Глава 12

И да — ничего и вправду ещё не кончилось.

— Конокрад! — хрипло крикнул Червень. — Ворота!

Выбравшийся из конюшни пластун едва держался на ногах, но помирать покуда не собирался. Равно как намеревался ещё покоптить небо и духолов — он обезглавил-таки вражеского тайнознатца и отполз к мешкам с фуражом, навалился на них спиной, зажал ладонью обугленную дыру в боку. А вот тело бритого колдуна валялось в грязи и дымилось.

Этот — всё, отбегался.

— Живо! — гаркнул Червень и закашлялся, но хватило и его короткого резкого окрика.

Опомнившийся фургонщик оставил пленного и метнулся к воротам. Выглянул меж не до конца притворённых створок, ругнулся и со всех ног припустил к повозке с картечницей.

— Помогайте! — завопил он нам. — Быстрее!

Лошадь поймала в скоротечной перестрелке шальную пулю и сдохла, Огнич взялся пережигать постромки, а когда Дарьян присоединился к нему, крикнул мне:

— Давай за картечницу!

Какого чёрта⁈

Но прозвучавший в голосе фургонщика страх подстегнул почище хлыста, я подпрыгнул и неуклюже перевалился через борт, а только подобрался к уже расчехлённой картечнице, и меня нагнал новый крик:

— Просто крути ручку и целься!

Я в сердцах чертыхнулся и уселся на низенькую скамейку перед многоствольным агрегатом, миг спустя повозка дрогнула и начала сдавать назад. Бывшие соученики задействовали свои магические способности и разогнались даже слишком сильно — при столкновении заднего борта со створкой ворот меня явственно качнуло.

Впрочем, плевать!

Конюшня была выстроена чуть в стороне от палаток и бараков пехотного полка, поэтому верховые, с гиканьем и присвистами нёсшиеся к нам по дороге, оказались у меня как на ладони. Нашивки с такого расстояния разглядеть не получилось, да в этом и не было нужды, поскольку всадники стаптывали и рубили саблями всех попадавшихся им на пути пехотинцев без разбору, а ещё почём зря палили по разбегавшимся стрельцам из револьверов.

Я крутанул ручку, и та неожиданно легко подалась, стволы начали вращаться, загрохотали выстрелы, засверкали дульные вспышки, дрожью отдалась в руки отдача. Пули стеганули по дороге, я приметил фонтанчики грязи и поднял прицел. Свинцовая плеть ударила по кавалеристам и ушла выше, пришлось вновь наваливаться на картечницу, попутно приводя в действие её механизм, что с непривычки было чертовски неудобно.

Выстрелы смолкли, но Огнич уже присоединился ко мне и воткнул взамен опустевшего короба с патронами новый.

— Давай! — завопил он, и я дал!

Совместными усилиями мы взяли точный прицел, и лошади с всадниками закувыркались по земле. В ответ тоже стреляли, но нас прикрыл магическим барьером залёгший на дне повозки Дарьян.

Кавалеристы рассеялись, со стороны бараков по ним ударили винтовки, и уцелевшие наездники погнали скакунов прочь. Мы выпустили вдогонку остаток патронов и замерли ошеломлённые случившимся.

— Берегись!

Через звон в ушах пробился хриплый крик, я обернулся и увидел, как поднимается с земли страшно разбухший стрелец из числа тех, кто умер, так и не дождавшись избавления от порчи.

— Ложись!

Я завалился со скамейки на дощатое днище и дёрнул к себе начавшего было вставать Дарьяна, а Огнича и ронять не пришлось — фургонщик растянулся рядом сам. Миг спустя влажно чавкнуло, и по бортам шибанули осколки костей, нас забрызгало вскипевшей кровью, но не ошпарило и не поразило порчей.

Легко отделались!

Осторожно приподнявшись, я обнаружил, что куча сложенных вповалку тел шевелится, но мертвецы не выползают из неё, наоборот — их словно бы притягивало друг к другу всё сильнее и сильнее. Отравившая тела порча собиралась воедино, изменялась и становилась чем-то несравненно более опасным.

Я знал это наверняка. Не предполагал и не чувствовал, просто знал.

Червень окатил тела струёй белого пламени и конечности мертвецов судорожно задёргались, но особого эффекта чары тайнознатца не произвели.

— В сторону! — крикнул я и потянул в себя энергию, начал формировать огненный шар, напитывая его не воспламенением, но порченым пламенем своего атрибута. То было несравненно плотнее и куда хуже обычного поддавалось приказу сжатия, больше казалось схожим с водой.

Только бы не рвануло! Только бы не рвануло! Только бы не рвануло прямо в руках!

Страх и усталость подтачивали решимость, так что я не стал проверять границы своих способностей и метнул аркан в кучу тел сразу, как только возник риск упустить контроль над взрывными чарами.

Ахнуло! Во все стороны разлетелись ошмётки опалённой плоти, а оставшаяся на их месте лужа порченой крови занялась неровным чёрным огнём.

— Пойдёт! — махнул рукой Червень и вновь закашлялся.

— Наши возвращаются! — крикнул вдруг Огнич.

И точно: чуть погодя в зазор между повозкой и створкой начали протискиваться пластуны. Стоило только появиться Хомуту, и Червень зло оскалился:

— Ты куда запропал, дурень? К стенке надо за такое головотяпство поставить! — Оправданий он слушать не пожелал и скомандовал: — Тащите сюда всех с порчей! Боярин, не спи!

Возвращаться к исцелению стрельцов мне нисколько не хотелось, и без того еле жив был, но взял себя в руки и поплёлся обратно в конюшню.

Поймавший молнию духолов так и валялся на мешках с фуражом. В бледное лицо мало-помалу начали возвращаться краски, но подняться на ноги он даже не попытался и просипел:

— Дарьян, ты за хирурга!

Плётшийся за мной книжник лишь тяжко вздохнул. Я хотел было приободрить его, но замер как вкопанный при виде второго мастера мёртвых дел. Тот встал на четвереньки и закашлялся, выплюнул на залитую кровью землю две пули, а третью извлёк из себя, запустив в рану пальцы.

— Дальше без меня! — хрипло выдал он и вновь зашёлся в приступе надсадного кашля.

— Чего встали, олухи? — вновь поторопил нас Червень. — Займитесь теми, кто ещё не подох! Хомут со своими покойников вынесет…

Тот факт, что мёртвых дел мастер выжил, словив в грудь сразу три пули, его нисколько не удивил, и я оставил все вопросы на будущее, отыскал свой ампутационный нож и опустился рядом с топчаном, на который Дарьян и Огнич уже уложили одного из дождавшихся лечения бедолаг.

Ну-с, черти драные, поехали!


Освободился я уже только ближе к полуночи. К этому времени прибывшее в расположение туземного полка командование худо-бедно навело порядок, вот и получилось урвать несколько часов отдыха. Может, и не дали бы вздремнуть, но от перенапряжения у меня безостановочно шла носом кровь, ещё немного и самого бы откачивать пришлось.

Увы, толком выспаться не получилось. Только-только забывался и тут же распахивал глаза. И всякий раз кошмары, в которых я брёл по болоту, проваливался в кровавую топь и тонул утягиваемый на глубину руками мертвецов, меркли перед ожиданием того, что вот-вот меня растолкают и вновь погонят избавлять от порчи стрельцов туземного полка.

Не растолкали и не погнали. За ночь легкораненых перевезли к железной дороге и отправили в Тегос, а собранные отовсюду специалисты по порче успели исцелить тех, кто дожил и кому ещё можно было помочь. Меня вернули в лагерь Мёртвой пехоты.

Там я сразу ушёл в барак и завалился на тюфяк, но сна не осталось ни в одном глазу, поэтому просто уставился в потолок и прислушался к собственным ощущениям. Поначалу ничего особо не беспокоило, ну а как потянул в себя небесную силу, так сразу и проявились все заработанные вчера болячки.

Левый глаз наполнился слезами, разнылись скула и зубы, огнём загорелась щека. И ниже — рука, кисть, пальцы. Абрис тоже припекало — преимущественно беспокоил его фрагмент, прожжённый с помощью порчи, но не только. Враз ощутил себя собранной из нескольких кусков марионеткой и всё же медитировать не бросил. Мало-помалу ломота и дурнота отпустили, я вновь обрёл внутреннюю целостность. Тогда сходил облегчиться и умыться, надел форму, выданную взамен сожжённой от греха подальше старой, и устроился у разведённого с утра пораньше костерка. Каша ещё только доходила, пластуны пили кто травяной отвар, а кто кофе. Лица у всех были хмурые, настроение подавленное.

Нет, терять сослуживцев всем было не впервой, только слишком уж нам вчера досталось, а самое главное — было совершенно непонятно, чего ждать дальше. Не унывал лишь Хомут. Пусть ротный сгоряча и пригрозил повесить его без суда и следствия, но в итоге вник в детали случившегося и сменил гнев на милость, просто лишил боевых выплат.

Командир нашего десятка тогда лишь плечами пожал.

— Лучше в кошельке дыра, чем в затылке, — резонно заметил он.

Седмень постучал его пальцем по груди.

— Смотри, дошутишься!

Прозвучало это угрожающе, отбрехиваться Хомут не стал.

Из всех тайнознатцев погиб только бритый наголо аколит, имени которого я даже и не знал. Сквозняк отделался простреленной рукой, Кабану пропороло ногу чугунным осколком рванувшей поблизости бомбы, а Кочан и вовсе не заработал ни царапины. Были раненые и среди колдунов из числа старослужащих, но обошлось без серьёзных увечий. Тому же Червеню уже залечили сломанные рёбра, отлёживался он исключительно в силу общей слабости и выпитой натощак бутылки рома.

Начали раздавать кашу, но после вчерашнего кусок в горло не лез, и даже Огнич, который ни разу на моей памяти не отказывался от еды, поначалу ограничился лишь кружкой крепчайшего кофе. Впрочем, натура оказалась сильнее, и уже очень скоро фургонщик вовсю орудовал ложкой. Ну да и неудивительно — это ж я с порчей работал, не он.

Я хлебнул травяного отвара и ощупал шею, но никакого намёка на рубец не отыскал, а вот дух былую стабильность так и не обрёл — такое впечатление, хорошенько у источника прожарило. Пусть вчера перед сном и попытался вычистить из себя ошмётки порчи, но проблемы это не решило.

— Пованивает, а? — усмехнулся Огнич. — Вам теперь это круглые сутки напролёт нюхать, а я фьюить! — И он сделал ручкой.

— Чего это? — не понял я.

— Седмицу отпуска выбил, — пояснил фургонщик. — Поеду в Тегос оправу формировать, а если денег хватит, то вдобавок исходящий меридиан прожгу.

Завтракавший с нами Кочан округлил глаза.

— И как тебя отпустили только? Нас обещают без продыху гонять!

— Говорю же: оправу формировать, исходящий меридиан прожигать! — рассмеялся Огнич. — С ними от меня куда больше толку будет, вот и отпустили.

Я вздохнул и поморщился. Что смердит гнилью — это полбеды, но ещё же и порчей несёт так, что дух от работы с небесной силой припекать начинает. Впитавшаяся в землю пакость понемногу испарялась, над землёй едва уловимым маревом курилась красноватая дымка. Переносить лагерь на новое место никто не собирался — как пить дать вскорости начнётся очистка территории, к которой припашут и меня.

Я допил отвар и спросил:

— Дарьяна не видел?

Огнич усмехнулся.

— Его с утра пораньше труполюбы забрали. Представляешь, сколько им тел обработать нужно?

— Они же порченые! — удивился я. — Такие самое позднее через пару месяцев сгниют!

— И что с того? — пожал плечами фургонщик. — На пушечное мясо и такие сгодятся! До первого штурма же!

Я задумался было, не наведаться ли в сарай мастеров мёртвых дел, но тут вестовой крикнул:

— Хомут! Боярин! К поручику!

Кто-то пошутил о пеньковой вдове, но командир нашего десятка лишь рассмеялся.

— Вздор! Боярин-то у нас герой! — указал он на меня. — Его награждать впору!

— Вот тебя повесят, а его наградят! — заявил пластун уже без малейшего намёка на веселье. — И поставят десятком командовать.

— Тьфу на тебя, дурак! — ругнулся младший урядник.

Мы двинулись прочь от бараков, тогда в спину крикнули:

— А чего нет? Мозгов-то у него всяко больше!

Хомут лишь раздражённо заворчал, но ввязываться в перепалку не стал.

— Ну вот что изменилось бы, останься я сам ту драную конюшню караулить? Скажи, а?

Я криво усмехнулся.

— Многое. Самое меньшее у десятка новый командир появился бы.

— Поддержал, так поддержал! — зло скривился Хомут и замолчал.

У поручика оставили только его, а меня похвалили, вручили нагрудный знак пластунов Мёртвой пехоты и отправили в основной лагерь.

— Надо табель по исцелённым закрыть, дуй к заместителю командира! — объявил ротный, но это оказалось проще сказать, нежели сделать.

Если до лагеря преспокойно докатил на попутной телеге, то миновать караульных с ходу не вышло. Дежурившим на воротах тайнознатцам не глянулся мой пурпурный глаз и красное пятно на щеке, начальник караула прислушался к их мнению и приказал стрельцам сопроводить для проверки на предмет порчи в госпиталь.

Грядущая встреча с магистром Гудимиром нисколько не порадовала, но без сопровождающих я бы до штаба в любом случае не добрался, поскольку в лагере лютовали патрули. Останавливали для проверок всех без разбора, то ли и вправду рассчитывая выявить вражеских соглядатаев, то ли просто выказывая рвение в надежде не оказаться в числе козлов отпущения. Уверен — после вчерашнего прокола много кого вышибут с насиженных местечек, а то и отдадут под трибунал.

Магистр Гудимир, левая рука которого покоилась на перевязи, моему появлению откровенно обрадовался.

— Что, недоучка, припекло? — злорадно осклабился он, оставив разбираться с пациентом ассистентов. — За помощью прибежал?

— Да вот ещё! — фыркнул я. — Просто караульные пропускать в лагерь без проверки на порчу отказались.

— И правильно! Нечего тебе здесь делать!

— Раз в штаб вызвали, значит — есть что!

Магистр недоверчиво прищурился.

— Вызвали? Это зачем ещё?

Стоило бы посоветовать ему не совать нос в чужие дела, но не удержался и сказал:

— Табель по исцелённым закрыть.

На скулах Гудимира разом заиграли желваки, от лица отхлынула кровь, а глаза будто выцвели.

— Что⁈ — прошипел он и порывисто зашагал на выход.

От него буквально разошлась волна бешенства, и препроводивший меня сюда младший урядник даже голову в плечи втянул, но всё же неуверенно промямлил:

— Магистр, а как же…

— За мной! — резко бросил тот и выскочил на улицу.

И мы поспешили в штаб. Там Гудимир буквально ворвался в комнату капитана и с порога выдал:

— Это что ещё за новости⁈ Исцелением от порчи занимаюсь я, мне и табели подписывать!

Сегодня капитан выглядел утомлённым службой ещё даже больше обычного, он тяжко вздохнул и покачал указательным пальцем в понятном всем и каждому жесте отрицания.

— Вовсе нет, магистр. Боюсь, уже нет! Отказавшись принять в госпиталь этого молодого человека, вы ясно дали понять, что не собираетесь нести ответственность за результаты его работы. И не дышите так! У вас здесь не частная практика, а младший урядник располагает патентом лекаря второго класса.

— Возмутительно! — взвыл магистр Гудимир. — Я этого так не оставлю! Он в любом случае не имел права браться за порчу первой степени! Я буду жаловаться майору!

— Как вам будет угодно, — вздохнул капитан, а когда врач выскочил за дверь, поманил меня пальцем к столу. — Распишись.

Я замялся.

— Да как-то не считал, сколько мы человек исцелили. Не до того было.

— Там и без тебя всё посчитали. Доля брака могла быть и пониже, честно говоря, но с учётом количества случаев первой степени сложности и ранения основного целителя решили вознаграждение тебе не урезать и произвести расчёт по стандартным ставкам.

Я посмотрел на итоговую сумму и едва удержался от того, чтобы не присвистнуть.

Причиталось мне за исцеление раненых ни много ни мало триста семьдесят два целковых. И это лишь мне, а всей нашей бригаде насчитали больше пяти сотен.

Чёрт меня дери! Невероятное богатство не только по меркам вчерашнего босяка, но и вполне состоятельного лавочника! И это не за год и даже не за месяц, а за один-единственный день!

Каким-то чудом удалось удержаться и не ругнуться в голос, но капитану хватило и моей вытянувшейся от изумления физиономии.

— Не обольщайся! — посоветовал он с добродушной усмешкой. — На моей памяти только раз или два лекари такой куш срывали, а столько народа под кровавый дождь и не попадало никогда, наверное, даже.

Капитан забрал листок, после развернул и передвинул мне толстенную амбарную книгу.

— Распишись!

— А это чего? — удивился я, отыскав напротив своего имени сумму аж в четыреста пятьдесят два целковых и тридцать семь грошей.

— Это с учётом всех доплат. Южноморский союз негоциантов умеет ценить толковых работников. Получишь в кассе на руки или закроешь долг?

— Не уверен… — озадаченно протянул я, тут же собрался и объявил: — Мне нужна седмица отпуска для поправки здоровья!

Капитан покачал головой и с притворным сочувствием произнёс:

— А так и не скажешь, что болен.

Я досадливо поморщился.

— Нет ничего прилипчивей порчи! Мне теперь её из себя выжигать и выжигать. А иначе отклонения начнутся.

— Так и выжигай в свободное от службы время, кто тебе мешает?

— Мне понадобятся консультации знающих специалистов, а с магистром Гудимиром отношения не задались… — выдал я, по реакции собеседника понял, что того не убедил и прибегнул к уловке Огнича: — И за это время я выправлю патент лекаря первого класса!

Капитан поглядел на меня с нескрываемым сомнением и даже пожевал губу, прежде чем ответить.

— Не знаю… Вот даже не знаю… — Он вздохнул, постучал пальцами по столу. — Царь небесный с тобой, дам седмицу! Только учти: вернёшься ни с чем, будешь без выходных лямку тянуть, пока эти дни не отработаешь! — А следом его указующий перст нацелился мне в грудь. — И купленной бумажкой можешь сразу подтереться! Задатки у тебя есть, вот и займись их шлифовкой. Станешь лекарем первого класса — цены тебе не будет!

Я от такого напора самую малость растерялся даже. Пусть порча первой степени сложности и не дотягивала до малых проклятий, но это была работа для настоящего целителя, а не профана вроде меня. Вспомнилась куча ампутированных конечностей, сделалось нехорошо.

Впрочем — плевать.

Да, черти драные! Плевать!

Возвращаться из города в расположение я в любом случае не собирался. Но состроить озабоченное выражение лица всё же не преминул, ещё и кивнул вроде как с некоторым сомнением.

— Хорошо! Понял.

Капитан откинулся на спинку плетёного кресла и объявил:

— Приказ у писаря будет, подходи через полчаса. И вот ещё что: поручик Чеслав сегодня в Тегос едет, поговори с ним, пусть тебя с собой возьмёт.

— Может, сам доберусь?

— Исполняй!

Пришлось идти в знакомый барак. Поручик Чеслав оказался на месте, он поглядел на меня и даже покачал головой.

— Воистину горек хлеб целителя!

Я потёр левую щёку и спросил:

— Совсем всё плохо?

— Видал я людей, которые после многодневного запоя лучше выглядели, — усмехнулся поручик, и не подумав пощадить моих чувств. — Чего пришёл? Опять секундант понадобился?

— Тьфу-тьфу-тьфу! — трижды сплюнул я и, пользуясь оказией, уточнил: — Вещички-то дворянчика забрали?

— Переслали куда-то в город. Не выяснял, — сказал Чеслав и нахмурился: — Так ты чего пришёл?

Я рассказал о поручении капитана, Чеслав с кислым видом меня оглядел и уточнил:

— Точно на лекаря первого класса сдашь?

Я неопределённо пожал плечами.

— Постараюсь.

— Ладно! — хлопнул ладонью по столу поручик. — По нынешним временам лекарь в дороге не помешает, так уж и быть — возьму тебя с собой. Только побрейся! Час у тебя на сборы.

— У меня ещё сослуживцу седмицу отпуска дали, — закинул я удочку. — Он адепт, как и я. Для него места не найдётся?

— Из пластунов, да? — уточнил Чеслав. — Поговорю с вашим ротным. Свободен!

Сразу возвращаться в штабной барак я не стал, и для начала наведался к цирюльнику, побрился и подстригся, а после долго-долго изучал отражение своей опухшей физиономии. От первого месяца службы мне достался густой загар, близкое знакомство с москитами наделило отметинами укусов, а вчерашняя работа с порчей обернулась дополнительной яркостью пурпура левой радужки, красным пятном начавшей шелушиться кожи и общей одутловатостью лица.

Красавец, да и только!

В кассе я получил всю причитающуюся сумму золотом, распихал монеты по карманам и отправился в штаб. Писарь к этому времени уже подготовил приказ, а капитан его подписал, вот только вручили мне отнюдь не распоряжение о предоставлении семидневного отпуска, а направление на стажировку к магистру Первоцвету.

— Ротного предупреди только, а то в дезертиры запишут, — сказал писарь, а когда я справился об адресе, по которому отправили пожитки убитого мной на дуэли дворянчика, промолчал, удивлённо подняв брови.

Я ничего выдумывать не стал и выложил на стол золотую пятёрку, этот аргумент заставил старого служаку порыться в бумагах и сообщить:

— Тегос, гостиница «Морской бриз». Получатель — мастер Стриж.

И что мне это дало? Вроде бы ничего, но как знать, как знать…

Загрузка...