Барак, топчан, тюфяк.
Белое пламя атрибута не повредило ни рогоже, ни соломе, а вот всяческую кровососущую живность извело под корень, но от зуда поутру меня это всё равно не уберегло — несмотря на оконные сетки, постарались драные москиты. Когда просыпался ночью, то слышал звон их крылышек, парочку даже прихлопнул. Всякий раз после долго ворочался с бока на бок, поскольку засыпать без Беляны было в высшей степени непривычно, но усталость неизменно брала верх, забывался в беспокойной полудрёме.
По сигналу побудки пластуны вытащили тюфяки и одеяла на просушку, пошли умываться и бриться. Затем расселись на брёвнышках вокруг костров, дабы заморить червячка. Давали кашу с мясом, хлеб с маслом, горячий травяной отвар и даже чёрный кофе. Поел с немалым аппетитом, пусть компанию и составлял десяток матёрых головорезов.
С расспросами те не лезли и всё больше присматривались, ну а я в свою очередь присматривался к ним. На первый взгляд сослуживцы выглядели разношёрстней некуда, и вместе с тем все пластуны чем-то неуловимо друг на друга походили: будто волны обкатали случайные камушки, придав им одну форму и более-менее уравняв в размерах. Разумеется, кто-то был выше, а кто-то ниже, да и телосложением молодчики отличались друг от друга, но громил среди них не наблюдалось вовсе, все до единого — жилистые и гибкие, ровно балаганные акробаты. Стрижены коротко, лица загорелые, одни с усами, другие с короткими бородками. Несколько человек красовались каторжанскими клеймами.
Ещё с нами завтракал ученик школы Карающего смерча, прозванный местными острословами Сквозняком. Впрочем, как мне показалось, выбором клички его притеснения и ограничились. Он уже вписался в десяток. Я покуда ещё нет.
В подручных у младшего урядника ходил каторжанин по прозвищу Край. Был он среднего роста и не самого богатырского сложения, но вот ладони имел что твои лопаты. Как видно, вдоволь кайлом помахал. Пока сидели у костра, Край неотрывно следил за мной, ему же велели сопроводить меня на склад.
Помимо формы, ботинок, ранца и одеяла вчера я уже получил несколько комплектов исподнего и ткань на портянки, а без оружия вполне мог обойтись, но отнекиваться не стал, кивнул младшему уряднику и спросил:
— Вещи в бараке оставлю? Не пропадут?
Хомут расплылся в улыбке.
— У нас не воруют!
— Не о том речь, — усмехнулся я. — Просто возьмут без спроса, не ради корысти, а из любопытства, а там кое-какие магические безделушки, как бы чего не вышло. Не хочу, чтобы ко мне претензии возникли.
— У нас за излишнее любопытство носы отрезают, — заявил один из попивавших кофе пластунов.
— Именно! — подтвердил Хомут. — Но ранец всё же возьми, не в руках же патроны понесёшь.
Я поднялся с брёвнышка, внимательнейшим образом изучил штанины и, сбегав в барак, двинулся за своим провожатым. По пути у одного из костров приметил Огнича, компанию ему составляла парочка деревенских крепышей, сдружившихся за время плавания с покойничком Лбом. Отсалютовал им на ходу и поспешил за пластуном.
— Иду-иду!
Кладовщик в обмен на какую-то отмеченную печатью бумажку выложил на стойку короткую пехотную саблю, пробковый шлем, крупной вязки фуфайку и зачарованную кирасу, тяжеленную и неудобную, а после взял из пирамиды рычажный карабин и с вопросительным видом оглянулся.
Край ухмыльнулся.
— Давай-давай! И патронов побольше отсыпь.
— Поучи ещё меня! — буркнул дядька, выложил карабин на стойку и зазвенел ключами, отпирая обитый железными полосами ларь. — Сколько положено, столько и выдам!
— А ты чего молчишь, молодой, будто не колдун? — поинтересовался вдруг Край. — Все ваши от кирас и оружия по первой руками и ногами отбиваются.
— Дают — бери, бьют — беги, — буркнул я и, расстегнув прихваченный с собой ранец, начал прикидывать, что именно получится в него убрать.
Пластун скривил в улыбке уголок рта.
— Может, и разойдёмся краями, если и дальше дурить не станешь.
— Всенепременно разойдёмся, — подтвердил я.
Навьючили меня в итоге почище ишака. Пришлось даже снять куртку и надеть кирасу, ибо тащить в руках её никакой возможности не было. Край на пару с кладовщиком помогли подогнать ремни зачарованного доспеха, но этим их содействие и ограничилось. Помочь донести мою поклажу до барака каторжанин не предложил, да и шагал он на обратном пути всё так же споро, как и по дороге на склад.
Вернувшись в расположение пластунов, я хотел было скинуть доспехи на койку, чтобы разобраться с ними позже, но не тут-то было. Вызвали на улицу в полной боевой выкладке.
Шлем постоянно сползал на лоб, Хомут рассмеялся:
— Ничего, приноровишься! Простым стрельцам стальные выдают — вот там и впрямь беда, а пробковые милое дело носить.
Я ничего не ответил и попытался сдвинуть саблю, дабы её ножны не колотили по ногам. Сделать это помешал патронташ, ничего не оставалось, кроме как расстегнуть пряжку и перецепить всё заново. Ремень карабина соскользнул, я едва удержал оружие от падения в грязь и прислонил его к стене, начиная понемногу закипать и уже сожалея, что не догадался оставить в бараке револьвер.
Тут-то к нам и подошёл Огнич с парой деревенских дуболомов, навьюченных ещё почище моего, а следом появился Сквозняк и пяток простецов наших с фургонщиком лет или самую малость постарше.
— Готовы к забегу по джунглям? — с гаденькой улыбкой спросил Хомут вроде как у всех, но глядел он при этом исключительно на меня.
И да — все были готовы, а вот я — нет. Просто остальных успели натаскать за лето, а мне пришлось начинать с нуля. Немудрено, что оказался отстающим сразу, как только вошли в те самые джунгли. Хомут, который прихватил с собой на вылазку ещё трёх бывалых пластунов, ни черта не объяснял и лишь сыпал колкостями, явно намереваясь вывести меня из себя, дабы спровоцировать на конфликт, но я всё больше наблюдал за другими, пытаясь перенять их ухватки, и на его шутки-прибаутки не реагировал. А вот когда на обратном пути нас завели в топь, я если и показал себя хуже матёрых бойцов, то не так уж и сильно.
Болото — мой дом родной, пусть даже это и совсем другое болото.
В итоге хоть и вернулся в лагерь с высунутым на плечо языком, но дошёл сам, не отстал и оружие не бросил. Переоделся, вывесил мокрую форму и ботинки сушиться, а после обеда в лес меня уже не погнали и отправили на стрельбище, организованное неподалёку от лагеря. Там наставник битый час растолковывал, как обихаживать карабин, чистить его и заряжать, затем разрешил сделать десяток выстрелов, из которых в цель я попал лишь дважды, а когда трубчатый подствольный магазин в очередной раз опустел, махнул рукой.
— Сойдёт! — Оценил мой удивлённый вид и фыркнул. — Колдун? Вот и жги! На кой чёрт только на вас патроны переводят — не понимаю!
Ну а я не понимал, на кой чёрт мне сдался весь этот нудный инструктаж. Из-за десятка выстрелов пришлось ствол чистить и механизм смазывать! Времени на всё это ушло — море!
Впрочем, уж лучше бы этим до самого вечера и занимался, потому как после возвращения со стрельбища надолго я в лагере не задержался и почти сразу отправился ползать по лесу, таиться в кустах и пытаться бесшумно передвигаться по чащобе, заодно высматривая следы и не оставляя их самому — то есть заниматься всем тем, чего как городской житель не умел и не любил. Немудрено, что крепко обосновался в числе отстающих. Даже Сквозняк чувствовал себя в джунглях куда уверенней моего, об Огниче и парочке деревенских увальней нечего было и говорить. Эти мне сто очков вперёд дать могли.
Устал в итоге как собака. Ноги не сгибались, поясницу ломило, плечи ныли, зудела искусанная кровососущей мелочью кожа. Ещё и проработкой абриса толком позаниматься не получилось. А только поужинал и погрузился в состояние внутреннего равновесия, как в расположение десятка заявился Седмень.
— Ну и как Боярин? — поинтересовался урядник у Хомута.
— Может, и выйдет толк, — неопределённо отозвался тот и с неприятной усмешкой добавил. — Когда-нибудь…
Урядник кивнул и поманил меня к себе. Деваться было некуда — встал. Пластуны тут же бросили играть в карты и орлянку, уставились на нас в ожидании бесплатного развлечения.
— Ножом владеешь? — спросил Седмень.
— Малость, — ответил я после недолгих раздумий в общем-то чистую правду.
Урядник хмыкнул и скомандовал:
— Ну-ка ткни меня!
В лагере я лишь избавился от кирасы и шлема да сдал в оружейку карабин, а вот ремень снимать не стал, поэтому завёл правую руку за спину, нашарил рукоять ампутационного ножа. И сразу ударил левой, в которой сам собой возник послушный моей воле клинок. Бил ничуть не сдерживаясь, разве что метил в бок, дабы не задеть ничего действительно жизненно важного, но дядька умудрился отвести нож шлепком открытой ладони. Даже оплеуху попытался мне отвесить, только я уклонился и спешно отступил на пару шагов назад.
— Подло-то как! — рассмеялся Седмень. — Мне нравится!
— Ну всё, Боярин, — вроде как сочувствующе вздохнул Хомут. — Ты попал!
Урядник выдернул из чехла нож и скользнул вперёд, я выругался и перебросил скальпель из левой руки в правую. Попытался повторить стойку, подмеченную у какого-то ухаря, но помогло мне это не слишком сильно. Хотя как знать? Обошлось без порезов, а Седмень даже до объяснений снизошёл. Потолковей всех прочих занятие оказалось.
На следующее утро едва встал. Всё болело, всё тянуло. Пока не размялся и не разогрелся, даже толком выпрямиться не мог. Ну а дальше — завтрак и вылазка в джунгли с заходом на болото. Вернулся в лагерь перепачканным с ног до головы в тине и зловонной грязи, пришлось вновь наскоро застирывать форму.
После обеда мы то стояли на карауле, то подкрадывались к заступавшим на пост товарищам. Разумеется, не всерьёз, это нас продолжал натаскивать Хомут. И тут невиданную выучку показал Огнич. Если дозорным он был ничуть не лучше прочих, то снимал часовых безо всякого труда — особо при этом вроде бы даже не скрывался, разве что двигаться начинал как-то очень уж тягуче и плавно.
Зачастую он попросту выпадал из поля зрения, чтобы объявиться уже на расстоянии вытянутой руки, и если остальные воспринимали это как должное, то я не выдержал и в сердцах воскликнул:
— Да как так-то, черти драные!
— Морок он наводит, — пояснил тяжело отдувавшийся Сквозняк. — Это как мираж, только в белом аспекте.
— Ничего похожего! — возразил ему один из деревенских, казавшийся посообразительней приятеля. — Фургонщик в голову забирается, ведьмы и ведьмаки на такое большие мастаки!
— Врождённый дар! — подтвердил второй увалень, засунул в рот остатки булки и стряхнул с ладоней крошки.
Сквозняк презрительно фыркнул, но в спор ввязываться не стал. Я поднялся с травки и подошёл к безмерно довольному собой фургонщику.
— Колись, как головы морочишь!
Огнич только руками развёл.
— Да это не объяснить даже! Просто представляю, что меня никто не видит.
— И тебя не видят? — поразился я.
— Не-а, лишь внимания не обращают. А если резко дёрнусь или ещё что — тогда замечают. Ну и выматывает это будь здоров.
— Ага, — озадаченно протянул я. — Небесную силу используешь?
— А как же! Но не напрямую — вроде атрибут задействую. Захотел, напрягся и сработало.
Я задумчиво кивнул.
— Ну-ка попробуй ещё раз на мне!
Огнич покачал головой.
— Я на ком-то конкретном сосредоточиться не могу. Да и не нужно это попросту. Я же сам центр изменений, понимаешь?
— Нет. Но ты всё равно попробуй.
Фургонщик отошёл к соседнему кусту, скрылся за ним, а пару минут спустя подступил ко мне сбоку.
— Чтоб тебя! — вздрогнул я от неожиданности. — Давай ещё раз!
— Да ну! Устал.
— С меня пиво, как в город выберемся.
Мы тут зарабатывали столько, что могли пивом хоть залиться, но от старых замашек так просто не избавиться, и Огнич с улыбкой кивнул.
— По кружке за каждый подход!
— Идёт!
Ударили по рукам, и первые три кружки я оказался должен фургонщику, ничего не получив взамен, — тот пропадал из виду сразу, как только я отводил взгляд, и подступал обратно с совершенно неожиданной стороны, а вот дальше мне вспомнились наставления о том, что обретение гармонии с небом помогает улавливать искажения магического характера. И пусть достичь оное состояние у меня пока что не получилось, но кое-какие подвижки в этом направлении всё же были, так что погрузился в транс и попытался ощутить присутствие некоей неправильности. И — ощутил. Открыл глаза и заметил-таки Огнича, но заметил исключительно по той простой причине, что изначально понимал, куда следует смотреть.
Вроде — здорово. Вроде — большое дело.
Да только чёрта с два!
Если на посту медитировать ещё реально, то в обычной жизни и тем более в бою ничего из этого не выйдет.
С другой стороны, Огнич лишь центр искажений. Ничего бы у него не вышло, не сумей он задурить мне голову. А значит…
Я хмыкнул, поймал состояние внутреннего равновесия и скомандовал:
— Давай! Ещё разок!
Весьма раздосадованный неудачей, Огнич решил прыгнуть выше головы, и я вдруг уловил вторжение в свой дух — только тут чужая воля не стискивала его, пытаясь парализовать приказом «замри!», а будто бы размывала небольшой фрагмент в районе глаз. Что-то такое проделал со мной магистр Первоцвет, когда сглазил и нарушил координацию правой руки.
— Вижу! — указал я пальцем в сторону замеченной магической аномалии, и фургонщик ругнулся.
— Вот ты, Боярин, вредный!
— Пять кружек! — напомнил я.
Огнич хохотнул.
— Да! Пять кружек — это пять кружек!
Сквозняк подошёл и спросил:
— Ты разобрался, да? Как его замечаешь? — обаятельно улыбнулся светловолосый паренёк. — Ну, если не секрет?
— Гармонию попытайся поймать, — посоветовал я, решив наблюдениями о воздействии на дух пока ни с кем не делиться.
Сквозняк в голос выругался, перехватил наши озадаченные взгляды и скривился.
— Да уже достали с этой гармонией! У нас в школе всё на неё и баланс завязано, а его хрен поймаешь! — Он закрутил над ладонью голубоватый вихрь, но тот почти сразу скользнул в сторону и развеялся. — Ненавижу!
— Поэтому и вышибли? — догадался Огнич.
— Угу.
— Да ладно! — рассмеялся фургонщик. — Нас и вовсе не приняли. — Он пихнул паренька в бок. — Так и быть, одну кружку тебе пожалую. Мне и четырёх за глаза!
Я отвлёкся от них и задумчиво потёр переносицу. Приказ «замри!» я худо-бедно отработал ещё в приюте, а воздействие фургонщика определённо имело схожий с ним характер. Опять же — взгляд отвести несравненно проще, нежели человека сглазить. Там воздействие продолжается даже после того, как тайнознатец своё дело сделал, а тут — надо лишь надавить.
И пусть я не представлял, как зацепить всех наблюдателей разом, но вот одного…
— Огнич! — сказал я. — Ты не пугайся и не дёргайся, я сейчас твой трюк повторить попробую.
Фургонщик явственно напрягся и потребовал объяснений:
— А чего это на мне?
Отвечать я не стал, легонько надавил на дух сослуживца и спросил:
— Ну?
— Что — ну?
— Видишь меня?
— Конечно!
Я усилил нажим и, как видно, перестарался. Фургонщик вдруг ругнулся, мотнул головой и выскользнул из тисков моей воли.
— Ну ты даёшь, Боярин! — возмутился Огнич. — Я ослеп так-то!
— Погоди, сейчас…
— Не-не-не! — пошёл в отказ фургонщик. — На ком другом тренируйся!
— Как скажешь, — пожал я плечами, задумавшись, что именно сделал не так.
Решил, что самому Огничу отнюдь неспроста требовалось хотя бы на миг пропасть из вида, потянул в себя небесную силу и окликнул одного из бесталанных новобранцев, коих натаскивали вместе с нами.
— Гвоздь!
— Чего? — повернулся тот ко мне.
Я поймал взгляд пластуна, ткнул рукой в сторону:
— Гляди! — И сразу надавил своей волей, заодно отступил от парней в сторону.
Гвоздь недоумённо нахмурился, но в указанном направлении всё же посмотрел.
— Чего ещё?
Он развернулся обратно, и я буквально физически ощутил его взгляд, поэтому усилил нажим, не позволяя себя разглядеть. Наверное, для этого требовался какой-то служебный приказ, а то взмок в один миг. Но — сработало.
— Куда он делся? — озадачился Гвоздь и двинулся к нам, приблизился едва ли не вплотную, когда вдруг сбился с шага и выругался: — Да ну вас, колдуны недоделанные!
Огнич и Сквозняк рассмеялись, а я шумно перевёл дух.
Сработало! Ещё чуток свой магический арсенал расширил.
Здорово!
Не знаю, чем заняли вечером остальных новобранцев, а колдунам выделили время на развитие магических способностей. Выходить ради этого за пределы лагеря не требовалось, поскольку внутри увенчанного бамбуковой стеной земляного вала обнаружилась и площадка для отработки боевых чар. На столбах там было развешано несколько продырявленных и пришедших в негодность зачарованных лат, вот по ним деревенские увальни и принялись долбить огненными ударами. Занимались они этим с поразившим меня усердием, на их фоне потуги Огнича совершенно не впечатляли. Его сгустки пламени казались далеко не столь насыщенными, даром что летели несказанно быстрее. А вот приказ гашения отдачи, насколько удалось разобрать, изучили и отработали все трое.
Сквозняк расположился наособицу и то бил по мишеням воздушным кулаком, то запускал в них стремительные вихри, сёкшие щебнем почище картечи. Я подошёл к нему и спросил:
— А остальные тайнознатцы что же?
Паренёк смахнул упавшую на лицо чёлку и пожал плечами.
— Наше время! — Потом добавил: — Да и старшим тренировки без надобности, давно арканы до совершенства довели.
Я попытался поймать состояние гармонии, но стал лишь малость отчётливей ощущать производимые волшбой сослуживцев искажения. Тогда потянул в себя небесную силу, повозился чуток и сотворил огненный шар. Метнул взрывной аркан в кучу валунов и — рвануло, но успех меня как-то даже особо и не воодушевил.
Возился — долго. Рвануло — слабенько.
Нет, деревенские увальни рты поразевали, да и Огнич присвистнул, но если разобраться — это ерунда на постном масле, а не атакующий аркан. Из укрытия по наступающим ещё можно швырять, а на поле боя грош ему цена.
Быстрее надо! Быстрее и сильнее! Мне бы побольше энергии влить, но на это и время уходит, и если слишком долго с заклинанием вожусь, приказы контроля и сжатия сбоить начинают. Того и гляди заклинание в руках рванёт.
Но разочарование разочарованием, а упражняться я не бросил и швырял в камни один пламенный шар за другим, пока окончательно не выдохся. Затем взялся ловить состояние гармонии, а ещё присмотрелся к своим сослуживцам и начал прикидывать, как половчее отвести им глаза. Нацелиться на любого из колдунов было несказанно проще, нежели на бесталанного простеца, а вот действовать следовало куда тоньше, поскольку излишний нажим всё портил, лишь привлекая дополнительное внимание.
Попытался попрактиковаться на деревенских, и те немедленно обложили меня последними словами, пришлось пообещать проставиться ещё и этим. Ну а дальше вновь начал отрабатывать схему создания огненных шаров. Сложно, сложно, сложно. Слишком много узлов, но ни один не выкинуть. Пусть даже аспект больше и не требовалось смещать, всё равно для сотворения чар приходилось задействовать обе руки. Одной — никак.
И если мои бывшие соученики находили это вполне естественным, то Сквозняк лишь насмешливо фыркал. При этом с замечаниями он не лез, тем удивительней оказалось на третьем подходе услышать ироничное:
— Ну ты накрутил! Ну навертел!
Я обернулся и обнаружил, что столь пренебрежительно о моём аркане отозвался заявившийся в лагерь Мёртвой пехоты поручик Чеслав. Перехватив раздражённый взгляд, он подмигнул и вдруг резким взмахом руки отправил в одну из мишеней шар голубоватого огня.
Грохнуло так, что зазвенело в ушах, а пламя расплескалось на пару саженей вокруг. Обугленный столб задымился, в кирасе обнаружилась дыра с оплавленными краями.
— Это как так? — разинул рот фургонщик.
— Равновесие, мать его, — проворчал Сквозняк. — Баланс!
— Да нет! — отмахнулся Огнич. — Огонь почему синий?
— Голубой вообще-то, — улыбнулся поручик. — Между прочим, погорячее оранжевого будет, да и для белого аспекта куда лучше подходит! — Этим своим заявлением он вогнал фургонщика в ступор, после обратился ко мне: — Давай-ка, Боярин, прогуляемся. Разговор есть.
Мне бы о своей чрезвычайной занятости в ответ заявить, только пустое это — тон Чеслава отказа не предполагал.
Ну вот что ещё стряслось опять⁈