Баллада о неудачниках

Глава 18, в которой Марк узнает правду

Плюхнувшись рядом с Вилл, я оперся спиной о дерево. На нем, кажется, были колючки, но мне было похрен. Тот редкий случай, когда доспехи — это действительно удобно.

Вилл помолчала, подбирая слова, потом глубоко вздохнула:

— Раз уж я втягиваю тебя в это дерьмо, думаю, ты имеешь полное право знать… Но то, что я тебе скажу, должно оставаться только между нами! Если ты разболтаешь, мне крышка.

— Клянусь девой Марией и всеми святыми, что сохраню твою тайну, — я торжественно осенил себя крестным знамением и только потом сообразил, что в присутствии ведьмы это поступок не самый уместный. В этот раз Вилл не вспыхнула адским пламенем, но кто знает, кто знает… Впредь нужно быть осторожнее.

— Просто для ясности, — очень серьезно поглядела на меня Вилл. — Мне действительно нельзя это рассказывать, .

— Да понял я, понял. Буду молчать даже под пытками. Выкладывай, — я устроился поудобнее, приготовившись выслушать историю несчастной любви. И даже заранее изобразил лицом глубокое сочувствие.

— Значит, так… — сосредоточенно нахмурилась Вилл. — Как же тебе объяснить-то… Представь себе корзину с клубками шерсти.

— Что?!

— Не ори. Мы в засаде или где? Представь себе корзину с клубками.

— Зачем?

— Да представляй ты, мать твою!

— Ладно, ладно, не ори. Представил.

И я действительно представил. Раз уж Вилл так настаивала, почему бы и нет? Круглая корзина из ивовой лозы, в ней разноцветная шерсть, и игла вязальная воткнута.

— Все клубки соприкасаются. Вот так, — Вилл сжала кулаки и поднесла их друг к другу. Руки у нее были белые и маленькие, как у ребенка. — А теперь представь, что внутри каждого клубка кто-то живет.

— Запросто. Моль.

У матери была шерсть, там завелась моль. Я помню. Все сожрала и все засрала. И паутины наплела — гадостной и липкой.

— Хорошо. Пускай моль. Чтобы перейти из одного клубка в другой, моль должна проделать ход.

— Должна, — пожал плечами я. Ну да, должна — и что? Мы сюда о рукоделье разговаривать приехали или любовника подозрительного за жопу прихватить?

— Видишь вон тот каменный круг? — Вилл махнула рукой в сторону кромлеха. — Это дыра. А я — в некотором роде моль. Как, собственно, и те, кто их этого круга скоро появится.

Я влетел в эту информацию, как баран в каменную стену. Дыра. Моль. Клубки. Проход через дыру. Моль. Круг — проход. Я никогда не умел быстро думать, но сейчас я очень, очень старался.

Вилл терпеливо ждала.

Вилл нездешняя. Она прибыла… из каменного круга. А круг на земле. Значит… Значит… Точно! Конечно же! Я идиот. Я самый тупой идиот из всех идиотов. Я ведь сто раз слышал эти сказки!

— Ты из холма! — торжественно провозгласил я.

— Откуда?! — вытаращилась на меня Вилл.

Мда. Не такой реакции я ожидал.

— Ты сид. Из холма, — уже менее уверенно повторил я. — Народ холмов, бессмертные колдуны.

Про неземную красоту женщин-сидов я решил не упоминать. Ну приврали сказочники и приврали, что уж теперь.

Несколько секунд Вилл молча на меня пялилась, а потом раздраженно замотала головой.

— Нет! Нет. Какие холмы, какие сиды?! Я говорю о множественности миров!

Миров действительно было много. Может, сотни, может, тысячи, а может, и бесчисленное количество. Когда-то очень давно народ Вильгельмины научился ходить между ними, открывая врата.

— Этот каменный круг, — тыкнула пальцем Вилл, — портал. Он соединяет твой мир и мой. Где-то под Эймсбери есть кромлех, открывающий путь в птичий мир. Там нет ни людей, ни животных, только ящерицы и птицы. Ну и масса полезных ископаемых, в чем и заключается основное преимущество. Птицами сейчас никого не удивишь.

Между мирами можно путешествовать. Переходить из одного клубка в другой по цепочке до тех пор, пока не попадешь в нужный. Все равно как из Англии в Святую Землю ехать — из Англии во Францию, из Франции в Италию, из Италии в Грецию… И только потом уже на Константинополь.

— Ты ведь меня понимаешь? — прикусила губу Вилл.

Клубки. Я уже видел их, круглые и разноцветные: в каждом земля, на земле — трава и деревья, сверху намотаны голубые нити неба. И дыры. Дыры, через которые можно проходить. От одного неба к другому, от этой земли к той.

Я поверил сразу. Может, потому, что это было слишком бессмысленно для вранья. Даже моя идея про сидов была лучше. А может, потому, что это была Вилл. Как-то уж так получилось, что я ей верил.

— Да. Я понимаю.

— Ты спрашивал, что за дерьмо тут творится. Ну вот. Это из-за портала. В местах переходов высвобождается огромное количество маны… Магической силы, — тут же на всякий случай перевела Вилл. — Такое излучение, да еще и на ограниченной площади, не может не приводить ко всяческому дерьму. В вашем мире мало людей, чувствительных к магии, но те, кто чувствительны, начинают… как бы это сказать… Дуреть. Мощный неконтролируемый поток силы вызывает трансформацию сознания. Способности усиливаются, а мозги ложатся в дрейф. Черт, не могу объяснить. Гребаный словарный запас! Ладно, давай на примерах. Оборотня помнишь?

Я кивнул. Хер тут забудешь.

— Полгода назад это был обычный мужичок с некоторой склонностью к магии трансформации. Может, сильнее становился, когда сильно пугался, а может, бородавки на носу пропадали, если симпатичную девушку видел. Но это был самый. Обычный. Мужик. Но открыли портал — и он начал меняться. Сначала немного, потом больше и больше. Конечную стадию трансформации ты видел. Парочка эта в лесу. На что угодно готова поспорить, что это были два мелких деревенских колдуна. Забились в лес поглубже, травками приторговывали: от живота, от прыщей, от нестоячки. Ну, может, зайцев и белок призывом приманивали. Но открыли портал — и зов попер аж до деревень. А с зайцами этим ребятам стало уже неинтересно. Все время так, понимаешь? Это как… дождь! Все, что в земле сидело — прорастет и заколосится.

Я обдумал.

— Понятно. И ради чего все это? Зачем вам понадобилось открывать проход?

— Мана. Вам она не нужна, а для нашего мира это незаменимый ресурс. Топливо для магии. Ну и расширение транспортной сети. Через ваш мир мы получаем доступ ко всем мирам, которые с ним граничат. Торговые пути, добыча полезных ископаемых, природные ресурсы… Это большие деньги.

— У тебя есть грамота принца Джона. Значит, он все знает?

— Конечно. Мы заключили официальный договор, за все, что мы отсюда вывозим, расплачиваемся золотом.

Ну да. Естественно. Так я и знал. Все местное дерьмо — с высочайшего соизволения. Милый, чудесный принц Джон. Какая разница, что происходит в каком-то задрипанном Нортгемптоне, если малютке Джонни заплатят золотом.

А чтобы не нарушать спокойствия тупоголовых провинциалов, подобные сделки держали в строжайшем секрете. Вилл не должна была рассказывать о переходах — и о том, как они влияют на мир вокруг. Вилл не должна была колдовать. Ну, кроме случаев, когда нужно убить очередную страхолюдину. И Вилл точно не должна была сидеть в кустах с каким-то там Марком Денфордом, поджидая человека, который должен был появиться из кромлеха.

— Вот, видел браслет? — Вилл покачала у меня перед носом тонкой полоской золота. — Все мои заклинания фиксируются. Если нарушу подписку о неразглашении — вышибут к трепаной матери.

— И закроют проход?

— Нет. Просто пришлют другого мага, не такого болтливого. О, гляди, гляди! — ткнула меня локтем под ребро Вилл. — Черт!

Ну вот зачем? Ну доспехи же…

— Больно?

— Нормально, — Вилл яростно потерла пострадавший локоть. — Ты не на меня, ты в круг смотри!

Воздух в кромлехе помутнел, как суп, забеленный молоком, пошел мелкой рябью.

— Вот сукин сын! Так и знала!

Так. Стоп. Это все, конечно, безумно интересно — но кого мы все-таки ждем? И с какой целью?

— Что делать? — зашептал я в ухо Вилл. Мягкие черные локоны мазнули меня по лицу, и я сдул их в сторону.

— Не дуй мне в ухо!

— Переживешь. Делать что, я спрашиваю?

— Пока наблюдаем. Потом едем следом.

— Ясно…

В целом действительно было ясно, а вот в деталях — не очень. Но момент для расспросов был явно неудачный, поэтому я молчал, сопел Вилл в ухо и старался не чихнуть. От ее благовоний во рту было горько и сладко одновременно.

Белизна в кромлехе сгустилась, как кисель, заколыхалась. Сквозь нее начало проступать что-то огромное, приземистое и многоголовое. Тварь гулко, раскатисто фыркнула и заворочалась. Я левой ухватил Вилл за плечо, а правой потянулся к мечу. Если эта дрянь развернется сюда — бросаю Вилл в сторону и… и… и что-нибудь. Как получится. Главное, чтобы меч был, а уж во что воткнуть, всегда найдется.

— Да аккуратнее ты, ногу мне чуть не переехал, чурбан слепой! — рявкнул сиплый мужской голос.

Я выпустил сначала меч, потом Вилл и тихо-тихо сел на траву. Телега. Гребаная, мать ее, телега и двое верховых. Это же лошадь фыркала. А я чуть в штаны не наложил.

— Ты чего? — обернулась Вилл.

— Ничего, — просипел я и даже растянул рот в улыбке. — Все нормально.

— Точно?

— Точно. Ты на меня будешь таращиться или на свой кромлех?

Вилл отвернулась. Слава тебе, господи. Я быстро смахнул пот со лба.

Телега медленно выехала из круга, всадники двинулись за ней. В неверном белесом свечении они казались призраками, баньши, явившимися за обреченной душой. Впечатление портила только немилосердно, до воя скрипучая ось. И как у них колесо еще не отвалилось?

Я немного подождал и, пригнувшись, побежал к лошадям. Кромлех еще тускло мерцал, и моя тень летела по траве — скрюченный, уродливый черный горбун.

— Давай! В седло!

Вилл взяла повод, но лицо ее выражало сомнение.

— А не близко?

— У них телега так скрипит и грохочет, что мы песни можем петь. Хором. Поехали, говорю!