Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре

ЧАСТЬ VIII ОМАН Странички из дневника времен одного древнего султаната Аравии.

Путешествие по лабиринтам времени.

Великие исследователи-портретисты Омана.

Россия и Маскат: устраняем пробелы.

Путешествие по лабиринтам времени. Португальцы, появившиеся в Прибрежной Аравии в 1506 г., удерживали Маскат до 1650 г. Силой уйти из земель Омана заставила их правившая в то время в стране династия Йа’руба. Сплотив и объединив оманские племена, она смогла создать к 1699 г. могучую морскую империю, «раскинувшую власть свою», по словам арабских историков, от Бахрейна до побережья Восточной Африки. Просуществовала династия Йа’руба более 120 лет (1624–1748). На смену ей пришла властвующая в Омане и поныне династия Аль Бу Саид. Заложил ее (1744) Ахмад ибн Саид из рода Аль Бу Саид, человек удивительной судьбы. Будучи простым погонщиком верблюдов, он, благодаря своим врожденным талантам воина и дипломата и присущим ему мужеству и отваге, смог стать (1741) правителем Сухара (Сохара), одного из крупнейших в прошлом торгово-портовых центров Оманского побережья, а потом и Маската. К 1749 г. возглавляемая им коалиция племен нанесла сокрушительное поражение персам, приглашенным в свое время (1737) в земли Омана для содействия имаму в прекращении межплеменных войн. После избрания его главой крупного межплеменного союза хинави, честно служил тогдашнему владыке, принадлежавшему к другому, равному по силе хинави, межплеменному союзу оманцев — гафири. Получив поддержку со стороны местного духовенства, сделался правителем Омана.

Ахмад ибн Саид удерживал бразды правления в Омане в течение 40 лет. После кончины имама (1783) власть в стране перешла к его сыну, Саиду ибн Ахмаду, а от него — к Султану ибн Ахмаду, погибшему в одном из морских сражений с пиратами кавасим (1804). Дело было так. Отправившись в Персию, чтобы проверить работу серных шахт, арендованных его семьей у шаха Персии, и встав на стоянку у острова Томб, он решил идти дальше без военного сопровождения. Пересел на небольшой парусник и проследовал в направлении побережья Персии практически без охраны. В тот же день, ночью, на его парусник напали пираты. Наскочили совершенно случайно: волею судеб, в одно и то же время оказались на одном и том же отрезке морского пути из Рас-эль-Хаймы в Линге, куда направлялись на свадьбу к родственникам. Завязавшаяся схватка, скоротечная и жестокая, закончилась гибелью имама. Некоторое время после смерти Султана ибн Ахмада страной правили (1804–1806) два его сына, Саид и Салим (совместно, но при регентах). В 1806 г. единовластным владыкой земель Омана стал Саид ибн Султан (Сайид Саид), и властвовал в Омане до 1856 г.

Сайид Саид, прозванный в народе Саидом Великим, отличался щедростью и экстравагантностью, любил оказывать разного рода «знаки внимания» главам дружественных государств. В 1833 г. послал в подарок президенту США Эндрю Джексону шахматы — с фигурками, вырезанными из рога носорога, богато инкрустированные драгоценными камнями. В 1842 г. отправил из Маската в Лондон, в подарок королеве Виктории (1819–1901), жеребца чистой арабской породы с приложенной к нему родословной, вышитой на шелке золотыми нитками. В 1844 г. аналогичный подарок сделал и президенту США Джону Тайлеру.

В 1840 г. Сайид Саид построил на принадлежавшем Маскату (до 1890 г.) острове Занзибар резиденцию, а в 1840 г. перенес туда столицу (с 1784 по 1856 гг. Маскат и Занзибар управлялись султаном Маската). В соответствии с распоряжением, сделанным им незадолго до смерти (1856), один сын, Тувайни ибн Саид, получил во владение Оман, а другой, Маджид ибн Саид, — Занзибар. Спор, возникший впоследствии между братьями по данному вопросу, рассматривал вице-король Индии, граф Чарльз Джон Каннинг (1812–1862), в ведении которого находились тогда подпавшие под влияние Англии территории Омана. В 1861 г. он утвердил «раздел», произведенный Сайидом Саидом, и обязал «владетеля Занзибара» выплачивать властелину Маската 7200 рупий в месяц (около 7000 фунтов стерлингов в год) в качестве компенсации за «самостоятельность на Занзибаре».

Печально прославился в истории Омана султан Баргаш ибн Саид. Сделавшись в 1870 г. властителем Занзибара (путем насильственного отстранения от власти брата Маджида), он тут же упек в темницу другого своего брата, Халифу, где тот провел, закованным в цепи, целых три года (1).

Под властью Маската, и довольно долго, находились такие крупные острова в зоне Персидского залива, как Бахрейн, Кишм и Ормуз, а также обширные владения в Бар аз-зиндж (в «землях черных людей», то есть в Африке). На договорной с персами основе султан распоряжался одно время и рядом территорий в Южной Персии (вдоль побережья от Бендер Аббаса до Линге; в 1868 г. шах Ирана аннулировал права султана на аренду этих земель) (2).

Примечание.

Нынешний султан Омана Кабус бен Саид родился 18 ноября 1940 г., в г. Салала (провинция Дофар на юго-западе страны). Начальное образование получил в частной школе в Англии. Там же, в г. Сандхерст, закончил Королевскую военную академию (1964 г.). Полугодовую стажировку проходил в Германии (ФРГ), в составе английского военного контингента. По возвращении домой проживал в г. Салала (отец Кабуса опасался, что образованный и деятельный сын может отстранить его от власти), где и провел около шести лет, находясь, по сути, под домашним арестом.

23 июля 1970 г. в стране произошел организованный англичанами дворцовый переворот. Саид бен Таймур отрекся от престола и покинул родные земли. Правителем Омана стал султан Кабус (26 июля 1970 г.). После прихода к власти приступил к осуществлению широких преобразований. Сразу же отменил все нелепые ограничения, такие, например, как еженощный комендантский час в Маскате, запрет на прослушивание радио и др.

Рассказывают, что в одном из окон дворцовых покоев его отца, Саида бен Таймура, стояла громадная подзорная труба. С ее помощью султан наблюдал за поведением подданных. Заметив курильщика или человека с запрещенным транзисторным приемником, отдавал распоряжение о немедленном задержании и наказании ослушника.

В Салале в годы правления Саида бен Таймура лишь один из жителей города «имел дозволение» передвигаться на мотоцикле — лечащий врач султана, иранец по происхождению. Велосипед и приемник коренной житель мог купить только с личного разрешения правителя.

Когда султан Кабус пришел к власти, в Омане насчитывалось 3 школы, 2 больницы; протяженность шоссейных дорог не превышала 10 км. Сегодня в стране 1000 школ, а медицинские посты — в каждом населенном пункте.

Султан Кабус бен Саид интересуется классической музыкой и военной историей. Увлекается верховой ездой.

У 74-летнего султана нет детей-наследников. Поэтому следующего правителя изберет совет правящего семейства. Если он не сможет прийти к единому мнению (правитель должен быть назван в течение трех дней), тогда решением данного вопроса займется Совет обороны. На специальном заседании председатель Совета в присутствии всех членов этого органа вскроет два оставленных султаном Кабусом (в разных, заметим, местах страны) опечатанных конверта с изъявлением его воли насчет нового владыки, и публично объявит об этом народу Омана (2*).

Самым экстравагантным правителем Омана XIX столетия арабские историки считают султана Фейсала бен Турки (1888–1913). В его старинном замке в Маскате имелась огромная клетка со львом. Туда, как и во времена кровожадного Салманасара, владыки древнего ассирийского царства, о жестокости которого были наслышаны и народы Южной Аравии, бросали провинившихся подданных султана. Так же расправлялись и с пойманными капитанами пиратских судов, грабившими в море торговые караваны оманцев, шедшие из Индии, Восточной Африки и с Занзибара.

Над замком этого правителя каждую пятницу поднимали красный флаг. Он оповещал жителей Маската о наступлении дня уммы (общины), времени отдохновения от трудов и посвящения себя радости совместной пятничной молитвы в соборной мечети.

Фейсал бен Турки первым из владык Маската завел паровой катер. По его распоряжению во дворце установили и первый в Омане электрический движок. Купол дворца, подсвеченный по ночам с помощью движка, служил маяком для входивших в гавань судов. Вскоре, однако, все эти «игрушки» султана, как о них отзывались жители Маската, вышли из строя. Починить их было некому, и от них тут же освободились, как от состарившейся и развалившейся мебели.

Во времена султана Фейсала бен Турки в Омане ходили самые, пожалуй, необычные в Аравии денежные знаки — медные монеты пайс и тавила. Первую из них, пайс, завезли в Маскат из Индии, где ее в свое время запустила в оборот Ост-Индская компания (оттуда же, кстати, попала в Оман и шейхства Эш-Шамал и рупия). Другая монета, тавила, представляла собой согнутую пополам простую медную полоску. Появилась в землях Омана еще во времена воинственных карматов (920), наводивших некогда страх и ужас на всю Аравию.

В 930 г. карматы захватили Высокочтимую Мекку и вывезли оттуда Священный Черный камень Достопочтимой Каабы, который удерживали в «плену», в Эль-Хасе, в течение более 20 лет. Карматы были мужественными, дисциплинированными и хорошо обученными воинами. Царство их с центром в Эль-Хасе и форпостом на Бахрейне многие исследователи Аравии называли «Аравийской Спартой». Когда Абу Тахир, вождь карматов, подошел к Багдаду всего с 500 всадниками и предложил жителям города «сдаться или умереть», то в ответ услышал ядовитые насмешки стражников. Смысл их сводился к тому, что, «наскочив» на крепостные стены Багдада, Кармат (прозвище Абу Тахира) «расшибется о них также, как разбиваются о камень капли дождя, не оставляя на нем ни следа, ни царапины». Переговорщик, выехавший из города на встречу с Абу Тахиром, сообщил ему, что Багдад, окруженный глубокими рвами и высокими стенами, защищают 30 тыс. бойцов, справиться с которыми 500 ратникам, даже таким, как карма- ты, едва ли под силу, ибо это — выше человеческих возможностей. То, что Багдад обороняет сильное войско, — это правда, ответил Абу Тахир. Правда, однако, и то, что среди защитников Багдада нет и трех таких латников-конников, как те трое, что за моей спиной. Сказав это, он повернулся к всадникам и приказал одному из них вонзить себе в грудь кинжал; другому — войти в стремительные воды реки, и добраться вплавь до противоположного берега, усеянного лучниками противника; а третьему — броситься головой вниз с близлежащей скалы на находившуюся под ней сторожевую башню. И все трое, не задумываясь, тотчас выполнили приказ своего военачальника. Поведай горожанам обо всем, что ты видел и слышал, сказал Абу Тахир. И предупреди их, что «если к наступлению ночи город не будет сдан, то поутру он будет взят», а защитники посажены на цепь и уведены в рабство. Багдад, как и говорил Абу Тахир, карматы, действительно, захватили и разграбили, а старшин города собрали на центральной площади и казнили (3).

Великие исследователи-портретисты Омана. Одним из них смело можно назвать лейтенанта Дж. Уэлстеда. Во время службы в Индии его направили на полуостров с заданием тщательно, насколько можно, исследовать южные и юго-восточные земли Аравии. В ноябре 1835 г. он высадился в Маскате, имея в виду пройти оттуда вдоль побережья и добраться до Дарайи, столицы ваххабитов. Султан Маската, Сайид Саид, принял офицера английского флота тепло. На память о встрече подарил ему меч. Посоветовал оптимальный маршрут передвижения. Предоставил лошадь и вручил рекомендательные письма, адресованные шейхам племен, по землям которых пролегал дальнейший путь исследователя, — с обращением об оказании содействия «отважному и любознательному инглизу».

Первым, кто в землях Эш-Шамал приютил у себя лейтенанта во время его путешествия, было племя бану абу амр. Несмотря на то, что оно в свое время пострадало от действий англичан вследствие предпринятой ими карательной экспедиции против племен кавасим, встретили чужеземца в племени приветливо. Надо сказать, что Уэлстед умел находить общий язык с арабами, искренне интересовался их обычаями, что не могло не остаться у них незамеченным. Для гостя разбили шатер, поставили у входа почетный караул, а вечером устроили дийафу, то есть празднество (высший у бедуинов знак внимания к чужеземцу). Неизгладимое, судя по всему, впечатление произвел на лейтенанта мужской военный танец — с «подбрасыванием в воздух обоюдоострых мечей, длиной не менее 3 футов» (около 92 см.).

Сопроводив гостя до границ своих земель, племя бану абу амр передало его под опеку бедуинов из племени бану джанаба. Число воинов в нем составляло, по подсчетам лейтенанта, не менее 3500 человек; состояло оно их двух профессиональных кланов — рыбаков и проводников караванов. Кланы эти, что абсолютно не характерно для плотно спаянных внутри себя аравийских племен, друг с другом практически не общались. «Сыны пустыни», то есть бедуины-кочевники, «людей, живших морем», сторонились. Браков между собой не заключали; совместных маджалисов (встреч) и гуляний не устраивали.

Главным открытием, сделанным лейтенантом Уэлстедом в Южной Аравии, стали обнаруженные им, в Хадрамауте, в 100 милях от Адена, развалины древнего замка (Накаб ал-Хаджр). Камни в окружавшей его мощной защитной стене, высотой 30–40 футов, с двумя сторожевыми башнями, были уложены так плотно, что между ними не проходило даже лезвие ножа. Замок имел два входа: на севере и на юге. Так вот, на его стенах лейтенант увидел и скопировал старинные письмена. Буквы неизвестного ему алфавита (химйаритского, как потом выяснилось), величиной в 8 инчей (20 см), позволили лейтенанту воспроизвести их с абсолютной точностью (4).

Владения Омана, рассказывает лейтенант Уэлстед, простирались тогда вдоль побережья до нынешнего эмирата Абу-Даби. Коренное население представляли два крупных межплеменных союза — хинави и гафири.

Интересные воспоминания о Маскате, Оманском побережье и об Ормузе первой половины XIX столетия оставил Джеймс Фрейзер (1738–1856). В начале 1821 г., находясь в Бомбее, он познакомился с доктором Эндрю Джуксом, назначенным вскоре главой миссии Ост-Индской компании для проведения коммерческих переговоров в Персии. Он-то и предложил Джеймсу присоединиться к его миссии. К тому времени Джеймс Фрейзер уже довольно долго пробыл в Индии, куда приехал из Шотландии (1813 г.). Успел поработать в торговой компании в Каликуте (Калькутте) и поучаствовать в научной экспедиции, организованной его братом, Уильямом Фрейзером, в целях поиска истоков рек Ганга и Джамны. Предложение доктора Э. Джукса принял охотно.

Судно «Френсис Верден», на борту которого находилась миссия Ост-Индской компании, вышло из Бомбея 14 мая 1821 года. По пути в Персию побывало в нескольких портах Омана, в том числе в Маскате, о чем Джеймс Фрейзер и поведал в своем увлекательном «Описании путешествия в Хорасан в 1821 и 1822 гг.». 5 июля 1821 г. достигло побережья Омана, и бросило якорь у мыса Ра’ас ал-Хадд (Мыс оконечности земли), где находился небольшой одноименный городок. Заложили его в целях защиты земель Омана от набегов ваххабитов.

8 июля шхуна вошла в бухту Маската, на берегу которой красовался древний город. Самым большим зданием в нем был стоявший у воды дворец владыки Омана. На северо-западной стороне города, на скале, возвышался форт с несколькими сторожевыми башнями, соединенными между собой высокой оборонительной стеной с 2–3 батареями орудий на ней. Напротив этого форта располагался еще один. Первый назывался Великолепный (Джаллалли), второй — Превосходный (Камалли). Скалы, свисавшие над бухтой, пишет Дж. Фрейзер, венчали небольшие фортификационные сооружения со сторожевыми башнями. Население города насчитывало 10–12 тыс. чел., в том числе около 1 тыс. индусов, выходцев из Синда, Катча и Гуджарата (5). Улочки Маската «кишмя кишели рабами», рослыми, как на подбор, и крепко сложенными.

Упоминая о местных женщинах, Дж. Фрейзер отмечает, что сообщить что-либо конкретно о них, об их внешности, он не может, так как с головы до ног их «укрывали длинные черные покрывала, служившее им и мантией, и паранджой одновременно». Выглядели женщины, по его словам, как «монахини, сбежавшие из своих келий».

Повествуя о проживавшей в Маскате общине индусов, Дж. Фрейзер говорит, что ее роль в торговых делах Маската с Индией являлась для Омана настолько важной и значимой, что имам взял купцов-индусов под личную опеку и защиту. Им разрешалось свободно исполнять свои религиозные обряды и иметь собственные храмы, посвященные в том числе богине Кали Деви, убившей, по легенде, шайтана. Службу, однако, надлежало проводить «без лишнего шума», как подчеркивалось в указе имама. Двумя влиятельными артелями торговой общины индусов в Маскате Дж. Фрейзер называет ювелиров из клана джейнитов и ростовщиков из касты банйанов.

Центром коммерческой деятельности купцов-индусов на Оманском побережье считалась тогда, Матра, небольшой, в описании Дж. Фрейзера, городок в трех милях от Маската, где они держали торговые ряды, меняльные конторы, отделения «денежных домов» и ювелирные мастерские.

Маскат, замечает Дж. Фрейзер, — одно из самых «облюбованных моряками» мест на Аравийском Побережье. Здесь мореходы пополняют запасы воды и продовольствия. В горных районах Омана — множество финиковых рощ, фруктовых садов и виноградников. Оттуда в Маскат регулярно подвозят свежие фрукты: виноград, белый и черный; персики и плоды манго, сладкие и сочные; гранаты и лимоны, и, конечно же, финики. Они в Омане — в изобилии, восклицает путешественник.

Маскат, продолжает Дж. Фрейзер, богат рыбой; сортов ее в прибрежных водах такое количество, что и не счесть. Есть устрицы, мелкие, правда, но вкусные. Рынки отменно снабжаются мясом. Коз в стране — бесчисленное множество, коровы — двугорбые, молока дают много. Масло — в избытке, и разных сортов. Домашний скот в окрестностях ряда городов, где пастбищ недостает, кормят сушеной рыбой, слегка приправленной истолченными в порошок финиковыми косточками. Много домашней птицы. Быстро портящиеся продукты — рыбу, мясо, фрукты и овощи — поставщики, имеющие на то специальные разрешения от городских властей, завозят на рынки Маската ежедневно. Сбывают оптом, владельцам лавок. Что не удается реализовать в течение дня, распродают по вечерам, по минимально низким, символическим, можно сказать, ценам; и только в специально отведенных для этого местах, за городской стеной (6).

Погода летом — несносно жаркая. Состоятельные маскатцы проводят это время года в горной деревушке Сардаб, а правитель Омана — в летней резиденции в местечке Буркха, расположенном в 50–60 милях к востоку от Маската.

Деньги в султанате, вспоминал Дж. Фрейзер, ходили разные. За сто немецких крон, например, в меняльных конторах давали 217 бомбейских рупий. Вместе с тем, цены на товары на местных рынках торговцы устанавливали только в местных мухамиди; 20 медных монет мухамиди равнялись одному испанскому доллару. Мелкие местные медные монеты назывались гузами; 20 гуз, составляли один мухамиди, а полтора мухамиди приравнивались к 1 франку (7).

Важной статьей собственного вывоза Омана были финики. В Маскате их ежегодно продавали на сумму 90-120 тыс. долл. США, а в других портах Омана — еще на 40 тыс. долл. Неплохой доход в казну давала торговля солью, поступавшая в Оман с принадлежавших тогда Маскату «соляных полей» Ормуза. Хороший спрос имела сера. Ее добывали в шахтах Хумира, что в Южной Персии, находившихся в то время в управлении Маската (8).

Основу жизнедеятельности составляла торговля. Маскат традиционно являлся важным местом складирования товаров и обмена ими. В 1821 г. в личном распоряжении правителя Омана насчитывалось пять военных судов, в том числе два фрегата: «Шах Аллум» с 50 орудиями на борту, и «Керолайн», оснащенный 40 пушками. Личный транспортный флот имама состоял из 6 большегрузных судов (2 буггало и 4 баттила), совершавших в сопровождении боевых кораблей торговые экспедиции в Индию и на Цейлон, на Мадагаскар и в земли Юго-Восточной Африки.

Полицейские функции в городах выполняли группы бедуинов- наемников из приграничных районов страны. Основные средства из казны расходовались на содержание правящего семейства и королевских конюшен, а также на проведение карательных акций против бунтующих племен на суше и пиратов на море. Ежегодные доходы имама превышали его расходы примерно на сто тысяч долларов.

В собственности у имама имелись обширные земельные угодья, пригодные для ведения сельского хозяйства, а также крупные стада верблюдов и другого домашнего скота. За сдачу земли в аренду имам брал 1/10 с собранного на ней урожая; в дела арендаторов не вмешивался. Немалый доход приносила торговля верблюдами. Процветала работорговля. Невольников доставляли из Занзибара («охотники на рабов» свозили их туда со всей Африки).

Славился Маскат своими ткачами, оружейниками и кондитерами. Знаменитые оманские шерстяные плащи аббас пользовались повышенным спросом у племен Прибрежной Аравии. Также, к слову, как холодное оружие, порох и халва (в переводе с арабского слово «халва» значит «сладость»), а у заезжих купцов — сушеная рыба и акульи плавники.

За время нахождения миссии Ост-Индской компании в Маскате стороны обменялись протокольными визитами. Аудиенция англичан у имама проходила на открытой веранде дворца, обращенной на бухту. Угощали гостей фруктами, сладостями и кофе. В качестве памятного подарка британцы поднесли владыке Омана меч в дорогих ножнах.

Спустя несколько дней с ответным визитом на английский корабль пожаловал и сам правитель — на 10-ти весельной самбуке, в сопровождении министра своего двора и племянника. Пробыл на судне около часа. В Омане тогда свирепствовала холера, жертвами которой, как следует из путевых заметок Дж. Фрейзера, стало более 10 тыс. чел.

Увлекательные очерки о Маскате первой половины XIX столетия и подвластных султанату землях в Африке принадлежат перу М. Расченбергера, хирурга американской дипломатической миссии, направленной в 1832 г. в страны Азии президентом США Эндрю Джексоном. Миссию возглавил особый правительственный агент Эдмунд Робертс. С султаном Маската ему удалось заключить договор о торговле, с зафиксированным в нем размером таможенной пошлины на товары, завозимые американскими торговыми судами в порты Омана и его доминионов (договор вступил в силу 30.06.1834).

Описывая Занзибар, куда миссия прибыла в сентябре 1835 г. на шхуне «Enterprise» по пути в Оман, М. Расченбергер сообщает, что поскольку султан находился в Маскате, то принимал миссию его 16-летний сын, в сопровождении Хасана ибн Ибрахима, начальника военного флота султана. Он лично посетил судно главы американской миссии, а затем прислал в подарок парусник, «доверху груженный финиками, с тремя откормленными овцами в придачу».

Первое, что бросилось в глаза, говорит М. Расченбергер, когда мы сошли на берег, так это огромная деревянная клетка у таможни со 150 рабами. Торги невольниками проводились там, пишет он, ежедневно. Как правило, по вечерам, после захода солнца. Ежегодно на Занзибар доставляли из Африки не менее 7 тысяч рабов. За ввоз их на остров для последующей продажи взималась пошлина: от полдоллара до 4 долларов «за голову», в зависимости от «порта отгрузки раба». Некоторые жители Занзибара владели тогда, по словам М. Расченбергера, двумя тысячами невольников и более, по цене от 3 до 10 долларов «за голову» (9). Пять дней в неделю рабы трудились на хозяев, и два — на себя, возделывая выделенные им участки земли.

Весомое место в торговле на Занзибаре, также как и в Маскате, принадлежало общине индусов-вегетарианцев из клана банйан. Занимались они тем же, что и евреи в Сане и в портах Южной Аравии, а именно: ростовщичеством и коммерцией. Давали под процент деньги в ссуду, владели торговыми лавками и меняльными конторами на рынке и складскими помещениями в порту. Насчитывалось их в ту пору на Занзибаре человек 350. Проживали на острове посменно, в течение 4–5 лет; на место отъезжавших сразу же прибывали новые представители этого клана. Кстати, когда Васко да Гама оказался в Индии, то вся торговля там, как он вспоминал, находилась в руках ба- нйанов; конкуренцию им составляли только купцы-южноаравийцы.

Делясь впечатлениями о Занзибаре, М. Расченбергер рассказывает, что дворец султана, сооруженный из коралловых блоков, располагался вблизи небольшого форта, возведенного еще португальцами и оснащенного пушками тех лет. Стражники-африканцы, дежурившие при входе, были вооружены копьями, а гвардейцы-арабы, которые несли службу внутри дворца, — мечами, щитами и «кинжалами искусной работы». Рукоятки их холодного оружия, сделанные из рогов диких животных, «украшали драгоценные камни».

Обратил внимание М. Расченбергер и на «подчеркнуто уважительное» отношение арабов к Корану. Брали они Священную книгу только «чисто вымытыми и надушенными руками». «Прибегали к Корану за советом», когда нужно было принять решение по тому или иному, важному для них вопросу. Писали изречения из Корана на бумаге и, вложив записки со священным текстом в кожаные мешочки, вешали на двери своих жилищ в качестве амулетов-оберегов. В тех же целях надевали их на шеи, отправляясь на войну. Изречения из Корана вышивали на боевых знаменах (10).

Неизгладимое впечатление, судя по всему, произвел на М. Расченбергера обычай арабов снимать при входе в жилище не головной убор, как это принято в Америке или в Европе, а обувь. Необычной ему показалась и «система судопроизводства» на Занзибаре. Состояла она в том, что каждый вечер, перед заходом солнца, жители острова собирались у ворот форта, где в присутствии трех судей султан разбирал жалобы своих подданных и выносил по ним решения.

Остров, отмечает М. Расченбергер, богат источниками пресной воды. Повсюду — продавцы бананов и кокосов. По традиции, сложившейся на Занзибаре, приглашенного в жилище островитянина, встречают у порога, с кокосовым орехом в руках. Испив сок кокоса, гость входит в дом (11).

Очень понравилось М. Расченбергеру и другим членам миссии поданное им во время обеда блюдо из крабов. Местные жители, замечает он, обзывали крабов «пиратами», так как те «изгоняли рыб из щелей в подводных скалах и селились там сами».

Когда в 1449 г. Васко да Гама останавливался на Занзибаре, то, по свидетельствам португальских хронистов, «взял на заметку» бойкую торговлю золотом, которое завозили на остров из Момбасы и Софалы. По этой причине Занзибар часто навещали иностранные негоцианты. В период с сентября 1832 г. по май 1834 г., согласно отчету американской миссии, остров посетило 40 торговых судов, в том числе 32 американских, 7 английских, одно французское и одно испанское (12).

Неизменными «постояльцами» удобных бухт острова М. Расченбергер называет крупнотоннажные арабские парусники доу, водоизмещением до 400 тонн. Эти суда, говорит он, не изменившиеся, похоже, со времен Римской империи, встречались в Индийском океане повсюду.

Россия и Маскат: устраняем пробелы. Первые официальные контакты России с Маскатом можно датировать 90-ми годами XIX столетия. Отчеты об этом уголке Аравии, подготовленные консулами Российской империи в Бендер-Бушире, Багдаде и Басре, помогают проследить хронологию разворачивавшихся там политических событий, связанных с действиями Англии по подчинению Маската британской короне (13).

Изучение первого российского дипломатического отчета о Маскате, составленного консулом в Багдаде А. Ф. Кругловым, показывает, что интерес англо-индийских властей к Маскату определялся не столько их заинтересованностью в прекращении пиратства и ликвидации рабства в зоне Персидского залива, как они заявляли, сколько долгосрочными интересами Британии в данном районе мира (14). Англия стремилась к тому, чтобы, подчинив себе Маскат, использовать его обширные владения на Аравийском побережье для установления полного контроля Британской империи над морскими коммуникациями на подступах к Персидскому заливу, а также для проникновения в земли Прибрежной Аравии, а оттуда — в Центральную Аравию (15). Англичане, докдадывал А.Ф. Круглов, «не упускали ни одного случая, который можно было бы использовать для того, чтобы подчинить султана Маската своей власти окончательно» (16).

Реализуя цели и задачи британской политики на Оманском побережье, англичане вначале (до 1894–1895 гг.) чаще использовали в отношениях с Оманом политико-дипломатические средства. Задаривая султана ценными подарками, выделяя ему крупные финансовые субсидии, присваивая всевозможные титулы и осыпая орденами, они целенаправленно, но без применения военной силы, подводили Маскат под опеку Британской империи, превращая султана в послушное орудие своей политики в Аравии. После широких антианглийских выступлений населения Оманского побережья, имевших место в 1895 г., в аравийской политике Британской империи произошли кардинальные изменения (17). Этап «мирного наступления» Англии на Прибрежную Аравию через Маскат закончился. Началась фаза ярко выраженной силовой политики, сориентированной на подчинение турецких владений на полуострове британской короне (18).

Для Российской империи такое развитие событий не явилось неожиданностью. Симптомы того, что Англия «может встать в стойку кулачного бойца», отмечались российскими дипломатами еще в 1894 г., когда с назначением в Маскат французского консула «англичане будто бы сразу открыли глаза и двинулись вперед», демонстрируя «суровую, озлобленную жестокость».

«Англичане смотрят на этот край, — сообщал А. Ф. Круглов послу в Константинополе И. А. Зиновьеву, — как на свою собственность, подготавливаясь к его занятию, когда наступит благоприятный момент раздела, считая подобный раздел как бы решенным для них вопросом; и надо удивляться лишь тому, каким образом все эти ветхие, оставленные на защиту провидения кусочки арабо-персидского побережья Залива до сих пор не захвачены англичанами окончательно» (19).

Для реализации своих планов, доносили российские дипломаты, английскими агентами «умело подогревалась» ненависть арабов Аравии к туркам. В этих целях они широко использовали такие средства, как распространение среди аравийских племен красочных пропагандистских брошюр едкого антитурецкого содержания, а также снабжение бедуинов оружием.

Брошюры, которые издавали на арабском языке в Индии, ввозили в Аравию, в частности в Неджд и Хиджаз, большей частью через Маскат, торговцы-мусульмане из числа влиятельной мекканской общины купцов, сторонников Великобритании, имевших, ко всему прочему, английское подданство (20).

Что касается поставок оружия в Аравию, то центром торговли им в зоне Персидского залива, писал в 1910 г. российский консул в Басре С. Тухолка, выступал Маскат. Покровительствовал «оружейной коммерции» сам султан. С каждого ружья, ввозимого в Маскат, он «взимал в свою пользу известную пошлину» (21).

Оружие, по сведениям российских дипломатов, поступало в Маскат на британских судах, шедших из Англии и из Индии (22). Затем с торговыми караванами его доставляли в земли Арабского побережья Персидского залива. Часть оружия складировали на Бахрейне и в Кувейте. И уже оттуда на парусных лодках бутрах перебрасывали в Месопотамию. Через Маскат, Кувейт и Бахрейн оружие сбывали в Неджд и Хиджаз. Одними из крупнейших посредников-оптовиков в торговле оружием в Аравии русские дипломаты считали агентов английского торгового дома «Дерби и Эндрюс». Ввоз оружия и амуниции в Маскат в 1902 г., например, составил, по оценке генерального консула Российской империи в Бендер-Бушире Н. Пасека, 471 104 руб., в том числе Англией — 380 078 руб. (23).

Вооружая племена во владениях Порты на полуострове, Англия имела целью «подготовку бедуинов к восстанию против турецкой власти» (24). «Если и при настоящем вооружении аравийских племен, находящихся в постоянном брожении, — отмечается в документах МИД России за 1896 г., — авторитет турецкого и персидского правительств нельзя признать удовлетворительным, то с улучшением вооружения кочевников положение названных правительств в этих краях станет еще более затруднительным, что, несомненно, вполне согласуется с видами англичан» (25).

«Дальнейшее бесконтрольное утверждение англичан в Маскате, — говорится в документах Архива внешней политики Российской империи, — а через него, следовательно, и на всем Аравийском побережье Персидского залива должно быть нами, и теперь же, мирными способами задержано».

Русская дипломатия, как видим, внимательно следила за действиями Британской империи в Южной Аравии. Осуждая силовую политику Англии в Маскате, Россия в то же время дистанцировалась от открытого выступления в англо-французском споре за Маскат на стороне Парижа, умело обходила дипломатические ловушки Германии, вовремя разгадывая хитроумные комбинации Берлина, нацеленные на то, чтобы поссорить ее с Францией и столкнуть с Англией.

Рассказывая в своей «Географии» о Маскате и землях Омана в целом, Абу-л-Фида’ (1273–1331), знаменитый арабский географ, повествует следующее. Страна Оман «занятая коленом ’азд», богата животными, рыбой и деревьями. Недаром бытует в Аравии поговорка насчет того, что если «кто не может добыть пропитание, тот пусть идет в Оман». Маскат — «красивый город с гаванью, в которой кишмя кишат суда из Синда, Индии, Китая и страны Занджав (Африки)».

Много лавок торговых; есть и такие, полы которых устланы листами из бронзы (26).

Маскат, докладывал в своем выступлении «Мировое значение Персидского залива и Кувейта» на заседании Общества ревнителей военных знаний (ноябрь 1901 г.) действительный статский советник, чиновник по особым поручениям и один из первых русских открывателей-исследователей Аравии Сергей Николаевич Сыромятников (1864–1933), живет торговлей. Доходы от таможни в 1900 г. составили около 200 тыс. руб.; ввоз — 3 360 000 руб., вывоз — 1 340 000 рублей. Население города — 30 тыс. чел. (Омана в целом — 1,6 млн. чел.); есть английский и американский консулы (27).

В Персидском заливе, делится своими наблюдениями профессор Московского университета Н. В. Богоявленский, посещавший Маскат в 1902 г., доминировали в политическом отношении три государства: Персия, Турция и Англия. «Последняя, ничем не владея de jure, de facto взяла под свое покровительство ту часть береговой Аравии, которая считает себя независимой, т. е. начиная от Маската и до Эль-Катара. Многим местным правителям, арабским шейхам, Англия платит субсидии, и с одним только условием — не сообщаться с другими государствами Европы без ее ведома… Для большего престижа… англичане имеют здесь несколько военных судов, которые постоянно стоят в Маскате, Бушире и Кувейте, и в случае надобности являются всюду, где нужно поддержать интересы британского правительства» (28).

Негласными английскими агентами, информировал МИД Российской империи титулярный советник, управляющий российским генеральным консульством в Бендер-Бушире Гавриил Владимирович Овсеенко (1870–1916), «буквально усеяны» оба побережья Персидского залива. Исключительно одни только английские корабли беспрепятственно крейсируют в местных прибрежных водах. Английские коммерсанты владеют почти всей торговлей края. С помощью подкупов, задабриваний и запугиваний «держат в своих руках буквально всех правителей» (29).

Используя широкую сеть соглядатаев, писал в «Рассказах о земле Аравийской» (1898) П. Деполович, Англия, утвердившись в Маскате и в Адене (1839), «зорко» следила за всем, что делалось на полуострове, чтобы «захватить, а где и удержать уже захваченную торговлю» (30). В делах Омана «путалась давно»; и страстно желала подмять под себя весь Аравийский полуостров.

Интересные заметки о Маскате содержатся в отчетах российских дипломатов, посвященных заходу в Маскат легендарного крейсера «Варяг» (1901) во главе с его не менее прославленным командиром, капитаном 1-го ранга Владимиром Осиповичем Бэром, геройски погибшим 14 мая 1905 г. в морском сражении в Цусимском проливе. Ночью 27 ноября «Варяг» при включенных прожекторах вошел в живописную бухту Маската. Военно-дипломатическая миссия крейсера началась на рассвете следующего дня — салютом в 21 выстрел. Первый министр правительства, прибывший на корабль, пригласил В.О. Бэра с офицерами на прием к правителю, во дворец. На другой день, утром, султан со свитой посетил «Варяг», и внимательно осмотрел «Крейсер». Русский гимн, исполненный военным оркестром, выслушал, приложив руку к сердцу, стоя напротив выстроившегося на палубе экипажа корабля. Неизгладимое впечатление на правителя Маската и его жителей, отмечал в донесении в Париж французский консул, произвели мощные прожекторы крейсера, его 42 орудия на борту и оркестр духовой музыки. Незадолго до того, как «Варяг» снялся с якоря, подвезли подарки от султана: 4 коровы и 20 пудов овощей. Коров доставили на крейсер живыми, — дабы гости из России, как, улыбаясь, сказал командиру «Варяга» посланник султана, «не сомневались в свежести подарка-угощения» (31).

Бывали в Маскате и другие корабли славного Военно-морского флота Российской империи. По словам русских послов в Персии, посещавших Маскат во время их морских путешествий-командировок в Бомбей, на скальных отвесах в бухте Маската они видели начертанные краской названия заходивших туда русских военных кораблей. Особенно отчетливо выделялась надпись с датами пребывания в Маскате крейсера 1-й категории «Аскольд» (ноябрь 1902 г., командир — капитан I ранга Николай Карлович Рейценштейн).

Упоминает о таких надписях и известный уже читателю профессор Московского университета Н. В. Богоявленский (в заметках «По берегам Персидского залива»). На скале, у моря, пишет он, «резали глаза» названия судов, когда-либо посещавших Маскат. Оставили их и русские моряки. Следуя традиции, они тоже начертали на этой «мемориальной скале», белой краской, названия заходивших в Маскат кораблей Военно-морского флота России (32).

Маскат, являясь крупным торговым портом Южной Аравии, представлял собой «лакомый кусочек» и для «хищных людей моря», как арабы Аравии называли пиратов, и для шаек «хищников пустыни», как они отзывались о разбойниках-кочевниках. В 1897 г., рассказывает Н. В. Богоявленский, бедуины подвергли Маскат тотальному, можно сказать, грабежу. Небольшими группами, человек по 5-10, под видом мирных жителей, явившихся, дескать, в Маскат, чтобы поторговать, они открыто прошли через въездные ворота вовнутрь города. Укрылись в нем, и, собрав мощный кулак, человек в триста, в «условленную ночь перебили весь гарнизон». После чего отворили ворота, впустили в город около полутора тысяч бедуинов, и учинили разбой. Продолжался он неделю. Султан все это время укрывался в крепости.

О «шалостях пиратов» у берегов Аравии и Персии говорили, кстати, и тверской купец Афанасий Никитин, отпраздновавший в Мошкате (Маскате, весной 1468 г.), «шестую за время своего хождения за три моря Пасху», и купчина «гостиной сотни» Семен Мартынов Маленький. Возвращаясь в 1695 г. «со товарищи» из Индии, с грузом имбиря, орехов и чая на двух судах, Семен лично «узрел», как следует из отчета по результатам этой экспедиции, что представляют собой на деле «пираты мошкатские», лихо захватившие «одно из их судов в Белом море» (Аравийском море) (33).

Примечание: