Глава 7
Увидев его полностью обнажённым, Элисон и не ожидала, что обнаружит на его теле столько следов военных похождений. Мелкие рубцы на его плечах, несколько шрамов на груди и спине и эта зашитая рана с правой стороны над ключицей придавали ему весьма грозный вид. В тот момент Элисон подумала, что других женщин это, возможно, и привлекало в нём. В её глазах он не был идеален: Алекс исхудал, пока путешествовал целый месяц. Ключицы заметно выпирали, скулы на его лице теперь выделялись и между сбитых костяшек пальцев под загорелой кожей виднелись вены.
Хотя, всё же девушка должна была признать, что не испытала тотального отвращения, увидев мужа без одежды. В комнате, озаряемой лишь светом луны, пробивающимся сюда через шторы, его высокая, жилистая фигура казалась внушительной. Он держался прямо и гордо, как настоящий солдат, что было достойно положительной оценки.
Когда он целовал её, Элисон ощущала аромат вина на его губах, и его рот ещё хранил вкус этого напитка. Тогда Элисон не было неприятно, как раньше. Возможно, потому что каким-то образом она сумела разглядеть желание в его взгляде, что и страшило, и интересовало её одновременно. И он был таким неестественно горячим, когда сжимал её в объятьях, что иногда ей хотелось выбраться на свежий воздух, туда, где прохладно.
А несколько мгновений назад Элисон испытала нечто новое, невероятное для неё, будто солнце, горящее в ней до этого момента, вспыхнуло и взорвалось, очень быстро, стремительно, лишая её сил на сопротивление.
– И сейчас я тебя съем, – произнёс Алекс хриплым голосом.
Его ехидная улыбка поначалу напугала Элисон; зелёные глаза пылали желанием и словно прожигали её насквозь. Алекс провёл языком по тонким губам, затем вдруг поднялся, и Элисон показалось, что он вот-вот уйдёт; он же, положив руки ей на колени, осторожно развёл её ноги в стороны и, сев между них, наклонился и поцеловал её мягкий живот.
– Нет, не смей! – приказал он, когда Элисон попыталась увернуться и перекатиться на другую сторону постели. – Будь послушной девочкой.
Алекс удержал её, потянув на себя, и стал медленно водить горячим языком по коже её бёдер. Элисон метнулась вверх, вцепившись в подушку, но Алекс схватил её ноги под коленками и закинул их на плечи.
– Вы что делаете?! – попыталась она закричать, но сумела лишь хрипло шептать.
– Лежи спокойно...
– Я не...
– Заткнись и лежи спокойно!
Элисон всхлипнула, её короткое возбуждение тут же пропало. Ей никогда не было так стыдно. Девушка закрыла глаза, закусив нижнюю губу, и попыталась успокоиться и дышать ровнее.
Алекс снова поцеловал её живот и, касаясь языком и губами нежной кожи, стал опускаться всё ниже. Элисон задрожала, ощутив его дыхание, горячее и частое; когда его язык коснулся её, она выгнулась, громко закричав. Её собственный голос где-то глубоко в подсознании нашёптывал ей, что она уже сломана, её воля и решимость разбиты, потому что её тело не выдержало пытки и поддалось на то, что делал с ней муж. И Элисон могла бы, и наверняка хотела бы, остановить эти пытки и подумать над своим бесстыжим поведением, над позорным поражением, но она больше не принадлежала себе. Алекс, наконец, владел ею так, как хотел, выводя, будто обезумев, своевольные линии своим языком между её бёдер. И её трясло сильнее и сильнее от жара, разливавшегося внутри.
– Ты же не думала, что я действительно тебя съем? – услышала она его низкий, властный голос сквозь сладкую пелену. – Хотя, Бог свидетель, я бы хотел этого! Ты такая вкусная.
Алекс выпрямился над Элисон, опираясь на руки, приподнявшись, приблизился к ней и снова поцеловал. Она чувствовала влагу на его губах, чувствовала свой вкус и вдруг сама стала отвечать ему, смелее раскрывая губы и крепче прижимаясь к его телу.
– Вот умница... Да, вот так, – прошептал Алекс, кончиком носа коснувшись её лба.
Он вдруг понял, что хотел её так сильно именно из-за её недоступности, из-за юности, которую она хранила. И всё равно это не изменяло его главного желания быть с ней. Получив в своё время Маргарет, а затем пережив разрыв с ней, Алексу удалось забыться, и недавняя встреча с дочкой богача почему-то не возбудила в нём прежних чувств. Ни одна женщина не могла заставить его вновь почувствовать себя молодым и живым уже долгое время. Зато эта девственница, всего лишь девочка, так хорошо отнесшаяся к его брату, сама того не осознавая, дала ему снова ощутить силу и нежность.
Алекс замер, стараясь сдержать те чувства, что переполняли его. Элисон стала первой девушкой, которую он действительно любил, а не просто брал, больше того, он желал её так, будто ему самому вновь было двадцать лет. Сдерживаться ему больше не хотелось, и он сдался; Алекс застонал и, разведя ноги жены шире, помогая себе рукой, медленно ввёл напрягшийся член в её горячее лоно.
– Вот чёрт! – выругался Александр, громко ахнув и попытавшись продвинуться глубже.
Элисон тихо вскрикнула, вцепившись пальцами в его плечи, и Алекс тут же понял, что ей слишком больно, чтобы впустить его дальше. Слишком маленькая и узкая, сейчас она к тому же напряглась. Алекс открыл глаза и посмотрел в покрытое испариной лицо жены.
– Взгляни на меня! – хрипло приказал он, опустив левую руку к её ягодицам и прижав к себе сильнее. – Элисон, взгляни на меня!
Девушка сделала, как он просил; потемневшие карие глаза теперь смотрели на него с непониманием, и Алекс видел в них боль и обиду, и нарастающую с новой силой ненависть.
– Я хочу, чтобы ты... чтобы ты расслабилась.
– Не могу, – голос её дрожал, потому что она плакала. – Мне больно...
– Знаю, знаю. Но ты должна. Тогда нам обоим будет легче, обещаю. Просто расслабься, милая, давай...
Он поцеловал её, и делал это снова и снова, тяжело дыша и пьянея от вкуса её влажных от слёз губ. Она пыталась отвечать, и, хотя Александру всё ещё тяжело было войти в неё глубже, Элисон послушно успокаивалась. Оторвавшись от её губ, он зарылся лицом в её спутанные волосы, и с трудом проговорил:
– Я хочу тебя, Элисон... Слышишь? Позволь мне...
Она коротко кивнула, не понимая, что конкретно позволяет ему сделать, и Алекс в последний раз коснулся её губ перед тем, как начать двигаться. Ему было тесно и тяжело, и почти больно, но когда он ввёл свой член полностью, на этот раз быстро, его затрясло. В нём словно горела страсть, которую он отчего-то сдерживал все эти годы, а открыл только ради этой девчонки. Алекс поднялся над женой на локтях и стал двигать бёдрами всё быстрее; его стоны и стук спинки кровати о стену наполнили комнату. Алекс не прекращал бешеный ритм, то закрывал глаза, морщась и сдерживая приближающийся финиш, то снова открывал и наблюдал за Элисон. Она дышала часто и громко, раскрыв губы, и смотрела ему прямо в лицо.
Он остановился резко, чтобы совершить последний толчок, его спина выгнулась, когда он мощно двинулся в ней; затем, застонав, прижался к ослабевшей Элисон и стал шептать ей слова утешения, сцеловывая слёзы с её щёк. Он так не хотел выходить из неё, потому что она была горячей, узкой и мягкой, но чувствовал её влагу и запах крови, и это вернуло Алекса к реальности.
Он с трудом поднялся, стараясь больше не касаться Элисон; Алекс ощущал головокружение, он подошёл к письменному столу, с минуту простоял там, опираясь на руки о край, пытаясь прийти в себя. Отдышавшись, вернулся к постели, взял скомканную, лежавшую на полу белую простынь, обвязал ею вокруг бёдер и вдруг, всё так же молча, поднял жену на руки.
За резкой, но недолгой болью, которую она только что испытала, Элисон не сразу поняла, куда он несёт её. Алекс бережно опустил её в кресло, стоявшее в углу комнаты и, больше ни разу не взглянув на неё, быстро покинул комнату, закрыв за собой дверь.
Элисон до сих пор, как бы сама того ни хотела, ощущала его руки на себе, его прикосновения к её груди, животу и ниже. Сейчас, в отличие от уже прошедших тех минут, когда она сходила с ума, она не понимала, почему ей так нравились его поцелуи. Потому что именно сейчас она дрожала при одном воспоминании об этом. Элисон ненавидела себя за своё поведение, хотя до того, как Алекс сделал ей больно, ей почти было плевать на всё. Но вот он ушёл, и с его уходом словно вернулась нестерпимая реальность, которая покинула их обоих на время их близости.
Девушка всхлипнула, зажмурив глаза, когда попыталась сесть прямее, но прошедшая боль дала о себе знать. Элисон взглянула на свои опущенные на пол ноги и недовольно вздохнула, увидев тонкие струйки крови, стекающие по внутренним сторонам бёдер.
– Я вернулся, – Алекс вошёл в спальню, в одной руке держа кувшин с водой, в другой – короткое полотенце.
Он намочил полотенце, поставил кувшин на свой стол, опустился перед Элисон на одно колено и мягко попросил:
– Положи свою ногу мне на колено, пожалуйста.
Элисон нахмурилась, вжав голову в плечи, но не пошевелилась. Алекс хмыкнул, придвинулся ближе и, сжав пальцами тонкую щиколотку её правой ножки, положил её на свою.
– Слушайся меня. Ты же не хочешь, чтобы я повторил всё, что мы делали в постели прямо в этом кресле?
Она невольно вздрогнула, издав полувздох-полустон, и попыталась расслабиться. Александр осторожно коснулся влажной тканью её кожи, стирая засохшую кровь. Другой рукой он нежно поглаживал её щиколотку, и Элисон не могла оторвать взгляда от его длинных, холодных пальцев. Когда боль стала понемногу отступать, девушка позволила себе взглянуть на мужа. Его влажные волосы спутались, в беспорядке лежали на голове, и несколько прядей прилипли к его вискам. Его широкая грудь высоко вздымалась от частых вздохов, особенно когда он, нарочно или же нет, касался пальцами её мягкой, бледной кожи.
– Теперь откинься назад и раздвинь ноги.
– Нет, ни за что, – Элисон отрицательно покачала головой.
Когда она попыталась сжать ноги вместе, Алекс остановил её, сжав их под коленками длинными пальцами.
– Я должен посмотреть, что у тебя там...
– Я сказала, нет! Это мерзко! Хватит того, что вы уже сделали.
– Ничего мерзкого в этом нет, Элисон, – он посмотрел на неё горящим взглядом, полным желания, и широко улыбнулся, отчего девушку передёрнуло. – Во-первых, я уже касался тебя и пальцами, и языком...
– Ну хватит!
– Я даже забрал твою девственность, поэтому моя обязанность удостовериться, что с тобой всё в порядке.
– А если я просто скажу, что я в порядке? – спросила она уже более мягко.
– Что ж, попробуй.
– Мне уже не больно, – честно призналась Элисон. – Это правда.
– Хорошо, я тебе поверю, – Алекс опустил её ноги на пол, позволив ей сесть так, как она хотела. – Тебе было страшно?
– Да, немного...
– Но тебе было хорошо? Было приятно хоть немного? – в его голосе она расслышала беспокойство и толику надежды.
Элисон выдохнула, не имея понятия, что ответить. Соврать или же сказать правду. В конце концов, она произнесла, не в силах больше выдерживать паузу:
– Поначалу... да, сначала было довольно хорошо, я должна это признать.
Она удивилась его реакции на свои слова: Александр закрыл глаза, на его тонких губах появилась лёгкая улыбка. Потом он вдруг посмотрел на жену, всё ещё улыбаясь, и покачал головой.
– Мне даже не стоило спрашивать. Я знаю, когда женщине хорошо со мной. Но не было ещё такого, чтобы кто-то из них жаловался, – заметив, как Элисон нахмурилась, он закусил губу и виновато улыбнулся. – У меня было много женщин, ты и сама это знаешь. Но я не помню имён и половины из них. У другой половины я даже не спрашивал тех имён. А этой ночью случилось так, что из-за осторожности к тебе мне пришлось пересмотреть свои взгляды на секс.
– Что?
– На то, что мы с тобой делали.
Он говорил так сладко, так медленно произносил слова, словно наслаждался их смыслом и желал поделиться этой сладостью с женой. «Мы». «С тобой». «Секс». Алекс облизал губы и вздохнул.
– В кои-то веки я благодарен своему отцу за то, что он вынудил меня сделать. С другой стороны, я бы сделал это в любом случае. Но, возможно, не так скоро.
– Не понимаю, зачем вы это всё мне говорите, – Элисон стала смущаться ещё сильнее, наблюдая, как слабеет узел простыни, завязанной на его бёдрах.
– Затем, чтобы ты не думала об этом, как о долге. Твоём и моём. О нашем долге. Теперь же я с радостью признаю, что сделать тебя своей женой не было настолько ужасной идеей.
– Почему вы были со мной так нежны сегодня, если ненавидели меня? – спросила она вдруг, и эти слова ранили Алекса и его душу, словно лезвие ножа.
– Я не... не ненавидел тебя, Элисон.
Тонкие губы его были плотно сжаты, зелёные глаза устремлены на неё, и Элисон не могла не заметить, как он напрягся, хотя даже не догадалась о том, что он почувствовал обиду из-за её слов.
– Я помогу тебе встать, – произнёс он довольно сухо, поднявшись на ноги и протянув ей руку. – Идём со мной.
– Куда? – она взглянула на него, вскинув голову.
– На наше супружеское ложе, – съязвил Алекс и наклонился, чтобы взять Элисон за руку. – Мы не закончили. Сделать тебе ребёнка – это не моя цель. Моя цель отныне – показать тебе всё, что я умею. Тогда ты сможешь различать боль и наслаждение. Поверь мне, оно того стоит.
***
Поздние солнечные лучи лениво пробирались между раздвинутых, тяжёлых штор в его спальню. Алекс, одетый в старый походный костюм, подошёл к своей постели, где уже четыре, как он успел отсчитать, часа нежилась во сне его молодая жена. Александр наблюдал, как она перевернулась на живот на правую сторону его кровати, подминая под себя лёгкую простынь. Она зажала покрывало между ног, и ничто теперь не скрывало её наготы. Пребывая в глубокой задумчивости, Алекс стоял рядом и смотрел на обнажённую супругу, мягкую и нежную, будто ангел. И даже то, что Александр сделал с ней ночью, не испортило её чистоты. Если только подчеркнуло её ещё больше.
Он всё утро думал о том, что ему теперь делать, как вести себя с ней. Она не шлюха из придорожного трактира, и он не может просто забыть о том, что случилось ночью. Не может уйти, не посмотрев ей в глаза и не сказав и пары слов. Более того, Алекс чувствовал, что ему это не нужно, и он желает и смотреть на неё, и говорить с ней, и чтобы она сама хотела его компании. Он считал, что после того, как Маргарет разбила ему сердце и вырвала половину его души, когда другая половина уже гнила из-за потери матери, он не сможет больше чувствовать нежности к женщинам. Теперь он ощущал её, но в таком случае его начинал мучить ещё один вопрос: а смог бы он влюбиться снова? Алекс отметил, что это будет довольно досадно и жаль, влюбиться в ту, в которую он и не представлял себе влюбиться. Это бы означало, что он совсем ослабел и размяк.
Элисон сладко и сонно потянулась, отчего-то вздохнув и закусив во сне губу, и Александр на несколько секунд блаженно закрыл глаза, вспоминая, как она вздыхала и кусала губы под ним несколько часов назад. Ему уже не терпелось расспросить её обо всём, что она чувствовала, ведь в процессе, хоть он и старался интересоваться её ощущениями, она не сумела связать ни единого ясного слова.
Получив её, причём, гораздо быстрее, чем ожидал, Алекс думал, что остынет. Но даже за эти долгие утренние часы он вдруг понял, что желание, которое он испытывал к ней, вовсе не пропало. И он не знал, хорошо ли это, что не могло не пугать его. В любом случае, о сделанном он не жалел, и теперь терпеливо ожидал её приговора: жалеет ли она о связи с ним.
Правда, оставалось кое-что ещё, и Алексу гораздо больше хотелось прояснить именно эту ситуацию, и, когда Элисон легла на спину, закинув правую руку за голову, и открыла глаза, он, с довольной, но строгой улыбкой, проговорил:
– Соблазнить меня пытаетесь, миледи... Что ж, у вас это почти получается.
Элисон, постепенно приходившая в себя, недовольно взглянула на мужа, затем на раскрытую его взору себя, и поторопилась натянуть покрывало.
– Сколько времени? – поинтересовалась она бесстрастно, будто и вовсе не хотела спрашивать об этом.
– Достаточно, чтобы не позволять себе валяться в постели.
– О, как это мило с вашей стороны, милорд, разрешить мне заснуть на несколько часов после...
Она замолчала, смущённая, видимо, тем, о чём вдруг вспомнила, и Алекс заметил румянец на её бледном лице.
– Не хочешь ли ты сказать, что вымоталась после занятий любовью со мной, и теперь я должен позволять тебе нежиться в постели до полудня?
Элисон посмотрела на него так, будто впервые увидела. Одарила таким ненавистным взглядом, что Алекс не мог с ней не согласиться: он-то прекрасно ощущал перемену и в своём настроении, и в тоне собственного голоса. В его разломанной душе бушевала буря, снаружи же он был холоден и циничен, как обычно.
– Мне стоило догадаться о том, что ваша так называемая нежность, проявленная ночью, была мнимой, фальшивой...
– Дорогая моя, – Александр склонил голову на бок и сел на край постели рядом с женой, – я весь и полностью есть фальшь. Я был таким и буду. Но я тронут тем, что ты заметила мою мягкость ночью. Такое бывает крайне редко и не со всеми.
– Больно мне нужна ваша мягкость или нежность, – Элисон поморщилась, ощущая ноющую боль в ягодицах, и прислонилась к спинке кровати. – Мы сделали то, что нужно было вашему отцу.
– Вот как, – он пристально посмотрел на неё, нахмурившись ещё больше. – Значит, ничего не изменилось? Эта близость тебе ничего не показала?
– Отчего же? Показала. Она показала мне, насколько предательским может быть человеческое тело, и физические ощущения никак не вяжутся с тем, как действует душа, ибо я уверена, что всё было бы иначе, люби я вас, а вы меня.
– А кто тебе сказал, что я не любил тебя эти несколько часов?
– Я-то знаю, что не любили. Не врите ни мне, ни себе. А если это и так... Зато я вас не люблю.
– Так тебе не понравилось?
– Нет.
– Тогда с твоего позволения, – он поднялся, яростно сверкнув зелёными глазами и достав из кармана свёрнутый вчетверо клочок бумаги, раскрыл его и взглянул на жену, – я хочу это огласить здесь и сейчас.
Демонстративно откашлявшись, Александр размеренно, сдержанно стал читать:
– «Дорогая моя Элисон». О, какое интригующее начало! «Я никак не мог выкинуть из головы тот наш с Вами поцелуй в доме Стокеров. Ваша красота, чистота и нежность заставляют меня думать о грехе, и я этому не противлюсь». Надо же, чистая поэзия! Пока меня не начало тошнить, я продолжу...
– Перестаньте! – она протянула руку, желая вырвать письмо, но Алекс отступил на шаг назад.
– «Но моя преданность Александру удерживает меня от этого греха. И если бы не мой друг и тайна, которую я поклялся хранить, я бы вырвал Вас из того забытого богом места, насколько бы оно не было прекрасно и умиротворённо, и увёз бы с собой, сделав незамедлительно своей женой. Потому что я чувствую, Вы та, единственная...»
– Где вы это взяли?!
– «... Алекс давно забыл, что такое любовь и настоящие чувства. Он – камень, который никому не удастся расколоть. И мне тяжело осознавать тот факт, что я был одной из причин, по которым Вы оказались втянуты в эту гадкую интригу его отца...» Вот оно что. Я и не думал, что этот ублюдок говорил серьёзно, когда мы были в Индии...
– Хватит, пожалуйста!
Алекс замолчал, исподлобья глядя на Элисон, и она задрожала ещё сильнее, не понимая, что он будет делать дальше. Он же тяжело выдохнул, будто с трудом приняв какое-то решение, затем вдруг скомкал в руке треклятое письмо, подошёл к постели и, навалившись на Элисон сверху, прижал её собой к матрасу.
– Я не позволю себя обманывать, дорогуша! – гневно прошипел он, крепко сжав пальцами её подбородок. – Ни тебе, ни этому лживому гаду не позволю! И если я ещё раз узнаю, что ты виделась с ним, писала ему или хоть раз упомянула его имя, я сделаю так, что ты ни стоять, ни сидеть не сможешь целую неделю. И поверь, пока я буду получать от этого удовольствие, ты будешь захлёбываться собственными слезами!
Он отпустил её, затем, опираясь на руки, поднялся, прерывисто и тяжело дыша, развернулся и вышел из комнаты. Элисон несколько минут оставалась лежать, обнажённая, прикрытая лишь простынёю; она смотрела в потолок и мысленно проклинала этого мужчину, а заодно его непутёвого друга, который не придумал ничего лучше, как прислать письмо сюда, в Солсбери.
Позже Элисон услышала часть разговора между её супругом и Ривзом старшим. Последний утверждал, почти крича, о том, что не успокоится, пока его знакомый врач лично не осмотрит Элисон. Зато Александр совершенно спокойно уверял, что «всё сделано» и «девчонка обязательно родит ребёнка». В конце концов, старик уступил, и Элисон поняла, что встречаться с незнакомым доктором и унижаться ей больше не придётся, по крайней мере, в этот же день. Но она была слишком зла на мужа, чтобы рассмотреть в его поступке нечто положительное.
Вечером девушка заглянула к Джоэлю, предложив ему прочесть начало «Кориолан», трагедии Шекспира, чем они и занимались до темноты. И Элисон чувствовала себя в безопасности в эти часы, находясь со слепым парнишкой, а не с его братцем. К полуночи её и без того подавленной состояние стало ещё более выраженным: Элисон вдруг прекращала читать, тяжело вздыхала, уставившись в одну точку, и Джоэль, даже не видя её, заподозрил, что нечто всё-таки изменилось.
– Что-то не так?
– Ты о чём?
– Брось, я чувствую в тебе перемену. Ты даже пахнешь по-иному, – мальчишка лукаво улыбнулся.
– И как это я пахну, скажи на милость?
– Как-то... совсем не так, как раньше. Поверь, я могу это распознать. Ты пахнешь почти как Алекс.
– Что за чушь?! – Элисон отвернулась, бросив книжку перед собой, на подоконник. – Надеюсь, ты так неудачно пошутил.
– Вовсе нет, – в его голосе тут же появилась серьёзность. – Наверное, ты провела с ним какое-то время...
– Замолчи, пожалуйста!
– Да что здесь такого?
– Нет, правда, помолчи!
Элисон взобралась на подоконник, прижимая ладони к холодному оконному стеклу, и стала всматриваться в красноватый горизонт позади низкого леса рядом с озером.
– Что-то происходит в деревне, – вполголоса сказала Элисон, зачаровано глядевшая в окно. – Как думаешь, почему так ярко горят огни сегодня?
– Известное дело, – ответил Джоэль, как ни в чём не бывало. – Свадьба там.
– Откуда знаешь? И только не говори мне, что ты просто учуял запах.
– Нет, я не настолько хорош. Но сегодня полная луна. К тому же начало месяца. В это время всегда свадьбы проходят, – парень отчего-то грустно вздохнул. – Ты же знаешь их. Суеверные деревенщины. И любят веселиться так, чтобы об этом знали все.
Элисон, поначалу удивлённая такой холодности его тона, когда он говорил о жителях деревни, вдруг вспомнила о том, что его собственная мать была обычной простушкой из деревни. Поэтому мальчик мог относиться к ним с неприязнью. И, как бы там ни было, она расслышала нотки зависти в его голосе. Тогда-то в её головку и пришла, как ей показалось, сумасшедшая, просто безумная идея.
– Джоэль! – сладко протянула Элисон, повернувшись в его сторону. – Угадай, куда мы сейчас отправимся?
Парень молчал около минуты, глядя пустыми глазами перед собой.
– Ты, наверное, неудачно пошутила, – проговорил он, наконец, но от Элисон не ускользнула быстрая улыбка на его бледном лице.
– Я вовсе не шучу!
– Если кто-то узнает... Если Алекс узнает, то не пощадит ни меня, ни тебя.
– Ну, во-первых, только меня, ибо к тебе он благосклонен. Во-вторых, никто не узнает. Ведь мы просто побудем на празднике немного, а потом уйдём.
– Даже не знаю...
Элисон соскочила с подоконника, села рядом с Джоэлем на кровати и обняла его за плечи.
– Мы просто прогуляемся, туда и обратно, затем так же незаметно вернёмся...
***
По деревне вместе с ночным ветром пронёсся весёлый, пьяный крик кузнеца, чья дочь сегодня выходила замуж. Гулянье уже давно вышло за пределы деревни, когда жители сопровождали молодожёнов и на лугу, и в лесу, таская за собой бутылки с пивом и вином собственного приготовления. В полночь местные жители собрались на окраине, там, где было достаточно места для всех. Разожгли огромный костёр, свет чьего пламени был виден за много миль. Жаркий ветер стих, разогнав облака, тогда все увидели далёкие, яркие звёзды, рассыпанные по небу.
Элисон и Джоэль быстро доехали до деревеньки верхом (девушка всё не могла поверить, что Хаддингтон проспал их побег и теперь ничего не мог сделать). Мальчишку Элисон заставила надеть длинный плащ с широким капюшоном, который почти полностью скрывал его лицо. Они оставили кобылу у одинокого сухого дерева в поле близ деревни и, скрываясь в высокой траве, пешком добрались до общего сборища. Местные – от стариков до молодёжи – расположились вокруг широкого костра, здесь же накрыли столы, заставили их многочисленными блюдами и напитками: всем, что могли себе позволить ради такого события.
Элисон поспешила смешаться с толпой. Она тащила за собой Джоэля, держа его за руку, и когда они вдруг остановились и сели на мягкую траву, мальчишка поинтересовался:
– И что теперь происходит?
– Мы сидим позади каких-то старичков, – полушёпотом отвечала Элисон. – О, вот вперёд выходят двое... Кажется, новобрачные!
Джоэль внимательно слушал её, иногда принюхивался и чуял запах сена, смешанный с ароматом свежей выпечки и пива. А Элисон поражалась весёлой атмосфере праздника всё больше и больше. Она вдруг вспомнила свою свадьбу и теперь даже завидовала этим молодым людям. Вот они женятся по любви. Вот они и будут счастливы, пусть в нужде и бедности, но всё же счастливы. И все эти люди, окружавшие её в те минуты, по-настоящему счастливы. Элисон бывала в деревне только в детстве, когда разница между социальными классами совершенно незаметна.
Девушка загрустила из-за этих мыслей, когда вдруг кто-то протянул ей кружку с пенным пивом. Элисон, больше не задумываясь ни на секунду, приняла из чужих рук напиток и, глубоко вздохнув, почти сразу выпила половину. Запах и вкус щекотали язык и горло, и она почувствовала лёгкое головокружение уже через несколько секунд.
– Ну и гадость! – воскликнул Джоэль, сделав маленький глоток из той же кружки. – Как они могут это пить?
– Иногда им больше нечего пить! Но, ты прав, тебе не стоит даже пробовать. Вдруг ты отравишься, ну мало ли! И потом что мы скажем утром твоему отцу, когда он обнаружит, что ты пьян и весел?
Джоэль фыркнул, не обратив внимания на дразнящий тон Элисон, ещё раз пригубил содержимого кружки, затем вдруг залпом осушил её.
– Ну, что на это скажешь? – прохрипел парень.
Элисон чуть нагнулась, заглянула ему под капюшон и, поцеловав порозовевшую щёку мальчика, прошептала:
– Скажу, что ты не такая уж и неженка! Из тебя ещё выйдет толк!
Через какое-то время со своих мест встали несколько девушек и юношей; где-то рядом заиграли гитара и флейта. Элисон потянули за руку, буквально стащив с места, и она поднялась для танца с остальными. Заиграли «Зелёные Рукава», затем «Баллада короля» – любимые песни здешних мест, и Элисон быстро кружилась вокруг костра; её длинная, пышная юбка, которую ей одолжила София, обвивалась вокруг ног; волосы, собранные в высокую причёску, теперь рассыпались по плечам, липли к вискам и лбу. Ей подавали вина, снова и снова, и Элисон потеряла счёт времени. Никто уже не разбирал, где гости, а где случайные прохожие. Веселье затянулось, и Элисон в танце даже позабыла про Джоэля.
Когда молодожёнов сопроводили к их дому, а оставшиеся гости доедали и допивали угощения, заиграла одна из любимых мелодий Элисон – «Ярмарка в Скарборо». Какой-то юноша, низенький, загорелый, но очень бойкий, пригласил её на танец, и девушка даже не подумала отказать. Он крепко держал её за руки и всё время, будто бы случайно, пытался поцеловать в плечо, с которого скатилась лямка шемизы.
Вдруг что-то привлекло внимание девушки. Она остановилась, обернувшись в сторону поля, где на горизонте уже мерцал рассвет, и заметила троих всадников. Те скакали быстро, и даже сквозь пьяную дымку в мыслях Элисон сумела понять, что один из них – её супруг. Её разум просветлел в тот же миг.
– О, нет! – Элисон подобрала полы юбки и бросилась бежать прочь от потухающего костра.
Девушка с остервенением осматривалась, вглядываясь в расходящихся гостей, но ни в одном не могла узнать Джоэля. Тогда она с ужасом поняла, что потеряла его. Слёзы навернулись на глаза, ей стало душно и дурно, и Элисон со всех ног кинулась к окраине, не забывая при этом выкрикивать имя мальчишки. Но он не откликался.
Добежав до очередного высокого, деревянного сарая, она остановилась, чтобы отдышаться. С минуту Элисон стояла на коленях на влажной от росы траве, как вдруг услышала пронзительный женский крик, донёсшийся из-за дощатых стен сарая. На мгновение сердце девушки замерло. Она не могла заставить себя подняться с колен, но подозрительное копошение в глубине деревянной постройки разбудило в девушке опасное любопытство. Она встала и направилась к сараю, пошатываясь от выпитого пива и вина. Стоило только Элисон подойти ближе, как она почуяла приторный запах крови...
Александр и раньше мог сильно разозлиться. Его мог разозлить Кэллис, собственный отец или его подчинённые тем, что не выполняли как нужно его поручений, проваливали задания или же просто действовали на нервы. Алекс злился, когда что-то шло не так, как он планировал. Но то, что натворила его женушка, по его мнению, было крайностью, гранью, за которую ещё никто не смел перейти.
Этой ночью он не мог уснуть, потому что нерешённый вопрос с Уильямом не давал ему покоя. К тому же Элисон, как ему пришлось признать, покорила его прошлой ночью, и он никак не мог выкинуть её образ из головы. Ему уже было плевать и на отца, и на Луиса, из-за которого случилась вся заварушка; Алекс просто не мог поверить в то, что после одной ночи с девушкой ему захотелось нечто большего. И его больно ранило её отношение к нему после случившегося. Он-то сделал всё, чтобы ей было хорошо.
Со всеми этими мыслями он посреди ночи решил пойти к ней, зная, что она наверняка не спит, а проводит время с Джоэлем. Каково же было его удивление, когда он не обнаружил никого из них ни в комнате мальчишки, ни в спальне жены. Но Алексу и думать не нужно было о том, куда могла сбежать Элисон вместе с его братцем. Александру пришлось позвать с собой и людей отца, прибывших в Солсбери вместе с графом.
Теперь они втроём должны рыскать по всей деревне, чуть взошло солнце, и тратить силы по глупости его нерадивой жены. И вот Алекс направил коня к окраине, поняв, что среди пьяных деревенщин нет ни Элисон, ни Джоэля. Вдруг он услышал крик, явно принадлежавший его жене и, натянув поводья, остановил коня у какого-то сарая, откуда через мгновение выбежала Элисон. Алекс тут же спешился, бросился навстречу супруге, и она, будто не заметив, со всех ног налетела на него.
– Ты! Ты что здесь делаешь? – гневно шипел Алекс, тряся девушку за плечи. – Идиотка! Позлить меня решила? И какого дьявола ты потащила за собой Джоэля? Где он?!
Элисон подняла голову, чтобы посмотреть на него, и Алекс лишь сейчас увидел слёзы на её щеках и дрожащие губы. Она молчала, дрожа, будто в ознобе, и смотрела мужу прямо в глаза.
– В чём дело? – с тревогой в голосе спросил Алекс. – Ты ранена?
Элисон отрицательно покачала головой в ответ.
– Что-то с Джоэлем?
И снова тот же жест.
Алекс посмотрел на залитые лучами восходящего солнца стены сарая и тут же всё понял.
– Жди меня здесь, – приказал он строго и, отпустив Элисон, медленно направился к открытым воротам.
Стоило зайти внутрь, как Алекс увидел распростёртое на куче соломы тело девушки. Деревенское платье на ней было порвано, а на виске, голой груди и на ногах уже запеклась кровь. С трудом сглотнув, Александр посмотрел ей в лицо и узнал в мёртвой Софию. Первая его мысль была о том, что убийца мог быть ещё где-то рядом. Выйдя из сарая на свет, Алекс присвистнул, и через несколько мгновений рядом уже были люди его отца.
– Ну что, нашли мальчишку? – сдержанно спросил он одного из мужчин.
– Да, милорд. Он в порядке. Просто заснул здесь, недалеко.
– Ясно. Берите его и девчонку, отвезите их обратно. И убедитесь, что до моего возвращения они никуда не денутся.
– А вы куда направляетесь?
– Здесь труп женщины, – Александр взобрался на спину своего коня и, тяжело вздохнув, проговорил: – Я соберу мужчин. Тех, кто уже трезв, судя по всему. Мы осмотрим окрестности и отыщем ублюдка.
– Это не ваша забота, милорд! – напомнил ему второй, довольно полный мужчина лет сорока. – Убийство в деревне. Такое часто случается...
– Но не в моих владениях! – Алекс повысил голос, и Элисон, которую уже посадили на лошадь позади одного из подчинённых Ривза, в который раз убедилась в силе голоса своего мужа.
– Я найду гада, который сделал это. И разберусь с ним так, как умею, – глаза Александра недобро сверкнули и, когда он подвёл коня достаточно близко, посмотрел на Элисон и прошептал:
– Я вернусь. И очень скоро. И вот когда я вернусь, поверь, ты этому не обрадуешься. Готовься.
Он натянул поводья так, что конь взбрыкнул. Когда Алекс скрылся за чьим-то ближайшим домишком, его люди не спеша направили своих лошадей в поле. По дороге в замок, пока усиливался и нещадно дул в лицо утренний ветер, Элисон с ужасом вспоминала всё произошедшее на рассвете. А последние слова Александра теперь казались ей смертным приговором.
***
Элисон почему-то сразу догадалась, что ни Ривза, ни Хаддингтона в замке уже не было. Означало ли это, что случилось какое-то иное несчастье или же нет, не было ясно. Подчинённые графа передали Элисон и Джоэля экономке, которая встречала их у дверей, словно знала об их возвращении. Сонного мальчишку отнесли к нему в комнату, а Элисон, которая от усталости и выпитых напитков почти валилась с ног, миссис Уоллес заставила выпить чаю перед тем, как отправить спать и её.
Проснулась Элисон, с отяжелевшей головой и чувством тошноты, оттого, что ощутила холодную влагу на лице и подушке под щекой. С трудом открыв глаза, она увидела Александра, склонившегося над её постелью. Его загорелое лицо было мрачным, очень серьёзным, а взгляд строгим, даже жестоким. В правой руке он держал небольшой кувшин, из которого, по-видимому, и облил свою жену.
– Поднимайся, – произнёс он бесстрастно, затем сам схватил Элисон за локоть и, притянув к себе, поставил на ноги. – Ты сейчас похожа на портовую шлюху, правда, довольно красивую для таковой. Посмотри на себя. Это платье и растрёпанные волосы... Да ты воняешь деревней!
– И вы смеете мне об этом говорить? – смело спросила девушка, и этой смелости ей прибавил ещё не исчезнувший хмель.
– Да, дорогуша! Я смею. Я – твой муж!
– Вы – тиран и грубиян, каких поискать! Прислуживаете своему папаше, будто у вас нет своего слова. Вы такой же, как и он! Вам на всех плевать! – Элисон дёрнулась и высвободила руку из его цепких пальцев. – Это вы пьяница, об этом все знают! И как вы относитесь к людям! Да, вы с самого детства делали только то, что хотели. Вы омерзительны! Вы не джентльмен!
– А кто джентльмен, по-твоему? Кэллис? Он вырезáл людей на войне, будто свиней, вместе со мной, стоя за моей спиной! Он пил вместе со мной до беспамятства и трахался со всеми теми шлюхами так, что...
– Хватит!
– Нет уж, слушай, дорогуша! Ты думаешь, что знаешь людей, знаешь меня, но ты ошибаешься. Ты не видела мира и не знаешь причин, по которым человек желает забыться. Жила в своей собственной сказке, считая, что так всегда и будет! Кто-то пьёт, заливая тоску, а кто-то бросается в объятия к первому встречному лишь потому, что тоже хочет любви и ласки! Хочет ощутить себя нужным, ценным, когда все отворачиваются от него!
Алекс схватил Элисон за руки, дёрнул на себя, затем сжал пальцами её подбородок так, что она сдавленно застонала.
– Ты не знаешь меня, – зашептал он ей в губы, – не имеешь понятия, кто я такой. И, уж поверь мне, всё это время я старался быть настоящим ангелом рядом с тобой. Но кажется, тебе этого было недостаточно.
Александр поставил кувшин на столик у постели, затем, не выпуская руки Элисон из своей, потащил девушку за собой из спальни. Когда они очутились в коридоре, Элисон тут же почувствовала жуткий холод и вскоре поняла, почему: они быстро спустились на первый этаж, где под лестницей была настежь распахнута старая железная дверь, откуда и шёл сквозняк. Алекс втолкнул жену туда, и Элисон, чтобы не свалиться со ступенек, ведших вниз, вцепилась пальцами в неровную каменную стену. Послышался тяжёлый скрип позади, и пространство вокруг затопила тьма. Девушка прижалась спиной к стене, тогда Алекс, который будто стал видеть в темноте, снова схватил её за руку и потянул за собой.
Они довольно долго спускались вниз, и Элисон уже не чувствовала ни страха, ни хмеля, потому что все чувства её притупились перед чем-то неизвестным. Когда оба, наконец, ступили на твёрдую землю, девушка поняла, что здесь, внизу, всё же есть свет. Глаза привыкли к темноте, и Элисон увидела, что находится в небольшом помещении, где низкие потолки и каменные стены, и их не касался инструмент. По камню кое-где стекала сверху вода. У левой стены были сложены непонятной формы железные инструменты, а посреди «пещеры» стоял огромный стол на мощных, толстых ножках, обитый также железом на гладкой поверхности.
В полутьме Элисон чуть не запнулась о торчащий в полу камень, но Александр держал её крепко. Он толкнул её к железному столу и, когда Элисон обернулась, Алекс тихо и строго произнёс:
– Ты ведь не знала, что раньше здесь проводились казни? Когда-то давно в этих подвалах выносили приговоры осуждённым. И так называемым ведьмам тоже. Людей сюда приводили насильно, запирали без еды и воды на долгое время. Затем мучили почти до смерти, и когда они были достаточно сломлены болью и страданиями, их жестоко казнили.
Он замолчал, отвернувшись к стене, где торчал единственный зажжённый факел, и шокированная девушка видела в полутьме лишь его медленно вздымающиеся широкие плечи под тонкой тканью рубашки.
– Это место пропитано ужасом и болью, – продолжал Алекс с пугающей воодушевлённостью. – Как бы я не хотел возвращаться сюда, оно всё равно тянет меня к себе. Я с ним связан, я сам весь пропитан болью.
Его голос стал печальным, отяжелевшим от сбитого дыхания. Когда он обернулся к жене, выражение его лица вновь было строгим, мрачным.
– Я делал много ужасного в своей жизни. И продолжаю делать это. Я тоже мучаю людей, тех, кто не угодил моему отцу, – по мере того, как он говорил, Алекс приближался к Элисон, а она лишь с ужасом смотрела на него снизу вверх. – Я привожу сюда его должников, его врагов и просто тех, кто ему не нравится. Я умею делать так, что человек расскажет мне свои секреты или сделает то, что я захочу. Но перед этим он настрадается вдоволь. Ты стоишь у стола, на котором истекали кровью такие люди. Где они теряли свои пальцы, уши, глаза...
– Нет, не может быть! – крикнула она, и слова её эхом раздались здесь. – Вы это всё выдумываете... Напугать меня хотите... А я не боюсь, ясно?!
– Почему тогда дрожишь и нетвёрдо стоишь на ногах? Я не лгу, малышка, я рассказываю тебе это, потому что больше нет смысла притворяться в чём-либо. Ты будешь знать обо мне всё, и я буду знать всё о тебе. Никаких секретов, никакой фальши. Мы будем лишь супругами, такими же, как и многие другие! Я хочу этого, и я буду возвращаться домой каждую ночь, а ты – ждать меня, и греть для меня постель, и любить так, как я захочу.
– Я ТЕБЯ НЕ ЛЮБЛЮ!
Она закричала так громко, что сам Алекс увидел слёзы в её глазах, и как побелели костяшки пальцев её маленьких рук, которыми она держалась за край железного стола.
– Но ты полюбишь...
– Это ещё почему?
– Потому что больше некому.
Он постарался вложить в тон своего голоса столько горечи и тоски, сколько мог, сколько чувствовал. Ибо знал: если сейчас не достучится до неё и не покажет, чего хочет на самом деле, то вряд ли ему удастся сделать это позже. А Элисон смотрела на него всё так же: с ненавистью и презрением. В карих глазах, мокрых от слёз, отражались блики пламени факела, будто они горели изнутри.
– И вы думаете, – начала она негромко и говорила спокойно, сдержано, – что я вдруг буду чувствовать к вам нечто большее, чем ненависть? Что вдруг полюблю искренне и всей душой? Нет, нет уж, этому не бывать...
– Перестань мне перечить! Я сумел смириться с твоим появлением в моей жизни, почему ты не можешь сделать этого?
– Я с вами никогда не смирюсь.
Алекс смотрел на неё и видел в карих глазах всё ту же злобу, то же презрение, что окончательно подвело его к черте. Но, как оказалось, его жене ещё было, что сказать:
– Я знаю про Маргарет, – произнесла она уверенно. – И что вы делали с ней в доме её отца.
– Ты видела?!
– Конечно! – Элисон упрямо ухмыльнулась, вздёрнув маленький носик. – Теперь, кажется, вы разрушили все мешавшие вам границы, да? Вот и шли бы вы к ней снова! И оставили бы меня и мою семью в покое!
Он и сам не понял, как случилось то, что случилось далее. Александр вплотную подошёл к Элисон, размахнулся и со всей силы ударил её правой рукой. Но пощёчина не заставила её успокоиться: девушка, приложив к горящей щеке ладонь, гневно взглянула на Алекса, затем вдруг отпихнула его от себя и со всех ног бросилась бежать обратно по коридору к выходу. Он слышал звуки её шагов, и как скрипнула тяжёлая дверь наверху.
Александр остался один в полутёмном помещении. Здесь пахло гарью, но он ещё мог уловить аромат вина, наверняка, которое Элисон случайно расплескала на платье, находясь в деревне. Он не пошёл за ней, не кинулся догонять, чтобы наказать. Сейчас он сам себя не ощущал, а перед его глазами всё ещё была она, с ненавистью глядящая на него. Маленькая, растрёпанная, но бесстрашная и уверенная в себе. И Алекс ещё долго простоял так, опираясь на стол, потеряв счёт времени и себя самого в пространстве.
Когда он, наконец, вернулся из подвала, старые часы в гостиной над камином показывали без четверти четыре утра, а из-за задёрнутых тяжёлых штор в комнаты еле-еле пробивались первые лучи восходящего солнца.
– Где ты был? – кинулась к нему беспокойная миссис Уоллес, спустившись со второго этажа. – Объясни мне, что происходит?
– В чём дело? – Алекс лениво потёр пальцами усталые глаза.
– Элисон нигде нет! Она пропала!