.

— Кто-нибудь… Помогите!

И вдруг стоящий в углу аквариум засиял, засверкал, заблестел золотыми переливами. Появилась в аквариуме золотая рыбка, спросила с участием:

— Что мне для тебя сделать?

— Сделай меня… сделай меня… Невидимкой!

Раздался в комнате волшебный аккорд, махнула рыбка хвостиком и исчезла.

И вдруг Леопольд расплылся, растекся, растворился и воздухе. Был Леопольд — и нет Леопольда. Только бабочка от него осталась и пара домашних шлепанцев. Протопали шлепанцы по комнате и замерли у стены. Вместе с бабочкой. Вместе с невидимым Леопольдом.

Просунулся в дверную щель тонкий мышиный хвост, подлез под крючок, отбросил его в сторону. Распахнулась дверь, влетели в комнату два мыша. Смотрят — нет Леопольда. Ничего, от нас не спрячется. Заглянул белый мышонок в шкаф — нет кота. Заглянул Серый под кровать — и там его нет. Открыл Белый холодильник — нет Леопольда. Заглянул Серый в кастрюлю — и там никого…

Вдруг шевельнулась, заходила на окне занавеска. Обернулся серый мышонок, заметил. Вот он где прячется!.. Подошел, крадучись, к занавеске, дернул за нее что было сил. Затрещала занавеска, переломился деревянный карниз, ударило палкой сверху мыша по голове. Только искры разноцветные в разные стороны!..

Посидел серый мышонок на полу, очухался и вдруг слышит: кто-то в тумбочке скребется. Схватил деревянную палку, подскочил к тумбочке, ударил сверху что было сил. Со скрипом отворилась дверка, выпал из тумбочки белый мышонок и неподвижно растянулся на полу. И в тумбочке нет Леопольда.

Рассердились мыши, надулись. Кинулись крушить- шуровать по комнате. Перевернули кровать, выпустили пух из подушки, вытащили кактус из горшка, сбросили книги с полки. И замерли разом. Прямо перед ними на стене — кот. Вернее, кошка. Цветной портрет кошки в чепчике. А под портретом надпись: «МОЯ ЛЮБИМАЯ БАБУШКА».

Захихикал белый мышонок, взял со стола горчицу. Обмакнул в нее палец и пририсовал бабушке вислые моржовые усы. Потом подумал и прибавил на голове рожки.

Занервничал в углу Леопольд, задышал, заходила бабочка туда-сюда, затопали в гневе шлепанцы.

А мыши все не унимаются. Серому тоже хочется свой художественный талант проявить. Да фантазии мало. Поднял он с пола перезрелый помидор, размахнулся и прилепил его бабушке вместо носа.

Тут уже не стерпел кот-невидимка. Сама собой поднялась со стола скатерть, проплыла в воздухе и накрыла хулиганов с головой. Забарахтались мыши, затрепыхались, покатились по комнате белым клубком. Выскочили из-под скатерти мышата.

— Ты что?! — заорал Серый.

— А ты что?! — ответил Белый.

Схватил серый мышонок приятеля за грудки, стукнул о стенку. От удара затряслась на полке эмалированная кастрюля, покачалась и свалилась вниз. На голову белому мышу. Наделась глубоко, по самые плечи.

Загоготал радостно серый мышонок, но уже поднялась с полки другая кастрюля, проплыла за его спиной и тоже наделась на голову. Тоже по самые плечи.

Бродят мыши по комнате, стукаются кастрюлей о кастрюлю, звенят колокольным звоном. Ухватились за ручки, потянули кверху изо всех сил: шеи удлиняются. кастрюли не снимаются. Рванули что было сил — сдернули кастрюли. Стоят два мышонка с длинными, жирафьими шеями, очумело смотрят друг на друга.

Поднялась в воздух деревянная ложка, ударила два раза по макушкам — посадила головы на место.

Стоят мышата спина к спине, понять не могут, что здесь происходит.

Тут шевельнулись на стене огромные, развесистые оленьи рога, снялись со стены, наклонились, приняли боевое положение… и с гиканьем ринулись на мышей.

— А-а-а!!!

Кинулись мышата разом к двери и застряли. Ни гуда, ни сюда. Подскочили сзади рога, да как наподдадут!.. Пробкой вылетели мыши из двери и понеслись вниз. Белый по перилам мчится задом наперед, а Серый рядом по лестнице скачет, задом ступеньки пересчитывает. Доехали до парадной двери одновременно: Белый — на перилах. Серый — на ступеньках. Оседлал сверху белый мышонок своего серого приятеля — и в дверь. Стукнула их напоследок парадная дверь, пронесло их по воздуху и бросило в мусорную Урну.

Высунулись мыши из урны, прямо перед ними стоит в воздухе оленьи рога. Подняла их кверху неведомая сила и держит в висячем положении. Подняли мыши руки кверху, сказали жалобно, неизвестно кому:

— Простите нас, рога…

— То-то! — сказал невидимый Леопольд и поставил мышей на землю.

И вот уже плывут по воздуху оленьи рога, поет невидимый кот свою песенку. Давайте не будем ссориться. Пусть мыши не обижают кота, коты не царапают собак, а собаки не кусают людей. Земля такая большая, что всем на ней хватит места.

Кончилась песня.

Появилась из ничего кошачья голова.

И сказал кот с оленьими рогами нам, зрителям:

— Ребята, давайте жить дружно!..

Телевизор кота Леопольда. Клад кота Леопольда

(Две истории про кота Леопольда)

История первая


Щелкнула в тишине кнопка, засветился экран телевизора, а на нем возник титр — заглавие фильма: ТЕЛЕВИЗОР КОТА ЛЕОПОЛЬДА.

Отъехала камера, а в кресле перед телевизором сидит сам кот Леопольд, приготовился смотреть фильм со своим участием. А на экране телевизора идут титры создателей фильма: АВТОР… РЕЖИССЕР… ХУДОЖНИК… МУЛЬТИПЛИКАТОРЫ.

Кончились титры, появилась на экране добродушная физиономия Леопольда. И вдруг побежали по экрану полосы, черточки, запрыгало, замелькало. Вскочил Леопольд, крутит ручки телевизора — ничего не помогает. Будто все помехи сразу обрушились на кошачий телевизор: и кадры прыгают, и строчки бегут, и изображение двоится. Выключил Леопольд свой телевизор, посмотрел случайно в окно и видит: с крыши дома на землю падают две знакомые мышиные тени. Стоят на крыше два мышонка, серый и белый, раскачивают во все стороны телевизионную антенну, помехи создают.

Подошел Леопольд на цыпочках к телевизору, вынул штекер антенны из гнезда, подтащил провод к ванне, вставил в кран и разом повернул ручки холодной и горячей воды. Устремилась вода по проводу, добралась до крыши, и хлынул душ на ничего не подозревающих мышей. Сбила их с ног струя воды, проволокла по крыше, подтащила к воронке водосточной трубы, и прогромыхали они по трубе вниз на землю.

Вскочили мыши на ноги, загрозили кулаками открытому окну Леопольда. А Леопольд посмотрел в окно, никаких теней на крыше нет — можно снова смотреть телевизор — мультипликационный фильм со своим собственным участием.

Пошел он в ванную за антенной, а двое мышат уже забрались по пожарной лестнице, заглядывают в открытое окно. Никого нет — можно делать очередную каверзу.

Вернулся Леопольд, вставил антенну на место, включил телевизор. Засветился экран, а на экране надпись: «Леопольд — подлый трус!»

Удивился кот, сам себе не поверил: какой странный фильм! А надпись с экрана все не исчезает. Подошел Леопольд к телевизору, переключил на другую программу. А там все та же надпись: «Леопольд — подлый трус!»

Щелкает ручкой Леопольд, переключает программы, а по всем программам один и тот же обидный титр. Засомневался кот. выключил телевизор. Снял крышку. залез в него с обратной стороны и вытащил оттуда дощечку с обидной надписью. Опять гадкие мыши каверзу подстроили!

Выбросил Леопольд дощечку через плечо в открытое окно. Ударила дощечка прямо по белому мышонку. Закачался он на лестнице, зашатался и. чтоб не свалиться. вцепился в своего серого приятеля — и уже оба имеете, дружно полетели вниз с пожарной лестницы.

А Леопольд ничего и не заметил. У него одна мысль: поскорее телевизор включить. Он и включил. Засветился экран, нагрелся, вот-вот на нем изображение появится…

А серый и белый мышата все не унимаются. Вошли и подъезд, подскочили к электрическому щитку и дернули за рубильник. И сразу погас свет во всем доме и в телевизоре Леопольда.

Открылась дверь кошачьей квартиры, вышел со < печкой Леопольд, шаркая домашними шлепанцами. Подошел к щитку, вернул рубильник на место — сразу всюду загорелся свет. Теперь уж ничего не помешает.

Закрыл за собой дверь, подошел к телевизору, включил. А экран опять не светится. В чем дело?.. Ах, вот в чем! Шнур со штепселем из розетки выдернут. Видно, и темноте ногой задел. Включил кот штепсель в розетку. да только одного не заметил: шнур-то этот не от телевизора, а от стоящего сбоку пылесоса. Опять мыши постарались.

Взревел бешено пылесос, приподнялся шланг и пошел глотать все, что только попадается: стащил с Леопольда шлепанцы, сдернул носки, сорвал со стены календарь, слизнул стоящий на подоконнике цветок, проглотил занавеску… А за занавеской стоят, прижавшись друг к другу, друзья-безобразники. Поднатужился пылесос, напрягся и втянул в себя одного за другим белого и серого хулигана. Поперхнулся этой добычей, фыркнул и замолк.

Выдернул Леопольд штепсель от пылесоса, вставил штепсель от телевизора. А из пылесоса раздался могучий чих, откинулась крышка, вылезли наружу пыльные мышата:

— Прости нас, Леопольд!..

Тут как раз на экране телевизора появилась добродушная кошачья морда и ласково сказала мышам:

— Ребята, давайте жить дружно…

И сразу возник титр:


История вторая


В уютном кресле-качалке расположился кот Леопольд. На коленях — мягкий пушистый плед, в руках интересная книга — «Борьба с грызунами». Мерно покачивается кресло, перелистывает кот страницы — ничто не нарушает тишину.

И вдруг со двора в тишине раздается знакомый истошный мышиный вопль:

— Леопольд, выходи!..

Вздохнул Леопольд, сказал жалобно:

— Ребята, давайте жить дружно…

А со двора звучит неумолимое:

— Выходи, подлый трус!

Отложил Леопольд книгу, подошел к окну. А со двора снова раздается:

— Леопольд, выходи!

Посмотрел Леопольд, вроде никого нет. А знакомый мышиный голос снова доносится снизу:

— Выходи, подлый трус!

Спустился кот во двор, огляделся по сторонам: где эти мыши спрятались? Нет мышей. Только их воинственные крики раздаются:

— Леопольд, выходи!.. Выходи, подлый трус!

Подошел Леопольд к лавочке и видит такую карта ну: стоит на лавочке старый, допотопный магнитофон, со скрипом проворачиваются бобины, движется магнитофонная лента, а на ней звучат через короткие промежутки записанные на пленку мышиные голоса:

— Леопольд, выходи!.. Выходи, подлый трус!

Вздохнул Леопольд, покачал укоризненно головой и нажал на кнопку «Стоп». Раздался оглушительный

изрыв, разлетелись бобины, поднялось густое облако дыма. А когда рассеялся дым, стоит кот посреди обломков, весь обмотанный магнитофонной лентой, физиономия в саже, усы дыбом. Посмотрел на это безобразие и сказал, угрожающе стиснув зубы:

Ребята, давайте жить дружно!

И сразу возник на экране титр — заглавие нового фильма: КЛАД КОТА ЛЕОПОЛЬДА.

Появился кот Леопольд, аккуратно сложил бумажку с названием фильма. Вложил ее в конверт и на письме написал: Куда… В подвал. Кому… Мышам. И бросил 3'1'0 письмо в почтовый ящик.

И вот уже сидят в своем подвале белый и серый мышата. Прямо перед ними на колченогом столике лежит план. Сверху надпись: «Клад кота Леопольда». А внизу обозначена местность, где это богатство зарыто. Нее, как полагается: и роза ветров, и направление стран света, и крестиком обозначено место, где находятся сокровища.

Клад, — восхищенно шепчет серый мышонок.

— Ой, клад, клад, клад, — радостно вторит ему Белый.

И в их воображении загораются дивным блеском драгоценные камни, старинные монеты, слитки золота и даже большая головка сыра.

И вот уже движутся в полной экипировке на опушку леса искатели клада. И кирка у них с собой, и лопата, и толстые канаты, и динамитные шашки. Никуда этот клад не денется — будет наш!..

Встал на лесной опушке белый мышонок, развернул план, громко прочитал:

Пять шагов на восток от старой березы!.. — Отсчитал от дерева пять шагов, топнул ногой: — Здесь!

Серый мышонок, здоровая физическая сила, схватил кирку, размахнулся, ударил что было сил по земле. Раздвинулась земля, вылез наружу старый крот, а на макушке у него прямо на глазах зреет здоровенная шишка. Рассердился крот, дал с размаху подзатыльник серому хулигану и опять спрятался под землю.

А серый мышонок рассердился на белого, схватил сто за грудки, шмякнул от всей души о старую березу. ()т могучего удара посыпались с дерева спелые яблоки, запрыгали по земле. Поднял серый мышонок яблочко, откусил с хрустом и, чавкая, сказал:

— Это не береза!

Откусил белый мышонок кусочек от яблочка, согласился:

— Не береза!

Подошел к стоящей рядом березе, развернул план, громко прочел:

— Пять шагов на восток!..

Отсчитал пять шагов, уткнулся в пригорок, стукнул по нему ногой:

— Здесь!

Схватил лопату серый мышонок, яростно начал рыть ход в этом пригорке. В одну минуту вырыл туннель и ринулся внутрь. Тут изнутри что-то запыхтело, зафыркало. Вылетел из туннеля серый мышонок, а следом за ним, яростно пыхтя, вырвался из туннеля паровоз и, дымя трубой, умчался вдаль.

Перевел дух серый мышонок, посмотрел вслед паровозу. Посмотрел на пригорок, а над пригорком медленно стал заходить солнечный диск. Схватил яростно серый мышонок за грудки своего белого приятеля:

— Это восток?

— Не восток, не восток, — затараторил белый мышонок. — Вон восток, — показал он в противоположную сторону.

На этот раз серый мышонок никому не доверил. Сам отсчитал пять шагов на восток от березы, ударил лопатой в землю. Стукнула лопата обо что-то железное. Заработал он лопатой, как пулемет, во все стороны полетели комья земли — и вот уже открылся их взору огромный кованый сундук.

Подняли его мыши на канатах, вытащили наверх. Вот он, долгожданный клад! Только как этот сундук открыть? Висит на нем здоровенный амбарный замок, а ключа от него нет. Стукнул белый мышонок лопатой по замку, сломалась лопата. Ударил серый мышонок киркой — сломалась кирка.

Задумался на секунду башковитый белый мышонок — придумал! Привязал к замку динамитную шашку, протянул от нее шнур. Отошли они с приятелем на безопасное расстояние, достали спички, подожгли шнур. Сейчас добежит пламя по шнуру, рванет динамит, отлетит замок — клад будет наш.

Тут наползла на солнышко огромная черная туча, хлынул на землю дождь, зашипел огонек под каплями дождя, и погас шнур. Вот невезение! Но белый мышонок всегда что-нибудь придумает. Достал он зонтик, раскрыл над головой и снова поджег шнур. Бежит пламя по шнуру, а за ним, прикрывая огонек от дождя, идут к динамитной шашке два мышонка, два кладоискателя.

Довели мышата огонек до замка, рвануло, бабахнуло — только зонтик в сторону отлетел и все черным дымом заволокло.

Рассеялся дым: лежит на земле расколотый замок, а два мышонка висят высоко на дереве, зацепившись за ветки остатками штанов. Тут откинулась крышка сундука, встал оттуда во весь рост кот Леопольд. Посмотрел он на мышат, висящих на дереве, улыбнулся искателям клада и в который уж раз ласково предложил:

— Ребята, давайте жить дружно…

День рождения кота Леопольда

Яркий луч солнца глянул в окно, упал на лицо спящего Леопольда. Приоткрыл кот глаза, спросонок посмотрел на висящий на стене большой календарь. 3-е число! И даже подпрыгнул на кровати. Это же мой день рождения! И от солнца, щедро бьющего Леопольду в глаза, радужными буквами крупно возникли титры — название фильма: «День рождения Леопольда».

И на праздничных, поздравительных открытках, укрепленных орнаментами и виньетками, сменяя друг друга, пошли титры создателей фильма: АВТОР… РЕЖИССЕР… ХУДОЖНИК… КОМПОЗИТОР… МУЛЬТИПЛИКАТОРЫ.

Наконец на ярком охристом фоне, как бы общим поздравлением, возникает надпись: «С днем рождения!» Камера отъезжает, и мы видим, что это большой Праздничный торт, который Леопольд собрался поставить в духовку. Зажег огонь, вставил внутрь торт, немного подумал, уменьшил огонек, чтобы торт не подгорел, и покинул кухню.

А на кухонных полках дружными рядами выстрои лись жестяные банки с надписями: ПШЕНО, ГРЕЧКА, МАНКА и т. д. Откинулась крышка банки с надписью «МАНКА», вылез оттуда серый мышонок, вернее, весь белый от манной крупы. Резко встрепенулся, принял свой обычный серый вид. посмотрел по сторонам: где мой товарищ? А товарища нет. Только из банки с горохом раздается урчание и чавканье. Откинул крышку, вытащил за шиворот белого приятеля. А тот уже весь от гороха раздулся и еще на ходу горошиной хрумкает. Дал ему крепкого подзатыльника так, что горошины струйкой посыпались на пол. Действительно, не жрать сюда пришел, а хулиганить.

Потянули мышата носом, почуяли что-то приятное в духовке. Приоткрыли — а там торт для юбиляра. Ну уж, дудки! Этого торта коту не есть. Повернул белый рукоятку плиты до отказа, заполыхал в духовке яркий огонь. Уголь он будет есть, а не торт! Отбежали приятели от плиты, приподняли крышку мусоропровода, юркнули внутрь. Только носы оттуда торчат: все-таки ин тересно, чем дело кончится.

А в это время в комнате Леопольд повел носом, чует, что-то горит. Со всех ног кинулся в кухню, а там чад, дым, угар. Вытащил из духовки торт, вернее не торт, а обугленный кусок теста. Ай-ай-ай!.. Такой хороший торт погиб. Теперь надо выбрасывать. Приоткрыл крышку мусоропровода, швырнул туда обгоревший торт. И полетел он вниз вместе с мышами. Только грохот раздался, будто кто-то выбросил пустые консервные банки.

И вот уже из камина в комнате вылезли две сердитые мышиные морды, обе с пятнами на щеках: то ли от каминной сажи, то ли от подгоревшего торта. А в лапах у них большой красный кирпич, перевязанный веревочкой с бантиком: подарок коту Леопольду. Положили кирпич прямо на стол, на белоснежную скатерть, а серый мышонок свободный конец веревки обвязал вокруг вазы с цветами. Выбросит Леопольд этот кирпич — и цветы улетят. Торта у него уже нет, и цветов не будет!

Приготовили этот подарочек, а сами спрятались под ковер. Все-таки интересно, чем дело кончится.

Входит в комнату Леопольд, смотрит — понять не может: откуда кирпич взялся? На потолок посмотрел— там все в порядке; на стены глянул — тоже ничего не обвалилось. Просто чья-то глупая шутка. Взял кот в руки кирпич, подошел к открытому окну, посмотрел вниз, чтобы никого не зашибить, и вышвырнул кирпич в окно. Тут со звоном взлетела вазочка с цветами, перевернулась в воздухе, вылила всю воду на ковер и улетела в открытое окно.

Глянул Леопольд на ковер: ай-ай-ай! Скоро гости придут, а тут такой беспорядок. Схватил скорей утюг, включил в розетку, начал водить им по мокрому ковру. Только раз провел, а оттуда как завопят:

— Ай-ай-ай!

Удивился кот: что такое? Послышалось, что ли? Провел снова утюгом, а оттуда снова вопль:

— Ой-ой-ой!.

Да что это? Откуда эти звуки? Посмотрел по сторонам, догадался: это же, наверное, радио. Сделал звук погромче — и точно: выступает по радио какой-то вокально-инструментальный ансамбль, орет под электрические гитары дурными голосами:

— Ай-ай-ай! Ой-ой-ой!..

Ну вот, решил Леопольд, а я испугался. И давай водить со всей силы утюгом взад-вперед под аккомпанемент истошных воплей:

— Ай-ай! Ой-ой!

Высушил ковер, выключил радио и понес утюг из комнаты. Приподнялся ковер, вылезли оттуда два мыша: не серый и не белый — оба красные, распаренные, будто только что из бани.

— Фу! — выдохнули они дружно пар и бегом в ванную, охлаждаться.

Вбежали в ванную комнату, схватил серый мышонок пульверизатор и давай давить на него ногой, попивать приятеля одеколоном. Для хорошего друга чужого одеколона не жалко!

Вдруг слышатся кошачьи шаги, приоткрывается дверь ванной комнаты… Засуетились мыши, приподнял Серый какую-то крышку, кинулись оба внутрь. Вошел Леопольд с ворохом грязного белья, приподнял крышку стиральной машины, кинул туда белье и ток включил. Пускай стирает!

Ушел Леопольд, загудела машина, заработала вовсю. Только видно в круглое окошечко, как вода крутит и разворачивает мышей, как хочет. Хотят они вырваться наружу, а мощный поток снова утаскивает их внутрь, сминает, крутит и вновь проносит мимо круглого оконца.

Наконец приподнялась крышка, вылез наружу выстиранный серый мышонок, кинулся головой вперед и как раз застрял между двумя отжимающими барабанами: ни назад, ни вперед. Вылез наружу белый мышонок, потянул приятеля за ноги — не выдергивается. Увидал сбоку ручку, закрутил что было сил. Заохал Серый, закряхтел, вылез из барабанов. Немножко плоский, зато сухой. А белый мышонок стоит на крышке весь мокрый, сморщенный, неотжатый. Взял его Серый: одной рукой за ноги, другой за голову. Выкрутил с силой, как мокрую рубаху, поставил на место, стукнул сверху по голове — и тот принял нормальный вид.

Посмотрели друг на друга: какую же шкоду еще изобрести?.. Глянул Белый на полку, а там стоит пластмассовая бутылочка с яркой этикеткой.

— Шам-пунь, — по складам прочел Белый. — Для жирных…

— Котов! — радостно закончил Серый.

Схватили они шампунь, кинулись на цыпочках и коридор. Перевернули бутылку, залили весь пол перед комнатой. Скользкий стал пол, как каток. Сейчас выйдет Леопольд из комнаты да как грохнется!.. А сами кинулись к вешалке, залезли в плащ Леопольда. Серый в один карман. Белый — в другой. Сидят, ждут Все-таки интересно, чем дело кончится.

Распахнулась дверь, вышел из комнаты Леопольд с совком, полным мусора. Наступил на скользкий паркет, завертело его, закружило. Ударило об одну стену, отнесло к другой, а оттуда с размаха бросило к вешалке. Перевернулся совок, и весь мусор высыпался прямо на плащ.

Леопольд даже за голову схватился: совсем новый плащ и такой грязный. Схватил плащ, понес его на балкон чистить. Одной рукой держит плащ за воротник, а другой схватил выбивалку для ковров и давай пыль выколачивать. Сильно бьет, с усердием. По рукавам, по спине, а особенно по карманам: они грязнее всего. Выбил плащ от души и на прощание еще сильно его встряхнул. Вылетели мыши из карманов, а кот даже и не заметил.

Вошел в комнату, повесил плащ, а снаружи звонок в дверь. Приосанился Леопольд, разгладил усы, кинулся к двери. Наверное, кто-то поздравлять пришел. Распахнул широко дверь и в ужасе отступил назад. Стоят за дверью в темноте два самых настоящих скелета.

— Мама! — заорал Леопольд, подпрыгнул под потолок и руками за люстру вцепился.

А скелеты застучали челюстями, загремели костями и дружно скинули с себя два черных комбинезона с нарисованными на них белой краской скелетами.

— Леопольд! — заорали мыши. — Выходи, подлый трус!

Швырнул серый мышонок по полу ведро с водой прямо под висящего Леопольда, хлопнул яростно дверью— и свалился кот прямо в ведро.

Не успел в себя прийти, а в дверь уже опять звонят. Ну, теперь уж не обманут! Схватил кот половую щетку, притаился за дверью. Распахнул дверь, изготовился… Встал на пороге пес-почтальон с толстой сумкой на ремне.

— Леопольд! — только и успел сказать.

И в эту минуту с треском обрушилась на его голову половая щетка. Только искры из глаз посыпались и глаза местами поменялись.

— Распишитесь, — тихо сказал почтальон и протянул телеграмму.

Засмущался кот, заизвинялся. Он-то думал, что это мыши, а это весточка от друзей. Надорвал телеграмму, прочел вслух:

— Леопольд! Выходи, подлый трус!

Не успел удивиться, а в дверь опять звонят. Растерялся Леопольд: теперь уж не поймешь, то ли мыши, то ли почтальон, то ли еще кто… Приоткрыл осторожно дверь — никого. Приоткрыл пошире, а оттуда выскочили разом две ужасные змеи. Страшные, кошмарные, отвратительные кобры. Отступил кот назад, а змеи шипят, вытягиваются: вот-вот ужалят.

Нащупал Леопольд рукой детскую дудочку, схватил, присел на корточки и заиграл пронзительную восточную мелодию, на которую всегда реагируют змеи. Задвигались кобры в такт мелодии, закачались. Приподнялся Леопольд, встал на ноги, и змеи поднялись вровень с его головой. Вернее, не змеи, а два разрисованных под змей мышиных хвоста. Все выше поднимаются «змеи», а следом за ними плывут по воздуху два мышонка: серый и белый.

А Леопольд знай себе играет! А мыши знай себе по комнате плывут! Подошел кот к открытому окну, играет на дудочке, а мыши в воздухе висят, только хвосты извиваются. Страшно все-таки.

— Леопольд, — жалобно сказали мыши. — Прости нас, Леопольд.

— Ребята, — ласково сказал Леопольд.

А чтобы сказать, понятно, дудочку от губ отнял. Резко оборвалась музыка, разом упали хвосты-змеи — и два мышонка дружно полетели вниз в открытое окно.

Выглянул в окно Леопольд, улыбнулся и сказал мышам, а заодно и всем зрителям:

— Давайте жить дружно!

Прогулка кота Леопольда

Раннее утро. Щебечут птички, шелестит ветерок, далеко вдаль уходит лента шоссе. И по пустынному шоссе, на велосипеде, с рюкзаком за плечами медленно движется кот Леопольд. Он крутит педали и поет песенку о том, как приятно ранним утром отправиться на прогулку, когда ярко светит солнышко, весело мелькают спицы в колесе. И как много приятного и неожиданного обещает путешественнику дорога.

А дорога, действительно, обещает много неожиданного. На тринадцатом километре шоссе готовятся к встрече с Леопольдом его старые знакомые: белый и серый мышата. Вышли они из перелеска, выволокли на шоссе здоровенный мешок. А мешок этот доверху набит острыми кнопками.

Начали разбрасывать кнопки на дорогу. Сейчас разгонится Леопольд, проткнет свои велосипедные шины и всё — конец его приятной прогулке. Устанавливают мышата кнопки, густо устанавливают, чтобы кот случайно мимо не проскочил. Посмотрел белый мышонок, а его серый глуповатый приятель кнопки кладет острием вниз. «Ты что? — показывает белый мышонок. — С ума сошел? Вот как надо устанавливать: наоборот, острием вверх. Тогда все получится». Перевернул белый мышонок кнопку и для доказательства своей мысли топнул по ней ногой. Запрыгал на одной ноге, заверещал. А серый ему сразу рот рукой закрыл. Тихо, мол, а то Леопольд услышит.

Наконец установили свои кнопки, залегли в кювет, ждут. Тут затарахтело что-то в лесу, выехал с просеки трелевочный трактор с привязанным сзади деревом. Пересек дорогу как раз в том месте, где они кнопки установили, и скрылся на той стороне. Посмотрел серый мышонок на вдавленные в шоссе кнопки, сказал радостно-удивленно:

— Переход!

А белый мышонок пыхтит, тянет снова на дорогу мешок с кнопками. Надо торопиться, кот уже близко. Выложили на дорогу новую порцию кнопок, влезли на ветку дерева, стоящего у дороги, ждут.

А вот уж и Леопольд показался. Приближается, голубчик, беды не чует. Но тут выехала из-за поворота поливальная машина, обогнала Леопольда, наехала передним колесом на острую кнопку. Лопнула передняя шина, развернуло машину, бросило в сторону и ударило о стоящее у дороги дерево. Свалились с ветки зловредные мышата — и прямо в открытый люк цистерны с водой. Выключил мотор пес-водитель, перестала разбрызгиваться вода, вылез пес из машины, посмотреть, что случилось. Подъехал Леопольд, помог шоферу сменить колесо, пожал лапу и дальше поехал. Продемонстрировал водительскую солидарность. А шофер влез в кабину, включил двигатель. Заработала машина, ударила сбоку тугая струя воды, и вместе с водой выбросило двух мышат из разбрызгивателя далеко в сторону.

И снова едет кот Леопольд по шоссе, снова поет свою песенку о том, как хорошо, когда над тобой голубое небо, и как много приятного и радостного сулит нам дальняя дорога. А мимо него проносится поливальная машина. Водитель-пес помахал приветственно рукой из кабины, а под цистерной с водой сидят, съежившись, два мышонка. Думают о следующей каверзе.

Доехала машина до развилки, на дороге стоит знак- стрелка: только влево. Пес влево повернул, а мыши соскочили на дорогу, встали рядом со знаком. Подумал- подумал белый мышонок, сообразил: о!.. Надо знак повернуть. Обхватил серый мышонок знак, повернул его стрелкой в небо. Нет, показывает Белый, не так! Тогда повернул Серый стрелкой в землю. Тоже не так. Вот как надо: стрелкой вправо. Свернет туда Леопольд, а там крутая горка. А дальше недостроенный мост стоит. Разлетится Леопольд на своем велосипеде и бултых в воду!

Сказано — сделано. Повернули знак, ждут. Подъехал кот Леопольд, повернул по указателю направо и понесся с крутой горки. А впереди — недостроенный мост, а скорость такая, что уже не затормозить. Закрыл глаза Леопольд, несется навстречу большим неприятностям. Но тут по реке баржа плывет, длинная-предлинная. А на палубе большие деревянные ящики стоят. Подплыла баржа и оказалась как раз вровень с мостом. Заняли ящики часть недостроенного сооружения. На полном ходу промчался кот по мосту, пересек баржу и оказался на том берегу.

Кинулись мыши следом с гиканьем и криком. Разлетелись, разбежались, но тут баржа как раз миновала мост. И на полном ходу прямо с недостроенного моста мыши бултых в воду!..

Плывут по реке, перебираются на ту сторону. Серый мышонок на животе плывет, а белый сидит на нем, как в лодке, отталкивается от воды хвостом, как веслом.

Снесло их течением далеко вниз. Вылезли они на берег, мокрые, продрогшие, но не успокоившиеся. Смотрит белый мышонок — на берегу чья-то удочка лежит. Задумался на секунду, сообразил. Оторвали от удочки леску и прямым ходом опять на дорогу.

А по дороге как ни в чем не бывало едет кот Леопольд. Крутит подали, распевает свою песенку о том, как прекрасна жизнь и, что бы ни случилось в дороге, все обязательно хорошо кончится. Иначе и быть не может!

Но мыши уже встали по обе стороны дороги, растянули поперек свою леску. Сейчас налетит кот на невидимую преграду, перевернется со своим велосипедом и грохнется об асфальт. Вот тогда он и запоет по- настоящему. За все с ним рассчитаемся!.. Намотал серый мышонок леску на руку, а белый даже вокруг себя обмотал, чтоб крепче было, чтоб не вырвалась леска, чтоб уж грохнулся кот как следует. На долгую память.

А Леопольд едет себе, ни о чем не подозревая, приближается к невидимой западне.

Но вдруг с той стороны шоссе вылетел здоровенный самосвал, доверху нагруженный песком. На полном ходу налетел на леску, приподняло наших мышей в воздух и бросило в кузов с песком. Едет себе кот Леопольд, а мимо него проносится самосвал. А вверху зарылся в песке серый мышонок, одна голова из песка горчит. Прямо кадр из фильма «Белое солнце пустыни». А белый мышонок орудует игрушечным совком, отрывает из песка своего незадачливого приятеля.

Ну а Леопольд ничего и не заметил. Поехал себе дальше, радостно поглядывая по сторонам. А сзади уже что- то затарахтело, зафырчало… Несется по шоссе вдогонку на огромной скорости мотоцикл с коляской. Серый мышонок в седле сидит, ручку газа крутит, белый мышонок в коляске устроился, руки к глазам приставил, как бинокль, цель на шоссе высматривает.

Вот она, цель, показалась уже! Знакомая спина кота Леопольда с маленьким рюкзаком за плечами. Крутанул серый мышонок ручку газа изо всех сил, и пошли они сзади на таран!

Услыхал Леопольд жуткий треск и грохот, обернулся — несется на него сзади мотоцикл «ИЖ» отечественного производства, а в мотоцикле, сжав зубы, сидят два мыша, приготовились врезаться в велосипед. Ну, с мотоциклом шутки плохи. Повернул резво Леопольд и съехал с дороги на лесную тропинку. И мыши на полном ходу повернули свой мотоцикл — и за ним!.. На здоровенной коряге подпрыгнул мотоцикл, подкинуло серого мышонка в воздух и перебросило в коляску, прямо к своему белому приятелю.

Несется по зеленому лесу неуправляемый мотоцикл. За рулем никого, а в коляске сразу двое. Тут прямо на дороге встало дерево. Закрыли мышата глаза ладошками, приближается самое страшное — лобовой удар. Только дерево оказалось как раз между мотоциклом и коляской, разрезало агрегат на две равные части: мотоцикл сам по себе налево умчался, а коляска с двумя мышами направо понеслась.

Несется коляска по лесу на одном колесе. Без руля, без тормозов, но с двумя мышами. Пролетают они мимо низко расположенных веток, отодвигаются ветки, а потом уж сзади хлещут по мышатам изо всех своих сил. А впереди густой-прегустой ельник. Свесились елочьи лапы до самой земли. Влетела туда коляска, проскочила на огромной скорости, вырвались из густых колючих зарослей. Встали во весь рост мышата, с головы до ног утыканные острыми иголками, как два ежа: серый и белый.

А коляска уже по поляне проносится, сбивает грибы один за другим, только шляпки вверх подлетают. Так и едут два мышонка: у одного на голове шляпа по ганки, у другого — мухомор.

На полном ходу налетела коляска боком на пенек, отбросило ее в сторону, и пошла она выписывать круги по полянке, словно по цирковой арене. А на дереве дятел сидит, клювом по стволу стучит, вредителей уничтожает. Скосил дятел глаз на коляску, послушал этот шум и грохот, как от консервной банки, и рассердился на нарушителей лесного покоя. Пронеслась коляска под деревом, а дятел как долбанет клювом но макушке серого безобразника. Еще круг сделала коляска, домчалась до того же места, стукнул дятел клювом по белому мышонку. И так попеременно: крутится коляска, стучит дятел клювом, только успевают мышата голову руками прикрывать. Наконец надоела дятлу эта работа, стукнул он клювом изо всех сил по коляске, и от этого удара понеслась она дальше по касательной.

А впереди — ручей. А через него перекинуто узенькое бревнышко. Влетела коляска на бревно, понеслась над глубоким ручьем. Доехала до середины, наклонилась, накренилась — вот-вот вниз свалится. Но белый мышонок высунулся из коляски, как во время мотокросса, выгнулся в другую сторону, а серый приятель его за ноги держит. Выпрямилась коляска, промчалась через ручей, влетела на лесную опушку и на всем ходу врезалась в здоровенную ель.

От могучего удара градом посыпались с дерева еловые шишки. Завалило коляску до самого верха. Только стоит на опушке холмик из еловых шишек.

Подъехал на своем велосипеде Леопольд, слез, остановился у холмика. Тут зашевелились шишки, вылезли наружу белый и серый мышата. У каждого по шишке на лбу, только не еловой, а настоящей. Посмотрели они на Леопольда и сказали жалобно:

— Прости нас, Леопольд…

— Прости, а?..

Посмотрел на них внимательно кот Леопольд, покачал головой и сказал ласково:

— Ребята, давайте жить дружно!..

Лето кота Леопольда

С рюкзаком за плечами, с сачком в руках, в соломенной шляпе шагает по улице кот Леопольд. Он идет и поет песенку о том, как ярко светит солнце, зеленеет трава и что жизнь вообще прекрасна и удивительна.

А в это время мы видим на крыше дома двух наших старых знакомых: белого и серого мышат. Они ползут по крыше, держа в руках большой арбуз. Прищурив глаз, целятся в движущуюся внизу мишень — соломенную шляпу кота Леопольда.

А ничего не подозревающий Леопольд уже поет о том, что, конечно, жизнь прекрасна, но она полна неожиданностей, и никогда точно не можешь знать, что тебя ждет в следующую минуту.

На этих словах мыши отпускают арбуз, и он, со свистом пролетев вниз, ударяет кота по соломенной шляпе и разлетается на куски. Но Леопольд как ни в чем не бывало допевает последнюю строчку: ко всему на свете ты должен быть готов. После чего снимает соломенную шляпу, и под ней оказывается прочный хоккейный шлем. Современный шлем хоккеиста, которому не страшны ни резиновая шайба, ни деревянные борта, ни, уж тем более, какой-то полосатый перезрелый арбуз!

ТИТРЫ…

ТИТРЫ…

ТИТРЫ.

Среди густой зеленой травы белеет одинокое строение: одноэтажный домик с чердаком, где проводит лето кот Леопольд. Распахнулась дверь, вышел, потягиваясь, на крыльцо кот-дачник. Посмотрел любовно на свой домик и обомлел: все стены исписаны черной краской. И по характеру надписей сразу видно, кто их намалевал. «Леопольд, выходи!», «Леопольд — подлый трус!». И даже «Леопольд — козел». А снизу еще пририсована физиономия кота с козлиными рогами и бородой.

— Ай-ай-ай! — схватился за голову Леопольд и убежал в домик.

А из кустов высунулись две торжествующие морды: серая и белая. У белого в руках кисточка, у серого — банка с черной краской. Короткими перебежками устремились к стене и — пока нет Леопольда — еще реши ли добавить. Серый мышонок обмакнул кисть и, радостно ощерясь, написал: «Леопольд — харёк».

— Ой-ой-ой! — сказал его более грамотный приятель, выхватил кисточку и «исправил» ошибку: «Леопольд — харёг». И быстро исчезли в кустах.

Вернулся кот Леопольд с малярной кистью и ведром белой краски. Обмакнул кисть — закрасил одну надпись, потянулся кистью вверх — не достает кисть до надписи «Леопольд — подлый трус». Покачал кот головой и снова убежал в домик, за лестницей.

А белый и серый проказники высунулись из кустов с большим тюбиком, на котором написано: «КЛЕЙ БФ». Подтащили тюбик и выдавили оттуда клей в ведро с краской. Нашкодили — и опять в кусты.

Вернулся Леопольд, приставил к стене лестницу, обмакнул кисть в ведро, взобрался на ступеньку и провел кистью по надписи. Приклеилась кисть к стене: ни туда ни сюда. Что такое? Удивился Леопольд, дернул к себе кисть со всей силой. И следом за кистью выехал наружу кусок чердака. Испугался кот, двинул кистью назад — вернулся чердак на место. Дернул снова за деревянную ручку кисти — выехал чердак, повел обратно — встал чердак на место.

Постоял кот, подумал: сообразил, что делать. Выдвинул немного чердак, взял оттуда пилу, отпилил от кисти деревянную ручку. Вдвинул чердак обратно, а из приклеившейся кисти быстрыми, ловкими движениями соорудил птичье гнездо.

Тут же прилетела птица с птенцами, запела, зачирикала, уютно устроившись в новом гнезде под карнизом. Улыбнулся одобрительно Леопольд, стоя на лестнице, отбросил ненужную деревянную палку в кусты. Прозвучал глухой удар, приподнялся из кустов белый мышонок с большой шишкой на лбу, заорал яростно:

— Лео…

Но серый приятель быстро зажал ему рот и утянул обратно в кусты.

А Леопольд слез с лестницы, посмотрел в ведро, пощупал — вся краска почему-то испорчена. Взял старое ведро и тоже выбросил в кусты. Снова прозвучал глухой удар, приподнялся из кустов серый мышонок с огромной шишкой на голове, яростно завопил:

— Лео…

Теперь уже белый приятель быстро зажал ему лапкой рот и утянул обратно в кусты.

А Леопольд уже бежит, тащит краскопульт с разбрызгивателем, закрашивать оставшиеся обидные надписи. Вставил шланг, включил моторчик и пошел брызгать тоненькой белой струйкой. Одна за другой стали исчезать черные надписи под слоем белой краски.

Вылезли из кустов разгневанные мыши, поползли по-пластунски к механизму. А Леопольд ничего не слышит из-за шума моторчика, ничего не видит, увлеченный своей работой. Вытащил белый мышонок шланг, передал его своему серому другу. На плите в домике стоит кастрюля с варящимся супом из овощей. Приподнял мышонок крышку, сунул туда шланг.

Ударила из краскопульта в стену домика тугая овощная струя, отпечатались на стенке морковка, редиска, помидор — натюрморт, да и только. Склонил голову Леопольд, посмотрел на это произведение. Хорошая картина получилась. Вытащил кусок деревянной стены с отпечатанным натюрмортом, отнес в дом, повесил на гвоздик. А с той стороны вставил в образовавшуюся дыру большое, светлое окно.

Заглянули мыши в это окно: сидит кот в кресле-качалке, любуется висящей перед ним картиной. Мыши аж передернулись от злости! Что же еще такое придумать, чтобы ему настроение испортить?..

Схватил белый мышонок прутик, быстро нарисовал на песке схему какого-то адского механизма.

— Это чего? — спросил серый мышонок-тугодум.

Наклонился к нему белый, быстро-быстро зашептал на ухо.

— Во! — радостно сказал серый мышонок и поднял вверх большой палец.

И вот уже сооружается перед дверями домика по проекту белого конструктора чудо техники двадцатого века. Прямо перед входом висит бутылка молока. От нее перекинута через сук дерева веревочка, которая соединена с проволочкой, которая проходит по веткам и подходит к высоко висящему на ветке арбузу. Здорово, но непонятно.

— Проверка! — объявляет белый мышонок.

Встал серый мышонок прямо под арбузом, посмотрел испуганно вверх, на висящий над ним плод, достал из-за пазухи зимнюю шапку, нахлобучил себе на голову.

— Давай! — махнул рукой Белый.

Дернул серый мышонок за бутылку молока. И сразу пришел в движение адский механизм. От натяжения выгнулась стальная пластинка, ударила по штырьку, подлетел вверх штырек, проткнул резиновый шарик, вышел из шарика воздух, распрямилась пружинка, ударила по лезвию. А лезвие уже перерезало веревочку, на которой висел арбуз. Со свистом пронесся арбуз и с силой ударил по голове серого мышонка.

— Получилось! — радостно вскинул вверх лапки белый изобретатель.

— Получилось, — сдавленным голосом подтвердил его серый приятель и, зашатавшись, рухнул на крыльцо.

А белый мышонок привел свою конструкцию в первоначальное положение, сделал другу искусственное дыхание, привел в чувство.

Теперь все как прежде: бутылка висит перед входом, арбуз качается на ветке. Постучал мышонок в дверь домика, и оба быстро отбежали за ближайшее дерево.

Вышел на крыльцо Леопольд. Что такое? Никого нет. Только перед его носом покачивается бутылка с молоком. Протянул кот к ней руку, хотел было взять. Глянул чуть вверх, а там покачивается на ветке огромный арбуз. Удивительно: на дубу арбуз растет. Забыл сразу Леопольд о бутылке молока, потянулся и сорвал с привязи арбуз. И сразу пришел в движение адский механизм, но только в обратном направлении. Сжалась пружинка, отбросила резиновый мячик, мячик ударил по штырьку, качнулся штырек, толкнул стальную пружину, а пружина выгнулась и ударила со всей силы по бутылке с молоком. Пронеслась со свистом бутылка, ударила по дереву, за которым спрятались мышата. От удара проснулись спящие в дупле дикие пчелы, вылетели из гнезда. Это кто наш покой нарушил? Вот эти двое? Ну, берегитесь!..

Заверещали мыши от ужаса, понеслись не чуя под собой ног. А пчелы уже настигают, все громче жужжит «а спиной пчелиный рой. На полном ходу влетели мыши в собачью конуру. Раздался оттуда жуткий рев потревоженного пса, похожий на львиный рык. Вылетели оттуда еще более напуганные мыши, дальше побежали.

Выбежали на дорогу, а пчелы все ближе. Куда от них спрятаться? Тут, на счастье, мчится по дороге какая-то цистерна. На цистерне написано: «Пиво». Зацепились за нее мыши, откинули верхний люк и бултыхнулись вниз. Забулькало что-то внутри, захлюпало, прошло полсекунды, и из цистерны глухо запели мыши веселыми голосами:

— Леопольд, подлый трус!..

С рюкзаком за плечами, в плаще, со складным зонтиком в руках идет по улице кот Леопольд. Он идет и поет песенку о том, как хорошо, когда моросит осенний дождичек, желтеет трава и вообще жизнь прекрасна и удивительна.

А на крыше дома опять двое наших знакомых: серый и белый мышата. Они снова ползут по крыше, держа в руках большой арбуз. Прищурив глаза, целятся в движущуюся внизу мишень — ничем не прикрытую голову кота Леопольда.

А ничего не подозревающий Леопольд снова поет припев песенки о том, что наша жизнь прекрасна, но она полна сюрпризов и никогда не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту.

На этих словах мыши отпускают арбуз, и он со свистом несется вниз на голову Леопольду. А кот в это время раскрыл над собой зонтик, допел последнюю строчку: ко всему на свете ты должен быть готов. Ударил арбуз сверху по зонтику, спружинил, развалился на две части, и обе части взлетели вверх, на крышу. Стукнула рикошетом каждая половина по мышонку, и полетели они вниз, дрыгая ногами.

Поднял кот голову: прямо на него несутся старые знакомые, визжа от страха. В последний момент перевернул Леопольд свой зонтик и поймал обеих мышей внутрь, как ловят потерпевших спасатели на пожаре.

Обхватили испуганные мыши ручку зонтика, сказали жалобно:

— Прости нас, Леопольд…

— Прости, Леопольдушка…

Улыбнулся кот и сказал им свою привычную фразу:

— Ребята, давайте жить дружно!..

Кот Леопольд во сне и наяву

Жарко светит летнее солнце. Серебром отливает река. На середине реки — маленькая лодка, а в лодке кот Леопольд. В длинных красных трусах и своей неизменной фиолетовой бабочке, надетой на голую шею.

Встал Леопольд в лодке во весь рост, перевалился через борт и плюхнулся в прохладную речку. Плавает, ныряет, кувыркается — наслаждается водными процедурами. Вдруг прямо перед ним из воды высунулась голова акулы. Да какая! Пасть огромная, зубы здоровенные — такая съест — не поморщится.

Брызнул ей Леопольд в морду водой и кинулся плыть к лодке, только брызги во все стороны полетели. А акула клацнула зубами — и вдогонку.

Влетел кот в свою лодку и заработал веслами — только побежали буруны, как от моторного катера. А странная акула, щелкая челюстями, мчится за ним — не отстает. Все ближе берег, и акула все ближе. Заработал кот Леопольд веслами с такой силой, что вылетел из лодки и помчался по воздуху, работая веслами.

Тяжело дыша, выскочил на песчаный берег. А из воды следом за ним вылетела акула. Вернее, не акула, а два мышонка: серый и белый. Оба в ластах, с трубками для дыхания. Серый держит на палке огромную акулью голову, а белый дергает за веревочку, и она послушно лязгает зубами.

Понял Леопольд, кто его напугал. Ухмыльнулся, расправил усы да как стукнет веслами, одно об другое. Побросали мыши свои пугательные приспособления и сломя голову кинулись прочь.

Бегут они по широкому песчаному пляжу. Впереди песок, сзади песок, сбоку песок. Для других — пляж, а для мышей просто пустыня Сахара. Идут-бредут, оставляя глубокие следы на мягком песке.

Вот выскочила из песка и пробежала ящерица, налетел порыв ветра, заметая следы. А мыши уже выбились из сил, ползут по песку на четвереньках. Белый достал из кармана флягу с водой, выпил последние капли и отбросил ненужную флягу в сторону. Оглядываются они по сторонам, а кругом песок, барханы. Видно, не выбраться им отсюда никогда.

— А-а-а! — заорал от ужаса белый мышонок.

Прямо перед ним лежит на песке чей-то череп: то ли козий, то ли бараний. Валяется белая кость, еще одна, груда костей. Наверное, следы от заблудившихся путников. Вдруг со свистом пролетела кость и упала за лесок. Поднял ее серый в ужасе, подполз к краю песчаного обрыва и видит такую картину: на пляже под кустиком сидят два пса-туриста. Горит костер, бренчит гитара, а собаки обгладывают кости и бросают их в сторону.

Разозлились мыши на самих себя за свои страхи, покрутили головами и увидели, что на середине реки, как ни в чем не бывало, сидит в своей лодочке Леопольд, удит рыбку.

— Леопольд! — пискливо заорал Белый. — Выходи!

А Серый яростно ударил костью о колено, запрыгал от боли на одной ноге и яростно добавил:

— Выходи, подлый трус!

И сразу на экране возник титр — заглавие фильма: «КОТ ЛЕОПОЛЬД ВО СНЕ И НАЯВУ».

ТИТРЫ…

ТИТРЫ…

ТИТРЫ…

И снова высоко в небе стоит горячее солнце. На песочке, лежа на полотенчике, в красных штанишках и фиолетовой бабочке, кот Леопольд читает «Робинзона Крузо». Разморило его жаркое солнце, зажмурились глазки, выпала из рук раскрытая книга. А там старинный рисунок: на песчаной отмели лежит без чувств выброшенный на берег Робинзон, а мимо плывут по воде обломки кораблекрушения.

Вздохнул Леопольд в полудреме, засопел глубоко носом и уснул. И снится ему такой сон. Маленький островок в середине океана с растущей посредине кокосовой пальмой. На острове в позе Робинзона лежит кот Леопольд, а мимо проплывают обломки кораблекрушения: бочки, доски, разные предметы. А вот плывут по воде традиционные шлепанцы кота Леопольда. Набежавшая волна прибила шлепанцы к острову и надела их на ноги коту. Очнулся Леопольд, посмотрел по сторонам, сел, подпершись ладонью, и пригорюнился.

Вдруг смотрит — на горизонте появился дымок, как от трубы корабля. Вскочил кот-Робинзон на ноги, запрыгал, замахал руками, чтобы обратили на него внимание. А из-за горизонта выплыл очередной обломок кораблекрушения: кусок стола, на нем примус, а на примусе стоит чайник и пускает пар из носика.

Вздохнул Леопольд, снова сел на песок. А из воды показался перископ подводной лодки. Замахал кот руками, закричал… Подплыл ближе перископ, начал подниматься из воды. А это, оказывается, не перископ, а хобот слона. Вылез слон из воды, прошелся по острову мимо оторопевшего Леопольда и снова погрузился в воду.

Совсем загрустил кот, видимо, неоткуда ждать помощи. И вдруг прямо на него выплывает старинный парусный корабль

— Э-гей! — закричал Леопольд. — Э-ге-гей!

Развернулся корабль кормой, взвился на мачте пиратский флаг. Распахнулось окно иллюминатора, вылез оттуда в тельняшке с красным платком на голове серый мышонок и заорал:

— Леопольд, выходи!

А на палубе стоит в треуголке и капитанском кителе белый мышонок, поглаживает рукой старинную пушку и приговаривает:

— Выходи, подлый трус!

Посмотрел на них Леопольд и сказал грустно:

— Пираты, давайте жить дружно…

Но серый мышонок уже поднес к пушке фитиль. Бабахнула пушка, и полетело ядро в сторону острова. Недолет. Еще выстрел — перелет. А третье ядро летит сочно в цель. Но Леопольд схватил доску от потонувшего корабля, стоит, отбивает ядра, как в лапту. Раз — улетело обратно ядро — снесло штурвал. Два — сбило с мачты пиратский флаг. Отбил кот третье ядро — ударилось оно об один борт, срикошетило в капитанскую рубку, стукнулось о другой борт и от него влетело обратно в дуло пушки. Раздулась пушка, разбухла и взорвалась со страшным грохотом.

Рассеялись клубы дыма. На палубе стоят два пирата: у белого на глазу черная повязка, а у серого — уже деревянная нога. Стиснул зубы белый мышонок, достал из кармана коробочку, вытащил из нее антенну.

Пи-пи-пи — прозвучал сигнал.

И по сигналу выехала на палубу пушка гигантских размеров. Втянул на нее в ужасе Леопольд, а из жерла уже несется огромное ядро. Попробовал кот отбить его доской — разлетелась доска в мелкие щепочки. Упало ядро посредине острова. Зажмурился кот, закрыл уши руками, а взрыва нет. Тут распахнулся замок-«молния» на упавшем ядре, и оттуда выскочил десант: серый мышонок с саблей и белый с пистолетом.

— А-а-а! — с криком кинулись на врага пираты. И началась погоня вокруг единственной пальмы. Носятся они по кругу, и сразу непонятно, кто кого догоняет. Развернулись мыши, побежали в обратную сторону, а Леопольд подпрыгнул и повис на ветке. Бегают внизу мыши, ищут пропавшего кота, а он карабкается вверх по стволу. Подняли пираты головы, а Леопольд уже скрылся среди пальмовых листьев.

Вскинул Белый старинный пистолет, выстрелил вверх. И сверху им на головы градом посыпались кокосовые орехи. Почесал Серый свою ушибленную голову, размахнулся саблей и ударил по стволу. Закачалась пальма. Ударил еще раз со всего размаха — затрещала пальма, наклонилась и упала в воду. На месте пальмы образовалась в островке маленькая дырка, хлынула туда вода, и остров стал медленно погружаться в воду.

А Леопольд, обхватив вершину пальмы, качается на воде посреди океана. Вдруг прямо перед ним высунулась из воды морда акулы. Точно такая же, какую мы видели в начале фильма. Высунулась и зубами лязгнула. Улыбнулся Леопольд: мол, второй раз не обманете. Взял и щелкнул акулу прямо в нос. От такой наглости взвилась в воздух огромная акулища и кинулась на кота, открыв пасть. Схватил Леопольд кокосовый орех, засунул хищнице в пасть и ходу!..

Бьет Леопольд по воде руками-ногами, несется, как торпеда, а акула мчится следом, не отстает. Пугает разинутой глоткой. Снял Леопольд один тапок с ноги, швырнул его в пасть, снял другой — бросил туда же. Жалко любимые шлепанцы, да что поделаешь? Жизнь дороже. Уже близко полоска берега, но и акула совсем рядом. А бросать ей в пасть уже нечего. Вздохнул кот, сорвал с себя галстук-бабочку и тоже бросил в акулу. Наделась бабочка ей на глаза, потеряла акула ориентацию, замотала головой — съехала бабочка вниз и наделась ей на шею, точно, как Леопольду.

А Леопольд уже стоит на берегу в своих красных штанишках, акуле «носики» показывает. Тут вышел из чащи носорог, увидел что-то красное, подошел и уперся сзади рогом. Обернулся кот, а прямо перед ним страшный носорог. Посмотрел назад — там акула. Снова взглянул на носорога, а тот нагнул низко голову да как замычит:

— Му-у-у!!

— О-о-ой! — закричал от страха Леопольд и проснулся.

Сидит он на пляже, рядом раскрытая книга лежит, а прямо перед ним стоит здоровенный бык и яростно мычит:

— Му-у-у!!

Подпрыгнул кот на месте и понесся от быка изо всех сил. А бык ударил копытами о землю и помчался следом, низко нагнув голову и целясь рогами в красные штанишки.

Взлетел кот на пригорок. Впереди — ветхий горбатый мостик. Кинулся Леопольд под мостик, затаился. Слышно только, как простучали по мостику копыта и остановились. Встал бык посреди моста, головой крутит. Распахнулась у быка на груди «молния», вылез оттуда белый мышонок, прислонил ладонь ко лбу, ищет кота.

Посмотрел кот через щель вверх, а бычья голова в это время нагнулась вниз. Увидели они через щель друг друга, заорали оба от неожиданности и снова помчались вперед.

Несется Леопольд по полю, через изгороди перескакивает. А могучий бык сшибает их на ходу. Добежал кот до опушки леса, спрятался за дерево, а бык туда же понесся. Тут навстречу ему выходит из-за дерева кот Леопольд. Вместо плавок надета на нем фиолетовая бабочка, а сбоку, как плащ тореадора, держит он свои красные штанишки.

Взревел бык и кинулся вперед. Ударил рогами по штанишкам и без чувств свалился на землю. Отвел кот в сторону свой «плащ», а за ним стоит пенек, а на пне лежит здоровенный кирпич. Смахнул кот со лба капли, сделал шаг в сторону — завозилась шкура быка, вылезли оттуда на свет два мышонка: один с шишкой на лбу, другой с наклейкой на носу.

— Прости нас, Леопольд, — жалобно сказал белый мышонок.

— Прости, а? — добавил серый.

Улыбнулся Леопольд и сказал им от всей души:

— Ребята, давайте жить дружно!

День рождения кота Леопольда. Мюзикл для детей в 2 актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

КОТ ЛЕОПОЛЬД.

БЕЛЫЙ МЫШОНОК.

СЕРЫЙ МЫШОНОК.

БАБУШКА ЛЕОПОЛЬДА.

ПЕС-ДОКТОР.

ПЕРВЫЙ АКТ

Фасад дома № 8/16. Перед домом стол, скамейка, грибок, песочница. В углу двора — телефонная будка. С песней появляются мыши.


МЫШИ.

В доме восемь дробь 16

Кот живет.

Этот кот заснуть нам, братцы.

Не дает.

Днем и ночью все заботы

Лишь о том.

Как свести скорее счеты

С тем котом.


До чего же бесполезный

Этот кот!

По перилам он не ездит

Круглый год,

Голубей он не гоняет

Во дворе.

Только буковки читает

В букваре.

Он причесан аккуратно

На пробор

И ведет всегда приятный

Разговор.

Рот в улыбке разевает

До ушей.

Словом, очень раздражает

Нас, мышей.


Мы отважны, мы бесстрашны.

Мы сильны,

И не зря зовет нас каждый —

Грызуны.

А когда посадим в лужу

Мы кота.

Вот тогда мы скажем дружно:

«Кры-со-та!».


Леопольд, выходи!


В раскрытом окне кот Леопольд.


ЛЕОПОЛЬД. Ребята, давайте жить дружно.

СЕРЫЙ. Никогда!

БЕЛЫЙ. Выходи, подлый трус!

ЛЕОПОЛЬД. Ребята, ну хоть сегодня оставьте меня в покое.

СЕРЫЙ. Почему это? Что, сегодня особый день?

ЛЕОПОЛЬД. Да, у меня сегодня праздник.

СЕРЫЙ. Какой праздник? Международный кошкин день?

ЛЕОПОЛЬД. Сегодня мой день рождения. И я вас очень, очень прошу, хоть сегодня не приставайте ко мне. Пожалуйста. А сейчас, извините, у меня много дел. (Исчезает.)

БЕЛЫЙ. День рождения у него!.. Подумаешь, крокодил Гена!..

СЕРЫЙ. А нас даже не пригласил.

БЕЛЫЙ. Испугался. Подлый трус.

СЕРЫЙ. Ну и ладно. Мы ему устроим день рождения.

БЕЛЫЙ. Сейчас мы его будем поздравлять.

СЕРЫЙ. Для чего?

БЕЛЫЙ. Для смеха. Иди сюда. (Подводит Серого к телефонной будке, набирает номер, на подоконнике у кота Леопольда звонит телефон, кот снимает трубку.) ЛЕОПОЛЬД. Алло…

БЕЛЫЙ. (женским голосом). Леопольдушка, здравствуй, мой голубчик!..

ЛЕОПОЛЬД. Здравствуйте. А кто это?

БЕЛЫЙ. Это я, твоя тетя.

ЛЕОПОЛЬД. Какая тетя?

БЕЛЫЙ. Тетя Мотя. Забыл, негодник! А кто тебя маленького на руках носил?..

СЕРЫЙ (в трубку). У-тю-тю-тю-тю…

БЕЛЫЙ. Кто тебя молочком из соски поил?

СЕРЫЙ. У-тю-тю-тю-тю…

ЛЕОПОЛЬД. Тетя, вы уж простите меня, но я вас плохо помню ведь я был такой маленький…

БЕЛЫЙ…Маленький, пушистенький, полосатенький.

СЕРЫЙ. У-тю-тю-тю!.. Прямо тигр!

ЛЕОПОЛЬД. Какой тигр?

БЕЛЫЙ. Ну, такой… карликовый. Но такой хорошенький! Так и хотелось взять тебя…

СЕРЫЙ. И задушить.

БЕЛЫЙ. Задушить в объятьях, мой дорогой!. Но не в этом дело. Я вспомнила, что у тебя день рождения, и решила поздравить.

ЛЕОПОЛЬД. Спасибо большое.

БЕЛЫЙ. Я тебе желаю, чтоб ты был здоровым, сильным, ловким…

СЕРЫЙ. У-тю-тю-тю-тю…

БЕЛЫЙ. Чтоб ты мог забраться на самое высокое дерево…

СЕРЫЙ (вырывает трубку)…И шмякнуться оттуда вверх тормашками. (Вешает трубку.)


Мыши хохочут.


ЛЕОПОЛЬД. Какие глупые шутки! (Кладет трубку.)

СЕРЫЙ. Дай, я теперь позвоню. Я тоже кое-что придумал. (Набирает номер, хриплым голосом) Алло!.. Это кто?..

ЛЕОПОЛЬД (снял трубку). Это я, Леопольд.

СЕРЫЙ. Лёпа? Здорово, это Гёша. Помнишь, мы с тобой на помойке познакомились?

ЛЕОПОЛЬД. Вы что-то путаете. Я на помойке не бываю.

СЕРЫЙ. A-а, брезгуешь… Загордился, старых друзей не узнаешь. Ну, ладно! Я не такой, как ты, я помню, что у тебя сегодня день рождения, и хочу послать тебе подарок. Ты сосиски любишь?

ЛЕОПОЛЬД. Люблю.

СЕРЫЙ. Ну вот, значит, угодил. Подарю тебе сосиску в целлофане. Только разделим ее по-братски: я съем сосиску, а весь целофан — тебе, чтоб ты им подавился.

(Вешает трубку.)

ЛЕОПОЛЬД. Да что же это за безобразие такое! Просто хулиганство!

БЕЛЫЙ. Теперь давай ему подарочек приготовим. Тащи торт.

СЕРЫЙ. Какой? Вот тот бисквитный с кремом? Этому коту? Ни за что!

БЕЛЫЙ. Тащи, говорю! У меня идея!


Серый приносит торт. Белый чем-то его посыпает.


СЕРЫЙ. Что ты делаешь? Зачем ты табаком посыпаешь?

БЕЛЫЙ. Молчи, серость! Я делаю чихательный торт. Кто кусочек попробует, три дня не прочихается.

СЕРЫЙ. A-а, понял. А как он этот торт получит?

БЕЛЫЙ. Учись, пока я жив. (Набирает номер телефона, старческим голосом) Алло, это квартира Леопольда?

ЛЕОПОЛЬД (сняв трубку). Да-да.

БЕЛЫЙ. Это с почты говорят. Тут вам посылочка пришла.

ЛЕОПОЛЬД. Очень приятно.

БЕЛЫЙ. Вам приятно, а мне тяжело ее к вам на второй этаж поднимать. Очень уж я старенький стал, извините. Может, вы спуститесь, я ее у подъезда оставлю.

ЛЕОПОЛЬД. Конечно, спущусь. Вы не беспокойтесь, дедушка.

БЕЛЫЙ. Спасибо, сынок. С праздничком тебя. (Вешает трубку.)


Серый ставит торт у подъезда, убегает.


ЛЕОПОЛЬД (выходит из подъезда). О-о, вот он — подарок. (Читает.) «Дорогому Леопольду в день рождения от друзей». Какие скромные друзья! Даже не назвали себя… Ой, как я люблю торт!.. Никто так не любит, как я! Сейчас возьму и попробую… Нет, отложу до вечера… А чего ждать?.. Ведь день рождения уже наступил. Попробую маленький кусочек… такой крохотный… на один зубок… Нет, нет, я себя знаю: сначала на один зубок, потом на второй, а потом — смотришь — от торта одна коробка осталась. Нет, подожду гостей. Вкусные вещи лучше всего есть с друзьями.


Мыши все видят, они подглядывают из-за угла дома.


СЕРЫЙ. Эх ты, такой торт зря отдали. Он даже не попробовал. А говорил, сейчас будем смеяться!..

БЕЛЫЙ. Тихо! Без паники! Сейчас будем смеяться. У меня еще есть подарочек. Называется «Сюрприз». (Выкатывает к ногам Леопольда футбольный мяч.) Дяденька! У нас мяч укатился, стукни сюда!..

ЛЕОПОЛЬД. Сейчас, детки, сию минуту! (Размахивается, с силой бьет.) А-а!.. (Прыгает на одной ноге, кричит от боли.) Ой!.. Что за мяч!.. (С трудом поднимает мяч, он падает с тяжелым стуком.) Что там внутри?!.

БЕЛЫЙ. Булыжники там внутри — вот что!

МЫШИ. Обманули дурака, пусть теперь болит нога!


Убегают.


ЛЕОПОЛЬД. Как больно! Как обидно! За что?! Что я им такого сделал? И, главное, в такой день! В такой радостный… (Плачет.)…Такой веселый… (Плачет еще сильнее.)…В такой торжественный!.. (Рыдает.) И даже пожалеть меня некому… приласкать… посочувствовать… (В зал.) Ребята, кто любит животных, поднимите руки… Молодцы, хорошо, что вы такие добрые. Я вас очень прошу: поплачьте со мной вместе. Знаете, когда тебе сочувствуют, сразу становится легче на душе. Приготовились!..Я вам дам сигнал, когда начинать плакать…


Отчего?! Почему?!.

Я никак не пойму.

Почему невезенье такое?..

Пожалейте меня

И поплачьте, друзья!

Коллективно поплачьте со мною!..

А-ай!.. Ай-ай-ай-ай!

Аяяшки-ай-ай-ай-ай! (2 раза)


Хорошо! Еще разок!

Никому никогда

Я не делал вреда —

Ни цветочку, ни птичке, ни мухе.

Так скажите скорей.

Почему от мышей

Я терплю эти страшные муки?!..


Опять все вместе!


А-ай!.. Ай-ай-ай-ай-ай!

Аяяшки-ай-ай-ай-ай! (2 раза)


Молодцы! А ну, еще выжмем слезу!


Вижу я, как у вас

Слезы льются из глаз.

Мы наплакали целое море.


Выкручивает платок, из него льется вода — трюк.


От поддержки друзей

На душе веселей.

Слезы высохли — кончилось горе!

(Тот же припев, но уже весело.) (4 раза)


ЛЕОПОЛЬД. Спасибо, спасибо, ребята. Всё прошло. И нога болеть перестала. Вот что значит сочувствие — все плохое сразу забывается! Про этих мышек я и не вспоминаю. И как они меня дразнили, и как хвост мне прищемили, и как мой любимый патефон сломали, и как мне во сне усы бантиком завязали, как они меня мучили, издевались… насмехались… (Плачет.) Несчастный я котик… До чего же мне плохо! Ой, как плохо! А-а-а!..


Появляется Пес-доктор.


ПЕС. Кому здесь плохо?

ЛЕОПОЛЬД. Доктор, милый, мне плохо.

ПЕС. Так, хорошо. На что жалуетесь?

ЛЕОПОЛЬД. На мышей. Они совершенно замучили мой организм.

ПЕС. Да?.. Любопытный случай… Послушаем… (Фонендоскопом слушает Кота.) Дышите — не дышите… Мышите — не мышите… Так… Вытяните руки вперед… (Руки кота дрожат.) Покажите зубы… (Зубы кота стучат.) Ноги вместе… (Ноги кота трясутся.) Первый случай в моей практике!.. Всегда мыши дрожат от котов, а тут наоборот… Послушайте, больной, а вы не пробовали с этими мышами серьезно поговорить, припугнуть, наконец, врезать…

ЛЕОПОЛЬД. Доктор, как это врезать?

ПEC. Как? Ну, не знаю, например, по шее.

ЛЕОПОЛЬД. Что вы, доктор, что вы! Однажды мне на лоб сел комарик, я шлепнул себя по лбу… (Плачет.)… И больше нет комарика!.. Я всегда плачу, когда вспоминаю этого маленького… летающего кровососика. (Закрывает лицо руками.)

ПЕС. Да, тяжелый случай. Подозреваю у вас воспаление доброты, Ну что ж, проверим. Вот скажите мне, у пас есть велосипед?

ЛЕОПОЛЬД. Есть, а что?

ПEC. Вот представьте себе, что кто-то взял ваш велосипед без спроса, разбил его в лепешку и эту лепешку притащил вам. Что вы ему скажете?

ЛЕОПОЛЬД. Я скажу: «Дружок, ты не ушибся?»

ПЕС (хватается за голову). Нет, нет, он не ушибся! Он врезался на вашем велосипеде в такой вот здоровенный дуб.

ЛЕОПОЛЬД. А дуб не пострадал?

ПЕС. Нет, не пострадал. Почему вас волнует дуб, лучше волнуйтесь о своем велосипеде.

ЛЕОПОЛЬД. А что о нем волноваться, с велосипедом все хорошо. Я его сдам на металлолом.

ПЕС. Ну. а тому, кто вам разбил велосипед, вы ничего не скажете?

ЛЕОПОЛЬД. А что говорить? С каждым бывает…

ПЕС. Но он вообще не умел кататься, а сел на чужой велосипед!!

ЛЕОПОЛЬД. Не умел?! Тогда я его научу.

ПЕС (хватается за сердце). Подождите, я приму успокоительные капли… Уф-ф, ладно, оставим в покое этот велосипед, возьмем другой пример. Вот это у вас что?

ЛЕОПОЛЬД. Это торт. Мне его подарили на день рождения.

ПЕС. Поздравляю. Вот какой-то хулиган берет у вас этот торт и уносит его. (Изображает хулигана, берет торт и отходит.) Ну, что ж вы молчите? Сделайте что-нибудь!

ЛЕОПОЛЬД. Э-э… Простите, уважаемый, вы, вероятно, ошиблись. Это мой торт.

ПЕС (в образе). Был твой, стал мой. Гы-ы-ы!.. Сегодня я его весь слопаю. Очень сладенькое люблю.

ЛЕОПОЛЬД. Ну, если вы так любите, ешьте на здоровье. Только не забудьте поставить в холодильник, что бы крем не испортился.

ПЕС (выйдя из образа). Стоп! Да что же это такое! Какой-то хам стащил ваш торт, а вы ему желаете здоровья! Разве так надо поступать?

ЛЕОПОЛЬД. А как?

ПЕС. Вот, смотрите. Надо вот так подойти… (показывает)…смело, решительно… Взять его за грудки и сказать: «А ну, немедленно верни торт! А то я из тебя еде лаю отбивную котлету!» Ясно?

ЛЕОПОЛЬД. Ясно.

ПЕС. Повторите.

ЛЕОПОЛЬД (решительно подходит берет Пса за грудки, поправляет ему галстук). Ну, вот что, дорогой мой… Немедленно поставьте торт на место! Нельзя начинать со сладкого! Если вы так проголодались, я сейчас вам сделаю отбивную котлету!

ПЕС. Все ясно. У вас общий добротит центральной нервной системы. Вы совершенно не умеете сердиться.

ЛЕОПОЛЬД. Да, не умею…

ПЕС. Не унывайте, дорогой мой, медицина может вам помочь. Вот вам специальные таблетки… «Озверин»…

ЛЕОПОЛЬД. «Озверин»? Какое страшное название!

ПЕС. Ничего страшного. Прекрасное лекарство. Как только вас обидят, примите одну таблетку, и вы сразу озвереете.

ЛЕОПОЛЬД. Навсегда?

ПЕС. Нет, всего на несколько минут, чтобы наказать обидчиков. А потом опять станете добрым.

ЛЕОПОЛЬД. Спасибо, доктор.

ПЕС. Всего хорошего, поправляйтесь. (Уходит.)


Леопольд собирается идти домой, но в это время мыши появляются из-за угла с рогатками, целятся. Серый стреляет в кота, он вскрикивает.


МЫШИ. Леопольд, подлый трус! Голова, как арбуз!

ЛЕОПОЛЬД. Так. Меня обидели. (Принимает таблетку.)


Белый стреляет и тоже попадает в Леопольда.


.. Ах, так?! (Принимает вторую таблетку.)И еще на бис! (Принимает третью, издает львиный рык, хватает металлическую трубу и завязывает ее узлом)


Зову мышей на бой.

Пусть встретятся со мной —

Хоть миллион, хоть миллиард —

Я тигр, а не кот.

Во мне сейчас живет

Не Леопольд, а леопард!


ПРИПЕВ (2 раза):


Дыбом шерсть.

Хвост трубой —

На дороге у меня не стой!

Если встречу тысячу чертей —

Разорву на тысячу частей!

Я мягким был котом

С пушистым животом.

Мурлыкал песенку свою.

Но есть всему предел —

Теперь я озверел

И сам себя не узнаю.


ПРИПЕВ (2 раза):

Дыбом шерсть.

Хвост трубой —

На дороге у меня не стой!

Если встречу тысячу чертей —

Разорву на тысячу частей!


Во время песни Леопольд гоняется за мышами, круша все на своем пути, загоняет их в мусорный ящик, вспрыгивает на крышу, танцует и поет. Действие «Озверина» кончается…


…Ой-ой-ой-ой-ой!.. Что же я натворил! Какой стыд! Какой позор! (Устанавливает на место телефонную будку, поднимает повалившийся забор, скамейку, грибок) Никогда больше не приму этот «Озверин». Лучше уж пусть все будет, как прежде. Ай-ай-ай-ай-ай!.. (Скрывается в подъезде.)


Открывается крышка мусорного ящика, оттуда показываются мыши.


СЕРЫЙ. Озверел совсем!.. Хищник полосатый. Что это с ним сегодня?

БЕЛЫЙ. Ты что, глухой? Он же сам сказал, что «Озверин» принял.

СЕРЫЙ. Какой такой «Озверин»?

БЕЛЫЙ. Лекарство такое. Примешь и сразу озвереневаешь — нет, озвереневеешь… озверениваешься…

СЕРЫЙ. Озверюшкиваешься!

БЕЛЫЙ. Правильно. Вот ты сейчас кто?

СЕРЫЙ. Мышонок.

БЕЛЫЙ. Вот то-то и оно. А таблетку примешь — и ты уже лев!.. Носорог!.. Крокодил!

СЕРЫЙ. А где же его взять, этот «Озверин»?

БЕЛЫЙ. Где лекарства берут? У доктора. (Падает на землю кричит: «Доктора! Доктора!»)

СЕРЫЙ (падает рядом). Помогите!


Появляется Пес-доктор.


ПЕС. Вызывали? На что жалуетесь?

МЫШИ. На кота!

БЕЛЫЙ. Леопольда! Он нас все время обижает.

СЕРЫЙ. Прохода не дает. Совсем замучил.

ПЕС. Кот Леопольд вас обижает?

МЫШИ. Да.

ПЕС. Интересно. А что ж вы не можете ему ответить?

БЕЛЫЙ. Что вы, доктор, мы такие смирные, тихие, примерные… Мы ему только: «Здравствуйте», «Добрый день», «Как поживаете»…

СЕРЫЙ. «Давайте жить дружно».

БЕЛЫЙ. Короче говоря, мы очень добрые, нам нужно срочно прописать «Озверин».

ПЕС. Да? Хорошо, давайте посмотрим, какие вы добрые. Вы сыр любите?

МЫШИ (смущаются). Любим.

ПЕС. Вот и отлично. Присаживайтесь…


Мыши садятся по бокам стола. Пес достает из саквояжа тарелку и кусок сыра.


.. Вот вам сыр, делите его, как вам подсказывает ваше доброе сердце.

БЕЛЫЙ (двигает тарелку к Серому). Ешь, дорогой друг!

СЕРЫЙ (двигает тарелку обратно). Нет, ты ешь, мой хороший!

БЕЛЫЙ (отворачивается от сыра и отодвигает тарелку к Серому). Ты больше меня, тебе нужно питаться.

СЕРЫЙ (тоже отворачивается и отодвигает тарелку обратно). Ты меньше меня, тебе надо расти.

Пес тем временем берет сыр с тарелки, прячет за спину.

МЫШИ (замечают, что тарелка пуста). А где сыр?

СЕРЫЙ (Белому). Это ты съел?

БЕЛЫЙ. Я?! Сам съел, а на других сваливаешь?

СЕРЫЙ. Это ты сваливаешь! Я отвернулся, а ты схватил. У (замахивается), обжора!

БЕЛЫЙ. А ты жиртрест!

ПЕС. Тихо, тихо! Успокойтесь! Вот он — сыр. Ну, а где ваша доброта?


Мыши начинают искать.


Не ищите, все равно не найдете. Ее у вас нет. И никакого «Озверина» я вам не дам.

СЕРЫЙ. У, жадина!.. А еще доктор.

ПЕС. Вам «Озверин» совершенно не нужен, вам нужно учиться доброте у кота Леопольда. И учиться надо регулярно три раза в день до еды. (Замечает в руках у Белого кубик Рубика.) Ой, мой любимый кубик! Можно на минуточку?

БЕЛЫЙ. Пожалуйста, играйте сколько хотите.

ПЕС. Вот спасибо! Я, когда вижу кубик Рубика, обо всем забываю! (Хватает кубик и начинает вертеть.)Так. Теперь зеленый… А это — вниз!

БЕЛЫЙ (показывает Серому на саквояж). «Озверин» там.

СЕРЫЙ. Тсс!

БЕЛЫЙ. Он сейчас ничего не слышит.


Серый открывает саквояж, роется в нем, достает коробочку.


…Есть!


Мыши на цыпочках убегают.


ПЕС…. Желтый вверх… белый вниз… Все! Вышло! Посмотрите! (Замечает, что мыши исчезли.) Ой, я так увлекся, что даже не попрощался… А почему открыт мой саквояж?.. Какой в нем беспорядок! Это здесь… это на месте… Одного лекарства не хватает. Гдe мой «Отшибин»?..


В окне появляется кот Леопольд.


ЛЕОПОЛЬД. Доктор! Доктор! Как хорошо, что вы здесь. Я совершенно забыл пригласить вас к себе на день рождения. Сегодня вечером.

ПЕС. Спасибо, спасибо, я непременно, я обязательно…

ЛЕОПОЛЬД. Доктор, вы чем-то взволнованы?

ПЕС. Очень. У меня пропало прекрасное лекарство. «Отшибин».

ЛЕОПОЛЬД. «Отшибин»? Никогда не слышал.

ПЕС. Это новое лекарство. «Отшибин» — он отшибает намять.

ЛЕОПОЛЬД. Но это же вредно!

ПЕС. Что вы! Наоборот. Очень полезно. Как бы вам объяснить… Допустим, вам надо идти к зубному врачу.

ЛЕОПОЛЬД. Ой…

ПЕС. Вот, видите, вам страшно. Потому что вы помните, как в прошлый раз вам было больно. А примете «Отшибин» — и всё забыли. Идете к зубному врачу, как на праздник! И что особенно хорошо — через некоторое время память возвращается, и человек опять все прекрасно помнит.

ЛЕОПОЛЬД. Какое замечательное лекарство!

ПЕС. Да, но где оно?.. Может, я его дома забыл. Пойду поищу. (Уходит.)

ЛЕОПОЛЬД (вслед). Не забудьте, вечером жду вас в гости!

ПЕС (из-за кулис). Обязательно буду.


Появляются мыши.


СЕРЫЙ. Вот он, наш «Озверинчик», «Озверинушка»!

БЕЛЫЙ. А ты не перепутал? Это точно «Озверин»?

СЕРЫЙ. Не веришь, сам прочти — на коробке написано.

БЕЛЫЙ. Я же читать не умею. Лучше ты прочти.

СЕРЫЙ. А я тоже неграмотный.

БЕЛЫЙ. Эх ты, серость! Дай сюда коробку. (В зал) Мальчик, прочти, что здесь написано. Только не обманывай. «Озверин»?


(Тут возможны 2 варианта: 1. Если мальчик ответил: «Да». Белый говорит: «Спасибо, я так и думал». 2. Если мальчик ответил: «Отшибин», Белый говорит: «Правильно, это и есть «Озверин». Как его примем, отшибем коту всякую охоту с нами связываться».)


СЕРЫЙ. Давай скорей, мне не терпится!

БЕЛЫЙ. По одной таблетке?

СЕРЫЙ. Чего там по одной, давай по две. Для верности.


Принимают таблетки.


БЕЛЫЙ (смотрит на Серого, не узнает). Здравствуйте, гражданин!

СЕРЫЙ. Добрый день. Вы кто будете?

БЕЛЫЙ. Я мышонок. А вы?

СЕРЫЙ. Я тоже мышонок.

БЕЛЫЙ. Как странно! Вы мышонок, я мышонок, а до сих пор не знакомы… Вы где живете?

СЕРЫЙ. В норе, во дворе.

БЕЛЫЙ. И я там же.

СЕРЫЙ. Что-то я вас не помню.

БЕЛЫЙ. И я вас в первый раз вижу.


Замечают в окне Леопольда.


… А ЭТО КТО?

СЕРЫЙ. По-моему, кот.

БЕЛЫЙ. Он, что, здесь живет?

СЕРЫЙ. Не знаю, раньше я его никогда не видел.

БЕЛЫЙ. Какой симпатичный кот! Я бы хотел с ним познакомиться.

СЕРЫЙ. И я бы хотел. (Коту.) Уважаемый!

БЕЛЫЙ. Дорогой друг, вы нас слышите?

ЛЕОПОЛЬД. Это вы мне?

МЫШИ. Вам, вам…

БЕЛЫЙ. Мы бы очень хотели с вами подружиться. А вы?

ЛЕОПОЛЬД. Я давно этого хотел. Я вам всегда говорил: «Ребята, давайте жить дружно». А вы не хотели.

СЕРЫЙ. Мы? Не хотели?

БЕЛЫЙ. Что-то мы такого не помним.

ЛЕОПОЛЬД. Ну, раз вы не помните плохого — и я его помнить не буду. Давайте мириться.

СЕРЫЙ. А мы с вами и не ссорились.

ЛЕОПОЛЬД. Ладно, ладно, не будем вспоминать.

БЕЛЫЙ. Выходите, будем играть в кошки-мышки!

ЛЕОПОЛЬД. Спасибо, ноя не могу. У меня сегодня день рождения, мне надо готовиться.

СЕРЫЙ. Поздравляем!

БЕЛЫЙ… давайте мы вам поможем. Картошку почистим.

СЕРЫЙ. Сыр нарежем.

ЛЕОПОЛЬД. Спасибо, я тронут вашим вниманием. По хозяйству мне помогает бабушка, а я хочу приготовить для гостей музыкальный сюрприз — любимые песенки из мультфильмов.

МЫШИ (прыгают от радости, хлопают в ладоши). Мы тоже любим мультики!

БЕЛЫЙ. А как мы поем!

СЕРЫЙ. Как соловьи!

ЛЕОПОЛЬД. Правда? Как хорошо! Тогда вы мне поможете. Сейчас спущусь. (Выбегает из подъезда с гитарой.)… Друзья мои, давайте порепетируем. Я хочу начать с моей любимой песенки: «Я весь день сижу на крутом…», знаете?

МЫШИ. Знаем, знаем!

ЛЕОПОЛЬД. Тогда начнем.


Я весь день сижу на крутом бережку.

Надо мной плывут в небе облака…


СЕРЫЙ.

Ласково жмурится морда Леопольда.

БЕЛЫЙ.

Весело плещется Бабушка-Яга.


ЛЕОПОЛЬД. Друзья мои, вы ошиблись, там не такие слова.

БЕЛЫЙ. А мы помним, что такие.

СЕРЫЙ. Да, мы лучше помним, потому что нас двое.

БЕЛЫЙ. Одна голова хорошо, а две лучше.

ЛЕОПОЛЬД. Ну, хорошо, не будем спорить. Споем другую песенку. Вот эту знаете?


Крокодил-дил-дил плывет…


СЕРЫЙ.

Крокодил-дил-дил орет…


ЛЕОПОЛЬД. Подождите, подождите! Что крокодил орет?

СЕРЫЙ.

Пропала собака, пропала собака…

БЕЛЫЙ.

Пропала собака по кличке Горшок.

ЛЕОПОЛЬД. Что вы поете? Собаку звали Дружок.

СЕРЫЙ. Ты сам ничего не помнишь.

БЕЛЫЙ. Ты лучше играй, а мы будем петь.

ЛЕОПОЛЬД. Что играть?

СЕРЫЙ. Все песни подряд.

БЕЛЫЙ. Мы все помним.


ОБА

Прилетит к нам волшебник

В голубом пылесосе.

СЕРЫЙ.

И бесплатно посмотрит кино.

БЕЛЫЙ.

Спросит: «Чей день рожденья?».

СЕРЫЙ.

Заберет все печенье,

ОБА

И с печеньем умчится в окно.

БЕЛЫЙ.

Облака, карусельные лошадки.

Облака, белокрылые мышатки.

Что кричите вы?

СЕРЫЙ.

Га-га-га!

БЕЛЫЙ.

Есть хотите вы?

СЕРЫЙ.

Да-да-да.

БЕЛЫЙ (танцуя).

Чунга-чайник!

СЕРЫЙ (танцуя).

Чунга-чайник!

ОБА.

Чунга-чайник весело живет.

БЕЛЫЙ.

Он не ходит в школу круглый год.

ОБА.

Чунга-чайник лучший ученик.

СЕРЫЙ.

Съел на праздник с двойками дневник.

ОБА.

Чудо-остров, чудо-остров.

Жить на нем легко и просто.

БЕЛЫЙ.

Там упал недавно с моста

Чунга-чайник.

ОБА.

Прилетели две тетери.

Поклевали, улетели…

Съел за это все тефтели

Чунга-чайник.

Тра-та-та, тра-та-та.

Мы везем с собой кота.

Чижика, собаку.

СЕРЫЙ.

Лысую макаку.

БЕЛЫЙ.

Попугая, кашалота.

ОБА.

И жиртреста-бегемота.

БЕЛЫЙ.

И с полей несется Бармалей,

Крокодил за ним бежит вприпрыжку.

СЕРЫЙ.

Бармалей в кроссовках «Адидас».

БЕЛЫЙ.

Крокодил в коротеньких штанишках.

ОБА.

И тогда наверняка

Кот нальет нам молока

И, конечно, пригласит на день рожденья.

Много песен мы споем

И ни строчки не соврем —

Вот что значит память всем на удивленье.


ЛЕОПОЛЬД (смеется, утирает слезы). Ой, друзья, вы все напутали. Но получилось так смешно, что я даже не стал вас останавливать. Думаю, что гости будут довольны. Вообще, друзья, я так рад, что мы, наконец, подружились… Знаете что? Не будем ждать до вечера. отпразднуем это событие прямо сейчас. У меня есть прекрасный торт. Подарок от совершенно незнакомых друзей. Сейчас я его принесу. Вы извините, что я не зову вас в дом, там бабушка делает сейчас генеральную уборку. (Убегает.)


СЕРЫЙ. Какой хороший кот! Симпатичный, добродушный! Как его зовут?

БЕЛЫЙ. По-моему, Леопольд.

СЕРЫЙ. Леопольд… И имя красивое…


Прибегает Леопольд с тортом.


ЛЕОПОЛЬД. Вот он — торт «Сюрприз»! Попробуйте его. пожалуйста, а я пока сбегаю, заварю чай. (Убегает.)

СЕРЫЙ. Слушай, где-то этот торт я уже видел…

БЕЛЫЙ (смеется). Где ты мог его видеть? Это же поди рок незнакомых друзей. Давай лучше попробуем по кусочку. (Отрезают два кусочка, откусывают, начинают чихать и стукаться головами о стол.)

СЕРЫЙ. Ой! Ой! Ко мне возвращается память. Это же наш торт! Мы туда сами табак насыпали.

БЕЛЫЙ. И я все вспомнил! Этот симпатичный котик это наш злейший враг кот Леопольд! Дружить он с нами захотел! В кошки-мышки играть! Чаи распивать!

СЕРЫЙ. Никогда!

ЦЕЛЫЙ. Ни за что!

ОБА. Ни за что на свете!


Мы терпеть не можем кошек.

Мы терпеть не можем кошек

От хвоста и до ушей.

Кот не может быть хорошим,

Кот не может быть хорошим

С точки зрения мышей.

Хвост за хвост!

Глаз за глаз!

Все равно ты не уйдешь от нас!

Хвост за хвост!

Глаз за глаз!

Вам скажем по секрету.

Вам скажем по секрету

Без намеков и угроз:

Ничего приятней нету.

Ничего приятней нету.

Чем тянуть кота за хвост!

Хвост за хвост!

Глаз за глаз!

Все равно ты не уйдешь от нас!

Хвост за хвост!

Глаз за глаз!

Леопольд, выходи, подлый трус!


Появляется Леопольд с чайным подносом.


ЛЕОПОЛЬД. Чай готов! А как торт? Понравился?

СЕРЫЙ. Очень.

БЕЛЫЙ. И я никогда такого не ел. Попробуй.

ЛЕОПОЛЬД. С удовольствием. (Откусывает, хочет чихнуть. Мыши валяются от смеха.)

МЫШИ. Обманули дурака, в торте пачка табака!

ЛЕОПОЛЬД (все еще собирается чихать). Ребята, давайте… а-а… давайте жить… а-а… дружно! Ап-чхи!


АНТРАКТ


ВТОРОЙ АКТ


Звучит мышиный марш. На авансцене появляются Серый и Белый.


БЕЛЫЙ. Ну! Я тебе говорил, что это не «Озверин»? Все споришь! Мы другое лекарство приняли. Оно память отшибает.

СЕРЫЙ. Откуда я знал? Что я, доктор?

БЕЛЫЙ. Хорошо еще, что память быстро вернулась. А то могли бы на всю жизнь дурачками остаться.

СЕРЫЙ. А теперь мы снова умные.

БЕЛЫЙ. Вот ты, умный, скажи, где ты теперь будешь «Озверин» доставать?

СЕРЫЙ. Не знаю.

БЕЛЫЙ. А я знаю. Доктор кому «Озверин» дал?

СЕРЫЙ. Леопольду.

БЕЛЫЙ. Значит, где он теперь?

СЕРЫЙ. Кто, Леопольд?

БЕЛЫЙ. Да не Леопольд, «Озверин»?

СЕРЫЙ. У кота.

БЕЛЫЙ. То-то. Соображать надо. Серость…

СЕРЫЙ. Ладно… Так и быть. Мир. Только скажи, как мы до этого «Озверина» доберемся?

БЕЛЫЙ. Очень просто. (Шепчет на ухо Серому. Оба ликуют.)

СЕРЫЙ. Ой, я уже чувствую, как эти таблетки у нас и руках…

БЕЛЫЙ. Мы становимся большими как… слон… Берегись, Леопольд!

СЕРЫЙ.

От бабушки от Мыши

Мы слышали не раз: —

Тише, мыши.

Кот на крыше —

Он сильнее вас.

Но нас на свете двое,

А он всего один.

Согнуть его дугою

Поможет «Озверин».

Раз-два, раз-два.

Расступается трава.

Мы идем — земля дрожит,

В страхе все бежит.

Ки-я! Ки-я!

«Озверина» принял я!

Кот для нас теперь блоха.

Ха-ха-ха-ха-ха!

Мы никогда не плачем,

Хоть в жизни счастья нет.

Сахар прячет

Кот собачий

От мышей в буфет.

Дрожи, несчастный хищник.

От страха весь трясись.

Мы вмиг тебя разыщем

И смело скажем: «Брысь!»

Ки-я! Ки-я!

«Озверина» принял я!

Кот для нас теперь блоха!

Ха-ха-ха-ха-ха!

Ки-я! Ки-я!

Зверя нет сильней меня!

Выходи, силач любой, —

Ой-ой-ой-ой-ой!


Мыши покидают сцену. Занавес открывается. Перед нами квартира Леопольда: в глубине чуть приподнята кухня. на переднем плане — гостиная.

Бабушка гладит скатерть.


БАБУШКА (Леопольду). Леопольдушка!

ЛЕОПОЛЬД. Бабуся, ты меня звала?

БАБУШКА. А где ходишь? Скоро гости придут, а у нас еще ничего не готово.

ЛЕОПОЛЬД. Бабушка, я с мышами репетировал.

БАБУШКА. Тоже нашел себе компанию! Мышка кошке не товарищ!

ЛЕОПОЛЬД. Я только хотел им объяснить, что нехорошо, когда соседи обижают друг друга.

БАБУШКА. Верно, нехорошо. А вот когда бабушке не помогают — хорошо?

ЛЕОПОЛЬД. Ой, бабуля! Прости! Прости, пожалуйста! Сейчас все сделаем, в один момент! Ну, что бы я без тебя делал?

БАБУШКА. Ладно, ладно, подлиза! Привык, что бабушка за тебя все делает!..

ЛЕОПОЛЬД.

Ах, работа, ты домашняя работа!

Заниматься нам тобою неохота!

Мыть, стирать, ходить за хлебом.

Пол мести, варить компот —

Одному такое дело

Не осилить и за год.

Без бабушки, без бабушки

Не испечь оладушки.

Котлеты пережарятся.

Свернется молоко.

А с бабушкой-бабусенькой

Все сразу станет вкусненьким.

Живется в доме весело

И дышится легко.

Ах, работа, ты домашняя работа!

Заниматься нам тобою неохота!

Погонять бы мяч футбольный.

Или с книжкою прилечь.

Но работы много в доме —

Надо бабушку беречь.

Без бабушки, без бабушки

Не испечь оладушки.

Котлеты пережарятся.

Свернется молоко.

А с бабушкой-бабусенькой

Все сразу станет вкусненьким.

Живется в доме весело

И дышится легко.


ЛЕОПОЛЬД и БАБУШКА.

Ах. работа, ты домашняя работа!

Заниматься нам тобою неохота!

Ах, бабулечка седая.

Мой любимый старый друг,

Ты повсюду успеваешь

И на все хватает рук.

Без бабушки, без бабушки

Не испечь оладушки.

Котлеты пережарятся.

Свернется молоко.

А с бабушкой-бабусенькой

Все сразу станет вкусненьким.

Живется в доме весело

И дышится легко.

БАБУШКА. Ну, хватит, хватит! Тебе б только петь да веселиться. А соли в доме у тебя нет ни крошки.

ЛЕОПОЛЬД. Не волнуйся, бабушка. Я мигом в магазин слетаю, одна нога здесь, другая там. (Убегает.)

БАБУШКА. A-а! Пять часов! А я еще тесто не ставила!


Звонок в дверь.


…Кто там?

ГОЛОС БЕЛОГО. Санитарная станция. Вас мыши не беспокоят?

БАБУШКА. Еще как беспокоят! Прямо жить не дают моему внуку. (Открывает дверь. Заходите, пожалуйста!


Входят Белый и Серый в синих халатах. На лицах у них марлевые повязки.


СЕРЫЙ. Сейчас посмотрим… Дырочки замажем, щелочки законопатим.

БЕЛЫЙ. Ни одна мышка не пролезет.

БАБУШКА. Вот спасибо. Вы делайте что надо, а я на кухне. Если что, позовете.

СЕРЫЙ. Иди, иди, бабуля. Мы тут без тебя управимся.

БЕЛЫЙ. Где он хранит лекарства, там и «Озверин».

СЕРЫЙ. А где он хранит?

БЕЛЫЙ. А я откуда знаю? Ищи!..


Ищут по всей комнате. Белый забирается на плечи Серому и ищет на шкафу. В это время входит Бабушка.


БАБУШКА. Неужели мыши и под потолок забираются?

БЕЛЫЙ. Ага, специальные мыши — летучие. (Показывает, как они летают, и падает на пол.)

БАБУШКА. Надо же! (Видит, что мыши роются в книгах.) А что, мыши и книгами интересуются?

БЕЛЫЙ. Конечно. Эти мыши — страшные грызуны.

Они все грызут: и книги, и штукатурку, и кирпич, и железо…

СЕРЫЙ. У них зубы знаете какие? Во!.. (Приподнимает маску, показывает свои зубы.)

БАБУШКА (в зал). Ясно, кто к нам пришел мышей выводить. Ну что ж, добро пожаловать. Сейчас я с ними поиграю в кошки-мышки.


В это время мыши что-то ищут под кроватью. Бабушка ложится на кровать, подпрыгивает, придавливая Мышей. Из-под кровати слышны крики. Мыши выбираются наружу.


СЕРЫЙ. Вы что делаете?

БЕЛЫЙ. Почему мешаете работать?

БАБУШКА. Да старая я, отдохнуть захотелось, вот и прилегла.

БЕЛЫЙ. Смотреть надо, куда ложитесь! Так можно человеку хвост отдавить!

БАБУШКА. Ну, извините, я тогда в кресле подремлю… (Усаживается в кресло, закрывает глаза.)

БЕЛЫЙ (Серому шепотом). На кухне посмотри.


Серый уходит. Белый ищет в шкафу. Бабушка подкрадывается и запирает за ним дверцу шкафа. Белый стучит, кричит: «На помощь! Замуровали!» Вбегает Серый.

Бабушка спит в кресле.


СЕРЫЙ. Что случилось? Кто кричал?

БАБУШКА (проснувшись). А? Что? Кто кричал? Это, наверно, я во сне.

СЕРЫЙ. A-а… (Уходит.)

БЕЛЫЙ (из шкафа). Спасите! Кислород кончается!..


Серый возвращается, отпирает шкаф, оттуда выпадает Белый.


…Это ты меня запер?

СЕРЫЙ. Нет.

БЕЛЫЙ. Врешь! Это все твои глупые шутки!.. Подожди, я тебе припомню! Дай только «Озверин» найти.


Ищут. Серый залез головой в буфет. Бабушка колет его сзади вязальной спицей.


СЕРЫЙ (вскрикивает. Белому). Ты что? Совсем спятил?

БЕЛЫЙ. А что я? Что я сделал?

СЕРЫЙ. Еще не сознаешься?! Сейчас как…


Бьет Белого подушкой по голове. Белый валится на пол. Звонок в дверь. Бабушка просыпается, бежит открывать.

Серый затаскивает Белого в шкаф, закрывает за собой дверцу. Входят Бабушка и Леопольд.


БАБУШКА. Тут к тебе двое с санитарной станции приходили.

ЛЕОПОЛЬД. Кто?

БАБУШКА. Мыши, вот кто. Думали, что я их не узнаю.

ЛЕОПОЛЬД. А где же они?

БАБУШКА. Сбежали. Услыхали, что ты идешь, и сбежали. Через окно, наверное. Давай мне соль, а ты пока квартиру пропылесось. Только не ленись, везде пропылесось: и ковер, и кресла, и в шкафу не забудь. (Уходит.)


Леопольд включает пылесос, водит им по полу, по мебели, открывает одну дверцу шкафа, пылесосит внутри, пылесос захлебывается… Леопольд открывает корпус: достает оттуда синие халаты, рубашки, брюки…

Кричит, направляясь к кухне.


ЛЕОПОЛЬД. Бабушка, откуда здесь эти вещи?


Из шкафа выскакивают мыши. Один завернут в скатерть, второй — в простыню. Босиком на цыпочках выбегают из квартиры.


МЫШИ (кричат из-за сцены). Подожди, Леопольд! Ты за это ответишь! За все ответишь, подлый трус!

БАБУШКА (входит вместе с Леопольдом). Они, видно, в шкафу сидели, а твой пылесос их раздел.

ЛЕОПОЛЬД. Ой, как неудобно получилось!

БАБУШКА. Ну и пусть! Не будут в следующий раз безобразничать! Где у тебя дрожжи? Везде обыскалась.

ЛЕОПОЛЬД. Да они там, за самоваром.

БАБУШКА (лезет за самовар). Тут нет никаких дрожжей. Только коробка, а на ней написано «Озверин».

ЛЕОПОЛЬД. Да «Озверин» я давно выбросил, я в этой коробке дрожжи держу.

БАБУШКА. Вот беспорядок! Сразу видно: один мужчина в доме. (Берет часть дрожжей и уходит.)

ЛЕОПОЛЬД (накрывает на стол, поет).


В квартире нашей все блестит.

Посуды слышен звон,

И стол торжественный накрыт

На несколько персон.

И в ожидании друзей

На кухне все кипит —

Ведь знают все, что у гостей

Хороший аппетит.


Подходит Бабушка.


ЛЕОПОЛЬД и БАБУШКА.

Ведь без гостей.

Как без друзей.

На свете очень трудно жить.

И не беда.

Что после них

Посуду надо мыть.


Звонок в дверь. Леопольд и Бабушка встречают гостя.

Это Пес.


ПЕС. Дорогой друг, с днем рождения! Примите, пожалуйста, мой скромный подарок. Сегодня я осматривал двух мышат — ваших соседей. Они мне не очень понравились, а вот их игрушка так понравилась, что я решил купить точно такую же и подарить вам. Ой, я очень волнуюсь, понравится ли она вам. Это рубик Кубика, то есть, кубик Рубчика… нет, тюбик бублика…

ЛЕОПОЛЬД. Кубик Рубика?

ПЕС. Да!

ЛЕОПОЛЬД. Ура! Я так давно мечтал о нем. Спасибо большое.

Подарки любит получать

Любой нормальный кот,

И малолетний крокодил,

И старый бегемот.

Подарки славно принимать.

Приятно их дарить…

Тот, кто согласен, может встать

И песню подхватить…

ВСЕ.

Ведь без гостей.

Как без друзей.

На свете очень трудно жить.

И не беда.

Что после них

Посуду надо мыть.


Звонок в дверь.


Входит Свинья в сарафане. Вместо носа — круглый пятачок. Это переодетый Белый.


СВИНЬЯ. Извините, я без приглашения, но у нас, у свиней, так принято. Я ваша новая соседка.

ЛЕОПОЛЬД. Здравствуйте, пожалуйста, проходите, гостем будете.

СВИНЬЯ. Но я не одна. Мне ребенка не с кем было оставить, я его с собой привезла. (Выкатывает большую коляску.) Вот он, мой поросеночек! Моя хрюшечка!


Из коляски высовывается голова Поросенка с пятачком. Это Серый в детском чепчике.


ПOPOCEHOK. Мама! Дай бутербродик с сыром!

СВИНЬЯ. Рано тебе еще бутербродик.

ЛЕОПОЛЬД. Ну, почему? Если ребенок хочет, пусть ест на здоровье. Бери, малыш. (Подносит, к коляске тарелку с бутербродами. Высовываются две руки, ссыпают бутерброды в коляску, возвращают пустую тарелку.)

ПЕС. А не вредно маленькому столько есть?

СВИНЬЯ. Ничего, у нас, у свиней, так принято.

БАБУШКА. А сколько вашему?

СВИНЬЯ. Нашему? Годик. С хвостиком.

БАБУШКА. Странно… Годик, а говорит, как большой.

СВИНЬЯ. Да что вы? Он всего несколько слов знает.

ПОРОСЕНОК (высовывает голову из коляски). Мама! Дай пепси-колу!

ЛЕОПОЛЬД. Сейчас принесу. (Уходит)


Поросенок начинает хныкать. Свинья качает коляску. Все столпились вокруг коляски, пытаются успокоить ребенка. Свинья, пользуясь случаем, отходит от коляски, устремляется к буфету.

Ищет там «Озверин».

ПЕС. Успокойся, успокойся, маленький.

БАБУШКА. А вот, посмотри, какая красивая коробочка… Поиграй коробочкой…

ПЕС. Что вы делаете?! Это же сильнейшее лекарство— «Озверин»!

СВИНЬЯ. «Озверин»?

ПОРОСЕНОК. Где «Озверин»? Хочу «Озверина»! «Озверина» хочу!..

СВИНЬЯ. Прекратите мучить ребенка! Дайте ему коробочку.

ПЕС. А я как врач говорю — нельзя!

БАБУШКА. Вы, уважаемая, слишком распустили свое дитя!

СВИНЬЯ. Я лучше вас знаю, как воспитывать детей.

БАБУШКА. Нет, не знаете! Он у вас вырастет свинья свиньей.


Пользуясь ссорой, Серый вылезает из коляски, на цыпочках идет к коробке с «Озверином». Пес замечает это.


ПЕС. Это еще что такое?!

Серый замирает.

… Это не поросенок! (Подходит к Серому, снимает пятачок.) Это мышонок! (Свинье.) А вы никакая не хрюшка! (Снимает с нее пятачок.) Как же вам не стыдно! Обманщики! Ну-ка, убирайтесь подобру-поздорову.

БЕЛЫЙ. Подумаешь! Испугали… (Садится в коляску.) Водитель, трогай! Поехали!


Серый увозит коляску с Белым. Появляется Леопольд с праздничным пирогом в руках.


ЛЕОПОЛЬД. Ну, вот, дорогие гости, праздничный пирог готов!.. А где свинка?

БАБУШКА. Э-э… Дело в том, что эта свинка оказалась…

ПЕС (перебивает). Оказалось, что эта свинка забыла выключить утюг. Она дико извинялась, что не может остаться, и просила передать вам сердечный привет… ЛЕОПОЛЬД. Спасибо. А теперь прошу к столу!

ПЕС. Минуточку! Прежде чем мы сядем за этот прекрасный стол, я хочу поздравить нашего дорогого Леопольда.

ЛЕОПОЛЬД. Но вы меня уже поздравляли.

ПEC. Нет, я поздравлял от своего имени, а теперь я буду поздравлять от имени всех ваших друзей. Вы даже не знаете, милый мой Леопольд, сколько у вас друзей. (Показывает на зал.) Вот столько. И даже больше. (В зал.) Ребята, не подведите. Как только я махну рукой, будете мне подпевать. Внимание!


Сегодня в день рождения,

В твой славный юбилей.

Принес я поздравления

От имени зверей.

Все звери твердо знают.

Что ты добрейший кот.

Об этом громко лают

Собаки всех пород.


ВСЕ. Ав-ав-ав!..

ПEC. Что значит — дорогой!

ВСЕ. Ав-ав-ав!..

ПЕС. Друзья всегда с тобой!

ВСЕ. Леопольд!

ПЕС. Не бойся никого!

ВСЕ.

Будь здоров, расти большой. И не будь лапшой!

ПЕС.

Зверям и насекомым

Известен твой талант.

Всем хорошо знакомым

Стал твой лиловый бант.

И для кота такого

В чудесный этот день

С утра поют коровы

Окрестных деревень.


ВСЕ. Му-му-му!..

ПЕС. Что значит — милый кот!

ВСЕ. Му-му-му!..

ПЕС. Пей наше молоко!

ВСЕ. Леопольд!

ПЕС. Не обижай быков!

ВСЕ.

Будь здоров, расти большой

И не будь лапшой!

Ты очень уважаешь

Больших и малышей.

Когтей не распускаешь

На птиц и на мышей.

За слабых заступиться

Готов без лишних слов —

О том щебечут птицы

На сотни голосов.


ВСЕ. Чик-чи-рик!..

ПЕС. Что значит — молодец!

ВСЕ. Чик-чи-рик!

ПЕС. Будь весел, как скворец!

ВСЕ. Леопольд!


Звонок в дверь.


ЛЕОПОЛЬД. Это, наверное, Свинка вернулась!


Входит Лошадь. У нее внутри двое — Белый и Серый. Она ходит кланяется, приветственно поднимает передние ноги, садится на задние.


ЛОШАДЬ. Поздравля-я-яю вас, дорогой Леопо-о-ольд!

ЛЕОПОЛЬД. Спасибо. А вы кто?

ЛОШАДЬ. Я Лошадь. Разве не похоже? (Взбрыкивает задними ногами.) Я вас так люблю! Когда ваш фильм шел по телевизору, у нас все лошади ржа-а-ли… И-и-и-о-о-о!

БАБУШКА. Гости дорогие! Все остынет! Садитесь за стол!

ПЕС. Прошу прощения, но я как врач хочу перед едой всех попросить помыть руки.

БАБУШКА. Верно. Золотые слова. Умываться!

Все, кроме Лошади, уходят.

БЕЛЫЙ (из-под попоны). Ушли! Давай быстро!


Из-под попоны вылезают Белый и Серый. Хватают коробку с «Озверином».


СЕРЫЙ. А здесь не таблетки, а какие-то большие кубики.

БЕЛЫЙ. Вот и хорошо, значит, быстрей подействует.

СЕРЫЙ (нюхает). Слушай, они дрожжами пахнут!

БЕЛЫЙ. Ну, правильно! От «Озверина» сила растет, как на дрожжах. Давай скорей глотай, а то сейчас вернутся!


Оба глотают дрожжи. У Белого и Серого прямо на глазах начинают раздуваться животы. Это трюк: резиновые камеры, соединенные с грушей в кармане.


СЕРЫЙ. Ой, что это со мной?

БЕЛЫЙ. Не знаю… А со мной?

СЕРЫЙ. Со мной плохо. Ай!.. Ай!. Помогите!

БЕЛЫЙ. Спасите! Сейчас лопну!..


Вбегают Леопольд. Бабушка и Гости.


…Спасите нас! Мы съели «Озверин» из этой коробки.

ЛЕОПОЛЬД. Это не «Озверин», это дрожжи.

СЕРЫЙ. Доктор, помогите! Сделайте что-нибудь!

ПЕС. Сейчас я вам введу «Антибрюхин».


Достает из саквояжа большой шприц. Мыши в ужасе уползают за кулисы. Пес следует за ними. Слышны крики Мышей. Все трое возвращаются. Мыши приняли прежний вид.


БЕЛЫЙ. Прости нас, Леопольд!

СЕРЫЙ. Прости, а?

ЛЕОПОЛЬД. Ладно, так и быть. Я столько раз вас прощал, прошу и на этот раз.

БАБУШКА. Ну, когда ж мы, наконец, сядем за стол?


Все садятся. Мыши скромно стоят в стороне.


ЛЕОПОЛЬД. Ребята, а вы что не садитесь?

БЕЛЫЙ. А нам тоже можно?

СЕРЫЙ. Нас еще никто ни разу не приглашал за стол.

ЛЕОПОЛЬД.

Я не трус, скажу вам честно,

Просто я считаю так:

На земле огромной хватит места

Для мышей, для кошек и собак.

ВСЕ.

Ярче солнце светит.

Щебечет воробей.

Добрым жить на белом свете

Веселей!

(Последние две строки — два раза).


КОНЕЦ

Паспорт

Киносценарий

(в соавторстве с Р. Габриадзе и Г.Данелия)


На экране сухощавое небритое лицо тридцатипятилетнего мужчины в нейлоновой шляпе. Он, медленно заглядывая в бумажку, говорит на иврите с сильным грузинским акцентом о том, что наконец исполнилась его мечта и он прибыл на землю, завещанную ему праотцем Авраамом. Он понимает важность этого шага не только для себя и своей семьи, но и для всех будущих поколений.

Звучат жидкие аплодисменты, и тут мы видим, что речь он произносил не перед аудиторией, а в комнате перед своей женой и восьмилетней дочерью.

Мужчину зовут Яша. Его жену — Инга.

На фоне горного городка, увенчанного старинной церковью, возникает заглавная надпись фильма. На дальнейших сценах идут титры.

Снежные вершины Кавказского хребта. К полуразрушенной часовне, на которой написано «Кассы Аэрофлота», подскакал на лошади шестидесятилетний мужчина в папахе и драповом пальто. Это Вахтанг — отец Яши и нашего главного героя — Мераба. Отец легко соскочил с лошади, привязал ее к столбу и направился к вертолету, в который крестьяне грузили тюки шерсти.

На аэродроме городка отца встретил Мераб, тридцатилетний таксист в форменной фуражке. Отец сухо кивнул сыну и сел в машину.

Такси въехало во двор двухэтажного дома, опоясанного ажурными балконами. Отец медленно поднялся по скрипучей лестнице. Инга заколачивала досками пианино. Яша укладывал в коробку стопки детских книг. Отец мрачно посмотрел на сына, на невестку, подошел к ребенку, разбирающему за шахматной доской какую-то позицию. Погладив девочку по голове, тяжело вздохнул:

— Будущую чемпионку Грузии увозите.

— Ничего, — ответила невестка, — будет чемпионкой Израиля.

По ее напряженному поведению чувствуется, что она — главный инициатор отъезда.

Отец сел за стол, на котором лежали выездные паспорта репатриантов: гербовые листки с фотографиями. Взял паспорт Яши, посмотрел, затем сказал стоящему в дверях Мерабу:

— Дай-ка твои права…

Положил документы перед собой. В жизни Яша рыжеватый и сероглазый, Мераб — жгучий брюнет, но на черно-белых фотографиях они очень похожи.

— Иди сюда, — подозвал отец Ингу. — Вот, — он ткнул пальцем в фотографию Яши, — у этого мать еврейка. А у этого, — он показал на фотографию Мераба, — грузинка. И что? Одно лицо. А ты говоришь, национальность по матери определяется. Нет, дорогая, в любом деле главное — инструмент!

Он отобрал у Инги молоток и дал ей гвоздь:

— На, забей его в свое пианино без инструмента.

— Все равно, главное не гвоздь, а пианино, — не согласилась Инга.

По извилистой горной дороге ехали две машины. В передней — отец и Яша с семьей, во втором такси за рулем сидел Мераб. В его машине ехали три старушки в черном и мужчина с гитарой. Он перебирал струны, негромко напевая песню.

— Вай! — вдруг вспомнил Мераб. — Родную землю забыли!

Он резко затормозил, развернул машину и понесся в обратную сторону. Старушки начали его уговаривать набрать родной земли прямо тут, на обочине, но Мераб был непреклонен. Он въехал в свой двор, вынул из багажника лопатку, набрал земли из цветочной клумбы в целлофановый пакет и положил его в карман пиджака… По дороге в Тбилиси его два раза останавливали за превышение скорости.

Когда Мераб выбежал на перрон вокзала, там уже было пусто. Только вдалеке чернела фигура отца. Отец стоял, сгорбившись, широко расставив ноги. Рядом с ним стояла жена Мераба — Циала.

— Опоздал? Ничего, я их во Мцхетах догоню! — сказал Мераб.

— Поезжай с ними в Москву, — сказал отец. — Эти ненормальные там ребенка могут потерять.

— Ладно. — Мераб побежал было, но вспомнил о жене, вернулся, поцеловал ее и спросил, что ей привезти.

— Ничего, — сказала жена. — Сам быстрей приезжай.

Мераб лихо припарковал машину на привокзальной площади города Мцхета. На всякий случай открыл капот, снял крышку от трамблера, положил ее в карман, запер машину и побежал на перрон к прибывающему поезду.

Скромная московская квартира Васи — друга Мераба по службе в армии. Женщины убирали со стола, Мераб с Яшей смотрели по телевизору программу «Время», а девочка играла в шахматы с хозяином дома. По его покрасневшему загривку видно было, что он проигрывает.

На экране телевизора показывали взрывы, дубинки, полицейские брандспойты.

— Куда едем?.. — вздыхает Яша.

— Хватит, — говорит Инга. — С работы уволились, квартиру сдали, обратного пути нет. И там дядя Изя надет.

— Слушай, — сказал Мераб брату, — последний вечер, что мы тут сидим? Пойдем Москву посмотрим. Вася, пойдешь?..

— Извини, сержант, — сказал проигравший Вася, — и отыграться хочу.

… Братья вышли на улицу.

— Вези в самый хороший ресторан, — сказал Яша таксисту.

Таксист отвез их в Хаммеровский центр. В этом шикарном отеле останавливаются приезжие бизнесмены и зарубежные делегации. Обычных граждан туда, как правило, не пускают. Но, выйдя из такси, Мераб с Яшей попали в группу приехавших Пакистанцев, таких же смуглых и горбоносых, как и они. Вместе с группой они вошли в вестибюль гостиницы и, пораженные, остановились. Кругом мрамор, фонтаны, растущие прямо на камнях зеленые деревья, снующие вверх и вниз стеклянные капсулы лифтов.

— Ну, — спросил Мераб, — зачем тебе ехать? Вот же она, заграница, под боком. Вышел отсюда, — Мераб шагнул за дверь, — дома. Вошел — заграница. Вышел — опять дома. Вошел…

— Гражданин, — прервал его рассуждения швейцар, — а вы что здесь делаете?

— Я брата провожаю.

— Вы здесь проживаете?

— Нет, дорогой, мы посмотреть.

— Не положено.

— Слушай, мы только по бокалу шампанского выпьем и уйдем, — попросил Яша.

— Не положено.

— Ну, будь человеком! Дай на прощанье шампанского выпить.

— А я прошу — покиньте помещение.

— Покидаю, покидаю! — кричит Яша. — Навсегда покидаю!

К международному аэропорту «Шереметьево» подъехала большая черная машина. Из нее вышел патриарх с большим крестом на груди и провожающие его служители православной церкви.

Братья катили тележку, нагруженную вещами, по залу. За ними шла Инга с ребенком. У ребенка под мышкой шахматная доска.

Впереди них шла женская баскетбольная команда из Замбии.

— Куда едем? Зачем? — снова засомневался Яша.

— Хватит, — оборвала его Инга. — Надоело.

— Женщина! Ты как со мной разговариваешь?! — вдруг взорвался Яша. — Я грузинский еврей, а не какой-нибудь латышский ашкенази! Запомни!

— Правильно он говорит, — сказал Мераб. — Зачем вам куда-то ехать? Думаешь, там хорошо?

— А здесь хорошо? — заорал на брата Яша. — Бокал шампанского на прощанье с братом выпить нельзя!

А если сейчас принесу — останешься?

— Вот ты принесешь! — Яша показал Мерабу кукиш.

Значит, договорились? Если приношу шампанское — остаетесь.

— Остаемся, остаемся, — проворчал Яша и покатил тележку дальше.

Мераб побежал к буфету. Там ему объяснили, что спиртных напитков давно нет. Шампанское можно купить только в баре за пограничным контролем. Напрасно Мераб уговаривал буфетчицу, предлагал двойную цену — шампанского не было.

С пустыми руками он подошел к стойке, за которой Яша заполнял таможенную декларацию на английском языке.

— Ну что, — ехидно спросил Яша, — принес?.. Фигу ты принес! — Он снова склонился над декларацией. — Ступка — предмет старины?

— Если старая, то предмет.

— Как ступка по-английски?

Мераб на секунду задумался:

— Забыл.

— Забыл… Три года в институте иностранных языков учился, а простых вещей не знаешь.

— Яша, — позвала мужа Инга, — вот тут декларация на русском. Я же говорила.

— Смотри за вещами, — сказал Яша брату и пошел к Инге.

На стойке остались его паспорт и билет.

Мераб несколько секунд постоял. Потом достал ручку, взял бланк, написал сверху: «Яков Папашвили», а далее везде поставил «Ноу».

Яша, высунув от усердия язык, заполнял декларацию, когда услышал голос брата:

— Яша!

Мераб уже стоял по ту сторону таможенного контроля.

— Не волнуйся, — крикнул он. — Я сейчас.

— Ты куда? — в ужасе закричала Инга.

— Тс-с, — Мераб приложил палец к губам.

Он поднялся на второй этаж, подошел к одной из будок, где за стеклом сидел пограничник. Положил перед ним паспорт, посадочный талон и, чтоб больше походить на оригинал, принял напряженное выражение лица, какое почему-то бывает на всех паспортных фотографиях. Пограничник сверил оригинал с фотографией, поставил штамп и нажатием кнопки открыл никелированный турникет.

Мераб забежал в бар, купил две бутылки шампанского и побежал обратно. Добежал до турникета и постучал в будку пограничника:

— Слышишь, друг, открой.

— Не положено.

— Да мне туда нужно.

— Отойдите, гражданин, — строго сказал пограничник. — Государственная граница.

— Я передумал. Не хочу лететь.

— Обращайтесь в Вене в наше посольство.

— Послушай, это ошибка. Это мой брат должен лететь.

— Обращайтесь к начальнику.

— Где он?

— Там, — показал пограничнике глубину аэропорта.

Мераб заметался по стеклянным коридорам в поисках начальника. Когда он, наконец, нашел комнату, где должен был сидеть начальник, дверь кабинета оказалась запертой. Женщина в летной форме сказала, что начальник вышел.

А в зале аэропорта в это время нервничали родственники.

— Мы опоздаем, — хныкала Инга. — Объяви по радио, чтобы этот идиот вернулся.

— Если узнают, что я кому-то дал свой паспорт, его вообще отберут, — сказал Яша.

Мераб нервно бегал перед кабинетом начальника. Появилась уборщица с ведром и тряпкой.

— Где он? — накинулся на нее Мераб. — Посадка уже заканчивается!

Уборщица сказала, что сейчас обеденный перерыв, и Иван Петрович, наверное, в столовой.

Мераб снова понесся по стеклянным галереям, по лестницам… Нашел столовую. Там за одним из столом ел суп Иван Петрович.

Выпустите меня, пожалуйста! — взмолился Мераб. — Они уже на самолет опоздали!

Куда выпустить? — спросил Иван Петрович.

Обратно, в Советский Союз!

Иван Петрович смазал кусочек мяса горчицей, смачно откусил, поморщился и высказал недоумение, почему некоторые люди еврейской национальности, не успев пересечь границу, тут же передумывают уезжать.

Я не еврей! — закричал Мераб. — Это мой брат еврейской национальности!

Иван Петрович искренне удивился:

Как так? Сам не еврей, а брат еврейской национальности.

Мамы разные! Мамы! Моя грузинка, а его — еврейка.

— А папы?

— Папа один.

— Многоженец?

— Зачем многоженец?! Яшина мама при родах умерла, а моя за другого вышла.

— Бывает, — посочувствовал Иван Петрович.

Далее выяснилось, что он ничем Мерабу помочь не может. Он начальник перевозок, а вопрос Мераба может решить только начальник пограничников — товарищ Лунц.

Мераб побежал искать Лунца.

— Пассажир, вы куда? — остановила Мераба стюардесса, увидев у него в руке посадочный талон «Москва — Вена».

— Мне нужен Лунц! Где его найти?

Стюардесса посмотрела список пассажиров.

— Лунц в самолете. — И она повела Мераба по рифленому коридорчику в салон самолета.

— Займите свое место, — сказала она Мерабу.

— Некогда мне сидеть! Лунца позовите!

— Пассажир Лунц, вас разыскивают, — по-английски объявила в микрофон стюардесса.

С места поднялся пожилой мужчина в кожаных шортах и тирольской шляпе с пером.

— Их бин херр Лунц. Вас волен зи? — спросил он.

Стюардесса закрыла дверь и повернула запор.

У справочного окошка стояли Инга и Яша.

— С ним что-то случилось, — настаивал Яша. — Узнайте: он или в милиции, или в медпункте!

Девушка связалась с кем-то по селектору.

— Пассажир Яков Папашвили находится на борту самолета Москва — Вена, — ответила она пораженным родственникам.

Самолет летел над облаками. Мераб нервно курил, стоя возле туалета. К нему подошел Боря Париж, сорокалетний здоровяк с золотыми зубами. Он прикурил у Мераба и поинтересовался:

— Куда летишь?

— Я не лечу, — ответил Мераб. — Это ошибка.

— Эх, старик, вся наша жизнь — сплошная ошибка. Я вот по ошибке весь Талмуд выучил. Марик сказал, что на таможне будут спрашивать, а никто и не поинтересовался.

— Вы алимы, господа? — подошел к ним пожилой человек в ермолке.

— Алимы, — кивнул Боря.

— В Израиль?

— Нью-Йорк. Брайтон-Бич, — улыбнулся Боря.

— Если бы на Луне на хлеб мазали больше масла, вы бы и туда полетели, — сердито сказал пожилой человек.

Из туалета вышел летчик. Мераб пошел за ним, стал уговаривать, чтобы, когда самолет сядет в Вене, ему разрешили не выходить, а по возвращении в Москоу он все оплатит. Летчик не разрешил.

Самолет летел над Европой.

Мераб сидел в самолете рядом с Борей. Боря рассказывал ему свою жизнь. Как он занимался незаконной финансовой деятельностью, как фиктивно женился на пожилой еврейке и теперь летел в Вену, куда, опасаясь очередного ареста, заранее нелегально переправил ценности через одного дипломата.

— С деньгами там я — король, — закончил Боря историю и достал пачку ярких открыток. — Вот где должен жить белый человек: на Гавайских островах! Солнце, море, бабы и никакой борьбы с пьянством

— Гляди, какая шоколадка! — ткнул он пальцем в открытку.

— Боря, — сказала толстая немолодая женщина, — я хочу пить. Принеси мне водички.

— Мадам, — с чувством сказал Боря, — наш брак стоил мне две тысячи рублей. За такие деньги можете сходить за водой сами.

Венский аэропорт. Мераб вместе с пассажирами сошел с трапа самолета.

— Старик! — радостно заорал Боря. — Вот же она— свобода! Ты посмотри: кругом сплошной Запад!

Он загорланил «Венский вальс» и, протянув руку жене, галантно щелкнул каблуками:

— Прошу на тур вальса, мадам!

— Мужчина, — брезгливо ответила та, — оставьте меня в покое. Я вас больше не знаю и знать не хочу!

Мераб с двумя бутылками шампанского, без копейки денег вышел на площадь венского аэропорта. Бесшумно подкатил большой черный лимузин, из него вышел кардинал в митре и красной мантии. Из дверей аэропорта вышел приехавший патриарх в черной рясе с большим серебряным крестом на груди. Кардинал усадил патриарха в машину, и она плавно тронулась с места.

Мераб заметил остановившееся такси, подбежал к нему и стал уговаривать водителя довезти его за одну бутылку шампанского до советского посольства. Таксист потребовал две. Мераб объяснил, что вторая ему нужна на обратную дорогу.

В это время к такси подошел Боря со своим чемоданом. Выяснив, что посольство ему по пути, он предложил подвезти Мераба.

Боря высадил Мераба у посольства и поехал дальше. Советское посольство находилось за литой чугунной оградой. По тротуару перед ним прохаживался австрийский полицейский с автоматом.

Мераб, покосившись на полицейского, нажал кнопку звонка. Дверь открылась, выглянул сторож. Он сообщил Мерабу, что сегодня суббота и до понедельника и посольстве никого не будет.

— Но мне обратно надо лететь! — закричал Мераб. — Там люди ждут.

— Приноси заявление в понедельник, в течение трех месяцев получишь ответ, — сказал сторож и закрыл дверь.

Мераб снова нажал кнопку звонка. Дверь открылась.

— Слушай! — закричал Мераб. — Найди посла. Скажи ему, что я случайно сюда прилетел, по чужому паспорту!

— Сажают за такие случайности, — проворчал сторож и опять скрылся за дверью.

Мераб надавил на кнопку всей пятерней.

— Господин, — строго сказал сторож. — Будешь хулиганить — я полицию позову.

И он кивнул на полицейского с автоматом, с интересом прислушивающегося к их разговору.

Боря вышел из такси у ночного клуба, где за стеклом висели фотографии девиц в интересных позах. Поднялся на второй этаж и, выяснив у полуголой де вицы, где можно найти фрау Шульц, вошел в небольшой кабинетик, где пухлая женщина в бигуди раскладывала пасьянс.

Представившись, Боря сказал, что для него что-то должен был оставить господин Эриксон. Фрау Шульц пожала плечами и ответила, что никакого господина Эриксона не знает.

— Такой высокий, блондин, — напомнил Боря. Культурный атташе. Друг Марика.

— Нихт ферштейн, — развела руками фрау Шульц.

Тогда Боря прямо сказал, что он не фраер и такие номера с ним не проходят. И посоветовал отдать то, что ему причитается, по-хорошему. Хозяйка нажатием звонка вызвала квадратного негра с перебитым носом и попросила незваного гостя покинуть помещение.

Мераб с двумя бутылками шампанского шел по вечерней Вене. Сверкала реклама, ярко светились витрины магазинов. Мераб с бутылками под мышкой задумчиво встал перед витриной большого винного магазина. С той стороны на него глядели десятки бутылок всех стран мира: виски, джин, коньяки, ликеры… И на самом верху пирамиды — «Советское шампанское».

Рядом на витрине маленького кафе медленно переворачивалась на гриле аппетитная курица. Мераб вошел в кафе и предложил хозяину бутылку шампанского за порцию курицы.

— Соотечественник? — спросил хозяин. Услышав родную речь, Мераб обрадовался:

— Слушай, я сюда случайно залетел, по чужому паспорту. Как ты думаешь, что мне за это будет?

— Рая! — позвал хозяин.

Из кухни выглянула женщина в белом халате и поварском колпаке.

— Сколько в Союзе полагается за переход границы по фальшивому паспорту?

— От трех до семи, статья восемьдесят четвертая.

— У меня не фальшивый, — сказал Мераб. — У меня паспорт брата.

— Это не является смягчающим обстоятельством, — сказала Рая.

— А у австрийцев сколько? — спросил хозяин.

У австрийцев от двух до пяти, — сказала Рая и скрылась на кухне.

— Ты ее слушай, — сказал хозяин, поставив перед Мерабом порцию курицы. — Она в Союзе прокурором работала.

Мераб забрал курицу, сел и задумался.

— А где сначала посадят: здесь или там? — спросил он хозяина.

— Сначала здесь, потом там.

Мераб погрузился в размышления.

А по улице маршировал духовой оркестр австрийских почтальонов, старательно выдувая «Турецкий марш» Моцарта.

Москва. Аэропорт. Яша с семьей и со всем багажом садился в такси.

— Слушай, — сказал шофер, — я же вас недавно привозил. Что, не полетели?

— Нет, — сказал Яша. — Передумали.

И правильно. Здесь лучше.

— Что лучше? — спросила Инга.

— Да все лучше. — Он повернул ключ зажигания. — Тьфу ты, черт! Опять стартер полетел.

В московской квартире Васи раздался телефонный тонок. Хозяин квартиры снял трубку.

— Алло! Вася?.. Это я, Мераб, — раздался отгуди голос.

— Здорово, сержант! Ты откуда?

— Из Вены.

— Откуда?

— Вена, Вена! Город такой, австрийский. Слушай, не перебивай, у меня всего две минуты. Яша у тебя?

— Нет. Но звонил, что приедут.

Мераб говорил по телефону из маленького венского кафе. Рядом стоял хозяин и смотрел на часы.

— Передай Яше, — кричал Мераб, — чтобы он исчез с глаз и сидел тихо. Я скоро приеду, и все будет о’кей. Понял?

— Не очень.

— Неважно. Главное, чтобы он не рыпался. Циале не говори, что я за границей. Скажи, что мне десять суток в милиции дали, чтобы не волновалась. Всё!

Мераб поблагодарил хозяина и расплатился за разговор бутылкой шампанского.

— Ты поторопись, — сказал хозяин. — А то они могут закрыться.

Вена. «Сохнут» (организация, занимающаяся репатриацией евреев).

У входа дежурил полицейский с автоматом. Мераб подбежал к нему.

— Это «Сохнут»? — спросил его Мераб. Полицейский кивнул.

— Еще работают? — спросил Мераб. Полицейский не ответил.

Мераб постучал в дверь. Дверь открылась.

— Слушаю вас? — спросил его мужчина.

— Извините, но мне сказали, что вы отсюда бесплатно переправляете в Израиль, — сказал Мераб.

Мужчина посмотрел его паспорт.

— А где же вы были? — спросил он. — Вас встречали. По радио объявляли.

— Укачало меня, — сказал Мераб. Мужчина недоверчиво посмотрел на него.

— Ладно. Пройдите во вторую комнату.

Мераб подошел к комнате с табличкой «2» и постучал — Да, — сказали оттуда.

Мераб вошел. К его удивлению, там напротив представителя «Сохнута» сидел Боря Париж с оторванным рукавом пиджака и подбитым носом.

Привет, алим, — сказал Боря.

— Здравствуйте! — громко сказал Мераб. — Я — Яков Папашвили. — И выразительно посмотрел на Борю.

— Авраам родил Исаака. Исаак родил Якова. Ветхий Завет, страница сорок вторая, — сказал Боря и приложил платок к носу.

— Меня встречали, но меня укачало, и я заблудился. Вот товарищ может подтвердить, — и он выразительно посмотрел на Борю.

— Хорошо, — сказал представитель «Сохнута». — Вы пока там подождите. Я закончу с господином.

— Конечно, — сказал Мераб. — А то у меня жена с ребенком заболели. И вещи с ними остались. Извините, — и он закрыл за собой дверь.

— Да, — сказал Боря, глядя ему вслед. — Как сказано в Священном Писании: время собирать камни и время их разбрасывать.

— И все-таки, — сказал представитель «Сохнута». — Почему вы хотите в Израиль? Тут написано, что вы русский.

— Я дитя дружбы народов, — сказал Боря. — У меня бабушка еврейка была. Как сказано в Священном Писании…

— Хорошо, хорошо. Я все понял, — сказал чиновник. — Вы свободны. — И громко позвал: — Господин Папашвили!..

Таможенный контроль рейса на Израиль в венском аэропорту очень строгий: полицейские, овчарки, автоматчики на балконе. Всех пассажиров проверяют специальным прибором на наличие оружия. Когда прибор поднесли к Мерабу — раздалось гудение. Пришлось вынуть все из карманов. На стол легли связка ключей, целлофановый пакет с родной землей, крышка от трамблера автомобиля «Волга». Крышку повертели в руках и вернули назад.

Самолет летел над Средиземным морем. Мераб сидел в кресле, рассматривая карту, где красными линиями были указаны маршруты авиакомпании «Эль Аль». Потом достал из кармашка переднего кресла газету на иврите. Покрутил ее в руках, не зная, с какой стороны надо ее читать.

Подошел Боря и плюхнулся в кресло рядом. Его голову уже украшала ермолка.

— Порядок, алим, — сказал он, — одно дельце я уже обтяпал. Понимаешь, мы, как вновь прибывшие, имеем право купить машины без налога. А для остальных налог триста процентов. Я договорился: берем машины и отдаем их вон тому мужику, а он нам по тысяче долларов. Двадцать процентов мне. Комиссионные… На вот пока я тебе ермолку достал, — Боря надел на голову Мераба ермолку. — Кстати, я тут с одним малым договорился: забежим к нему завтра, он тебе обрезание сделает. Бесплатно.

— Слушай, хватит тебе! — сказал Мераб. И, сняв ермолку, бросил ее Боре на колени.

— Тихо, кацо, не шуми. Ты теперь еврей, а евреи без; головного убора не ходят. И не забывай: ты еще одну границу нарушил. А тут не Австрия. Здесь военное положение. Так что надень шапочку и скажи спасибо дяде Боре. — И он надел на Мераба ермолку.

Когда Боря и Мераб сошли по трапу в аэропорту Тель Авива, репатриантов отдельно от остальных пассажиров провели на второй этаж. Девушка в форме внимательно смотрела на Мераба, потом на фотографии, потом опять на Мераба… От напряжения он даже взмок. Наконец девушка выписала Мерабу документ, по которому он мог получить израильский паспорт, и поздравила с тем, что он, Яков Папашвили, теперь гражданин Израиля.

Потом с Мерабом беседовал представитель министерства абсорбции. Бедный Мераб путался, то он говорил, что хочет работать таксистом, то вспоминал, что Яша провизор. Наконец Мерабу выдали сто шекелей на расходы, карту Израиля, разговорник и вдруг спросили:

— Хотите в ульпан или будете жить у родственников? — У родственников. Тут живет дядя моей жены. Я к нему поеду.

— Нет необходимости. Они здесь, пойдемте.

В соседней комнате сидели очень пожилой человек в черной шляпе и его еще более древняя старуха мать. Возникла пауза, во время которой старуха внимательно разглядывала Мераба.

— Это он и есть? — наконец спросила она. — Ничего. Я думала, он еще хуже.

Человек встал, подошел к Мерабу и сказал:

— Здравствуй, Яша! С приездом.

— Здравствуйте, дядя Изя, — искренне обрадовался Мераб.

— А где же Инга с ребенком?

— Они заболели, — не раздумывая ответил Мераб. — У них скарлатина.

У выхода из аэропорта Боря продавал банку черной икры носильщику.

— Яков, — окликнул он Мераба, проходящего в сопровождении родственников.

Мераб подошел.

— Это наш дядя? — кивнул Боря на Изю. — Проси не три, а пять тысяч.

— Почему?

— Потому, что на нем золотишка много. — И сказал Мерабу, что будет ждать его в русском ресторане «Березка».

В это время к зданию аэропорта бесшумно подъехал большой черный лимузин. Точно такой же, как в Вене. Из лимузина вышел раввин в черной шляпе с большой бородой. Из дверей аэропорта вышли патриарх в рясе и кардинал в мантии. Раввин усадил их в лимузин, и тот плавно отъехал.

Изя вез Мераба и мать в своем микроавтобусе. В дороге выяснилось, что с Яшей он незнаком, а видел его только на фотографиях, которые Инга прислала со свадьбы.

— Дядя Изя, — сказал Мераб, — вы только не волнуйтесь, но я не совсем Яша. Я его брат— Мераб.

И он рассказал свою историю, как в погоне за шампанским оказался в Израиле.

— Значит, вы не еврей? — спросила старушка.

— Нет.

— Жалко. Я такую фаршированную рыбу приготовила.

— Рыбу я люблю, — сказал Мераб. — Дядя Изя, у меня к вам такая просьба: дайте мне пять тысяч, я сяду на американский круиз, в Советском Союзе тихонько сойду, возьму у Яши свой паспорт, отдам его — и они спокойно прилетят.

Изя сосредоточенно молчал, глядя на дорогу.

Когда они вошли в комнату, где в ожидании гостей на столе стояли фрукты, миндаль, грецкие орехи, Изя закрыл дверь на ключ, достал из ящика пистолет, положил его перед собой и сказал:

— Ну, а теперь расскажи правду: зачем ты сюда приехал?

— Дядя Изя, да вы что? — удивился Мераб.

— Говори!

Мераб, пожав плечами, снова начал свою историю.

— Эту легенду я уже слышал, — перебил Изя. — А что, у вас в КГБ тебе ничего лучше придумать не смогли?

— Но я правду говорю.

— Молчать!

Тогда Мераб предложил Изе позвонить в Москву и самому выяснить у племянницы, как он оказался здесь. Мераб продиктовал дяде Васин телефон, и тот, не сводя глаз с «агента», заказал разговор.

— Дядя Изя, — сказал Мераб, — хорошо, не пять. Дайте три тысячи. Три хватит, а потом…

— Мне нравится эта наглость! — перебил его Изя. — Мама, ты слышишь, что они придумали? — обратился он к старушке. — Израильская военщина должна теперь покупать русским агентам билеты на американский пароход. Это что, и есть ваша новая экономическая реформа?

— Я тоже не понимаю, — сказала мама. — Рыбу вы будете кушать или как?

Зазвонил телефон. Междугородная дала Москву Изя слушал разговор по параллельному телефону.

— Алло! Вася? Это я, Мераб.

— Привет, сержант, — донеслось из трубки, — Ты откуда?

— Потом расскажу. Слушай, Яша с Ингой у тебя?

— Нет, они уже в Грузии. У отца в подвале отсиживаются.

Дядя Изя резко нажал на рычаг.

— Так, товарищ сержант, — сказал он. — Значит, моя племянница сидит в ваших подвалах, в ваших застенках? Молчи!.. А кто это отец? Чья это кличка? Генерала? Молчи!.. Так вот что я тебе скажу: или через неделю Инга будет здесь, или я тебя сдам куда полагается. Диверсант!

— Дядя Изя, — сказал Мераб. — Не сходите с ума.

Но Изя уже закусил удила:

— И всю эту неделю ты будешь сидеть здесь, чтобы я тебя видел!

Мераб встал.

— Сидеть! — закричал Изя, выставив перед собой пистолет. — Застрелю, мерзавец!

— Сначала с предохранителя снимите, военщина! — рассердился Мераб. Он вырвал пистолет из Изиных рук, расколол рукояткой грецкий орех и подвинул его Изе: — Кушайте, дядя! Очень укрепляет мозги.

И, хлопнув дверью, вышел.

Ресторан «Березка». Оркестр исполнял известный романс «Очи черные». На сцене подгулявший Боря пел от всей души, переходя от полноты чувств к чечетке. Увидев Мераба, он кивнул музыкантам, и они перешли на популярную грузинскую песню «Тбилисо».

Боря спрыгнул со сцены, обнял Мераба за плечи и повел его к своему столику, где сидели два эфиопских еврея.

— Алим, — сказал он Мерабу по дороге, — вот эти ребята дают за машины по полторы тысячи, но, думаю, можно выбить больше.

Они уселись за стол, и Боря сказал своим покупателям:

— Господа, мы посоветовались с моим компаньоном. Наше последнее слово — две тысячи.

Эфиопы начали бурно возражать.

— Как хотите, — сказал Боря. — Тут желающих много.

Он повернулся к Мерабу:

— Ну что дядя? Дал денег?

— Нет, — сказал Мераб. — Он думает, что я — агент КГБ.

Боря изменился в лице.

— Ну, ладно… Рад был с тобой познакомиться. Созвонимся. — И он исчез, будто его и не было.

Мераб остался с эфиопами.

— Товарищи, — сказал он им, — я согласен на полторы тысячи.

Те вежливо улыбнулись и тоже исчезли.

Мераб остался совсем один. Он грустно посмотрел по сторонам. Никому не было до него дела. Только с соседнего столика ему понимающе улыбнулась яркая, эффектная блондинка.

Мераб остановил пробегающего официанта:

— Слушай, друг, отсюда можно в Советский Союз позвонить?

— Все можно, — сказал официант. — Только сначала надо расплатиться.

И он показал на стол, уставленный закусками и коньяком.

Счет оказался больше, чем у Мераба было денег, и официант пригласил к столику хозяина ресторана. Узнав, что Мераб вновь прибывший, хозяин простил ему недостающие восемь шекелей и уселся напротив него.

— Ну, как там перестройка? — спросил он.

— Идет потихоньку, — сказал Мераб.

— А такие частные рестораны есть?

— Есть.

— А ОБХСС остался?

— Остался.

Хозяин вздохнул. До открытой террасы, на которой они сидели, донеслась сирена приближающейся полицейской машины.

Из машины вылезли полицейские и стали всех oтгонять от скамейки, рядом с которой лежала обувная коробка.

— Что происходит? — спросил Мераб.

— Может, взрывчатку обнаружили, — спокойно сказал хозяин. — А может, нет.

Из машины на асфальт спустили маленького робота, и он, переваливаясь, медленно направился к коробке. Подошел к ней, выставил дуло и начал ее paсстреливать в упор. При каждом выстреле Мераб вздрaгивал.

На окраине города по песчаному берегу шла бездомная вислоухая собака. Она остановилась перед лежащим на песке ржавым катером, обнюхала его и начала лаять. Дверь штурманской рубки со скрипом открылась, и на раскаленную палубу вышел потный, небритый, вымазанный в мазуте Мераб. Он прищурился на солнце, попытался стереть с рубашки мазутное пятно и спросил собаку:

— Это Средиземное море?

Собака замолкла и дружелюбно завиляла хвостом.

— Что, Генацвале, кушать хочешь? — спросил Мераб. — Я тоже хочу. Пошли, часы загоним.

Тель-Авив. Современные небоскребы рядом с повидавшими виды двухэтажными домами, синагоги, мечети, машины всех возрастов и марок, евреи из Европы, Азии, Америки, Африки, туристы из всех стран мира…

Мераб остановился у газетного киоска и предложил свои часы. Но, узнав от продавца газет, что такие часы и тому подобное старье можно продать только на «блошином» рынке, направился туда. По дороге, встав на четвереньки, попил воды из газонной поливалки. Сопровождавший его пес Генацвале смотрел на это зрелище грустными глазами.

На улице, где расположились иностранные посольства, Мераб увидел человека, который приковался наручниками к ограде посольства США.

Мераб подошел и поинтересовался, зачем он это сделал.

— Это мой протест, — ответил человек. — Они мне визу не дают. А я не хочу здесь оставаться.

Мераб сказал, что тоже не хочет здесь оставаться. Тогда человек достал из кармана еще пару наручников и предложил Мерабу приковаться рядом. Мераб отказался и в свою очередь предложил человеку купить у него часы. Часы у человека были. Тогда Мераб попытался продать ему пса Генацвале. Но и это предложение встретило вежливый отказ.

«Блошиный» рынок в Тель-Авиве. Пестрый, шумный, многоголосый. Мераб в сопровождении Генацвале бродил по рядам, помахивая часами.

— Мистер, — позвал его араб, торгующий очистительной пастой.

Мераб подошел. Араб выдавил пасту из тюбика на мазутное масло на рукаве Мераба и потер влажной тряпкой. Пятно исчезло.

— Гуд? — спросил араб.

— Гуд, — согласился Мераб.

Араб вручил Мерабу тюбик и забрал часы. Мераб пытался возразить, но тот стал кричать, что уже раскупорил товар. Вынужденная сделка состоялась.

Мераб пошел дальше, предлагая встречным тюбик с пастой. Товар не шел. Мераб достал из кармана крышку от трамблера, но и этот товар никого не заинтересовал.

Тогда Мераб пошел по продуктовым рядам. Он пробовал на вкус сыр, овощи, фрукты, не забывая кидать куски на землю своему голодному псу.

Задержались у лотка с маринованным перцем.

— Может, хватит? — спросил продавец. Мераб вынул изо рта стручок и спросил:

— Положить обратно, да?..

У прилавка, где валялись всевозможные «древние» восточные украшения, вчерашняя эффектная блондинка примеряла серебряный браслет.

— Добрый день, — поздоровался Мераб. Блондинка приветливо улыбнулась и спросила:

— Как вы думаете: это серебро?

Мераб выдавил из тюбика пасту на браслет и потер большим пальцем. Выступила медь.

— Оу! — удивилась блондинка и представилась: Джейн.

— А я Тарзан, — сказал Мераб.

— Оу, — оценила шутку блондинка.

— А это Генацвале, — представил Мераб нового друга.

Генацвале протянул блондинке лапу. И тут кто-то позвал:

— Мераб!

Мераб оглянулся. В лавочке, где было развешано кружевное женское белье, сидел на табурете толстяк в спортивных нейлоновых трусах и драповой грузинской кепке с большим козырьком. Толстяк поманил Мераба пальцем.

Мераб узнал толстяка: это был автоинспектор из Тбилиси, который не раз штрафовал Мераба на трассе. Но это было давно, лет пять назад.

— Мераб! — снова крикнул толстяк.

— Я не Мераб, — сказал Мераб. — Я Яша.

— Неважно. Иди сюда, — настаивал толстяк.

Выхода не было. Мераб извинился перед Джейн и подошел к толстяку.

— Американка? — шепотом спросил толстяк, кивая на Джейн.

— Да, — сказал Мераб. — Или шведка.

— Есть хороший товар. Позови ее, — толстяк помешал палкой в картонной коробке и выудил прозрачный лифчик. — Вот! Пьер Карден!

— Лифчик у нее есть, — сказал Мераб. Блондинка махнула Мерабу рукой и пошла.

— Тогда трусы. Есть хорошие. Настоящий Диор! Останови ее! — Толстяк отбросил палку и стал быстро перебирать товар руками.

Джейн скрылась за углом.

— Трусы у нее тоже есть, — вздохнул Мераб. И попросил: — Слушай, можно я от тебя в Сигнахи позвоню? Там моя жена Инга волнуется.

— Нельзя, телефон за неуплату отключили, — сказал толстяк, тяжело дыша и вытирая лицо кепкой. — Садись, — он показал Мерабу на надутого медведя.

Мераб сел. Помолчали.

— Меня всегда с братом путают, — сказал Мераб.

— Издалека похож. Ты тоже живешь в Сигнахи?

— Да. В аптеке там работал. Слушай, одолжи на неделю сто шекелей.

— Хромой Альберт жив? — спросил толстяк.

— Пока да. Я на работу устроюсь и сразу отдам.

— Ты не волнуйся. Ребята тебе помогут. Он на свободе?

— Пока да.

— Это хорошо! — Толстяк с неожиданной для его веса легкостью поднялся, взял с полки маленький козлиный рог, выдул из него пыль, протер рубахой и протянул Мерабу:

— На! Скажешь Тенгизу из Сухуми, что это ему Хромой Альберт прислал.

— Какому Тенгизу?

— Вот этот домик видишь? — толстяк показал на возвышающийся над городом небоскреб. — Это бриллиантовая индустрия. Посчитай сверху два этажа, возьми слева три окна — вот это теперь Тенгиз из Сухуми! Сегодня у него свадьба, дочь замуж выдает. Мы приходим, ты даешь ему рог и говоришь: это тебе Хромой Альберт прислал. Альберта он как брата уважает — они два раза вместе в тюрьме сидели. Ты — друг Альберта, а я — твой. Он нас к себе шлифовальщиками возьмет, понял?.. Ну, пошли, пошли! Заодно и твоей Инге позвоним.

По улицам Тель-Авива ехала «Волга» выпуска шестидесятых годов. За ней бежала собака. За рулем сидел толстяк.

— В жизни так, — рассуждал он. — Закинул удочку и жди. Какую рыбу Бог захочет тебе дать, такую и даст. Может, осетрину, а может, шпроты.

Мераб спросил толстяка, почему он здесь не работает по профессии — автоинспектором.

Толстяк сказал, что Мераб не должен думать, что и Израиле рай. Здесь тоже полно глупых законов. В чем смысл работы автоинспектора? Спасать водителям жизнь. А как ее можно спасти? Напугать! А здесь как напугаешь, если нельзя брать наличными? Глупость, толстяк в сердцах выбросил сигарету в открытое окно.

Раздался свисток. Толстяк остановил машину и подобострастной рысцой побежал к полицейскому.

На другой стороне улицы Мераб увидел Борю, который шел деловитой походкой. В одной руке он нес большой бронзовый семисвечник, в другой — маленький трехколесный велосипед.

— Борис, — окликнул Мераб.

— Не Борис, а Борух, — бросил на ходу Боря Париж и зашагал дальше. К машине вернулся недовольный толстяк. Сел за руль и резко рванул с места:

— Я же говорил: здесь полное беззаконие! За какую-то сигарету человек должен сто шекелей в банк платить.

Под пальмой во дворе шестиэтажного дома четверо мужчин играли в домино на цементном столе. Рядом на асфальте мальчишки, матерясь на грузинском, гоняли мяч. Тут же женщины развешивали белье.

— Кого привел? — спросил толстяка один из играющих.

— Своим делом займись! — нелюбезно ответил толстяк и, взяв Мераба под руку, провел в подъезд.

Они вошли в квартиру. На стенах висели грузинская чеканка, два кинжала и большая фотография толстяка на мотоцикле в форме инспектора на фоне Кавказских гор.

Толстяк открыл фанерный шкаф кутаисского производства, достал оттуда черный смокинг. Затем, посмотрев на Мераба, высунулся в окно.

— Малхаз! — заорал он.

— Что хочешь? — не отрываясь от игры, спросил курчавый молодой человек.

— Неси сюда свой смокинг!

— У меня нету.

— Тогда отдавай мою кровать!

Молодой человек с неохотой отложил домино и поднялся.

— Никакой совести у людей нет, — сказал толстяк. — Пять лет назад попросили у меня на неделю кровать. Карельская береза, антиквариат. Еле через таможню протащил. Мы на ней не то что лежать — сидеть боялись. А этот негодяй уже пятого ребенка на ней делает. Дикари!

Грузия. Сигнахи. Аптека. Звонит телефон. Трубку берет Циала, жена Мераба.

— Циала, — раздался в трубке родной голос.

— Мераб, — заплакала Циала. — Ты где, Мераб?

— Слушай меня внимательно и молчи. Я — Яша.

— Кто? Почему?

— Так надо.

Тель-Авив. Ресторан. Мераб в белом смокинге с бабочкой, выбритый и причесанный, сидел с толстяком в кабинете хозяина. Мераб втолковывал жене, чтобы Инга и девочка срочно вылетали в Израиль, а Яша, который Мераб, сидел на месте, потому что двух Яш в Израиле быть не должно.

— Целую тебя, маленькая. Что тебе привезти?

Мераб повесил трубку.

— Почему в Израиле не должно быть двух Яш? — удивился толстяк. — Здесь каждый второй — Яша.

— Яша, думаешь, имя? — сказал Мераб.

— Бриллианты? — сверкнул глазами толстяк.

— Пианино, — сказал Мераб и подмигнул толстяку.

В большом алюминиево-зеркальном зале на четыреста человек Тёнгиз из Сухуми выдавал замуж дочь. Свадьба справлялась по высшему грузинско-израильскому классу. Шатер над женихом и невестой. Тамада в черкеске с отделанным серебром рогом. Танцоры в национальных костюмах и с кинжалами в зубах. Оркестр. Два торта, изображающих жениха и невесту в натуральную величину. Съемочная группа: видеокамера на штативе с колесиками, режиссер, оператор и два осветителя. Толстяк и Мераб скромно стояли у стены.

— Что стоим? — спросил Мераб. — Давай сядем, покушаем.

Толстяк ответил, что, если они сядут, хозяин их не заметит. А когда стоят, он подойдет и пригласит к столу. Вот тогда мы ему подарим рог от Альберта и отдадим землю.

— Какую землю? — заинтересовался мужчина в тюбетейке, сидящий рядом за столиком.

Толстяк объяснил, что Мераб только что приехал и привез грузинскую землю.

— Покажи, — потребовал мужчина. Мераб достал из кармана целлофановый пакет с родной землей.

— Молодец! Дай я тебя поцелую, — мужчина, покачиваясь, поднялся с бокалом вина, потянулся к Мерабу, споткнулся и облил белый смокинг красным вином.

— Все! — схватился за голову толстяк. — Привет кровати!

Мужчина в тюбетейке сказал, что всю жизнь про жил без смокинга и прекрасно себя чувствует. Он взял у Мераба пакет и понес к тамаде. По дороге он взял щепотку земли, поцеловал ее и высыпал в карман рубашки.

Тамада жестом остановил оркестр, пересыпал землю из целлофана в хрустальную вазу и поднял тост за грузинскую землю, на которой две тысячи лет жили евреи, разделяя по-братски нелегкую судьбу Грузии, и где он, тамада, окончил консерваторию. И, поцеловав землю, он осушил рог за того человека, который так кстати привез ее к сегодняшнему торжеству.

Все посмотрели на Мераба. Мераб поклонился. Оператор в синем комбинезоне нацелил на него камеру, затем выглянул из-за нее и замер. Это был ближайший родственник Мераба в Израиле — Израиль Иосифович Бронштейн — дядя Изя.

Дядя Изя вырвал микрофон у тамады и закричал в него, что среди них находится подлец и шпион, который вчера вечером потребовал у него пять тысяч долларов за своего родного брата, которого вместе с семьей держат в подвалах грузинской разведки.

— Что вы врете? — возмутился Мераб. — Когда я у вас требовал? Я вас как родственника по-человечески попросил. И не пять, а три!

— Вы слышали?! — заорал Изя. — Убирайся вон отсюда, антисемит!

— Сам убирайся вон! — закричал Мераб. — Сионист!

Отец невесты, Тенгиз из Сухуми, огромный человек со шрамом на лице, подошел к Мерабу и сказал, что шпионы-мионы и разведки-мазведки его не волнуют, но мужчина, который продает своего брата, никогда не сидел и не будет сидеть за его столом. И порекомендовал Мерабу самому найти дверь и своими ногами уйти.

Мераб направился к двери.

Изя кричал ему вслед, что постыдный акт Мераба станет достоянием прессы, ООН и всего прогрессивного человечества.

— Господин фотограф, — Изю потянул за рукав успевший к нему пробраться толстяк. — Он чужой смокинг загубил. Двести долларов стоит.

— А я при чем? — возмутился Мераб.

— Как при чем? Он твой родственник!

Изя покачал головой.

Почему вы, грузины, такие папуасы? — с горьким упреком сказал он. — Я защищаю права нашего народа, а ты с какими-то шмотками лезешь.

— Кто папуасы? — побагровев, спросил мужчина в тюбетейке. — Мы папуасы?

И он, выхватив у тамады вазу с родной землей, надел ее Изе на голову. К старику кинулся Изин режиссер с бутылкой, но невеста, вытянув из зубов одного из танцоров кинжал, преградила ему дорогу. Все вскочили и кинулись к месту происшествия.

— Иди отсюда, сынок, — сказала Мерабу старушка в черном. — Они без тебя разберутся.

Мераб сделал шаг, но в это время к нему подскочил Изин осветитель в ермолке и ударил Мераба по голове осветительным прибором.

Мераб с компрессом на голове лежал на больничной койке. Вошла медсестра и дала ему термометр. Мераб положил его под мышку. Сестра сказала ему что- то на иврите. Мераб не понял. Тогда сестра, открыв рот. засунула туда свой палец. Мераб не так понял и показал сестре глазами, что они здесь не одни. Та раздраженно выхватила у него из подмышки термометр, за сунула ему в рот и ушла.

В щель между занавесками Мераб увидел, как врач под руку провел Изю с перебинтованной головой.

Мераб закрыл глаза. В это время кто-то нежно по гладил его по щеке. Он открыл глаза. На него смотрели большие голубые глаза блондинки Джейн. Джейн улыбнулась.

— Если это сон, — сказал Мераб. — тогда не будите меня.

Они ехали в машине. Джейн сидела за рулем, а Meраб сидел рядом и своей чистящей пастой оттирал винные пятна на белом смокинге.

— А я все-таки купила украшение, — сказала Джейн, показывая ногу с надетым выше колена потемневшим обручем. — Как вы думаете, серебро?

— Сейчас проверим, — сказал Мераб.

Он взял платок, выдавил пасту и стал водить по украшению. На обруче проявилось серебро, а Мераб все гладил и гладил Джейн по ноге.

— Тарзан, — сказала она, — я за рулем.

— Я его держу, — ответил Мераб, придерживая руль одной рукой.

— Тарзан, для вас сейчас главное покой и холодный компресс, — улыбнулась Джейн.

Машина попетляла по каким-то узким переулочкам и остановилась у одного из домов.

— Вот мы и приехали, — сказала Джейн. Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру. В квартире царил полумрак. Мераб обнял женщину и притянул ее к себе.

— Этим вы займетесь в Москве, — прозвучал мужской голос.

Зажегся свет. В креслах у столика сидели двое мужчин: японец и скандинав. Они поманили Мераба за собой и провели в ванную комнату. Там они открыли все краны, пустили воду, включили транзисторный приемник и, усевшись на край ванны, зашептали Мерабу с двух сторон, что они представляют разведку одной страны: их агент арестован в Москве, и они хотят обменять его на Мераба.

— Но я не агент, это Изя придумал, — возразил Мераб.

Мужчины дружно улыбнулись и зашептали еще быстрее, что запираться нет смысла, он давно засвечен израильской разведкой и самому ему выехать отсюда не удастся. А у них есть возможность переправить его в Женеву.

— А Джейн тоже поедет? — спросил Мераб, подумав.

— Джейн — это кто?

— Ну, девушка, с которой я пришел.

Мужчины ухмыльнулись:

— Она такая же Джейн, как вы — Яков Папашвили.


Аэропорт Тель-Авива. Из шикарной машины с дипломатическим флажком вышел высокий негр в сопровождении эффектной блондинки. Носильщик повез за ними гору роскошных чемоданов.

На таможенном контроле негр предъявил дипломатический паспорт.

— Будьте любезны, предъявите вещи на досмотр, — сказал таможенник.

— Я дипломат! Вы не имеете права! — возмутился негр.

— Я вас прошу: предъявите вещи на досмотр, — твердо повторил таможенник.

К дому Изи подъехал старенький грузовичок, в кузове которого сидели два парня в рабочих комбинезонах.

— Господин Бронштейн! — позвал один из парней. На балкон вышла Изина мама.

— Его сейчас нет дома.

— Тут для него небольшой подарок.

Парни скинули с кузова на мостовую огромный чемодан, и грузовик уехал.

— Сеня! Сеня! — в ужасе завопила Изина мама.

Из двора напротив вышел коренастый старик в странной для израильской погоды одежде: в тулупе, валенках и меховой шапке-ушанке.

— Чего орешь? — спросил старик.

— Немедленно вызови саперов! Этот шпион подкинул нам бомбу! — закричала старуха.

Сеня сказал, что раз он здесь, никаких саперов вызывать не надо, ибо лучше его, Сени, в Израиле сапера нет. И велев Изиной маме укрыться, склонился над чемоданом. Что-то громко тикало. Сеня посмотрел на свою руку. На ней громко тикали большие часы Кировского завода. Сеня снял часы, положил их в карман и со всеми профессиональными предосторожностями открыл чемодан.

Там, скрючившись, лежал Мераб в белом смокинге.

— Живой? — спросил Сеня.

Мераб сел в чемодане, ошалело поглядел на Сеню и слабым голосом спросил:

— Где я?

— В чемодане, — ответил Сеня и громко позвал: — Самойловна!

Изина мама боязливо выглянула в окно.

— Танцуй, девка! Тебе жениха прислали, — сказал Сеня и пошел обратно во двор.

Мераб вылез из чемодана и потряс головой.

— Это вы? — робко спросила старуха.

— Кажется, я, — сказал Мераб и, покачиваясь, пошел прочь.

— Товарищ шпион! — окликнула его Изина мама. Звонила ваша жена и просила с ней срочно связаться. Там в Грузии что-то произошло.

Мераб повернул к ее дому.

— Нет, нет, только не от нас. Звоните из своей консульской группы.

— Какой группы? Разве в Израиле есть советские?

— А то он не знает, — сказала старуха. — Они уже целый год сидят в финском посольстве.

Из-за угла, высунув язык, трусцой выбежал пес Генацвале.

Мераб с собакой быстро шли по улице, где расположились иностранные посольства. Человек, приковавший себя к ограде посольства США, все еще стоял там.

— Хорошо, я вас понял, — сказал молодой дипломат в затемненных очках сидящему напротив Мерабу. — Мы свяжемся с Москвой, там все проверят и пришлют ответ.

— Когда? — нервно спросил Мераб.

— Не знаю. Это не от меня зависит.

— А можно мне отсюда домой позвонить?

— К сожалению, нельзя. Мы здесь гости. Это посольство Финляндии. — Дипломат встал. — Извините, мне надо идти.

Вышли в коридор. Дипломат запер на ключ дверь комнаты и пошел к лифту.

— Нельзя мне здесь оставаться. Поймите! Они думают, что я — агент КГБ, — сказал Мераб.

Дипломат вызвал лифт.

— Они меня уже поймали на границе. Открыли чемодан, посмотрели и опять закрыли.

Дипломат вошел в лифт. Мераб тоже.

— Какая-то разведка меня хотела поменять, — сообщил он.

Дипломат вздохнул.

— Блондинку с негром задержали, а меня отпустили. Наверное, явки мои хотят выяснить.

Дипломат посмотрел на него и подумал: «Точно провокатор».

Вышли из лифта в подземный гараж., Дипломат пошел к своей машине.

— Товарищ консул, — попросил Мераб, — поменяйте меня на какого-нибудь израильского шпиона.

— Господин, я вам, кажется, ясно объяснил: мы здесь занимаемся советским имуществом. Имуществом, и ничем больше! Всего хорошего! — Дипломат сел в машину.

— Нет, не всего хорошего!

Мераб вытащил из кармана наручники и быстро приковал себя к правой дверце его машины.

— Это мой протест! — заявил он. — Я буду здесь стоять, пока вы меня не отправите домой.

Дипломат достал из «бардачка» отвертку, вылез из машины, отвинтил правую дверцу и уехал.

А Мераб остался стоять с прикованной к руке дверцей. К нему подошел пес Генацвале, сел рядом и завыл.

Солнце палило нещадно. Мераб со своей дверцей и Генацвале шли по людной улице. Он увидел мастерскую по ремонту телевизоров и зашел внутрь.

— Вы не могли бы тут перепилить? — показал он мастеру наручники.

— Почему нет? — сказал мастер, привыкший ничему не удивляться.

Но, рассмотрев дверцу, спросил:

— «Бьюик-240»? Это что, машина русского консульства?

— Да

— Пилите в другом месте. Я в политику не лезу.

В это время мимо мастерской прошли три солдата в израильской военной форме. Один из них был Боря Париж.

— Борух! — кинулся к нему Мераб.

— Шалом, — кивнул Боря, не останавливаясь.

Мераб с дверцей под мышкой пошел за ним.

— Поговорить надо.

Боря сделал рукой жест, означавший «уйди». И незаметно для спутников кинул на тротуар скомканную бумажку.

Мераб подобрал. Это была купюра в сто шекелей.

В харчевне, где на противне жарилось аппетитное мясо, Мераб попросил у хозяина разрешения позвонить в Советский Союз. Тот, оглядев человека в грязном белом смокинге с автомобильной дверцей в руках, попросил задаток. Мераб небрежно кинул на стойку сто шекелей и заказал мясо, кока-колу и напильник. Напильника у хозяина не было.

Мераб за столиком жадно глотал мясо и смотрел телевизор. Там показывали с субтитрами на иврите советскую картину про разведчиков — «Мертвый сезон». Шла сцена передачи шпионов на мосту.

Под столом хрумкал косточкой Генацвале.

— Господин, — позвал официант и указал Мерабу на телефонную будку.

Мераб вскочил, забыв о прикованной дверце. Стол с едой опрокинулся. Мераб извинился и втиснулся в будку.

Официант выгнал из-под стола собаку и стал наводить порядок.

Через минуту Мераб как ошпаренный выскочил из будки.

— Где тут ваше КГБ? — заорал он.

— Я думаю, вам надо обратиться в министерство эмиграции, — сказала ему девушка в очках и военной форме.

— Гдe оно?

— Два квартала отсюда и направо.

Мераб выскочил из харчевни.

— Господин, возьмите сдачу! — крикнул хозяин.

Мераб бежал по тротуару. Прикованная дверца с лязганьем волочилась за ним. Прохожие шарахались в стороны.

— Я не тот, за кого себя выдаю! Кому я должен сделать заявление? — закричал он, ворвавшись в вестибюль министерства.

— Кому хочешь, — ответил человек, читавший за столиком журнал.

— Вот я вам и заявляю!

— А мне это зачем знать? — человек снова уткнулся в журнал.

— Я думаю, вам надо к Абрамовичюсу, — сказала Мерабу женщина, которая несла папки. — Третий этаж.

Мераб побежал вверх по лестнице. Дверца от шикарной машины с грохотом скакала по ступенькам.

Абрамовичюс в комнате, где сидели еще две сотрудницы, заявил, что его не чешет: Яша Мераб или не Яша. А если он хочет уехать, пусть оплатит все расходы — и скатертью дорога.

Мераб заорал, что там, дома, отец увез Яшину дочку в горы и не отдаст ее, пока он, Мераб, не вернется домой! Что у отца ружье! А Яша сумасшедший! И они перестреляют друг друга!

Абрамовичюс сказал, что это его не чешет. Что у них и так слишком много проблем, чтобы еще заниматься семейными делами Мераба.

Мераб завопил, что его брат еврей! А Израиль должен заботиться о своих детях! И обязан обменять Мераба на его брата Яшу.

Абрамовичюс возразил, что сначала еще нужно до казать, что сам Мераб не еврей.

Тогда Мераб предложил Абрамовичюсу пройти с ним в туалет и убедиться.

На что тот ответил, что он, Абрамовичюс, ходит в туалет, когда это нужно ему, а не кому-то другому.

Тогда Мераб сказал, что можно любого спросить в Сигнахи: грузин он или нет?

Абрамовичюс ответил, что за свою маленькую зарплату он не обязан летать по всяким Сигнахам, где по горам бегают сумасшедшие с ружьями.

— Ну, хорошо, — устало сказал Мераб. — Напильник хотя бы у вас есть?..


Грузия. Заходящее солнце освещает снежные вершины гор и старинную башню, прилепившуюся к скале. В этой башне укрылись Вахтанг с внучкой. У подножия скалы две милицейские машины, офицер с мега фоном, милиционеры, Яша, Инга, Циала, крестьяне.

— Уважаемый Вахтанг, спускайтесь, — уговаривал в мегафон офицер. — Подумайте сами: депутат райсовета, заслуженный ветеринар республики, а какой пример людям показываете? Некрасиво!

В узком крепостном окошке появился Вахтанг с ружьем, а из-за его спины выглянула девочка и крикнула:

— Дедушка говорит, что если я уеду на Запад, то стану наркоманкой и проституткой. А здесь я стану чемпионкой и буду ездить по всему миру бесплатно!


Тель-Авив. Вечер. Безлюдная площадь перед автобусной станцией.

Мераб вошел в телефонную будку, огляделся по сторонам, достал из кармана проволочку, покопался в телефонном аппарате, и оттуда ему в руки посыпалась мелочь.

На станции Мераб внимательно осмотрел большую карту Израиля, висящую на стене. Затем подошел к окошку, протянул горсть мелочи и сказал:

— Один билет до Кирьят-Шмона.

Девушка улыбнулась:

— Это не деньги. Это телефонные жетоны. Вас кто- то обманул.

— А вы купите у меня жетоны, — улыбнулся в ответ Мераб.

— Зачем? У меня здесь телефон.

— Жалко, — вздохнул Мераб. — А когда будет автобус?

— Через два часа, — сказала девушка и закрыла окошко.

Мераб осмотрелся. Никого. Только вдалеке ползал по тротуару какой-то человек. Мераб подошел к нему.

— Господин, вам не нужны телефонные жетоны?

— На хрена они мне сдались! Мне звонить некому, — пробурчал человек. Это был старик Сеня. — Чего стоишь? Помоги очки найти.

Мераб поднял с земли очки и протянул их хозяину. Тот, нацепив очки, узнал Мераба.

— А, это ты. жених?

— Я, — сказал Мераб.

— Куда направляешься?

— Никуда, так, гуляю.

— Тогда пошли, выпьем по сто грамм, — сказал Сеня.

Они шли по набережной. Гуляли нарядные люди, в ярко освещенных ресторанах играла музыка, на асфальтовой площадке, несмотря на поздний час, продавались подержанные автомобили. Сеня рассказал, что приехал сюда к детям, но те перебрались в Америку. Звали его с собой, но он не поехал. Раз сказал, что едет сюда, значит, должен быть здесь. Нечего на старости лет как овечий хвост по свету мотаться. А во время войны Сеня был лучшим разведчиком в самом большом партизанском отряде Белоруссии.

Они пришли на улицу, где жил Изя. Окна Изиного дома были закрыты ставнями, к дверям была приклеена табличка с надписью: «Продается!»

— В Австралию улетел, — сказал Сеня, — Просил никому не говорить.

Во дворе напротив стоял большой автомобиль-рефрижератор. На нем тоже была табличка «Продается». Такая же табличка была приклеена к железным воротам склада, где работал Сеня. Оказалось, что Изя — это его хозяин.

Сеня ключом отпер железную дверь и завел Мераба в огромный холодильник, где вдоль стен на полках лежали замороженные овощи. Температура здесь была около минус двадцати. Но у Сени, привыкшего к белорусским морозам, была ностальгия по холоду.

Сеня надел тулуп, валенки и меховую шапку, а Мерабу дал ватник. Потом из старенького шкафчика достал бутылку водки и соленые огурцы. Выпили по стакану за знакомство. Мераб попробовал откусить огурец, но это был уже не огурец, а ледышка.

— Tак постучи по нему, — посоветовал Сеня.

И, взяв аккордеон, заиграл и запел песню времен Великой Отечественной войны. Мераб, впервые за все время, расслабился и почувствовал себя как дома.

— Дядя Сеня. — шепотом сказал он. — Я хочу убежать отсюда.

Сеня перестал играть.

— Куда? — спросил он.

— Домой, к жене… к отцу.

— Вот за это уважаю, — сказал Сеня. — Давай выпьем за твоего отца. — Они выпили еще по стакану. И Сеня сказал, что бежать из Израиля вообще-то невозможно, но Мерабу повезло: он Сене нравится, а Сеня — лучший специалист по переходам границ. Во время войны у него было сто шестьдесят переходов в тыл врага.

— Молись богу, что меня встретил, — закончил Сеня. — Поехали.

— Подождите, дядя Сеня, — сказал Мераб. — За мной, наверное, следят. Они думают, что я — агент.

— Это они про всех думают. Но ты ни хрена никакой не агент. У меня глаз — алмаз! — Жди здесь, — сказал Сеня и ушел.

Замерзший Мераб стал бегать по складу, припрыгивая. У дальней стенки он обнаружил прикнопленную к стене фотографию, где Сеня был запечатлен в костюме и галстуке с полной грудью боевых орденов.

Сеня вернулся со свертком одежды. Мераб снял смокинг и облачился в костюм религиозника: черная шляпа, черный шелковый халат, черные чулки. Смокинг он попросил Сеню отдать кому-нибудь из грузинских евреев, чтобы те вернули толстяку.

Сеня приклеил к щекам Мераба пейсы и изложил свой план: Мераб залезает под рефрижератор и там цепляется, а Сеня ведет машину. Когда выедут из города, Мераб пересядет в кабину. Доедут до места назначения, а там будут действовать по обстановке. Мерабу план не понравился:

— За что я там приценяюсь? За кардан?

— Найдешь за что, — строго сказал Сеня. — И давай без пререканий. Командую операцией я!

Они выпили еще по стакану на дорожку, и Сеня, прихватив моток веревки и флягу, скомандовал: «Вперед!»

Вышли из склада. Сеня стал запирать дверь, а Мераб полез под рефрижератор.

— Стоп, — тихо сказал Сеня. — Иди сюда.

Мераб вылез из-под машины. Сеня шепнул, что тут околачивается какой-то подозрительный гусь, который Сене не нравится. Этот гусь мелькал еще на набережной.

— Будем брать, — решил Сеня. — Ты заходишь спереди и просишь прикурить, а я сзади его выключаю. Связываем — и в машину.

— Как выключаете? Чем?

Вот тут за ухом точка есть, называется «укус языка». Тыкаешь в нее пальчиком — и клиент в нокауте… Действуй!

Полный мужчина в гаванской рубашке прикуривал у выхода из двора. Мераб подошел и попросил спички…


Синайская пустыня. Утро. Рефрижератор ехал по шоссе между барханами. Вел машину Сеня, а Мераб сидел рядом. Настроение у друзей было хорошее, и они в два голоса запели грузинскую песню «Сулико», которая в сороковых годах была всемирным шлягером.

Машина обогнала бедуина на ослике. Тот посмотрел ей вслед.

— Стоп! — Сеня резко затормозил. — Что-то и этот гусь мне не нравится.

— Чем не нравится? — пожал плечами Мераб. — Едет себе…

— Сынок, ты меня слушай. У меня глаз — алмаз, — сказал Сеня и приложился к фляге.

У бензоколонки они заправили бак и перекусили. Сеня налил в бумажный стаканчик из фляги и, крякнув, выпил.

— Дядя Сеня, может, хватит?

— Спокойно. Я свою дозу знаю.

Бензоколонщик покачал головой и, забрав со стола грязную посуду, скрылся на кухоньке.

Сеня посмотрел в сторону кухни тяжелым взглядом и сказал:

— Что-то этот гусь…

Дядя Сеня спал, откинувшись на сиденье. Мераб крутил руль и газовал, пытаясь вывести на асфальт застрявший в бархане рефрижератор. Колеса с визгом буксовали. Мераб снял шляпу, халат и, взяв из-под сиденья лопату, стал подкапывать под колесами песок.

Подъехали два полицейских на мотоциклах. Они посмотрели на человека с одной пейсой на щеке и попросили предъявить документы.

Мераб достал из заднего кармана брюк советские водительские права и, заискивающе улыбаясь, сказал:

— Не успел поменять, начальник.

Из рефрижератора донеслись стук и приглушенное мычание.

— Что там у вас? — спросил полицейский.

— Барашки. — махнул рукой Мераб.

Второй полицейский открыл дверь фургона. Там, на полу, с заткнутыми в рот яблоками, сидели связанные: полный человек в гавайской рубашке, бедуин, бензоколонщик и еще какие-то двое.

— Вах! — удивился Мераб. — А эти когда сюда залезли?

Первый полицейский вытащил из кабины Сеню.

— Что надо? — Сеня проснулся, глядя на них осоловелыми глазами.

— Ваши документы!

Сеня достал документы и отдал полицейскому. Тот полистал их и спросил:

— А этот человек кто?

— А хрен его знает! Я. видно, заснул. А этот гусь машину угнал, — сказал Сеня и сладко зевнул.


Синайская пустыня. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки от ботинок и пояс и заперли в камере, где на железной койке сидел лысый жилистый мужчина в рваной майке. Мераб, поддерживая руками штаны, поздоровался с лысым и сел напротив. Тот бросил недобрый взгляд на соседа в обличье религиозного еврея и отвернулся.

— Жарко, — сказал Мераб. — Задохнуться можно.

— Все в руках аллаха, — сказал лысый. Мераб огляделся и, зафиксировав «глазок» в железной двери, нарочито громко сказал:

— Нет, дорогой, аллах ни при чем! Все в руках нашего праотца Авраама.

Лысый что-то выкрикнул на арабском языке и кинулся душить «сиониста». Его оттащили от Мераба ворвавшиеся надзиратели.

Мераба перевели в маленькую одноместную камеру. Он сидел на койке и разглядывал надписи на стене. Надписей было много. Мераб утомился и прилег на койку. Дверь тут же открылась, и надзиратель сказал, что днем лежать запрещено.

Заросший Мераб ложкой нацарапал на стене горы, домики и попытался изобразить коня. Конь не получался. Мераб отшвырнул ложку и забарабанил кулаками в дверь:

— Я шпион! Обменяйте меня на кого-нибудь!

Дверь неожиданно открылась, и надзиратель сказал:

— Пошли, дорогой.

Он провел Мераба по каменным коридорам и ввел в комнату, где за столом сидел полицейский офицер. Офицер долго разглядывал Мераба, потом хмуро сказал:

— Поскольку все потерпевшие забрали свои заявления о факте бандитского нападения и написали, что никаких претензий к господину Папашвили не имеют, — вы свободны. Распишитесь.

У выхода из тюрьмы Мераба ждал его знакомый грузин-толстяк. Он обнял и расцеловал Мераба.

— Почему ты мне сразу не сказал, что ты Мераб? Это мы там были враги, — сказал толстяк. — Ты — шофер, я — инспектор. А здесь ты для меня земляк, родной человек!

Толстяк усадил Мераба в свою «Волгу», и они поехали.

— В шашки играть умеешь? — спросил толстяк.

— Не очень. А что?

— Тогда поедешь вторым тренером.

— Куда?

— В Москву! Тенгиз тебя в нашу сборную по шашкам устроил. Там чемпионат Европы начинается.

— Когда?

— Через неделю.

От волнения Мераб даже прослезился. Толстяк похлопал Мераба по плечу и положил ему в карман конверт:

— Тут тебе ребята немного собрали. Вот сволочь! Что он делает, паразит?!

Из-за бархана выскочил огромный рефрижератор и резко затормозил буквально в двух сантиметрах от радиатора «Волги».

Толстяк выскочил из машины и стал выкрикивать ругательства на иврите, русском и грузинском. Из кабины рефрижератора вылез партизан Сеня, не спеша подошел к толстяку и сказал:

— Дядя, оглянись. Верблюд на твой драндулет написал.

Толстяк повернул голову к своей машине, а Сеня молниеносным тычком указательных пальцев нанес ему свой знаменитый удар «укус языка». Толстяк рухнул.

— Не нравится мне этот гусь, — сказал Сеня Мерабу, который тоже вышел из машины. — Поехали, сынок. Раз Сеня сказал, что он тебя вывезет, — значит вывезет.

— Слушай, дорогой! — закричал Мераб. — Езжай своей дорогой! Я тебя не знаю и знать не хочу!

— И этот гусь мне не понравится, — сказал Сеня, глядя куда-то мимо Мераба.

Мераб посмотрел назад. Сеня ткнул его пальцами по точкам за ушами и втащил в машину.

Пограничный пункт. Пограничник проверил у Сени документы, заглянул в холодильник и поднял шлагбаум.


Иордания. Амман. По узким улочкам старого города бежал пес Генацвале. У чайханы он свернул во двор и забежал в сарай. Там, привалившись к стене, в бессознательном состоянии сидел Мераб. Генацвале подошел к нему и лизнул руку. Мераб очнулся и посмотрел по сторонам. Прямо перед ним на листе газеты лежало обручальное кольцо и записка.

Мераб встал, вышел на свет и прочитал: «Извини, тюкнул тебя сильнее, чем положено. Твои деньги я переложил в ботинок, под стельку. Уезжаю. В последнее время не люблю прощаться. Могу зареветь, как баба. Если судьба занесет тебя в Омск, положи это кольцо на могилу моей жены Индустрии Исааковны. Встретимся на том свете — там границ нет. Ни пуха, ни пера! Семен Клайн!»

Мераб бережно сложил записку. Вышел на улицу и спросил полицейского:

— Извините, это какая страна?


Амман. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки и пояс и провели в общую камеру.

— За что взяли? — спросил его одноглазый детина, когда Мераб присел на нары.

— Да ну их! — махнул рукой Мераб. — У них мозги совсем в зад ушли — я еврейский шпион! Да я сам оттуда еле ноги унес, пропади он пропадом!

— Кто? — спросил одноглазый детина.

— Да Израиль ихний!

Детина медленно поднялся. Рубашка распахнулась, и на его груди сверкнула шестиконечная звезда.

Мераба с распухшей губой и синяком под глазом перевели в другую камеру. Умудренный опытом Мераб сначала осмотрел обитателей камеры, потом, вычислив, что здесь сидят арабы, сказал:

— Салям алейкум, ребята!

В центре камеры мужчина в белом бурнусе играл в «скорлупки и шарик». Смысл игры незамысловат: надо угадать, под какой скорлупкой спрятан шарик.

Мужчина в белом бурнусе бросил на Мераба взгляд и, не прекращая игры, сказал:

— Привет, алим. — Это был Боря Париж.

— Борух! — обрадовался Мераб.

— Сам ты Борух! Я — Бори-Хасан-Али, — сказал Боря и, выложив перед собой скорлупки, спросил: — Где шарик?

Все показали пальцем на крайнюю скорлупку. Боря поднял ее — шарика там не было.

— Все. На сегодня хватит. — Боря сгреб мелочь, сел с Мерабом в углу и рассказал, что с ним произошло. Он устроился в израильскую армию поваром. Платили мало. Пришлось продать электронную кухню иорданцам. Кто-то донес. Его хотели расстрелять. Он бежал сюда. А здесь иорданцы кухню пережгли, потому что у них другое напряжение. А теперь обвиняют Борю, что он продал испорченную кухню, и грозят большим сроком.

— А тюрьма здесь намного хуже нашей, — сказал Боря. — Красного уголка нет, политзанятий нет. В общем, мотать отсюда надо, — закончил он. — Вернусь в Союз, выбью из Марика свои деньги — начну все сначала.

— А убежать отсюда можно? — спросил Мераб.

— Запросто. Я уже договорился. Двести долларов стоит. Вот собираю по мелочишке.

— Деньги у меня есть, — шепнул ему на ухо Мераб.

По синему морю плыл белоснежный пароход под турецким флагом. В ящике из-под швабр сидели Боря с Мерабом, наблюдая в щелочку, как на палубе две девушки в коротеньких юбках играли в теннис.

— Господи! — вздохнул Боря. — Что мы тут сидим? Ты посмотри, какие бабы гуляют. Гавайи!

— Может, они не одни гуляют, — сказал Мераб. — А вместе со СПИДом.

— Волков бояться — в лес не ходить, — махнул рукой Боря. — Ты бы с какой стал?

— Ни с какой. Я в теннис играть не умею.


Турция. Морской порт Стамбула. Пассажиры проходили через комнату паспортного контроля. Боря достал какой-то паспорт оранжевого цвета и предъявил пограничнику. Тот поставил штамп. Следующим с таким же паспортом прошел Мераб.

В это время к воротам порта бесшумно подкатил большой черный лимузин, точно такой же, какой мы видели в Вене и Тёль-Авиве. Из лимузина вышел мулла, а из ворот порта вышли кардинал, патриарх и раввин. Представители четырех религий сели в машину, и она плавно отъехала.

Турция. По горной дороге ехал старенький автобус. В нем сидели крестьяне с курами и козами и Мераб с Борей, похудевшие и ободранные. Носатый турок в феске постучал по спине шофера и попросил остановиться. Тот нажал на тормоз. турок жестом показал Мерабу с Борей, что надо выходить.

Они продирались сквозь густой кустарник. Вышли на поляну, и турок сел на землю.

— Отдохнем, — сказал он, тяжело дыша.

— Пошли, пошли! Потом отдохнешь, — сказал Мераб проводнику.

— Сначала деньги давайте.

— Деньги будут, когда до места доведешь, — сказал Боря.

— Где мы сейчас? — нервно спросил Мераб. — Покажи.

Турок поднял рубаху. На его груди и спине была выколота карта Турции.

— Здесь мы, — ткнул турок пальцем в место, где кончается спина.

Шел дождь.

— Все. Здесь уже сами дойдете, — сказал турок, когда они вышли к ручью.

— Где мы? — спросил Боря.

— Здесь, — приложил палец к пупку.

— А почему у тебя этого ручья нет? — подозрительно спросил Мераб.

— Ты что? — возмутился турок. — Я и так пять лет эту карту колол. Если такие ручьи наносить — двух пожизненных сроков не хватит.

— Ладно, — сказал Боря. — Держи, — и протянул ему две бумажки.

Идет мелкий дождь. Быстро несет мутную воду пограничная река. На той стороне пожелтевший лес. За лесом на склоне виднеется деревушка.

— Раздевайся, — сказал Боря Мерабу, скидывая одежду. — Чтобы видели, что мы без контрабанды.

Мераб, стоя в стороне, что-то тихо бормотал.

— Ты что бормочешь? — спросил Боря.

— Тогда от трех до семи лет заработал. И сейчас опять…

Мераб закрыл глаза.

— Все обойдется, алим! Ты со мной, а я везучий. Ну, пошли, пока кто-нибудь в нас не пальнул.

Боря вошел в реку, быстро перешел ее вброд и, махнув с того берега рукой Мерабу, скрылся за деревьями. Раздался короткий вскрик. И тишина…

— Боря. — тихо позвал Мераб.

Тишина.

Мераб раздевается до трусов и заходит в реку, держа руки над головой. В одной руке у него Сенино кольцо, в другой — крышка от трамблера. Мераб доходит до середины реки и зовет:

— Пограничник!..

С той стороны глухая тишина. Только мелкий дождик стучит по воде, по траве, по листве деревьев…

Мераб медленно бредет к берегу.

— Пограничник, браток, не стреляй! Дай хоть ногой на свою землю ступить! — просит он.

А лицо у него совсем мокрое. И не поймешь: то ли это дождь, то ли слезы.


Грузия. Пограничная застава. У Мераба отобрали крышку от трамблера, кольцо, пояс, шнурки от ботинок и заперли в комнате с решеткой на окне. Послышался лай собаки.

— Генацвале, — улыбнулся Мераб и подошел к окну. На кирпичной дорожке — овчарка со своим щенком.

К погранзаставе подъехали черная «Волга» и «газик». Из «Волги» вышли мужчина в штатском, из «газика» — майор пограничных войск.

— Гдe? — спросил майор часового.

— В третьей, товарищ майор, — вытянувшись, ответил часовой.

Майор с почтением пропустил в дверь человека в штатском и прошел следом.

Часовой отпер дверь. Человек в штатском вошел внутрь и закрыл за собой дверь, В комнате на табуретке сидел Боря Париж. Увидев гостя. Боря поднялся с табурета,

— С благополучным возвращением, Борис Сергеевич, — сказал человек.

— Здорово, подполковник, — улыбнулся Боря.

Они крепко обнялись.

Самолет приземлился в аэропорту города Тбилиси. Мераб, расталкивая пассажиров, продирался к выходу.

— Как папуасы! — возмущалась стюардесса. — Пассажир, вы что, глухой? Вам же сказали: сидеть до полной остановки.

— Хватит, — огрызнулся Мераб. — Я уже насиделся.

Он первым сбежал по трапу и, не дожидаясь автобуса, побежал по летному полю к чугунной решетке, за которой толпились встречающие.

Выбежал на площадь. Там, возле такси, стояли отец, Яша и парень с гитарой. Мераб медленно подошел к ним, помялся и достал из пакета бутылку шампанского.

— Вот, принес, — робко сказал он. Отец выхватил у него бутылку и что было сил шмякнул ее об асфальт. Во все стороны полетели осколки и брызги шампанского. Парень с гитарой ударил по струнам, запел песню, красивую и нежную.

Яша взял второй голос. Мераб помялся, поглядывая на отца. И тоже запел. И мрачный отец не выдержал и взял на себя басовую партию…

А по летному полю ехал автокар с багажом, и на самом верхнем чемодане стоял пес Генацвале.

— Граждане пассажиры! — раздалось сверху из динамика.

Все, кто был на площади, остановились и подняли головы вверх.

— Уважаемые зрители! Доводим до вашего сведения, что жена Мераба — Циала фиктивно вышла замуж и уехала в Израиль в поисках мужа. Спасибо за внимание!

Генацвале поднял голову в небо и завыл на высокой ноте. И с этой ноты начнется мелодия, под которую пойдут титры фильма… и зрители из зала.

1988 г.

Моя кошерная леди

(Мюзикл в двух действиях)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАРК ХИГМАН — врач, как и многие евреи.

ЛИЗА ДУЛИГОВА — нормальная русская девушка.

МАДАМ ХИГМАН — а идише мама Марка Хигмана.

ПАША ДУЛИТОВ — отец Лизы, бомж-интеллигент.

РЕБ ПИККЕР — начинающий раввин.

БЕНЯ ФУРМАН — бывший актер бывшего еврейского театра.

ЗИНА — задушевная подруга Лизы.

ТРИ ХАСИДА — очень религиозные евреи.

ТРИ ЛЮБИТЕЛЯ ПИВА — алкоголики-профессионалы.

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ НА БУЛЬВАРЕ — традиционные противницы семитов.


Действие пьесы происходит в наши дни в нашем городе.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Голос в темноте: «Дышите… Не дышите… Еще раз… Глубже». Зажигается свет. Квартира Марка Хигмана. По стенам висят картины Шагала, Сутина, Альтмана. В центре — картина Малявина: смеющаяся баба в красном сарафане. Сам доктор слушает стетоскопом молодого бородатого человека в трусах и майке.


МАРК. Ну что ж, все ясно. Можете одеваться…


Молодой человек заходит за ширму и начинает одеваться.


Вообще, ничего страшного я не вижу. Есть некоторая аритмия, но в вашем возрасте это бывает.

ГОЛОС. В моем? Вы что, шутите?

МАРК. И не думаю! Именно в вашем. Очевидно, небольшое переутомление. Ну, и потом, весна, волнение в крови. Вон сколько на улицах русских красавиц!..


Молодой человек выходит из-за ширмы. Он уже одет, как раввин: в черном костюме, талесе под пиджаком и черной шляпе.


ПИККЕР. Марк Моисеевич, какие русские красавицы? По-вашему, я могу до них дотрагиваться?

МАРК. А что? Вы же, слава богу, не римский папа? Обет безбрачия не давали?

ПИККЕР. Безбрачия!.. Может, нам еще жениться на гойках?

МАРК. Насчет вас сомневаюсь, а что до нас, простых смертных, то почему бы и нет?

ПИККЕР. Вы меня поражаете! Мы же такой маленький народ! Если мы начнем заключать браки с другими нациями — мы вообще среди них растворимся. Или вы думаете, что между ними и нами нет разницы?

МАРК. Разница, конечно, есть, кто спорит? Просто я не люблю, когда начинают обобщать: евреи — умные, французы — легкомысленные, турки — коварные… Все это чушь! Народ состоит из людей, а люди всегда разные.

ПИККЕР. Согласен! И все же евреи действительно очень умный народ. Пример тому — сотни ученых, академиков, профессоров…

МАРК. А зато сколько среди нас идиотов? Полным-полно!.. Так что: будем считать идиотизм еврейской чертой или отдадим его другим нациям? Например, чукчам?

ПИККЕР. Мы можем спорить до утра, но я знаю твердо: вот как вы можете отличить врача от знахаря, так и я еврейку от нееврейки могу отличить за тысячу шагов.

МАРК. А я вам на это так скажу: вот я возьму на воспитание любую русскую девушку, и через три месяца ее никто не отличит от еврейки.

ПИККЕР. Доктор Хигман, я вас умоляю — не говорите вздор!

МАРК. Извините, реб Пиккер, но это вы говорите вздор!

ПИККЕР. Я говорю вздор?! Ну, знаете…


ДУЭТ ПИККЕРА И ХИГМАНА


ПИККЕР.

Я, может, спорить не умею.

Но твердо знаю лишь одно:

Еврей останется евреем.

Одень его хоть в кимоно.

Пускай он бороду побреет.

Пусть ест свинину круглый год.

Но если он рожден евреем.

То значит. Тора, значит. Тора в нем живет.

Кубинцы и малайцы.

Французы и китайцы.

Тот желтый, этот черный,

А тот еще черней.

Но все равно, а ида

Повсюду сразу видно —

Еврей, он даже в Африке Еврей!


МАРК.

Мы все рассеяны по свету

Уже почти две тыщи лет,

И так смешались все приметы.

Что очень трудно дать ответ.

Курчавый волос у еврея.

Но негр еще курчавей нас,

У итальянца нос крупнее,

А у индуса так же скорбно смотрит глаз.

Кубинцы и малайцы.

Французы и китайцы.

Тот белый, этот черный,

А этот с желтизной.

Но русского с евреем

Кто различить сумеет?

А гой, он даже в Африке

А гой!

ПИККЕР.

Кто был рожден еврейской мамой.

Тот от рождения еврей.

МАРК.

Хоть папа был тибетским ламой,

Был эскимос или пигмей.

ПИККЕР.

Мы не работаем в субботу —

И это к Богу верный путь.

МАРК.

Ну, что касается работы.

Еврей не прочь и в воскресенье отдохнуть.

ВМЕСТЕ.

Кубинцы и малайцы.

Французы и китайцы.

Тот белый, этот черный.

А этот с желтизной.

ПИККЕР.

Но все ж в конечном счете

Еврей всегда в почете —

А ид, он даже в Африке,

А ид, он даже в Африке.

МАРК.

А ид, он даже в Африке — а гой!

ПИККЕР. Ну все, с меня хватит! Я предлагаю пари, немедленно, сейчас же! Мы с вами идем в город, я указываю на девушку, и вы за три месяца делаете ее еврейкой.

МАРК. Что вы понимаете под этим словом?

ЛИНКЕР. Все! Чтоб она знала наши обычаи, говорила на идиш, готовила нашу еду, пела, танцевала… Словом, чтоб это была настоящая а идише мейдале. МАРК. Да вы такую сейчас среди евреек не найдете!

ПИККЕР. Тем почетнее ваша задача.

МАРК. А кто будет судьей в нашем споре?

ПИККЕР. Совершенно беспристрастные люди. Ровно через три месяца сюда должна приехать из Америки делегация хасидов. Вот они нас и рассудят.

МАРК. Ну что ж, согласен. Это даже забавно. А на что спорим?

ПИККЕР. На нашу синагогу выделили две потрясающие путевки в Израиль. Месяц по стране, с экскурсия ми, прекрасными гостиницами. Словом, если вы совершите этот подвиг, то путевки ваши. Думаю, никто в синагоге не будет возражать. Можете ехать с вашей новой еврейкой.

МАРК. Допустим… А что поставлю я? Ведь я — человек небогатый.

ПИККЕР. Ну уж! У вас тут просто Третьяковская галерея.

МАРК. Спасибо. Жаль, что мой папа этого не слышит. Это ведь все его работы: копии с картин еврейских художников.

ПИККЕР. Еврейских? Малявин, по-вашему, еврейский художник?

МАРК. Нет, конечно, но это и не копия. Это единственный здесь оригинал.

ПИККЕР. Вот вы его и поставьте в споре.

МАРК. Шутите? Это моя любимая картина. Я с ней в жизни не расстанусь.

ПИККЕР. А зачем расставаться? Вы же уверены, что выиграете?

МАРК. Конечно, выиграю. Вопроса нет.

ПИККЕР. Так чего же вы испугались?

МАРК. Я и не думал пугаться.

ПИККЕР. Тогда по рукам?

МАРК (после паузы). По рукам!


Ударяют по рукам и под тему из музыкального дуэта покидают дом Хигмана.


КАРТИНА ВТОРАЯ

На авансцене Марк и реб Пиккер.


МАРК. Послушайте, ребе, это, в конце концов, смешно. Мы уже два часа мотаемся по городу и не можем ничего выбрать. Одна вам не подходит по возрасту, другая — по походке, третья — по внешнему виду…

ПИККЕР. Ша, доктор, не волнуйтесь! Вы же сами знаете, как это вредно.

МАРК. Но уж остановитесь на ком-нибудь! Мы же с вами не невесту выбираем. И, слава богу, не нового президента. Можете объяснить, что вы ищете?

ПИККЕР. Я просто опасаюсь, чтоб у девушки не оказалось еврейских корней. Вам будет слишком легко выиграть спор.

МАРК. Тогда чем вам не подошла та девушка, дорожная работница?

ПИККЕР. Это какая? Напомните…

МАРК. Ну та, в оранжевой куртке, с полными носилками камней. Надеюсь, ее вы не приняли за еврейку?.. Еврейская женщина если носит камни, то только в ушах. ПИККЕР. Необязательно. Моя тетя Рухл всю жизнь носила камни в желчном пузыре. Причем такие, что ваши коллеги хватались за голову.

МАРК. Лучше бы они хватались за желчный пузырь. Но хорошо, оставим камни в покое. А та женщина, милиционер на перекрестке? Тут уж, по-моему, нет сомнений, что не еврейка.

ПИККЕР. Простите, вы когда-нибудь были женаты?

МАРК. Нет, а что?

ПИККЕР. Ничего. Просто вы бы знали, что хорошая еврейская жена регулирует все ваши движения.

МАРК. Слушайте, я понимаю, почему вы стали раввином: у вас на все есть ответ. Но я вас умоляю: выберите уже что-нибудь! Вот вам — полно людей (показывает в зал). Посмотрите, вон та, например… Или нет, лучше вот эта, в зеленом платье. Прекрасная русская женщина! Давайте я из нее буду делать еврейку.

ПИККЕР. Ой, не смешите меня! Посмотрите на ее спутника. Она же сама из него сделала еврея. А до нее, возможно, он был нормальным человеком. Давайте уж как договорились: кандидатуру подбираю я, но такую, чтоб это было а михае!

МАРК. Ладно, ищите! У меня уже нет никаких сил.

ПИККЕР. Давайте сделаем паузу. Тут за углом, помнится, всегда была бочка с пивом. Не возражаете — по кружечке?

МАРК. С наслаждением. Я только сбегаю за сигаретами, а вы занимайте очередь. (Убегает.)


Бочка с пивом. В неподвижной позе застыли трое завсегдатаев с кружками. Пиккер подходит и становится за ними.


ПРОДАВЩИЦА (в замызганном белом халате). Эй, эй, куда стал? Я же ясно сказала: больше очередь не занимать.

ПИККЕР. А что, пиво кончается?

ПРОДАВЩИЦА. Терпение кончается! Я живой человек иль нет? Положен мне обеденный перерыв?

ПИККЕР. Но пару кружечек, а? В порядке исключения…

ПРОДАВЩИЦА. Что, небось, труба горит?.. Меньше надо за бороду закладывать! Вам что рождение, что поминки… Алкаши! (Машет, отворачивается.)

МАРК (появляясь). Ну, где наше пиво?

ПИККЕР. Пива нет, но мне кажется, я нашел кое-что получше. (Кивает на продавщицу.)

МАРК. Что, эта?!

ПИККЕР. А почему бы нет? По-моему, прекрасный экземпляр. Это будет первая еврейка, родившаяся из пивной пены.

МАРК. Ой, ребе, ну вы тот еще перчик!.. Ладно, спор есть спор. Попробую… (Подходит к продавщице.) Девушка, можно вас на минутку?

ПРОДАВЩИЦА. А вы успеете? (Поднимает голову от кружки и застывает. Звучит музыка — лейтмотив спектакля.)

МАРК. А что вы на меня так смотрите?

ПРОДАВЩИЦА (восторженно). Лицо ваше знакомо. Вы случайно не артист?

МАРК. Случайно нет. Я — врач, доктор медицинских наук, можно просто Марк.


Продавщица вытирает руку фартуком, подает.


ЛИЗА. Лизавета Павловна.

МАРК. А скажите, Лизавета Павловна, если, конечно, не секрет: хорошо вы здесь зарабатываете?

ЛИЗА. Ой, вы и скажете! Что я здесь зарабатываю? Слезы! Солидный клиент теперь импортное пиво пьет. А сюда одни ханыги ходят.

МАРК. Вроде меня?

ЛИЗА. Что вы, я не про то… Хотите, кружечку налью?

МАРК. Нет-нет, спасибо.

ЛИЗА Ну, товарищу вашему?

МАРК. Да он, видите, газетой увлекся. (Показывает на Пиккера, сидящего на лавочке с газетой.)

ЛИЗА (приглядываясь). А чего это он ее не с той стороны читает?

МАРК. Так это же еврейская газета. Там все справа налево.

ЛИЗА. Надо же! Вот народ: все не как у людей.

МАРК. Это точно. Ненормальный народ. Кстати, у меня к вам и предложение ненормальное: идите ко мне работать. Много не обещаю, но в обиде не останетесь.

ЛИЗА. А чего я делать-то буду?

МАРК. Ничего особенного. Тут ко мне дядя приехал из Израиля. Он у меня старенький, инвалид. Хотя еще довольно бодрый. Надо его покормить, напоить, гулять вывезти. Конечно, и я помогу. Я ведь доктор.

ЛИЗА. А че это вы ко мне?

МАРК. Сам не знаю. Лицо ваше понравилось. Доброе.

ЛИЗА. Правда? Это я сейчас еще похужела, рядом с пропойцами этими.

МАРК. О! Как раз и от них отдохнете. Вот вам моя визитка, завтра с утра звоните.

ЛИЗА. А когда позвонить?

МАРК. Да хоть в восемь. Я рано встаю.

ЛИЗА. А жена ваша не заругается, что я так рано?

МАРК. Нету меня никакой жены. Звоните спокойно.

ЛИЗА. А чего звонить? Я могу прямо приехать.

МАРК. Еще лучше! Прямо с утречка и приезжайте. Буду ждать. До свидания, Лизавета Павловна.

ЛИЗА. До свидания (смотрит в визитку), Марк Моисеевич. (Марк берет под руку Пиккера, уходят.) Моисеевич… Красиво!

ПЕСНЯ ЛИЗЫ И ХОРА ПЬЯНИЦ

ЛИЗА.

Что со мною приключилось?

Что со мной произошло?

Словно солнце появилось

И за тучку вдруг зашло.

ХОР.

Эти речи, Лизавета.

Нашей девке не к лицу.

Лучше с русским есть котлету.

Чем с евреем есть мацу!

ЛИЗА.

У меня с людьми такими

Не бывало в жизни встреч.

И глаза у них другие,

И совсем другая речь.

ХОР.

Эти люди, Лизавета,

До добра не доведут:

Иль сживут тебя со света,

Иль в Израиль продадут.

ЛИЗА.

Знает только ветер в мае

Или мудрая луна.

Для чего же я такая

Этим людям вдруг нужна?

ХОР.

Лизавета, Лизавета!

Ну их, право, к богу в рай!

Плюнь на это, плюнь на это —

Лучше пиво наливай!

Плюнь на это, плюнь на это —

И полнее наливай!


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Квартира Хигмана. За дверью слышны голоса.

Входят Марк и Лиза.


МАРК. Ну вот, Лизанька, а это наша гостиная.

ЛИЗА. Мать моя родная! А картин-то, картин — сдохнуть можно!

МАРК. Что, нравится?

ЛИЗА. Ага! Особенно вот эта. Случайно, не вы рисовали?

МАРК. Нет, к сожалению. Шагал.

ЛИЗА. Куда это?

МАРК. Чего куда?

ЛИЗА. Куда шагал-то?

МАРК. Нет, вы не поняли. Это фамилия художника — Шагал. Туг его много. Вот, например, и вот. А это Сутин, Альтман. Все знаменитые художники.

ЛИЗА. Они что, все у вас лечились?

МАРК. Нет. Лиза, они лечились у других врачей.

ЛИЗА. А это кто? (Показывает на картину Малявина.)

МАРК. Это моя любимая женщина. Каждый день перед ней стою.

ЛИЗА (ревниво). А что в ней такого? Подумаешь! У моей тетки в деревне таких хоть пруд пруди!

МАРК. Хорошая деревня! Надо будет как-нибудь съездить. Но давайте к делу. Значит, главная ваша забота— это дядя.

ЛИЗА. Подумаешь, забота! Что я, дядей никогда не видела.

МАРК. Но не забывайте, что он инвалид.

ЛИЗА. Ну? Что я, инвалидов никогда не видела.

МАРК. Тут другая трудность. Понимаете, он уехал отсюда ребенком и совершенно не знает русского языка.

ЛИЗА. Совсем?

МАРК. Ни словечка.

ЛИЗА. Здрасьте вам! Что же я с ним, по-еврейски, что ли, трекать буду?

МАРК. Да, кое-что на идиш выучить придется. Но вы не пугайтесь, я же вижу: вы — очень способный человек.

ЛИЗА. Да ладно вам!..

МАРК. Честно, у вас обязательно получится. Вы в школе какой язык учили?

ЛИЗА. Английский, а что?

МАРК. Ну-ка, скажите что-нибудь по-английски.

ЛИЗА. Дыс ыз э тайбл.

МАРК. Ну?.. А говорите — нет способностей. Да вы этот еврейский за неделю освоите. Тем более что дядя вам наверняка понравится. (Кричит по-еврейски.) Онкель, ком цу мир, гихер!


Дверь открывается, на инвалидной коляске въезжает дядя в кипе.


Вот, прошу любить и жаловать! Поговорите, пообщайтесь, а мне еще поработать надо. Если что — я в кабинете. (Уходит.)

ЛИЗА (обходит вокруг кресла). Интересно… До старости, значит, дожил, а по-нашему ни бельмеса.

ДЯДЯ. Вус? Вус редст ду?

ЛИЗА. Ну, язык… Врагу не пожелаешь…

ДЯДЯ. Вус? Их ферштее нихт!

ЛИЗА. Я говорю — давайте знакомиться. Гут?.. Вот я, например, Лизавета. Понятно? Ли-за.

ДЯДЯ. Ли-за.

ЛИЗА. О, молодец! А вас как зовут?.. Тупой… Зовут тебя как?

ДЯДЯ. Их? Их бин Беня.

ЛИЗА. Беня?.. Понятно. Значит, ты — дядя Беня. По- нашему, анкл Бэня. Давай дальше разбираться. Вот, к примеру, анкл Беня захотел кушать. Ням-ням… Это как по-вашему?

ДЯДЯ. Эсен.

ЛИЗА. Хорошо… А пить? Буль-буль?

ДЯДЯ. Тринкен.

ЛИЗА. А в постель как? Спать?

ДЯДЯ. Шляфен.

ЛИЗА. О, сразу понял. Все вы, мужики, одинаковые. Эсен, тринкен, а потом сразу в койку.

ДЯДЯ. Вус редст ду? Редст аф идиш.

ЛИЗА. Погоди, разлетелся. Я ж пока еще не полная еврейка, частичная. Хотя, я вижу, с тобой пару дней пообщаешься, сразу по-вашему запоешь. Кстати, а как будет петь?.. Ну, ля-ля!..

ДЯДЯ. A-а, зинген.

ЛИЗА. А плясать? (Проходится руки в боки)

ДЯДЯ. Танцен.

ЛИЗА. Пошло дело: зинген, танцен, обжиманцен! Хороший язык, мне нравится! Кстати, анкл Беня, кушать тебе не пора? Эсен, эсен, желаете?

ДЯДЯ. Е, их хоб шен хунгер.

ЛИЗА. Тогда поглядим, что у нас в холодильнике (заглядывает внутрь). Мать честная, тут столько продуктов — всю синагогу можно накормить! (Возвращается с тарелкой) Во, гляди: творожок со сметаной, ветчины кусочек…

ДЯДЯ. Нейн, нейн! Мильх мит флейш? Цузамен?

ЛИЗА. Погоди, не ори! Объясни толком, чего ты хочешь?

ДЯДЯ (тычет в ветчину). Хозер! Дас ист нихт кошер! Нихт кошер!

ЛИЗА. Вот это — кошке? А у нее не слипнется?

ДЯДЯ. Кошер! Их есе нур кошер!

ЛИЗА. Опять за свое! Марк Моисеевич, выйдите на минутку!

МАРК (вбегая). Что? Что случилось?

ЛИЗА. Да не понимаю я, чего он базарит?

МАРК. Онкель; вус ис гетрофен? (Дядя объясняет на идиш.) Их ферштее. Вильст ду эсен ин дер кюхе? гут. (Вывозит дядю вместе с тарелкой, возвращается.) Лиза, вы, конечно, не обязаны говорить по-еврейски, тем более сразу. Но, ради бога, по-русски вы можете говорить нормально?

ЛИЗА. А чего я сказала?

МАРК. Да вы за сегодня уже много чего сказали: базарит, трекает, торчу, баксы… Это, по-вашему, русский язык?

ЛИЗА. А че? И по телевизору все так говорят.

МАРК. В этом-то все наше несчастье, что у нас хамство преподают по телевидению!.. А что касается дяди, то он не хотел есть вместе сметану и ветчину, тем более что это была свинина.

ЛИЗА. А почему вместе нельзя?

МАРК. Еврейская религия запрещает смешивать мясное с молочным.

ЛИЗА. А пиво с водой?

МАРК. Про это ничего не сказано.

ЛИЗА. Порядок! Эта религия мне годится.

МАРК (смеется). Ладно, отдыхайте, мне уже на работу пора.

ЛИЗА. Марк Моисеевич, я только спросить хотела, про картину. Чего это они все летают?

МАРК. Ой, долго объяснять… Ну, в двух словах. Понимаете, Лиза, это местечко, где евреев когда-то заставляли жить. Грязное, жалкое, убогое… И вот среди этой нищеты появляется художник, который видит все, как ребенок: мир, где коровы летают по небу, скрипачи играют на крышах… Я понятно говорю?

ЛИЗА. Ага! Вот только что это за собачьи конурки?

МАРК. Это дома, Лизанька, дома, в которых жили евреи.

ЛИЗА. Евреи? В таких домах?!

МАРК. Конечно! Почему-то все думают, что евреи жутко богатые. А они жили в страшной нищете. Одна селедка — на всю семью. Нет, конечно, были в России и очень богатые евреи: барон Гинцбург, Бродский, Высоцкий…

ЛИЗА. Володя Высоцкий? Он что, тоже еврей?

МАРК. В данном случае я говорил о другом Высоцком— фабриканте чая. А у Владимира Высоцкого отец действительно еврей, а мама русская. Так что по еврейским законам его нельзя считать евреем. У нас национальность считается по матери.

ЛИЗА. А вот я еще хотела…

МАРК. Лиза, все! Мне уже на работу пора.

ЛИЗА. Ну, пожалуйста! Только одна вещь, очень важная. Вы послушайте…

ПЕСНЯ О БАБУШКАХ

ЛИЗА.

Я евреев знаю мало.

Очень редко их встречала.

Но про них слыхала в детстве

Разговор такой:

Если сильно я шалила.

То мне бабка говорила:

«Вот смотри — придут евреи.

Заберут тебя с собой!»

Ах, бабушка Варвара

Любила постараться.

И сделала немало

Для дружбы разных наций.

МАРК.

Мы, как видно, в нашем детстве

С вами жили по соседству,

И меня пугала тоже

Бабушка порой:

«Если будешь плохо кушать

И родителей не слушать.

То смотри — придут цыгане.

Заберут тебя с собой!»

Ах, бабушка Ревекка

Учила нас бояться,

Готовя человека.

Для дружбы разных наций.

ВМЕСТЕ.

В детстве мы слыхали часто.

Что страна у нас прекрасна.

Что живем мы все единой.

Дружною семьей.

Но когда детей пугали.

Непременно обещали:

«Вот смотри — придут армяне.

Немцы, греки, молдаване,

И, конечно, в наказанье

Заберут тебя с собой!»

Ах, бабушки-старушки!

В младенческие годы

Готовили нас дружно

Для счастья всех народов!


КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Квартира Хигмана. Лиза сидит с балалайкой и. заглядывая в бумажку, разучивает текст песни.


Вдоль по улице метелица метет.

За метелицей мой либеньке идет.

Ты поштейт, поштейт, красавица моя.

Дай мне наглядеться, нахэс, на тебя!


Звонок. Лиза подбегает к двери, открывает. На пороге стоит потертый мужчина: не бомж, не алкаш, хотя есть в нем что-то и от того, и от другого.


ЛИЗА (отступая). Ты?! Ты чего чего сюда приперся? Тебя кто звал?

МУЖЧИНА. Не стыдно?.. С родным отцом, с любимым папашей?.. Я же, грубо говоря, все глаза проплакал, вес ноги в кровь отер, пока тебя искал.

ЛИЗА. Ладно, кончай бодягу! Уходи, пока Марк Моисеевич не вышел.

ДУЛИТОВ. А может, я как раз к нему? Лично к доктору кардиологу Хигману Эм. Эм.?

ЛИЗА. Чего тебе от него надо?

ДУЛИТОВ. А может, у меня сердце болит, что дочь отняли? Болит мое сердце всю ночь напролет. И стонет, и плачет, и бьется о борт корабля!..

МАРК (в дверях). Вот это нехорошо. Сердце болеть не должно. Тём более плакать и стонать.

ДУЛИТОВ. Уважаемый! Как же ему не плакать, когда единственную дочь, можно сказать, среди бела дня евреи приватизировали?

ЛИЗА. Марк Моисеевич, да гоните ж его в шею! Это же известный аферюга, папашка мой!

МАРК. Лиза, Лиза, спокойней…

ДУЛИТОВ. Слыхали, доктор?.. Небось еврейская девушка своего палашу аферюгой не назовет.

ЛИЗА. А еврейскую девушку папаша в детстве бросит? А матери ее жизнь искалечит? Ну, чего уставился? Козел!

МАРК. Лиза! Я вас очень прошу — оставьте нас на пару минут. Мы с вашим отцом сами разберемся.

ЛИЗА. Пожалуйста!.. Только смотрите, чтоб он у вас ложки серебряные не свистнул.

МАРК. Не волнуйтесь, не свистнет. Тем более что они у меня мельхиоровые. (Лиза гордо покидает комнату, громко хлопнув дверью.)

ДУЛИТОВ. Что скажете, доктор?.. И это наше молодое поколение, смена наша, надежда… Господи, что будет с Россией, просто страшно подумать!

МАРК. А вы не думайте.

ДУЛИТОВ. О чем?

МАРК. О России. Она как-нибудь и без вас справится. И, вообще, уважаемый… Простите, ваше имя-отчество?..

ДУЛИТОВ. С утра Пал Макарычем звали.

МАРК. Так вот, уважаемый Пал Макарыч! Оставим лирику и поговорим конкретно. Вам что от меня нужно?

ДУЛИТОВ. А вы не понимаете?

МАРК. Пока нет.

ДУЛИТОВ. Интересное дело! Увели у человека единственную дочь, лишили, можно сказать, последнего источника существования. Да так даже варвары не поступают. А ведь вы, евреи, культурный народ. Можно сказать, лучшие умы человечества: Спиноза, Эйнштейн, Генрих Гёйне… Я уж не говорю про Карла Маркса, поскольку сейчас о нем говорить не принято.

МАРК. Мне очень радостно, что вы так живо интересуетесь еврейской культурой, как говорит Лиза, я просто тащусь, но цели вашего визита так и не понял.

ДУЛИТОВ. Извините, доктор, у вас дети есть?

МАРК. Увы…

ДУЛИТОВ. Поэтому вы и не можете понять отцовских чувств. Ведь когда теряешь своего ребенка, единственного близкого на земле существа, то весь организм буквально требует компенсации.

МАРК. И какой же компенсации требует ваш организм?

ДУЛИТОВ. А это уже как вам совесть подскажет. Вариантов много: можно сразу, можно по частям, можно нашими, можно зелеными. Они у меня потом дозреют. МАРК. А если не дам?

ДУЛИТОВ. Тогда придется дочурку конфисковать. Так сказать, увести с собой.

МАРК. Но она у вас, по-моему, уже совершеннолетняя.

ДУЛИТОВ. Ну и что? Мобилизуем общественное мнение, подключим соответствующую прессу: то да се, кража русского ребенка, жидомасоны в действии, всемирный сионистский заговор.

МАРК. А стыдно не будет? Это ж гадость.

ДУЛИТОВ. Конечно, гадость. Более того, подлость! Но что делать, доктор? Сами посудите: и дочь отняли, и денег не дают — это уже прямо какое-то ритуальное убийство получается.

МАРК. Ладно, что с вами поделаешь? Раз вы без дочери не можете — забирайте.

ДУЛИТОВ. Погодите, Марк Моисеевич! Что вы так сразу — забирайте? Мы же с вами интеллигентные люди. Что же мы, компромисса не найдем? Консенсуса?

МАРК. Думаете, найдем?

ДУЛИТОВ. Обязательно!.. Только, бога ради, не считайте, что я вымогатель какой-нибудь. Просто у меня такая ситуация, такой момент в жизни, что хоть камень на шею — и в воду! (Всхлипывает.)

МАРК. Вы случайно в театре не играли? У вас замечательно получаются трагические роли.

ДУЛИТОВ. Правильно! Это же трагедия, настоящая трагедия, хотя речь идет о пустяках, о мизерной сумме.

МАРК. Не понял связи.

ДУЛИГОВ. Вот меня сейчас друзья спрашивают: «Пашка, где твоя дочь?» И что я могу ответить? Ничего!.. А так меня люди спросят: «Дулитов, где твоя Лизка?» А я им в ответ: «Прошу к столу! Помянем мою дочурку!» Это же совсем другой коленкор.

МАРК (смеется). Знаете, Пал Макарыч, вообще-то у меня есть принцип: не поддаваться шантажу.

ДУЛИГОВ. И правильно!

МАРК. Но вы, честно говоря, произвели на меня такое впечатление, что я готов изменить своему принципу.

ДУЛИТОВ. Трудно возразить!

МАРК. К сожалению, никакой зелени у меня нет. Могу предложить только это. (Протягивает деньги.) Извините, все, что есть в наличии.

ДУЛИТОВ. Доктор, ну что тут скажешь? Большое русское мерси! Честно говоря, не ожидал. Думал, вы меня в шею погоните, а вы — такое благородство. Теперь уж. как говорится, берите мою единственную дочь и делайте с ней все, что хотите.


Дверь распахивается.


ЛИЗА. Ты что сказал, алкаш поганый?

МАРК. Лиза!

ЛИЗА. А вы, доктор, тоже хороши! Покупаете меня, все равно как свинью на базаре!

ДУЛИТОВ. Лизавета, что за выражения: свинья, базар! Да разве Марк Моисеевич тебя покупал? Тем более что евреи свинину не едят. Просто доктор со мной поделиться хотел, как со своим ближним. Ведь это ж уметь надо — с ближним поделиться. Как сказано в Священном Писании: рука дающего да не оскудеет, рука берущего да не отсохнет!


ПЕСНЯ ДУЛИТОВА

Откуда все несчастья на земле?

Все беды в захолустье и столице?

А это оттого, что люди все хотят себе.

Никто ни с кем не хочет поделиться.

Не скупись! Не жлобись! Поделись!

Деньгами, выпивкой иль чистою рубашкой.

Ну, а если, так сказать.

Другу нечего отдать.

То поделись последнею затяжкой.

Бомжи, министры или короли.

Крутой банкир или мальчишка в школе.

Короче говоря, сегодня люди всей земли

Хотят иметь хоть небольшую долю.

Не скупись! Не жлобись! Поделись!

Деньгами, выпивкой, одеждой или кровом.

Ну, а если, так сказать. Другу нечего отдать.

То поделись хотя бы добрым словом.

От рэкета не смогут защитить

Работники милиций и полиций,

И если нынче ты спокойно хочешь жить —

Всегда умей с другими поделиться.

Не скупись! Не жлобись! Поделись!

Деньгами, выпивкой иль хлебушка краюхой.

Ну, а если, так сказать.

Другу нечего отдать.

То дай ему хотя бы оплеуху!


(Советы к танцу Дулитова: мне кажется, что в танце он должен допивать чужую рюмку, докуривать сигарету, ссыпать в карман конфеты со стола — одним словом, зрительно подтверждать то. о чем поет в своей песне.)


КАРТИНА ПЯТАЯ

В саду на лавочке сидят две женщины. Перед одной — детская коляска, другая держит на поводке собаку. Появляется Лиза, толкая перед собой коляску с дядей Беней.


ЛИЗА (ему). Хир ист гут? Нихт хейс?

БЕНЯ. Нейн, дас гефелт мир. Гиб мир нур ди шлепе.


Лиза надевает на него панамку, он блаженно закрывает глаза.


ПЕРВАЯ. Эй, подруга, это ты по-каковски говоришь?

ЛИЗА. По-еврейски, а что?

ПЕРВАЯ. Ты что, еврейка, что ль?

ЛИЗА. Почему? Русская.

ПЕРВАЯ. А откуда по-ихнему знаешь?

ВТОРАЯ (поджав губки). Она, видать, спецшколу закончила. С жидовским уклоном.

ЛИЗА. Но-но, полегче! А то ты у меня без всякой школы сразу в институт попадешь. Склифосовского.

ПЕРВАЯ. Тихо, тихо, девки, ну чего вы? Мне же правда интересно, оттуда ты ихний язык знаешь?

ЛИЗА. Да он меня научил. Дядя Беня.

ВТОРАЯ. Ишь, дядю себе нашла, родственничка. Что ж ты его лучше по-русски не обучила?

ЛИЗА. А зачем ему? Он — гражданин Израиля. А захочет путешествовать — лучше идиша не найдешь. Евреи сейчас везде живут.

ВТОРАЯ. Вот именно, что везде! Все себе захапали. Ох, и дурят же они нашего брата!..

ЛИЗА. Чем же они тебя, интересно, надурили?

ВТОРАЯ. Да мало ли чем…

Л ИЗА. А все-таки?..

ПЕРВАЯ. Да не приставай ты к ней! У нее и правда забот выше крыши. Муж пьет без продыху, сына из школы вышибли. Одна она в семье горбатится, а по вечерам, вон, еще чужих собак выгуливает.

ВТОРАЯ. И собаки теперь тоже еврейские пошли — какую ни возьми: спаниель, доберман!.. А мой вообще ротвейлер!

ЛИЗА. Слушай, тебя как зовут?

ВТОРАЯ. Ну, Катерина, а что?

ЛИЗА. Кать, ты мне честно скажи: ты хоть одного еврея в жизни видела?

ВТОРАЯ. А то нет! Да их каждый день по телевизору показывают. Один со скрипкой, другой с роялем, а ты давай собачье говно подбирай.

ЛИЗА. Так в чем дело? Бери скрипку и играй.

ВТОРАЯ. Сказала! На скрипке-то уметь надо.

ЛИЗА. То-то и оно! Он, небось, лет двадцать учился, ни сна, ни отдыха не видел, чтоб так играть. А ты в это время семечки лузгала. Вот теперь и крути собачьи хвосты.

ВТОРАЯ. Все сказала, адвокат еврейский?.. Ты нам лучше доложи, сколько они тебе заплатили?

ЛИЗА (машет). Да что с тобой разговаривать. Одно слово — хозерюга!

ПЕРВАЯ. Нет, ты все ж таки объясни: чего ты так с этими евреями носишься? Ведь они нашего Христа распяли.

ЛИЗА. Во-первых, не нашего, а своего. Христос-то тоже еврей был.

ВТОРАЯ. Во! Час от часу не легче.

ЛИЗА. Да-да, и он, и Пресвятая Дева Мария, и все апостолы… А что касается казни, так его римляне распяли. По личному указанию Понтия Пилата.

ВТОРАЯ (подруге). Слыхала? Еще какого-то с понтом Пилата нашла. Тебе это откуда известно?

ЛИЗА. Марк Моисеевич рассказал.

ВТОРАЯ. Это еще что за фрукт?

ЛИЗА. Сама ты фрукт! А Марк Моисеевич врач. Кардиолог. Доктор медицинских наук.

ВТОРАЯ. В общем, профессор кислых щей. Ой, девка, здорово же они тебя обработали.

ЛИЗА. Темная ты, на тебя даже обижаться грех.

ПЕРВАЯ. Нет, ты все-таки скажи: почему ты за них, а не за нас?

ЛИЗА. Да я ни за кого! Я — за правду. (Второй.) Вот у тебя сына из школы выгнали?.. Выгнали. Еврей бы на последние деньги ему педагога нанял, а ты?.. Ничего, авось, и так сойдет!.. Теперь мужа своего возьми. Рядом с ним какой-нибудь еврей работает, заметь, получает столько же, но только не пропивает все подряд. В результате у него и мебель хорошая, и телевизор японский, а вы спите на пустой посуде. Тебе бы своему мужику врезать промеж рогов, а ты вместо этого орешь: «Евреи! Россию продали! Народ обокрали!»

ВТОРАЯ (уже примирительно). Тебя послушать, так все евреи чистые ангелы.

ЛИЗА. Я так не говорю. Ангелы на небе живут, а тут, на земле, все мы грешники. Верно говорю, дядя Беня?

БЕНЯ. Вус? Вус хает ду гезагт?

ЛИЗА. Их заге: але менчен зинд менчен.

БЕНЯ. Е! Дас ист рехт.

ПЕРВАЯ. Ой, и глупые же мы, как я погляжу! Одна с чужим ребенком гуляет, другая — с чужой собакой, третья — с чужим дядей. И чего мы ссоримся? Чего нам делить, кроме забот?.. А мы все виноватых ищем!


ПЕСНЯ О ВИНОВАТЫХ ПЕРВАЯ.

Если с ветки капнет птичка.

Надо ветку обломать.

Есть российская привычка —

Виноватого искать.

Я уже немолодая.

Слышу много лет подряд:

Если жизнь у нас плохая.

Значит, кто-то виноват:

То бухаринцы-троцкисты.

Кулаки и басмачи.

Вейсманисты-морганисты,

Падры-империалисты,

Гады абстракционисты.

Отравители-врачи.

Ну, а если у нас

Вдруг иссяк врагов запас.

То на случай на такой

Есть евреи под рукой!


ВТОРАЯ.

Улетела с ветки птичка.

Даже хвостик не видать.

Нам осталась лишь привычка —

Виноватого искать.

И недаром в жизни новой

Все газеты нам твердят:

Если мы живем хреново.

Значит, кто-то виноват:

То ли блок военный НАТО,

То ль придурок-депутат.

Рэкетиры-супостаты,

Мафиози-губернатор,

Коммуняка бесноватый

И ворюга-демократ.

Ну, а если у нас

Вдруг иссяк врагов запас,

То на случай на такой

Есть евреи под рукой!


ЛИЗА.

Не вернется наша птичка —

Ей здесь нечего клевать.

И пора бросать привычку —

Виноватого искать.

В огороде сохнут грядки.

На окне прокисли щи…

Если что-то не в порядке —

Ты в себе вину ищи!

Мы же сами создавали

Ту страну, где мы живем.

Одобряли, заверяли.

Каждый год рапортовали.

Что варили, то хлебали.

Что посеяли, то жнем.

Не иссякнет у нас

Никогда врагов запас.

Но пора когда-нибудь

Дать евреям отдохнуть!


ВМЕСТЕ.

Пусть евреи немножко поспят…


КАРТИНА ШЕСТАЯ

Квартира Хигмана. Поздний вечер. Тишина, все в доме спят. В кухню тихо въезжает на своем кресле дядя Беня. Включает свет, озирается. Затем тихо встает с кресла, подходит на цыпочках к холодильнику, накладывает себе еду на тарелку. Наливает рюмочку, подносит ко рту.


ЛИЗА (сзади). Лехаим!


От неожиданности Беня со звоном роняет рюмку.


ЛИЗА. Та-ак, понятно… Хамье в гостях — картина Левитана.

БЕНЯ. Ферштейн ду? Их каннит шляфен. Их дахте: бе сер шин зпес эсен.

ЛИЗА. Угу! А теперь то же самое — и по-русски.

БЕНЯ. Вус? Их ферштее нихт.

ЛИЗА (грозно). Ну?! Я кому сказала!

БЕНЯ. Ша, тихо, что ты шумишь? Ты же Марка Моисеевича разбудишь.

ЛИЗА. С ним будет отдельный разговор. Но сначала ты мне расскажи, дорогой мой дядя Беня. Или ты не дядя?

БЕНЯ. А что я — тетя?

ЛИЗА. Ты не крути! Знаешь, о чем я спрашивало. Ты нашему хозяину дядя или нет? И, вообще, откуда ты взялся?

БЕНЯ. Спокойно, без нервов, я все объясню. Только скажи: зачем тебе так много знать? У тебя голова не заболит?

ЛИЗА. А у тебя?

БЕНЯ. Что ты мне отвечаешь вопросом на вопрос? В конце концов, кто из нас еврей?

ЛИЗА. Ты, ты, успокойся!.. А заодно расскажи, зачем ты мне шарики крутил, что русского не знаешь?

БЕНЯ. Лиза, детка, я тебе все расскажу. Правду, чистую, как слеза. Когда-то давно я работал в еврейском театре. Марк Моисеевич меня нашел и говорит: «Бенцион, есть интересное предложение: сыграть роль израильского дяди, который говорит только на идиш». Что, по-твоему, должен был ответить нищий пенсионер?.. Я ему сказал: «Е, угеред, дорогая!»

ЛИЗА. А зачем?

БЕНЯ. Что значит зачем? Ты здесь денежки зарабатываешь? И я хочу немножко заработать.

ЛИЗА. А ему-то, ему зачем?

БЕНЯ. Точно не знаю, врать не буду. Но слышал, что он с кем-то заключил пари, что из простой хозерки, ой, извини, из простой русской девушки сделает настоящую еврейку. Это пари, понимаешь?

ЛИЗА. Не понимаю.

БЕНЯ. А что тут сложного? Ты зарабатываешь, я зарабатывало, и он тоже хочет заработать.

ЛИЗА. A-а, заработать… Вот теперь поняла.

БЕНЯ. Молодец! У тебя уже почти еврейская голова. Поэтому успокойся, сядь и съешь кусочек курочки.

ЛИЗА. Да не хочу я есть!

БЕНЯ. Не брыкайся! Курочка — это всегда полезно для сейхл. (Насильно впихивает ей тарелку.)

ЛИЗА. Отстаньте вы от меня! (Отбрасывает, тарелку, та с шумом падает на пол.)

БЕНЯ. Ты что, рехнулась? При чем тут курица? Нашла на кого обижаться!


Лиза идет в гостиную, достает из шкафа чемодан и начинает бросать туда свои вещи. Затем возвращается в кухню.


ЛИЗА. Передайте вашему хозяину, что было очень приятно с ним познакомиться

БЕНЯ. Я тебя никуда не пущу! Он мне голову оторвет.


Появляется заспанный Марк в халате.


МАРК. Что такое? Что здесь происходит? Почему курица на полу?

ЛИЗА. Погулять пошла. Вместе с вашим дядей. (Берет чемодан, идет к двери.)

МАРК (сразу проснувшись). Лиза! Вы куда? Подождите!

ЛИЗА. Не трогайте меня!.. Эх, вы… Я-то думала: вот человек, ни на кого не похожий. А вы, оказывается, только о деньгах и думали. Значит, верно говорят, что ваша нация все на деньги меряет.

МАРК. Какие деньги? При чем тут нация? Погодите, дайте же объяснить!..

ЛИЗА. Поздно объяснять! Уже два часа ночи. Лучше садите своего дядю на коляску…

МАРК. Не садите, а сажайте.

ЛИЗА. Ну, сажайте своего дядю на коляску и везите его прямо в Израиль.

МАРК. Израиль.

ЛИЗА. Да хоть в Биробиджан! А с меня достаточно. Спасибо, как говорится, за науку. Счастливо оставаться, газлоним!


Выходит, хлопнув дверью. От удара вздрагивает стена, и на пол падает картина: смеющаяся малявинская баба в красном сарафане.


КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА СЕДЬМАЯ


Комната Лизы. Скромная обстановка. Над кроватью висит портрет Филиппа Киркорова. Лиза и ее подруга Зина сидят за столом. У Зины — большой синяк под глазом. Перед подружками — полупустая бутылка водки. Девушки поют.


Ромашки спрятались, увяли лютики.

Когда застыла я от горьких слов.

Зачем вы. девушки, евреев любите?

Непостоянная у них любовь.


ЗИНА. Лиз, а Лиз, да брось ты убиваться. Мы тебе получше жениха найдем, чем этот Соломон.

ЛИЗА. Это какого же? Вроде Петьки твоего?

ЗИНА. А чем он, интересно, плох?

ЛИЗА. Хорош! Ты на себя в зеркало посмотри.

ЗИНА (трогает, синяк). А, это! Ну и что? Бьет — значит любит.

ЛИЗА. Очень уж он тебя сильно любит. Прямо до полусмерти.

ЗИНА. Ну, за все хорошее! (Пьют.) Слушай, ты Клавку помнишь из овощного?

ЛИЗА. Конечно, помню, а что?

ЗИНА. С ней такая история приключилась, ну прямо «Санта-Барбара». Ты послушай, умрешь — не встанешь. Она еще в том году за одного еврея замуж выскочила и вместе с ним в Америку укатила.

ЛИЗА. Ну да?

ЗИНА. Слушай дальше! Осмотрелась она в Америке, еврея своего кинула и нашла себе богатого. Открыла русский ресторан, дела пошли — ну прям цветет и пахнет. А бывший ее без работы мыкается, в драных портках ходит. Ну, Клавка, добрая душа, говорит ему: «Ладно! Так и быть. Приходи ко мне в ресторан, будешь мыть посуду». А он отвечает: «Ни за что! Лучше подохну!..» Представляешь?.. Вот жиды!

ЛИЗА. При чем тут жиды? Что ты мелешь? Что ты вообще в них понимаешь?

ЗИНА. Ой, ой, подумаешь, специалистка! Если хочешь знать, у меня тоже один еврей был. Мы с ним почти год встречались. Положительный такой, солидный. Правда, жадный был, страсть! Карапетян его звали, Сурен Акопыч.

ЛИЗА. Так какой же это еврей? Самый настоящий армянин.

ЗИНА. Какая разница? Все равно не русский. А, вообще, ну их всех! Давай лучше выпьем. (Разливает.) Как говорится, за нас с вами и за хрен с ними!

ЛИЗА. С кем это, с ними?

ЗИНА. Ясно с кем — с мужиками! (Выпивает.) Слушай, я тебя все спросить хотела: твой-то еврей вообще кто по жизни: банкир, коммерсант?

ЛИЗА. Доктор он. Врач.

ЗИНА. Зубной?

ЛИЗА. Почему это?

ЗИНА. А зубные — все евреи. Любят возле золота крутиться.

ЛИЗА. А вот и не угадала! Марк Моисеевич врач по сердечным делам.

ЗИНА. По сердечным… Гинеколог, значит!

ЛИЗА (смеется). Ой, Зинка, гляжу я на тебя: какой же у тебя в голове мусор. Тебе бы учиться пойти.

ЗИНА. Интересно, у кого? Не у твоего ли Моисеевича?

ЛИЗА. А хоть бы и у него.

ЗИНА. Чему же он тебя такому научил? По-еврейски говорить?

ЛИЗА. Не только. И по-русски тоже. А то ведь я раньше как ты говорила: сестрин племянник, мужнин брат, колидор, булгахтер…

ЗИНА. Ой, держите меня! Интеллигенция! Что ж они тебя выкинули?

ЛИЗА. Никто меня не выкидывал. Я сама ушла.

ЗИНА. Так я и поверила. Вышибли! Под русский зад еврейским коленом.

ЛИЗА. Все сказала? А теперь бери свое пальтишко и топай отсюда, шиксэ!

ЗИНА. Кто?

ЛИЗА. Шиксэ, вот кто! А если тебе мало, то еще и ани кейвэ!

ЗИНА. А ты, а ты… Сара Абрамовна, вот ты кто! Чего смотришь?.. Сахочка, бхынзы хочешь?

ЛИЗА. Хочу! Вот купишь, тогда приходи. А то привыкла все на халяву.

ЗИНА. Смотри, культурная наша как выражается: «халява»!

ЛИЗА. Халява, если хочешь знать, староеврейское слово. Означает «бесплатное молоко для детей». Съела?.. Тогда чао! Зайн гезунт унд шрайб открыткес! (Сует ей пальто, выталкивает за дверь. Слышен стук двери. Лиза садится к столу, включает песню Киркорова «Магдалена». Звонок Кричит.) Мария Гавриловна, откройте! Небось к вам!


Слышен стук входной двери. Шаги, стук в дверь Лизиной комнаты.


Допивать вернулась. Вот фиг тебе! (Берет бутылку, прячет за спину.)

Дверь распахивается. За ней стоят двое в масках-респираторах. У одного за спиной баллон.


ПЕРВЫЙ. Дань добрый! Санэпидемстанция! Тараканчиков будэмо морить.

ЛИЗА. А я не вызывала. Может, соседка…

ПЕРВЫЙ. Бэз разницы. Сегодня у во всем доме дезинфекция.

ЛИЗА. Здрасьте вам! А мне куда деваться?

ПЕРВЫЙ. А вы часок-другой погуляйте. Не то в гости сходытэ.

ЛИЗА. Не к кому мне идти!

ПЕРВЫЙ. Шо так? А то бы к еврейчикам своим сходылы.

ЛИЗА. Что вы сказали?

ПЕРВЫЙ. А шо весь дом гутарит: шо ты жидочкам продалась.

ЛИЗА. А ну, повтори!..

ПЕРВЫЙ. И повторю. Продалась жидкам за 30 сребреников.

ЛИЗА. Так на ж тебе! (Размахивается спрятанной за спиной бутылкой, бьет его по голове. Тот разом оседает на пол. Второй стаскивает с себя респиратор. Это дядя Беня.)

БЕНЯ. Ненормальная, что ты сделала? Ты же доктора убила!


Лиза кидается к лежащему, стаскивает с него маску, трет ему виски, дует в лицо — никакого результата.


БЕНЯ. Брызни ему в лицо водой.

ЛИЗА. Да у нас второй день воды нет.

БЕНЯ. Дай сюда бутылку! Я его водкой сбрызну. (Набирает полный рот.)

ЛИЗА. Ну?!

БЕНЯ. Что ну? Я случайно проглотил.

ЛИЗА. Что ж теперь делать?

МАРК (очнувшись). Дайте ему огурчик.

ЛИЗА. Марк Моисеевич, голубчик, как вы?

МАРК (потирает голову). Спасибо, мне уже хорошо.

БЕНЯ. Моим врагам чтоб было так хорошо!

ЛИЗА. А теперь признавайтесь, кто эту глупость придумал? Вы, дядя Беня?

БЕНЯ. Чтоб я так жил, это он! Говорит, просто так нас Лиза на порог не пустит. А так она улыбнется и все простит.

ЛИЗА (Марку). Сумасшедший, я же вас убить могла.

МАРК. Бр-р, не вспоминайте… Какая жуткая смерть. Я понимаю еще — умереть от водки. Но умереть от бутылки…

ЛИЗА. Сами виноваты! Зачем про евреев гадости говорили? Экзамен мне устроили?

МАРК. Зато вы его с честью выдержали.

БЕНЯ. Что она выдержала, я не удивляюсь. Вот как выдержала ваша голова?

МАРК. Бенцион Руввимыч, родной, вы не могли бы сходить за сигаретами? У меня кончились.

БЕНЯ. Так курите, у меня есть.

МАРК. Ну, просто можете пару минут погулять? Нам надо поговорить.

БЕНЯ. Так бы и сказали. Люблю эти намеки. Я в кухне покурю. (Выходит.)

МАРК. Лиза, между нами вышло недоразумение. Я хотел бы все объяснить.

ЛИЗА. Не надо, я уже все поняла.

МАРК. Ни черта вы не поняли!

ЛИЗА. Не стыдно? Интеллигентный человек, а чертыхаетесь.

МАРК. Извините… Просто никаких гадостей я не замышлял. Я поспорил с раввином, что из любой русской девушки сделаю еврейку.

ЛИЗА. А почему вы выбрали меня?

МАРК. Да не выбирал я вас! Это он выбрал.

ЛИЗА. Ах, так вы меня даже не выбирали…

МАРК. К сожалению, нет. Но теперь все разъяснилось, собирайтесь, поедем домой.

ЛИЗА. Я и так дома.

МАРК. Я говорю про свой дом. Давайте, давайте!

ЛИЗА. А если я откажусь?

МАРК. Опять за свое! Ну как мне вас еще уговорить? Хотите, на колени встану?

ЛИЗА. Хочу!


Марк бухается на колени. Дверь открывается, входит Беня.


БЕНЯ. Так, действие второе: он и те же. Сцена у фонтана.

МАРК. Дядя Беня, ну скажите вы ей! Она не хочет меня простить.

БЕНЯ. Что значит не хочет? Лиза, ты в своем уме? Гиб а кик, какой человек стоит перед тобой на коленях. Тебе мало? (Падает на колени рядом.) Ты знаешь, когда я последний раз стоял перед женщиной на коленях? Когда кассирша уронила мой металлический рубль. Лиза, детка, посмотри вокруг: мы живем в кошмарное время. Если еще хорошие люди будут в ссоре, что тогда остается? Только повеситься!


КУПЛЕТЫ О ВРАЖДЕ

БЕНЯ.

Какие все же люди идиоты!

Ну что они так любят враждовать?

Нашли себе хорошую работу:

За пустяки друг друга убивать.

Сосед соседа душит за жилплощадь.

Дерутся за наследство брат с сестрой,

А муж вдруг отравил жену и тещу

Простою кабачковою икрой.

Подайте, люди, друг другу руки!

Ведь наши встречи лучше, чем разлуки.

Забудем разом вражду и споры —

Нам мир худой гораздо лучше доброй ссоры!

МАРК.

Жестокости все время на экране,

Там все хотят стрелять или взрывать.

Когда несут газету утром ранним.

То нам газету страшно открывать.

Замучили кого-то рэкетиры,

А депутат коллеге плюнул в глаз,

И конкурент какому-то банкиру

Взрывчатку положил под унитаз.

ПРИПЕВ.

ЛИЗА.

Нам всем недавно в школе говорили.

Что человек — товарищ, брат и друг.

Но люди это быстро позабыли

И как-то озверели все вокруг.

Кума у кума откусила ухо.

Золовке шурин дал по голове,

А дед снотворным усыпил старуху.

Чтоб посмотреть стриптиз по НТВ.


КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Вечер. Квартира Хигмана. Лиза с балалайкой разучивает текст песни.


Вдоль по улице метелица метет.

За метелицей майн либеньке идет.

Ты поштейт, поштейт. красавица моя,

Гиб мир наглядеться, нахэс, на тебя!..


Звонок. Лиза открывает. На пороге пожилая интеллигентная женщина. Это мама Марка, мадам Хигман.


МАМА (разглядывая Лизу). Простите, а Марк Моисеевич дома?

ЛИЗА. Нет, он еще в клинике. А вы на прием?

МАМА. Да, надеюсь, он меня примет.

ЛИЗА. Тогда подождите, он вот-вот должен прийти.

МАМА. Спасибо, вы очень любезны. (Проходит, садится, придирчиво оглядывает комнату. Лиза сразу берет тряпку, начинает вытирать пыль.)

МАМА. Извините, а вы сюда приходите убираться?

ЛИЗА. Почему это? Я здесь живу.

МАМА. Вот как! И давно?

ЛИЗА. Да уж скоро три месяца.

МАМА. А скажите, милая, ведь сегодня, кажется, воскресенье?

ЛИЗА. Ну да…

МАМА. А почему вы не в церкви?

ЛИЗА. Зачем? Мы вчера в синагоге были.

МАМА (растерянно). Да?.. А что, там тоже много пыли?

ЛИЗА. Пыли везде много. Но ничего, думаю, к симхэс- тойре приберутся.

МАМА. Вы не сердитесь, что я все расспрашиваю, просто я не в курсе. Только что из Санкт-Петербурга.

ЛИЗА. Вы что, от его мамы?

МАМА. А вы про его маму тоже знаете?

ЛИЗА. Розалию Львовну? Конечно! Мне Марк Моисеевич столько рассказывал. Просто удивительная женщина: тонкая, деликатная, лишний раз не позвонит, не побеспокоит. Иной раз и не знаешь: жива она или уже померла. Царство ей небесное!

МАМА. Нет-нет, она еще жива, несмотря на все последние новости.

ЛИЗА. Ну, дай ей бог здоровья! Как говорится, пусть живет хундорт унд цванцих йорен.

МАМА. Спасибо большое, непременно ей передам. А пока, деточка, если вас не затруднит, можно мне чашечку кофе? Что-то устала с дороги.

ЛИЗА. Конечно! Я мигом. (Убегает.)

МАМА. Ну, вы что-нибудь понимаете? Я — нет! С одной стороны, вроде русская. Тогда откуда она знает идиш? И потом, она с ним живет или еще нет? Если да, почему она его называет по отчеству? Что она, его так уважает в постели? Ну, я вас спрашиваю: что он, не мог черкнуть пару слов? Или у него нет денег на марку? На эту гойку[34] у него деньги есть. Ох. эти дети! Знаете, почему мы так любим наших внуков? Потому что наши внуки отомстят за нас нашим детям. Хотя что я болтаю? Я же прекрасно знаю: что бы ни случилось — мы все равно будем их любить. У нас просто нет другого выхода. Такая у нас специальность — еврейская мама.

ПЕСНЯ МАМЫ

Есть много профессий опасных и сложных:

Спускаться под землю и в небо взлетать.

Но, думаю, в мире найти невозможно

Работы сложней, чем еврейская мать.

А идише мама, забудь про отдых и покой.

А идише мама — сплошная головная боль!

Приготовить с ним вместе урок.

Теплый шарфик повязать.

Положить ему лучший кусок.

На ночь сказку рассказать…

Как быстро ребенок становится взрослым.

И вы его ждете всю ночь напролет.

Ой, мамы, готовьтесь, что рано иль поздно.

У вас не спросясь, он жену приведет.

А идише мама, ты всем должна дарить любовь,

А идише мама или аидише свекровь!

Ты быть сильной и мудрой должна.

Чтоб на помощь к ним прийти.

Ведь у них ты на свете одна. Им другую не найти…

Порой наши дети про нас забывают.

Не могут на праздник открытку прислать.

Но мы все равно ни на что не сменяем

Высокую должность — еврейская мать!

(Припев полностью на идиш.)

ЛИЗА (входя). А вот и кофе!

МАМА. Спасибо, деточка… (Отпивает.)Настоящий еврейский кофе!

ЛИЗА. А что это значит — еврейский кофе?

МАМА. Это мой брат так говорил: что такое еврейский чай? Много сахара, много лимона, много заварки — и все это одалживается у соседей.


Слышен звук ключа в замке. Открывается дверь, входит Марк.


МАРК. Мама, ты?! Почему не сообщила?

ЛИЗА. Розалия Львовна?

МАМА. Ну, Розалия Львовна, так что? Я уже сорок семь лет Розалия Львовна.

МАРК. За что я тебя люблю — тебе любой повод годится, лишь бы скинуть себе годков шесть.

МАМА. А тебе жалко? Добрая душа. Ты вообще у меня хороший мальчик. Даже не сообщил ничего.

МАРК. А что я должен был сообщить?

МАМА. А ты не знаешь? (Кивает на Лизу.) Что у тебя изменилось семейное положение.

МАРК. Мама, Лиза — чудная девушка, мой большой друг — и это все. Ничего между нами не было, нет и быть не могло.

МАМА (Лизе). Это правда?

ЛИЗА. Конечно, правда!

МАМА. Так! Значит, мой сын еще и идиот! Ну, а что тогда здесь делает эта девушка? Работает пылесосом?

МАРК. Мам, это долго объяснять.

МАМА. Ничего, я не тороплюсь.

МАРК. Хорошо! Я поспорил с ребом Пиккером, что за три месяца сделаю из нее еврейку.

МАМА. А что, это такое счастье — стать еврейкой?

МАРК. Не в этом дело! Просто это пари.

ЛИЗА. Да, это просто пари и ничего больше.

МАМА. Деточка, это у него наследственное. Его папа тоже очень любил пари. Между прочим, на мне он женился тоже на спор. Но можете мне поверить, что этот спор он не выиграл. Однако бикицер, а кто будет решать: еврейка она или нет?

МАРК. Трое хасидов из Америки.

МАМА. Американцы? Тогда я спокойна! Они ее, конечно же, примут за еврейку.

ЛИЗА. Почему?

МАМА. Потому что они все идиоты! Они даже то, что происходит в этой стране, принимают за демократию.

МАРК. Мама, не расхолаживай ее. Все не так просто: ей надо говорить на идиш, петь, танцевать, готовить нашу еду…

МАМА. Еду? Тогда не о чем волноваться. Я тебя научу готовить фаршированную рыбу, которую делала еще моя бабушка. Это такая гефилте фиш — она только что не разговаривает.

ЛИЗА. Спасибо, Розалия Львовна! Только я все равно ужас как боюсь!

МАМА. Чего?

ЛИЗА. Получится ли у меня — показаться еврейкой. Ведь даже в Торе сказано: это народ избранный.

МАМА. Девочка, за свою жизнь я встретила немало евреев. Возможно, десяток из них было действительно избранных. Что касается остальных, то у меня такое ощущение, что их избирали прямым и тайным голосованием, как наш парламент.


Звонок в дверь.


МАРК. Кого еще черти несут?

МАМА. Тихо, ша! Какой ты негостеприимный.


Лиза открывает дверь. Входит человек в малиновом пиджаке и темных очках.


ЧЕЛОВЕК. Добрый вечер! Шилом вам в вашу хату! (Снимает очки.)

МАРК. Дулитов?

ЛИЗА. Отец?!

МАМА. О, я вижу, вся наша мешпоха в сборе.

МАРК. Просто не верю глазам! Что произошло?

ДУЛИТОВ. Причудливый поворот судьбы, идиотская игра случая…

ЛИЗА. Ты можешь голову не морочить? Объясни нормально.

ДУЛИТОВ. Объясняю. Те деньги, которыми ссудил меня наш милый хозяин, я, естественно, прокутил. Но!

На сдачу в магазине, неизвестно зачем, взял билет лото «Миллион». Можете смеяться, но на мой билет выпал джэк-пот. Сумма такая, что не могу выговорить до сих пор. Одним словом, перед вами «новый русский»! (Кланяется.)

МАМА. Ну, если честно, то не такой уж и новый.

ДУЛИТОВ. Кто это?

МАРК. Это моя мама. Розалия Львовна.

ДУЛИТОВ (целует ей руку). Мадам, вы вырастили замечательного сына. Он лечит все, включая бедность.

ЛИЗА. Нет, ну прям обалдеть! Ты такой крутой стал, настоящий мэн!

МАРК. Лиза, умоляю, не переходите на новый русский. Обойдемся старым.

МАМА. А скажите, господин Дулитов, что чувствуешь, когда на тебя сваливается богатство? Меня это всегда интересовало.

ДУЛИТОВ. Мадам!..

МАМА. Зовите меня Розалия Львовна, если это, конечно, вас не раздражает.

ДУЛИТОВ. Роза, я никогда не был антисемитом! Бывали минуты, когда ненавидел все человечество в целом, но так, отдельно, евреев не выделял.

МАРК. А все же. Пал Макарыч, чувствуете себя, наконец, счастливым?

ДУЛИТОВ. Напротив, перед вами несчастнейший из людей! Кто я был раньше? Беззаботный проходимец Пашка Дулитов. Когда я вставал утром, что меня волновало? Осталась ли с вечера недопитая бутылка пива. А сейчас? Что меня волнует по утрам? Какой курс доллара к рублю! Я стал плохо спать. Правильно ли я вложил деньги? В тот ли банк?

ЛИЗА. Да, видать, богатые тоже плачут.

ДУЛИТОВ. Плачут, дочка, ой, плачут! Но не забывают, кому они обязаны своим богатством. Доктор, примите должок, с них ведь все и началось.

МАРК (берет деньги). Спасибо! Честно говоря, не думал, что они ко мне вернутся.

ДУЛИТОВ. Лизавета, а ты, давай, собирайся.

ЛИЗА. Куда это?

ДУЛИТОВ. Домой. Теперь у нас, слава богу, и квартира, и обстановка. Нечего тебе приживалкой жить.

ЛИЗА. Никуда я не пойду! У меня экзамен через неделю.

МАРК. Уж, пожалуйста, дайте нам сначала победить. А потом…

ЛИЗА. А потом можешь забирать все шмотки, включая меня.

МАРК. Лиза, вы меня не так поняли.

МАМА. Нет, она тебя правильно поняла.

МАРК. Мама, ты можешь помолчать?

МАМА. Я могу вообще уехать.

ДУЛИТОВ. Ша, евреи, тихо! Есть предложение: кончаем гвалт и все идем в ресторан. Я приглашаю.

МАРК. Спасибо, не могу. Завтра две операции. Должен быть как стеклышко.

ЛИЗА. А ко мне дядя Беня придет, языком заниматься. Прошедшее время глаголов гештрухен, гезальцен.

МАМА. А я принимаю ваше предложение! Ничего так не люблю, как рестораны.

ДУЛИТОВ. Тогда попрошу вашу руку. (Берет ее под руку.)Какой ресторан предпочитаете: китайский, греческий, французский?

МАМА. Если не возражаете — французский. Кошерные лягушки — это моя слабость. (Торжественно, как новобрачные, покидают квартиру.)

МАРК (вслед). А они неплохо смотрятся: «новый русский» и старая еврейка.

ЛИЗА. И совсем она не старая. Если хотите знать, гораздо моложе вас.

МАРК. Согласен, согласен! Был не прав, признаю ошибки, ухожу работать над собой! (Уходит.)

ЛИЗА. И совсем неостроумно! (Проходит по комнате, поправляет чуть косо висящую малявинскую бабу, дразнит ее, высунув язык: «Э-э!..» Затем садится на стул, берет в руки балалайку.)

Красота твоя мешуге махт меня.

Иссушила добра молодца, меня!

Ты поштейт, поштейт, красавица моя!

Гиб мир наглядеться, нахэс, на тебя!


КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Квартира Хигмана. Все блестит и сверкает. Марк и Зина вносят накрытый стол.


МАРК. Зина, я хочу вас предупредить: придут гости, это хасиды — очень религиозные евреи. И у них свои обычаи. Например, не надо им подавать руку, все равно они ее вам не пожмут. Им религия запрещает касаться женской руки.

ЗИНА. Что ж они, сразу, что ль?

МАРК. Не знаю, обещать не могу. Но еще одно: не удивляйтесь, если они по любому поводу будут танцевать. У них так принято. Они даже молитву часто совершают в танце.

ЗИНА. Надо же! Прямо ансамбль Моисея! (Уходит.)


Входит мама с блюдом. Ставит его на стол.


МАРК (смотрит на часы) Где же они? Неужели не придут?

МАМА. Не волнуйся, придут. Все иностранцы любят поесть на дармовщинку.

МАРК. Откуда ты знаешь? Ты из иностранцев видела только Лайму Вайкуле.


Звонок в дверь. Марк кидается открывать. На пороге стоит Беня в костюме, очень модном лет сорок назад.


БЕНЯ. Действие третье: первый бал Абраши!

МАМА. Бенцион Рувимович, вас не узнать! Такой шикарный костюм…

БЕНЯ. Нравится?.. Это мне еще Шнейдерман пошил.

МАРК. Шнейдерман? А кто он был по профессии?


Снова звонок.


МАРК. Они! (Открывает дверь, на пороге Дулитов в шикарном смокинге и с огромным букетом роз.)

ДУЛИТОВ. Здравствуйте, господа! Русских пускают?

МАРК. Пал Макарыч, это же плохая примета — дарить цветы раньше времени.

ДУЛИТОВ. Марк Моисеевич, во-первых, я не верю в приметы, а во-вторых — это цветы не для Лизы, а для Розалии Львовны. (Маме.) Эти розы для Розы. Шекспир, перевод мой.

МАМА. Павел Макарович, вы растете в моих глазах. Если все «новые русские» такие, я готова простить этим бандитам, что они нас всех обокрали.

ДУЛИТОВ. Ну, и где же мое чадо? Еврейка русского разлива?

МАРК. Она переодевается.

МАМА. Сегодня она должна быть царицей бала.

БЕНЯ. Только, ради бога, не ляпните, что вы ее папаша. А то все наши труды пойдут прахом.

ДУЛИТОВ. Спасибо, дорогой! Вот что значит еврейская голова. Жаль, не тому досталась.


Снова звонок.


МАМА. Теперь уже они, больше некому. (Открывает.) Шалом-алейхем, господа!

ХАСИДЫ (поют и танцуют). Авейни шолом-алейхем, авейни шолом алейхем!.. Авейни шолом, шолом, шолом-алейхем!

ПИККЕР. Вот, знакомьтесь, наши американские гости: Даниил, Натаниил, Иезакиил. Кстати, первые двое понимают по-русски, их предки — эмигранты из России. А вот Иезакиил говорит только на английском и иврите.

ИЕЗАКИИЛ. Йес, анфорчэнтли.


Входит Зина в крахмальном фартуке, наколке, со столиком на колесах.


ЗИНА. Гуд ивнинг, ледиз анд джентльмэнс! Тейк ит плиз: водка, виски, джин-толик…

ПИККЕР. Дорогая, наши гости пьют только кошерное вино.

ЗИНА. Ноу проблем! (Наливает. Все разбирают бокалы)

МАРК. Господа! Прошу минуту внимания! Поскольку сам я холостяк, а моя мама только недавно приехала, сегодня роль хозяйки вечера согласилась взять наши дальняя родственница.

МАМА. Не обессудьте, если что не так. Это ее первый опыт.

ПИККЕР (ехидно). Простите, а эта родственница с чьей стороны?

МАРК. Что вы спрашиваете? Вы же знаете, что с вашей. Итак, прошу любить и жаловать — Лиза Дулицер!


Входит Лиза в потрясающем платье с древнееврейскими мотивами.


ЛИЗА. Шалом-алейхем, хаверим! Фрой михзихиу зеен байунс! Лиза! Лиза! Вус эрцех Лиза!..

ДАНИИЛ. Лиза? Разве это есть еврейский имя?

БЕНЯ. Не обращайте внимания, в этой стране имя ничего не значит. Возьмите, к примеру, Иосиф. Когда это Кобзон — это аид, а когда это Сталин — это уже а бандит, а гангстер, а коммунист.

ЛИЗА. Извините, я вас задержала. Как говорится, ди цайт лойфт, поэтому прошу к столу. Здесь только кошер (на идиш), не волнуйтесь, трефного тут нет.

НАТАНИИЛ. Хороший идиш. Видно, что девушка образованный.

ПИККЕР. Кстати, она какой институт закончила?

МАРК. Лиза?. Э-э… Институт пивной и молочной промышленности.

ДАНИИЛ. Вау! Какой только институт здесь нет.


Все рассаживаются, реб Пиккер совершает молитву, и гости переходят к еде. Слышно только звяканье ножей и вилок.


ЛИЗА. Простите, а вы сюда по делам? Наверное, из-за библиотеки Шнеерзона?

НАТАНИИЛ. Вы про это слышал?

ЛИЗА. Конечно! И очень возмущены. Наследие любаничского ребе должно принадлежать его ученикам.

ДУЛИТОВ. Извините, я все хочу спросить: что слышно на нью-йоркской бирже?

ДАНИИЛ. Мы сюда прилетел из Франция. Со всемирный сионистский конгресс.

БЕНЯ. И как там во Франции? Есть антисемитизм?

ДАНИИЛ. Конечно. Чем они есть хуже других?

МАМА. Не понимаю, с чего они такие антисемиты? Они даже картавят, как мы.

ПИККЕР. Нет, один француз мне сказал: это вы картавите, а мы грассируем.

МАРК. Что поделаешь — это наша судьба. Я как врач знаю: когда у русского жажда, он выпивает бутылку пива, а когда жажда у еврея, его посылают на анализ и у него оказывается диабет.

ДУЛИТОВ. Простите, господин Даниил, а как сейчас стоит французский франк?

ДАНИИЛ. Франк? Я даже не заметить, стоит ли он вообще.

МАРК. Господин Дулитов, давайте сегодня не будем о делах. Отдадим должное столу, Лиза так старалась.

МАМА. Вы попробуйте гефилте фиш. Это даже лучше, чем у моей бабушки.

БЕНЯ. Что касается меня, то я не могу оторваться от рубленой селедочки.

НАТАНИИЛ. А я просто умирать от этой картошка.

ЛИЗА. Мит гензе шмолц?

НАТАНИИЛ. Да, с гусиной сало. Так всегда делал мой мама.

ДАНИИЛ. Лиза, но откуда вы, такой молодой, знаете нашу еду, наши обычай?

ЛИЗА. Трудно оказать. Хорошие люди научили.

ДАНИИЛ. А семья, родитель?

ЛИЗА. Маму я почти не помню, а отец нас бросил еще и моем детстве.

ДАНИИЛ. Бросил ребенок? Кошмар! У нас, хасидов, такой не может быть!

ЛИЗА. А у нас может. Взял и бросил.

ДАНИИЛ. Но почему?

ЛИЗА. Почему, почему?.. По кочану!

НАТАНИИЛ. Что это есть — по кочану?

МАРК. Видите ли, это новое литературное выражение. Оно означает — «по неизвестной причине».

НАТАНИИЛ. Интересный выражений, мне нравится.

ПИККЕР. А вот скажите, Лиза, вы чувствуете на себе антисемитизм?

ЛИЗА. Вообще, нет. Только последние три месяца.

ДАНИИЛ. Почему последний?

ЛИЗА. Не знаю, так получилось. А вообще, мне кажется, что главная причина антисемитизма — это успехи евреев в разных областях. Было бы успехов поменьше, их бы любили побольше.

МАРК. А как вы думаете, почему они добились таких успехов?

ЛИЗА. На это уже ответил один хахам, еврейский мудрец. Он сказал так: «Мы добиваемся превосходства, потому что нам отказывают в равенстве».

БЕНЯ. Золотые слова! Я и сам так думал, только не мог сформулировать.

ДАНИИЛ (Дулитову). Какая она есть умница! Вы только не обижайтесь, господин Дулитов, но еврейский девушка видно сразу.

ДУЛИТОВ. А что обижаться? Как говорится, против правды не попрешь!

ЗИНА (входя). Лэйдиз энд джентльмэн! Этеншен, плиз! Не очень налегайте на закуски, бэкоз скоро будет горячее. Эссык флейш!

ДАНИИЛ. Нет, это невозможно! Почему русский евреи столько едят?

НАТАНИИЛ. Почему, почему… По кочану!

МАРК. Не совсем так… Ведь кто мы были здесь, в России? Абрамы, не помнящие родства! Языка мы не знали, традиции забыли, религию утеряли. Единственное, что нас объединяло с нашей нацией, — это еврейская еда. Только за столом мы чувствовали себя настоящими евреями.

МАМА. Правильно, сынок! Поэтому еда для нас — это не просто еда. Это радость, праздник, это песня нашей души!


ПЕСНЯ О НАШЕЙ ЕДЕ ЛИЗА.

И в праздники, и в будни,

И в радость, и в беду

Любили наши люди

Еврейскую еду.

МАМА.

Зимою или летом —

Когда б ты ни пришел,

Забудь про все диеты

И к нам садись за стол!

ВМЕСТЕ.

На нем куриная печенка

Нежней, чем поцелуй ребенка,

И на гусином чистом сале

Поджаренный лучок.

А наша водка-пейсаховка

Бьет посильнее, чем винтовка,

И к водке лучшая закуска —

Соленый форшмачок.

МАМА.

В местечке наши предки

В далекие года

Обычно ели редко.

Когда была еда.

ЛИЗА.

Но в Пурим или Песах

Стоял от печки жар,

И сам глава семейства

Мешпуху приглашал.

Как настоящие подарки.

Лежали золотые шкварки,

А там — куриный и телячий

Красавцы-холодцы.

Ну, а вишневая наливка

Была от всех забот прививка.

И что на свете есть вкуснее.

Чем «бабка» из мацы?

МАМА.

Еврейское местечко

Исчезло навсегда.

Но выжила, конечно.

Еврейская еда.

ЛИЗА.

Спасибо нашим мамам —

Рецепт не позабыт.

И говорим друзьям мы:

«Агутн аппетит!»

ВМЕСТЕ.

Здесь фаршированная щука

Лежит с колечками из лука.

И на столе стоят бокалы

Кошерного вина.

Другие кухни мы не хаем.

Но нашей говорим «лэхаим»!

За всех еврейских кулинаров

Мы стоя пьем до дна!


С бокалом встает Иезакииль, говорит по-английски.


ПИККЕР. Господа, наш гость сказал, что хоть в Америке тосты не приняты, но он уже научился этому в России и скажет пару слов. (Иезакииль продолжает, Пиккер переводит.)

ПИККЕР. Наш гость говорит, что у него, к сожалению, нет сына, только шесть дочерей. Но если бы у него был сын, он не желал бы для него лучшей невесты, чем наша Лиза.

ВСЕ. Мазлтов! (Выпивают.)

ЛИЗА (берет балалайку).

Аф дер, аф дер гас метелица метет.

За метелицей майн либеньке идет.

Ты поштейт, поштейт, а шейналэ моя,

Гиб мир наглядеться, нахэс, на тебя!

Красота твоя мешуге махт меня

Иссушила гутэ бохера, меня.

Ты поштейт, поштейт, а шайналэ моя,

Гиб мир наглядеться, нахэс, на тебя!


Мелодию подхватывает диксиленд. Общий танец, где все пляшут сообразно возрасту, положению и национальности. В центре — трое хасидов и реб Пиккер, а рядом три пары: Лиза с Марком, Дулитов с мамой и Беня с Зиной.


КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Tа же квартира. Марк, листая газету, пьет утренний кофе. Входит Лиза с чемоданом.


МАРК. Доброе утро! Куда это вы с чемоданом?

ЛИЗА. Хорошего понемножку. Генуг.

МАРК. А что за спешка? Даже кофе не выпили.

ЛИЗА. Спасибо, не хочется. И вообще, эксперимент окончен, пора по домам.

МАРК. А где, если не секрет, жить собираетесь? У папаши?

ЛИЗА. Да что вы! У него это временно, скоро все опять промотает. Нет, в этой жизни надо только на себя рассчитывать.

МАРК. Что так сурово? Я, например, всегда вам с радостью помогу.

ЛИЗА. Да, Марк Моисеевич, я уже поняла.

МАРК. Кстати, чуть не забыл! (Достает конверт.) Это реб Пиккер передал.

ЛИЗА. А что это?

МАРК. Наш выигрыш: две путевки в Израиль.

ЛИЗА (радостно). Мы едем в Израиль?

МАРК. Видите ли, дело в том, что это сентябрь. У меня как раз в это время конгресс в Будапеште. Так что я, к сожалению…

ЛИЗА. Понятно.

МАРК. Но вы обязательно поезжайте! Возьмите с собой подругу или друга. У вас ведь есть друг?

ЛИЗА. Что?

МАРК. Я говорю, у вас есть человек, который вам нравится?

ЛИЗА. Конечно.

МАРК. Вот и поезжайте с ним. Страна потрясающая! Это каждый должен увидеть!

ЛИЗА (берет конверт). Хорошо, я подумаю. Тем более с работой надо решать.

МАРК. К пиву, значит, возврата нет?

ЛИЗА. Никогда! Я в институт хочу поступать, иностранных языков. На факультет иврита.

МАРК. Правильно. И помните — я всегда к вашим услугам.

ЛИЗА. Ну, будем прощаться. Спасибо вам, Марк Моисеевич!

МАРК. Это вам спасибо.

ЛИЗА. Нет-нет, вы так много для меня сделали, я другим человеком стала.

МАРК. Вы такой и были, просто не знали себя. Успехов вам! (Подает руку.)

ЛИЗА (жмет руку). Вот, кладу ключи. Это от подъезда… от квартиры… от почтового ящика, от самой двери. Да, простите, доктор, когда в следующий раз будете опыт ставить, попробуйте сначала на мышах! (Уходит. Марк ошарашенно смотрит ей вслед, затем снова садится за кофе. Входит мама в халате.)

МАМА. Доброе утро, сынок. Уже завтракаешь? А Лиза?

МАРК. Лиза ушла.

МАМА. Надолго?

МАРК. Вообще ушла. У нее, между прочим, своя жизнь.

МАМА. Ты что, в своем уме? Люди, посмотрите! Такая девушка, а он ее упустил.

МАРК. Мама, где твоя логика? Ты же всю жизнь хотела, чтоб я женился на еврейке!

МАМА Хотела, шмотела… А теперь расхотела. Женишься на еврейке, будешь всю жизнь мучиться, как твой отец.

МАРК. Ладно, не наговаривай на себя. (Обнимает мать.)

МАМА. Ну, правда, Марк… Она уже без пяти минут еврейка, фактически осталось купить дубленку — и все!

МАРК. Мама, ты можешь понять, что я вообще не хочу жениться: ни на еврейке, ни на русской, ни на цыганке — ни на ком!

МАМА. Что ж ты, так и будешь всю жизнь один?

МАРК. Почему один? У меня есть любимое дело, друзья, девушки, наконец…

МАМА. Я говорю о самой главной. Единственной!

МАРК. Вот моя единственная! (Показывает на картину.)

МАМА. О! Новый Пигмалион нашелся. Может, ты ее еще оживишь?

МАРК. Может, и оживлю.

МАМА. Так я скажу: отец был мишигинер, и сын мишигинер. Счастье, что у меня нет внука, а то бы он был двубортный мишигинер!

МАРК. Хорошо, хорошо, успокойся. (Гладит ее по голове.) Когда у тебя поезд?

МАМА. Не помню. Вечером.

МАРК. Я тебя обязательно провожу. А пока, извини, пойду переоденусь.


Выходит. Мама наливает себе кофе, смотрит на стул.


МАМА. Ой, она же забыла свою балалайку! (Берет в руки инструмент щиплет струны, затем ударяет по ним, грустно поет)


Степь да степь кругом.

Путь далек лежит.

В той степи глухой замерзал а ид…


КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Аэропорт Шереметьево. Лиза и Беня одеты по-дорожному. Их провожает Зина.


ЗИНА. Ой, Лизка, я тебе прям так завидую! Мир посмотришь, себя покажешь.

БЕНЯ. Ничего, Зина, ты еще молодая. Еще увидишь небо в алмазах. '

ЗИНА. Ой, в алмазах! Кто мне их покажет? На всех нас евреев не хватит.


Появляется Дулитов, одетый, как в начале пьесы.


ДУЛИТОВ. Привет честной компании! Еле нашел.

БЕНЯ. Павел Макарович? Как это понимать?

ДУЛИТОВ. Все! Финита ля комедиа! Сгорел мой банк «Цыганский кредит».

ЗИНА. Ой, бедный…

ДУЛИТОВ. Точно, бедный. Но не сдавшийся. (Достает бутылку коньяка.) Отметим отъезд?

БЕНЯ. Святое дело!


Они подходят к высокому столику. Дулитов разливает по стаканам.


ДУЛИТОВ. Ну, дорогие мои, счастливого вам путешествия! (Выпивают)

ГОЛОС. Внимание! Объявляется регистрация багажа на самолет авиакомпании «Эль Аль», следующий рейсом… по маршруту Москва — Тель-Авив!

БЕНЯ. Ну все, объявили. Будем прощаться.

ДУЛИТОВ. Спокойно, без паники. Еще целый час будут оформлять.

БЕНЯ. Знаете, мой папа всегда говорил: лучше к поезду прийти на час раньше, чем на минуту позже.

ЛИЗА. Спорщики (далее на иврите) гамур, работай совланут.

ЗИНА. Это ты сейчас по-какому сказала?

ЛИЗА. Это уже на другом еврейском. На иврите.

ЗИНА. У них что, два еврейских?

ЛИЗА. Выходит, так.

ЗИНА. Ну и правильно, молодцы! Чем больше, тем лучше.

БЕНЯ. Может, пора? Вы извините, что я вас дергаю, но так давно хотел увидеть Израиль.

ЗИНА. А у нас из соседнего подъезда семья уехала. Восемь человек. А еврейка там одна бабушка. Такая хохма: одна старенькая еврейка вывезла на себе семерых русских.

БЕНЯ. Прямо сказочная история: «Белоснежка и семь гоев».

ЗИНА. Лизавета, ты там поосторожней. По телику показывали, опять чего-то взорвали.

ДУЛИТОВ. Напугала! Да в Москве по пять раз в день взрывают.

ЛИЗА. Все будет хорошо. В крайнем случае, дядя Беня меня защитит.

ДУЛИТОВ. Ну, если такой герой будет рядом… Ладно, ладно, Бенцион, не дуйтесь. Давайте лучше еще по одной. (Разливает.) За наши оккупированные территории! (Выпивают.)

БЕНЯ. Что-то жарко здесь… Или вентиляция не работает. (Снимает плащ, на пиджаке у него большая планка орденов. Пауза)

ДУЛИТОВ. Слушайте, Фурман, да вы и вправду герой.

БЕНЯ. Оставьте, какой герой? Была война, погорячился немного…

ЛИЗА (дотрагивается до планок). Вот уж не ожидала. Вы мне всегда казались таким робким.

БЕНЯ. Лизанька, это наша еврейская черта: на танк идти мы не боимся, а когда на нас кричит соседка — у нас инфаркт.

ЗИНА. А где же Марк Моисеевич? Он точно прийти обещал?

БЕНЯ. Обещал, но знаете, как бывает: трудная операция, то, се…

ЛИЗА. Надо оформляться, никто уже не придет.

ДУЛИТОВ. Да вон же он сам! Красивый и молодой!


Появляется запыхавшийся Марк с букетиком.


МАРК. Извините, ради бога, в такую пробку попал.

ДУЛИТОВ. Бывает. Ну, мы пока очередь займем, а вы подходите. (Уходит, уводя за собой Беню и Зину.)

МАРК. Лиза, у нас, к сожалению, мало времени, а мне так много надо вам сказать.

ЛИЗА. Мне тоже.

МАРК. Всего три недели, как вас нет, а я живу в каком- то кошмаре. Я вам звоню — вас нет, шлю открытку — вы не отвечаете.

ЛИЗА. А я у тетки в деревне была.

МАРК. Тетка, деревня — я все понимаю, но так дальше продолжаться не может! Вы все в доме переложили на какие-то непонятные места. Вилки и ложки я нахожу в книжном шкафу, мои носовые платки лежат в духовке, пульт от телевизора — в морозильнике. Зачем вы все это сделали?

ЛИЗА. А вы так и не поняли?

МАРК. Нет, не понял.

ЛИЗА. Затем, чтоб вы меня снова позвали, и я все положила на место.

ГОЛОС. Внимание! Объявляется посадка на самолет авиакомпании «Эль Аль», следующий рейсом… по маршруту Москва — Тель-Авив!

ЛИЗА. Извините, мне пора. (Марк оторопело молчит.) Да свидания, Марк Моисеевич!

МАРК. Да-да, всего хорошего. Счастливой вам поездки.


Лиза убегает. Марк долго смотрит ей вслед, резко поворачивается и уходит.

Появляются Зина и Дулитов.


ДУЛИТОВ. Ну, вот и проводили.

ЗИНА. Счастливая Лизка, за границу полетела. Правильно, что она с евреями связалась. А связалась бы с нашими — дальше Химки-Ховрино не уехала.

ДУЛИТОВ. Зинаида, ты уж как-то того, больно непатриотично.

ЗИНА. Да надоело все! Одна болтовня, а толку никакого.

ДУЛИТОВ. Почему? Все-таки перемены к лучшему есть. Видишь, и коньяк наш не свистнули. Давай-ка тяпнем на посошок. (Разливает остатки.) Не горюй, Зинуша, мы еще тоже мир поглядим.

ЗИНА. И то верно! (Поднимает стакан.) Ну, как говорится: в будущем году — в Иерусалиме!


КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ

Квартира Хигмана. Марк сидит в полутьме, о чем-то задумавшись. Появляется Лиза в красном сарафане, словно сошедшая с картины Малявина. Проходит по комнате, ставит на стол самовар, чашки, сахарницу…


ЛИЗА. Миленький вы мой, чего это вы в темноте сидите?

МАРК (обалдело). Лиза, это вы?

ЛИЗА. А то кто же еще?

МАРК. Не-ет, мне это кажется.

ЛИЗА. Авы перекреститесь, если кажется.

МАРК. Не могу я креститься. Я ведь еврей.

ЛИЗА. Ах, да… Ну, тогда сплюньте.

МАРК. Чего это я буду плеваться в своей квартире?

ЛИЗА. Тогда дотроньтесь до меня.


Марк встает, осторожно дотрагивается до нее, затем крепко обнимает.


МАРК. Лиза, ты вернулась?.. Каким же я был дураком!

ЛИЗА Не расслышала. Повторите…

ДУЭТ ЛИЗЫ И МАРКА

МАРК.

Каким же был я дураком.

Самодовольным индюком.

Искал я то, чему цена копейка.

А рядом ты была со мной.

Такою близкой и родной,

Такая русская моя еврейка.

В любви не может быть для нас

Национальностей и рас.

Там нет религий, нет границ.

Разреза глаз и цвета лиц!

ЛИЗА.

Тебя ждала я столько лет,

И был не мил мне целый свет.

И серым было все вокруг и тусклым.

Но, наконец, явился ты.

Как принц из сказочной мечты.

Как удивительный еврей мой русский.

ПРИПЕВ.

ВМЕСТЕ.

Твои друзья, твоя родня

Тебя осудят и меня,

Но все равно нас этим не обидишь.

По жизни мы пойдем с тобой

Одной тропой, одной судьбой.

Ну, точно так, как рядом с русским идиш.

ПРИПЕВ.


Они танцуют вальс-бостон, и к ним присоединяются пары из спектакля. И даже влюбленные Шагала сходят с картины и танцуют вместе со всеми. Потихоньку в мелодию вплетается лейтмотив спектакля. И под нее идет финальный танец.


Кубинцы и малайцы.

Французы и китайцы.

Тот белый, этот черный.

А этот с желтизной.

Пусть при любой погоде

Друг к другу путь находят.

Но каждый остается Сам собой!


ЗАНАВЕС

1997 г.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги