Азбука мести

Осин Наши дни

— Расскажите-ка, деточка, подробнее о себе. Не приведи Господи, Витюша женится, надо же знать, достойны ли вы чести войти в семью Осиных. — Старуха влажным от умиления взором приласкала портрет тщедушного мужчины на стене. — Виктор Викторович, был очень разборчив в знакомствах.

Виктор еле сдержался. Манера бабушки поминать покойного деда невероятно раздражала его. Профессор медицины Виктор Викторович Осин скончался в далеком 1947 году, успев, тем ни менее, сложить суждения по любому вопросу на много лет вперед. «Дедушка считал…» — бабка плодила дежурные сентенции без счета и, прикрываясь именем покойника, «втюхивала» их родным и близким.

— Я сама из прекрасной семьи. Истинные интеллигенты обитают в провинции. Большие города развращают души. Вы, милочка, откуда родом?

— Из Чернигова.

— Кто ваш батюшка, простите? — продолжился допрос.

— Директор школы.

— А матушка?

— Учительница химии.

— Значит, вы одна в столице обитаете?

— Я не одна теперь, у меня есть Виктор.

— А до Виктора кто был?

Ольга покраснела. От неловкости или гнева, гадал Виктор. Бабка кого угодно вгонит в краску своей бесцеремонностью.

Накануне визита в Отрадное он подробно проинструктировал Ольгу.

— Бабка моя — настоящая Мегера. Она тебе устроит такое — мало не покажется.

— Неужели меня будут пытать раскаленными щипцами?

— ЧК против моей бабушки — детский сад, — предупредил Осин. — Гестапо-санаторий. Тебе придется худо.

Ольга замахала руками.

— Тогда я никуда не поеду.

— Поедешь. Старая ведьма обожает семейные церемонии. Скоро день рождения деда, соберется все семейство, это отличный повод представить тебя всем.

— Зачем меня представлять твоим родственникам? — с лицемерным равнодушием спросила Ольга.

«Затем, что мне позарез нужны деньги!» — чертыхнулся Виктор. Будущий визит его нервировал, он злился на бабку, себя, белый свет. На Ольгу Виктор злился особенно. От того, какое впечатление блондиночка произведет на старуху зависело, сколько денег он получит. Понравится Ольга, бабка отсыпет от казны щедрой рукой. Нет — оставит на голодном пайке. Поэтому кровь из носу, требовалось, разбудить в подруге горячий энтузиазм.

— Я хочу всем показать какая ты! — произнес Виктор с восхищенной интонацией. И замолк, не желая говорить лишнее.

Ольга грустно отвела глаза в сторону. Она ожидала большего. Фраза, красивая и пустая, не значила ничего.

— Тебе предстоит испытание, — сказал Осин очень серьезно. — Бабка у меня с закидонами. Вечно всех проверяет на вшивость. На что я — любимый внук, опора династии, а каждый раз волнуюсь, вдруг ошибусь, не то скажу. не так сделаю и лишусь наследства. Она обещала мне Отрадное. Я не могу рисковать. Я должен стараться и ты тоже должна постараться понравиться старухе.

— Должна? — Ольга нахмурилась.

— Должна! — приказал Осин. — Отрадное стоит десять миллионов баксов. Представляешь, себе?!

— Представляю, — протянула Ольга, — единичка и семь нулей?

— Ради такой суммы можно немного смирить характер.

Осин многозначительно посмотрел на Ольгу.

И тогда, и сейчас, призывая к благоразумию.

— До Виктора я была замужем! — призналась со смущенной улыбкой Ольга.

— Кто был ваш супруг? — старуха приподняла надменные брови.

— Он бизнесмен.

— Чем занимается?

— Зажигалками.

— Фи, какая мелочь, — аккуратно вырисованные помадой губы сложились в презрительную ухмылку.

Виктор немного расслабился. Беседа перетекла в безопасное русло, его вмешательство пока не требовалось.

— Вы любили мужа? — продолжился допрос.

— Поначалу любила, — ответила Ольга. — Потом разочаровалась.

— Дети есть?

— Нет.

— Почему? — старуха медленным плавным жестом поправила волосы. Блеснули в сполохах хрустальной люстры камни в кольцах.

— Мы хотели пожить для себя, — вздохнула Ольга.

— Виктор вас содержит?

— Зачем же?! Я сама зарабатываю неплохо.

— Каким способом?

— Даю уроки английского.

— Почем нынче английский?

— Мне хватает, я не нуждаюсь в покровителях.

— Самостоятельные женщины — бич общества. Они уподобляются мужчинам, теряют женственность, растят детей-уродов. Призвание женщины — любить. Дом, мужа, детей. Так считал Виктор Викторович. Во многом он прав.

Ольга вздохнула тяжело. Скажи она, что берет у Виктора деньги, профессор заклеймил бы позором иждивенок.

Старуха отхлебнула из фарфоровой чашки, промокнула губы салфеткой. Ольга, как отражение в зеркале, повторила ее действия.

— У вас прекрасная посуда, — польстила грубо.

— Здесь много прекрасных вещей. Не знаю, кому они достанутся после моей кончины. Я решила завещать фарфор музею. Виктор, ты слышишь, музею!

Осин кивнул, промолчал. Бабка обожала заводить разговоры про завещание и наследство и наблюдать при этом за его реакцией. Удержать волнение, узнав подобную новость достаточно трудно. Посуда и прочее барахло, которым по завязку было забито Отрадное, тянула на сотни тысяч долларов. Одна чашечка, из которой Ольга пила чай, стоила не меньше пятисот зеленых. Саксонский фарфор, 18 век, уникальная вещь.

— Как вы познакомились с Виктором?

— Бабушка, я же рассказывал, — вмешался Осин.

— Так как вы познакомились с Виктором? — игнорируя реплику внука, повторила старуха.

— Впервые мы встретились на выставке. Экспозиции наших фирм оказались рядом. Я увидела Виктора и почувствовала: он — моя судьба. К сожалению, он меня не заметил. Год я старалась попасться ему на глаза, где только можно. Потом, к счастью, Виктору потребовалась новая секретарша. Я пришла под видом претендентки и неизбежное свершилось. Виктор Петрович заинтересовался мной.

— Романтическая история, в духе мыльных сериалов.

— Все романтические истории — банальны, — Ольга слегка осмелела, она чувствовала, что симпатична старухе.

— Где же приличные молодые дамы теперь попадаются на глаза мужчинам? Витюша библиотеки и театры не жалует, предпочитает рестораны, — взгляд выцветших глаз пылал веселой издевкой.

— Витя — очень занятой человек, он проводит почти все время на работе. В ресторанах он не частый гость, особенно теперь.

Старуха усмехнулась довольно и продолжила:

— Если Витя на вас женится, рожайте без промедления. Предъявите младенца — впишу в завещание. Может даже Отрадное поделю между Дашей и вашим ребенком.

Осин вздрогнул. Прежде бабкины блажи Отрадного не касались.

— Мы родим, — пообещала Ольга — Я здорова, Виктор тоже. Какие проблемы?

— Слышишь, Виктор, чтоб к зиме был мдаденец! — бабка уже прибавила к марту за окном девять месяцев беременности.

Аудиенция закончилась. Судя по приказанию рожать немедленно — благополучно. Слава богу, вздохнул облегченно Виктор, обошлось. Занятая приемом гостей, бабка довольствовалась краткой беседой. После долгой Галка, тогда еще невеста, пила валерьянку и неделю заикалась. Так что можно считать: Ольге повезло. Отделалась малой кровью. Это обнадеживало.

Старуха поднялась и, не прощаясь, направилась к двери. Не взирая на возраст и хромоту, из-за давнего фронтового ранения в ногу, держалась она на удивление прямо. Даже палка, с золотым литым набалдашником, на которую она опиралась, не заставила ее согнуться. Вышагивала, шпала коломенская, гордо вздернув подбородок, поглядывая вокруг надменно, словно царица. Она и была царицей, полноправной владычицей семейства и казны. Ее волей родня получала подачки и подаяния, ее волей не перегрызлась, не погрязла в судебных разбирательствах и распрях. Виктор Викторович Осин передал семью в надежные руки. Его вдова, Вера Васильевна Татарцева-Осина, сберегла родовое гнездо, сохранила семью, не запятнала имя.

— Пока все съедутся, отдохну немного, — старуха обернулась в дверях, — устала.

Ольга восхищенно оглянулась. Обстановка комнаты поражала. Столько красивых вещей она видела лишь в музее!

Осин снисходительно улыбнулся. Он привык, что народ, попав в бабкину резиденцию, шалел и дурел. Во-первых: площадь участка. Сто на сто метров дубового, вперемежку с березой, леса. Первозданная тишина. Чистейший воздух. Рядом с особняком озеро. Родники. В общем, идиллия. Во-вторых: сам дом. Построенный в начале 20-го века особняк поражал своим великолепием. Колонны у входа, мраморные ступени крыльца, атланты, поддерживающие балконы, лепнина, парадная широченная лестница, громадные помещения. И третий фактор: обстановка Отрадного. Красного дерева меблировка, лучший в мире фарфор, ковры, серебро, мрамор, бронза — все старинного, не ранее середины 19-го века, производства. Все в прекрасном сотсоянии, ухоженное, взлелеянное заботой и любовью.

— Дед сильно на немцев обиделся, — Виктор обнял Ольгу за плечи, — они, сволочи, разорили Отрадное в оккупацию. Он в отместку ограбил фрицев в 45-ом. Тогда это называлось контрибуции.

— Он привез все из Германии, — протянула Ольга. — Не слабо!

— Дед у меня молодец! — похвастался Осин, — Гений! Титан мысли и потенции!

Ему нравилось рассказывать про деда. Не у каждого в роду найдутся такие мужики.

Виктор Викторович Осин с молоду любил более всего медицину и женщин. В силу чего написал множество научных трудов, семь раз был женат и наплодил восмнадцать детей. Последний сын — Петр, отец Виктора, родился в 1940 году, когда профессору исполнилось семьдесят, а его седьмой супруге — бабушке Виктора — двадцать. Пламенная страсть студентки к маститому ученому не угасла и после кончины профессора. Овдовев Вера Васильевна замуж больше не выходила и несла незапятнанным гордое имя; не разменивала честь на пятаки.

— Она же хромая, — приземленно объяснила Ольга причины невероятной преданности. — И мужиков после войны не хватало. Кто на калеку позарится?

— Дед приволок из Германии столько барахла, что внешность бабки значения не имела. Наверняка, дело в другом. Дед, скорее всего, поставил молодую женушку перед выбором: или блюди себя и живи в изобилии. Или гуляй с кем хочешь, но с голодным брюхом.

Виктор излагал версию своей матери. Той не давала покоя свекровина добродетель. Даже умирая, мать, не переставая ругала: мужа — алкаша, покойника; Веру Васильевну — гнусную живую лицемерку; и профессора — недотепу-развратника.

— Почему же лицемерка? — удивилась Ольга. — Твоя бабушка показалась мне человеком прямым, строгих правил, честным.

— Ах, не знаю, — отмахнулся Осин, — я в чужие дела не лезу, в своих бы разобраться. Одно скажу: бабка у меня «железная леди» и семейство держит в ежовых руквицах. Как она скажет, так и будет. Ее слово — закон. Вернее, свод законов.

Бабка обожала устанавливать правила. Одно из них ударило Виктора по карману после ухода Галки. Холостяков старуха не жаловала, поэтому в прошлом году, большую часть положенных Виктору денег, перевела на Дашин счет. Нынче, чтобы ухватить, хоть что-то, Осину пришлось представить Ольгу, как свою невесту.

— Ты сказал, что соберется вся родня. А по какому поводу? — поинтересовалась Ольга.

— Сегодня день рождения деда.

— Странный обычай праздновать день рождения человека, который умер полвека назад.

Сколько себя Осин помнил, семнадцатого марта в Отрадном всегда проходил большой сбор. Пропустить торжественное мероприятие рисковали очень немногие. Скорая на расправу Вера Васильевна мгновенно отлучала ослушников от «кормушки».

— Может быть и странный. Но бабушка хочет, чтобы родня помнила, кому обязана своим благополучием, поэтому только в этот день раздает, причитающиеся каждому дивиденты.

— Дивиденты?

— Да, дед мой был большой хитрец и умудрился даже при советской власти сколотить приличный капиталец…

Семейное предание гласило: Виктор Викторович, будучи в Вене в 1946 году, тайно запатентовал ряд изобретений. Право на их промышленное использование практически сразу же купили ряд фирм. Как следствие, на счету Осина, открытом в одном из швейцарских банков, появились деньги. Но где швейцарский банк, а где город Киев? Виктор Викторович понимал: Родина ни его, ни наследников к деньгам не пустит. Так или иначе, отберет доллары и франки, гульдены и лиры. В те времена было принято «сдавать» все особо ценное в закрома Отчизны.

Потому, пообещав половину с каждой копейки, доктор поручил банкирам обеспечить ему и семье достойное существование. Через год, в 1947 году, все, что можно было приобрести за деньги, профессору доставляла специальная курьерская служба. Осин делал заказы, швейцарцы оплачивали счета, кто-то скрежетал зубами и кусал от досады локти. Однако подобратться к банковским счетам было невозможно. Виктора Викторовича таскали по высоким кабинетам, пугали, ругали, угрожали: жену посадим, сына-малютку в тюрьме сгноим, остальное семейство в лагеря сошлем. Сажайте, гноите, ссылайте, мне дела нет, ответил Осин, я — старик, одной ногой в могиле. А семья…что ж…выживут, швейцарцы о них позаботятся. Помрут — вам все равно ничего не достанется.

— И что, отстали от него? — не поверила Ольга.

— Отстали, конечно. Дед скоро умер.

Ольга с нескрываемым любопытством разглядывала портрет на стене. Вот вы какой, Виктор Викторович Осин! Сумели Родину на кривой кобыле обминуть! Обхитрить! Обмануть! Оставить с носом!

— Бабушку не трогали. Она изменить условий контракта с банком не могла. Следовательно, оперативного интереса не представляла.

— Повезло. Запросто могли расстрелять, как врага народа.

Виктор кивнул, могли, конечно.

— В хрущевские времена стало проще. Курьеры по-тихому передавали с харчами деньги. Рубли, естественно. За доллары особо шустрых сажали. При Брежневе и таиться не стоило. Зато теперь раздолье. Бери — не хочу, жаль почти нечего. За шестьдесят лет изобретения морально устарели. Но на хлеб и к хлебу нам хватает. Впрочем, это мура. Главное, — оптимистично заявил Осин, — чтобы Отрадное мне досталось, тогда никакие невзгоды не страшны. Остальное по сравнению с Отрадным мелочи, сущая чепуха.

Со двора доносились возбужденные голоса, гости прибывали. Виктор в полголоса рассказывал, кто есть кто.

— Это — мой троюродный брат Игорь. — Полный вальяжный мужчина под шестьдесят, обняв за плечи женщину тех же лет, беседовал со стариком в сером костюме. — Рядом с ним Людмила, жена. Я им, как кость в горле. Впрочем, как и они мне. Я даже не знаю, кого из них ненавижу больше. Игорь тоже имеет право на Отрадное. А Людка мне Галку испортила. Если бы не она, Галя была бы, как шелковая.

Семейные хроники оборвались появлением Веры Васильевны.

Дрогнул бархат занавесей на дверях, явив гостям старуху в черном, длинном платье с белым кружевным воротничком вокруг дряблой шеи. Седые волосы уложены в аккуратный пучок, на руках перстни, на груди брошь, на губах — розовая помада.

— Добрый день, мои дорогие! — Приняв величавую позу актрисы Ермоловой с портрета Серова, старуха замерла, давая возможность присутствующим по достоинству оценить себя.

Вкушая от чужой ненависти и зависти, впитывая колючее недружелюбие, Вера Васильевна торжествующе улыбнулась. Румянец красил щеки, взгляд сиял, губы кривила довольная гримаса. Благодарение Богу, ей еще раз довелось убедиться в своей власти над этими людишками. Еще раз удалось принять парад покорности.

Вассалы покорно скалились в притворном восхищении, изображали радость от встречи с повелительницей.

Старуха плавным жестом отвела руку в сторону. Брызнули искрами камни в перстнях:

— Прошу в кабинет.

Осины гурьбой побрели к лобному месту. Расселись вдоль длинного обедненного стола. Пустого до неприличия. Ни вазочки, ни салфетки, ни фарфоровой статуэтки. Только огромное полированное пространство и блики солнца на нем.

Старуха проковыляла к креслу с высокой резной спинкой, устроилась, начала тронную речь.

— Я рада видеть вас в моем доме. Надеюсь взаимно?! — в голосе отчетливо слышалась издевка. — У нас пополнение. Витюша привез невесту. Прелестное создание. Умна, хороша собой, воспитана. Прошу любить и жаловать.

— Я не знал, что Виктор развелся, — поднял брови Игорь Осин. — Думаю и Галина не в курсе.

Фраза произвела фурор. Публика онемело воззрилась на мятежника. Все знали, что Виктор не разведен. И что любая дама рядом с ним, по меркам строгой моралистки Веры Васильевны, невестой быть не может. Но слово сказано. Получена рекомендация «любить и жаловать». Следовательно, блондиночка находится за столом по праву и иные мнения исключены. Прекословить старухе, даже таким деликатным способом, было не принято.

— Игорек, моя личная жизнь тебя не касается! — вспылил Виктор.

— Конечно, конечно, — смутился тот, — извини ради Бога.

— Можно я продолжу? — выдержав паузу, спросила Вера Васильевна. И сама ответила, — можно! Как следовало ожидать, наши доходы за истекший период существенно снизились. Швейцарцы передали счет на двадцать тысяч меньше чем в прошлом году. Вскоре нам нечего будет делить.

— Кроме Отрадного! — вмешался снова Игорь.

— Что? — старуха гневно прихлопнула ладонью об ладонь.

— Пора, вам, Вера Васильевна, принять решение. Я и Виктор имеем право знать, как будет разделено имущество нашего деда.

Ольга вопросительно посмотрела на Виктора. Тот не отрывал глаз от лица брата, дышал прерывисто, шумно, краска заливала щеки.

— Какого черта, Игорь! — заорал он вдруг. — Особняк и участок мои!

— Извини, Виктор, — вмешалась Вера Васильевна, — но дом и участок принадлежат мне.

Виктор упрямо опустил голову и промолчал.

Игорь судорожно сглотнул, смелость давалась ему нелегко, и продолжил:

— Невзирая на слова Виктора, и даже ваши, Ирина Васильевна, Отрадное — это собственность деда.

Никто не заметил оговорки. Или заметил, но не придал значения. Осины ожидали ответной реплики, пытались разгадать замысел Игоря, на ошибку никто не обратил внимания. Никто кроме профессорши.

Она вздрогнула, побледнела, резко поднялась.

— Игорь! Немедленно прекрати! Или ты пожалеешь об этом. — Властным жестом, отметая возражения, Вера Васильевна приказала. — Выйди из комнаты!

Столько силы и энергии было в ее голосе, что толстый Игорь, не посмел ослушаться. Отодвинул шумно стул, шаркая, побрел к двери. Старуха, с безучастным лицом похромала вслед. Объяснять свое поведение она не сочла нужным. Бросила через плечо.

— Ожидайте! — и скрылась за бархатными занавесками.

Осины, молодые и старые, дальние и ближние потомки профессора растерянно переглянулись. Бунт подавлен или удался? Идол повергнут низ или царствует по-прежнему?

Виктор сорвался с места, не выдержал, решалась его судьба, бросился к двери, задергал бронзовую ручку.

— Она нас заперла! — Закричал в бешенстве.

Удар кулака сотряс дубовое полотно. Отклика не последовало. Осины в гостиной не посмели прокомментировать событие, Осины снаружи проигнорировали шум.

Спустя сорок минут в замке заскрежетал ключ. Появились Вера Васильевна и Игорь. Со скучными спокойными лицами они заняли свои места.

— Я продолжу, — как ни в чем не бывало Вера Васильевна приступила к дележу полученнох из Швейцарии суммы. Под финал, удовлетворенные или нет, Осины вежливо благодарили старуху. Игорь, среди прочих, взял чек, сказал: «Спасибо».

— Уж, простите, стол я сегодня не накрыла. — Вера Васильевна провела устало рукой по лицу. — В другой раз.

Не накрыла, ахнула родня. А что стоит во второй гостиной под белой крахмальной скатертью, блистая серебром и фарфором и благоухая изысканными гастрономическими ароматами? Не стол ли?

Нет, утверждал ледяной взгляд старухи. Не стол. Галлюцинация.

Проваливайте!

Родня начала прощаться. Не торопились только Виктор, Ольга и Игорь с женой.

— Витенька, Игорь прав, — едва комната опустела, выдала старуха, — я затянула с принятием решения. Но лучше поздно, чем никогда. Итак, я разделю Отрадное между вами.

— Почему? — взвыл Виктор.

— Я все сказала! Игорь, получит треть или половину, Полищуки разберутся.

Адвокатский клан Полищуков: дед, сын, а с недавнего времени и внук, занимались делами старухи, сколько Виктор себя помнил. Без консультации с ними Вера Васильевна не решала ни один вопрос.

Виктор заорал.

— Что происходит! Я хочу знать! Я имею право!

— Успокойся, — вмешалась Людмила. — Вера Васильевна знает, что делает. Правда, Вера Васильевна?

— Правда, — признала старуха.

— Вот и славно, вот и хорошо. — Людмила подхватила мужа и поволокла к двери. — Завтра все бумаги оформим? Да, Вера Васильевна. Да?

— Да.

— Бабушка, — Виктор бросился к старухе. — Бабушка!

Он требовал справедливости. Хотя бы объяснений.

— Прекрати! — старуха остановила внука взмахом трости. — Прекрати истерику. Отрадное, так или иначе, будет разделено.

— Что он тебе сказал? — почти овладев собой, спросил Виктор.

— Какая разница? — выдохнула профессорша.

Всю дорогу до Ольгиного дома Осин молчал и хмурился, хмурился и молчал.

— Я только что потерял пять миллионов долларов, — медленно, чуть не по слогам, произнес вместо прощания.

— Я понимаю, — посочувствовала Ольга.

— Не понимаешь, — опроверг Виктор.

— Да, не понимаю. У меня никогда столько не было и, наверное, никогда не будет.

— И у меня не будет, — Виктор нервно закурил и вдруг забормотал, — Галки не будет. Азефа не будет, Маринки, Круля. Тебя тоже.

Ольга растерялась.

— Почему меня не будет? Вот я, рядом. Протяни руку, я с тобой, Витенька. Всегда с тобой.

Он отмахнулся.

— У меня отбирают самое дорогое. Жену, мечту, собаку. За что, интересно знать? Что я такого сделал? Что?

— Кто у тебя отбирает все? — у Ольги от жалости блестели в глазах слезы.

Виктор даже подпрыгнул от возбуждения.

— Этим я и займусь. Узнаю кто, тогда пойму зачем. Все, пока, милая. Я позвоню.

Машина Осина сорвалась с места и исчезла за поворотом. Ольга горько вздохнула, Виктор даже не поцеловал ее на прощанье.