Банда вампиров

Глава 7

Лондон

Лондон – одна из величайших столиц мира встречала Вампиров безразлично, холодно и обыденно. Огромнейший мегаполис со своим невероятным движением, бурлением и кипением обычно какой-то невидимой силой пришибал вновь прибывшего человека, давил на мозг, появлялась усталость, непонятная грусть и тревога.

Наши же герои лишь таращились своими похмельными и ошалевшими глазами на пролетавшие за окошком автобуса здания, будучи не в силах дать какую-то оценку своим эмоциям. Чтобы ощутить это давление от жизни большого города на мозг, надо было как минимум его иметь. А для Вампиров просто пробегали картинка за картинкой, улица за улицей – вот и всё, что можно было сказать о чувствах, посещавших их в тот момент. Правда, Морозик заявил что-то вроде:

– Ну и много же тут черноты!

Да Игорь с очевидной тревогой в голосе спросил на весь автобус:

– Когда же мы приедем? Срать охота, командир!

А тем временем за окном бурным потоком неслась жизнь, которой они отдались всецело и безотказно, ни о чём не беспокоясь. И если у Стасика, как вожака, имелся мало-мальский план на ближайшее будущее (на два-три дня, если говорить конкретней), то Морозик с Игорем полагались лишь на последнего и его величество случай.

С пустыми желудками, головами и бутылками их и доставили по адресу, указанному их протеже Саулюсом.

– Ну что, прибыли, рабочий класс! – весело и с явным облегчением на чистом литовском объявил водитель.

Ребята засобирались, закопошились, зазвенела тара, которую они пытались быстро и технично припрятать под переднее сиденье. Но план не удался, водители оказались не простаками в этом вопросе и легко заметили попытки Вампиров насорить в салоне, да и юркий мужичок, когда под его сиденье Мороз пытался засунуть бутылку из-под пива, проявив гражданский долг и инициативу, завозмущался и закричал:

– Некрасиво, молодой человек, что вы себе позволяете?!

– Умри, гриб! – грозно заорал тот в ответ.

– Утухни, сморчок! – поддержал оскорблённого Мороза его брат по разуму Игорь.

– Я тебя сейчас, лиходея, покалечу! – поспешил встрять и сам босс.

Активист всё мгновенно понял, отвернулся и молча стал наблюдать за тем, что происходило за окном. Но водитель, в отличие от мужичка, и не думал уступать неотёсанным хамам, он грозно помахал массивным кулаком и велел братве собрать своё добро после пирушки. Игорь нехотя подчинился и засунул весь накопленный во время поездки мусор Морозу в баул.

Адрес, куда доставили шайку, находился в самом криминогенном районе Лондона, где в большинстве своём проживали выходцы из африканских стран, бомжы, наркоманы и прочий подобный контингент, не внушавший доверия порядочному обывателю, а уж тем более коренному англичанину.

Водитель, как и было указано в негласном договоре с Саулюсом, довёл троицу до дверей, напоследок хотел им объяснить, как себя вести, рассказать уйму нюансов, что поджидали их при съёме жилплощади в новой стране, да и просто пожелать удачи, но в ответ напоролся на неоправданное хамство и вульгарность босса:

– Утухни, старый! Не учи жить, разберёмся сами.

Водитель на такое поведение и сквернословие в свой адрес лишь нахмурился, махнул рукой и удалился восвояси.

Дверь в квартиру оказалась открытой, поэтому все трое через мгновение уже стояли на пороге, озираясь по сторонам и оценивающе рассматривая скудный интерьер и убранство жилища.

Как оказалось, на этой жилплощади, состоявшей из одной комнаты с гостиной, уже жили трое постояльцев, также из эмигрантского сословия, которые тут же и предстали перед братвой, но, в отличие от последних, нисколечко не удивились, а отчего-то были грустны и малоподвижны. Так и стояли они пару секунд, молча глядя друг другу в глаза.

Тишину нарушил Игорь, который, обратившись к одному из жильцов, громко и сдавленно спросил на чистом русском:

– Где тут параша, папаша? А то срать охота, аж глаза режет.

– Тудой, – указав рукой на дверь, ответил также на русском один из присутствующих.

Сейчас я просто вынужден сделать короткую паузу и внести ясность по поводу самой квартиры и жильцов, в ней обосновавшихся, так как жить нашим героям с ними бок о бок целых шесть лет. Квартирка, так любезно предоставленная Саулюсом, находилась в собственности некоего пакистанца по имени Али (то был отпрыск беженцев, но уже закрепившийся, третьего поколения) и сдавалась целой куче эмигрантов за приемлемую цену и на очень выгодных для нелегального элемента условиях, а именно: жил ты неофициально, оплачивал уйму дорогущих коммунальных услуг и не имел абсолютно никаких прав, кроме как работать и исправно платить дяде Али за съём.

Само же жильё оставляло желать лучшего, по английским меркам оно давно уже находилось в плачевном и даже аварийном состоянии, требуя капитального ремонта и, соответственно, определённых денежных затрат, но хитрый Али всё кормил завтраками незадачливых нелегалов, ссылаясь то на занятость, то на болезнь, то ещё неведомо на что, лишь бы не вкладываться финансово в улучшение быта этих странных восточных европейцев, которые только работали, ничего не требовали (в отличие от избалованных английских съёмщиков) и постоянно пили. Апартаменты находились в огромнейшем жилом массиве (чем-то напоминавшем советские спальные районы), где имелось множество социального жилья. Именно поэтому не приходилось особо удивляться, когда твоими соседями по лестничной площадке становились бывшая или действующая ночная бабочка, опытный сиделец или наркоман, ну или, если повезёт, пять, а то и десять румын.

Не особо щедрый пакистанец совершенно не заботился и о быте домочадцев. Чтобы меблировать комнату, он притащил с улицы кровать, стол без ножки, два разномастных табурета – вот, собственно, и всё, на что обитатели могли рассчитывать. Узнав от Саулюса, что на днях к нему прибудут ещё трое работяг, пакистанец возле мусорного контейнера подобрал три матраса и, ничего толком не объяснив жильцам, разместил их в комнате, положив в ряд один подле другого.

Отсюда это отсутствие удивления на лицах старожилов, которые знали, что так оно и будет, свыкнувшись с суровыми условиями нелегальной эмигрантской жизни.

Но к условиям и быту эмигрантов мы ещё вернёмся, сейчас же поговорим о самих жильцах, которых судьба так удачно свела на острове.

Все трое познакомились здесь, в Лондоне. Несмотря на то, что ребята были литовцами, родного языка они так и не освоили, поэтому общались на языке, которому их научили в СССР, то есть на русском.

Самым старшим из них был Александр Квитко (именно он указал незадачливому серуну, где находится туалет). Ему было шестьдесят четыре года, по образованию он был инженер-строитель (по призванию политик-теоретик-русофил), когда-то даже успевший поработать по специальности, но поменялись строй, эпоха, и нашему государству такие специалисты оказались не нужны, а вот сортировать мусор на фабрике с подобным опытом и умом – самое то. Конечно же, деньги, потраченные Литвой на воспитание и образование личности, пошли коту под хвост, а вот более прагматичные в этом вопросе англичане с радостью принимали на работу таких образованных людей, так как те отлично зарекомендовали себя, быстро, качественно и усердно исполняя свои обязанности.

Александр был невероятно начитан, эрудирован, подкован в вопросах современной геополитики и всемирной истории, открыто ностальгировал по СССР, в любом вопросе отстаивал русскую позицию, всячески поддерживая славянский мир. Имел дар совмещать практически бесконтрольное распивание алкоголя с порядочным образом жизни, напиваясь до чёртиков, контролировал себя и свои действия, никогда не хамил, не матерился, был культурен и добродушен. Курил и после третьей рюмки позволял себе закурить в квартире, не выходя на площадку, чем в будущем очень порадовал братву. Имел семью, которую планировал переселить в Англию, считая, что Литва как государство не выполняет основных функций по защите и обеспечению своих граждан и не в состоянии вести независимую грамотную политику, а поэтому из него нужно бежать в страну, могущую дать тебе и твоим близким работу, социальную защиту и гарантии достойной жизни.

Винить его в непатриотизме не стоит, он рассуждал как здравомыслящий человек, заботящийся о своей семье и детях, которым желал дать всё самое лучшее, а если власти в его родной стране допустили такой массовый отток мозгов и интеллекта, его вины, как и вины других сбежавших, тут нет. Он никогда не употреблял слово «эмиграция»:

– Эмигрируют англичанине в Австралию или Испанию, немцы в Норвегию, ну или американец в Канаду. А люди из наших краёв бегут без оглядки. Бегство от произвола, бездарности и коррупции властей, – рассуждал он, бывало, после пары рюмашек. – Вы только вдумайтесь, что эти сволочи натворили. Такое количество людей по собственной воле, без предоставления выбора покидают свои дома, среду обитания, порывают со своими корнями и бегут сюда, на Запад, потому что всё, что десятилетиями строили наши предки, разрушено, разворовано и предано! Геноцид и преступление против своего народа! – весь раскрасневшись, с выпученными глазами разглагольствовал он.

Имелся у Александра и оппонент в вопросах славянского мира. Это был ещё один из жильцов этой странноватой квартиры, некий Семён Поликарпов. Тучный, вечно чем-то недовольный и проблемный человечек пятидесяти пяти лет от роду, с уже земельного цвета лицом и желтоватыми глазами. В отличие от Александра, он абсолютно не ностальгировал по Союзу, называя СССР империей зла. В вопросах политики, о которой частенько за бутылкой судачил с домочадцами, придерживался исключительно проамериканских взглядов, считая США единственной сверхдержавой, и просто боготворил политику, проводимую ей. Всячески защищал западные ценности и интересы (особенно когда напьётся), соглашаясь с Александром лишь в одном вопросе, а именно: что будущего у Литвы нет и нужно оттуда валить.

Образование имел под стать оппоненту высшее техническое и точно так же, как и последний, оказался ненужным своей родине, чему, впрочем, был несказанно рад, так как давно хотел переселиться куда-нибудь на Запад. Техническое образование прекрасно совместилось с цветочной фабрикой, где он трудился простым уборщиком, и, стоит заметить, трудился не покладая рук. Его в ответ за трудолюбие также ценили, уважали и, главное, хорошо платили. В доме, благодаря работе последнего, постоянно по поводу и без красовались довольно дорогие букеты.

Выпивал Семён, как и остальные сожители, изрядно и частенько, курил много, если не сказать слишком много, и, подпив, точно так же как и Александр, закуривал тут же, не отходя от кассы (то есть в квартире).

Имел большую семью (что-то около семи человек), которую тоже планировал эвакуировать из Литвы при первой возможности. И как бы он ни открещивался от советского прошлого, замашки разговаривать с телевизором (особенно когда по нему транслировали новости), разгадывать в уборной кроссворды и без нужды делать довольно красивые пепельницы из пустых консервных банок он вынес именно оттуда. Но, в отличие от прорусски настроенного Александра, прослыл ярым русофобом.

Ещё одним постояльцем этой весёленькой квартирки являлся сейчас мирно стоящий и переминающийся с ноги на ногу Николай Байтов. В отличие от двух выше представленных, политическую позицию на международной арене выбрал абсолютно нейтральную, говоря иным языком, мало вникал в такие вопросы, всё больше интересуясь технологиями, компьютерами и всем, что с ними связано, и понятно почему. Он имел среднетехническое образование и профессию с очень сложным и длинным названием, состоящим (видимо, для вербовки студентов) аж из семи слов, хотя в народе таких, как он, называли просто «компьютерщик».

Он отдался своей профессии полностью, без остатка, жадно, взахлёб читая научные статьи и отслеживая новинки в области информационных технологий. Безусловно, при должном финансировании и ощутимой поддержке государства он добился бы на этом поприще немалых результатов (возможно, в перспективе прославив свою родину), а так как довелось ему на своё несчастье родиться в такой стране, как наша, то власти очень скоро плюнули на молодого и подающего большие надежды специалиста, он, в свою очередь, плюнул на них, отправившись в Англию на заработки, где работы по специальности, увы, не нашёл – помешал языковой барьер, но вот чтобы мыть машины на автомойке, чем он теперь и занимался, язык и особые знания были совершенно не нужны, истинную же свою профессию Николай превратил в хобби.

С азартом и энтузиазмом брался за починку всевозможных гаджетов, но не был бы нашим человеком, если бы каждый раз после починки того или иного электронного прибора у него не оставалось пары-другой, как он говорил, лишних деталей, причём, что удивительно, сам аппарат в дальнейшем прекрасно работал и без них.

Уверенно твердил, что грядёт эра компьютерных технологий и интернета и, если что, он готов к встрече с ней.

Несмотря на огромное количество плюсов, коими обладал этот молодой человек, а ему и правда было лишь тридцать два года, имелось у него и немало изъянов в виде злостного употребления алкогольных напитков, проблем с уборкой квартиры (жильцами был составлен и утверждён точный график по уборке кухни, санузла и т. д., которого полагалось строго придерживаться. Правда, в будущем Станислав искоренит эту, на его взгляд, абсолютно ненужную вещь, называя все эти уборки и графики понтами и ментовскими замашками). Да и с личной гигиеной у товарища имелись проблемки: запьёт, бывало, и не моется всю неделю, издавая запахи похлеще, чем у вокзальных обитателей.

Ну вот, пожалуй, и всё, что я хотел вам рассказать о жильцах данной квартиры. А сейчас вернёмся к тому моменту, на котором мы остановились. Как вы помните, Игорь побежал в уборную. Через пару минут он вернулся, весь чем-то довольный, дыша полной грудью и оценивающе озираясь по сторонам. Воцарившаяся перед его уходом тишина продолжалась, и он, решив нарушить её, задаёт Александру довольно нелепый и каверзный вопрос, ну совершенно не подходящий под время и ситуацию:

– А как, папаша, тут дела с шалавами обстоят? А? – при этом Игорь продемонстрировал своими корявыми руками желательный размер женской груди и нелепо посмеялся.

Все деликатно промолчали, показав, что спрашивает он абсолютно неуместные глупости. И тогда заговорил босс, решивший, что только ему одному под силу внести ясность в ситуацию.

Не вдаваясь в подробности, он по-своему, по-вампирски, описал ситуацию в общих чертах, много жестикулировал, строил гримасы, бессовестно врал, обозвал Саулюса падлой, барыгой, шпикулем, работорговцем и множеством иных эпитетов, стараясь выглядеть озабоченным и, главное, обманутым.

Инстинктивно почуяв, что попал к образованным людям, избегал матов, винил в своих неудачах судьбу-злодейку, тяжёлое детство, какого-то следователя Ершова да всё того же Саулюса. Извинился за брата Игоря и обозвал его озабоченным дамским угодником, сумев подобрать такие сложные для своего скудного словарного запаса словечки.

Затем, не ходя вокруг да около, прямо заявил, что, мол, вы как хотите, а он с коллегами будет жить здесь. И как бы невзначай спросил всё у того же Александра:

– Так куда, батя, можно с дороги кости кинуть?

После чего был любезно с компанией отправлен в комнату, где их уже давненько дожидались три матраса, один стул, пустая грязная ваза на подоконнике и швабра в углу.

– Да-а-а… Не густо. Вот тебе и Лондон, и Европа, а ещё под культурных косят, падлы, – жалобно пролепетал Игорь, оглядев свои нищенские апартаменты.

– Бывает и похуже, – пробормотал Александр, отчего-то косвенно чувствуя свою вину.

– Да насрать, где дрыхнуть. Вот жрать охота! – застонал Морозик и принялся демонстративно водить ладонью по животу.

– Жрать не срать, можно и подождать, – обламывает его Станислав, а сам с умоляющими глазами поворачивается к Александру и прямо в лоб говорит: – Уважаемый батяня, поистратились мы малёха. Пойми, родимый. Под ментовской пресс попали, пришлось им, волкам позорным, две сотни баксов отстегнуть, – для украшения и придания важности всему происходящему соврал он. – Войдите в положение, землячки.

О потраченных на любовные утехи деньги он тактично промолчал, но тут же придумал, что услуги Саулюса в целом стоили им не пятьсот, а аж целую тысячу долларов за каждого.

– Так вот, не будете ли вы любезны одолжить нам на пожрать сотню этих, как их… – Тут он зазаикался, ибо позабыл, как называется валюта, что ходит в Королевстве.

– Фунтов, – подсказал ему Александр.

– Да-да, их самых, – закивал Стасик. – Мы отдадим, честное слово, – по-пионерски заверял он Александра, опустив глаза в землю и смотря куда-то в угол, на швабру.

– Мы же сюда работать приехали, – неуверенно поддержал босса Игорёк, глупо пожимая плечами.

Я совершенно позабыл упомянуть, описывая постояльцев квартиры, что все трое были абсолютно неконфликтными и нескупыми, всегда были готовы помочь в беде, тем более соотечественникам. Вот и теперь они любезно одолжили Вампирам не сто, как они того просили, а целых двести фунтов, дабы ребята могли подкрепиться и закрепиться, начиная новую жизнь, как говорится, с чистого листа.

Завидя такую немаленькую сумму в руках у босса, мафия быстренько побросала все дела по благоустройству и засобиралась в магазин, но каждый вынашивал свои планы относительно похода:

– Ну щас пожрём наконец-то! – радовался Морозик.

– Ну щас нажрёмся! – не менее радостно говорил Игорёк.

И лишь босс рассуждал серьёзно и по понятиям, ведя себя достойно, как хозяйственник и просто ответственный молодой человек.

– Если эти дурики усатые подарили столько бабла, надо хоть поляну накрыть и выпить за встречу, – довольно трезво рассудил он.

Когда братва уже была на пороге, Семён предложил себя в качестве проводника и гида, говоря, что город большой, затеряться легко, но лишь нарвался на очередное хамство Игоря, который, глядя исподлобья, тихо, но уверенно прорычал:

– Обсядь[1], старый! Тут навигация ещё та. – И он указательным пальцем правой руки постучал себе по лбу, при этом раздался приглушённый звук, как из дырявого барабана.

[1] Обсядь – сядь и успокойся.

Время показало, что Семён был прав: ребята заплутали практически за первым поворотом, навигация Игоря дала сбой, и минут сорок они кружили по району, ища заветный адрес.

Вернулись домой они спустя полтора часа, злые и уставшие. Какой-то особой радости им это первое пешее знакомство с городом не доставило. Морозу пустой желудок помутил разум, и он был не в состоянии адекватно мыслить о чём-либо ещё, кроме еды.

Игорь, заприметив на автобусной остановке компанию девушек, отчего-то решил, что это местные шалавы, так как одна из них, с очень большим декольте, посмела ему даже улыбнуться и помахать, когда он, глотая слюну, нагло таращился на это самое декольте.

Открою небольшой секрет: на Западе люди часто улыбаются тебе, если ты, как Игорь, пристально всматриваешься в человека, даже могут помахать рукой, как и произошло в данной ситуации. Могут сказать: «Привет, как дела?», но, заверяю вас, это лишь культура общения, не более того.

– Балакал бы по-английски, эта белобрысая чикса с большими цицьками была бы моей! – гордо подняв голову, хвалился он братве. – Уж я померил бы ей, чувырле, температуру своим градусником. – И он почесал этот самый «градусник», тем самым яснее некуда демонстрируя свои намерения.

Опустив множество нюансов и забегая немного вперёд, хочется отметить, что жизнь у Вампиров настанет относительно мирная и будничная, им помогут с трудоустройством и на начальном этапе закрепления будут оказывать всевозможную моральную и материальную помощь. Но от своих нелепых замашек, видимо, закодированных в их генах, они так и не избавятся. Игорь точно так же будет подворовывать из ресторанчиков и забегаловок кетчуп, сахар, соль, туалетную бумагу с салфетками и т. д. – всего богатства и разнообразия ассортимента и не перечислишь. При этом каждый раз он искренне удивлялся:

– И почему они такие тупые? Я в «Макдоналдс» или «Бургер Кинг» всё подчистую заберу, а они через минуту снова всего нанесут. Ну не дурни?!

А под Рождество повадился этот мелкий воришка таскать подарочные муляжи из-под ёлок, искренне веря, что Дед Мороз всё же кладёт туда настоящие подарки, но каждый раз, разочаровавшись, лишь досадливо шипел:

– Снова фуфло! Подделка! Китайцы узкоглазые! Падлы, барыги, шпикули! – и отчаянно ругался с телевизором, если тот работал под горячую руку.

Постояльцы дома пытались вразумить неудачливого разбойника, но тот на завтра же приволакивал огромную, из-под ближайшей ёлочки украденную коробку, распаковывал её и, в очередной раз разочаровавшись, крыл трёхэтажным матом, вновь в своём провале виня китайцев.

Также в квартире благодаря его стараниям появится уже более фирменная мебель в виде четырёх украденных плетёных стульев, видимо, из какой-то местной кафешки, да и на туалетную бумагу с ёршиками (которых после поселения Вампиров в туалете оказалось аж целых четыре штуки) больше тратиться не приходилось.

Ещё одна приобретённая в лихие девяностые странность, от которой Игорь так и не смог избавиться за десятилетия, заключалась в том, что он мог часами напролёт стоять у окна, немного оттянув штору, высматривая во дворе полицию или спецназ. Началась эта его паранойя в Литве, на родине, где-то в середине девяностых, когда к Игорю зачастили оперативные работники, да и так, разные люди в погонах. Нервно грызя ногти, он всматривался в свой дворик и с ужасом думал: «Ну всё, кранты, сегодня точно свинтят! Век воли не видать». Затем быстро бежал в уборную, со страху делал все свои дела и снова на пост.

– Сынуля, Игорь, – жалобно причитала старушка-мать. – Что ты там, дорогой, всё высматриваешь? Тебе скоро тридцать лет, а ты дуб дубом, ты хоть делом займись, девушку, работу найди.

– Отвяньте, мамуля, – насколько мог ласково отвечал безалаберный сынок. – И без вас жить тошно, менты и палево кругом, а ещё вы тут на мозги капаете.

– О-хо-хох, – кивала поседевшей от горя головой бедная женщина. – Так и простоишь у окна, сам не зная зачем, дурень! – И, махая рукой, она уходила в свою комнату, оставляя бандита наедине с его фобиями.

Мать оказалась права, полудурку уже перевалило за сорок лет, но всё свободное время он пристально наблюдал за ситуацией во дворе, стоя на стрёме да искренне веря, что делает благое и нужное для себя дело.

Работать этот мелкий воришка устроится в одно плодово-ягодное хозяйство, где не покажет себя ни с хорошей, ни с плохой стороны. Ветер, некогда забравшийся в голову Игорьку, так, увы, и не покинет её, а будет кружить там вихрями, толкая оного на неоправданные и порой совершено ненужные плохие дела, но об этом чуть ниже.

Морозик тоже порадовал новым взглядом на жизнь и, используя предоставленный судьбой шанс начать всё с чистого листа, обеспечил каждого обитателя дома личной пепельницей, которые стащил тут же за углом, в баре, да бокалами для пива, точно так же обзывая англичан тупыми, наивными и не приспособленными к жизни.

Этот «нетупой» и «приспособленный» был определён на фабрику по утилизации старых деревянных палет. Работёнка, прямо скажем, явно соответствовала менталитету и физическим данным Мороза: думать не надо, ломай себе деревяшки да вырывай гвозди.

«Мечта, а не работа», – подумывал иногда он, замечая, к собственному удивлению, что и работать бывает приятно и что честная жизнь имеет свои плюсы: не надо шухериться и ждать ментов поутряни, да и бабосик на кармане всегда имеется. Бывший контрабандист-металлист, видимо, не растерял окончательно свой мозг в лихие девяностые, а попав в цивилизованное общество и сменив среду обитания на более благоприятную, начал меняться, причём в лучшую сторону.

Босс же, как и подобает боссу, держался молодцом, не воровал, но, правда, и не особо противился выходкам подельников, с удовольствием пользуясь товарами, поставляемыми приятелями.

– Только вы там осторожно, – учил он братву с видом знатока. – Технично всё делайте. А то попалитесь, проблем не оберёмся.

Ничем особым не отличаясь от остальных членов компании в плане образования и специальности, босс начал работать на птицефабрике. Поначалу заботливые англичане, переживая за вечно мычащего (по-английски он не говорил совершенно, не освоил язык и позже, не видя в этом нужды и считая, что языковой барьер – это проблема самих англичан) новичка Стаську, доверили ему, как им казалось, нетрудную и сравнительно спокойную и чистую работу. Нужно было лишь ходить по ангару с несушками и, засовывая палец каждой птице в анус, проверять, готова она нестись или нет. Если нащупывалось яйцо, срочно нужно было пересаживать наседку в спецконтейнер для несушек. Вот и всё, что требовалось от не особо смекалистого босса.

Но не тут-то было! Стаська не оценил по достоинству старания работодателей, к тому же, видимо, взыграл криминальный ген, заложенный в его прокуренную и пропитую ДНК-нить.

– Я тебе чё, терпила, фраер?! – гневно тараща глазища, заорал он что было мочи на менеджера-англичанина. – Лоха во мне увидел, падла?! Что бы я, Стасёкас, да по этим местам пальцем лазил?! Я не для этого срок мотал, чмо ты во фраке! Я тебе щас в грызло дам, чертила ты этакий!

Слава богу, пламенную речь босса никто не понял и не нашлось специалиста, способного это перевести. Англичане и не догадались, что у человека мозги набекрень. Политкорректно улыбаясь, они лишь пожали плечами и устроили по этому поводу экстренное собрание, на котором решили, что Стасик не может выполнять порученное ему дело по этическим и моральным соображениям, назвав его чуть не веганом и защитником животных.

После собрания его немедленно переводят в общий цех, где работало около двадцати человек, все в основном с нашей стороны. Здесь кур нужно было просто ловить и сажать в один огромный контейнер, который позже увозил несчастных в следующий цех на умерщвление.

Труженик из Станислава получился, скажем прямо, не особо образцовый, он часто прогуливал работу, перехоронив всех мыслимых и немыслимых родственников да переболев огромным количеством болезней, в названиях которых в конце концов сам запутался.

До вступления Литвы в ЕС и легализации своего статуса и прав он точно так же, как и Игорь с Морозом, сидел тихо на попе, придерживаясь принципа: «Дом – работа, работа – дом». Описывать этот период в жизни Вампиров – дело скучное. Случилось с ними, правда, несколько забавных историй, которые я расскажу ниже, но в целом, панически боясь карательных органов и проверок, они жили сравнительно тихо и мирно, как, в общем, и все эмигранты той поры.