Антропоцид

#007 // Больше никаких сомнений // Константин

Вадиму было тринадцать, когда он единственный раз в жизни связался с плохой компанией. По крайней мере, я надеюсь, что единственный раз. Насколько я понимаю, в тот день он после школы пошёл в лес за ближайший гаражный кооператив пить и курить со своими новыми друзьями. Надеюсь, что только пить и курить, но ничего другого я по нему не заметил. Его дружки, очевидно, делали это и вместо школы, но Вадим уроки никогда не прогуливал, всё-таки он уже подростком решил, что хочет построить научную карьеру, и относился к этому очень ответственно. Я тогда даже в школу позвонил и удостоверился: на уроках он был.

Помню, как я поймал его. Он пришёл домой пьяный вдрызг, пропахший сигаретами. А это всё его Серёга! Да, понятное дело, переходный возраст, все дела. Ничего особенного, казалось бы. Тем более, это был единичный случай. Но мне сложно было с этим смириться.

Мой ребёнок всегда был правильным пай-мальчиком. Я был уверен в его непогрешимости, что я воспитал его правильно. И вдруг оказалось, что я ничего не контролирую. В тот момент я думал лишь о том, что совершил ошибку, не помешав их общению с этим Серёжей Ситниковым. Что я должен был оградить Вадима от любого тлетворного влияния.

Вадим попытался проскользнуть мимо меня в свою комнату, опустив голову и ускорив шаг. Первым делом шаг его и выдал. Запахи дошли до меня уже потом.

— Стоять, — резко сказал я.

Вадим послушно остановился, но ко мне не повернулся и голову не поднял.

— Чего это тебя так шатает? — спросил я.

— Устал, — пробубнил Вадим.

— Посмотри-ка на меня.

Вадим поднял голову. Глаза у него были стеклянные и сонные. Я принюхался.

— Вадим, ты обалдел?

— Пап, я всего лишь…

Я взял его за шкирку.

— Ты, маленький поганец, думал, я не знаю запах алкоголя и сигарет?

— Пап! — закричал он.

— Костя, отпусти его! — прибежала Соня.

— Ты будешь поощрять такое поведение? — спросил я её.

— Папа, я больше не буду!

— Это всё твой Ситников? — спросил я, сурово глядя прямо в его пьяные глаза.

— Серёга здесь ни при чём! Правда!

— Ну да, конечно, — я отпустил Вадима. — Дуй в свою комнату. А я приду и разберусь с тобой, щенок.

Вадим спешно скрылся за дверью, а Соня осуждающе посмотрела на меня.

— Ты не можешь всё время воспитывать его в страхе.

— Во-первых, я воспитываю его, как считаю нужным. Меня так воспитывали, и ничего, нормальным вырос. Во-вторых, я не всё время воспитываю его такими методами. Но вот это уже выходит из ряда вон.

— То есть ты в детстве был идеальным ребёнком, да?

— Получше этого сорванца.

— Если бы это было так, тебя не пришлось бы воспитывать в страхе. Пойдём поговорим.

Соня меня кое-как успокоила. Она говорила, что это всё возрастное, и сложившаяся ситуация абсолютно нормальна, а его интерес к таким вещам со временем угаснет. Умом я понимал, что она права, а потому не стал в этот раз браться за ремень. Да я и сам вспомнил, как подростком хулиганил. Просто я был умнее, и не попадался на глаза родителям с запахом пива или табака.

А то, что я якобы всегда слушался родителей — это самообман, попытка оправдать свои методы. Никто не идеален, особенно в такой сложный период.

Вадим, вроде как, и правда с тех пор бросил всю эту чушь, достаточно было лишь спокойно и доверительно поговорить с ним. Но вот теперь я сижу и думаю: что я вообще знаю о своём сыне?

Конечно, его маленький бунт и попытка почувствовать себя взрослым несоизмеримы с геноцидом. Но дело в другом. Однажды я уже совершил ошибку, решив, что знаю, на что он способен, а на что — нет. Одно могу сказать точно: Вадим очень впечатлителен. А значит, внушаем и управляем. Когда я отдалился, Вадим потерял ориентир в моём лице. Логично предположить, что он мог найти новый.

Я кручу монетку, покачиваясь в кресле. В каком-то смысле все мои мысли в последнее время стали как эта монетка: я кручу их, перебираю, потом на какое-то время убираю в карман, но снова достаю, чтобы бесцельно покрутить. Одни и те же мысли. Только они, в отличие от неё, не успокаивают меня, а наоборот.

Хватит их перебирать. Пора действовать.

Я вновь бросаю взгляд в иллюминатор, чтобы разглядеть бывший дом, ставший безразмерной точкой, слабо освещающей бесконечную ночь. Планета Земля стала ещё одной монеткой, которая меня успокаивает. Есть в этом что-то медитативное.

На самом деле, всё было бы хорошо, если бы не подозрительное поведение Вадима. Я ведь уже готов был поверить ему и, по возможности, помочь. Но нет, он точно что-то скрывает. И к разговору не готов.

Мне нужно разобраться в этом, особо не привлекая внимание охраны. Ни к чему гробить научную карьеру сына. Если он пошёл по наклонной, я должен его из этого вытащить, а не топить ещё сильней. Но без охраны не обойтись. Иначе моё самостоятельное расследование даже не начнётся.

Потому что ключ к разгадке у них.

Я убираю монетку в карман. Пора действовать. Возможно, у меня не так много времени. Но меня будто к креслу пригвоздило. Всё это дерьмо высосало меня без остатка.

Тем не менее, я нахожу в себе силы встать и отправляюсь в каюту номер два.

Но нажать на звонок решаюсь очень долго. Это слишком ответственный момент. Я должен продумать все варианты развития диалога, дабы не подставить Вадима.

Я осёл, конечно. Надо было подумать об этом заранее, а не здесь, стоя под дверью участка охраны.

Они подозревают Вадима, но, вроде как, не всерьёз. Чёрт, да они даже делать со всей этой ситуацией не собираются! Сообщили на Луну и сели ждать у моря погоды. Да мне даже страшно представить, что сейчас на Луне творится. Люди заперты в мёртвой безвоздушной радиоактивной пустыне с крайне ограниченными ресурсами.

Хаос. Всюду хаос. На Земле хаос, на Луне хаос, на Афродитах хаос. Сейчас мы прилетим на Венеру и там тоже хаос устроим.

Чёрт, не о том думаю!

Итак, они подозревают Вадима, но не всерьёз. Если перестараюсь, они могут присмотреться к нему слишком уж внимательно. Мне это не нужно. С другой стороны, не дожму — ничего от них не добьюсь. Необходимо поймать баланс. Эти ребята простые как две копейки. Должно быть несложно.

В раздумьях я смотрю вдаль по коридору. Там, после столовой и душевой, виднеется стена, отделяющая нас от технического отсека. Мозг и сердце корабля так близко, и они начинают казаться такими хрупкими… Даже жутко становится. А защищает их одна единственная дверь. Одна дверь и кучка плохо подготовленных охранников.

Надеюсь, среди них всё-таки достаточно профессионалов, чтобы не допустить беды.

В мою сторону идёт человек — не дай Бог охранник. Не хотелось бы, чтобы они застали меня сейчас, стоящим у их каюты. Только лишние вопросы вызову. Надеюсь, он просто идёт из душа.

Человек всё ближе, и вскоре силуэт приобретает детали. Кажется, подросток.

Стоп! Это же…

— Вадим? — спрашиваю я. — Откуда это ты идёшь?

Вадим уже стоит рядом и растеряно бегает глазами, глядя то на меня, то на дверь.

— А вот мне интересно, куда ты идёшь, — говорит он.

Вот к такому повороту событий я готов не был. Рановато сейчас выдавать свои намерения, нельзя его спугнуть.

— Я? Я… ну… это… в душ. И вообще-то я первый задал вопрос.

— А я… ну… типа… из душа.

— Ага. Ну ладно. Иди.

— Ладно. Пойду.

Вот и поговорили.

Вадим уходит дальше по коридору, некоторое время оборачиваясь на меня. Дожили. Семья, в которой нет доверия. Я подозреваю его, а он меня. Не такие отношения внутри своей крепости я пытался построить, совсем не такие.

И кстати, что-то слишком уж у него голова сухая для человека, который только что вышел из душа. Не нравится мне это.

Когда Вадим скрывается вдали, я всё же решаюсь нажать на звонок. Некогда думать, надо действовать.

Дверь открывает тот же охранник, с которым я общался в прошлый раз. Видок у него несколько замотанный. Это плохо, шансов на адекватный разговор становится меньше.

— Вашей сумасшедшей семейке что, вообще больше заняться нечем? — спрашивает он.

— Вы сказали, что мой сын может быть… — я оглядываюсь и тихонько шепчу: — Сектантом.

— Сказали, да. Что дальше?

Я хожу по лезвию ножа. Это может создать дополнительные проблемы, но выбора у меня нет.

— Я могу поговорить с тем парнем, которого вы поймали? Ну который сектант.

Охранник приподнимает бровь.

— Это ещё зачем?

— Мне хотелось бы разобраться во всём этом. Ваши слова всё никак из головы не выходят.

— Мы же сказали вам, что не рассматриваем эту версию всерьёз.

— И всё-таки мне хотелось бы разобраться. Это вы посеяли во мне сомнения. Так помогите развеять их или подтвердить.

Охранник вздыхает.

— Ваш сын — не сектант. Довольны? Я развеял ваши сомнения?

— Этого недостаточно. Мне нужна правда, не утешения. Вы не знаете наверняка, и сами не исключаете такой вариант.

Он меняется в лице. Оно теперь выражает… не знаю, понимание, что ли. Может, немного сочувствие. Уж не знаю, искренне это или же напускное.

— Простите, я бы рад вам помочь, но то, что вы просите — невозможно, — говорит он. — Просто выкиньте это всё из головы и живите дальше. До свидания.

Охранник делает шаг назад, а я ставлю ногу между дверью и косяком, как это обычно делают, чтобы задержать лифт.

— Стойте! Поймите же, я всё-таки отец, и очень беспокоюсь за своего сына. Короткое посещение, две минуты разговора. Я хочу быть уверенным, что Вадим не делает ничего дурного. Две минуты, и мне на душе станет спокойней.

Ох, не люблю я давить на жалость. Но если хочешь добиться своего, иногда приходится.

Некоторое время он смотрит на меня и явно сомневается. В его взгляде читаются усталость и сочувствие, но так же лень и какая-то неуверенность.

— Две минуты, и вы все раз и навсегда успокоитесь, — наконец говорит он.

— Идёт, — я протягиваю охраннику руку.

И мы закрепляем нашу договорённость рукопожатием.

Вместе с ним и уже знакомым мне Стасом мы проходим в технический отсек: там продолжается такой же светло-серый коридор, только ещё более мёртвый. Тишину нарушают только наши шаги да гул одной из ламп. Пока мы идём мимо служебных помещений, охранник проводит мне инструкцию по технике безопасности:

— Главное — держитесь от него на расстоянии. Парень не в себе. Мало ли, чего учудит. Мы, конечно, прикроем, но лучше до этого не доводить.

Глупо было бы надеяться, что они впустят меня туда одного. Я с самого начала понимал, что мне нужно как-то от них избавиться, но не понимал, как. Придётся импровизировать. Ну ничего, это с самого начала игра ва-банк.

— Вы что, пойдёте со мной? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает охранник. — А вы думаете, мы оставим его с вами один на один?

— Боюсь, вы его спугнёте, — говорю я. — И ничего он не скажет.

Вот тут охранник совсем напрягся. Мне начинает казаться, что это плохой план, но уже поздно что-то менять. Придётся идти до конца.

— Да пусть зайдёт один, — говорит Стас. — Что ему будет-то? Паренёк в клетке. Пусть держит дистанцию, и всё будет ровно.

— Ладно, — немного помедлив, отвечает первый. — Чёрт с ним.

Они ещё раз напоминают мне, что важно держаться на безопасном расстоянии от заключённых, сообщают, что сектант сидит в камере номер три, и впускают внутрь.

Изолятор оказался серым, гнетущим местом. Здесь темно и пахнет потом и испражнениями. На миг я задумываюсь, что в этой жуткой каюте может оказаться и Вадим. Меня аж передёргивает от этой мысли.

Здесь заняты всего две камеры из шести. В первой какой-то пьяница сидит на полу, прислонившись к стене, и что-то бормочет. А по третьей вальяжно, будто у себя дома, прогуливается молодой парень с длинными взъерошенными волосами.

— Здравствуй, — говорю я. — Хочу с тобой поговорить.

Сектант останавливается и смотрит на меня, прижавшись к решётке.

— Да я сегодня звезда, — говорит он. — Ты ещё кто такой? На охранника не похож.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, уже заранее понимая ответ.

— То, что я и сказал. Ты не похож на охранника.

Взгляд у этого парня серьёзный, умный и проницательный. От этого становится ещё неуютней, а я начинаю ощутимо больше нервничать.

— Ты сказал, что ты сегодня звезда, — говорю я, стараясь держаться как можно уверенней. — Что ты имел в виду?

— А есть разница?

— К тебе кто-то заходил?

— Я этого не говорил, — сектант улыбается. — Или говорил?

Нет, это бесполезно. Он не расколется. Надо заходить с другой стороны.

— Вас много? — спрашиваю я.

— Кого «нас»? Я тут один.

— Я про Ртуть.

— Какую Ртуть?

Он не хочет идти на диалог. Я так ничего из него не вытащу.

— Я хочу знать, имеешь ли ты что-то общее с моим сыном, — говорю я. — Он постоянно рассказывает о возвращении Амальгамы, о каком-то Артуре с Венеры. Ты сказал, что ты сегодня звезда. Подразумевается, что я не первый, кто к тебе зашёл. Он приходил к тебе?

— Вадим? Неа, — говорит сектант. — Я не знаю вашего сына, поверьте.

Дрожь. Мурашки по коже. Нет, нет, этого не может быть!

— Не верю, — я говорю негромко, но мой голос срывается. — Ты врёшь. Я не называл тебе его имя.

На миг сектант меняется в лице, будто он чего-то испугался, но тут же вновь собирается.

Я делаю шаг назад, в сторону двери. Мне больше не о чем с ним говорить. Я узнал достаточно.

— Стойте! — говорит сектант. — Он хочет остановить нас. Но у него всё равно ничего не получится. Скажите пацану, пусть лучше наслаждается жизнью, пока она у него есть, а не играет во взрослые игры.

— Ты говоришь это, чтобы отвести от него подозрения. Проговорился, а теперь пытаешься замять ситуацию. Я, по-твоему, дурак?

— Вовсе нет, — отвечает сектант. — Просто мне жаль пацана. У нас с ним, всё-таки, столько общего.

— Как, например, любовь к Амальгаме?

— Думаю, да. Только мы любим её по-разному. Вадиму не хватило духу принять её суть и то, что это означает для всего человечества. А мне хватило. Я, в отличие от всех вас, готов двигаться вперёд.

— Радостно шагнуть в пропасть — это двигаться вперёд?

— Если ты отрастил крылья, шаг в пропасть уже не страшен.

Сектант улыбается и подмигивает мне.

— Что-то не вижу у тебя крыльев, — отвечаю я. — Только цепи.

Я выхожу из изолятора, стараясь всем своим видом изображать невозмутимость. Надо казаться нормальным. Ничего не произошло, всё хорошо.

— Ну что, узнали что-то? — спрашивает Стас.

— Нет, — я мотаю головой. — Но думаю, не о чем беспокоиться. Спасибо.

— Вы уверены?

— Ну, только если он мне не наврал, что не знает моего сына. Но я, знаете ли, вижу, когда мне врут. Работа у меня такая была.

— Ну да, конечно, — скептически произносит тот, первый охранник. — Ну что, тогда всё хорошо?

— Да. Пожалуй. Извините, что доканал вас.

— Вот и славно, — всё его лицо выражает облегчение. — И ничего страшного. Вы меня тоже извините, что я так грубо с вами. Сами понимаете, мы тут все на иголках.

— Да. Конечно.

Охранники провожают меня до двери своей каюты. Всё это время мы идём в абсолютной тишине, а я еле держусь, стараясь сохранить спокойный вид. Оставшись один, я начинаю дрожать.

— Чёрт!

Я не сдерживаюсь и бью кулаком в стену, да так, что костяшки разбиваются в кровь. И даже боли не чувствую.

Вадим подключен к виртуальной реальности. У кресла сбоку расположена кнопка аварийного отключения, меня так и подмывает её нажать, но я сдерживаюсь. Ничего, пусть погуляет. Это его последний раз в Homeland.

Я нервно брожу по комнате. Что же мне делать? Может, всё-таки сдать его охране? Нет, нельзя же так гробить жизнь своего сына. Надо поговорить с ним. А он скажет мне правду? Нет, думаю, не скажет, но я должен попытаться понять. Может, считать какие-то невербальные сигналы. Глупость, конечно, но надо же сделать хоть что-нибудь!

Одно я знаю точно: я лично разберусь с Вадимом. И ему это не понравится.

Я достаю из кармана старую пятирублёвую монету. Она всегда помогала успокоиться. Перебираю её пальцами и пытаюсь ровно и глубоко дышать.

А вообще… Да пропади оно всё пропадом!

Я со всей силы швыряю монету в стену. Мне не нужно быть спокойным.

Хватит играть в добренького. Наигрался. Это ненастоящий я.