— Погоди! — Юнь материализовывается откуда-то из бокового коридора, когда я неторопливой рысью бегу в направлении учебной части.
— О. А ты здесь откуда? И как меня поймала? — я и сам не знал десять минут назад, что буду в этом месте в это время.
Как вычислила?
— Поговорить хотела с самого утра. Так, чтобы никто не знал. У окна сейчас сидела — смотрю, а ты с улицы сюда понёсся. Отпросилась в туалет, перехватила тут.
— Занятно. Чего надо? — ну не та у нас история отношений, чтобы на этом этапе затевать нейтральные светские беседы.
Да и не только в данный период.
— Я хочу с тобой кое о чём договориться, точнее, предупредить. — Китаянка, в отличие от предыдущих моментов, похожа на конструктивную.
Глазами, лицом и на каком-то неуловимом энергетическом уровне.
— Честно говорю заранее: никаких обязательств с моей стороны, никаких обещаний или гарантий. — Мало ли, вдруг какая манипуляция. — Ни я, ни те, кто со мной близки, не считаем тебя даже нейтральной стороной: ты чётко по другую сторону баррикад и нам враг. Это не исключает нашего возможного разговора, — признаю в конце. — Мало ли. Неисповедимы пути господни.
— Ничего себе, как на тебя Мартинес влияет... Нет, Седьков, я вам не враг. Собственно, это и есть цель, почему я тебя отловила: чтоб это сказать.
— Да ну?! И вот так просто забудем всё, что между нами было?! — удивление получается искренним и непринуждённым.
— Жаль, что ты натурал, — бросает она. — Не могу тебе доказать.
— Сяовэнь, ты меня, конечно, извини, но я совсем не претендую, чтобы ты мне что-либо доказывала. — Начинаю раздражаться, поскольку и других забот хватает, а тут ещё это недоразумение.
Но агрессии в ней нет, факт. Зато есть некая озабоченность, лёгкая депрессия и подавленность, которые она пытается маскировать под невозмутимым лицом, с которым обычно по школе ходит Миру.
— Помнишь, в конце прошлого месяца ты очень хотел меня как женщину? Даже в декольте заглядывал в столовой, несмотря на Ченя? Он тебе ещё тогда по голове дал?
— Прикольный у тебя способ наладить контакт, — моя голова качается влево-вправо сама по себе.
Н-да уж. Витя Седьков — тот ещё интимный гангстер. Был.
Память услужливо подбрасывает: да, случай имел место.
С Ченем, кстати, я сейчас управлюсь относительно легко — но тогда этому телу было стыдно и неловко. Предшественник какое-то время действительно западал и на Юнь, даже думал, что и ради неё способен на подвиги и восстание угнетённых.
— А ты помнишь, что именно тогда я тебе ничего плохого не сказала? — продолжает цепляться к каким-то незначительным, как по мне, нюансам китаянка. — В отличие от всех остальных? Не травила тебя, не ругалась, даже не сказала "нет"?
— Ну, за тебя тогда Чень всё озвучил, — припоминаю что-то, но не так чтоб уверенно.
Эпизод, конечно, из разряда "гордиться нечем". И не скажешь ведь никому, что я — не совсем тот Витя Седьков (тем более что снаружи этого не докажешь).
— А что мы с ним потом стояли и ругались, тоже не помнишь?
Да что ж она такая настойчивая.
— Ты ушёл лицо мыть в туалет, потом вернулся обратно в столовую — а мы ещё ругались возле раздачи. Ближайший стол. — Азиатка требовательно сверлит меня взглядом.
— Да хрен его знает! Я натурал, у меня память не эйдетическая! Ты ещё как полиция спроси!
— Это как? — она поднимает бровь.
— Это "Где вы были вечером в восемнадцать двадцать три, шестого августа, два года назад"! — перевожу дух. — И "...какая при этом была погода"!
— Да ну, к чему так драматизировать, — на ровном месте задумывается она. — Там же был для тебя очень яркий эмоционально эпизод. Неужели не запомнил?
— Нет.
— Жалко. Из-за тебя тогда реально поругалась. Была единственная в столовой, пожалуй, кроме Хамасаки, кто на тебя не гнал.
— Уффф. Зато потом исправилась. Юнь, чего тебе надо?
— А почему ты сдался тогда?! Почему ПОТОМ, — она буквально припирает меня к стенке обеими руками, бешенно сверкая глазами, — ты нашёл в себе и силу, и волю?! И Лысому накостылял, и даже Ченю?! А тогда, когда я тебя буквально молила взглядом — помоги — ты утёрся и прожевал сопли?! Отдал в чужие руки девчонку, которую сам хотел, как мужчина?!
— Хуясе, — задумчиво чешу за ухом, цитируя "сестру" в моменты её эмоциональной нестабильности. — Звучит как будто предъява. Сяовэнь, у меня два взаимоисключающих ответа на твой вопрос. С какого начать?
Она отпускает меня, делает шаг назад, отряхивает ладони и с необычной досадой продолжает:
— Я и сама малодушная мразь! Но ты смог исправиться, подняться и пойти дальше, а я до сих пор пресмыкаюсь! Противная сама себе.
Азиатка делает шаг вперёд и её кулак под расширениями, кажется, выбивает каменную крошку из бетонной стены. Относительно недалеко от моей головы.
— Я мразь и предатель! Противна сама себе! Удовлетворяла как кошка мужика, которого не люблю! Цеплялась за иллюзии, понимая, что сама — лишь дерьмо, которое не заслуживает ничего хорошего!
Несмотря на текст, китаянка явно усилием воли сдерживает злые слёзы.
Хренасе. И методической помощи в нашей группе не попросишь: никто из трёх девчонок не откажет — но транслировать подобное кому-то... некомильфо.
— Какой-то словесный эксгибиционизм получается, — вздыхаю. — Ты ж понимаешь, что на меня сейчас действуют прямые физиологические механизмы с твоей стороны?
— Да... КАКИЕ?
— Самка детородного возраста, привлекательная с точки зрения процесса размножения, на вершине иерархии в этом смысле — нуждается в помощи.
— Красивая, но дешёвая шлюха с выбитыми зубами, — неприязненно цедит она. — Даю честное слово, у меня сейчас не работают никакие расширения на твоё охмурение. К сожалению, доказать натуралу не смогу.
Вообще-то, я это вижу и без её слов. Она не врёт.
— Продолжай. Что ещё хотел сказать?
— Там, откуда я родом, когда девчонка плачет — её успокаивают. Каким бы говном она ни была в прошлом.
— Социальный стандарт? Дурацкий обычай, — бросает она до того, как я успеваю ответить на вопрос. — У нас ты бы вечно вытирал сопли проигравшим, а тебя бы имели из раза в раз в извращённой форме. В переносном смысле, разумеется: с тебя сейчас есть что взять деньгами, так что слезливых и убедительных попрошаек были бы вагоны.
— Я это отлично понимаю, пообщавшись с вами, титульными, тут в федерации. — Вздыхаю ещё раз. — Но некоторые моменты оттуда, откуда я родом, делают меня самим собой. ПОГОДИ, НЕ ПЕРЕБИВАЙ! Один земляк вот совсем недавно сказал мне умную вещь, буквально час тому. "Давай забудем всех, кто за нами стоит, но не будем забывать, что мы друг другу противники. И из этой позиции попробуем сформулировать, что нам друг от друга может быть нужно".
— Тебе от меня что-то нужно?
— Нет.
— Потрахаться не хочешь? Твоим бабам не скажу, обещаю. Можно без ограничений, в любом виде — мне уже всё равно терять нечего...
— Нет.
— Врёшь. Вижу по глазам.
— Ты путаешь мою рефлекторную физиологию с сознательным решением. В данном случае ты видишь только реакцию тела, а мои мозги почему-то игнорируешь.
— Не игнорирую. Бросила пробный шар наугад... Кроме ближайших корыстных интересов, уже давно любопытно, что Мартинес и Эрнандес в тебе нашли. У Ченя, кстати, восемь сантиметров, — выдаёт она без перехода. — Можешь считать это моим залогом.
— Не понял?!
Чёрт. Понятно, что это заявка на что-то серьёзное, но личного опыта оценить полностью не хватает.
А девчонкам, как и минуту тому, с такими вопросами не напишешь. По соображениям порядочности.
Почему-то в голове машинально складывается схема: если я сейчас задам вопрос в нашем закрытом чате про эти самые восемь сантиметров, то вездесущая Мартинес буквально на следующей перемене откуда-нибудь откопает, что Юнь выходила с химии и сопоставит факт нашего разговора в коридоре.
Вот же ёлки.
— Ты заметила, что очень тонко поставила меня в неловкое положение? — наблюдаю за её нейропрофилем, хотя она этого не видит.
На удивление там нет никакой коррекции, полнейшая естественность.
— Я не специально! — огрызается китаянка. — Считай, что тебя ментально изнасиловала! Ты же стал помешанный на этикете и порядочности — меня никому не сдашь. Будешь молчать в тряпочку и держать язык за зубами, даже своим не скажешь из-за этой своей этичности!
— Хренасе. Оно у меня что, так на лбу и написано? — удивила.
До полного изумления.
— Да. Последнее время — да.
— Давай заново. Ты сейчас отключила нейрокоррекцию, раз. У тебя куча защитных реакций психики, из-за чего ты похожа на истеричку, два, — загибаю пальцы.
— Ещё предложила тебя удовлетворить или даже встречаться втихаря, с гарантией, что никто не узнает! Потому что если ты скажешь хоть кому — мне потом из-за своих не жить!
— Упс. — А вот об этом повороте я даже не подумал.
— Сказала тебе о Чене специально! — продолжает азиатка. — Это такой момент, что тебе меня даже гробить не надо, если захочешь! Достаточно бросить ему при всех, или наедине — и он меня сам прибьёт! Потом и другие тоже, как он... — она не договаривает, отворачивается и начинает всхлипывать.
— Вот манипуляция же чистейшей воды, — бормочу, чтобы сказать хоть что-то. — Ладно. Должен же из двоих истеричек хоть один кто-то думать мозгами... Назови всё-таки, пожалуйста, цель своей беседы со мной. И для чего ты выходила с химии, рискуя репутацией.
— Я ни на что не претендую в твой адрес: ты мне ничего не должен. Если хочешь — как парень и девушка можем... для твоего спокойствия, чтобы ты знал, что контролируешь меня полностью, без ограничений... — она протыкает указательным пальцем правой руки воображаемое кольцо, образованное большим и указательным левой. — Плюс для тебя разрядка и известное разнообразие. Мужики никогда не откажутся от привлекательной тёлки, которая им сама даёт без обязательств — даже если как человека её считают сукой.
— Хренасе у тебя личный опыт.
— Да! С тем же Ченем! Ещё раз повторяю, — азиатка глубоко вздыхает и продолжает уже спокойнее. — Никто никому ничего не должен, ты мне — так точно. Но мои двери для тебя открыты. Бля. Ты понял.
— Это была декларация моих интересов. Спасибо, я оценил. Говорю без иронии: понимаю, что тебя что-то очень серьёзное заставило пойти на этот шаг. Теперь слушаю, каким ты бы видела свой интерес. Обещаю, что останется строго между нами и ни одна душа, без исключений, не узнает. Если мы с тобой предварительно не договоримся о противном.
— Не врёшь, ты смотри. Скажем, веришь в то что говоришь. Седьков, ты же понимаешь, что я тебя сейчас ещё больше ненавижу?! — непоследовательно выплёвывает китаянка. — За то, что ты такой благородный?! Особенно на моём фоне?!
— Если бы сейчас рядом, в поле нашего зрения, был кто-то из моих девчонок — я бы тебя обнял и спросил, что случилось. Но не наедине, а так, чтобы они видели.
— Схуяли ты такой добрый и великодушный?
— Можешь считать, что у меня были хорошие учителя в детстве. Правильному учили, только соображать я начал с опозданием.
— Я считаю, что противоборство между нашими диаспорами скоро выплеснется абсолютно во все сферы. Даже сюда, в школу. И это будет более чем жёстко.
— Э-э-э???
— Я сейчас имею в виду хань и нихон, ты же теперь Хамасаки. Говорю об этой твоей ипостаси.
— А-а-а, понял. И чё?
— Я в самое ближайшее время найду способ разорвать всё и с Ченем, и с остальными. Мне это будет непросто и когда шла сюда, рассчитывала тобой проманипулировать; любая твоя помощь будет в кассу. А морды вы с Миру практически всем бьёте, даже нам...
— Почему откровенно об этом говоришь?
— Стало стыдно перед собой на фоне твоего говённого благородства. Ты меня даже как мужик бабу использовать не стал, хотя если бы сейчас согласился — мне б некуда было деваться. На пять минут в туалете бы заперлись — а у тебя появился бы ещё компромат на меня. Гарантия, что я не соскочу будущем.
— Экая ты коварная.
— Коварная была бы, если бы думала, как это против тебя развернуть. Но твоим латиноскам во-первых пофиг, кого ты дерёшь — целомудрие и ревность явно не по их части...
— Почему так думаешь?
— Так они же рядом с тобой Миру терпят. Или думаешь, я поверю, что Хамасаки смотрит безучастно за тем, как вы кувыркаетесь? Под одним одеялом? И ничего не делает с вами вместе?
— Спросить бы о твоих источниках информации, но не буду.
Замечание остаётся без внимания.
— Во-вторых, ты отказался чпокаться со мной или любой другой вариант на замену. С учётом того, что физически ты непротив, ещё и натурал — значит, у тебя о*уеть какая сдерживающая моральная база.
— Это называется мозги, — ворчу машинально. — И кое-какая внутренняя система ценностей. Но кое-кому, похоже, не понять.
— Я б тебе сказала сейчас, "Где раньше были твои мозги вместе с этой самой системой ценностей?". Если бы не последняя пара недель в твоём исполнении. Бл**ь, надо было от твоих девок тебя в сторону отвести. Не наедине ловить.
— Почему?
— Сам сказал: обнял бы сейчас, если бы они видели, а не за спиной и втихаря. Бля.
— Договаривай, что хотела. Во-первых, ты собираешься выломиться от Ченя и дистанцироваться от диаспоры. Дальше?
— Не только от своих. Ваши Онода и Саджо тоже в списке на расставание. От них тоже. Если будут иметь место ЛЮБЫЕ эксцессы между титульными — хочу, чтобы ты знал, что я к ним не имею никакого отношения. Тавтология, с-сука. Если бы я не разосралась с Миру из-за того, что я сама бл**ь, я бы сейчас пошла к ней!
— Для чего пошла бы к ней?
В глазах собеседницы мелькает неуверенность, переходящая в какое-то пожелание.
— Я тебе обещаю, что до Миру могу донести что угодно в формате, недоступном никому иному. — Смотрю в глаза.
Говорю чистую правду, поскольку самый близкий в мире состав крови, говоря высокопарно, даёт некоторую фору в отношениях. Как оказалось.
— Я бы открыла тебе весь свой профиль на достоверность, — Юнь активирует и гасит кубик управляющей панели концентратора. — Без ограничений. Но ты натурал. Прошу тебя это передать Миру, со мной она не будет разговаривать: я ей дам полный доступ к себе. Без условий, требований и ожиданий.
— Что взамен хочешь?
— Ничего. Её согласие принять меня под контроль — уже оплата.
— В чём подвох?
— Ты глухой? Я хочу, чтобы у меня был независимый свидетель, чья компетентность и честность не вызывает сомнения! Если начнётся то, что я думаю, хочу, чтобы ваша сторона была свидетелем: я к этому не имею никакого отношения!
— А что начнётся-то?!
— Вот это и есть вопрос на миллион. На него ответа не будет. Если хочешь — моё предложение насчёт интима в силе, с любым извращением. Можешь снимать меня на камеру в процессе — это гарантия, что не вру.
— Ничего себе, тебя припёрло. И жизнь покрутила.
— А я тебе о чём? От хорошей жизни, что ли? Не забудь первую часть: я демонстративно разорву со всеми своими и вашими и выйду в нейтралитет. В самое ближайшее время. — Она что-то взвешивает и добавляет. — Как только придумаю, как уйти только в потери здоровья, без интима.
— Не понял в этом месте.
— Что неясного? Зубы мне уже выбивали, кости ломали, включая лицевые и нос. Скорее всего, экзекуция за выход из коллектива будет чем-то аналогичным. Подумай на шаг вперёд: если я сейчас выломлюсь из раскладов диаспоры, причём демонстративно — а я это сделаю — отгадай, что СО МНОЙ тут же сделают несколько гормонально развитых мужиков? Нашего с тобой более чем активного пубертатного возраста, но без твоих высокоморальных принципов? В адрес моей половой неприкосновенности... В полицию по-любому не побегу, заявлять не буду, как тёлка им нравлюсь и возбуждаю абсолютно всех. Физически. Моральных ограничений в мой адрес уже не будет, а юридическими и так можно не заморачиваться.
— Бля. Звучит жутко. Как будто в джунглях живём, а не в одной из столиц федерации, в элитной школе первого списка. Мартинес и Эрнандес такого даже про свою развесёлую родину не рассказывали. Ты ж не сирота?! У тебя же ещё семья есть?! Молчу про остальное. Как так?!
— Есть много среди титульных такого, чего ты никогда и не узнаешь. Хотя, на первый взгляд и формально, ты и сам один из нас, конкретно — из японской части. — Она оглядывается по сторонам и добавляет. — У нас с японцами, если что, кое-какие интересные детали обычаев не совпадают. Наведи справки у тех, кому из хань доверяешь при случае: я не вру... Но сейчас ничего тебе доказывать не буду. Одна половина меня уже жалеет, что я тебе это всё рассказала. Прямо сейчас хочу тебя убить — чтобы гарантировать, что твой язык останется за зубами.
— Услышал. Миру сообщу в течение четверти часа и даю девяносто процентов, что она тебя тоже услышит и пойдёт навстречу. Это в качестве аванса, чтобы хоть чуток тебя успокоить. Услышала?
Говоря цинично, её нейропрофиль я сейчас вижу и сам. Да и "сестру", уверен, смогу убедить.
— Да. Спасибо. Ладно. Тогда привет, в смысле пока. Эй, Рыжий! — её оклик через плечо застает меня уже у поворота.
— А?
— Ты обещал меня обнять потом, когда это всё кончится. При своих девках, когда будем в их поле зрения.
— Тебе это чем-то настолько поможет?
— Как знать.