Апрельское озеро

Глава 16

Портсмут, замок Шеффилдов

Три дня спустя

Стоило девушке войти в гостиную родного дома, как она тут же услышала сладкий аромат фиалок. Несколько не так давно сорванных цветков лежали полукругом в блюдце с глубоким дном, стоявшем на широком низком подоконнике. В детстве Элисон любила сидеть у этого окна, читать вместе с матерью сказки или глядеть, как моросящий дождь покрывает мелкими каплями траву во дворе.

Элисон медленно подошла ближе, осторожно, словно боясь сделать цветам больно, коснулась кончиками пальцев лепестков фиалок и, отрешённо взглянув на серые тучи, опустилась на мягкую обивку подоконника. Грязно-зелёного цвета плащ, в котором добралась до дому из Дувра, она так и не сняла.

Через пару минут в гостиную вошёл Луис; его лицо сияло такой радостью, что можно было подумать, будто прошлой ночью во сне он увидел самого Господа Бога, однако, только возвращение младшей сестры было сравнимо с подобным видением.

– Элисон, ты даже представить себе не можешь, что мы тут все пережили с потерей тебя! – заговорил молодой мужчина чересчур быстро, укладывая на диван небольшой чемоданчик с вещами сестры. – Точнее, с твоим побегом, будем честными... Это был крайне глупый поступок, знаешь. Уйти, чёрт знает, куда, оставив нам с отцом лишь записку с парой строк – это жестоко даже с твоей стороны!

Луис осёкся, поняв вдруг, что просто-напросто отчитывает Элисон, а ведь не это ей требовалось сейчас. Два месяца они с отцом искали её, не зная ни сна, ни отдыха, и уже начали было отчаиваться, но несколько дней назад Луис, будучи на службе недалеко от Дувра, получил записку из местного участка полиции о том, что его сестра нашлась и ожидает своих родных. И вот, после долгих часов в дороге и безрезультатных расспросов (девушка почти всё время молчала) они, наконец, вернулись домой.

– Прости, дорогая, прости... я что-то совсем забылся. Просто я так волновался, а отец... ну, ты же знаешь его! Он прибудет завтра из Лондона. Только, пожалуйста, не пугайся, когда увидишь его. Он сильно постарел за эти месяцы...

Обратив, наконец, своё рассеянное внимание на то, что Элисон так и осталась неподвижно сидеть перед окном, глядя куда-то вперёд, Луис замолчал и перестал улыбаться. С тяжёлым вздохом он распрямил широкие плечи и, подойдя к сестре, пригладил ладонью её спутанные от ветра волосы.

– Пожалуйста, скажи мне, что с тобой ничего не случилось, что никто не... обидел тебя.

– Думаешь, я вернулась бы, случись со мной такое? – прозвучал её голос, тихий и безразличный. – Нет, я бы лучше умерла.

– Хорошо, хорошо! Я верю тебе... Так как ты себя чувствуешь?

На этот раз девушка ничего не ответила, но, коснувшись её плеч, Луис почувствовал, как она вся задрожала.

– Тебе нужно отдохнуть, что скажешь? А вечером, за ужином, мы поговорим. И, если ты захочешь, то всё нам расскажешь.

Элисон кивнула, продолжив разглядывать внутренний двор замка за окном.

– Ты хочешь, чтобы миссис Уоллес пришла? А Джоэль?

– Да.

– Может быть, послать и за Ривзом? Он тоже сейчас в Лондоне и...

– Нет, не желаю его видеть! – отрезала Элисон и сложила руки на груди.

Луис понимающе закивал, тяжко вздохнув при мысли о том, что не всё так гладко заканчивается, вернулся к вещам сестры и, взяв чемоданчик, решил отнести его к ней в комнату.

***

Как только прислуга поставила перед Элисон тарелку с дымящимся бульоном и удалилась на кухню, в столовой вновь воцарилась полная тишина. Шеффилд старший – уже поседевший от частых переживаний и хлопот, сутулый мужчина – так и не притронулся к своему блюду, а продолжал обеспокоенно разглядывать дочь, сидящую за столом напротив него. Элисон бездумно водила ложкой по тарелке, кусая губы и время от времени тяжко вздыхая.

Её отец с тоской подумал, что за три недели и пять дней, прошедших с момента её возвращения домой, она так и не рассказала толком, что случилось с ней во Франции. День за днём девушка то сидела в своей комнате, заперев дверь, то подолгу в одиночестве гуляла на лугу за замком. Частые расспросы Луиса и главы семьи привели лишь к одному признанию: своего мужа она нашла; он жив и теперь, кажется, счастлив. Почему Александр не вернулся с ней и куда конкретно отправился, Элисон не отвечала.

Шеффилд переглянулся со старшим сыном, сидящим по правую руку от него. Луис, как и его отец, прибывал не в лучшем расположении духа. Мужчины беспокоились за Элисон, а, казалось, всё, чего она хотела – это быть одной так долго, как только возможно.

– Через пару дней я должен отбыть в Кембридж, отец, – сказал Луис, дожевав кусочек свежего хлеба и сделав глоток вина. – Я подумал, раз буду занят, то, возможно, ты проведёшь с Элисон неделю в Лондоне?

– Если только она сама того захочет.

– А ты считаешь, что тянуть с выходом в свет сейчас разумнее? – строго поинтересовался Луис уже чуть тише. – Ей нужно общение. В конце концов, Мария всё ещё желает поскорее её увидеть. Уже начался новый сезон. Да и в нашем окружении больше не осталось ни одного сплетника, который мог бы докучать Элли своими расспросами...

– Я всё ещё здесь, – пробубнила девушка, не поднимая глаз.

– Прости нас, дорогая. Так что скажешь? Нам стоит поехать в Лондон в этом месяце? – поинтересовался её отец.

– Возможно, – ответила Элисон без всякого энтузиазма, продолжая глядеть в тарелку с остывшим бульоном.

Это был едва ли не первый многообещающий семейный разговор за последние две недели. Поэтому Шеффилд старший мысленно обрадовался этому, как самому необыкновенному чуду. Он уже начал надеяться, что его дочь вскоре перестанет хандрить, и её меланхолия исчезнет. Возможно, общение с подругами действительно пойдёт ей на пользу.

– Вот и прекрасно! – Луис тоже заметно повеселел. – А когда я вернусь, мы обязательно обговорим с тобой все детали по тем бумагам... Надеюсь, ты помнишь?

– Помню.

Упомянув таким образом документы о расторжении брака сестры с проклятым Ривзом, молодой мужчина и себе, и остальным напомнил об Александре. Бог видит, он этого не хотел. Но желание поскорее избавиться от любого присутствия Ривза младшего в их доме, пусть даже то являлось его именем в документах, было очень сильным.

– Извини меня, Элли. Я снова говорю то, что думаю. Можем заняться документами тогда, когда тебе будет удобно, – произнёс Луис виновато, затем поспешил выпить ещё вина.

– А теперь, если тебя не затруднит, – их отец едва заметно улыбнулся, глядя на дочь, – поешь хоть что-нибудь. Пожалуйста, милая.

Подавив недовольный вздох, но всё так же едва скрывая своё раздражение, девушка немного похлебала бульона, выбирая из супа картофель и оставляя овощи, которые, почему-то было невозможно есть.

Несколько минут спокойствия и тишины в столовой всё-таки были прерваны самой Элисон: Луис поднял глаза и увидел, что его сестрёнка с явным отвращением глядит в тарелку, вся бледная, будто шокированная.

– Элли, что с тобой такое?

Вместо ответа девушка закрыла ладонями рот, затем вдруг, громко задышав, вскочила с места и убежала вон из столовой. Её брату и отцу оставалось лишь с недоумением глядеть ей вслед.

– Да что с ней случилось? – Луис посмотрел на свою полупустую тарелку и, поморщившись, на всякий случай отодвинул её от себя. – Ну, если эта старая карга, кухарка, её отравила, я...

– Ты съел гораздо больше, но ничего не произошло, – строго оборвал его отец. – Не в пище дело.

Луис взглянул на него, побледнев не хуже своей сестры.

– Ты же не думаешь, что она...

– Будем надеяться, что нет. Потому что, в таком случае, её жизнь точно будет кончена.

Как и планировалось, через два дня Элисон с отцом приехали в Лондон к началу сезона. Миссис Уоллес уже ждала их в доме, который достался семье Шеффилдов по наследству от прадеда. Небольшой, двухэтажный домик с ровной крышей и пожелтевшими от грязи стёклами окон находился в самом тихом районе города, где по ночам было так светло, что даже тяжёлые шторы не всегда скрывали яркие фонарные огни.

Анне уже было невыносимо жить здесь одной, ведь после исчезновения Александра она осталась с его младшим братом и всячески старалась ухаживать за ним. Теперь же Джоэль находился на попечении врачей, восстанавливающих ему зрение в одном из специальных пансионов, а миссис Уоллес в одиночестве коротала дни в пустом доме. Возвращение Элисон просто не могло не сделать её самой счастливой экономкой Англии.

Шеффилд старший был рад началу старых добрых семейных хлопот не меньше Анны. Элисон больше не грустила день за днём, но и в свет выходить не торопилась. Однако порой её здоровье вызывало у отца опасения: слишком часто девушка ощущала тошноту, лёгкую мигрень и плохо спала. Но в отличие от мужчины, экономка сразу всё поняла, стоило симптомам этой «болезни» проявиться сильнее. Живот Элисон заметно увеличился, и, наконец, одним тёплым сентябрьским вечером Анна без сомнений заявила:

– Наша леди в положении.

После таких долгих первых осенних дней, полных влаги, тумана на полупустых улицах города и запаха дождя, солнечное воскресенье было сравнимо разве что с глотком холодной воды для страдающего от жажды путника. И пусть ветер ещё был достаточно прохладным, а зелёная листва деревьев блестела от капелек прошедшего дождя, лондонцам хотелось верить, что отголоски лета, или хотя бы его призрак, ещё задержатся с ними.

Элисон с подругой заняли скамейку напротив ровной, зелёной лужайки в той части парка, где солнце светило им в спины. Мария то и дело вздыхала, словно нарочно обращая на себя внимание. Ей было, что сказать, но молодая женщина не решалась на серьёзный разговор, осознавая, как это подействует на Элисон. А та лишь спокойно наблюдала пейзаж или провожала взглядом прохожих, прогуливающихся по узким дорожкам.

– Скажи же, наконец, то, что хочешь сказать.

Мария вздрогнула, никак не ожидая, что подруга заговорит именно сейчас. Ей пришлось придержать свою шляпку из-за внезапного, сильного порыва ветра. Длинные, пепельные кудри немного спутались, но всё равно её причёска выглядела отлично, что делало миссис Марию Фостер ещё привлекательней.

– Почему ты решила, что мне есть, что сказать?

– Ты вздыхаешь так часто, что мне кажется, словно тебе стало дурно, – в голосе Элисон послышалась насмешка. – Поэтому, прошу тебя, перестань. Меня это раздражает. Просто скажи что-нибудь.

Она повернулась к подруге, и Мария невольно обратила внимание на руки девушки, сложенные у неё на животе. Словно она оберегала своё ещё не родившееся дитя; у Марии перехватило дыхание, она вспомнила себя в первые несколько недель беременности, и поэтому прекрасно понимала это раздражение и резкие перемены настроения Элисон. Однако она всё ещё ждала начала неизбежного разговора, и молодая женщина, тяжко вздохнув, сказала:

– Милая, пойми меня правильно, я безумно рада и счастлива, что ты вернулась. Но твоё исчезновение... Это было выше всех моих сил! Мы с ума сходили и боялись самого ужасного исхода. Мне тоже было тяжело! Как ты могла так уйти, никому ничего не рассказав? Нет! И не говори мне о тех провожатых, они просто идиоты! А теперь ты вернулась и ведёшь себя, как ни в чём не бывало! Между тем, ты беременна и утверждаешь, что Александр не пожелал вернуться с тобой домой. А значит, у ребёнка не будет отца... О, Боже мой, Элисон!

Мария замолчала, переводя дыхание; она коснулась пальцами лба и с отчаянием вздохнула:

– Ну, вот, у меня мигрень... А ты всё улыбаешься! Как ты можешь?!

Элисон действительно заметно повеселела с первых же слов своей подруги. Девушка откинулась на спинку скамьи, положив правую руку на живот, а в левой – сжав небольшой, закрытый зонтик. Солнце заметно припекало, а ветер стих, перестав терзать кроны деревьев.

– Я знаю, как будет тяжело, когда родится малыш, но поскольку он – это всё, что мне удалось забрать у Александра, мне всё равно, что скажут на этот счёт другие.

– Да, я понимаю, что ты чувствуешь. Но так сложно представить всё то, что ты рассказала! И как ты можешь оставаться спокойной после таких событий?

– Но я ведь не одна, – она повернулась к подруге, её взгляд был суровым. – У меня есть отец и брат, а также ты.

– Ну, конечно же, у тебя есть я! – Мария протянула к ней затянутую в перчатку руку и нежно сжала её пальцы своими. – Я буду с тобой всегда-всегда! Только ты пообещай мне одну единственную вещь.

– Какую?

– Никогда больше не сбегай из дома, чтобы тебя не похитили и не отвезли во Францию, где мы не сможем тебя найти!

Элисон благодарно улыбнулась, и всякое напряжение между подругами исчезло, словно его и не было. Теперь она была уверена, что Мария не оставит её без важных советов в такое трудное время. Весь этот кошмар о Франции должен быть вскоре забыт, а когда это, наконец, произойдёт, жизнь семьи Шеффилдов наладится. Должна наладиться...

– Посмотри! Кажется, это твой брат идёт сюда.

Мария кивнула в противоположную от входа в парк сторону, и Элисон, обернувшись, заметила Луиса. Несколько недель волнений и почти беспрерывных разъездов не так сильно повлияли на него, как на главу семьи, их отца. Луис всё ещё оставался молодым и привлекательным, и его сестру едва ли не поражало то, что он так и не нашёл себе невесту. Возможно, она слишком предвзято относилась к нему после той истории, его нежелания пойти на военную службу. Сейчас же он нёс службу на благо Лондона, и не только, а также заботился о сестре и об отце, поэтому все его предыдущие грешки могли быть забыты.

Только Элисон успела вновь подумать об этом, улыбнуться и подняться со скамейки, как вдруг заметила кого-то за широкой спиной брата. Мужчина словно был лишь прохожим, но явно состоял в компании Луиса, хоть и шагал чуть позади него. Когда они оба подошли ближе, сердце девушки на мгновение замерло. Она забыла о том, где она, с кем и почему, и всё это лишь на одно короткое мгновение.

Он слегка сутулился и старался не поднимать головы. Одет был в плотный длинный плащ тёмно-серого цвета, грязный у самого подола, забрызганный землёй после дождя; небрежный вид чёрных сапог и брюк, заправленных в них, свидетельствовал о долгой дороге, возможно, откуда-то с запада. Элисон он показался ещё выше ростом, чем в их самую последнюю встречу. Но всего лишь показался...

Мария встала рядом с подругой и взяла её за руку, с беспокойством поглядывая то на подошедшего Луиса, то на его спутника. Молодая женщина тут же решила, что этот высокий, черноволосый мужчина ей знаком, а уже в следующую секунду по отчаянному взгляду подруги поняла, кто стоит перед ними.

– Элли, – заговорил Луис тихо, предварительно кивнув обеим леди в знак приветствия, – я привёл кое-кого, кто желает с тобой поговорить.

Элисон перевела взгляд на того, другого, когда он вышел вперёд и встал прямо перед ней.

– Александр.

Её печальный голос прозвучал едва слышно. И когда мужчина посмотрел на неё, и их взгляды пересеклись, она смогла лучше рассмотреть его лицо: многодневная щетина на подбородке и щеках, его губы – сухие и бледные, тёмные круги под потускневшими глазами – признак невероятной усталости, которую он терпел. Сейчас он казался старше своих лет, намного старше, но всё ещё был красив настолько, что Элисон забылась, глядя в его зелёные глаза и вспоминая то, с какой страстью они занимались любовью на его корабле... Результат этой любви породил в ней новую жизнь, и это внезапное ощущение полноты, тепла и безопасности заставило её расчувствоваться. Девушку начали душить слёзы, и Александр, полностью растерявшись, хотел коснуться её рукой, но Луис отпихнул его плечом, грубо проворчав:

– Я же говорил, что это была отвратительная идея.

Он обнял сестру и нежно погладил ладонью по собранным в косу волосам.

– Я хочу домой...

– Хорошо, милая. Мы сейчас же вернёмся домой.

Мария тоже решила помочь этой ситуации; одарив блудного мужа своей подруги подозрительным взглядом, она взяла из руки Элисон зонтик и строго произнесла:

– Да, мы все сейчас же отправимся домой, пообедаем, а вы, джентльмены, заодно объясните нам, что, в конце концов, такое произошло!

Элисон вместе с братом сидели на широком диване в гостиной их лондонского дома, а перед ними, в кресле, ссутулившись, расположился Александр. Руки его лежали на коленях, и он уже несколько минут разглядывал свои бледные пальцы с покрасневшими костяшками. Каким же усталым, несчастным и сломленным он казался! И хотя сердце Элисон сжималось от жалости к этому мужчине, она всё ещё не понимала его внезапного возвращения, была взволнована и даже злилась. И, конечно же, ждала объяснений.

– Три дня назад я возвращался из Солсбери сюда, – Луис заговорил первым; он скрестил руки на груди, с насмешкой разглядывая сидящего напротив родственничка. – Конечно же, мои товарищи ехали со мной. Как-то вечером, проезжая по северо-восточной дороге, мы заметили одинокого прохожего в плаще. Я не мог не предложить ему помощь, подвезти его куда-нибудь. Только вот стоило мне разглядеть его лицо под капюшоном, как я едва не лишился дара речи! Ну-ка, расскажи ей о том, что рассказал мне.

– Мы даже не покинули английских территорий, когда я решил вернуться, – Александр поднял голову и встретился взглядом с Элисон. – Но дорога всё равно заняла у меня много времени...

– Мне всё равно как долго ты сюда добирался. Мне интересно лишь одно: почему?

Он упорно не отвечал, то и дело переводя ставший беспокойным взгляд на Луиса, словно не желая говорить при нём. Но Шеффилд покидать гостиную не собирался, да и Элисон было всё равно, будет ли брат присутствовать при их откровениях или нет.

– Почему? – повторила свой вопрос девушка.

В конце концов, вздохнув и покачав головой, Алекс просто произнёс:

– Я почувствовал, что должен это сделать.

– Должен?!

– Нет... Я... понял, что хочу этого.

– А как же Америка? Как же твоя команда?

– Америка? – удивился Луис, взглянув на сестру. – Об этом ты нам упомянуть забыла...

– Я вернулся! Чего ещё ты хочешь от меня? – Алекс судорожно стал разминать свои длинные пальцы. – Я оставил их, корабль, оставил всё... Я вернулся к тебе, потому что... захотел.

Странным образом он был растерян, едва ли не напуган, и Элисон увидела это в его зелёных глазах. Его трогательный, усталый взгляд повлиял на неё сильнее, чем слова, которые он произнёс почти что вынужденно. И Элисон поняла: он просто невероятно сильно устал. Всё это было так странно, и по большому счёту даже ей стало всё равно.

Девушка поднялась, и её брат хотел последовать за ней, но она остановила его жестом руки.

– Я всё ещё не понимаю, почему ты так поступил... Ты даже представить себе не можешь, через что я прошла из-за тебя! – сказала она с отчаянием в голосе, но гордость взяла своё, и Элисон сдержалась, так и не дав волю слезам. – У меня нет желания разговаривать с тобой сейчас и разбираться в твоих странных решениях.

И она ушла в свою комнату; мужчины проводили её долгими взглядами, пока Элисон поднималась на второй этаж. Как только наверху хлопнула дверь, Александр выдохнул, будто бы и не дышал всё это время, и хрипло произнёс:

– Я думал, она будет счастлива. Она хотела меня... то есть, моего возвращения.

– Ты её бросил.

– Я потерял память! – рявкнул Александр раздражённо. – Меня обманывали всё это время. И что? Я должен был кинуться за девчонкой в первую же нашу с ней встречу?

– Теперь это уже не так важно, – Луис посмотрел на него очень серьёзно. – Поздравляю, Ривз!

– С чем это?

– Ты скоро станешь отцом.

***

Новость о беременности своей молодой жены Александр (уже успевший привыкнуть к этому имени и с безмолвной радостью избавившийся от предыдущего) воспринял, как и полагалось мужчине, не ожидавшему подобного, с едва уловимой тревогой. Об этом он больше не обмолвился и словом, и никто из домашних до определённого момента не мог точно сказать, рад был Александр этой новости или же не очень.

За пару дней в Лондоне и в доме семьи своей жены он понял лишь одно: чужим он был здесь и раньше. Не в этом доме, не в этом городе, а в этой семье. Возможно, в этом он был виноват и сам, но из-за потери памяти мужчина так и не разобрался с теми ощущениями, которые его одолевали. Но одно он понимал, он знал, чего хотел больше всего: чтобы жена приняла его и простила.

Одним солнечным, тёплым утром Элисон проснулась и обнаружила пышный букет полевых цветов у изголовья своей постели. Сон ещё не полностью растаял, и девушка долго приходила в себя, рассматривая яркие лепестки. В конце концов, она решилась и прочла маленькую записку, прикреплённую к букету:

Мадам, я должен знать ответ,

Нет больше сил бродить во мгле.

Скажите прямо: «да» иль «нет»...

Однажды Александр уже доказал ей, что не понаслышке знает сэра Томаса Уайетта. Так вспомнил ли он эти строки и обстоятельства, при которых они были упомянуты, или же это было простое совпадение, Элисон не поняла. Тем же вечером она встретилась с супругом за ужином, но они так и не обмолвились и словом. Девушка знала, что это неправильно: злиться на Александра за такой порок как потеря памяти, но не могла ничего с собой поделать. Она держалась за гордость и не позволяла никому подобраться к себе. Даже своему вернувшемуся мужу.

Хмурым, пасмурным утром субботы Элисон, проснувшись, обнаружила в своей спальне уже два больших букета, на этот раз состоящих из нескольких белых роз, лилий и хризантем. На аккуратно сложенном листке бумаги размашистым почерком было записано:

Вам проще нет разок мигнуть,

Махнуть рукой туда-сюда.

Так дайте знак какой-нибудь,

Чтоб мне понять: «нет» или «да».

Устало покачав головой, девушка вздохнула и, бросив последний бесстрастный взгляд на букет, выбралась из постели и принялась за утренний туалет.

Её молчание, нежелание общения и отсутствие даже самого малого намёка на прощение были непонятны даже Луису. День за днём и час за часом он убеждался, что Ривз младший стал более уязвим, чем когда-либо. Он также ощущал, что сочувствует Александру, так как кроме страданий сестры видел страдания и её мужа. Но Элисон упорно не хотела сносить стену, которую выстроила вокруг себя и своего будущего ребёнка.

Целую неделю Алекс пытался заставить её сердце оттаять цветами, записками, взглядами, призывающими к перемирию, но гордость брала своё. Они засыпали в раздельных, холодных постелях, думая друг о друге и о будущем, а на следующий день всё начиналось сызнова.

Одним из самых тяжёлых испытаний для Александра стала встреча с экономкой. Эта женщина, когда бы она ни увидела его, всегда одаривала мужчину едва ли не умоляющими взглядами. И вела она себя по отношению к нему не хуже родной матери. Такой искренний заботы Александр не помнил за все три года жизни во Франции. Миссис Уоллес, казалось, была единственной, кто искренне готов был принять блудного Ривза назад без каких-либо объяснений. А он не мог перестать ощущать скованность и отчаянно притворялся смущённым рядом с этой женщиной.

Элисон почти не выходила из своей комнаты, а её упрямство и обида бесили Александра и, к несчастью, слишком сильно повлияли на него в эти тяжёлые дни, когда он пытался привыкнуть к обществу и вспомнить прошлую жизнь. Сама того не понимая Элисон заставила своего мужа вдоволь помучиться. И восемнадцатого сентября он слёг с сильной мигренью и ужаснейшим кашлем.

Болезнь была странной, и, по словам одного знакомого лондонского профессора, всё-таки не смертельной. Тучный доктор с добродушным взглядом покинул спальню Александра и, очень осторожно прикрыв за собой дверь, сказал ожидавшему его Луису:

– Он плох, но его состояние стабильно. Он не умрёт, но он истощён. Ему нужен тщательный уход и отдых.

– А что с памятью? Она к нему вернётся?

– Хм, возможно, вполне возможно. Некая травма головы или иная органическая причина повлияли на работу его мозга. Признаюсь вам честно, мистер Шеффилд, у него одна из самых тяжёлых форм амнезии, которые мне доводилось изучать! И как вообще этот человек умудрился прожить так долго при всех его бесконечных шрамах и ранах? Ему просто несказанно повезло попасть обратно домой в руки близких людей.

Луис угрюмо ухмыльнулся, но ничего не ответил.

В течение последующих пяти дней Александр оставался в постели, иногда приходя в себя, но в основном забываясь крепким сном.

***

Пока ранние солнечные лучи ложились на красочный шерстяной ковёр на полу комнаты, Элисон, согнувшись и подтянув ноги к груди, сидела в кресле напротив постели Александра и следила за тем, как он дышит. Его грудь то и дело медленно поднималась и опускалась под тяжёлым одеялом; его левая рука была запрокинута за голову, и уже заметно посветлевшие, отросшие волосы были взлохмачены и в полном беспорядке.

Он спал, но сон был беспокойным, и мужчина время от времени издавал тихие стоны, тяжело вздыхал, не открывая глаза, затем вновь успокаивался. Видит Бог, в такие моменты Элисон хотелось броситься к нему в объятья, чтобы утешить и подарить покой. Забраться к нему под одеяло, обнять крепко-крепко и заставить его забыть всякую боль, но другие чувства и ощущения были сильнее той любви, которую она пронесла через три года разлуки. Кроме любви Элисон пронесла в себе тоску, непонимание и обиду. И они мешали ей сделать шаг навстречу. Когда же это случится?

В тени полупрозрачного полога над кроватью кожа Александра казалась совсем бледной. Элисон поднялась, расправила юбку своего платья и уже собиралась подойти ближе, как вдруг услышала настойчивые голоса за дверью спальни. Один из них принадлежал её брату, а другой она не узнала. В любом случае тот другой, незнакомец, требовал встречи с Александром. Элисон покинула комнату, решительно закрыв за собой дверь, и тут же столкнулась лицом к лицу с пожилым мужчиной в служебной форме. Рядом был и Луис, и выглядел он весьма обеспокоенно.

– Милая, это помощник капитана из нашего участка полиции, – представил он незнакомца сестре. – Сэр, это моя младшая сестра, Элисон Ривз...

– Да, я это уже понял. У меня есть неотложное дело к вашему мужу, миссис Ривз.

– Какое ещё дело? – девушка недоверчиво взглянула на брата, затем на помощника капитана. – В любом случае к нему нельзя! Он болен, ему нужен отдых...

– Вы ведь в курсе, чем занимался ваш муж до возвращения в Англию, – взгляд мужчины был неумолимо холоден и строг. – Кое-кто в Лондоне недоволен этим. Они знают, кто такой Нейтан Барнс, будьте уверены.

– И что вы собираетесь сделать? Арестовать его?

– Для начала я поговорю с ним. А затем, возможно, мне придётся произвести арест.

Даже произнеся последние слова, он ни на мгновение не смягчил тон своего голоса, не выказал понимание или сочувствие. Невольно Элисон завела руки за спину и сжала пальцами ручку двери так сильно, что даже стало больно. Девушка поглубже вдохнула и произнесла настолько многообещающе, насколько это было возможно сделать:

– Если вы или кто-то из ваших людей войдёт в эту комнату хотя бы в ближайшие четыре... нет, пять недель, я клянусь, что все вы пожалеете об этом.

Помощник капитана посмотрел ей в глаза, и Элисон увидела, каким хмурым стало выражение его лица. Если он не испугался, что точно не могло произойти, то разозлился, в этом она была уверена. С каким-то отчаянным вздохом Луис отвёл мужчину в сторону и, повернувшись спиной к сестре, тихо заговорил:

– Простите её, сэр. Но она так страдала последние годы. К тому же моя сестра в положении. Она ждёт ребёнка.

– Что? От кого?

– От своего мужа, конечно же! – Луис смерил начальника недовольным взглядом. – Я знаю, что говорят в Лондоне про команду Корнета Барнса, я слышал про все эти грабежи и убийства в проливе... Но уже слишком поздно предъявлять Александру обвинения.

– Шеффилд, я знаю свои обязанности. И поверьте мне, я найду, за что у него зацепиться...

– Что ж, попробуйте. Но он всё-таки муж моей сестры, отец её будущего ребёнка, а значит, ответственный за их будущее. Если вы думаете, что я просто так отпущу его за решётку, чтобы он вновь оставил Элисон одну, то вы ошибаетесь.

Офицер недовольно хмыкнул, но промолчал и так же молча развернулся и направился по коридору к лестнице, ведущей вниз. И хотя Луис остался недоволен результатом разговора, он, по крайней мере, был доволен самим собой.

Тем же вечером он сам пришёл навестить Александра. Увидев Ривза, сидящего на постели и глядевшего на смятые простыни, он кивнул ему в знак приветствия, пододвинул небольшой табурет ближе и сел, скрестив руки на груди.

– Как себя чувствуешь?

– Не так паршиво, как раньше, – ответил Алекс устало, проведя рукой по спутанным волосам. – Я слышал всё, о чём вы там говорили. Мне уже пора собирать вещи?

Луис тихо засмеялся и покачал головой. Алекс едва мог сидеть сам, а его белая рубашка была влажной от пота. Ему определённо требовался покой, и никаких переживаний сейчас.

– Нет уж, родственничек. Мы с отцом как-нибудь уладим все твои прошлые грязные делишки. Согласен?

– А я как-нибудь отблагодарю вас за это, – Александр вновь закивал. – Если ты не будешь против.

– Посмотрим.

– Ты думаешь, она простит меня? Твоя сестра.

Луис неопределённо пожал плечами и поднялся, чтобы уйти.

– Не знаю. Я знаю лишь, что она не просто так тебя защищала сегодня. Я видел, с каким рвением она это делала. Так что действуй, Ривз, потому как и мне надоело видеть в этом доме столько несчастных людей.