Армейская пора

Глава 26

Уболтал я все же Иванова, отпустил он меня. Хотя, если оценить, что я ему наобещал, то, можно подумать, что, наоборот, он оказался в выигрыше. Хе-хе, если не знать, что я и так подобные планы надумывал. Просто сейчас озвучил. Это даже к месту получилось.

Если бы я наобум сказал, то осторожный Эдгар Герасимович еще бы мекал, хмыкал, искал другие, более мягкие варианты. А так, мальчик хочет домой и находит приятные сюрпризы для тренера. Как тут не согласится!

Он даже привез меня на служебной обкомовской «Волге», прикрепленной к команде ЦСКА. Заодно и мою квартиру увидел. Выделил мне целый солдатский рюкзак консервов, как мясных, так и овощно-фруктовых. Сказал, что за сегодняшнюю победу

Приятно, черт возьми, и за поездку — ему самому простой пеший путь может вылиться в массу неприятностей в виде сволочного патруля. Он ведь в форме. И за консервы — после увольнения тестя Александра Петровича и фактического недопущения жены Маши продовольственный паек ограничивался тем, что можно было купить в магазинах и на базаре. Слава Богу, с деньгами Маша уже не огранивалась, но кухонный стол был весьма скуден.

В общем, я искреннее поблагодарил и даже приглашал в квартиру. На это Эдгар Герасимович поблагодарил, но отказался — тренер во время турнира был очень занят. И еще раз предупредил, что в 8.00 придет машина и чтобы я ждал во дворе.

Я такую милостыню не ждал, собирался добираться до места сбора в городе автобусами и попутками. Что же, товарищ Иванов, большое вам сержантское спасибо! И полетел в квартиру, к жене Маше. Она меня не ожидала. Вот хорошая возможность узнать все о супружеской верности Маши.

М-гм, да-с, ей только не говори. Жена где-то на пятом — шестом месяце беременности, ее тошнит и мутит во всю, а я тут, ласковый, начну говорить о любовнике. Палкой ведь может шваркнуть. Я бы точно врезал.

Потом задумался о другом, более серьезном. Кажется, все идет к тому, что в моей жизни что-то произойдет, будет кардинальный поворот. Сначала я считал, что я перейду от обычной воинской части в спортроту, это был уже намеченный шаг даже еще до армии. И то что он не получился сразу, не означал, что его не будет в принципе.

Но потом, с этой самой перестройкой и намечаемым изменением все резко сдвинулось. Армия из короткого эпизода вдруг стала перерастать в дело всей жизни. И главное, так судьба повернулась, что только армия и стала реальным путем. И даже так — спорт явно обернулся военной стороной.

А я что? не стал рыпаться, потому как все другие варианты оказались очень дурными и никчемным. Не дурак я все же, чтобы не ходить в армию искать другие дороги, вплоть до уголовной статьи. Бр-р!

Не армия была страшна, а крытые изменения. Опять наш удмуртский Бог или что-то еще такое же сверхъестественное?

Ну а так вроде бы все хорошо. Вологда, через нее Москва, а тут этот турнир. И как подошло хорошо — по-настоящему сильных спортсменов, способных конкурировать со мной, в Ижевске не было. То есть не то, что вообще, но будь я чуть слабее — точно бы был в проигрыше. А так у меня все же будет три золотые медали из трех золотых!

И я решительно нажал на дверной звонок, слово вступаю в божественный дом. Читайте, завидуйте, к вам идет золотой призер и мировой рекордсмен!

Впрочем, едва показалась Маша, вся стремительность и, в какой-то мере, жестокость, исчезла. Остались только нежность и мягкость. Я плавно ее обнял, коротко поцеловал. Здравствуй, милая!

Потом ужин, тихая ночь. Никакого амурного безобразия у нас, конечно, не было. Не зачем нарушать спокойствие будущей матери.

А утром относительно рано, где-то около семи часов, мы уже завтракали. Я собирался приготовить кашу из сечки с говяжьей тушенки, но когда пришел на кухню, там уже царствовала Маша, приготовившая нам макароны с рыбными консервами и горячий чай. Жена еще все жаловалась, что нет кофе, ну и, слава богу, никогда не любил этот напиток, ни суррогат, ни подлинник.

Мы едва спустились во двор, как подошла «Волга». Маша с нами не поехала, они с отцом решили приехать к финишу 30 км дистанции, чтобы заодно забрать меня домой. Если, конечно, Эдгар Герасимович Иванов отпустит.

А я, приехав в дом отдыха, стал заниматься обычными для спортсменов делами — проверил спортинвентарь — лыжи, палки, винтовки. Оно, разумеется, этим тщательно занимались технические работники, но биатлонистов несколько, всех и не успеешь глянуть. Потом частично размялись, приехали на трассу, еще пробежали.

Моя дистанция 30 км, где я, гм, царствовал, стала работать в 12.00. То есть, в это время, побежали первые участники, а потом с 30 секундными паузами, пошли остальные.

Я, кстати, пошел в первой десяток, как явный претендент на медаль. Впрочем, судя по взглядам, его соперники в облаках не витали, разумно предполагая, что я явный претендент на «золото». Правильно считают, я тоже так полагаю.

Занял место в третьей паре, согласно предполагаемым расчетам. И побежал по сигналу. Опять же, на соперников не смотрел. У меня главный противник — время. А люди, главное не наткнутся. И пусть идут себе потихоньку, с моим темпом, я думаю, им не совладать.

Единственный момент, который меня нервировал, это лишние десять километров. 20 км я пробежал весьма успешно и, кажется, на десять километров еще силы были. Но кажется или реально — это слишком разные вещи. Смотри, не пискни ненароком на всеобщий смех. Потом потянут последние километры, проиграю все медали.

Впрочем, мятущаяся душа — это все внутреннее, сугубо мое личное. Внешне я тверд и уверен, решительно и быстро срываюсь со старта, получив утешающий хлопок тренера по плечу. Я вчерашний победитель и рекордсмен «Ижевской винтовки», я опасный и почти не победимый лыжник трассы.

А уж на огневой позиции я вообще не сравним. Я даже сопоставить могу себя только с объективной реальностью. Игроки же и соперники все равно ошибаются хоть раз — два. Для меня этого достаточно.

Уверенно набрал скорость. Лыжня хорошая, накануне его натоптали школьники — выпускники местной школы Олимпийского резерва. Я в ней не учился — слишком деревенский и далеко от Ижевска. Но это не о чем не говорит, лыжня действительно хорошая. Протоптанная, но не сбитая, как в ГДР, когда множество людей проходят по ней абы как. И итог — получается твердая тропа, хоть пеком по ней иди. Но ходьба на лыжах классическим ходом маловероятна и уж точно малоэффектная.

Ижевская лыжня — это другой вариант, здесь можно не только пройти, но и сделать новый мировой рекорд. О, а вот огневая позиция. Вчера я прошел огневые отрезки легко, как раз плюнуть, сегодня надо также, потому как даже один промах делает мировой рекорд маловероятным, а два промаха просто сливают эту попытку сливом в канализацию.

Делаю привычный глубоки вдох и плавно давлю на курок. Моя винтовочка — девочка очень чуткая, не зачем ее грубо дергать и совершать промахи. Так все выстрелы в цель, пусть соперники ноют в бессильной тоске. А я лечу дальше.

То ли правильный настрой, то ли погода сегодня так просит совершить очередной рывок, но ведь получается! И даже нынешняя усталость не давит тяжело и больно, все больше не давая ускорить или даже просто идти. Нет, она легко держит за ноги, напоминая, что ты уже проходишь первый десяток, а организм у тебя не железный дровосек.

Ничего, ты уже не шестнадцатилетний деревенский паренек, едва понимающий, где у лыж начало, а где конец. Нет, ты опытный спортсмен, гроза любой дистанции. Ать-два, ать-два, усталость привычно загоняешь в икры ног, тебе еще много идти, даже середина пока еще только манит будущим. А уж финиш где-то блестит радостно и загадочно, как Пекин, до которого, как до, м-гм. Далеко, в общем.

И вот что еще. Соперники мои не пытаются пристроиться, не стремятся сделать какое-то камуфло. Хотя у прошедших старт раньше есть такая возможность. Но нет, даже смирно приходят, если хрипло крикнешь: «Лыжню»! Типа, мол, пропусти скоростника — новатора.

Раньше, как правило, даже ухом не поведут, наоборот, еще и так станут, что приходится делать большой круг. Сейчас же нет, послушны и милы. Кажется, это и называется популярность, когда тебе уже не рвутся совершить гадость, ибо не комильфо.

Прошел очередной огневой рубеж. Инмар чуток, рука моя тверда, а глаза зорки. Кажется, в самом деле пора выходить на мировой уровень, а то провинциальный советский уже маловат.

Финиш на этот раз появился практически неожиданно. То есть, не то что совсем я его не ожидал, но как-то, судя по усталости тела, он должен был появиться парой километров позже. А тут шум, гам. Приличная толпа, вооружившись фотоаппаратами и камерами, ждет. Может они не меня? Хотя, кого еще? Трассы гонок турнира не пресекаются!

Сразу вдруг навалилась усталость. Тело, до этого сидевшее, как на наркотиках, на наподобие нервного подъема, вдруг сломалось, понимая, что все! Нет, надо еще пройти последние метры. Остатние, считанные, но самые тяжелые.

А всякие корреспонденты специально подлавливают, пытаются поймать на снимок твою усталость, твою растерянность, чтобы потом показать зрителю. Дескать, вот он, спорт без ретуши, смакуйте и радуйтесь. Перестройка, мать его ити, все стремятся вытащить самую грязь!

Но я был нарочито бодр и весел. И даже у финишной ленты остановился, позируя. Тут были не только местные щелкоперы, нет, приехали и представители центральной прессы. Смотрите, радуйтесь, еще одна золотая медаль, причем с мировым рекордом.

Это потом, даже не просто в укромном месте, а в машине Пушиных, можно закрыть глаза, прижаться к милому телу Маши. Ей — жене и недавнему тренеру — можно. Она, ха-ха, видела еще и нетакое. А потом, получив положенные награды и отдав (ох!) нужное количество интервью нужным корреспондентам, можно поехать в родной дом, в пока еще родную квартиру.

Хотя, мне уже казалось, что, неожиданно для себя, у меня получился приятный бонус — я и члены моей семьи стали неприкасаемыми. Две новых золотых медали и два новых мировых рекорда всем показали, что я не дед мороз из папье-маше, я настоящий труженик и талантливый спортсмен. И люди, которые меня гнобят, сами и являются бюрократами и врагами перестройки.

Пусть-ка эти господа — товарищи, начиная от нынешнего главного тренера по лыжам сборной Удмуртии Кирилла Леонидовича Кабысдоха и вплоть до первого секретаря обкома партии Грищенко, попробуют хоть пошевелиться. Мне надо даже не надо отвечать, горбачевские шестерки сами их залают, загрызут.

Между прочим, были уже яркие признаки, которые поразили Машу, да что там Машу, даже Александра Петровича, старого пройдоху между нами говоря, который дотошно знал все мелочи аппаратной игры. Их восстановили в списках лиц, допущенных для снабжения с продуктовой базы сборной Удмуртии.

Невесть что, я бы и не особо радовался. Но, во-первых, база все-таки снабжала лучше, чем магазины, а, во-вторых, само свидетельство. А чтобы понимать, что это не случайно, в квартиру Пушиных позвонил сам Грищенко и несколько минут милостиво говорил с ним. Опала, вроде бы, закончилась.

Я, правда, не очень-то радовался. Вся это партийная структура, которая еще давила Пушиных, а теперь вот нажала на стоп-кран, сама доживала последние годы. А новая власть, которая скоро будет господствовать, быстренько дистанцируется, хотя давить инакомыслящих станет с не меньшей силой. Так что надо все-таки уезжать в Москву. Удмуртия, конечно, не Чечня, кровь здесь не будет литься, как вода. А вот в ближайшие годы все сильно обеднеет. И население, и провинциальная власть. А отсюда и государственные и общественные органы. Что нам тут делать, если есть возможность уехать?

Об этом я заговорил с женой и тестем. Маша моя, как настоящая женщина, к тому же беременная, слышать ничего не хотела об изменениях в жизни, тем более, о переезде в другой город. Что же, это у нее биологическое. Организм настроился рожать, а потом выпестовывать ребенка. И текущая обстановка должна быть спокойная, мирная.

— Я хочу рожать в Ижевске, я ведь пока еще удмуртка. И муж мой, отец моего ребенка, тоже удмурт! — произнесла онанервно, с нотками истерики.

Мне, к счстью, не пришлось разговаривать с женщиной на сносях. Ведь ее отец, Александр Петрович Пушин, считал совершенно по-другому. Он уже отошел от инфаркта, ну, соответственно, как можно вообще восстановиться от болезни сердца. Но все-таки, пришел в рабочее состояние, посмотрел на положение в Ижевске, пришел к выводу, что лично ему здесь ловить нечего.

— Послушай, Маша, — рассудительно сказал он, — я разговаривал со своим старым знакомым Максимом Ярославовичем Катеревичем. Он от президиума общества ЦСКА вполне официально предложил нам с тобой работу в ЦСКА тренерами, с жильем в столице. Я уж не говорю про Олега, после двукратной победы в Ижевске его сейчас ничем не вырвешь из армейской структуры. Зачем ты хочешь ухудшать его карьеру? А рожать можно и в Москве, тоже русский город.

От внушительного Пхе ее отца, Маша миролюбиво улыбнулась. Она еще была готова спорить со мной, хотя все меньше и меньше, но с отцом ни в коей мере. А я пошел готовится к самой тяжелой дистанции — 50 км. То есть, в данном случае вкусно поужинал и завалился спать. Пусть тело, которое уже два дня работает где-то на пределе своих возможностей, поспит. Благо уже седьмой час, то есть на сон остается примерно двенадцать часов. Нормально, а еще хватит время на утреннюю разминку.

Я еще сквозь сон слышал, как ложилась Маша, на более уже меня не хватило. Зато утром я проснулся полностью проснувшимся и в боевом настроении. Сварил гречку с тушенкой, о которой мечтал уже несколько дней, поели мы с проснувшейся Машей. Потом он снова легла спать, ей по беременному состоянию было еще рано. А я проехал на «Волге» сначала в дом отдыха, потом на турнирную лыжню, на этот раз хорошо знакомую, дистанцию в 50 км.

Собственно, после двукратного триумфа мне можно было и не бегать. Знаменитостью я уже стал, а всех денег никак не заработаешь. Но, с другой стороны, силы у меня были, кураж тоже. Я знал, как бегать и куда бегать. И сам дистанция меня не пугала.

Вот и пробежался в гордом одиночестве. Все в Ижевске — и гости, и хозяева — почему-то считали, что это моя дистанция, что я на ней король. Ну не знаю, гм, может быть. Но если так, то пожалуйста, взял я и золотую медаль с установлением нового мирового рекорда. Устал, разумеется, сильно, но тут уж никуда не денешься, положение такое. Нам ведь, спортивным королям, надо побеждать, при этом с блеском.

А уже вечером, точнее лаже ночью, выехали на железнодорожном транспорте. Тренер Иванов, понимая, что мне нужно по месту службы, сам военный, старший лейтенант, все же предложил ехать в Вологду… через Москву, то есть практически противоположную сторону. И причина была почти объективная — поскольку Удмуртия была в стороне, то лучше и просто было доехать до столицы, а потом прямым поездом до Вологды.

Естественно, главная причина была другая. Милейший Эдгар Герасимович собирался познакомить меня с руководством ЦСКА, и не по телефону, когда можно все переврать и сразу забыть, а в личном общении. И причина была очень важная. Ведь не каждый день их спортсмен выигрывает три золотых медали пусть и на провинциальном турнире.

И уж тремя мировыми рекордами мог похвастаться не каждый. Точнее сказать очень редкие. Ну и под это дело надо выделить спортсмену весомые плюшки (и его тренеру тоже).

А я, все это понимая, смотрел на будущее с оптимизмом. Кто хорош? Я хорош! И пусть страна уже разваливается, а пока заметно хрустит, но я-то шагаю бодро и весело!