Закончилась эпоха Сталина, пришел конец коварству Берии. Председателем Верховного Совета СССР стал К. Е. Ворошилов. Мержанов правильно оценил новую ситуацию в стране и направил ему жалобу: «Многоуважаемый Климент Ефремович, обращается к Вам архитектор, которого Вы, может быть, помните как автора санатория Вашего имени в г. Сочи. Я был арестован в августе 1943 года в Москве. (…) Все время моего пребывания в заключении я работал активно, отдавал все свои знания и опыт. Об этом свидетельствует моя работа в Комсомольске-на-Амуре в 1944–1948 гг. и на проектировании и строительстве нового санатория МГБ в Сочи в 1949–1951 гг… В 1953 году закончился срок моего заключения, и я, не имеющий по приговору ни ссылки, ни поражения в правах, оказался в ссылке… Положение… изгнанного из общества слишком тяжело… Клеймо, лежащее на мне, угнетает… Многоуважаемый Климент Ефремович, Президиум Верховного Совета СССР, прошу снять с меня судимость, дать мне возможность сознавать, что я жизнь свою кончаю… как член Великого социалистического общества».
На письмо наложена резолюция: «Руденко Р. Я. Прошу рассмотреть. К. Ворошилов. 4.08.54». Жалоба была взята на особый контроль, но из ссылки Мержанов был освобожден только 16 мая 1955 года.
Видимо, по рекомендации Ворошилова, он обратился с заявлением к Генеральному прокурору СССР Р. Руденко, в котором отметил: «Никакой контрреволюционной агитацией и пропагандой я никогда не занимался… я человек прямой… Те или иные критические высказывания по поводу отдельных недостатков допускались при желании их искоренить в интересах государства и не во вред ему… Я, советский архитектор, на протяжении многих лет доказал преданность Советской власти. По моим проектам и под моим руководством построено несколько десятков крупных зданий, известных в Советском Союзе и руководителям нашего государства. Эти постройки характеризуют меня, мои политические и деловые качества».
На основании этого документа и протеста Главного прокурора Верховный суд СССР пересмотрел уголовное дело и 30 мая 1956 года отменил постановление особого совещания от 8 марта 1944 года за недоказанностью обвинения.
Ранее справедливость восторжествовала и для сына архитектора в результате его борьбы со злом, с фальсификацией обвинения. В этой борьбе ему помогло самообладание, привитое отцом, запомнились неоднократно повторяемые им слова великого Гете: «Если ты потерял состояние, то еще ничего не потерял, состояние можно нажить снова. Если честь — то попробуй приобрести славу, и честь возродится. Но если ты потерял мужество, то потерял все!»
Талантливый архитектор был и заботливым отцом. Не без его участия устроилась семейная жизнь Бориса Мироновича. Мирон Иванович заприметил ладную, старательную, умную девушку студентку Новосибирского строительного института, проходившую преддипломную практику в Красноярске, откуда была родом. Через несколько месяцев она защитила диплом и получила направление в родной город. Мирон Иванович принял ее в свою группу, познакомил с Борисом. Тот прибыл в Красноярск из Волголага под Рыбинском в 1952 году и, будучи студентом, а потом архитектором, помогал отцу в создании в городе на Енисее замечательных сооружений. Мирон Иванович способствовал женитьбе молодых людей. В конце июня 1958 года состоялось бракосочетание. Эльвира Петровна Чувашёва стала Мержановой, а позднее и хорошим архитектором. За проектирование и строительство важных объектов в Набережных Челнах она была награждена орденом Знак Почета.
После окончания срока ссылки Мирон Иванович еще некоторое время жил в Красноярске. В 1957 году он поехал в Москву для встречи с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Климентом Ефремовичем Ворошиловым. Тот принял Мержанова сочувственно и по-отечески заботливо помог в полной реабилитации. А когда в 1960 году архитектор окончательно вернулся в Москву и у него возникли проблемы с жильем, Ворошилов помог получить бесплатные квартиры: Мирону Ивановичу на улице Немчинова в парке Дубки, а Борису Мироновичу на улице Костякова. Квартиры располагались в одном районе, в пятнадцати минутах ходьбы одна от другой. Но до получении квартиры Мирону Ивановичу пришлось пожить на даче в Болшеве, незадолго до того построенной сыном.
Добрые люди, К. Е. Ворошилов и Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, Министр торговли А. И. Микоян, помогли ему преодолеть бюрократические препоны: Мержанов без особых хлопот получил паспорт, оформил пенсию и занимался делами по возмещению ему средств за конфискованное имущество.
Долгие годы репрессии не сказались на его дружбе с членом Политбюро, членом Президиума ЦК КПСС, видным государственным деятелем Анастасом Ивановичем Микояном, с выдающимися архитекторами Дмитрием Ивановичем Бурдиным, Глебом Васильевичем Макаревичем, Вячеславом Алексеевичем Шквариковым, Борисом Сергеевичем Мезенцевым, с известными деятелями культуры Никитой Владимировичем Богословским, Марком Семеновичем Донским, Григорием Львовичем Рошалем. Родным Мирона Ивановича приятно было слышать, когда приходившие к нему в гости прославленные архитекторы называли его своим учителем и наставником в зодчестве, искренне признавали, что благодаря Мержанову достигли в своей профессии таких высот.
Восстановились дружественные отношения и у Бориса Мироновича с Серго Анастасовичем Микояном, с Сергеем Никитичем Хрущевым и другими товарищами детства и юности.
Макаревич и Шквариков уговорили шестидесятипятилетнего архитектора поработать с ними во втором Моспроекте. Как пояснил Сергей Мержанов, «к этому времени понятие „автор проекта“ практически полностью сменилось словосочетанием „руководитель авторского коллектива“». В таком качестве Мирон Мержанов разработал проекты двух московских комплексов: ВНИИ «Инструмент» на Большой Семеновской улице и «Станкоимпорт» у станции метро «Калужская». Оба объекта были реализованы с отступлениями от проекта: «Станкоимпорт» в процессе строительства лишился многих важных аксессуаров, определяющих общее объемно-пространственное решение комплекса и пластику фасада, а у ВНИИ «Инструмент» и вовсе не был построен многоэтажный корпус в виде башни, что практически лишило ансамбль градостроительной логики. Однако, несмотря на все эти недостатки, в реализованных фрагментах виден творческий почерк Мержанова, выработанный им еще в первых объектах 1920-х годов.
Мирон Иванович трудился с друзьями до 1971 года, а потом случилась беда: находясь на отдыхе в подмосковном санатории, он упал и сломал шейку бедра. До конца жизни не мог передвигаться без костылей. В свои последние годы, с ранней весны до поздней осени, жил он на даче в Новых Горках, много занимался рисованием, отдавая, как и прежде, предпочтение акварели. Но, как правило, изображал он не пейзажи и не натюрморты: из-под его кисти выходили чудесные фантазии интерьеров, дворцов, санаториев, похожих на дворцы, дач. Он понимал, что всего этого не успеет построить, но надеялся, что хоть что-то послужит народу. Творческая мысль не покидала его. Когда же он уставал от архитектуры, его карандаш с любовью вырисовывал прелестных коней.
Общаясь с внуком, Мирон Иванович деликатно, педагогично внушал, что ему следует тоже стать архитектором. Так что у Сергея еще в школьные годы сложилось твердое намерение следовать семейным традициям. Интересно, что обсуждая в разговорах с родными и знакомыми массу тем, Мирон Иванович никогда не касался социальной и экономической структуры социалистического общества. На вопросы собеседников, как он относится к Сталину, отвечал, что Сталин — очень сложная личность и не им понять его. Бывало, архитектора спрашивали, не жалеет ли он, что строил дачи вождю. Он говорил, что не жалеет и не считает, что работы выполнены напрасно: ведь то, что делалось для Сталина, перешло народу. И много раз повторял, что честно и хорошо работал как при плохих, так и при хороших руководителях.
Сергей Борисович вспоминал: «Дедушка не таил обиды за то, что на много лет был лишен свободы, так как считал себя действительно виновником в сложившемся любовном треугольнике. Однако замечал, что любовную интригу надо было решать иначе, по-джентльменски, а не лишать его свободы».
Хотя Мирон Иванович и избегал разговоров о политике, однако с большим одинаковым вниманием слушал как советские радиопередачи, так и зарубежные, объясняя это тем, что, получая информацию из разных источников, он делает объективные выводы о нашей действительности. Смотрел и телепередачи. Любимым стал фильм «Семнадцать мгновений весны». Архитектор с профессиональной точки зрения оценивал мастерство режиссера и художников фильма в воспроизведении интерьеров, мебели, костюмов того времени. Неоднократно глядя фильм, с радостью указывал близким на сделанные по его эскизам для дачи Молотова бра, светильники и настольную лампу.
24 сентября 1975 года в Новых Горках под Москвой родственники и самые близкие друзья отметили 80-летие со дня рождения Мирона Ивановича. Среди тех, кто сопровождал его на творческом пути, присутствовал Дмитрий Иванович Бурдин, одной из первых работ которого был знаменитый фасад Дома архитектора, когда он ассистировал Андрею Бурову. На юбилее была и Мита Зельмановна Островская. С ней Мирон Иванович познакомился еще в 1936 году: тогда она после окончания института пришла работать в архитектурную мастерскую хозуправления ЦИК СССР. Один из старейших друзей Анастас Иванович Микоян не смог приехать, но был его сын Серго — известный специалист-международник, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Латинская Америка». В тот год была прекрасная золотая осень. Собравшиеся гости надеялись, что у юбиляра впереди еще много таких погожих, ясных дней. Но развившийся в неволе у Мирона Ивановича туберкулез не позволил оправдаться этим надеждам.
Мирон Иванович Мержанов умер в декабре того же 1975 года в Москве. Похоронен на Армянском кладбище в семейном захоронении, где покоятся его мать и братья — талантливый художник Яков Мержанов и известный журналист Мартын Мержанов. Надгробие представляет собой изящную стелу из белого мрамора с факсимиле, символизирующим принадлежность к творчеству многих представителей этой семьи.
А память об архитекторе Мержанове живет в его произведениях во многих городах нашей страны и, прежде всего, в Сочи, где наиболее ярко проявился его талант.