Апелляция кибер-аутсайдера - 5

Глава 21 (пардон, прода завтра)

Посольство Сегментов снаружи охраняет самый обычный патрульный Федерации в форме. Прикольно.

— Вы куда? — завидев меня, свернувшего в этот тупик с магистральной улицы, он нехотя покинул свой "стакан" и решительно загородил мне дорогу к воротам.

— К Сапрыкину. — Без лишних разговоров подвешиваю между нами код для считывания моего айди. — По записи, должно быть у вас в журнале.

Через пару секунд служитель закона утрачивает ко мне интерес и молча возвращается на своё место.

Вместо ворот щёлкает автоматический замок на калитке и дверь слегка приоткрывается.

— Идите прямо по аллее до входа, — говорит динамик по-русски.

В средних размеров двухэтажном здании, более походящем на виллу, пусто и на удивление никого. С другой стороны, что я знаю о посольствах и дипломатических представительствах; может, фильтрация посетителей осуществляется заранее, путём записи. Как раз чтобы не пересекались здесь друг с другом.

— Сюда! — звучит со второго этажа голос Сапрыкина из открытой двери одного из кабинетов.

Ещё через половину минуты занимаю место напротив него у Т-образного рабочего стола.

— Цель вашего визита? — посол активирует над столом голограмму "всевидящего ока". — В связи с полуофициальным характером, официально уведомляю вас о полной фиксации нашей встречи. Запись осуществляется искусственным интеллектом... шлюз... номер... полный файл и расшифровку вы по желанию можете затребовать и получить через трое суток на официальном сервере министерства иностранных дел.

— Нашего или вашего?

— Не понял? — дипломат неожиданно сбивается.

— На сайте министерства иностранных дел — какого? Сегментов или Федерации?

— Вы по нашим данным проходите как гражданин семнадцатого Сегмента. В отношениях с вами мы руководствуемся вашими обязанностями нашего гражданина.

— Прикольно.

В принципе, Трофимов предупреждал, что кое-какие барьеры придётся переступить, чтобы двигаться дальше.

— Согласно параграфу... статьи Конвенции о правовой взаимопомощи... ратифицированной обоими государствами... прошу провести повторную процедуру идентификации моей личности в расширенном формате. После повторного считывания моей биометрии прошу запустить сверку по интегрированным базам. — Ну, если он весь из себя такой официальный и неприступный, то и мне есть чем ответить.

— Вы официально приостановили все гражданские обязательства, — задумчиво констатирует Сапрыкин после того, как исполняет сказанное. — На основании уведомления от электронного правительства федерации в связи с...

— Виктор Иванович, извините, что перебиваю. Этот ваш глаз над столом и так фиксирует десятка три параметров, так что давайте, может быть, не будем тратить времени?

По его лицу проносится тень раздражения.

— Извините за нарушение протокола, если вдруг я что-то не то ляпнул, но я же не хуже вас знаю свой гражданский статус на сейчас, — развожу руками. — Благодарю за подтверждение. Перед тем, как мы начнём, не могу не заметить: лучше бы нам пообщаться без этой видеофиксации.

— Это невозможно и не обсуждается.

— Для вас же лучше, — пожимаю плечами. — Не для меня.

— Итак, цель вашего визита? — он игнорирует предупреждение.

— Прошу вас провести сверку со всеми нотариальными базами на предмет дела о наследстве моей биометрии. — Нажимаю большим пальцем голографический квадратик, самостоятельно отделившийся от виртуального фиксатора по моей команде. — Прошу нижесказанное считать моим официальным запросом: какие дела о МОЁМ наследстве есть в государственном производстве? При ответе на мой запрос прошу опираться на закон о полугодичном цензе.

Трофимов, давая инструкции для этого разговора, несмотря на своё откровенно нетрезвое состояние этот момент описал весьма подробно. Суть: хотя все без исключения живые чиновники надувают щёки, пытаясь придать себе значительности, именно эта дорожка шагов запрограммирована на уровне прошивки электронного государства.

Тот факт, что я являюсь несовершеннолетним, плюс уведомление от Федерации (по официальным каналам), плюс мой здешний рейтинг — всё это в сумме практически исключает субъективную трактовку или интерпретацию чиновником любого уровня, хоть этим послом, хоть самим министром иностранных дел или министром юстиции.

— А вы неплохо подготовились. — Сапрыкин, вопреки запущенному автоматическому процессу, радостью не искрится, а наоборот хмурится всё больше и больше.

— У меня был крайне компетентный и добросовестный инструктор, — вежливо киваю, ничуть не кривя душой. — Если я хоть что-то понимаю в вопросе, через две, максимум три минуты вопрос будет решен.

Судя по обилию работающих у посла приложений на буст мозгов, его на эту встречу тоже запрограммировали. Причём никак не в том направлении, которое имеет место.

— Я очень опасаюсь сбоев в технике. — С красноречивым выражением лица он тянется через одно из расширений, кажется, к ограничителю канала.

— Зря, — вздыхаю. — Если шахматными терминами, у меня есть три лишних фигуры в эндшпиле, а у вас — голый король и одинокая пешка на первой линии. Если же категориями бокса, у вас не работают обе ноги и одна из рук, а биться вы вышли с выступающим мастером спорта.

Наверное, на его работе тоже учат оценивать новые вводные моментально:

— Хромой боксёр — это лично я? Моя должность? Или что-то иное? — Сапрыкин максимально корректен и вежлив.

Его невидимый щуп замирает на половине пути.

— Точно не вы: лично к вам у меня претензий нет, поскольку в данном случае вы представляете не собственную волю. То же касается и вашей должности, наверное.

— Тогда о чём речь?

— Я имею ввиду те три параллельных разговора, через которые люди на той стороне независимо друг от друга присутствуют сейчас на этой теоретически конфиденциальной встрече.

— Каким образом вы это определяете? — его невозмутимости можно позавидовать. — Со всем уважением к концерну HAMASAKI, без сомнения солидные возможности вашей семьи здесь не котируются. Как...?

И ведь не сказал, что я ошибаюсь или неправ.

— Виктор Иванович, вы позволите, я не буду отвечать на этот вопрос?

— Хорошо, давайте откровенно. Вы отдаёте себе отчёт, что ваши теоретически законные права могут не иметь ничего общего с реальностью? — он резко меняет линию общения, наверняка под этим тройным влиянием извне. — Не потому, что вы ошиблись или что ваш отец чего-то не учёл. Просто потому, что некоторые правила существуют на бумаге исключительно для отвода глаз. В качестве вывески для общества, — добавляет он. — Но никак не для того, чтобы по ним работать, когда придёт их очередь.

— Вы говорите очень странные вещи, господин посол. Особенно с учётом фиксации нашей беседы на сервере министерства иностранных дел.

— Я буду готов ответить перед своим руководством по всей строгости закона, в любой момент... Хорошо, отбросим реверансы и поговорим на самом деле откровенно. Вы что, правда считаете, что можете вот так прийти — и получить всю собственность по щучьему велению? — внешне он собрано ожидает ответа.

— Вы не обидитесь, если я отвечу на том диалекте, который у меня родной?

— Без проблем. Я отлично говорю по-русски, это тоже мой родной язык, — посол обозначает слабую улыбку уголком рта. — Если даже я не пойму отдельного слова, у меня есть техническая возможность расшифровать практически любое лексическое значение.

— Поймёте, там вопрос не в значениях.

— А в чём?

— В стилистике. По-английски layers of vocabulary.

— Разделы языковой лексики, — машинально кивает он, пытаясь сообразить, к чему клонится.

Но выражения лица не меняет.

— Именно. Виктор Иванович, пожалуйста, не лепите горбатого к стенке и не передергивайте: за кривую раздачу в приличном обществе могут и канделябром перекрестить. Вы достаточно хорошо понимаете намёк? Не нужно изображать конфету, если у вас в руках говно.

— Так. Вы отдаёте себе отчёт где, находитесь, — он откидывается на спинку кресла, но не расслабляется, а ещё больше собирается. — Вы практически... угрожаете? Господин Седьков, а вы точно уверены в собственной адекватности?!

— Поясняю. Наш с вами текущий разговор — не договорняк между братвой, мною и вами. Он полностью субъектен действующему законодательству вашего — и бывшего моего — государства. Чтобы снять все возможные вопросы тех, кто сейчас наседает на ваши уши по всем трём каналам, официально напоминаю: я НЕ ПОЛУЧАЮ, не пришёл получать, не прошу, чтобы получить. Настоящим я УВЕДОМЛЯЮ лично вас, как посла, плюс министерство иностранных дел и — через него — все компетентные органы Сегментов.

— О чем? — а он хорошо держится.

— О том, что вступаю в управление СВОЕЙ собственностью, которая МОЯ по праву... перечислить вам все параграфы? Или достаточно сказанного?

— Вы же неглупый человек, несмотря на возраст. Должны понимать, что есть уровень законов, которые прописаны для народа, плебса — чтоб создать видимость и заткнуть рты. Но не для того, чтобы по ним работать.

— Занятная у вас получится запись на сервере министерства. Вы говорите очень странные вещи, господин посол. Прямо противоречащие конституции вашего собственного государства вещи говорите; поверьте, я её тоже неплохо знаю.

— Насколько неплохо? — фыркает он на автомате.

— Могу цитировать напамять в разделе собственных гражданских прав.

— Бывают уровни материй, на которых отписки для народа не работают, как вы их ни назовите. Каждый раз стороны должны договариваться с ноля. Это мой официальный вам ответ вне зависимости от того, что сейчас выдаст машина на ваш запрос.

— Ваш ответ, министерства или ещё дальше?

— В данном случае это абсолютно монолитный блок. Тот редкий случай, когда разнородные группы Сегментов на удивление единодушны. Кстати, если неформально, я не припоминаю на своём веку, чтоб кому-то кроме вас удалось вызвать настолько консолидированную реакцию. Всех кругов и слоёв без исключения, а их немало, поверьте. — Он со значением опускает веки.

— Спрошу ещё раз и под запись: а как же закон?

— Бумажка для толпы. В данном случае не работает, забудьте.

— Если не секрет, а что вы сейчас сделаете, когда машина выдаст...?

— Прерву выгрузку вручную и заблокирую вам выдачу. Дальше будет тоже вручную. Поверьте, это не моя прихоть, а позиция государства, что бы ни писали на вывесках, часть из которых лично вы склонны называть законодательством или конституцией.

— Вы говорите страшные вещи, господин Сапрыкин.

— Такова жизнь, господин Седьков. Не все правила игры наверху Олимпа объявляют простому народу. Даже не декларируют вслух, что те отличающиеся правила есть в природе.

— М-да. В ином месте простой народ ещё называли быдлом. Давно, раньше.

— Я понимаю это слово. Хорошо, что и вы сами понимаете всё между строк.

— В таком случае переходим ко второй части. — В принципе, Трофимов сказал дождаться, когда по всем трём каналам напряжёнка (объём трафика) вырастет втрое от изначальной, и стрелять козырями только потом.

Интересно, а откуда он знал, что во время этого разговора у посла будет именно три линии?

Кстати, моя способность видеть эти каналы (и их содержимое) его внимания вообще не привлекла: есть и есть, принял, как данность. Инструкции он дал с учётом этого инструмента, но в мои персональные детали не углубился ни на волос.

Крайне редкая в этом мире тактичность, ещё и в его нетрезвом состоянии.

— Внимательно вас слушаю, — Сапрыкин вежливо кивает и возвращает на лицо выражение доброжелательного любопытства. — Виктор, перед тем, как перейдём к конструктиву, хочу сказать: вы действительно приятны и симпатичны. Просто в вопросах бессмертия никаких законов быть не может: из своих рук никто этого не выпустит добровольно. Законы, говоря откровенно... — он обрывает фразу.

Вот и вскрыты все карты.

— Это не ваше бессмертие. Говоря формально, интеллектуальная собственность по разделам — и в сумме — принадлежит лично Сергею Седькову. Я — его родной сын. Вы не можете распоряжаться тем, что вам не принадлежит.

— А я думал, мы друг друга поняли, — разочарованно вздыхает дипломат.

— Был огород. Принадлежал моему отцу. На нём выросла картошка, я пришёл за ней. Вы сейчас начинаете рассказывать, что...

— Да никто тебе не даст зайти на этот огород! Да, формально он твой, изъять у тебя его нет никакой возможности, законно, но Виктор!..

— Что?

— Можешь считать, что весь посёлок твоих соседей дружно объединился. И сейчас несколько тысяч взрослых мужчин встречают тебя, законного собственника, — он выплёвывает это с пренебрежением, — со своими личными ожиданиями и намерениями. У входа.

— Это же называется вполне определённым словом из уголовного кодекса?

— А всем плевать, как это называется, — тихо говорит дипломат, глядя мне в глаза. — Твоя картошка просто интересна всем остальным. А также почва, которая вокруг клубней; степень влаги над твоим огородом; количество червяков на кубометры земли вокруг этой картошки и многое-многое другое. Это если говорить твоими категориями.

— М-да уж. Такой социальный интерес — а тут я припёрся.

— Да. А тут ты сейчас апеллируешь к некоему эфемерному социальному договору — традициям и обычаям — которые у твоего отца исторически с этими жителями посёлка сложились! Да никому это не интересно, картошку давай! Сюда и быстрее, пока не...! — он шумно выдыхает.

— Нервная у вас работа. Хм, а я думал, только Трофимов такой.

— Серёга? Твой завуч из школы, что ли?

— Да.

— Классный мужик был. Один из лучших в своём выпуске. Слегка на своей волне, но у них там все такие, — Сапрыкин ненаигранно крестится. — Царство небесное, искренне его жаль.

— Если не секрет, а вы откуда о нём в курсе?! Где он — и где вы?! Ещё и что он умер накануне?

— Тебе это не нужно. Я бы предложил более предметно поговорить о наших делах.

— Стоп. Виктор Иванович, я ожидал примерно такого поворота и немножко подготовился к нему. Это просили передать вам.

Получив его одобрительный кивок, связываюсь с одним из искусственных интеллектов HAMASAKI через виртуальный шлюз посольства: стандартная процедура, призванная гарантировать полную достоверность дальнейшей информации.

— Господин посол, я могу попросить вас зафиксировать все ваши каналы, чтобы они не смогли разорваться или отключиться без вашего согласия? — этот мой вопрос — тоже часть варианта протокола, не самая открытая, правда.

Как говорил Трофимов, её нужно просто знать.

— Сделано, — коротко кивает дипломат. — Фиксация активна. Говорите.

Мой самый обычный школьный завуч походя сообщил, что во времена нынешнего технического могущества обмен информацией, особенно в заведениях типа посольства, крайне зарегулирован.

Если говорить простым языком, мои внешне нейтральные просьбы не хуже топора над головой обязывают того же посла иной раз реагировать строго определённым образом — инструкции, правила, традиции и законы.

Вроде как далеко не все из них ему можно безнаказанно нарушать.

Дальше парадоксально. Если по-крупному на ГЕНЕТИКС ещё можно разинуть рот, то вот умолчать на уровне дипломата о том, что его собеседник хотел бы донести в страну — такого уже нельзя.

Такой вот парадокс, Трофимов ещё бормотал что-то о тавтологии.

Украсть миллион типа вариант, а за салфетку могут и руки оторвать.