Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

Глава 15

Впервые за всё время пребывания в этом мире ужина я ждала с нетерпением, волнением и некоторой нервозностью. После ухода братьев Шевери радость, робкая, недоверчивая, поутихла, и в голову полезли сотни мыслей не самого оптимистичного характера. Я ни черта не поняла из «объяснительной» Тисона, фразы его, уклончивые, благочестивые, можно толковать как угодно: и как возвращение к прежним обязанностям, и как прозрачный намёк на признание меня ошибкой. И тем для беседы наедине хватало и не все они подпитывали романтический настрой. Допустим, Тисон просто хочет популярно разъяснять наивной деве, почему не стоит распространяться о… источниках, танцах и далее по списку. Мало ли какая блажь стукнет этой странной островитянке?

Жизель осталась недовольна репетицией, на которой Брендетта вела себя, как режиссёр, чей гениальный шедевр норовят испоганить какие-то жалкие бесталанные актёришки, не способные проникнуться глубиной сего творения и играть согласно оригинальному режиссёрскому виденью. Нет, прямо так Жизель, конечно, не выразилась, но общая мысль была понятна.

Брендетта тоже недовольна – моим отсутствием на репетиции и возмутительным отколом от коллектива. И устное послание от фрайна Шевери, переданное слугой, нисколько её не убедило, что фрайнэ Асфоделии действительно надлежало в это время быть в другом месте. К слову, досталась мне роль антагониста, кажется, ядовитой наперстянки, решившей поспорить с мировым порядком сбора пчёлами цветочного нектара и как следствие пренебрёгшей парой-другой добродетелей, что тут же привело к великому кризису садового масштаба. Прекрасная императорская роза в лице Брендетты должна была спасти мир от неизбежного апокалипсиса и попутно подробно рассказать нехорошей наперстянке, как та неправа. Ввиду неявки исполнительницы роли главной гадины оная высокая честь пала на Нарциссу, хотя изначально от неё требовалось лишь постоять в массовке, выражая осуждение наперстянки, страх перед грядущим армагеддоном и поддержку розе, да спеть и станцевать вместе со всеми. Поэтому Нарцисса была недовольна не меньше остальных, однако скрывала истинные эмоции лучше, пряча раздражение под маской смиренной печали. Но я видела, какие молнии метали голубые глаза, пока Брендетта возмущалась за столом нерадивостью актёров вообще и моей неисполнительностью в частности. В тихом омуте, как говорится…

Император сегодня ужинал в своих покоях, в мужской компании приближённых, включая Эветьена, и оттого трапеза в большом зале не затянулась надолго. Многие и сами торопились разойтись по частным собраниям – например, в комнатах Мадалин допоздна дискутировали на философские темы, играли в карты и пили. Рыцари сопровождали дев жребия в полном составе, что и пробудило во мне глупую надежду, и заставило насторожиться. Вдруг это такая прощальная лебединая песня, последняя дань пресловутому долгу, благо что и Эветьен занят, и замены нет? С момента прибытия двора в Эй-Форийю ничего подозрительного не происходило, покушения не повторялись, и, быть может, нужда в постоянном присутствии при мне телохранителя отпала. В конце концов, убийца мог остаться в столичной резиденции, мы же не знали, кто он, какой статус занимал при дворе. Эветьен ведь упоминал, что в Эй-Форийе людей меньше, чем в столичном дворце, и нет такого потока постороннего народа.

После ужина избранные вернулись в свои покои, рыцари откланялись и удалились. По пути Тисон успел шепнуть, чтобы я не переодевалась ко сну, отослала служанку, взяла плащ и вышла через полчаса в коридор. Кили-то я без проблем отправила восвояси, но Жизель из её же спальни не выставишь, да?

Вопрос, как объяснить всё соседке, решился раньше, чем подошёл назначенный срок.

Свою горничную Жизель отослала вместе с Кили и спустя четверть часа сама засобиралась на выход. Надела чёрный плащ с капюшоном, посмотрела на меня смущённо и предупредила, что идёт в покои вайленцев и, возможно, вернётся нескоро. Лишних вопросов задавать я не стала, только кивнула и пожелала приятного вечера. Ну, или ночи. Девушка зарумянилась и, надвинув капюшон пониже, выскользнула за дверь.

С Саши, что ли, встречается?

Я не против, честное слово, это личная жизнь Жизель и ей решать, с кем проводить столько времени. Просто удивительно, что Саши так быстро утешился…

Хотя что взять с этих мужиков? Тем более с фаталиста, всё решившего на основании неполученной записки. Главное, чтобы Жизель не обижал. Девушка-то, похоже, влюбилась…

Возможно, первый раз в жизни.

А я?

Всё идёт к тому же.

Во второй.

Вспоминать о первом не хотелось – дело прошлое, и я была молодая да глупая, хоть и целых двадцати лет от роду.

Выждав до срока, я накинула плащ, надвинула капюшон на самые глаза, как Жизель недавно, и тоже прошмыгнула в коридор.

Тисон на месте, укрылся в тени простенка между окнами напротив нашей спальни, и, кажется, стоял там уже какое-то время. Одежда обычная, тёмная, приметную форменную хламиду снял. В таком виде мы не отличались от множества других бродивших по дворцу любителей поздних увеселений и если не всматриваться в лица, то и не узнать.

В молчании мы покинули дворец, миновали ближайшие освещённые аллеи и погрузились в прохладный сумрак парковой зоны. Свернули к пруду, обрамлённому кольцом деревьев, пошли неспешно по мощёной набережной. Сияющий огнями дворец остался за нашими спинами, и чем большее расстояние нас разделяло, тем тише становилось вокруг. Растаяли и без того приглушённые звуки музыки, исчезли редкие парочки, попадавшиеся на аллеях рядом с Эй-Форийей. Павильон с источниками находился на противоположной стороне дворца, поклонники дальних пеших прогулок в тёмное время суток здесь, вероятно, отсутствовали вовсе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Асфоделия, – заговорил Тисон наконец.

Алёна, Алёна…

Странно. Хочу, чтобы Тисон хотя бы раз назвал меня именем настоящим, не чужим, напоминающим беспрестанно, что я не совсем я, и в то же время в последние пару дней кажется, будто Эветьен вот-вот произнесёт его, имя, вслух. То самое имя, вечная любовь и боль, с которым я в прошлой жизни немало повоевала, уточняя, что я не Елена, что и в паспорте указана Алёна. Понимаю, что и то, и другое маловероятно, Эветьен может через прикосновение узнать все подробности о моём физическом состоянии, но он же не телепат, чтобы прочитать мои мысли. А Тисон вообще не одарён.

– Я знаю, что брат читал моё сообщение, отправленное в рассветный храм. Что остановил бы его, коли мог. И что рассказал о нём тебе.

– Скорее упомянул, – отозвалась я уклончиво. – Я первая спросила, где ты, вот Эветьен и ответил.

– Он говорил, что моё назначение было… не вполне решением одного лишь совета магистров?

– Угу.

– Когда стало известно о новом выборе жребием, брат счёл, что для нашего рода было бы непозволительной роскошью упускать такой шанс.

– И он тебя сюда… продвинул.

– Можно и так сказать. Мы прибыли в столицу перед публичным оглашением имён. Церемония выбора всегда проводится при свидетелях, дабы те могли убедиться в отсутствии подлога и честности результата, но публичное оглашение происходит только через день-два, после дополнительной проверки.

– Проверки чего?

– Прежде необходимо убедиться, что избранная дева действительно… дева, – Тисон замялся, смутился заметно.

– То есть девственница? – уточнила я недоверчиво.

– Что фрайнэ не замужем, не имеет детей, жива, в добром здравии и своём уме. Эветьен рассказывал, что случались порой казусы…

Ага, всё-таки артефакт работает не столь идеально, как старший Шевери уверял.

– Рыцарь Элиас сам выбрал деву севера, Тайнес и Перри… хм-м… бросили монету.

– Дай угадаю. Тебе досталась я, то бишь сомнительная островитянка, на которую даже спорить поленились, – подхватила я иронично.

– Ты не сомнительная, Асфоделия, ты… – Тисон вдруг оборвал сам себя и вернулся к теме более нейтральной: – Императорские эмиссары отправились за избранными. Затем пришли срочные вести с Сонны о… произошедшем. По велению Его императорского величества брат полетел на побережье, взяв с собой не только дополнительную охрану, но и меня и назначенную тебе служанку. Его императорское величество не желал привлекать чрезмерного внимания ордена Заката и усугублять распространяющиеся слухи, отправляя с Эветьеном его адептов.

Теперь пазл складывался в более-менее ясную, чёткую картину. Понятно, откуда взялось столько людей на той, первой барке, и почему именно Эветьена послали за Асфоделией, а не присовокупили к охране парочку закатников.

– Хоть ты однажды и предположил, что из меня могут сделать шутиху, забавную зверушку для развлечения скучающих придворных, но мне всё больше кажется, что Стефанио видит во мне… кого-то вроде Эветьена. То есть одарённого человека, которого можно и нужно использовать в своих целях, пока его не завербовали закатники. Кто знает, может, через несколько лет император организует какую-нибудь секретную службу из одарённых, которых будут набирать, прежде чем Закат их заметит, и тренировать тайно.

Даже в сумерках я поймала взгляд Тисона, странный, настороженный, словно я только что выдала действительно секретную информацию.

– Насчёт тебя Эветьен получил конкретные указания, – продолжил мужчина.

– Страшно представить какие! – надеюсь, что не ликвидировать в случае угрозы, а потом выдать за несчастный случай.

Хотя…

– На самом деле ничего страшного. Сопроводить в столицу, обеспечить твою безопасность и убедиться, что ты…

– Безопасна для окружающих и особенно для императора?

– Асфоделия, – в голосе проклюнулись ростками неловкие, почти умоляющие нотки человека, не желающего говорить напрямик, откровенно и тем самым ранить и оскорбить собеседника неприглядной правдой.

– Что? Задаю неудобные вопросы?

– Скорее строишь теории… весьма занимательные.

– Ну так поведение Эветьена и кое-какие моменты по прибытию в столичную резиденцию подтверждают, что не настолько уж я ошибаюсь, – возразила я. – Если бы Стефанио не счёл меня безобидной, интересно, в покои какого уровня комфорта меня запихнули бы? Явно не в те, в которых поселили на деле.

– Мне надлежало вести себя согласно правилам, установленным для назначенных рыцарей, – к счастью, Тисон не стал уверять, будто предположения мои не имели ничего общего с реальностью. – Я рос подле одарённого, поэтому не испытываю к ним ни суеверного страха, ни жадного любопытства, ни надменного презрения фрайна, скрывающего неспособность обходиться без их услуг. Я не ожидал увидеть дикую островитянку, мятежницу, вновь выступившую против императорской воли, или даже сошедшую с ума колдунью, призвавшую молнию то ли на голову свою, то ли на тех, кто пытался вырвать её из лона семьи и родного края.

– А чего ты ожидал? – уточнила я с интересом.

– Фрайнэ двадцати лет от роду, нигде прежде не бывавшая, не видевшая ничего, кроме острова, где родилась и выросла, но полная надежд и чаяний, как любая другая юная фрайнэ.

– Возможно, напуганная до полусмерти внезапно свалившейся на неё высокой честью, – я выпростала из складок плаща руку, посмотрела на белеющие в полумраке пальцы.

Понимала ли Асфоделия, что делает? Или перемещение произошло случайно? Куда делась часть силы?

– Верно. Могла ли она быть столь ужасна, какой её описывали донесения эмиссаров?

И это чувствовалось в отношении Тисона к Асфоделии. Он не видел в ней ни нечестивую презренную островитянку, ни чудовище, ни шпиона под прикрытием, но всего-навсего нуждающуюся в защите, помощи и заботе девушку. Хорошо быть сильной, независимой и вообще крутой супергероиней романа там, где ты можешь себе позволить этакую роскошь, где добрый автор снабдит всеми причитающимися плюшками и вовремя добавит плюс сто к броне. Однако что делать в мире, где с тобой, растерянной, неопытной, мало что понимающей, расправятся в два счёта, едва сочтут тебя опасным элементом? А я всегда старалась трезво оценивать свои силы и возможности и понимать, какие препятствия я могу преодолеть, а какие баррикады разве погребут меня под собой.

– Когда я увидел тебя впервые в замке фрайна Делени, то понял, что нет в тебе того, о чём говорилось в донесениях.

– Конечно, я даже с кровати вставала с трудом, а братец твой требовал лететь в столицу вот прямо сейчас, – проворчала я.

– Ты другая, – произнёс вдруг Тисон задумчиво. – Мне трудно объяснить это, но… ты смотрела иначе, чем любая фрайнэ на твоём месте, иначе говорила, иначе двигалась, иначе делала всё. Согласилась на простую еду и поделилась ею со служанкой.

Когда такое было?

А-а, вспомнила, на барке по пути в столицу.

Так рыцарь видел, как я отдала часть бутерброда Кили? Ой.

– Обращала внимание на мелочи, не замеченные никем, и безыскусно радовалась им…

– Э-э… чему я, прости, радовалась?

– Солнечным зайчикам на первом твоём утреннем благодарении в храме столичной резиденции. Виду с императорской барки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот так и узнаёшь о себе много нового и интригующего. Удивительно, что куча вышеупомянутых мелочей произвела на Тисона такое неизгладимое впечатление. В моём-то мире мужики на подобные несерьёзные вещи внимания не обращают, здесь, как я заметила, и подавно. От добродетельной юной фрайнэ требуется иное.

Воспитание, положение семьи, приданое. А, и плодовитость ещё, куда без способности к регулярному деторождению?

– Порой ты сама казалась лучиком солнечного света…

– Надеюсь, лучиком света не в прямом смысле, – не удержалась я.

А то один тут уже рассуждал о моём предположительно метафорическом свете, который оказался вполне себе натуральным, без сравнений и аллегорий.

– Но непозволительно рыцарю Рассвета забывать об обетах Четырём и ордену, – и тон сразу переменился, стал сухим, царапающим множеством колючих песчинок.

– Поэтому после первого поцелуя ты накатал прошение о замене? – спросила я в лоб.

– Да.

Даже не знаю, радоваться, что не спорит с очевидным, или печалиться, что не пытается приукрасить суровую действительность? Ответил бы уклончиво или вовсе лапши навешал, чтоб поприятнее для женского слуха было.

– Тем же утром брат сообщил о произошедшем на лестнице случае.

– Ты передумал?

– Как было возможно оставить тебя одну, без защиты? Вероятно, первое происшествие и впрямь было – могло быть – несчастным случаем, но второе, со следами вторичного эха?

– И что было бы, не будь оного происшествия? – собственный голос прозвучал тихо, безрадостно.

Внезапно Тисон ускорил шаг, обогнал и остановился передо мной, загораживая путь. Я замерла, глянула выжидающе.

– В то мгновение решение казалось правильным, да и как могло быть иначе? Ты всё время рядом, на расстоянии вытянутой руки, близкая и недосягаемая, такая открытая, настоящая… и безмерно далёкая. К тебе можно прикоснуться, однако каждое это прикосновение лишено обычного почтения, невинного смысла. Мне следует быть подле тебя, защищать и беречь от невзгод, но помнить о границах, обетах, чистоте помыслов… о долге, что перестал быть просто долгом.

На мой вкус современной девушки, ничего предосудительного в его прикосновениях не было – источники не в счёт, – всё вполне себе прилично. Впрочем, представления о приличиях у нас несколько разнились.

– Коли так, то лучше было сразу отойти, поступить как должно, нежели продлевать муки и грезить о несбыточном, – Тисон покачал головой. – Я не могу ответить, как бы всё сложилось при других обстоятельствах. Нам, людям, хочется думать, что мы всегда поступаем и будем поступать верным образом, так, как надо, но на самом деле лишь Четырём ведомо, куда приведут нас те или иные решения и были ли они правильными. Послание ушло, перехватить, остановить и вернуть его мало кто смог бы.

Какая интересная у них тут почта!

– Ответ пришёл незамедлительно, я должен был отправиться в ближайший рассветный храм для обсуждения с его магистром причин моего решения, утверждения и выбора дальнейших действий.

– И ты поехал исповедоваться… тьфу, то есть обсуждать наши с тобой… твои… твоё решение? – опешила я.

– Я понял, что не могу тебя оставить, – возразил Тисон. – Не сейчас и не при таких обстоятельствах.

– А потом?

– Кто, кроме богов, знает, что будет потом?

Резонно. Может, вернётся двор в столицу и на меня снова куски потолка падать начнут? Или Стефанио наконец суженую выберет? Или…

Куча «если бы» и «кабы», пусть и без огорода во рту. Я сама не уверена в завтрашнем дне, боюсь предполагать, что будет через неделю, не знаю, где проснусь следующим утром – в кровати, в которую легла накануне, или очнусь на полу своей квартиры, а пуще того, в больнице, где пойму, что всё увиденное и пережитое было лишь галлюцинациями. Поэтому стоило ли упрекать Тисона в желании жить сегодняшним днём и не строить планов на будущее?

– Но всё равно поехал, – напомнила я упрямо.

– Нельзя без причины отказываться, когда призывают в рассветный храм. Тем более я сам отправил послание.

– И как, покаялся?

– У нас с братом возникли некоторые разногласия, породившие сомнения в том, что мы сможем и дальше… быть друг при друге столько времени, – выдал Тисон спокойно, невозмутимо, словно так и было на самом деле.

– Прокатило? Они… то есть магистр поверил?

– У него не было причин сомневаться в чистоте моих слов.

– Что дальше?

– Ничего. Мы с магистром всё обсудили, я принёс извинения, что потревожил покой его и совета из-за такого пустяка, как несущественный спор с родным братом, и поспешил назад в Эй-Форийю.

– Надо полагать, конфликт на этом исчерпан? – уточнила я настороженно.

Подобно неизвестному магистру, в правдивости Тисона я не сомневалась, но и Морелла сбрасывать со счетов не хотелось.

– Да.

– А Элиас?

– Он говорил с тобой? – нахмурился Тисон.

– Нет. Слова ещё не сказал. Просто иногда он так смотрит… Он же знает, верно?

– Не знает.

– Неужели?

– Он может догадываться, предполагать, – поправил мужчина. Взял меня за руку, сжал несильно мои пальцы в своей тёплой ладони. Привлёк к себе, хотя и не вплотную, посмотрел пристально, убеждённо в глаза. – Но у него нет повода для отправки послания в рассветный храм. И не будет.

– Вот как? – не получалось у меня успокоиться, расслабиться и вообразить, будто все проблемы позади.

– Асфоделия, я останусь с тобой столько, сколько смогу, сколько будет дано Благодатными, с этого момента и до конца, – голос Тисона звучал негромко, уверенно. – Отдам за тебя жизнь, если потребуется…

– А может, не надо так радикально? Живым ты мне больше нравишься.

– Главное, чтобы ты была жива, в добром здравии и счастлива, – Тисон второй рукой коснулся моего, провёл пальцами по щеке.

– А если…

Кто-то узнает и всё будет, как в той жутковатой истории?

Закончить мысль я не успела. Тисон напрягся ощутимо, вскинул голову и резко обернулся. Рука его скользнула по куртке – в императорских резиденциях, в присутствии императора вооружёнными были только стражи, даже рыцари ходили без мечей, да и Тисона с ним я видела лишь на барке во время полёта в столицу. Но нюанс сей вовсе не означал, что те же рыцари не носили оружия менее приметного, нежели крупногабаритная железяка на поясе.

Меня оттеснили за мужскую спину, не позволяя разглядеть приближающуюся тёмную фигуру. Впрочем, неведение относительно личности прохожего надолго не затянулось, потому что Тисон вдруг поклонился.

– Ваше императорское величество.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну вот, кажется, нашёлся-таки любитель дальних пеших прогулок поздним вечером по пустынной набережной.

* * *

Притворяться невидимкой было поздно, капюшон давно сполз назад, открывая лицо, да и пожелай император узнать, с кем тут рыцарь шепчется столь интимно, и нам всё равно придётся подчиниться и ответить. Посему пришлось самой выйти из-за спины Тисона и присесть, как иногда делала Кили, быстро и немного суетливо. Стефанио приблизился к нам, остановился, оглядывая невозмутимо. Даже в сумерках видно, что одет император нарочито просто, не как слуга, конечно, но без обычной роскоши и излишеств. Позади него маячила чёрная фигура, то ли телохранитель, то ли подручный на случай, ежели что монарху потребуется, то ли и тот и другой в одном флаконе. По знаку Стефанио Тисон выпрямился, я вообще в подобии книксена задерживаться не стала.

– Фрайнэ Асфоделия, рыцарь Шевери.

– Ваше императорское величество, – пробормотала я, испытывая острое чувство досады пополам с тихим затаённым страхом.

Вот тебе и не будет поводов. Не прошло и десяти минут, как нас застукали, и кто? Сам император. Впрочем, в потёмках да с разделяющего нас расстояния выражения монаршего чела не разглядеть и понять, что правитель подумал, увидев потенциальную невесту с её же рыцарем посередь пустынной набережной, возможным не представлялось.

– Говоря по чести, мы немало удивлены, встретив здесь в столь поздний час кого-то ещё, – произнёс Стефанио благодушным, ни капли не удивлённым тоном.

Зато мы удивлены по-настоящему. Какого лешего император изволит бродить в ночи в одиночестве, не считая обязательной охраны, словно скучающий маньяк?

– Прошу прощения, мы нарушили невольно уединение Вашего императорского величества, – выдал Тисон обтекаемое наполовину извинение, наполовину оправдание.

– Я… захотела воздухом свежим подышать на сон грядущий, и рыцарь Шевери любезно вызвался меня сопроводить, – выпалила я поспешно, хотя, ясен день, никто не поведётся на идею невинной прогулки, как бы в своё время Кили ни уверяла, что, дескать, избранная может преспокойно оставаться наедине с рыцарем без последствий для репутации.

– Фрайнэ Асфоделия, пройдётесь с нами? – неожиданно предложил Стефанио.

– Сейчас? – зачем-то уточнила я.

– Разумеется.

Я покосилась на Тисона. В отличие от императора, рыцарь стоял куда ближе ко мне и эмоции его читались лучше. Внезапному монаршему вниманию к моей персоне рад он был ещё меньше, чем заботе со стороны брата, однако пристойной причины для вежливого отказа найти не мог.

Королям не отказывают, угу.

– Да, конечно… Ваше императорское величество.

– Рыцарь Шевери, – более Стефанио ничего не добавил и даже пальцем не шевельнул, но Тисон молча отошёл за спину императора, к неопознанной чёрной фигуре, выдерживая почтительное расстояние, необходимое для создания относительного уединения.

Я шагнула к Стефанио, встала рядом, развернулась. Император возобновил прерванное движение, я, поправив капюшон, поплелась следом. Антрацитовая поверхность пруда застыла, будто скованная тонкой коркой льда, чёрные, изредка шелестящие вкрадчиво кроны деревьев скрывали массив дворца впереди. Шагов позади не слышно, и казалось, точно я и Стефанио бредём куда-то в темноту неизвестности, одни-одинёшеньки в целом мире.

– Буду честен, фрайнэ Асфоделия, я уже какое-то время желаю побеседовать с вами наедине, без посторонних глаз и ушей, коих вокруг меня куда как больше, чем следовало бы, – заговорил император, наконец-то перестав именовать себя во множественном числе. – Сегодня советник Шевери подтвердил то, в чём я почти не сомневался, – вы чисты и невинны в очах Четырёх и перед законом Империи. Случившееся на Сонне досадное происшествие, проступок, совершённый ненамеренно, без злого умысла и чужого руководства, но под влиянием момента, страха и неопытности. Однако вам нечего бояться – я не имею намерений избирать вас своею суженой.

О, какое облегчение! И когда официальное объявление?

– Надеюсь, мои слова вас не оскорбят, но будут истолкованы верно. Супруга родом с островов – не то, что готовы принять наши подданные и Империя. По крайней мере, не сейчас, пока жива ещё память о восстании и сражениях. Вам, должно быть, известно, что было много потерь с обеих сторон, ваши соотечественники бились до последнего вздоха, отстаивая свою свободу и независимость от нашей власти. В числе мятежников были и члены рода Тиаго…

Я не сразу сообразила, что речь о родственниках Асфоделии, – сказывалось, что её почти не называли родовым именем.

– Поэтому избирать дочь мятежного рода суженой – риск немалый, к тому же себя не оправдывающий, – продолжил Стефанио. – Тем не менее, я уважаю выбор жребием, каким бы тот ни был, и не собираюсь спорить с волею Благодатных. По возвращению в столицу я назову имя суженой, – император усмехнулся вдруг. – Многие из моих советников высказываются в пользу фрайнэ Брендетты, а кое-кто настойчиво предлагает остановить внимание на фрайнэ Нарциссе. А кого бы выбрали вы, фрайнэ Асфоделия?

Вопрос с подвохом?

– А Жизель… то есть фрайнэ Жизель? – полюбопытствовала я.

– Фрайнэ Жизель дочь фрайна Гранви, много лет бывшего нашим эмиссаром при дворе Целестии, – пояснил император. – Фрайнэ Жизель хоть и родилась на землях Благословенной Франской империи, однако большую часть жизни провела в Целестии, при отце, воспитывалась там и даже блистала при дворе Его королевского величества Элдреда Четвёртого. Для Империи фрайнэ Жизель ещё большая чужеземка, нежели вы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ясно, – я помолчала чуть и, догадавшись, что собеседник ждёт ответа, добавила: – Я бы никого не выбрала.

– Понимаю. И мой отец, и мой дядя взяли в жёны ту, кого сами выбрали из четырёх дев, и никогда о том не жалели. Им не приходилось снова и снова испытывать волю Благодатных, обрекать невинных молодых женщин и рисковать будущим первопрестольного древа. Но есть ли у меня выбор? Возможность отказаться от этого испытания или мне надлежит пройти путь до конца, каким бы тот ни был, принять всё, что уготовано мне Благодатными?

Надеюсь, на этот вопрос отвечать не надо.

Похоже, и впрямь не надо, потому как минуту-другую мы шли молча, Стефанио не выказывал желания всенепременно услышать моё мнение.

– Советник Шевери высоко отзывался о вашем потенциале как одарённой, – внезапно сменил тему император.

И когда это, интересно, Эветьен оценил мой потенциал настолько, чтобы делать какие-либо положительные выводы и хорошо отзываться о нём при правителе?

Наш пострел везде поспел.

– Мне интересны одарённые люди, особенно те, кто не связан клятвами с орденом Заката, чья власть и сила растёт едва ли не быстрее влияния Хар-Асана. Вы сможете остаться при дворе, если пожелаете, и, когда придёт время, получите место в свите моей супруги.

Если он выберет Брендетту, то представляю, какая увлекательная меня ждёт жизнь.

– Вы получите достойное приданое, если в том возникнет необходимость, и достойного мужа и никогда ни в чём не будете нуждаться. Ваше происхождение потеряет прежнее значение, когда вы войдёте в род супруга и примете его имя, никто не посмеет попрекать вас прошлым, и вы станете служить мне, вашему сюзерену, и лишь потом моей жене. Кого бы я ни избрал, она не будет иметь над вами обычной власти жены императора над её придворными дамами.

Трудоустройство по ТК, нормированный рабочий день, высокая зарплата и полный соцпакет. Что ещё требовалось для счастья в беспокойном этом мире?

Другой вопрос, что придётся делать в обмен на обещанные блага?

В койку меня Стефанио не тащит – это плюс. Да и вообще то ли императору хватает Мадалин, то ли он разборчив в связях и на каждую смазливую мордашку не кидается.

Но если судить по бурной деятельности Эветьена, ждёт меня участь магички на тайной службе Его императорского величества, этакая колдунья под прикрытием. И пока эта сторона перспектив выглядела больше со знаком минус, чем плюс.

– Быть может, наконец удастся разорвать замкнутый круг… – добавил Стефанио задумчиво. Качнул головой – скорее в ответ на собственные мысли, нежели для бредущей рядом собеседницы, – и посмотрел на меня. – Полагаю, вас обрадует весть, что супруг для вас уже избран.

Что-что?!

– Супруг? – растерялась я.

– Чем скорее вы примете имя мужа, тем лучше. Оно даст вам защиту, убережет от пересудов и погасит вызванные вами волнения. Будучи достопочтенной фрайнэ Шевери, вы сможете…

Стоп, я что, ослышалась?

– Простите, кем я буду? – я аж остановилась.

Стефанио прошёл вперёд, замер, обернулся ко мне, и, поклясться готова, император улыбался. Довольной такой улыбкой человека, только что осчастливившего другого всем, о чём, по его мнению, можно мечтать.

– Фрайнэ Шевери, – повторил он.

– А-а… – я чуть было не оглянулась на Тисона, оставшегося где-то позади.

Кажется, я всё-таки попыталась повернуть голову, и непроизвольное движение это не укрылось от внимания Стефанио, потому что он пояснил:

– Фрайн Эветьен Шевери станет вашим мужем, фрайнэ Асфоделия.