Будучи в Абакане, обратил внимание на памятник Ленину.
Как обычно, кепка и пиджачок помечены голубями, брюки пыльные, правый башмак в солевых налётах, а вот левый всегда блестит, славно начищен. Несколько дней по два-три раза в день мы проезжали мимо этого памятника. И всегда левый башмак идеально начищен. Не выдержав, я спросил сопровождающую, а в чём тут дело? Неужели некий местный патриот успевает за ночь почистить только один левый, обращённый к площади башмак вождя, а второй не успевает до приезда полиции? Сопровождающая улыбнулась. Да ладно вам, какая полиция! Ходит по утрам по городу моечная машина с механическими щётками. А щётки, как вы понимаете, могут пройтись только по тому башмаку, который обращён к площади…
Мой друг, молодой узбекский (советский, конечно) писатель Хаджиакбар Шайхов начинал свою литературную деятельность в газете. В данном случае, в ташкентском отделении «Комсомольской правды».
Сразу скажу, там было не скучно.
Весенние приходят дни в твоих глазах сиять, колхозник,
Пахать на тракторе начни, соху пора бросать, колхозник, —
читал в пыльной редакции только что народившиеся поэтические строки молодой, чисто выбритый журналист Амандурды.
Живу на свете я давно — такая не пекла жара!
Как прадедовское вино, нас изнутри сожгла жара, —
вступал в импровизированный поэзоконцерт заслуженный деятель узбекской поэзии Азиз-ака, покрытый густыми глубокими морщинами, как доисторическая черепаха.
Слушая старших коллег, Хаджиакбар обдумывал свои собственные фантастические рассказы и пьесы. Он писал в духе раннего Брэдбери, но более оптимистично. Например, узбекские фотонные корабли доставляли на далёкую планету Марс семена особо ценных сортов хлопчатника. Действительно, куда их ещё доставлять, если Аральское море почти полностью высохло и пешком можно изучать печально обнажённое, выжженное солнцем дно когда-то полноводной Аму-Дарьи?
В один из привычно палящих и знойных дней Хаджиакбара вызвали в кабинет Главного редактора.
«У тебя ответственное задание, — взволнованно сообщил Хаджиакбару Главный. — Справишься ли?»
А почему нет? Ответственное задание — это, понятно, прежде всего, гонорар выше обычного. Конечно, он, Хаджиакбар, справится. С любым заданием справится. У него молодая жена, малый ребёнок, почти никаких побочных доходов — почему же он не справится?
Тогда Главный взволнованно произнёс: «Поедешь в район».
И, понизив голос, назвал имя крупного партийно-хозяйственного деятеля (мы его тут называть не будем), от которого у Хаджиакбара испуганно защемило сердце.
«Это большая честь, — громко и взволнованно объяснил Главный. — Это акт высокого доверия. Все наши видные журналисты улетели в Москву, освещают работу Пленума ЦК КПСС, никого не осталось в газете кроме тебя, — посмотрел Главный на Хаджиакбара с неожиданным сомнением. — Конечно, остался ещё Маджид, но у него беда, он пьёт, он может не сдержаться. — Главный даже отмахнулся сразу двумя руками от некоей ужасной мысли, мелькнувшей в его сознании. — А Саид в Учкудуке — на золоте. Наше золото всегда нужно родине. Так что пора тебе расти. Пришла пора тебе расти».
Главный сделал долгую паузу и закончил:
«Об одном только прошу. Увидишь Хозяина, не торопись, не бросайся сразу с рукопожатием, не открывай рта, жди, будь мудр, не выступай первый, трижды подумай, прежде чем сказать хотя бы слово».
И вдруг посоветовал совсем странное:
«А руку Хозяин протянет, не смутись поцеловать».
И Хаджиакбар поехал в одно из тех загадочных узбекских хозяйств, где в восьмидесятые годы прошлого века на потаённых хлопковых полях, не внесённых ни в какие плановые реестры, выращивали миллиарды никем не учтённых советских рублей. «О, Аллах, — шептал про себя Хаджиакбар, ведя старенький горбатый «запорожец» сквозь низкие тучи жёлтой узбекской пыли. — Спаси меня от бед. Подскажи мне самые верные слова».
Но Аллах молчал, жара палила неимоверно, и мохнатыми от белых хлопьев (вездесущий хлопок) казались телеграфные провода.
Зато в приёмной Хозяина было сумеречно и прохладно.
Это несколько успокоило Шайхова, он даже смахнул пот со лба.
Он даже подумал: наверное, на местного Хозяина много наговаривают. Завистников много. Если и есть у Хозяина зинданы (ох, есть, подсказывало журналистское сердце), то тайные, совсем небольшие. Ведь вон какой улыбчивый у Хозяина секретарь — важный и толстый. И у него всего три подбородка, значит, знает меру. А секретарь в свою очередь рассматривал молодого и запылённого ташкентского журналиста. Наконец, пришёл к каким-то выводам и укоризненно почмокал толстыми (в меру) губами.
«Ты счастливчик, товарищ Шайхов. Тебя, товарищ Шайхов, выбрала удача. Она повернулась к тебе лицом. Сегодня у тебя большой день. Ты представишь нашего Хозяина на страницах республиканских и московских газет».
Руку для поцелуя секретарь, к счастью, не протянул, видимо, это являлось прерогативой самого Хозяина.
«Писать о Хозяине — большая честь».
Сказав это, поднялся и подошёл к окну.
«У тебя есть машина?»
Хаджиабар ответил утвердительно.
И, несколько робея, тоже подошёл к окну.
В широком, затенённом несколькими запылёнными джиддами дворе два крепких человека в тюбетейках и стеганых полосатых халатах, обливаясь потом, глотая желтую пыль, большой тоталитарной красоты люди, дружно сталкивали в арык старенький битый «запорожец» Шайхова.
«О, Аллах, оторви им руки!» — безмолвно взмолился Хаджиакбар.
Но Аллах и в этот раз не отозвался на зов. Пришлось с горечью признать: «Кажется, у меня нет машины». Язык не поворачивался произносить такие ужасные слова, но какой-то дальней частью сознания Хаджиакбар понимал, что появление в чудесном тенистом дворе потрёпанного старого «запорожца» каким-то необычным образом унижало Хозяина. Хаджиакбар как бы даже явственно расслышал стоны и рыдания людей, упрятанных в подземный зиндан (пусть тайный и небольшой) только за то, что они тоже чем-то не угодили Хозяину.
И правильно сделал, что согласился.
«У тебя есть машина!» — строго сказал секретарь.
И тотчас один из тех, кто спускал в арык потрёпанный шайховский «запорожец», приветливо помахал рукой глядящим из окна людям и той же рукой ласково похлопал по капоту новенькой белой «Волги».
Сразу же последовал новый вопрос: «У тебя есть квартира?»
«Совсем однокомнатная… совсем в панельном доме, — неуверенно кивнул Шайхов, представив вдруг, как в его крошечную квартирку вваливаются с ломами в руках вот такие крепкие большой тоталитарной красоты люди. — Совсем рядом с рынком. Совсем в поселке имени Луначарского…»
«Ты всегда должен говорить нам правду, — непонятно покачал головой секретарь. — Твоя квартира находится в центре Ташкента. У тебя удобная кухня, три прохладных комнаты, кабинет».
Секретарь произносил все эти слова доброжелательно, но строго.
Потом протянул ключи в дрогнувшие пальцы журналиста. «Ты сам подумай. Как можешь ты писать о Хозяине, живя в посёлке имени Луначарского в тесной комнате прямо над шумными рядами рынка?»
И задал самый страшный вопрос: «У тебя есть жена?»
Вот на этот раз Хаджиакбар испугался уже по-настоящему.
«О, Аллах! — взмолился он про себя. — Останови этого доброго и могущественного человека!» Свою жену Хаджиакбар любил. «Если в новой квартире у меня теперь удобная кухня, три прохладных комнаты и кабинет, и я приеду в центр Ташкента в новенькой белой «Волге», пусть меня там встретит моя жена!» Неужели, с ужасом подумал он, меня встретит там другая, умная и строгая женщина с большим убедительным партийным стажем и с тремя, так сказать, уже готовыми, правильно воспитывающимися партийными детьми? Отмахиваясь от таких мыслей, он спросил:
«А когда я смогу поговорить с самим Хозяином?».
«Зачем ты хочешь говорить с ним?» — искренне удивился секретарь.
«У меня задание Главного редактора. Я должен срочно доставить материал о Хозяине в редакцию».
«Ох, уж эта молодёжь, — укоризненно покачал головой секретарь. — Зачем торопиться? Время идёт. Оно само идёт. Надо только правильно думать. У тебя сегодня большой день. Ты растёшь, ты начинаешь вникать в суть текущего времени. Ты стоишь в начале многих важных вопросов. Ты начинаешь постигать правду. Она проста, сам видишь. Вот новая машина. Вот удобная квартира в хорошем столичном районе. Там в тенистом дворике бьёт прозрачный фонтан, играет медленная музыка. Езжай домой, товарищ Шайхов. Тебе выписан достойный гонорар, твоя статья о Хозяине уже в наборе. Над нею трудились лучшие умы солнечного Узбекистана, она целиком и полностью одобрена партией. Ответственные и зрелые люди помогают тебя понять правду».
И протянул Шайхову пухлую руку:
«Поздравляю! У тебя большой день!»
Шайхов рассказал мне эту длинную историю в Ташкенте, на кухне своей прекрасной прохладной квартиры. Совсем новой квартиры. Он смотрел в сторону, он старался не смотреть на меня. На нём был новый халат, мы пили хороший узбекский коньяк. «Я ведь поступил правильно?» Хаджиакбар не спрашивал этого вслух. Зачем слова? Они просто подразумевались. «Мы же — идеологические работники», — пытался он и меня приблизить к своим чудесным преображениям. «Наша правда всегда шире обывательской».