С резким щелчком, вынудившим вздрогнуть, открылось окошко в верхней части двери и на меня уставились мрачные жёлтые глаза. Да, именно насыщенного янтарного оттенка, как у оборотней в кино, кажущиеся неестественными, словно обладатель их носил линзы. Но при том сами глаза не звериные, обычные человеческие и удивительного цвета была лишь яркая радужка.
Я крепче стиснула кошелёк и записку, испытывая острое желание развернуться и сбежать отсюда. Обладатель странных глаз моргнул и окошко закрылось. Не успела я обернуться и поискать взглядом, куда делись мужчины, дабы потребовать дополнительных инструкций, как лязгнул замок и дверь распахнулась, являя фигуру высокую, с ног до макушки закутанную в чёрное. Больше всего одеяние её напоминало восточных бедуинов, даже тюрбан на голове был, и край широкого тканевого шарфа скрывал почти всё лицо неизвестного, оставляя на виду только глаза.
Желание сбежать усилилось.
– Руку, – велел неизвестный голосом хриплым, грубым, не позволяющим определить его половую принадлежность.
– К-какую? – пролепетала я.
– Любую.
Я подала.
Желтоглазый цапнул мою конечность, сжал, не больно, но ощутимо. Я покосилась на чужие пальцы, обхватившие мои. С виду кисть как кисть, разве что кожа смугловата да выбивались из-под рукава переплетающиеся чёрные нити-паутинки, похожие на татуировку. Хотя, скорее всего, тату это и было.
– Проходи, – неизвестный отпустил меня и посторонился.
А может, не надо?
Я переступила порог и оказалась в тесном тамбуре с обшарпанными стенами, освещённым таким же фонарём, что висел снаружи. Желтоглазый высунулся из проёма, оглядел пустынную улицу и закрыл дверь. Запер со всей тщательностью, обошёл меня и распахнул следующую створку, попроще и полегче главной.
– Иди, – махнул рукой в сторону открывшегося коридора.
– А-а… – я переступила второй порог, на всякий случай стянула берет, позволяя распушившейся косе змеёй соскользнуть по спине, и оглянулась на местного привратника. – Где я могу найти арайнэ Астру?
– Прямо по коридору, третья дверь слева.
– Спасибо, – я сделала шаг вперёд, и створка захлопнулась за моей спиной.
И куда я милостью Его императорства и женишка моего делового попала?
Я прошла по узкому коридору с белыми стенами, освещённому небольшой свечной люстрой под потолком. Двери тянулись слева, в глубине виднелась деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Откуда-то из глубины здания долетал запах еды, доносились приглушённые голоса. Я заглянула в первый проём, с незакрытой створкой, и с немалым удивлением обнаружила просторное помещение, заполненное письменными столами наподобие этакого офиса, разделённое дощатыми перегородками, тонкими и низкими. На каждом старинная лампа, бумаги стопкой, чернильницы и металлические перья, не хватало только компьютера или, на худой конец, печатной машинки. Зелёные шторы на окнах плотно задёрнуты, вдоль одной из стен тянулись рядком стулья, выше висел незатейливый пейзаж в простой рамке. За двумя соседними столами сидели женщины средних лет, переговаривавшиеся негромко. При виде меня умолки, посмотрели вопросительно.
– Доброго вечера, – произнесла одна, постарше, темноволосая и в очках. – Тебе нужна помощь? Проходи, не бойся. Что бы ни случилось, в этих стенах никто не причинит тебе вреда, не обидит и не осудит.
– Я… Мне нужна арайнэ Астра.
– По какому вопросу? – уточнила вторая дама, белокурая, немного моложе коллеги годами.
– По личному, – выдала я первое, что в голову пришло.
Женщины переглянулись и темноволосая поднялась, расправила строгое тёмно-синее платье.
– Идём, дитя, я провожу.
Ощущение, будто я из условного средневековья перенеслась в век девятнадцатый, до такой степени окружающая обстановка и одежда диссонировали с уже известным мне миром, оставшимся за стенами этого дома.
Женщина провела меня дальше по коридору, мимо закрытой второй двери, и остановилась возле третьей. Постучала, дождалась ответа, мной не расслышанного, и толкнула створку.
– Астра?
– Что случилось, Грета?
– Пришла девочка, желает тебя видеть. Бришойни пропустила, так что…
– Пусть зайдёт.
Грета распахнула дверь шире, отступила, приглашая войти. И я вошла.
В кабинет.
Потому что ничем иным небольшая эта комната быть не могла. Письменный стол возле окна, два книжных шкафа у одной стены, карта – вероятно, столицы, – на другой, массивная тумбочка в углу, с подносом с графином и парой стаканов на ней. Сидевшая за столом женщина встретила меня пристальным выжидающим взглядом. Не старше меня на вид, – прежней меня, хотя тут вопрос спорный, поскольку мне до недавнего времени случалось предъявлять паспорт при покупке алкоголя, – светловолосая, с синими глазами и пухлыми губами. Поверх наглухо застёгнутого чёрного платья с воротничком под горло висел медальон, перламутровая эмаль на тусклом золоте.
– Здравствуйте, – начала я издалека.
– Доброго вечера. Я Астра, – представилась женщина. – А ты?
– Лия, – я приблизилась к столу и протянула письмо. – Меня попросили передать вам это.
Астра посмотрела на послание с закономерным подозрением. Взяла нерешительно, глянула на оттиск печати на воске и нахмурилась. Сломала, развернула сложенный лист бумаги и пробежала глазами по написанному. Я заметила, что с чистой стороны листа подписей нет и печать, похоже, была единственным опознавательным знаком.
– И ещё вот это, – я бухнула кошелёк на край стола.
На деньги Астра уставилась как на бомбу с часовым механизмом, отсчитывающую последние секунды до детонации. Затем, помрачнев, вернулась к чтению.
Дочитала.
Посмотрела на меня.
На исписанный мелким почерком лист и снова на меня.
– Значит, Лия, – Астра отложила письмо, поднялась и обошла стол. Встала передо мной, оказавшись выше ростом. – Я сделаю, о чём он попросил, но это, – тонкий пальчик с коротко подстриженным ноготком указал на кошелёк, – ты заберёшь с собой и вернёшь ему.
– Так… велено отдать вам, – такого ответа в инструктаже не было! – Сте… мне сказали, что вы поймёте, и…
– Я не возьму у него денег, тем более в качестве платы за услугу, и ему прекрасно о том известно, – отрезала Астра. – Давай руку.
И зачем всем моя рука?
– Какую?
– Любую.
Стиснув берет в правой, я протянула левую. Астра взяла, сжала, как привратник до того – или всё-таки привратница? – закрыла глаза. На всякий случай я прислушалась к себе, однако ничего подозрительного не почувствовала, никаких неприятных ощущений сродни памятной проверки магистром Бенни. С минуту ничего не происходило, только мерное тиканье часов на столе нарушало тишину и наконец Астра открыла глаза, отпустила мою руку и нащупала кошелёк на столешнице позади себя.
– Всё так, как он написал, неплохо, хотя и не слишком высоко. Есть некая неправильность, не могу взять в толк, какая… но опасаться ему нечего. Поздравляю, – Астра сунула кошелёк мне в руку и отвернулась. – Можешь идти.
– И всё? – уточнила я с опаской.
– Всё.
Повернувшись, я направилась на выход. В коридоре, у подножия лестницы, стояла Грета, то ли подслушивала, то ли ожидала окончания экзекуции. Под её взглядом, исполненным настороженного любопытства, я миновала коридора, открыла ведущую в тамбур дверь. Привратница выпустила меня, не сказав ни слова, и я не без облегчения сошла по ступенькам крыльца. Двинулась вдоль дома и остановилась, когда откуда-то сбоку появились Эветьен и Стефанио.
– Она просила вернуть, – я поскорее отдала деньги императору.
Сомневаюсь, что на здешних улицах нет карманников и прочих воришек, поэтому пусть лучше в карманах этой куртки будет пусто, чем разгуливать с набитым кошельком, рискуя оного лишиться.
Стефанио растерянно уставился на кошель.
– Я же написал…
– Она сказала, что сделает то, о чём вы… ты написал, но платы не возьмёт, – послушно повторила я.
Хлопнула дверь, застучали каблучки туфель.
– Стефан!
Император стремительно, словно только того и ждал, повернулся к спешащей к нему Астре. Эветьен глянул на обоих, подхватил меня под локоток и отвёл в сторону. Похоже, настал наш черёд с преувеличенным вниманием любоваться уличным пейзажем. Правда, судя по возмущённой интонации Астры, их разговор проходил в куда менее мирном ключе, нежели наш с Эветьеном.
– Они давно знакомы? – я закрутила косу и спрятала под берет.
– Впервые встретились несколько лет назад, во время визита Стефана в Эату, – Эветьен тут же принялся заправлять под берет выбившиеся из косы длинные пряди, мимолётно касаясь моего лица. – После Стефан уехал и до этого года их пути не пересекались.
Если мне память не изменяет, Эата – одна из областей Империй. И несколько лет назад… любопытно.
Пара спорила как двое самых обыкновенных людей, пытаясь донести свою точку зрения до оппонента старательно, пылко, но безрезультатно. Астра подкрепляла слова бурной жестикуляцией, на лице обычно сдержанного Стефанио отражалась вся гамма соответствующих случаю эмоций. За время, проведённое при дворе, я привыкла воспринимать императора если не земным наместником богов, то существом иного порядка, живущего среди простых смертных, однако к ним не принадлежащего. Даже без короны, даже когда он сидел рядом со мной в храме или разговаривал, Стефанио, подобно истинному правителю, оставался далёким, закрытым и непостижимым. Казалось, у него выверено, просчитано всё – каждое слово, действие, жест, каждая тщательно взвешенная эмоция, проявляющаяся ровно тогда, когда требовалось, не раньше и не позже. И оттого тем удивительнее было видеть, что скупой, невыразительный монарх способен быть таким… обыкновенным. Просто мужчина, что-то доказывающей женщине, держащейся с ним отнюдь не как с императором.
– На самом деле она фрайнэ Астра, признанная дочь почтенного фрайна Жулиуса Завери.
– Фрайнэ? А почему именно признанная?
– Мать фрайнэ Астры была одной из немногих, вызволенных из рабства во время священного рассветного похода тридцать лет назад. К слову, это был последний сколько-нибудь успешный поход рассветников на Хар-Асан.
– То есть она?.. – я умолкла, силясь поймать мысль за хвост.
– Смесок, порча, отравленная кровь, называй как хочешь, – пояснил Эветьен спокойно. – Пусть фрайн Завери не отказался от супруги, переживший плен в Хар-Асане, и признал ребёнка, когда тот родился, но некоторые вещи не скроешь.
– А что это за место? – ткнула я пальцем в сторону дома.
– Обитель для заблудших женских душ. Здесь принимают женщин, нуждающихся в помощи, выслушивают их, помогают чем могут в разрешении их забот. Порой предоставляют временный кров и стол. Мужчины внутрь не допускаются, охрана и артефакты не позволяют им пройти. Как и вооружённым людям.
А я не приметила артефактов-то. Или они скрыты где-то наподобие камер видеонаблюдения и тревожных кнопок?
– Обычно оказание помощи бедным – задача благотворительных собраний, храмов и монастырей, однако не каждый готов идти в монастырские богадельни и не каждое благотворительное собрание и храм желает оказывать помощь всем независимо от происхождения страждущего и рода его деятельности.
– Не думала, что здесь есть такие… центры, – признаться, теперь я посмотрела на Астру иначе, другими глазами.
Она тут работает, это очевидно, более того, у неё отдельный кабинет, значит, должность не последняя. Хотя вряд ли в этом мире помощь женщинам, особенно падшим, полагалась подходящим, приличным занятием что для леди, что для всякой добродетельной горожанки. И немногочисленные прохожие на тихой этой, сумрачной улочке, увидев спорящую пару, бросали в их сторону взгляд-другой и спешили пройти мимо, подтверждая, сколь мало местных обитателей волновали чужие проблемы.
Астра вдруг схватилась за медальон, стиснула массивную подвеску в ладони, то ли в жесте отчаяния, то ли по старой привычке. Стефанио потянулся к бледному запястью, открытому сползшей манжетой, но Астра неожиданно резким движением оттолкнула его руку, отшатнулась и пошла прочь. Император следил за высокой фигурой в чёрном, пока она не поднялась по ступенькам крыльца, и только затем повернулся и направился к нам. Однако я отвернуться не успела и заметила, как Астра замерла перед неплотно прикрытой дверью, посмотрела в спину удаляющемуся мужчине. Стефанио пролетел мимо нас тёмным злым вихрем, не удостоив взглядом, лишь рукой раздражённо махнул.
– Поторопимся, у нас ещё полно других дел.
Что нам оставалось, кроме как послушно последовать за императором?
* * *
– И часто он так ходит… в народ?
– Не столь часто, как можно подумать.
– А вместо кто остаётся, двойник?
– Не двойник, – Эветьен оглянулся на императора, сидевшего за соседним столиком и беседовавшего с очередным типом, назвать которого иначе, чем мутный, язык не поворачивался. – Проверенный, надёжный человек того же роста и телосложения, одетый так же, как он.
– Дублёр.
– Можно и так сказать, – я удостоилась нового цепкого взгляда. – Он присутствует во время представления и будет на маскараде.
– Только не говори, что и маскарад затеяли специально, чтобы двойник, пардон, дублёр имел возможность надеть маску и слиться с толпой.
Благо что я уже видела франские маски – на длинной ручке или на завязках, они закрывали лицо полностью либо оставляли на рассмотрение чужому взору подбородок и рот.
– Не говорю, – Эветьен сделал глоток вина из своего кубка. – Ты сама это сказала.
А вот в моём плескался безалкогольный ягодный напиток, по вкусу похожий на обычный морс. Эветьен настоял, чтобы юнцу в моём лице не наливали ничего крепче сока, дескать, вредно мальцу потреблять взрослые мужские напитки, не дорос ещё, да и шибко буйным становится, ежели хотя бы пробку винную нюхнёт, а господину до утра прислуживать надобно.
Другие дела оказались затяжным променадом по местным барам. Мы наведались в пивную, где Стефанио перемолвился словом-другим с мутным типом номер один. Что-то отдал и что-то получил – мне не демонстрировали и во время передачи Эветьен встал рядом со мной так, чтобы я точно ничего криминального не узрела. Засим пивную покинули и пошли дальше, в таверну. Там уже пришлось задержаться, пока император изволил разговаривать с мутным типом номер два. Затем была вторая таверна, куда мы зашли на несколько минут, причём на перекидывание словцом с подозрительными личностями отправили уже Эветьена, а Стефанио остался меня сторожить.
Потом третья, где император снова завёл беседу с… на сей раз не мутным типом, но вполне себе благообразным на вид толстячком. Хотя мужчины неизменно придерживались схемы «один на дело, второй с мелким», то бишь со мной, и заходили друг за другом, будто бы сами по себе, толстяк безошибочно вычислил нас с Эветьеном и одарил меня взглядом плотоядным, липким насквозь. В ответ получил крайне недобрый, многообещающий от Эветьена, заискивающе заулыбался и больше в нашу сторону не смотрел.
Нынче сидели мы в четвёртой: я с Эветьеном у барной стойки, Стефанио с собеседником за отдельным столиком. Часы нигде не попадались, но крепло подозрение, что время давно перевалило за полночь. Во всяком случае, хождение взад-вперёд порядком притомило, «достопримечательности» весёлого квартала несколько потускнели и интерес к выезду в город ощутимо убавил в размере.
– Бедная Брендетта, – вздохнула я.
– Бедная? – иронично повторил Эветьен.
– Она была свято уверена, что будет на маскараде танцевать с императором, желательно несколько раз.
– И потанцует.
– С дублёром.
– Благодатных ради, какая ей разница? Из вашей группы она единственная выставляется, едва ли не на тонкой грани допустимого, и всячески демонстрирует, сколь страстно желает стать суженой Стефана, не опасаясь возможных последствий. При том ей не он сам нужен, не мужчина, которого она будет принимать в своих покоях, но венец императрицы и статус. Так, повторяю, какая ей разница, с кем танцевать, кто скрывается под расписной маской монарха? Лишь бы венец был.
Жёстко прозвучало. Я передёрнула плечами, отхлебнула морса и попробовала сменить тему.
– И зачем он делает?
– Что именно?
– Посещает столь… специфическое место.
Какие ещё кварталы есть в городе? Кили вроде называла университетские, торговые, законные, рабочие и бедные. И аристократический, конечно. В последнем, правда, делать императору особо нечего – чего он там не видел? – зато в прочих самое то в народ выходить, дабы выяснить, чем люди из других сословий дышат.
– Выходить на улицы без положенного сопровождения, под личиной торговца или законника, начал ещё его отец, – в общественных местах Эветьен избегал слишком часто называть компрометирующие имена. – Полагал, что так можно лучше узнать подданных, понять их нужды и настроения. Официальные разъезды по стране дают куда меньше, чем кажется. К тому же все видели, чем закончилась попытка его брата укрыться в резиденциях и не высовываться оттуда без причины, да что там, даже не интересоваться происходящим за пределами дворцовых стен. Стефан перенял отцовскую традицию, разве что внёс некоторые изменения. Недаром беспутный квартал ещё называют вольным. Сюда стекаются люди со всего города и информация из всех известных источников, здесь распространяются свежие новости и последние слухи, здесь продают и покупают не меньше, чем в торговом. Даже Астра смогла основать свою обитель заблудших душ лишь в этом квартале, ни в одном другом ей не позволили.
– Так она сама свой центр открыла?
– Да. Тебя это удивляет?
– Восхищает, – поправила я.
– Пожалуй, – не стал спорить Эветьен.
– Поэтому Стефан встречается со столькими типами… э-эм… людьми за раз?
– Увы, приходится успевать многое всего за несколько часов.
– И много ещё встреч запланировано?
– Эта последняя, – Эветьен глянул на меня искоса, с каплей беспокойства. – Устала?
– Притомилась.
– Как Стефан закончит, полетим обратно. Занятий завтра не будет, можешь поспать подольше.
– Сегодня.
– Что?
– Уже сегодня, какое завтра? – я поставила локоть на деревянную столешницу и уткнулась подбородком в ладонь. – Полночь, поди, уж пробило… волшебство феи-крёстной закончилось, и карета Золушки превратилась в тыкву, лошади в мышей, а платье – в лохмотья. И только потерянная на лестнице хрустальная туфелька осталась у принца.
– Откуда ты берёшь все слова, обороты, имена? – Эветьен придвинулся ближе ко мне, взял за запястье, вынуждая опустить руку на стойку.
– Это из сказки. Про Золушку.
– Старая островная сказка?
– Почти, – почему-то соврать как следует не получилось.
Знаю же, что Эветьен не верит. И смотрит пристально, проницательно, словно правда ему давно известна, но хочет понаблюдать, как далеко я зайду в неумелых попытках её скрыть.
Внезапно Эветьен повернулся ко мне, коснулся губами моих губ, легко, осторожно. И я не в первый уже раз поймала себя на мысли, что жених мне не только не противен – меня к нему, чёрт побери, тянет!
И к Тисону. Но с ним-то всё проще, понятнее… и одновременно сложнее, запутаннее. А с Саши ничего подобного и близко не было. Ну, симпатичный мальчик, ну, мил и обходителен, ну, польстил чуток его интерес. И всё! Не отозвался ни в сердце, ни в теле.
Твою ж дивизию!
Глубина собственного морального падения неприятно поражала воображение.
Эветьен отстранился, вновь посмотрел внимательно. Я заметила, как грузный бородатый мужик по ту сторону стойки поспешно отвёл от нас взгляд, делая вид, будто ничего особенного не происходит. И поняла, что реакция бармена от Эветьена не укрылась.
– Ты так и будешь меня целовать сугубо в экспериментальных целях? – что, признаться, не радовало от слова «совсем».
Я тут уже начала переживать и нехорошей самкой собаки себя чувствовать, раз заглядываюсь на обоих братьев сразу, а жених мой разлюбезный всё опыты свои ставит!
– И это всё, что тебя смутило в данной ситуации? – уточнил Эветьен с каким-то подначивающим любопытством.
– А тебе надо что-то ещё?
– Уже нет.
– Выяснил что хотел?
– Да, – в довершение Эветьен ещё и по щеке меня погладил и улыбнулся чисто мужской улыбкой, многозначительной и самодовольной. – Но в остальном обещаю исправиться в ближайшее время.
– Свежо предание, да верится с трудом, – проворчала я и склонилась к кружке.
В моём возрасте пора бы уже не смущаться от подобных намёков. Да и если Стефанио не передумает, Эветьен не найдёт веской причины отказаться от женитьбы, а я не сбегу из-под венца, то никуда нам от брака не деться. Поженимся, проведём первую брачную ночь и будем жить как миленькие. Живут ведь другие, тот же император, например, перевидавший на супружеском ложе трёх жён, ни одну из которых он наверняка не знал толком и вряд ли любил, так чем мы хуже? Наоборот, радоваться надо, что хоть какую-то симпатию друг к другу питаем.
Беседа с неизвестной мутной личностью наконец завершилась и тип откланялся первым. Стефанио посидел минуту-другую, допил вино и, подав знак Эветьену, поднялся из-за стола. Таверну мы покинули по отдельности, но на улице сошлись и отправились к пристани.
Нежданное препятствие настигло на середине пути.
В низких чёрных тучах что-то громыхнуло, бухнуло, и на наши головы обрушился дождь. Причём не такой, как тогда после первого нашего занятия под дубом, а настоящий тропический ливень. Эветьен увлёк меня под козырёк ближайшего питейного заведения, но и полминуты хватило, чтобы основательно вымокнуть даже в более плотной, нежели обычно, одежде.
– Эк зарядил-то! – радостно воскликнул Стефанио, заскочив к нам под козырёк.
Народ прыснул с улицы, словно застигнутые на кухне тараканы, заметался в поисках укрытия. Кто-то спешно натянул на голову капюшон, буде таковой, кто-то – куртку, кто-то, как мы, без лишних колебаний юркнул под первую попавшуюся крышу. Под козырьком сразу стало тесно, не все торопились воспользоваться подвернувшейся оказией и переждать дождь в тёплом нутре таверны. Жрицы любви в окнах борделя на другой стороне улицы озадаченно разглядывали погодное явление через стёкла, фигуры их, облачённые в яркие корсеты, прозрачные накидки и короткие платья, начали расплываться за серой водяной пеленой. Шум струй, бьющих по брусчатке, карнизам и крышам, поглотил быстрые, суетливые шаги спешащих прохожих и звуки музыки, доносящиеся из расположенной дальше по улице местной разновидности кабаре. Стало ощутимо прохладнее, по брусчатке побежали потоки воды.
– Сезон, – добавил Стефанио со знанием дела.
Отчего-то захотелось его стукнуть.
Странные посетители весёлого квартала не обращали внимания ни когда двое мужчин шли в обнимку, ни когда целовались публично, однако собирались устроить нешуточную борьбу за обладание сухим пяточком под узким козырьком. Нас толкали, пихали, поглядывали недоброжелательно и хотя Эветьен обнял меня и старался стоять так, чтобы никто меня не касался, ощущения всё равно не из приятных, возвращающие к воспоминаниям о давке в метро в час пик. Я не возражала, сама норовя прижаться к нему потеснее в надежде на тепло и минимальный контакт с посторонними. Стефанио топтался рядом, не столько под призрачной крышей, сколько фактически под дождём, но, кажется, не придавал неудобствам значения.
– Даже если дождь сейчас закончится, улететь сразу не получится, – заметил Эветьен. – Придётся ждать, пока лодка высохнет.
Судя по тому, как спутники мои переглянулись, будь они только вдвоём, без прицепа в виде девицы, то без проблем нашли бы, где скоротать время. Но имея на руках барышню, начинающую мелко дрожать и стучать зубами, по публичным домам и прочим интересным заведениям не больно-то походишь.
– Поедем ко мне домой, – решил Эветьен.
Стефанио кивнул.
– Это далеко? – полюбопытствовала я.
– Франский квартал. На этом берегу.
И то хлеб.
На отлов попутки, то бишь наёмного экипажа, времени ушло больше, чем ожидалось. Минут несколько мы бегали от одного зыбкого укрытия к другому и успели вымокнуть окончательно, прежде чем Стефанио остановил свободный транспорт. Ещё пару минут съели препирательства с возницей, не желавшим сначала сажать трёх «мокрых куриц», потом ехать в такую даль, как Франский квартал. Делу помогли только лишние монеты, добавленные к основному тарифу, и я заподозрила, что за поездку мы сильно переплатили.
Салон чрезмерным комфортом не отличался: деревянные сиденья, узкая полоса свободного пространства между ними и прискорбное отсутствие стёкол на окнах. При движении экипаж трясся и раскачивался, словно утлый челн на волнах, в салоне нещадно сквозило, и внутрь постоянно залетали капли дождя. Ко всему прочему за въезд во Франский квартал в позднее время пришлось заплатить – как выяснилось, в некоторые части города после полуночи не пускали абы кого и уж тем более в те, где жили люди добропорядочные и состоятельные. В общем, к моменту, когда экипаж остановился перед домом Эветьена, у меня не только зуб на зуб не попадал от отяжелевшей, пропитавшейся влагой одежды, но и слегка укачало.
Вопреки ожиданиям, дом Шевери-старшего оказался не дворцом в миниатюре из тех, что я видела с другого берега Инис, и даже не роскошным особняком за фигурной оградой, окружённым садом. По обеим сторонам длинной улицы поднимались двухэтажные здания плотным рядом, со светлыми стенами и высоким крыльцом под узким козырьком, без палисадников и оград, и каждый дом в отдельности не производил впечатления слишком уж большого. Конечно, Эветьен предупреждал, что его городской дом маленький, однако я полагала, что представления не бедствующего фрайна о малом размере собственного жилища существенно отличаются от моих.
К тому же дом пустовал.
В том смысле, что нас не встречала прислуга, к постоянному присутствию которой я начала привыкать. Внутри темно и тихо, но Эветьен мог позволить себе огнёвки и потому свет включил сразу. Я оглядела небольшой холл, лестницу с ковровой дорожкой и закруглённый в верхней части проём без створок, ведущий в сумрачную гостиную с мебелью под чехлами. Оставляя на полу и дорожке мокрые тёмные следы, мы поднялись на второй этаж, где императору была предложена гостевая спальня, а меня отвели в хозяйскую. Там Эветьен тоже включил свет и принёс из ванной комнаты два отреза мягкой ткани, что использовались вместо полотенца. Наведался в примыкавшую к спальне гардеробную, выдал мне белую рубаху и, прихватив на замену комплект одежды себе и Стефанио, удалился. Я спешно выпуталась из мокрых тряпок, свалив всё неопрятной кучей прямо на полу, вытерлась насухо. Кое-как, шипя и тихо матерясь, расплела косу и попыталась просушить волосы. Надела рубаху, затянула шнуровку на вороте, поискала зеркало. Нашла оное в гардеробной, тесной комнате, где помимо высокого зеркала располагался платяной шкаф, небольшой сундук и столик, осмотрела себя. Рубаха закрывала тело до бёдер, болтаясь этаким балахоном, чересчур свободным для хрупкой девичьей фигуры и слишком коротким для пристойного выхода на люди. Все важные места прикрыты будто бы, но ткань вызывающе просвечивала, являя чужому взору ровно то, что являть не следовало.
Отлично выгляжу, в самый раз разгуливать в таком виде перед парочкой мужчин. И ладно император может побыть джентльменом и не пялиться откровенно на едва одетую чужую невесту, но Эветьену-то никто не запретит смотреть…
Или меня вовсе из спальни не выпустят, пока выходная одежда не высохнет?
Повнимательнее осмотревшись на местности, то бишь изучив содержимое шкафа и сундука, я без малейшего зазрения умыкнула штаны. Влезла в них, застегнула пуговицы – как странно, на брюках пуговицы есть, а на мужских рубашках почему-то нет! – потуже затянула завязки и подвернула штанины. Так-то лучше.
И спокойнее.
Для всех находящихся под этой крышей.
Из спальни донеслись шаги и шорохи, и я выглянула из гардеробной.
Да сегодня просто сплошной разрыв шаблонов!
Эветьен, успевший вытереться и переодеться, опустился на корточки перед камином и занимался розжигом огня.
– С купанием придётся обождать, прежде вода должна согреться, – произнёс, не поднимая головы.
– Я в шоке, – сообщила я честно.
– Что, прости?
– Почтенный фрайн Шевери может разжечь огонь в камине.
– Могу, – Эветьен выпрямился и критично посмотрел на первые робкие ростки пламени, пляшущие на щепках и поленьях. – Немного силы, и готово.
– Так ты сжульничал? – приуныла я. – А я уж подумала было…
– Настолько далеко мой дар не простирается, – Эветьен встал, повернулся ко мне. Окинул удивлённым взглядом, задержавшись на штанах. – Ты сама сможешь разжечь огонь?
– Нет, конечно.
Если только со спичками или зажигалкой.
– А стряпать умеешь? – не унимался Эветьен.
– Яичница и варка макарон и пельменей – потолок моих кулинарных талантов, – усмехнулась я.
– Пель… – попытался повторить Эветьен и ожидаемо запнулся.
Да-а, не слышали здесь о пельмешках. Ну, или назывались они как-то иначе.
– Всякий раз, когда мне кажется, что ты не можешь сказать ничего удивительнее уже сказанного, ты всё же говоришь нечто ещё более необычное, диковинное, – Эветьен вдруг посмотрел на меня пристально, выжидающе. – Кто ты на самом деле и откуда пришла?