Человек, которого я принёс назад, всё ещё лежал в кровати, куда я его поместил, но он пока не показал особо много признаков возвращения в сознание. Он время от времени он открывал глаза, и оглядывал комнату, но его зрачки были расширены, а взгляд казался расфокусированным. Я мог представить, что после недели вызванного наркотиками сна он был в большом замешательстве. Я инстинктивно забеспокоился, что такое обращение могло навсегда повредить его умственные способности. Потом я спохватился: «Да какое мне, чёрт подери, дело, если он повредится умом?»
В дверь постучали, но я уже знал, что это была Лизэтт.
— Входи, — крикнул я в направлении двери. Она вошла, и следом за ней — ещё несколько горничных, несущих большую медную ванну и полотенца.
— Просто поставьте ванну вон там, — приказал я, указывая на одну из стен комнаты.
Миг спустя вошёл Харолд, его взгляд следовал за Лизэтт, пока та суетилась по всей комнате. Я ничего не сказал, не желая никого из них смущать, особенно потому, что он не знал, что я уже был в курсе их отношений. Минуту спустя он отлепил свой взгляд от неё, и обратился ко мне:
— Я всё ещё не понимаю, почему вы поместили его в эту комнату, ваше Благородие.
Я вздохнул:
— У меня нет темницы, а даже если бы и была, то он, наверное, заболел бы, держи я его там. Судя по тому, что я могу видеть, он потерял много крови, прежде чем остановил кровотечение из своей ноги. Джеймс говорит, что он какое-то время был пришпилен к земле решёткой.
— Он нужен вам в сознании и не спящим только на то время, которое требуется, чтобы выяснить, что он знает, — ответил он, намекая на то, что вскоре после этого я казню волшебника.
— Я не собираюсь его казнить, — просто сказал я. Харолд выглядел шокированным, и, учитывая моё поведение прошлым днём, я не мог его винить. Я был близок к тому, чтобы совершить нечто похуже казни. Воспоминание об этом заставило меня на миг содрогнуться, и мне пришлось бороться, чтобы подавить видения огня и пытки, всё ещё казавшиеся мне довольно привлекательным.
Харолд встал, обеспокоенный, и немного погодя заговорил. Я был весьма уверен, что он выбросил первые несколько предложений, которые пришли ему в голову. Я не мог не восхититься его самоконтролем.
— Я так полагаю, что у вас есть какая-то конкретная причина, чтобы класть его в мягкую кровать и выхаживать его.
— Есть. Я намереваюсь заставить его работать на меня. Я полагаю, что живым он мне может быть полезнее, чем мёртвым, хотя лишь время покажет, прав ли я.
У Харолда дёрнулся глаз:
— А что Лорд Дориан? А ваша жена?
Я сорвался, и встал, повернувшись к молодому человеку, которого Дориан оставил мне служить. Сделав два шага, я оказался с ним лицом к лицу, мы почти касались друг друга носами. Харолд был высоким человеком, поскольку его глаза были почти на одном уровне с моими, и он был гораздо шире в плечах.
— Не испытывай меня, Харолд, и чертовски хорошо постарайся не намекать на неискренность или какой-то недостаток в моих чувствах к моей жене или моему другу.
Секунду он смотрел мне в глаза, прежде чем опустить взгляд:
— Прошу прощения, милорд. Моё положение не позволяет мне так к вам обращаться.
Я быстро взял себя в руки:
— Однажды позволит, Харолд, однажды позволит. Я уважаю твою честность, но ты пока не знаешь меня достаточно хорошо, — сказал я, и положил руку ему на плечо: — Помоги мне его раздеть — скоро принесут горячую воду.
Его глаза расширились:
— Разве нам не следует предоставить это горничным?
Я чуть не засмеялся, но удержал серьёзное выражение на лице:
— Х-м-м, возможно ты прав. Я попрошу Лизэтт раздеть его. Возможно, она и помыть его тоже сможет.
Он покачал головой:
— Нет, это тоже будет неправильным, — произнёс он. Несколько минут спустя мы раздели мужчину, и приготовили к ванне. Глаза нашего пленника теперь были открыты, и он казался более пробудившимся, хотя каждый раз, когда он пытался говорить, получалась лишь тарабарщина. Харолд посмотрел на его правую ногу, согнутую и распухшую. Длинный серебряный шрам отмечал ту её часть, которую пронзила решётка.
— Выглядит скверно, — сделал наблюдение Харолд.
— Тут ты прав, — согласился я. — Посмотрим, что я с этим смогу сделать. Не позволяй никому беспокоить меня, пока не закончу.
— Как я узнаю, что вы закончили?
— Я буду оглядываться, и разговаривать с тобой, — сказал я, подмигивая и улыбаясь ему. Харолд покачал головой, и я знал, что он хотел прокомментировать мои умничанья, но попридержал язык. Я сел у кровати, и закрыл глаза, обращая свой взор внутрь, а затем сместил фокус на лежавшего рядом со мной на кровати мужчину.
Его сердце билось сильно, но его тело было горячим от лихорадки. Его рана явно была заражена, но я не был полностью уверен, что с этим делать. Вместо этого я тщательно осмотрел его ногу и ткани вокруг неё, чтобы увидеть, не было ли там каких-то очевидных проблем. Его бедренная кость была сломана, и стала заживать под неправильным углом, а рядом с ней вокруг чего-то постороннего сформировался абсцесс.
Я сместил свой фокус, рассматривая это место поближе. Там засел камешек, и от него распространялось заражение, создавая большое скопление гноя и жидкости вокруг постороннего тела. На это могло уйти много времени, но в конце концов инфекция убьёт его, если не удалить камешек и не вычистить абсцесс. А если бы он это пережил, то определённо остался бы хромым, с плохо сросшейся костью. К счастью, с обеими проблемами я мог легко справиться.
Первым делом я решил исправить кость. Процесс чистки раны будет грязным — он подождёт, им я займусь после ванны. Я недолго подумал о том, чтобы позволить ему чувствовать боль, когда я буду выправлять кость. Он пришёл в сознание достаточно, чтобы боль была сильной. После недолгой моральной борьбы я приглушил нервные импульсы от его ноги, и осторожно выпрямил кость. Послышался ясный щелчок, когда уже начавшая заживать кость снова разошлась, и я скорее почувствовал, чем услышал, как рядом ахнул наблюдавший за мной Харолд. Я выровнял концы, и затем аккуратно соединил их друг с другом. Соединение было не таким хорошим, каким будет через пару месяцев естественного заживания, но оно было достаточно крепким, чтобы он мог ходить без опаски. Однако опухоль и боль от инфекции, наверное, всё равно этого не позволят.
Я открыл глаза, и посмотрел на Харолда:
— Готово… пока, — сказал я.
— У меня от этого мурашки по коже, — сказал рослый воин.
Я посмеялся в ответ:
— Помоги мне затащить его в ванну, — приказал я. Харолд встал позади волшебника, обхватил его за грудь руками, и поднял его исключительно своими силами, оставив мне лишь взять его за ноги, и повести их к медной ванне. — Следи за его головой — я не уверен, может ли он держать её над водой, — предупредил я.
Что удивительно, этот малый сел сам, поэтому нам не пришлось трудиться слишком усердно, чтобы не дать ему захлебнуться. Его рот шевелился, издавая странные звуки, но я не мог понять ничего, что он говорил.
Полчаса спустя мы положили его обратно на кровать, и пахнуть он стал гораздо лучше.
— Насколько крепкий у тебя желудок? — спросил я Харолда.
Тот поморщился:
— Я считал его крепким раньше, но у меня такое ощущение, что я не готов к тому, что вы задумали.
— Мне нужно выдавить гной из его раны, и прочистить её.
— Я схожу за Джо. Он много врачевал солдат по мелочам, и его желудок по крепости не уступает никому, кого я знаю, — сказал он.
— Пойдёт, — сказал я, и двадцать минут спустя рядом со мной был вместо Харолда был Джо МакДэниел.
— Я просто подожду снаружи, на случай если я вам понадоблюсь, — сказал Харолд, выходя из комнаты.
— Найди для меня Лизэтт, — крикнул я вслед. — Мне понадобится ещё горячая вода и полотенца. А когда принесёт их, пусть ждёт вместе с тобой… на случай, если нам что-то ещё понадобится, — закончил я. Про себя я улыбнулся: «Вполне можно дать им время поболтать». За этой приятной мыслью последовал резкий укол боли, когда я осознал, что у меня больше не будет возможности поболтать с Пенни. Заскрипев зубами, я выкинул эту мысль из голову, и сосредоточился на своей непосредственной задаче.
Я посмотрел раненному человеку в глаза:
— Я знаю, что ты, наверное, всё ещё в замешательстве, но мне нужно прочистить рану на твоей ноге. Ты понимаешь?
Тот кивнул, и что-то промычал. Он был наполовину лысым, и в оставшихся волосах просматривалась наступающая седина — если бы мне пришлось угадывать, я бы дал ему около сорока. Я бросил взгляд на Джо:
— Мне нужно, чтобы ты держал полотенца и воду под рукой, чтобы счищать жидкости, которые я буду выдавливать из его раны.
— А разве вам не нужно сначала нагреть нож? — спросил он.
— Если моим способом, от нет — просто смотри. Отверстие появится в течение минуты, — сказал я ему. Закрыв глаза, я расслабился, и затем резко сфокусировал свой разум. Работая внутри его ноги, я создал канал от абсцесса к поверхности, и затем открыл там отверстие в коже. Затем я начал вытягивать кусочек камня наружу по созданному мною каналу. По мере его продвижения из отверстия потёк гной, и гнилостный запах грозил нарушить мою концентрацию.
Игнорируя вонь, я мягко вытащил камешек, и затем помог остаткам гноя и кровянистой жидкости покинуть абсцесс. Закончив с этим, я оставил маленькое отверстие в коже, чтобы жидкости, которые позже наберутся в ране, тоже смогли вытечь. Бороться с инфекцией его телу придётся самостоятельно — на тот момент я исчерпал все свои познания в медицине.
Открыв глаза, я посмотрел на Джо:
— Думаю, всё.
— Для столь молодого человека, Мордэкай, ты стал слишком уж знакомым с подобными ранами, — заметил тот.
Я согласно кивнул:
— После войны с Гододдином я получил больше опыта, чем хотелось бы, — сказал я. Что было правдой — хоть мы и победили, потерь было полно, и многие из них приводили к ранам с заражением. К сожалению, многие погибли прежде, чем я смог найти книги, в которых описывали наиболее подходящие методы лечения таких ран.
Мой пленник внимательно наблюдал за мной, и на его лице застыло выражение любопытства. Его рот открывался и закрывался, но оттуда звучал лишь хриплый, каркающий звук. Однако он продолжал пытаться, и в конце концов я разобрал одно слово — «спасибо».
Его благодарность почему-то меня разъярила:
— Не благодари меня. Я ещё могу убить тебя за то, что ты сделал, — сказал я, разозлившись, затем встал, и покинул комнату. Лизэтт ждала снаружи, всё ещё разговаривая с Харолдом. — Покорми его, — сказал я ей.
Повернувшись к Харолду, я обратился к нему напрямую:
— Приглядывай за ним. Я пока пойду отдохну. Если он попытается снять ожерелье, выводи всех из комнаты.
Он странно посмотрел на меня:
— Вы не против, если я спрошу, почему?
— Потому что с оторванными конечностями вы мне будете нравиться меньше, — грубо сказал я. — Вернусь через несколько часов, — объявил я, и ушёл — мне нужно было подышать свежим воздухом, чтобы прочистить голову. Я надеялся, что ко времени моего возвращения к пленнику вернётся дар речи.