Мы с Феликсом шли в направлении конторы, слегка шаркая по каменной мостовой, и обсуждали произошедшее:
— То есть, они повязаны в каком-то общем деле? При чём все трое? — спросил я.
— Да. И меня в это что-то тоже собрались подвязать. Если я конечно поработаю на этого "бутлегера".
— Корчемника.
— Какая разница?
— Это русское слово, а кроме того, оно его бесит. Так что лучше использовать его.
— Ну ладно, если я поработаю на этого корчемника, то, возможно, узнаю больше как связан Синдикат, та секта Иштвана Великого и бывшая эсерка. Хотя, если честно, ума не приложу что может их объединять.
— Контрреволюционность? — койот посмотрел на меня скептически.
— После того, что агенты охранки сделали с товарищами Марии?
— И то верно. Кажется, что у этой пани уж точно должен быть зуб на монархистов. Неужели можно НАСТОЛЬКО не любить большевиков?
— У меня есть ощущение, что дело тут в чём-то совершенно ином. И нам ещё предстоит выяснить в чём именно. Но как ты думаешь, Мария могла убить профессора?
— Зачем ей это делать? Какой у неё мотив?
— Ну, эти двое обсуждали, что Матвей, возможно, с нами сотрудничал. И наша общая подруга поклялась его убить.
— А поскольку Шариков действительно был нашим кротом…
— Да, я о том же.
— Но и с того процарского ублюдка это не снимает обвинений.
— За то, кажется, снимает их с Матфея. Не уверен, что его ещё можно отпустить, но он то точно не приложил лапы к убийству.
— То есть, ты предполагаешь, что его в теории всё же можно отпустить. Я просто напомню тебе, что он черносотенец и организатор секты. Его только отпусти за порог и он начнёт разлагать общество и устраивать еврейские погромы.
— Его взгляды не говорят о том, что он плохой человек. Может, он просто запутался? Мы должны исправлять преступников, а не стрелять всех без разбора.
— Ты думаешь, что человек с такими взглядами может исправиться?
— Я думаю, что это возможно. То, что он сейчас ограничен своей глупостью ещё не значит, что мы не можем ему показать всех прелестей советской власти.
— Знаешь, я думаю, что такие люди не достойны прелестей советской власти, разве что, если не иметь в виду под прелестями красный террор. Классовые враги, знаешь ли, не меняются. Нельзя быть с ними нежными.
— Я изменился.
— Ты совсем другое дело. Ты был представителем угнетённой группы проклятых, пусть и аристократических кровей. Скажи, наследник, пошёл бы ты супротив своей семьи, если бы те не пытались выжечь твой глаз спиртом?
— Думаю, что пошёл бы. Происхождение ничего не значит!
— Да ну? И много других Романовых пошло вместе с народом, а не против него?
— За всю историю?
— А хоть бы и за всю. Тираны-цари, тем более не связанные со своими людьми даже одной национальностью и не выгрызшие себе путь к власти самостоятельно, не могут сочувствовать людям. Такого никогда не было и не будет. Это иррационально. У них буквально нет ни одной причины, почему бы им стоило бы помогать своим холопам, а не держащим этих холопов в стальных кандалах дворянам.
— Ну, может Романовых таких и не было, но ведь сейчас много дворян на нашей стороне. Брусилов, например.
— Это после того, как его сына схватили деникинцы?
— Хорошо, а как насчёт товарищей Ленина и Дзержинского?
— Про них мне нечего едкого сказать.
— Вот то-то же.
— Но это дворян в целом не оправдывает. Единицы одумываются.
— Может и наш Матфей будет среди этих единиц?
— Ну, ты можешь попробовать его изменить, если времени не жалко. Но я бы его конечно расстрелял. Это многим быстрее. — койот пожал плечами.
Мы уже почти подошли к конторе. И даже прекрасно видели это высокое здание, экспроприированное у бывшего доходного дома. Как вдруг на четвёртом его этаже прогремел взрыв. Яркие потоки пламени вырвались изнутри, проломив стену и не оставалось никаких сомнений, что взрывная волна была столь сильной, что снесла не меньше половины всего этажа.
— Постой. — сказал Феликс, — А это разве не комната для допросов рванула?
Мы с ним переглянулись и догадались практически одновременно:
— Мария…
— Что ж, — произнёс я, — Видимо, у нас на одного свидетеля меньше. Вряд ли он смог увернуться от такого и его почти наверняка расщепило на атомы.
— А нам ведь тоже с ней придётся драться… — сказал мой товарищ.
— Да. Но во всём надо искать плюсы, верно?
— Какие могут быть плюсы в том, что нашу контору разнесли?
— Мы туда теперь не пойдём. Это хорошо, потому что у меня очень странное предчувствие, что за нами прямо сейчас следят.
— Синдикат? — Феликс помрачнел.
— Наверное… Возможно, проверяют тебя. Жаль я раньше об этом не подумал.
— Ну и куда мне теперь идти? В последнее время я спал как раз на работе.
— Ко мне домой, куда же ещё. Переночуешь сегодня у меня, а завтра отправишься на собеседование к преступникам. Заодно обсудим план, как мы попробуем расколоть их змеиный клубок…