Халисстра скорчилась на полу, наблюдая за Ллос. Богиня была в своем паучьем обличье: лоснящееся черное туловище, горящие малиновые глаза. Она свисала на нити с потолка затянутого паутиной зала, медленно вращаясь в воздухе.
Халисстра склонила голову в поклоне — она не смела смотреть на богиню в открытую. На ее глазах узор в виде песочных часов на брюхе Паучьей Королевы начал уменьшаться, как и все ее тело. Вокруг клыкастых челюстей Ллос появились трещины. С громким треском они все увеличивачись, пока с головы не слезла вся шкура.
Богиня содрогалась. Она еще уменьшилась, высунув всю голову из-под твердого хитинового покрова. Потом трещины пошли по брюху, высвобождая ее всю. Ллос повалилась на холодный железный пол, покинув свою линялую оболочку. Опустевшие покровы остались висеть на нити паутины, раскачиваясь над головой богини.
Поднявшись, Ллос предстала в своей гибридной форме — паука с головой дроу. Ее паучье туловище было огромно. Хотя Халисстра вдвое превышала ростом дроу, она могла бы, не нагибаясь, пройти между паучьими лапами богини, и еще осталось бы место над головой. Новая шкура на этом туловище, складчатая и мягкая, блестела от жидкости, излившейся из старой оболочки. По мере того как брюхо пульсировало в такт дыханию, кожа растягивалась и твердела, становясь гладкой и черной.
Богиня повела головой вправо-влево, разминая шею, и отбросила с глаз мокрые волосы. Лицо ее было воплощением красоты: гладкая бархатистая кожа, изящно заостренные ушки, выгнутые дугой белоснежные брови и манящие пухлые губы.
Лицо Данифай. Образ, который богиня носила с того мгновения, как поглотила свою Избранную.
В светло-серых глазах Ллос горела злоба.
— Боевая пленница, я голодна. Подойди ко мне.
Халисстра поползла вперед, пытаясь не выдать отвращения, которое испытывала, и распростерлась перед богиней. Ллос нависла над ней, когти лязгали о холодное железо пола, будто острия мечей. Щеки ее раздулись, и оттуда высунулись два усика. Они ощупали обнаженную спину Халисстры, раздвигая спутанные волосы, прикрывающие ее. Ллос срыгнула.
Когда пищеварительные соки хлынули ей на спину, Халисстра задохнулась. Мгновенный жар — потом боль, словно тебя варят заживо. Боль проникала все глубже в тело. Халисстра чувствовала, как ее плоть растворяется, отделяется от ребер и хребта. Она ощущала зловоние желчи и слышала, как Ллос жадно чавкает, заглатывая полупереваренную мякоть.
Халисстра рухнула наземь, ломая своей тяжестью две из восьми крохотных лапок, торчащих из груди. И все же боль от треснувшего хитина не шла ни в какое сравнение с болью в спине, превратившейся в ужасное месиво. Она лежала, почти теряя сознание, слабо шевеля жвалами, торчащими из ее щек, а Ллос нависала над нею, насыщаясь.
Когда-то Халисстра была дроу, наследницей трона Дома Меларн в Чед Насаде. Теперь она — Госпожа Покаяние. Обреченная на вечные муки в руках женщины, некогда подчинявшейся ей. Данифай была прежде боевой пленницей Халисстры, но теперь она стала Избранной Ллос. Уже не дроу, она сделалась частью Паучьей Королевы.
Хлюпанье прекратилось. Ллос рассмеялась — злорадно, в точности как Данифай. Халисстра почувствовала, как руки — руки дроу — поднимают ее с пола и прижимают к женской груди. Ллос приняла облик дроу. Несмотря на разницу в их размерах, она баюкала Халисстру, словно младенца, одной рукой поглаживая ее наполовину растворившуюся спину, пока плоть медленно регенерировала. Потом она поцеловала Халисстру — долгим, отвратительным поцелуем. Будто матрона, насилующая мальчишку из своего Дома.
Халисстра дернулась и высвободила губы. Ее стошнило.
Ллос спихнула ее на пол.
— Слабачка! — бросила она.
Халисстра понурилась. Даже по прошествии без малого пяти лет слово продолжало ранить.
Ллос заходила по комнате, раскинув руки. Паутина липла к ее коже, покрывая тело, принадлежавшее некогда Данифай, слоями тончайших нитей. Щелкнув пальцами, богиня вызвала к жизни крохотных красных пауков. Они засновали взад и вперед, сплетая из нитей длинное белое одеяние. Закончив, пауки повисли на подоле и обшлагах живой бахромой.
Съежившись на полу, Халисстра следила за богиней краем глаза, не смея высказать то, о чем думала. До своего грехопадения Ллос была Ткачихой Судеб. Чтобы создать даже самое простое одеяние, богиня нуждалась в помощи пауков. Чего бы ни коснулась Ллос, все превращалось в спутанную мешанину; все сплетенные ею паутины, какие видела Халисстра, получались кривыми и асимметричными. Такими же хаотичными, как беспокойный и извращенный разум самой Паучьей Королевы.
Халисстра ощущала покалывание в мышцах, заново отрастающих на спине, чувствовала, как поверх них натягивается новая кожа. Когда достаточно силы вернулось к ней, она поднялась на ноги, ожидая, когда богиня заговорит.
— Ты знаешь, зачем я позвала тебя сюда, Халисстра?
— Чтобы покормиться?
Богиня рассмеялась:
— Не только. Попробуй еще раз.
Халисстра почувствовала, как ускорился пульс. Вот уже два года, по грубым прикидкам, как Ллос держит ее в тюремной камере, в глубоких недрах своей железной крепости. За все это время она выпускала Халисстру оттуда, быть может, с десяток раз, чтобы поесть. Какое новое истязание замыслила богиня на этот раз?
— Ты выпустила меня оттуда, потому что… — Халисстра помедлила, отыскивая самый невероятный из ответов — что-нибудь, что могло бы развеселить богиню. — …потому что решила отпустить меня на свободу?
Ллос закружилась и захлопала в ладоши.
— Вот именно! — вскричала она. — Я отсылаю тебя прочь со Дна Дьявольской Паутины.
Халисстра простерлась ниц, скрывая охватившую ее дрожь нетерпения:
— Чем я могу служить тебе, госпожа?
— Служить мне? — Ллос мотнула головой. — Подумай еще, смертная!
Халисстра колебалась, не уверенная, что понимает смысл слов богини. За время, пока она искупала свою вину перед Паучьей Королевой, она смогла узнать Ллос настолько хорошо, насколько это вообще было доступно смертному. Несмотря на это, она не имела никакого представления, какими извилистыми тропами бродят теперь мысли Ллос. Однако все что угодно лучше, чем быть запертой — практически забытой — в камере.
Это заточение, пояснила богиня, служило наказанием Халисстре за помощь в убийстве Селветарма, полубога, который был Воителем Ллос. Его убила на Дне Дьявольской Паутины жрица Эйлистри — Рыцарь Темной Песни Каватина. Когда казалось, что все пропало, Халисстра подала Каватине меч, сделав смерть Селветарма возможной.
Помогая Рыцарю Темной Песни, Халисстра ожидала похвалы за свою хитрость. Паучья Королева намеревалась погубить своего Воителя, именно этого она хотела с самого начала. Позже она злорадствовала насчет гибели Селветарма — с ликованием говорила про то, как его жрецы разрушали свои храмы и стремглав летели к ней, точно мухи в паутину.
А потом она бросила Халисстру в темницу.
— Куда ты посылаешь меня, госпожа? — спросила Халисстра.
Ллос рассмеялась, брызжа пауками. Затем она взмахнула рукой. Зал с железными стенами исчез.
Халисстра вместе с Ллос очутилась посреди унылой, обдуваемой всеми ветрами равнины под лучами бледно-желтого солнца. Она ощутила соль на губах и прищурилась: ветер нес песок, и песчинки жалили, словно осколки стекла. Ветер трепал ее волосы, хлестал ими по лицу. Он рвал паутинное одеяние Ллос, стремительно раздирая его в клочья, уносящиеся прочь.
Один из клочков скользнул по поверхности соляной глыбы, прихватив с собой несколько кристалликов соли, прилипших к клейким нитям. В следующий миг соляной курган обрушился, как будто кто-то лежащий под ним вдруг разом поднялся. Развернулись огромные крылья летучей мыши, косматая голова стряхнула пыль, за которой не видно было лица. Там, где обычно располагаются уши, у существа торчали из черепа массивные рога. Челюсти, раздвинувшись в ленивом зевке, продемонстрировали ряды и ряды острейших зубов.
Балор.
Демон мощно выдохнул, прочищая свой широкий плоский нос, исторгнув сгустки пламени из каждой ноздри, и сплюнул на засыпанную солью землю липкой черной смолой. Он сложил крылья за плечами и лениво поскреб кроваво-красную грудь, глядя на Паучью Королеву.
Ветер стих. Физически ощутимое напряжение заполнило тишину.
— Ллос, — произнес демон. — Наконец-то. — Каждое слово сопровождалось клубом жирного черного дыма.
За спиной у демона висел меч, его клинок в виде изогнутого языка пламени светился, словно раскаленный добела. Струйка дыма лениво поднималась над местом, где оружие соприкасалось с клочком черной шерсти, сбегающей по спине демона вниз, курчавящейся вокруг его ягодиц и паха. Среди этих черных зарослей виднелось что-то выпуклое и красное.
— Неужели столько веков спустя ты наконец пришла поразвлечься? — прошипел балор.
Халисстра почувствовала, как пальцы вцепились ей в волосы.
— Нет, — лениво промурлыкала Ллос. — Но вот она — да. — Она вытолкнула Халисстру вперед.
Поняв, что происходит, Халисстра стала задыхаться. Ллос не придумала для нее никакого нового задания. Она просто выбрасывала Халисстру, будто надоевшую игрушку.
— Госпожа, нет! — выдохнула она. — Я еще могу послужить тебе. Умо…
Грубый смех Ллос оборвал ее.
— Госпожа Покаяние, — глумливо бросила она, — умоляешь? Пора бы тебе уже поумнеть.
— Госпожа, — проскулила Халисстра, — позвольте мне доказать. Я все сделаю.
— Конечно сделаешь, — ответила Ллос голосом нежным, как свежесплетенная паутина. — Мы обе знаем это, правда?
Демон придвинулся ближе, хрустя когтистыми ногами по засыпанной солью земле. Он указал на Халисстру пальцем и опустил руку, вынуждая ее упасть на колени. Теперь, когда демон был так близко, она поняла, что он ненамного выше ее: стой они рядом, их глаза находились бы на одном уровне. Однако исходящая от него грубая сила была почти под стать силе самой Ллос.
Непрошеные слезы брызнули из глаз Халисстры и заструились по лицу, оставляя привкус соли на губах.
Ллос рассмеялась при виде отчаяния Халисстры. Щелчок пальцев, и с неба спустилась нить паутины. Она ухватилась за нее рукой и снова повернулась к демону.
— Твоя служба скоро мне понадобится, Вендонай, — сказала богиня. — А до того времени ты найдешь чем позабавиться, я уверена. — Она кивнула на Халисстру. Потом побежала вверх по паутине и исчезла.
Демон навис над Халисстрой. Он был так близко, что она ощущала зловоние паленой шерсти и резкий маслянистый запах его дыхания. Он опустил нос, почти коснувшись им ее макушки, и глубоко вдохнул.
И отпрянул.
— Ты не… — Демон осекся, словно сообразив, что хотел сказать. Он заставил ее упасть ничком и запрокинул голову вверх. — Ллос!
Пустое небо молчало.
— Ллос!
Не в силах сдержать любопытство, Халисстра уставилась на демона. Что-то расстроило его планы. Ее запах? Неужели по нему понятно, что она была когда-то жрицей Эйлистри? И что служила Ллос по принуждению? Что бы ни было в Халисстре не так, демона это привело в ярость. Чем больше он свирепел, тем сильнее становился ветер.
При каждом вдохе ноздри ее забивали несущиеся по воздуху соляные кристаллы. Сверкающая соляная пыль висела в воздухе, скрывая все вокруг. Вокруг ног демона, продолжающего бушевать и выкрикивать в небеса имя Ллос, намело небольшие сугробы. Халисстра поднялась на четвереньки, но демон, похоже, этого не заметил. Ободренная этим, она начала тихонько отползать подальше. В зависимости от того, на каком Уровне Абисса они находятся, ей, возможно, удастся отыскать портал, ведущий на Материальный Уровень. А там она сумеет доказать Ллос, что не слабачка, что достойна…
Когтистая нога ударила ее по лицу, вновь опрокинув на землю.
— Дроу! — проревел он. — Никаких побегов. Я твой хозяин!
Халисстра ощутила вкус крови: демон рассек ей губу.
— Да, хозяин, — выдохнула она.
Ветер стих.
— Так-то лучше, — произнес демон, убрав ногу от ее головы. Он уселся на корточки возле нее. — Я заключу с тобой сделку. Ты хочешь свободы, а я хочу поразвлечься. С кем-нибудь более… соответствующим моему вкусу. — Он поднял руку и подцепил пальцем подбородок Халисстры, проткнув кожу кончиком когтя. — Подумай хорошенько. Нет ли кого-нибудь, кто мог бы поменяться с тобой местами, чтобы спасти твою поганую шкуру?
От облегчения у Халисстры закружилась голова.
— Есть кое-кто… очень обязанный мне.
— Ее имя?
— Каватина.
— Каватина. — Демон перекатил имя на языке, словно смакуя. — Кто она тебе? Любовница? Родня?
Чувство облегчения захлестнуло Халисстру. Она готова была держать пари, что демон ничего не слышал про Каватину, ведь он долгие годы был погребен под слоем соли. И похоже, ее ставка оказалась удачной. Каватина — Рыцарь Темной Песни, охотница на демонов. Убийца полубогов. Она мигом расправится с балором. Один взмах Лунного Клинка — и любимый демон Ллос будет мертв.
И это заставит Паучью Королеву пожалеть, что она бросила Халисстру ему на растерзание.
Халисстра покачала головой в ответ на вопросы демона, но от этого движения острие когтя глубже впилось в ее тело, заставив поморщиться.
— Каватина мне не любовница и не родственница. Она жрица Эйлистри. Однажды я спасла ей жизнь. Я уверена, она сочтет себя обязанной сделать то же самое для меня.
— Прекрасно, — обнажив острые зубы, улыбнулся демон.
Он убрал коготь из-под ее подбородка. Потом выпрямился, ухватил коготь другой рукой и дернул. Коготь отделился, хлынула черная как деготь кровь. Взяв Халисстру за левую руку, он воткнул коготь ей в ладонь. Входя в ее плоть, коготь жег, словно расплавленный воск. Когда все закончилось, на этом месте осталась лишь грубая темная корка.
— Найдешь Каватину — дотронься до нее этой рукой и назови мое имя, — приказал демон. — Поняла?
Халисстра потерла ладонь, почти сожалея о своем обещании. Руку нестерпимо жгло.
— Поняла.
Демон подхватил Халисстру, словно тело ее было легче паутины, и уставился ей в глаза:
— Иди. Ищи Каватину. — Он поднял ее над головой и подкинул в воздух.
Небо расколола огненная трещина, и завывающий ветер унес Халисстру прочь.
Каватина бежала по лесу, не обращая внимания на царапины, оставленные ветками на ее обнаженной коже. Она услышала, как слева от нее загонщики бьют мечами о щиты, двигаясь по лесу напрямик. Впереди них наверняка затаились вооруженные жрицы, чтобы пронзить любого монстра, поднятого загонщиками из логова, но Каватина предпочитала охотиться в одиночку.
Для Великой Охоты она сбросила даже башмаки, оставив лишь священный символ. Ритуальный серебряный кинжал с тупым лезвием раскачивался у нее на груди в такт бегу. Отказалась она и от большей части магических вещей, веря, что благословение богини защитит ее. Она взяла лишь магический охотничий рог, висящий у нее за плечом, и свой меч.
Каватина бежала, и меч пел, его посеребренный клинок вибрировал в теплом ночном воздухе, словно струна. Крепко сжимая рукоять в правой руке, Каватина ощущала возбуждение оружия. Это был один из двадцати четырех священных мечей, точно такой же, как у леди Квили, — выкованных, как утверждали священные гимны, самой Эйлистри из лунного луча. В головку эфеса был вделан полупрозрачный белый лунный камень, слабо вспыхивавший чуть голубоватым светом всякий раз, как лунное сияние касалось его. Половина камня, однако, оставалась темной — темной, будто половина луны, остающаяся в тени в эту ночь осеннего равноденствия.
Темной, как сердце Ночной Тени.
Каватина не хотела об этом думать. Когда бежишь одна по залитому лунным светом лесу, легко сделать вид, что перемен, начавшихся зимой этого рокового Года Возрожденного Родства Эльфов, не было. Что вера Эйлистри осталась той же, что и прежде. Что сама богиня не изменилась спустя более чем полтора года после присоединения сторонников Варауна к ее пастве.
Каватина перепрыгнула через поваленный ствол грациозно, как лань. Она была высокая, тонкая, словно клинок, с мышцами, натренированными до совершенства годами жизни, отданным танцам и боям. Кожа ее, черная, как безлунная ночь, контрастировала с длинными волосами цвета слоновой кости. Обычно она заплетала волосы в косу или собирала в пучок, чтобы они не лезли в лицо и не отвлекали ее во время схватки, но этой ночью она оставила их распущенными. Этой ночью она дала себе волю, открытая для всего, что мог обрушить на нее лес Шилмиста. Она молила о том, чтобы монстр, которого Эйлистри заставит повстречаться на ее пути, оказался серьезным противником. Достойным поющего меча и Рыцаря Темной Песни, владеющей им.
Она услышала голос охотничьего рога. Одна из жриц увидела что-то. Голос звенел в ночи, призывая остальных присоединиться к ней. Какофония лязгающих щитов стихла, загонщики сделали свое дело и были больше не нужны.
Каватина проигнорировала призыв присоединиться к убийству. Она мчалась, пока звуки голосов и рогов не растаяли вдали. Сбежав вниз по склону, она обнаружила узкий ручей, сверкающий отраженным лунным светом. Внезапно она решила бежать вдоль него, легко перескакивая с камня на камень. Сначала ручей вился среди зелени леса, но когда Каватина последовала за ним к подножию холма, растительность по обе стороны стала заметно редеть. Рыцарь Темной Песни перелезла через засохшее дерево, упавшее поперек ручья, — дерево, ствол которого с одной стороны был обгрызен. На других деревьях по обе стороны от воды виднелись такие же следы. Кора свисала с них разлохмаченными лентами. У некоторых были объедены ветки, остались лишь самые толстые сучья, чернеющие на фоне лунного неба.
Кто-то кормился здесь этими растениями. Кто-то большой.
Каватина замедлила шаг, все ее чувства напряглись. Она тяжело дышала, но рука ее с поющим мечом была тверда. Клинок тоже затих, словно прислушиваясь. Единственный звук доносился из ручья, там журчала вода, обвивая лодыжки Каватины и обдавая холодом ее босые ноги.
Слева из-под берега послышался слабый всплеск. Мгновением позже на поверхности появилась крохотная головка: маленькое черное существо, с острой мордой и круглыми ушками, позади тащился по воде голый розовый хвост. Крыса.
Быстрая, как атакующий ястреб, Каватина ударила мечом вниз, проткнув тварь насквозь. Крыса пискнула, когда клинок пронзил ее под водой, — странный звук, почти крик. Когда Каватина снова подняла меч, крыса была мертва. Дроу стряхнула ее с клинка в пожухлую листву на берегу ручья.
Справа от нее снова что-то мелькнуло — еще одна крыса. Она выскочила из ручья и побежала вверх по склону, сквозь тени, давшие лесу его эльфийское название. Каватина видела, как шевелятся потревоженные карабкающимся на берег зверьком сухие прутики и листья, но даже не шелохнулась, чтобы догнать крысу. Она и так уже жалела, что замарала поющий меч кровью подобной твари.
Она опустила кончик клинка в ручей, чтобы вода омыла его.
— И это лучшее из того, что ты можешь ниспослать мне, Эйлистри? — спросила она. — Крысу?
Не охота, а сплошное разочарование.
Она пошла дальше вдоль ручья. Спустя короткое время она заметила движение слева. Склон холма шевелился. Она резко развернулась в ту сторону, и как раз в этот миг поперек потока с плеском рухнуло дерево.
Из-под земли вылетело существо — гигантский жук величиной с дом, со жвалами огромными, как оленьи рога, и кривым когтем на конце каждой из шести лап. Тварь поднялась на дыбы, и с ее блестящего черного панциря посыпались комья земли, — должно быть, в ней жук и прятался. Существо уставилось на Каватину, его глубоко посаженные красные глаза слабо мерцали в лунном свете.
Она улыбнулась и подняла меч. Готова.
Жук прыгнул.
Каватина ударила его мечом в грудь. Клинок пробил хитин и глубоко вонзился в тело. Из раны хлынула ярко-оранжевая кровь, и меч радостно запел. Потом жвала сошлись, как лезвия ножниц, их зазубренные острия впились в бока Каватины. Жук снова вздыбился, чтобы пустить в ход свои передние лапы, вздернув ее в воздух.
Содрогаясь от боли, истекая кровью, Каватина выдохнула молитву. Возникший на ее ладони ослепительно-белый кружок слетел и ударил жука в голову. Разом ослабев, тварь осела и выпустила Каватину, которая рухнула на землю. Рыцарь Темной Песни поднялась пошатываясь, продолжая сжимать в руке поющий меч. Пока она молилась, прижимая руку к липкому от крови боку, он напевал что-то успокаивающее. Лунный свет Эйлистри ярко засиял на коже Каватины, вливая в нее исцеляющую энергию, врачуя раны.
Жук попытался подняться на дрожащие лапы. Прежде чем он пришел в себя, Каватина подскочила ближе и рубанула мечом. Выдохнув, будто дровосек, рубящий толстый сук, она отсекла одно из жвал. Жук ударил ее лапой, но Каватина вовремя увернулась. Коготь вонзился в поваленное дерево. Жук выдернул его, отбросив ствол в сторону, словно прутик. Ствол покатился по склону к берегу ручья, на ходу ломая сучья.
Жук, хотя и ослабел, все еще оставался жив. Каватина могла кромсать его всю ночь напролет и все равно не убить — настолько огромен он был. Охотничий рог, висящий у нее за спиной, мог бы уничтожить существо, но его звук будет слышен по всему лесу. Другие жрицы слетятся на него, как мотыльки. Каватина хотела совершить это убийство сама, мечом и заклинаниями, как подобает на Великой Охоте.
Жук прыгнул, пытаясь ухватить ее своим единственным жвалом. Предупрежденная тревожным звоном клинка, Каватина отскочила в сторону, уходя от скользящего удара. Она ответила молитвой, породившей вращающийся круг магической энергии, бледной и искрящейся, словно лунное гало. Круг распался на клинки из мерцающей серебристой и иссиня-черной стали, острые, как только что наточенные кинжалы. Одним движением руки Каватина метнула вращающийся круг магических клинков в голову чудовища. Двигая рукой по спирали, она суживала круг. Наконец смертоносная петля затянулась, и во все стороны полетели кусочки черного хитина. В этот момент Каватина бросилась вперед и вонзила поющий меч в грудь жука.
Умирая, жук гневно зажужжал. Потом его окостеневшие передние крылья раскинулись в стороны. Жужжание усилилось, заглушая негромкое пение меча Каватины, по рукоять воткнутого в туловище жука. Что-то промелькнуло мимо ее головы: крылатое червеобразное существо длиной в половину ее руки. Потом еще одно, и вскоре воздух уже кишел летающими тварями.
Каватина рывком высвободила меч и отпрыгнула от распадающегося жука. Кругом было полно этих существ — потомство жука, вылетающее из-под жесткого экзоскелета, образующего передние крылья. Точно осы, высыпавшие из потревоженного гнезда, они гудели в воздухе, заставляя Каватину уворачиваться и отскакивать. Она отмахивалась поющим мечом направо и налево, разрубая некоторых тварей надвое, но остальные поднимались над деревьями и оставались целы.
— Эйлистри! — вскричала она. — Убей их!
Выбросив руку вперед, она ухватила лунную магию и обрушила ее на улетающий рой. Лунный свет полыхнул, озарив деревья далеко вокруг. Крылья ссыхались, похожие на личинки тела лопались под тяжестью божественной магии. Останки мокрым градом сыпались на землю. Однако стайка молоди — с полдюжины, наверное, — с жужжанием скрылась в ночи.
Опустившись на землю, каждая тварь отроет себе убежище в лесу. Там она будет кормиться и расти. И каждая самка произведет на свет потомство.
Каватина тихо выругалась. Этой ночью она не очистила лес от этих существ. Она даже помогла им распространиться, словно демон, сеющий зло.
Меч в ее руке пел победную песнь, но Каватина не разделяла его энтузиазма. Она убила жука с выводком — настоящий успех для жрицы, охотящейся в одиночку, — но ликование, которым должно было сопровождаться это убийство, не приходило.
Отчасти, понимала она, причина заключалась в том, что ничто не могло сравниться с убийством полубога. Всякая победа бледнела по сравнению с той свирепой радостью, которую она испытала в тот миг, когда ее меч перерубил шею Селветарма.
Глаза ее сузились. Не ее меч. Уже не ее. Теперь Лунный Клинок принадлежит Квили.
Она стряхнула с себя зависть, но избавиться от сожаления не могла. В лунной стреле, которой она поразила жука, были пряди тьмы и черные ножи среди серебряных в магическом стальном круге. Напоминание о том, что слишком многое изменилось.
Каватина не хотела, чтобы мир менялся. Звук мужских голосов, поющих Вечернюю Песнь, — это было просто неправильно. Как и энергия, которую они добавляли к священному танцу. Он должен завершаться криком радости и звоном мечей, а не тем, что парочки крадучись уходят в ночь, чтобы там вкладывать в ножны мечи совсем иного рода.
Она покачала головой. Она была не настолько глупа, чтобы пытаться делать вид, будто ничего не изменилось. Не собиралась она также впадать в другую крайность и совсем отказываться от своей веры, как поступили многие клирики Варауна — и немногие жрицы Эйлистри. Но это не значило, что она должна с восторгом приветствовать перемены. Некоторые ритуалы, по крайней мере, можно было исполнять в одиночестве.
Она подтолкнула отсеченную мандибулу кончиком меча. Это был трофей ночной охоты, который в другое время она отнесла бы в святилище. Она решила оставить его здесь. Сжечь вместе со всем тем, что осталось от жука.
Она устало побрела обратно к берегу, перешагивая через обломки хрустящего хитина и комья земли, развороченной жуком, выскочившим из своего укрытия. Опустившись перед ручьем на колени, она начисто оттерла клинок и, плеская водой на кожу, смыла с себя липкую кровь монстра. Потом она встала и взмахнула оружием в воздухе, чтобы обсушить его. Поющий меч негромко и довольно загудел, словно довольный ночной работой. Он, по крайней мере, не различал победы по значимости.
Положив меч на плечо, наслаждаясь прикосновением посеребренного металла к коже, Каватина двинулась в обратный путь. Этой ночью Великая Охота для нее окончена. Волею Эйлистри на ее пути повстречался монстр, и Каватина убила его. Она никак не могла знать того, что жук собирался произвести потомство, сказала она себе. Быть может, богиня пыталась напомнить ей, что даже мельчайшая частица зла может породить еще большее зло. Что зло надо вырывать с корнем, пока оно не успело распространиться. Что…
Проходя мимо места, где она видела крыс, Каватина краем глаза заметила движение выше по склону. Там стоял мужчина-дроу, подсвеченный пылинками света, остающимися при движении луны по ночному небу. И не просто некий дроу, а один из новообращенных, приглашенных поучаствовать в этой охоте.
Как и она, мужчина был наг, и его худощавое мускулистое тело блестело от пота после бега. Квадрат черной материи закрывал большую часть его лица. Его священный символ. Маска Варауна.
Маска, которую сама Эйлистри носила как трофей, знак совершенного ею убийства.
Глаза Каватины сузились. Плохо уже то, что Ночные Тени участвуют в Великой Охоте. Но еще хуже, что один из них повстречался на ее пути. Воительница со злостью уставилась на него.
Мужчина смотрел вниз, на что-то на земле, и говорил так тихо, что Каватина не могла разобрать слов за журчанием ручья. Он кивнул, стащил с пальца кольцо и протянул кому-то. Маленькая черная крыса — точно такая, какую Каватина убила совсем недавно, — встала на задние ланки и выхватила кольцо из его пальцев. Существо покрутило кольцо в передних ланках, обнюхало его и нацепило на одну из них, словно браслет. Потом крыса засеменила прочь.
Пока мужчина распрямлялся, Каватина уже взбежала вверх по склону холма. Она прекрасно знала, чем он занимается, — общается с лесными обитателями, без сомнения выспрашивая у них, где можно отыскать достаточно впечатляющего монстра Такого, чтобы доказать, какой он великий охотник. Но предполагалось-то, что все будет происходить совсем не так. Участники Великой Охоты не должны подкрадываться к своей жертве и бить ее в спину. Считалось, что они станут уничтожать тех монстров, которых выберет для них Эйлистри. И будут убивать их при помощи одного лишь меча — не ручного арбалета, закрепленного, как заметила Каватина, на левом предплечье мужчины. Также им не полагалось прибегать к магической защите вроде амулета на цепочке, висящего у него на шее.
— Ну и как это, по-твоему, называется? — осведомилась Каватина.
Мужчина резко обернулся и взмахнул своим коротким мечом. На миг Каватине показалось, что он намерен атаковать ее. Она отбила его оружие поющим мечом; клинки лязгнули, столкнувшись.
Глаза мужчины гневно сверкнули.
— Темная Леди. — На удивление спокойный голос, и выражение лица тоже. — Ты напугала меня.
Акцент выдавал, что он недавно из Подземья, но он, конечно же, узнал ее. В следующий миг он либо благоговейно прошепчет ее имя, либо склонится в раболепном поклоне. Он не сделал ни того ни другого. Как поняла вдруг Каватина, еще больше ее раздражало то, что его янтарно-оранжевые глаза даже не моргнули под ее пристальным взглядом.
— Предполагалось, что ты будешь убивать всякую пакость, а не беседовать с ней.
Он прищурился:
— Это крыса.
— Крыса, — согласилась она.
— Лунная крыса, — добавил он. — Существо, которое обретает разум при растущей луне.
Невысказанная насмешка оглушительно зазвенела в ушах Каватины. Она схватилась за свой поющий меч, и оружие предостерегающе загудело.
— Ты что, ищешь драки?
Мужчина смотрел на нее. Вблизи она разглядела шрам у него на лице слева. Большая часть его была скрыта под маской, но Каватина видела уродливые складки собравшейся вокруг левого глаза кожи.
— И искать не нужно, — спокойно ответил он. — Она меня уже нашла.
Каватина отскочила назад, опасаясь подвоха, и оглянулась. В нескольких шагах от них среди леса стояла фигура, закутанная во все черное. Хотя лицо ее было спрятано под капюшоном. Каватина заметила руки, черные, как ее собственные. На каждом пальце сверкало по серебряному кольцу, свидетельствуя о том, что фигура эта — одна из жриц Кайрансали.
— Во имя всех танцующих, — тихо шепнула Каватина. — Краун.
Мужчина коснулся своей маски:
— Защити меня, Леди В Маске.
Его очертания затуманились, подернутые темной дымкой, — тьма, пронизанная искорками лунного света.
Каватина тоже пропела охранительную молитву. Песнь была услышана, и на коже ее на миг вспыхнуло лунное сияние — сияние, запятнанное вкраплениями черноты. Потом Рыцарь Темной Песни выкрикнула заклинание. Луч ледяного лунного света вылетел из ее руки, ударив жрицу зла в грудь.
Вместо того чтобы отступить, краун выбросила вперед унизанную кольцами руку. Даже не взглянув в сторону Каватины, она обратилась к Ночной Тени.
— Ты! — взвизгнула она, наставив на него палец. — Убийца!
Клирик сжался, подняв ладонь, чтобы заслонить глаза. Другая рука его взметнулась, повторив жест краун, тенькнул наручный арбалет. Свистнувший в воздухе дротик впился в горло краун. Жрица ухватилась за черное оперение и издала придушенный звук, но не упала. Капюшон слетел с нее, явив лицо с провалившимися щеками и пустыми немигающими глазами. Волосы костяного цвета были нечесаными и грязными. Она выдернула дротик из горла.
— Это… не пройдет, Кбрас, — прохрипела она, отшвырнув дротик. — На этот раз… нет.
Ноздри Каватины уловили запах разложения, донесенный ветерком. Она схватилась за серебряный кинжал, что висел у нее на шее. Сдернув цепочку через голову, она направила символ Эйлистри на неумершую.
— Именем священного света Эйлистри! — выкрикнула воительница. — Возвращайся в могилу, из которой пришла!
Меч Каватина держала наготове. Если неумершая жрица не будет уничтожена на месте, а попытается удрать, Рыцарь Темной Песни разрубит ее надвое. Клинок пронзительно звенел. Рвался в бой. Готовы.
Но краун не рассыпалась в прах и не стала убегать. Она направилась к Ночной Тени, и из дыры в ее горле доносился скрежещущий, полузадушенный смешок.
Мужчина не шевелился. Стоял недвижно, словно бревно, так и не донеся руку до глаз.
Парализован.
Каватина была поражена. Что же это за существо? Даже такая могущественная тварь, как лич, и та заколебалась бы при виде ее священного символа.
Каватина прыгнула вперед, вскинув меч. Неумершая жрица повернулась к ней и пропела односложный печальный звук. Низкий, будто голос гобоя, он эхом повторился в мозгу Каватины.
И внезапно перед нею возникла ее мать. С грацией танцовщицы она крутанулась на месте, длинные белые волосы хлестнули ее по лицу. Она вскинула руку навстречу опускающемуся клинку. Лишь в самый последний миг Каватина сумела отвести меч в сторону, чтобы не отрубить матери руку.
Поющий меч издал тревожный крик. Долгий пронзительный звук проник в сознание Каватины, в клочья разрывая пелену, окутавшую ее разум. Иллюзия ее матери сменилась реальностью — иссохшим трупом, которому было придано жуткое подобие жизни. Из цепких пальцев торчали узловатые белые кости. Плащ болтался на костлявых плечах.
Одна рука резко опустилась. Костлявые пальцы мазнули Каватину по плечу. На этом месте открылась рана, словно след от удара кинжалом. Неглубокая, но очень болезненная.
— Это не… твое дело, — прокаркала краун.
Голос ее уже окреп, и Каватина увидела, что дыра, пробитая дротиком в горле жрицы, уже почти затянулась.
Каватина моргнула, озадаченная полнейшим пренебрежением краун. Она вскинула меч и нанесла удар — могучий двуручный удар. Опускаясь, ее клинок ликующе запел.
В следующее мгновение Ночная Тень ожил. Меч его устремился снизу вверх и наискось. Два клинка ударились друг о друга, Каватина и Ночная Тень потеряли равновесие и упали на землю. Краун, невредимая, увернулась.
— Прочь с дороги! — прокричал Ночная Тень.
Краун прыгнула вперед, выбросив в его сторону костлявую голую руку. Ночная Тень стремительно откатился в сторону, и лишь это помогло ему не лишиться головы. Он охнул, когда пальцы скользнули по его бедру и ягодицам, оставляя в них глубокие раны.
Когда краун оказалась к ней спиной, Каватина подскочила и нанесла удар. На этот раз ее меч попал в цель. Он глубоко вонзился в шею неумершей, вспоров жесткую сухую кожу и перерубив хребет. Обезглавленное тело обмякло и рухнуло наземь.
Ночная Тень следил за происходящим, от тяжелого дыхания маска его трепетала. Зажав рану рукой, он прошептал молитву. Кровотечение медленно прекратилось.
Каватина ждала, не сводя взгляда с тела краун, чтобы убедиться, что та не собирается ожить снова.
Вместо того чтобы поблагодарить ее, Ночная Тень зло выругался:
— В другой раз лучше не вставай у меня на дороге.
Каватина остолбенела. Она не могла поверить своим ушам.
— И позволить ей убить тебя?
— Она чуть было это не сделала благодаря тебе.
— Ты был парализован! — вспыхнула она. — Беспомощен.
— Я притворялся. Чтобы подманить ее ближе.
Он врал, конечно. Чего еще ожидать от Ночной Тени. Каватина уже пожалела, что вмешалась. Но потом, поразмыслив, поняла-таки: маловероятно, чтобы паралич прошел точно в тот миг, когда краун оказалась в пределах досягаемости для удара мечом. Может, он и не врет.
— Мои извинения, — произнесла она наконец. — Если это повторится, я подожду, пока не буду абсолютно уверена, что тебе в самом деле нужна моя помощь, прежде чем ввязываться в это дело. — Она пожала плечами. — Конечно, в следующий раз твой паралич, может, и не будет притворным.
Их взгляды встретились. Мужчина с хмурым непроницаемым выражением лица смотрел на нее. Потом он перевел взгляд на труп.
— Надо его сжечь, — заметил он. — Пока голова не приросла обратно.
Голова заерзала, словно пытаясь проделать именно это. Ночная Тень мечом откатил ее подальше от туловища. Не говоря больше ни слова, он принялся собирать сухие ветки и обкладывать ими мертвое тело.
— Что… — Каватина остановилась, не успев задать вопрос. Ее, Рыцаря Темной Песни, готовили к охоте на демонов и лишь в меньшей степени — за неумершими. Ей не хотелось демонстрировать свое неведение, расспрашивая про это существо. Дроу указала на отрубленную голову: — Она знала твое имя: Кбрас.
Он кивнул.
— Откуда?
— Я был одним из ее мужчин. Недолго.
— Пока не понял, кому она служит?
— Пока не убил ее.
— А-а-а… — Каватина вдруг поняла. — Это мстящий тебе призрак.
— Да.
Теперь понятно. Все краун отличаются неутолимой жаждой мщения. Их богиня велит, чтобы любое проявление неуважения, пусть даже наимельчайшее, было отмщено. Смертоносный выстрел в спину из арбалета любовника должен стоять где-то в самом верху списка. Сама Кайрансали, должно быть, подняла ее из могилы.
Каватина кончиком меча отбросила подол платья с того, что осталось от ног краун. Это оказались настоящие обрубки, пальцы и ступни были начисто стерты.
— Похоже, она проделала немалый путь.
— Аж из Маэримидры, — подтвердил Кбрас.
Каватина взглянула на него:
— Так ты был там, в Маэримидре, когда ее захватили почитатели Кайрансали?
— Да. И до этого, когда войско Кургота Дьявольское Отродье захватило пещеру.
Каватина взглянула на Кбраса с уважением. Кем бы он ни был, в умении выживать ему не откажешь. Состоящее из гоблинов, бугберов и огров воинство Кургота буквально опустошило Маэримидру, город в Подземье, во времена Молчания Ллос. Говорили, что улицы его были завалены тысячами трупов. Щедрая жатва для краун, правивших впоследствии тем, что осталось от города.
— А самого Кургота ты видел?
— Благодарение теням, нет.
— Да… Повезло.
Каватина лгала: она была бы счастлива скрестить мечи с огненным великаном — по слухам, наполовину демоном. Впрочем, надо полагать, после падения города на улицах Маэримидры хватало и других достойных противников. Интересно, была ли краун, с которой они сегодня сражались, единственной служительницей Кайрансали, убитой Кбрасом?
Она оглядела залитый лунным сиянием лес:
— Думаешь, там еще есть они? Мстители?
— Нет. — Он набросил на труп еще хвороста. — Лунная крыса говорила только про эту. — И добавил, оглянувшись через плечо: — Ты знаешь молитву, чтобы развести огонь?
— Нет.
Он вздохнул, развязал шнурок, которым арбалет был привязан к его руке, и отсоединил лук от остального механизма. Потом подобрал подходящую палочку.
Каватина убрала меч в ножны и смотрела, как Кбрас наматывает на палочку тетиву. Он проковырял углубление в обломке ветки, установил в него палочку одним концом и добавил немного сухого мха. Потом начал энергично двигать луком взад и вперед, крепко придерживая палочку за верхний конец и заставляя ее быстро вращаться. Через некоторое время основание ее задымилось. Мгновением позже крохотные язычки пламени с треском охватили сухой мох. Кбрас раздул их, постепенно подбрасывая хворост. И вскоре уже пылал костер.
Пламя лизало одежды неумершей жрицы, обращая их в пепел. Потом огонь охватил и тело. Оно горело быстро и жарко, истаивая, как свеча. Кбрас перекатил в костер голову. Воздух наполнился запахом горящей кожи.
Пока голову пожирал огонь. Каватина придвинулась поближе к Кбрасу. Ночная Тень без всякого выражения смотрел, как языки пламени пляшут на иссушенной плоти. Каватине хотелось узнать, была ли краун красива при жизни и любил ли Кбрас когда-то эту женщину. Потом она вспомнила, что у них в Подземье все это делалось иначе. Когда женщины хотели мужчин, они просто «брали» их. Если так, неудивительно, что Кбрас не выказывает никаких эмоций.
Каватине было интересно выяснить, как удалось изгнать из города орды неумерших Кайрансали, а еще интереснее — послушать про Кургота Дьявольское Отродье. Она повернулась, чтобы расспросить Кбраса про гибель и освобождение города.
Он исчез.