Археология Месопотамии

ТАБЛИЦА I

Сводная таблица палеолитических культур

в Европе и на Ближнем Востоке

(Солецки, 1971 г.)

В этой главе нашей основной задачей будет подытожить имеющиеся сведения о происхождении и социальном развитии народов, потомки которых населяли Месопотамию в историческую эпоху. Связь между ними и человеческими сообществами палеолита (древнекаменного века) остается до сих пор трудноуловимой и проблематичной. Мы, однако, не вправе ее игнорировать; и коль скоро мы уже наметили границы интересующего нас географического района, то нерезонно было бы пренебречь полученными наукой данными о присутствии на этой территории человеческих популяций в эпохи, предшествовавшие смене палеолита неолитом. Развитие древнейшей человеческой культуры находится в тесной связи с геологической историей Юго-Западной Азии, которой оно, по сути дела, и обусловлено. Нас, правда, могут интересовать только последние, т. е. наиболее близкие к нам, этапы геологической истории. Прежде всего нам надлежит дать последовательность этих этапов, а также схему, предопределенную ими, как принято думать, для развития человеческой цивилизации.

Древнекаменный век

Эпоха палеолита, на протяжении которой наблюдается развитие человека от обезьяноподобного предка к homo sapiens, приблизительно совпадает с плейстоценом — «новейшей» фазой геологической истории. Начался плейстоцен 2 млн. лет назад, а закончился 20–12 тыс. лет назад. На протяжении этого периода гигантские ледники, представлявшие собой продолжение полярной ледяной шапки, по меньшей мере четыре раза сползали к югу, покрывая значительные территории Евразии и Северной Америки [175, рис. 8, с. 182]. Нижний палеолит — ранний период древнекаменного века — начался более 2 млн. лет назад, а закончился примерно за 80 тыс. лет до нашего времени. К последней фазе этого длительного периода принадлежат древнейшие, обнаруженные на Европейском континенте следы первобытных культур (аббевильской, клактонской, ашельской) и останки существ, в которых уже можно усмотреть предков современного человека. Для нас сообразно нашей теме более интересен средний палеолит (80–30 тыс. лет назад), поскольку на севере Ирака он представлен пещерными стоянками мустьерского периода и человеческими останками, среди которых имеются и кости неандертальцев — этой загадочной, отмершей ветви на древе человеческой наследственности.

Немалый интерес представляет для нас и верхний палеолит (30–12 тыс. лет назад). В Иракском Курдистане, да и в других областях Ближнего Востока, остатки этой эпохи изучались всякий раз, когда только представлялась возможность, с особой тщательностью, поскольку именно эта эпоха явилась прелюдией к величайшей перемене, происшедшей в конце плейстоцена. Фазы, соответствующие европейским ориньякской и граветтской и представленные находками в Палестине — на горе Кармел, а в Иране — на ряде стоянок, разбросанных между горами Загрос и оз. Урмия, весьма интересны сами по себе, так как дают нам сведения о географическом распространении этих культур; но еще большее значение имеет для нас следующий за ними заключительный, или переходный, этап, поскольку именно данными этого этапа заполняется разрыв между сведениями о недостаточно еще развитых предках человека — с одной стороны, и всем тем, что явил собой homo sapiens, каким мы знаем его теперь, располагая многочисленными свидетельствами его ранних достижений и стремлений, — с другой. Хронология этой заключительной фазы палеолита остается по сей день не вполне четкой. Конец ее, впрочем, определенно должен быть связан с появлением здесь первых земледельческих общин в начале неолита, т. е. вскоре после 10000 г. до н. э.

Нам довольно трудно представить себе, какие именно геологические и климатические изменения происходили в Западной Азии на протяжении эпохи плейстоцена, когда здесь впервые появился человек. Высоко в горах Анатолии, а в меньшей степени — и в Западном Иране обнаружены некоторые следы периодического оледенения; однако вскоре стало очевидным, что сплошной ледниковый щит не достигал Ближнего Востока. Напротив, в течение почти всего каменного века влажный воздух из Средиземноморья, обтекая южные склоны гор и распространяясь в восточном и юго-восточном направлениях, нес жизнь степям и нагорьям, благоденствовавшим в условиях сравнительно умеренного и единообразного климата. Следовательно, на протяжении большей части этого периода южные склоны Тавра и Загроса (т. е. так называемая «верхнепьемонтская зона предгорий и межгорных долин») предоставляли палеолитическим обитателям пещер благоприятные климатические условия и прекрасные возможности для охоты. Поэтому для исследователей доистории Старого Света не было, по-видимому, большой неожиданностью обнаружение следов первобытной кремневой индустрии в пещерах Иракского Курдистана, так же как и в Палестине, Юго-Восточной Анатолии, Северо-Западном Иране. Не могло вызвать особого удивления и то, что культуры этих охотников имели ряд общих черт с культурами, известными к тому времени в Европе. Ведь все эти области соотносимы с условной географической линией, намечающей пути древних миграций; причем в эпоху плейстоцена эта линия могла прослеживаться значительно четче, чем теперь. Касаясь перемен, которые в этот период претерпели внутренние моря Западной Азии, один авторитетный специалист высказывает, например, предположение, что во время последнего ледникового периода Каспийское море вследствие скопления в нем дождевых вод поднялось примерно на 76 м выше нынешнего его уровня. В отличие от него Черное море уменьшилось и превратилось в соленое озеро, поскольку пересохший Босфор отрезал его от Средиземного моря; таким образом, возник мост, значительно облегчивший передвижения древнего человека между Европой и Азией. На востоке же, напротив, Каспийское море и гигантская зона болот вокруг Аральского моря препятствовали миграциям ([35], карта 8 на с. 320; но ср. [173, с. 5–6]).

Гаррод и Солецки

Первые памятники палеолита в Северном Ираке были открыты еще в 1928 г. Дороти Гаррод, чье имя впоследствии получило широкую известность благодаря ее раскопкам на горе Кармел. Впервые она заложила пробный раскоп в пещере Зарзи, неподалеку от истоков Малого Заба, в 20 милях севернее Сулейма-чии. Ей удалось обнаружить там непотревоженные слои, соотносимые с граветтской культурой в Европе; культура этого периода получила название Зарзи.

Затем Гаррод произвела раскопки в пещере Ха-зар-Мерд, расположенной еще ближе к Сулеймании; пробный шурф тотчас же выявил здесь древнюю кремневую индустрию, которую можно было определить как мустьерскую благодаря наличию характерных, обработанных с одной стороны остроконечников и скребел. Д. Гаррод издала сводку современных этой кремневой технике останков животных, изучила которые ее коллега Доротея Блейк [71, с. 8]. После того как Д. Гаррод перенесла свои исследования в Палестину, исследование иракского палеолита находилось в застое вплоть до 1949 г., когда ее изыскания продолжили американские ученые. Наибольшего успеха добился Ральф С. Солецки в пещере Шанидар, удачно выбранной им из большого числа пещер, разбросанных по южному склону хребта Барадост недалеко от г. Ровандуз. На глубине 13,7 м он обнаружил древнейший культурный слой, соотнесенный им с мустьерской фазой. Слой содержал изделия, «характеризующие культуру преимущественно кремневых отщепов, четко противопоставляемую культуре пластин верхнепалеолитического (уровень Д) горизонта». В 1953–1957 гг. Солецки выпала еще одна археологическая удача: он нашел останки четырех человеческих костяков с характерными признаками неандертальца ([175], особо карта {2, на с. 17]).

Материал из Западного Ирана, сопоставленный с находками Солецки в Шанидаре, был опубликован в 1949 г. Карлтоном Куном, антропологом из Пенсильвании. Следуя гипотетическому маршруту древних миграций (о котором мы говорили выше), Кун обнаружил в Биситуне, близ Керманшаха, пещеру с образцами мустьерской кремневой техники, подобными хазармердским. По его словам, он нашел там и костный антропологический материал, определенный Им как «характерно неандерталоидный». Близкие аналогии были обнаружены впоследствии турецкими археологами в Бельдиби и других местах, прилегающих к Средиземноморскому побережью Анатолии; схема миграций древних людей приобрела, таким образом, более конкретные очертания.

Весьма вероятно, что культура двух завершающих фаз позднего европейского палеолита (солютре и мадлен, к числу достижений которых относится, в частности, знаменитая пещерная живопись Западной Франции) не достигла Ближнего Востока. Опубликованную Д. Гаррод подборку позднеориньякских или граветтских материалов из Зарзи теперь можно расценивать как заключительную фазу палеолита в Ираке. Поскольку же эта фаза уже содержит в себе некоторые черты, присущие следующему за ней переходному периоду, она заслуживает, пожалуй, более внимательного рассмотрения.

Американские археологи в Курдистане

Малочисленность материала, полученного Д. Гаррод в Зарзи, была с лихвой восполнена находками в пещере Палегавра, всего в нескольких милях к юго-востоку, раскопки которой произвели в 1950 г. X. Райт и Брюс Хау. Совокупность этих материалов дает уже более полную картину. Важнейшим новшеством было использование кремневых микролитов. Введение усовершенствованной индустрии пластин сделало возможным появление помимо различных микролитических лезвий, скребков и резцов, первых каменных наконечников для стрел. Из числа других каменных изделий следует отметить полированное долото, обломки зернотерок и орудия из обсидиана (вулканического стекла), источником которого являлся район оз. Ван в Восточной Анатолии. Кроме того, уже попадаются бусы и подвески из раковин. По костным останкам можно заключить, что главным объектом охоты был онагр, или дикий осел; впрочем, наличие костей диких коз, овец, крупного рогатого скота и газелей также указывает на характер той среды, в которой жил «барадостский человек». По остаткам дерева можно определить дуб, тамариск, тополь и хвойные — породы, произрастающие в Курдистане И поныне находки дерева позволили установить методом радиоуглеродного анализа и приблизительную датировку объекта; от 13 060 до 14 210 лет назад. Все эти данные раскрыли перед нами специфическую культуру, взятую теперь за отправную точку в развернувшихся с этого момента интенсивных исследованиях, которые имели своим объектом конкретный период перехода от палеолитического образа жизни к заметно отличающемуся ог него раннему неолиту.

Здесь уместно вспомнить, в каком состоянии пребывала эта область исследований к началу 50-х годов нашего столетия, когда Р. Дж. Брейдвуд из Чикаго приступил к осуществлению проекта «Ирак — Джармо». В его экспедицию были привлечены ученые самых различных специальностей, что явилось в то время важным новшеством [28]. На протяжении уже многих лет археологи из разных стран занимались на территории Ирака изучением дошумерских культур и истоков месопотамской цивилизации. Вслед за Леонардом Вулли, открывшим на поселении Эль-Убейд первобытную культуру «обитателей болот» и далеко углубившимся в древнейшие слои Ура халдеев, его младший коллега М. Мэллоун проник под холмом Куюнджик в Ниневии на еще большую глубину. Он выявил последовательность культурных слоев, в каждом из которых населению была, по-видимому, известна плавка меди. Тем не менее только в 1943 г. экспедиции, организованной правительством Ирака, удалось обнаружить в самом нижнем слое раскопок в Хассуне, на западной окраине Ассирийского плато, стоянку кочевников, которая согласно стратиграфии могла быть отнесена к позднему неолиту. Примерно пять тысячелетий отделяло эту культуру от последнего палеолитического горизонта в Зарзи и Палегавре; это была огромная лакуна в хронологической последовательности первобытных культур Ирака, заполнение которой и стало целью экспедиции, предпринятой Брейдвудом в 50-е годы.

Раскопки Брейдвуда в Курдистане дали целый ряд исключительно важных сведений. Но сегодня этот вопрос уже нельзя решать без учета богатейшей информации, которая поступила за последние годы благодаря исследованиям, проводившимся во всех других районах Ближнего Востока. Поэтому нам придется на некоторое время расширить рамки нашего обзора и включить области, лежащие за пределами Ирака. Необходимо рассмотреть ту схему развития первобытных культур, которая выработана по итогам раскопок свыше двух десятков древних памятников на территориях Ирана, Леванта и Западной Анатолии. Но прежде следует сказать несколько слов о термине «неолитическая революция», впервые введенном в употребление Гордоном Чайлдом, старейшиной британских археологов.

Чайлда больше всего интересовал переход от охоты и собирательства к производящим формам хозяйства. Ко времени начала его деятельности (1927 г.) эту фазу в истории человечества уже было принято определять словом «неолитическая». Второе же слово — «революция» предложил Чайлд. Он пояснил, что здесь имеется в виду не какой-либо насильственный переворот, а «кульминационный момент резкого прогрессивного сдвига в экономической структуре и социальной организации человеческих обществ» [173, с. 4]. Чайлд принял два уже ранее установленных критерия перехода к неолиту в виде начала земледелия и одомашнивания животных. Кроме того, отличительной чертой этого периода он считал производство керамики; и хотя обнаруженные в последующие годы докерамические культуры с производящей экономикой свидетельствуют о неправомочности такого обобщения, в ряде мест — по крайней мере в Северной Сирии — начало керамического производства и сбор дикорастущих злаковых, похоже, действительно совпадают по времени. Впрочем, совсем недавно идея грандиозной «революции» подверглась переоценке: процесс перемен, по существу, являлся не революционным, а скорее эволюционным, к тому же не столь быстрым по времени и не единым в своей географической приуроченности. Доказано, например, что «древнейшие виды одомашненных животных и растений появились не в одном конкретном районе и не в одно определенное время, а скорее в разных местах и в разные периоды». Подобного рода заключения привели к тому, что различные теории, выдвигавшиеся преемниками Чайлда, были одна за другой опровергнуты. Брейдвуд долгое время пытался определить географически так называемую «зону естественного распространения», в пределах которой были осуществлены одомашнивание животных и окультуривание растений; она образовывала как бы полумесяц, прилегающий к предгорьям Загроса и Тавра, а западным концом выходящий к Средиземному морю. Но поскольку многие вновь открытые древние поселения, неолитические обитатели которых занимались земледелием и скотоводством, лежат явно вне этой «зоны», теория Брейдвуда также должна быть пересмотрена.

Изучение неолита

ТАБЛИЦА II

Сравнительная хронология памятников Леванта,

Анатолии и Ирана

Попытаемся вкратце подвести итог археологическим работам на Ближнем Востоке за пределами Ирака, которые внесли наибольший вклад в фонд наших знаний о неолитических и непосредственно им предшествовавших культурах. Лучше всего, пожалуй, начать с Леванта, где еще в 1928 г. найдены поселения, представившие древнейшие свидетельства производящих форм хозяйства. Здесь мы вновь встречаемся с Д. Гаррод. Теперь она работает в Вади-аль-Натуф на горе Кармел. Обнаруженная ею в местных пещерах и гротах натуфийская культура послужила впоследствии исходной моделью для идентификации различных фаз в развитии неолита. Но и сама по себе она явилась откровением, представив новый жизненный уклад, который во многих отношениях далеко ушел от предшествовавшей ему заключительной фазы древнекаменного века. Микролитическая кремневая индустрия относилась к типу, который в те времена условно определяли как «мезолитический». Основными источниками пищи служили охота и рыболовство, однако следы длительного употребления на кремневых лезвиях для серпов свидетельствуют, что ими жали дикорастущие ячмень и пшеницу. В число произведений искусства входят резные фигурки животных (такой резьбой украшались костяные рукояти для лезвий), личные украшения: головные уборы из трубчатых раковин-зубаток и ожерелья.

Впоследствии новые памятники, найденные в Леванте, особенно Эйнан (Айн-Маллаха) и Иерихон, о котором мы расскажем позже, дополнили эту сравнительно высокоразвитую культуру новыми чертами, такими, в частности, как наличие примитивной архитектуры и признаков организованного религиозного культа.

Натуфийцы, по словам одного из специалистов, — «основатели древнейших в мире постоянных поселений».

В Иерихоне (Иордания) в результате произведенных Кэтлин М. Кеньон в 1952–1958 гг. раскопок самых нижних слоев гигантского «оазисного» холма-городища были выделены два древнейших этапа, определяемые соответственно как мезолитический и протонеолитический и относящиеся оба к натуфийскому периоду. Первых обитателей этого района (живших здесь в IX тысячелетии до н. э.) Кеньон характеризует как охотников и собирателей. Особенностью древнейшего поселка было наличие в нем храма, или святилища, сооруженного из камня. За протонеолитическим следуют две фазы, определяемые как «докерамическая неолитическая» (ДКН) А и Б. Первая из них демонстрирует быстрый прогресс в социальной организации общины. Появляются круглые или прямоугольные в плане дома, сложенные из кирпича-сырца специфической, плосковыпуклой формы. Поселение, занимавшее уже площадь около 10 акров, было окружено массивной каменной стеной с круглой башней более 12 м в диаметре и вырубленным в скале рвом. Кеньон вполне обоснованно заключила, что оборонительная система такого типа предполагает исключительно высокий уровень социальной сплоченности и руководства, что подтверждают и данные, полученные об организации земледельческих работ и о торговле с другими областями такими, например, товарами, как обсидиан. Радиоуглеродные даты для этого периода приходятся на 8350–6770 гг. до н. э.

Подобно предшествующему, период ДКН-Б в Иерихоне охватывал, видимо, весьма значительное время, так как в нем можно выделить не менее двадцати шести отдельных строительных этапов. Архитектура жилых помещений значительно улучшилась, в каждом доме было теперь несколько больших, смежных комнат. Стены по-прежнему возводили из странной формы кирпича-сырца, полы тщательно обмазывали гипсом и иногда покрывали тростниковыми циновками. Одно сооружение — строго симметричной планировки — служило, по мнению Кеньон, храмом. Но самая примечательная особенность культуры этого периода — гипсовые лица с инкрустированными раковинами глазами, старательно реконструированные на человеческих черепах. Таких черепов было найдено не менее десятка, что наводит на мысль о существовании какого-то культового обряда, связанного с поминовением умерших. Из других находок можно отметить кости диких животных, а также одомашненной козы. Обнаружены и обугленные остатки употреблявшегося в пищу зерна, причем характерный для предыдущего периода эммер (пшеница-двузернянка) теперь в основном уже вытеснен пшеницей-однозернянкой. Керамический неолитический этап, вслед за которым наступает временное запустение иерихонского поселения, связан, как явствует из его названия, с появлением монохромной или грубо расписанной керамики, относящейся к типу, гораздо богаче представленному на других памятниках.

То обстоятельство, что Кеньон пришлось вести в Иерихоне раскопки глубоким шурфом на ограниченной площади, несколько приуменьшает результаты ее работы. Зато Диане Киркбрайд посчастливилось: она нашла на берегах одного вади севернее Петры неолитическое поселение, остатки строений которого лежали сразу под верхним слоем почвы. В 1958–1967 гг. она раскопала в Бейде (Сейль-Ахлат) довольно обширный участок, раскрывший поразительно подробную картину жизни древних земледельцев. После недолгого пребывания здесь людей в ранненатуфийский период поселок был покинут, а затем, около 7000 г. до н. э., вновь занят населением, культура которого соответствовала поздней докерамической фазе Иерихона. Жилища, эволюционировавшие от круглой к прямоугольной форме, имели мощные каменные стены, возведенные способом сухой кладки; внутренние помещения были покрыты многими слоями штукатурки. Скопления небольших комнат позднее были заменены строениями с одним просторным внутренним помещением, стены которого штукатурились, а на полы, лежавшие чуть ниже уровня почвы, наносились в декоративных целях линии яркой краски. Обнаружены были также пекарня и лавка мясника, говорящие об уже развитой специализации ремесел. Каменные орудия использовались с большой изобретательностью; из глины делали игрушки и предметы культа.

Информация, полученная в результате раскопок памятников этого типа в Иордании и прибрежном Леванте, была недавно дополнена новыми открытиями во внутренних областях Сирии, материалы которых пока еще полностью не опубликованы. Одна из новых находок привела специалистов в замешательство. В 50 милях к юго-востоку от Алеппо, в Мурейбите, М. ван Лун и Ж. Ковен раскопали поселение IX тысячелетия до н. э., обитатели которого жили в основательных глиняных домах, возделывали пшеницу-однозернянку и изготовляли керамическую посуду [151, с. 74].

Из примерно дюжины относящихся к этой эпохе археологических объектов на территории современной Турции один, Чайеню, привлекает к себе особое внимание, поскольку может быть сочтен аналогичным докерамическому неолиту Иерихона. Он находится неподалеку от г. Диярбакыра; здесь — в уже более поздние годы — работал Брейдвуд вместе с турецким ученым Халетом Чамбелем. Материальная культура поселения характеризуется теперь так: она принадлежит развивающемуся обществу в «докерамической» стадии и обладает уже достаточными навыками в земледелии и использовании домашних животных. Но есть в этой культуре две необычные черты. Одна относится к архитектуре: во втором из четырех выделяемых здесь культурных периодов отмечены каменные основания стен, так называемые «шпалы», которые образуют правильную «решетку», но «квадраты» столь малы, что обозначаемые ими помещения вряд ли использовались иначе, чем склады [29]. В третьем же периоде обнаружен необычайно плотный пол, украшенный наподобие вымосток типа терраццо мозаикой из каменных осколков. Вторым не менее впечатляющим нововведением является способ холодной ковки при изготовлении отдельных орудий из самородной меди. Пока это считается самым древним свидетельством использования человеком металла.

Поселение Чайеню существовало в течение тысячелетия (7500–6500 гг. до н. э.) и непосредственно предшествует ныне широко известному поселению Чатал-Хююк, раскопанному Джеймсом Меллаартом на равнине Конья; им засвидетельствовано еще 800 или 900 лет впечатляющего прогресса [134].

Реконструкция интерьера святилища

в неолитическом городище Чатал-Хююк

(ок. 5800 г. до н. э.) (Меллаарт, 1967 г.)

Здесь вряд ли будет уместно подробное описание различных аспектов культуры Чатал-Хююка, материалы которой так широко публиковались и популяризировались в последние годы. Поселок, занимавший площадь более 15 акров, состоял из кирпичных домиков, тесно лепившихся друг к другу, словно ячейки сот; проникнуть в такое жилище можно было, только спустившись по лестнице с общей для всех крыши. Исключительный интерес представляют здания, связанные, вероятно, с религиозным культом: их стены декорированы красочными фресками, напоминающими пещерную живопись предшествующей эпохи, а также черепами и рогами животных. Засвидетельствовано не только использование глиняной посуды, но и ее деревянные и плетеные прототипы, сохранившиеся столь же хорошо, как и найденные с ними фрагменты тканей. Фигурки людей и животных вырезались из камня или лепились из глины; оружие и орудия изготовлялись из тщательно выделанных кремневых или обсидиановых заготовок. Охота еще сохраняла свое значение, но экономика основывалась уже главным образом на земледелии, причем диапазон возделываемых культур был на удивление широк; и есть даже основания полагать, что применялось искусственное орошение.

Трудно поверить, что такой взлет культуры мог быть изолированным феноменом, не имевшим в то время никаких аналогий в других районах Ближнего Востока. Тем не менее, если судить по известным на сегодняшний день фактам, похоже, так оно и было. Мы почти не располагаем свидетельствами о содействии местных достижений ускорению темпов развития других неолитических обществ. Создается впечатление, что в последующий, поздненеолитический период, многие из этих достижений были забыты, в результате чего опять наблюдались признаки застоя. В Турции этот период хорошо представлен нижними слоями таких археологических памятников, как Хаджилар, Сакчагёзю, Мерсин и Таре, где обнаружены каменные дома вместе с характерной черной и коричневой лощеной керамикой и изящными изделиями из обсидиана. Но эта культура — лишь прелюдия к значительно более развитой культуре следующего периода — халколита, о котором нам еще придется весьма подробно говорить, когда мы вернемся к Месопотамии.

Но прежде необходимо сказать еще несколько слов о том, как в этот период шло развитие культуры в другой соседней с Ираком стране — Иране. Для начала укажем районы, где были сделаны важнейшие находки, отметив при этом, что распределяются они по территории Ирана весьма широко. Поиски доисторических истоков иранской культуры начались практически только в 50-е годы, а многие значительные открытия имели место совсем недавно, вследствие чего еще полностью не опубликованы. Их прекрасный обзор, составленный П. Сингхом, основан главным образом на предварительных сообщениях, но вполне может быть рекомендован читателям. Сингх выделяет географически три группы памятников, на которых представлены культурные комплексы, относящиеся к неолиту ([174], а также [135 и 150]). Первая группа объектов расположена в долинах рек к югу и востоку от Керманшаха; вторая — на равнине Хузестана, в пределах 50-мильного радиуса вокруг Суз, а третья — к югу и юго-востоку от оз. Резайе (Урмия) в Иранском Азербайджане. Производившиеся в каждом из этих районов большие и малые раскопки дали сведения, скорее подтверждающие, чем существенно дополняющие ту картину развития неолитических культур, которая уже получена на основании раскопок в Анатолии и Леванте.

Остановимся здесь на некоторых ярких чертах важнейших памятников в названных выше группах и на том вкладе, который они внесли в наши знания о развитии неолитических культур.

В Тепе-Асиаб (керманшахская группа) сохранились «остатки сезонного поселения собирателей… стоявших уже на грани перехода к производящему хозяйству» (приблизительно 10 —7 тыс. лет до н. э.). Следующая ступень развития культуры ранних собирателей засвидетельствована в Тепе-Сохраб; здесь нет еще глинобитных строений, однако уже изготовлялась монохромная и расписная керамика. Обожженную глину жители этого поселения использовали и для другой цели: для изготовления разнообразных статуэток, одна из которых, так называемая «сохрабская Венера», поражает особым пластическим мастерством. Уже была одомашнена коза, но нет пока еще свидетельств использования зерновых (самая древняя датировка, полученная с помощью радиоуглеродного анализа, — 6000 г. до н. э.). Сколь-нибудь значительные архитектурные сооружения появляются впервые только на тепе Гандж-Дарех; это — прямолинейной планировки здания, располагавшиеся «гроздьями», тесно лепясь друг к другу. Стены их сложены из продолговатого «плосковыпуклого» кирпича-сырца, скрепленного раствором. Кремневая индустрия представлена традицией пластин и отщепов, орудия из обсидиана пока отсутствуют. Характерная стертость некоторых кремневых лезвий дает основание полагать, что их использовали для жатвы зерновых. Среди глиняных статуэток встречаются уже относящиеся к типу «черенкоголовых», который мы встретим впоследствии и в более позднее время. Хронологические рамки для этого памятника: 7300–6900 гг. до н. э. «Наиболее тщательно исследованным объектом» из этой группы является Тепе-Гуран, который вновь демонстрирует нам «переход о г хижин к домам и от докерамической к керамической стадии». В слое, представляющем четвертый период обитания, появляется монохромная, а позднее — расписная и лощеная керамика. Среди каменных орудий встречаются теперь обсидиановые; впервые появляются также сосуды, выдолбленные из мрамора. В области архитектуры примечательны вымостки из вбитых в глину кусков полевого шпата, покрывавшиеся красной охрой (дата этой неолитической культуры: 6500–5500 гг. до н. э.).

Вторая группа памятников, расположенная на равнине Дех-Луран к западу от Сузианы, также позволяет воссоздать последовательность этапов развития культуры, которые теперь принято обозначать по названиям конкретных археологических памятников. Первые два из них (Бус-Мордех и Али-Кош) являются докерамическими, но на третьем этапе (Джаффар) уже встречается глиняная посуда. Все вместе они свидетельствуют, что эпоха неполивного (богарного) земледелия и одомашнивания коз, начавшаяся приблизительно за 7 тыс. лет до н. э., постепенно сменилась эпохой ирригационного земледелия и одомашнивания крупного рогатого скота, начало которой следует отнести примерно к 5000 г. до н. э.

Третья группа раннеземледельческих культур представлена такими памятниками, как Хаджи-Фируз, Далма и Писдели на, юго-западе Иранского Азербайджана. По своему типу они приближаются к халколитическим и потому для нас пока не столь интересны. То же можно сказать и о лежащем на полпути между Керманшахом и Бендер-Аббасом Тепе-Яхья, удаленное местоположение которого говорит о широте географического распространения памятников этого типа и может послужить указателем направления для дальнейших исследований [96].

Проект «Ирак — Джармо»

Завершив краткий обзор основных достижений в изучении проблемы неолита за прошедшую четверть века в трех важнейших районах Западной Азии, мы теперь по достоинству можем оценить итоги подобных же работ, проводившихся на территории Северной Месопотамии. Для этого нам придется вернуться к проекту «Ирак — Джармо», начатому Брейдвудом в 50-х годах. И хотя некоторые из выводов Брейдвуда с тех пор пересмотрены, по тем временам его работа носила подлинно новаторский характер.

Достаточно выборочно взять итоги раскопок Брейдвуда только на двух объектах, чтобы определить их скромное место в общей схеме культурного развития, которая теперь уже столь детально разработана но материалам, полученным в других районах. Один из этих объектов — поселение Карим-Шахир, расположенное к северу от г. Чамчамаля в Киркукском губернаторстве. Вероятно, оно входило в группу из нескольких поселений, которые использовались древними людьми лишь как «сезонные стоянки». Точно датировать его не удалось (может быть, оно современно «мезолитическому», по К. Кеньон, периоду Иерихона), ясно лишь, что им представлен период, когда переход от пещер и скальных навесов к стоянкам под открытым небом становился все более распространенным явлением. Главными источниками питания были охота и рыбная ловля, постоянных стоянок еще не существовало. Животные также не были еще одомашнены, а серпы с кремневыми вкладышами использовались, как полагают, только для срезания стеблей тростника, употреблявшихся при сооружении хижин. К немногочисленным свидетельствам разрыва с палеолитическим образом жизни можно отнести шлифованные каменные топоры и грубые глиняные статуэтки. Карим-Шахир отделен большой временной лакуной от поселения Джармо, где Брейдвуд производил крупномасштабные раскопки в 1948–1955 гг. Датировки по радиоактивному углероду для этого памятника ненадежны, но согласно нынешней хронологической таблице неолитических культур поселение Джармо существовало короткий период, отчасти предшествовавший, а отчасти и современный начальному этапу периода ДКН-Б в Иерихоне. Его средняя дата — около 6750 г. до н. э. В терминологии самого Брейдвуда Джармо подпадает под категорию «первичных подлинно оседлых земледельческих общин» [25].

Само поселение занимает площадь около 3 акров и находится на разрушенном выступе конгломерата, нависшем над глубоким, сухим вади. При толщине культурного слоя 7,6 м в нем можно выделить 12 строительных этапов. Стены возводились из глины (pisé), а в более позднее время ставились на каменные фундаменты. Глиняная посуда обнаружена только в верхней трети культурного слоя, но глиняные «бассейны», или чаны, в полах, подвергавшиеся обжигу «на месте», встречаются начиная с самого раннего периода. Предположение о существовании в Джармо развитого земледелия, основывавшееся на находках кремневых и каменных орудий для жатвы и размалывания зерен, подтвердилось находками зерен культурных растений, в том числе пшеницы-эммера и двурядного ячменя. Кремневая индустрия представлена как пластинами, так и микролитами, причем широко использовался обсидиан, поступавший из района оз. Ван.

Эволюция форм посуды в Джармо поставила исследователей перед загадкой. Встречающиеся в более глубоких слоях довольно искусной работы каменные сосуды на средних этапах заселения сменяются разнообразными сосудами из глины, которые украшались лощеным ангобом[1] или нехитрой росписью. Но по мере приближения к поверхности качество посуды заметно ухудшается. Опираясь на эти факты, Брейдвуд пытался найти связь с наиболее ранней керамикой Телль-Хассуны, однако ему это не удалось, а произведенный недавно пересмотр расписной керамики Джармо [140, с. 32 и сл.] выявил аналогии с керамикой Тепе-Гуран (одного из наиболее изученных памятников керманшахской группы в Иране). Таким образом, здесь скорее имеется связь с горами Загрос, чем с низменной частью Месопотамии. Датировка Джармо, предложенная Брейдвудом, предполагает, что поселение покинуто обитателями в то время, когда период позднего неолита уже повсюду подходил к концу. Если это так, то начальную фазу развития хассунской культуры следует искать на самой Месопотамской низменности, где такие поселения, как Умм-Дабагия и Телль ас-Савван, обнаруживают признаки значительного культурного подъема. Правда, неолит здесь так незаметно переходит в период, до недавнего времени носивший название «халколитический», что, пожалуй, лучше поговорить об этих памятниках в другой главе.

Прежде чем закончить рассказ о работах Брейдвуда, необходимо оказать насколько слов еще об одном их аспекте.

Как мы уже говорили, отличительной особенностью исследовательской группы, прибывшей под началом Брейдвуда в Ирак в 50-х годах, было наличие в ее составе ученых различных специальностей. Впервые в истории ближневосточной археологии геологи, климатологи, зоологи и ботаники предприняли совместно с археологами комплексное исследование природной среды, окружавшей древнего человека. Экология, восстанавливаемая по их сообщениям, резко отличалась от нынешней. Выявленный ими разительный контраст между «прежде» и «теперь» в природных условиях Северного Ирака — выдающийся результат их работы.

«С тех пор как перестало существовать поселение Джармо, — пишет Брейдвуд, — господствующим фактором, преобразующим окружающую среду, был уже человек, и следы его деятельности на Ближнем Востоке можно увидеть повсюду. В целом деятельность людей, как земледельцев, так и скотоводов, была разрушительной по своим последствиям, хотя ни один человек при этом и не ставил разрушение своей сознательной целью».

Вот как описывает Брейдвуд древний ландшафт этого края: «Есть все основания полагать, что в позднем доисторическом и в начале исторического периода от Центральной Палестины через Сирию и до Восточного Ирака тянулась полоса почти сплошных горных и предгорных лесов, местами густых, местами разреженных, «парковых». В горах зимой выпадало большое количество осадков; здесь росли большие, широколиственные деревья, а подлесок представлял собой непроходимую чащу. То был поистине первобытный лес, остатки которого теперь сохранились лишь на немногих пологих склонах гор, вдали от деревень. У подножия гор и на равнинах росли, по-видимому, разреженные леса, где преобладал дуб…»

Что касается фауны этого периода, то, судя по данным Джармо, жители поселения могли заниматься охотой и на поросших травой лугах, и в окрестных лесах, и в дебрях высокогорья. Из числа животных, чьи кости найдены при раскопках, некоторые, как, например, дикий кот, уже полностью исчезли. Другие, такие, как олень, леопард или медведь, приспособление к жизни в лесах, теперь, когда лесов почти не осталось, близки к исчезновению. Продолжают существовать, несмотря на постоянную охоту на них, дикая свинья, волк, лисица, а также дикая коза и газель. «В наши дни, — пишет Брейдвуд, — в долине Чамчамаля, как равнина, так и предгорья которой были прежде покрыты лесом, трудно встретить даже кустарник. Карликовый дуб не успевает достичь и высоты шести футов, как его срубают собиратели топлива. Поскольку леса и кустарника не стало, а трава каждую весну выщипывается скотом, почва по большей части оползает в реки, превращаясь в ил. Зимой она, едва успев образоваться, смывается со склонов дождями, которые гонят по земле потоки шоколадного цвета…» [28, с. 173].

Все это не что иное, как источник аллювия[2], сформировавшего Месопотамскую равнину.