Апокалипсис 1920

Дополнение — Книга Феликса

Дополнительный материал к книге, представляющий сборник стихов за авторством Феликса. Достался мне случайно, в качестве маленькой, прожелтевшей тетрадки. На обложке от руки написано посвящение "Йозефу, Марии и Мартину".

Niemo

Тёмный сын бесконечной вселенной:

Малый атом основ мироздания.

Расщепление подобно признанью

Единицы малоразмерной.

Тёмный вечер скрывает желание

Быть для этого мира хоть кем-то.

Весь талант поглотила та лента,

Искажавшая юных сознание.

За таланты вздымается рента:

Столь жестокое вечное чаяние,

Что порою есть только отчаяние

Бога близкого ассистента.

И порою есть только венчание

С безразличием монумента.

Лучше слова, порою, молчание.

Пониманье сильней аргумента.

И пускай таково окончание

Всего общества аугмента.

Я пронёс уж своё наказание.

Оплатил за тела аренду.

Jozef

Мой товарищ! Мой милый друг Йозеф!

Я едва подбираю слова,

Чтоб сказать, что так гложет меня,

Прорастая в мозге, как роза!

Нас так много носила земля

От Сибири трескучих морозов,

До жары, что по лету Москва,

Обрушает на головы росов.

И мы многое видели оба:

Как сидит на нас царская роба,

Как снимают ошейник раба

И как целят-стреляют царя.

И ты груб от видений тех трудных,

И ты снова сделаешь коня,

Чтоб под строем тех всадников судных,

Кровью мылась планета Земля.

Я на это смотрю и так мило,

Происходит людская возня,

Под копытами той новой силы,

Что являем теперь ты и я.

Rogaty Bog

Кого ты видишь пред собою?

Кого ты в зеркале хранишь?

Кто разрезает ночи тишь,

Бродя под демонов конвоем?

Кто в темноте тихонько воет?

Чьи лапы, как паучьи спицы,

Сплетают тебе маски-лица

Крайне обманчивого кроя?

Чей шёпот лижет тебе ухо?

Кого скрываешь, пряча в брюхо?

Кто есть причина грязных слухов?

Что оправдаешь слабым духом?

Не думаешь, что все тут знают,

Про твою маленькую тайну?

И пусть сейчас не ночь Самайна,

Но всем видна твоя душа.

Точнее тот, кто в твоей тени.

Кем проклят ты в сей Судный день, и,

Вот тут без лишних отступлений:

Тебе бы с ним побыть смиренней.

Krolewicz

Сладкий огненный принц,

Поцелуем напомнит кизил

И слезами наполнит кувшин.

Ты не видишь истинных лиц?

Между вами уж нету границ:

Он тебе до безумия мил.

Сладкий огненный принц,

Поцелуем напомнит кизил.

И под ловкостью дьявольских спиц,

Нить судьбы вьётся в сомнище вил.

Вьётся дурочка, выбьясь из сил,

Не узнав, с кем он падает ниц.

Не узнав, сколько нужно чернил

На стихи. Он прочтёт пару первых страниц

И слезами наполнит кувшин.

Ты не видишь истинных лиц.

Ты не видишь, сколь хитр тот лис.

И сколь прост он в подобьи мужчин,

Уподобя желание статься простым.

Доставай же скорей чистый лист!

Ludzie

Духи предков взирают пытливо,

Расплавляется время как олово.

Как пришло тебе только в голову,

Что ты станешь когда-то счастливым?

Ты от водки синеешь, как слива,

Иль от курева выхаркнешь пороха.

Ты трясёшься от одного шороха,

И от пули, что в этот раз мимо.

И ты мнишь, что наследник ты Рима,

Иль империй, что были древней,

Но ты сын столь глухих деревень,

Что и гордость становится милой.

Обезьяной рождён "царь зверей"

И рабом городских суеверий.

Ты живёшь на просторах киммерий.

Как умрёшь? Разнесёт суховей.

Towarzysz

Я читал тебе Хлебникова вечером

И вязкой патокой засохло время.

Наше болезненное племя

Лишь только Ладомир подлечивал.

И строки быстрым гомоном неслись.

Родной язык казался прозой покалеченным.

Но, кажется, с ним сделать, в общем, нечего,

Из слов точила мускусная слизь.

Из слов тут возводили замок

И шпиль его ушёл куда-то ввысь.

Мы боремся с осадой душных рамок,

Но почему-то снова им сдались.

И тело исказил узор из ранок,

И в черепе волчица заскреблась.

Что нам все козни умных самок,

Когда взратала наша власть?

Пока нож сух, не разевал бы пасть.

И что, что в этом городе одни?

Пока горят здесь яркие костры,

Я буду жечь и танцеваться всласть.

Пока горят огни Москвы,

Пока Парижа улицы краснеют,

Пока кроваво знамя веет,

Я верю в мёртвые мечты!

Trutka

Терпкая полынь и тёмный вечер.

Я лежал. Кровавый апельсин

Сиротливо кровью тёк, как сын

Богов, что в битве покалечен.

Волкобоя вкус на языке,

Чтоб проверить где пределы сил.

Оборотень кается в грехе.

Оборотень сам себе не мил.

Все дороги также идут в Рим,

Ну а я всё также в лес петляю.

Ты скажи мне, милый серафим,

Встречу я того, кто меня знает?

В моём мире есть только полынь

Из родного северного края,

Что меня прекрасно понимает,

Что она мне — этот чёртов мир.

Я как яд, её в себя впитаю.

Я сотру ей все черты лица.

Чтобы снова не дожить до мая.

Чтобы снова отравлять сердца.

Przyjaciel

Воля к власти. Красные слова.

Расплачусь хвалёными деньгами,

Чтобы вновь поставить у стола

Томик тех, кого сочту друзьями.

Пусть они всё скажут за меня.

Ибо я наполнен только потрохами,

Первородна яблока червями

И всем тем, что не взяла земля.

Пусть. Они всё знают сами.

Пусть. Наверно, всё не зря,

Что вершиться высшими умами,

До которых не достану я.

Их, как я, никто не понимает.

Ведь они мне — первая семья.

Я к ним нежность сильную питаю,

Пусть нас разделяют и века.

Пусть. Я не боюсь разлуки.

Одиночество есть общая судьба.

Я их нежные представлю руки.

Пусть представят что-то от меня.

Пусть оценят, поглядев с небес,

Куда эта унесёт река.

Пусть посмотрят на мой тёмный лес,

Усмехнувшись тихо, про себя.

Ах, куда? Куда же я залез?

Я спрошу вдруг под конец стиха.

Коль похожие я нацепил меха,

Значит мне положен тот же крест?

Waltzing Matilda

Пора прощания с империями века:

Орёл кровавый подлетает ввысь.

Конец для диктатуры человека:

Где танк стоял, там нынче скачет рысь.

Я этот вид упрячу в полость века,

Чтоб видеть мог даже закрытый глаз.

Под "Вальс с Матильдой", в стиле лунных фаз,

Я круг пройду, не поменявшись к лету.

Я сдался. Всё — как в первый раз.

Изменит ли меня крушение света

Иль всё как в старь? И остриё стилета

В груди моей всё же прорежет лаз?

Umarlak

Я задаю вопросы мертвецов

Своим неумирающим друзьям.

Кто-то уйдёт навечно в землю снов,

Ведь всё здесь возвращается к корням,

К истокам, к чёрным алтарям —

В них кровью впитаны основы всех основ.

В основах этих — сокровенный страх,

Десертом стать на ужине богов:

Чтоб ели гости, будто второпях,

Впитавши яд моих холодных слов.

Я крови вкус почую на губах,

В день когда снова зацветёт овёс:

Я так силён в борьбе на языках,

Что мой уж стал оружием всерьёз.

И разговор, что драка на ножах,

Им раны я смертельные нанёс,

Что кровоточат будто в первый раз,

Краснея, как бутоны роз.