Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре

ЧАСТЬ X БАХРЕЙН Фрагменты истории.

«Жемчужное царство». Зигзаги судьбы.

Бахрейн в воспоминаниях великих путешественников- открывателей Аравии.

Бахрейн и Россия: времена и люди.

Малоизвестные факты из глубин прошлого.

«Жемчужное царство». Находясь на перекрестке древних морских коммуникаций, Бахрейн (Дильмун в прошлом) вобрал в себя культуры многих цивилизаций — шумерской и ассирийской, персидской и греческой, римской и византийской. Историки Древнего мира отзывались о Бахрейне как о крупном центре мировой торговли — жемчугом, медью и предметами роскоши. Негоциантов этого легендарного острова-царства они величали не иначе как «титанами торговли». Раскопки, проведенные на Бахрейне датскими археологами в 1950-х годах, впервые приоткрыли миру, занесенное песками времени богатое прошлое некогда величественного и знатного Дильмуна. В ходе работ в местечке Саар, что в 10 км. от Манамы, ученые обнаружили руинированные сооружения (полагают, что мастерские по изготовлению изделий из меди), возведенные там около пяти тысяч лет тому назад.

Одно время Бахрейн являлся морским форпостом могущественного царства карматов. В истории Аравии карматы известны дерзким набегом на Мекку, похищением и удержанием в течение более двадцати лет Священного Черного камня Каабы. Будучи своего рода «аравийской Спартой», с блестяще организованной военной подготовкой молодежи, Бахрейн времен карматов (X–XI вв.) успешно противостоял величественному Багдаду. Карматы совершали военные экспедиции в Нижнюю Месопотамию, грабили суда в Персидском заливе, хозяйничали на торговых путях, шедших в Аравию из Петры и Пальмиры, тогдашних караванных столиц Арабского Востока. Власти Халифата, несмотря на имевшийся в их распоряжении мощный военный потенциал, были не в состоянии защитить от карматов ни направлявшихся в Аравию паломников, ни двигавшихся туда для обмена товарами торговцев из Багдада, Дамаска и Александрии.

Царство карматов, просуществовавшее до второй половины XI века, управлялось специальным советом во главе с правителем. Регулярные военные силы карматов насчитывали 20 тыс. хорошо обученных воинов, которые, в свою очередь, владели 30 тыс. рабами-исполинами, специально отобранными и подготовленными ими для ведения рукопашного боя. В случае объявления войны карматы в течение суток могли собрать и выставить под седлом 107 тыс. воинов. Никакие налоги с населения в их государстве не взимались. Ответственность за благосостояние подданных целиком и полностью лежала на совете старейшин. Для нужд внутренней торговли карматы чеканили собственную монету (1). Во владения карматов, помимо Бахрейна, входили Эль-Хаса, Катар, Катиф и Хаджар, то есть вся береговая полоса вплоть до Кувейта.

Абу Тахир Сулайман, самый прославленный предводитель кар- матов, отличался щедростью и храбростью, мужеством и отвагой, то есть лучшими качествами, которые, по понятиям бедуинов, должны «украшать истинного витязя пустыни». Полностью соответствовал характеру и духу бедуинов, и поэтому смог привлечь под свои знамена многие племена Аравии. В 919 г. захватил Басру, в 925 г. разграбил Куфу. Затем подступил к стенам Багдада и овладел и им. В 930 г. совершил набег на Мекку, в разгар паломничества; перебил тысячи богомольцев. Черный камень, вывезенный им в Эль-Хасу, удалось вернуть на место только в 951 г. (при деятельном участии фатимидского халифа Мансура) (2).

Побывав под властью Сасанидов (IV–VI в.), а также в составе арабского Халифата (VII в), Бахрейн в 1507 г. оказался в руках португальцев. Оставался их владением в зоне Персидского залива до 1662 г., когда португальцев с острова потеснил персидский шах Аббас I (3). И для Португалии, и для Персии Бахрейн представлял интерес как центр мировой торговли жемчугом и перламутром. По свидетельствам русских путешественников и дипломатов, в сезонном промысле ловли жемчуга у берегов Бахрейна участвовало до 25 тыс. чел. и 4 тыс. парусных лодок. Бахрейнский шейх, получавший 15–20 % со стоимости улова, а также специальную подать с судов, по праву считался одним из богатейших людей Востока (4).

Зигзаги судьбы. Родоплеменной клан Аль Халифа из племени ал-’утуб, во главе с шейхом Ахмадом ибн Аль Халифой, уйдя из Кувейта, переселился в земли, что на северо-востоке от Бахрейна (с центром в Зубаре), где-то в годах 1770-х. Активно участвуя в торговых обменах народов Персидского залива с Индией, Южной Аравией и землями бассейна Красного моря, клан этот, заложивший правящую ныне на Бахрейне династию Аль Халифа (существует c 1872 г.), окреп, разбогател и серьезно заявил о себе как о «важном центре силы» на Восточном побережье Аравийского полуострова.

Правитель Бендер-Бушира, шейх Наср, под властью которого находился тогда Бахрейн, обеспокоенный «ростом военной силы соседних арабов», а также укреплением их позиций в торговле, решил «опрокинуть Зубару». Военная кампания, организованная им против Зубары под руководством его племянника, наместника на Бахрейне, провалилась. Более того, арабы во главе с родом Аль Халифа захватили Бахрейн (1784), и удерживали его за собой до 1800 г., когда Бахрейн сделался вассалом Омана.

Причиной для развязывания Маскатом военной кампании против Бахрейна послужил отказ племени бану ал-’утуб платить таможенные пошлины Оману. Дело в том, что с незапамятных времен со всех парусников арабов Прибрежной Аравии, ходивших по торговым делам в Индию, в Африку или в бассейн Красного моря и возвращавшихся оттуда с грузами, в казну имама Маската взималась пошлина в размере 1,5 % со стоимости завозимого ими в свои земли товара. Арабы Бахрейна выплачивать ее отказались. Возникла ссора, повлекшая за собой военную экспедицию оманцев и захват ими Бахрейна.

Однако никаких дальнейших мер по укреплению своей власти на Бахрейне Маскат не предпринял. Заложников из местных крупных семейно-родовых кланов, как это практиковалось в те времена, с собой в Маскат оманцы не увезли, парусный флот бахрейнцев не конфисковали и не сожгли. Наместником Омана на Бахрейне султан поставил своего 12-летнего сына, а советником и министром двора при нем назначил шейха Мухаммада. Он-то и предал оманцев; и помог арабам во главе с родом Аль Халифа вновь захватить власть на Бахрейне, которую те удерживали впоследствии на протяжении целого ряда лет, не встречая никаких контрмер со стороны Маската.

В 1807–1808 гг. Бахрейном овладели ваххабиты, взяли в заложники представителей всех ключевых семейно-родовых кланов 15 бахрейнских племен, и отправили их в Дарайю. По пути туда один из них, шейх Абдул Рахман ибн Рашид, умудрился бежать; добрался до имама Маската. Заключив между собой союз, они организовали военную экспедицию и выпроводили ваххабитов с Бахрейна. Поверив Абдул Рахману, его словам насчет вечной дружбы Бахрейна с Маскатом, владыка Омана вверил ему управление островом. Однако вскоре Абдул Рахман вошел в сношения с родственным ему племенем ал-’утуб, и снял с себя все обязательства в отношении имама Маската.

Опасаясь новой военной кампании со стороны Маската, бахрейнцы решили заручиться на такой случай развития событий поддержкой своих бывших противников, ваххабитов. За оказание протекции и военной поддержки, если таковая потребуется, обязались платить им дань.

В 1816 г., утвердившись во мнении о необходимости предпринять карательную экспедицию против Бахрейна, правитель Маската обратился за помощью к персам. Затянувшееся молчание шаха воспринял, как нежелание властелина Персии вмешиваться в разногласия Омана с Бахрейном, и поэтому решил действовать самостоятельно. Однако успех ему не сопутствовал. Имело место предательство. Бахрейнцам стали известны некоторые важные детали готовившегося похода, что и предрешило печальный для правителя Маската исход дела. Войско его попало в западню. Сам он спасся чудом. Пробившись с гвардейцами-телохранителями к поджидавшему его у побережья быстроходному судну, едва-едва смог уйти от погони.

Вернувшись в Маскат посрамленным, потеряв в бесславной кампании брата, горел желанием отомстить арабам Бахрейна, притом непременно и чего бы это ему не стоило. Вступил в переговоры по этому вопросу с сэром Уильямом Кейром Брантом, находившимся в то время с эскадрой английских боевых кораблей у побережья Эш-Шамал.

Бахрейнцы, обеспокоенные военными приготовлениями имама и возможностью выступления на его стороне персов и англичан, решили, что дешевле будет откупиться. И предложили имаму мир на условиях ежегодной уплаты дани, в размере 30 тыс. долл., и признания обязательств в отношении злосчастных таможенных пошлин, из-за чего, собственно, и разгорелся весь этот сыр-бор. Что касается Персии, которую они также раздосадовали, перестав платить ей дань, то бахрейнцы поступили следующим образом: направили в Шираз, где наместником был персидский принц, наследник престола, послов «с подношениями». И попросили его содействовать тому, чтобы персы не помогали имаму, если тот захочет, вдруг, вновь напасть на них. Заверили принца в том, что «будут почитать Персию, и ни в какие сговоры, враждебные интересам Персии, не вступать».

Посланцев принца, посетивших вскоре Бахрейн, принимали пышно. Одарили подарками богатыми: «корзинами с жемчугом и халатами, расшитыми золотыми и серебряными нитями». Принц, впечатленный щедростью и гостеприимством бахрейнцев, сообщил шаху, что Персия вновь, дескать, обрела в лице Бахрейна «щедрого данника и покорного вассала». Однако уже в следующем году стало ясно, что такое подобострастное в отношении Персии поведение эмира Бахрайна — это всего лишь политико-дипломатическая игра. Опасность миновала, и бахрейнцы сбросили маску покорности. И когда на следующий год посланник принца прибыл на Бахрейн дабы собрать дань, то не удостоился вообще никакой официальной встречи. Жил не во дворце правителя, как в предыдущий раз, а в снятом им самим же доме. Иными словами, арабы Бахрейна ясно дали понять персам, что видеть их впредь на Бахрейне не хотели бы.

Начало взаимодействия Бахрейна с Англией можно датировать 1820 г., временем заключения соглашения с Ост-Индской компанией. Серия последующих договоров, подписанных Англией с Бахрейном, привела к тому, что в 1861 г. Бахрейн подпал под протекторат Англии де-факто, а в 1871 г. — де-юре. К 1900 г. управление Бахрейном полностью перешло в руки англичан. Подтверждением тому — арест англичанами в 1904 г. «свободолюбивого», по их выражению, шейха Али ибн Хамада ибн Халифы, двоюродного брата шейха Исы, и ссылка его на поселение в Бомбей (на судне вице-короля Индии). Конфискованное имущество опального шейха, сообщали российские дипломаты, бритты «подвергли аукционной распродаже». В следующем, 1905 г. английский консул на Бахрейне издал распоряжение, согласно которому бахрейнцам надлежало впредь — в силу трактата правителя Бахрейна с королевой Викторией от 1892 г. — «испрашивать его позволение на случай продажи или залога земель чужестранцам» (5).

Небезынтересным представляется тот факт, что автором герба Бахрейна (появился в 1930-е годы) стал англичанин: сэр Чарльз Белгрейв, британский советник тогдашнего правителя Бахрейна. Около 30 лет он прослужил представителем Великобритании в Персидском заливе (1926–1957). Его перу принадлежит интересная книга под названием «Добро пожаловать на Бахрейн» (1955). В ней он рассказал об обычаях и традициях бахрейнцев, их ремеслах и промыслах. Отметил, в частности, «способности арабов Бахрейна к торговле» и к ткачеству (мастера-бахрейнцы прославились изготовлением популярной на Арабском побережье тонкой шерстяной ткани аббас).

Бахрейн в воспоминаниях великих путешественников- открывателей Аравии. Делясь впечатлениями о Бахрейне второй половины XIX столетия, известный исследователь «Острова арабов» Уильям Джиффорд Пэлгрев (1826–1888), побывавший в 1862–1863 гг. в Центральной и Восточной Аравии, писал, что если Манама (нынешняя столица Бахрейна) считалась «центром коммерции» островного княжества, то Мухаррак — «центром власти» (6). Именно там располагался тогда дворец правящего семейства Аль Халифа, «символ власти Бахрейна». Неподалеку находилось широко известное среди аравийских мореходов «пристанище кофейное» — «Дом моряков». Кофе в нем подавали непременно с наргиле, «щедро набитым крепким табаком». Путешественника удивило то, что посетители кафе, будь то арабы-негоцианты или мореходы, в ходе бесед делились друг с другом не только новостями торговли и историями о заморских землях, где им довелось побывать, но и мнениями о стихах популярных в Аравии поэтов, декламируя, то и дело, части понравившихся им поэм (7).

Если англичане и французы, говорит Пелгрэв, которых аравийцы называли инглизами и франсисами, были известны в Манаме, так как торговали с Бахрейном, то немцы и итальянцы, чьи суда тогда крайне редко заходили в воды Персидского залива, «не имели места в бахрейнском словаре». Португальцы и датчане, некогда всесильные хозяева бассейна Персидского залива, — «преданы забвению». Русские же (московиты), громко заявившие о себе в Персии, в землях сильного соседа арабов Прибрежной Аравии, «столько же известны, сколько и страшны» (8).

Сэмюэл Цвемер, миссионер американской протестантской церкви, девять лет проживший на Бахрейне, отзывался о нем как о «великом жемчужном острове Залива». Одно из «чудес» Бахрейна, отмечал С. Цвемер, — обилие на нем пресной воды. Что и послужило тому, что остров этот, известный прежде как Дильмун, арабы переименовали в Бахрейн, что значит — «место двух морей»: моря соленых вод вокруг него, и моря пресных вод под ним. Согласно легенде, слышанной им на Бахрейне, «чистыми пресными водами» Бахрейн питает таинственный Афтан, великая подземная река Аравии, впадающая в Персидский залив. В том месте, где первые люди, высадившиеся на остров, обнаружили источник пресной воды, и возник Старый город (Билад ал-Кадим), древняя твердыня Бахрейна. Неподалеку от нее заложили впоследствии Манаму, нынешнюю столицу Бахрейна (9).

Напротив нее лежит принадлежащий Бахрейну остров Мухаррак (Место сжигания). Назван он так потому, гласят предания, что индусы-торговцы, ходившие с товарами в Месопотамию на судах «извозчиков моря» из Южной Аравии, сжигали там тела умиравших в пути соплеменников. В одном из мест на этом острове археологи обнаружили руины древнего храма Ад-Дайр, фигурирующего в сказаниях арабов Аравии.

В прошлом основу жизни Бахрейна, как и других шейхств Прибрежной Аравии, составляла жемчужная ловля. Предельно сжато и в то же время максимально полно, по словам Дж. Пэлгрева, эту мысль сформулировал в беседе с ним правитель Катара шейх Мухаммад ибн Тани. «Все мы, — как-то сказал он, — арабы Залива, от вельмож до простых людей, — рабы одного господина — жемчуга».

Чужеземцев-путешественников, повествует С. Цвемер, попадавших на Бахрейн, интересовали, как правило, жемчужная ловля, источники пресной воды и руины строений древней цивилизации в деревне ’Али; сами бахрейнцы называли их «домами первых людей» (буйут ал-аввалин) (10).

Местоположение деревни ’Али, как следует из заметок миссионера, скрытой песчаными барханами, обозначали дымы, шедшие из труб все еще работавших в его время огромных печей в тамошних гончарных мастерских. На южной и западной окраинах села возвышались могильные холмы, числом не менее трехсот. Некоторые — высотой до 40 футов. Три из них в 1889 г. впервые исследовали Теодор Бент и его жена. В одном из захоронений они обнаружили древние золотые монеты. Французский ассиролог Ю. Опперт (Jules Oppert), сообщает своему читателю С. Цвемер, первым из европейских ученых назвал Бахрейн центром древнейшей цивилизации бассейна Персидского залива. Помимо богатых жемчужных отмелей и развитого гончарного производства, славился Бахрейн и своими ткачами. Шерстяные бахрейнские накидки и паруса для судов пользовались у торговцев Аравии повышенным спросом.

Бахрейн — это крупный центр транзитной торговли Аравии. Главные товары, шедшие в земли Восточной Аравии из Индии, прежде всего «рис, древесина и ткани в кусках», поступали туда транзитом с Бахрейна. Южный Неджд получал через Бахрейн рис, сахар и кофе. Процветание острова обеспечивала тогда транзитная торговля. И прежде всего, как пишет в своей увлекательной книге «В поисках Дильмуна» Джеффри Бибби, предметами роскоши, которые поставляла индская цивилизация, а также медью из Магана.

Владели Бахрейном карматы и португальцы, оманцы и персы, турки и англичане. В 1867 г. британцы сделали правителем Бахрейна Ису ибн ’Али, сместив с трона его отца, Мухаммада ибн Халифу, «поощрявшего», как они говорили, пиратство и укрывавшего у себя пиратов. Шейха Мухаммада с родными и близкими сослали в Индию, где и продержали (в одной из крепостей) более дести лет. Практически все изгнанники, включая шейха, умерли на чужбине. Тех немногих, кто остался в живых, переселили потом в Аден. В 1887 г. последнему из них позволили перебраться в Святые земли ислама, где он вскоре и скончался.

Новый правитель Бахрейна, вспоминали гостившие на острове путешественники, был «типичным арабом». Большую часть времени проводил на соколиной охоте; увлекался игрой в шахматы. Законом, в соответствии с которым он вершил суд, служили ему Коран и традиции предков.

Во времена С. Цвемера на Бахрейне ходила медная монета с примесью серебра, отчеканенная еще при карматах (в 920 г.). Арабы, замечает С. Цвемер, называли ее словом «тавила», то есть «длинная». Попадались на глаза и очень древние золотые и серебряные монеты. Одна из них содержала выгравированные на ней следующие слова: «Честь человеку рассудительному, здравому и в желаниях умеренному. Позор человеку горделивому». Торговцы на рынках принимали любые денежные знаки: от «денег карматов» и серебряных австрийских луидоров Марии Терезии до индийских серебряных рупий и турецких монет.

При турках-османах санджак (провинция) Эль-Хаса, откуда они контролировали Арабское побережье Персидского залива, вплоть до Кувейта, состоял из трех каз (районов): Неджд, Катар и Катиф (попал под власть турок в 1871 г.). Губернатор провинции, муташарриф-паша, проживал в Эль-Хасе, а вице-губернаторы, каймакамы, — в казах.

С. Цвемер полагал, что Катиф в настоящем — это Герра в прошлом. В наши дни, когда исторический туман, долгое время окутывавший земли Древней Аравии, стал понемногу рассеиваться — явила себя миру и Герра, крупный торговый центр «Острова арабов» далекого прошлого. Один из «утерянных» ныне городов, Герра, «град великий и белоснежный», как отзывались о ней древние греки и римляне, прославилась своими баснословными богатствами. Великолепие домов геррейцев, двери, стены и потолки которых «пестрели инкрустацией из слоновой кости, золота, серебра и драгоценных камней», вошло в предания арабов Аравии. Герра, заявляют востоковеды, — это интригующая археологическая загадка Древней Аравии. Исчезнувший с лица земли легендарный город, с его несметными, по мнению ученых, сокровищами, все еще ожидает своего открывателя.

О богатствах Герры упоминал Страбон (64/63 г. до н. э. — 23/24 г. н. э.) и более ранние историки и географы прошлого. Ар- темидор (II в. до. н. э.), к примеру, характеризовал жителей Герры как «самых богатых среди всех племен» Аравии, владевших «множеством изящных изделий из золота и серебра». Историк Полибий (ок. 200 — ок. 120 до н. э.), рассказывая о морском походе на Герру царя государства Селевкидов Антиоха III (205 г. до н. э.), тоже не преминул обмолвиться в нескольких словах о несметных богатствах этого города. Жители Герры, сообщает он, откупились от царя Антиоха «дарами богатыми в виде серебра и драгоценных камней». В III–I вв. до н. э. Герра, говорит Страбон, слыла «одним из самых процветавших городов мира». Жили в нем выходцы из Вавилона; и богатством своим были обязаны «торговле аравийскими и индийскими произведениями».

Центром мира у бахрейнцев, делает интересное замечание С. Цвемер, слыл Бомбей. Бахрейнец, побывавший в Бомбее, воспринимался его соплеменниками как человек, «познавший мир». Мальчишки мечтали попасть в Бомбей на учебу. Тесные связи Бахрейна с Индией вообще и с Бомбеем в частности привнесли, по его наблюдениям, в речь бахрейнцев много индийских слов, также, кстати, как и персидских. Надо сказать, что персидский язык на Бахрейне был тогда в широком употреблении; объяснением тому — проживавшая там крупная и влиятельная колония персов (мигрировали на остров из Линге), их место и роль в торговле Бахрейна (11).

Бахрейн и Россия: времена и люди. Первым русским человеком, ступившим на землю Бахрейна, можно считать известного уже читателю профессора Московского университета Николая Васильевича Богоявленского, члена Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Направленный в Персидский залив (апрель — май 1902 г.) для «зоологических исследований», он оставил о Бахрейне очень интересные заметки. Бахрейн, этот «небольшой островок» у Арабского побережья Персидского залива, играл, как следует из его слов, исключительно важную роль в жизни «всего населения» Прибрежной Аравии. В сезон «жемчужной охоты», с мая по октябрь, «там собирались тысячи парусных лодок».

Прибыл Н. Богоявленский на Бахрейн на английском почтовом судне «Simla». «Без билета, без места в каюте», расположившись, по его выражению, «между палубой и каютами». Но, как водится у англичан, всегда готовых к тому, чтобы поживиться на всех и вся, — «с оплатой по тарифу первого класса».

Княжества Прибрежной Аравии Н. Богоявленский посещал, имея на руках рекомендательные письма российских консулов. Путешествовать без таковых на Востоке, утверждал он, а тем более в Персидском заливе, — «совершенно невозможно», так как рискуешь остаться без крова над головой, а главное — без защиты и протекции. Шейха Мухаммада, одного из крупнейших на Бахрейне торговцев жемчугом, к которому у него имелось рекомендательное письмо, Н. Богоявленский разыскал в центральном караван-сарае Манамы, в здании, окруженном амбарами, у дверей которых, на лавочках, «сидела масса индусов». Войдя в его контору, находившуюся на втором этаже, Н. Богоявленский увидел в правом углу, расположившегося на ковре, пожилого человека в окружении слуг и грудой наваленных перед ним писем. В другом конце комнаты примостились «несколько индусов с сундуками, наполненными рупиями» (индийская серебряная монета, равнявшаяся тогда, в пересчете на русские деньги, 64 коп.). Секретарь торговца, разместившийся рядом со своим господином, писал под его диктовку письма, «тростниковой палочкой». По их прочтении шейх «прикладывал к ним свою печать, вырезанную на камне и вставленную в кольцо», которое носил на пальце.

Принимал гостя-россиянина шейх радушно. Пригласил на обед в свой загородный дом, «верстах в трех от Манамы». Доставили туда Н. Богоявленского на присланной за ним «чудной арабской кобылице», то есть по всем правилам аравийского гостеприимства. Обедали прямо на берегу моря, «на разостланных коврах с мягкими подушками», в компании с приглашенным на встречу «начальником турецкого гарнизона из Катифа» (провинция на Восточном побережье полуострова).

Вскоре подали угощения, притом все сразу, делится своими впечатлениями Н. Богоявленский. И в таком количестве, что ими можно было бы накормить, пожалуй, «целую сотню народа». На громаднейшем блюде принесли «с пуд жареного в бараньем сале риса, целиком запеченного барана, арабскую похлебку из вареных кур и что-то вроде сладкого киселя. Ни вилок, ни ножей не полагалось». Ели руками. «Деятельное участие в истреблении пищи» принимала разместившаяся неподалеку прислуга.

Городок Манама, сообщает Н. Богоявленский, — «довольно невелик», с «узкими и кривыми улочками». Почти половина населения живет в окрестностях, в простых, сплетенных из пальмовых ветвей жилищах. По составу своему оно — чрезвычайно пестрое. «Здесь поселилось много всякого народа: индусов, персов, белуджей и арабов». Объяснением тому, конечно же, — жемчужный промысел. Финиковых рощ и источников воды на острове — масса. Обращают на себя внимание веселые игры детишек, во дворах и на улицах. Уши у девочек «истыканы по краю дырочками, в которые вставлены кольца с бриллиантами (в каждом ухе до восьми колец)». По такой же дырочке имеется и в обеих ноздрях, «с вдетыми в них жемчужинами или бриллиантами» (12).

Во время пребывания на острове русскому ученому, несмотря на все «козни англичан», все же удалось (при содействии его протеже, шейха Мухаммада) повстречаться с местным правителем, и, таким образом, «пробить небольшую брешь в монополии английского влияния на Бахрейне». Встречи и беседы с бахрейнцами и с их шейхом, который, как писал Н. Богоявленский, «сам по себе ничего не имел против русских», показали, что Бахрейн плотно контролировался англичанами. Английский консульский представитель «брал на себя разбор тяжб бахрейнцев»; более того, выдавал им — в случае выезда с острова — специальные, «особого образца разрешения».

Бахрейнцы, отмечал Н. Богоявленский, выражали заинтересованность и готовность к развитию отношений с Россией, высказывали пожелания насчет заходов на Бахрейн русских торговых судов. Интересовались отношениями Санкт-Петербурга с Турцией, а главное — жизнью мусульман в России, в том числе в Москве, наличием там мечетей. И это не случайно. Пытаясь не допустить распространения на Бахрейне влияния России, англичане, как узнал Н. Богоявленский, «пустили слух», что русские, дескать «душат ислам», насильно обращают мусульман в христианство (13).

По донесениям российских дипломатов, население Бахрейна, составлявшее в 1910 г. не более 60 тыс. чел., отличалось «способностями к торговле», а сам Бахрейн «славился своим жемчужным промыслом». Русские коммерсанты, наведывавшиеся по торговым делам на остров, «подмечали такую национальную черту бахрейнцев», как присущее им «обостренное чувство собственного достоинства» (14).

Малоизвестные факты из глубин прошлого. В «Географии» Абу-л-Фида’ (1273–1331), знаменитого арабского ученого, упоминается печально известный среди арабов бахрейнский замок Ал-Мушаккар, где, по преданиям, «закончил свой жизненный путь» Тарафа, величайший поэт Древней Аравии, живший и творивший в VI веке (15).

Согласно сказаниям народов и племен Аравии, Тарафа вместе со своим дядей Муталаммисом, тоже поэтом, гостил как-то при дворе царя Лахмидов. Случилось так, что во время одной из пирушек Тара- фа не сдержался и сочинил едкую эпиграмму на царя. Оскорбленный правитель вида не подал, но задумал отомстить поэту. И месть его была коварной. Он отправил поэтов с посольством на Бахрейн. Проводил с почестями. Каждому из них вручил по письму, адресованному своему наместнику на Бахрейне. И взял с них «слово чести», что послания эти, для него, дескать, чрезвычайно важные, ими будут доставлены адресату непременно, чего бы это посланцам не стоило.

Дядя заподозрил что-то неладное и поделился своими соображениями на этот счет с Тарафой. Письма вскрыли и узнали о подлом замысле царя. В каждом из них содержались всего три слова: «Подателя письма казнить». Муталаммис имевшееся у него письмо уничтожил. Посоветовал сделать то же самое и Тарафе. Однако известный и любимый в племенах Аравии «златоуст», один из немногих, чьи произведения широко цитировались среди народов «Острова арабов», последовать примеру дяди просто не мог. Он неоднократно восхвалял в стихах унаследованный арабами кодекс чести предков, включавший в себя такое понятие, как верность данному слову. Поступи так, поэт покрыл бы себя позором. Поэтому поручение исполнил. И был убит во дворце Ал-Мушаккар. Говорят, что самим наместником царя на Бахрейне, боявшегося «грозного лахмида пуще самума», смертельного урагана пустыни. Глядя в глаза убийце, Тарафа просил лишь об одном: известить царя, что «слово чести», данное ему прилюдно, он, Тарафа, сдержал.

Примечание.