Городская резиденция Бэркхардта к югу от Сентрал-парка представляла собой скромную квартиру, расположенную на двух этажах с внутренней лестницей. Здание было старое и довольно узкое; в нем когда-то помещались студии художников и музыкантов. Банк получил этот дом в 1930-х годах, когда его владелец лишился права выкупа закладной. Длинные, занимавшие целый этаж квартиры были переделаны на маленькие – все, за исключением самой верхней, с ее наклонными, высотой в два этажа окнами, выходящими в парк. В автоматическом лифте Палмер оказался вместе с низеньким, худым, смуглым человеком лет 55-57, который показался ему очень знакомым. Судя по внешности – необычно длинным черным волосам и не гармонирующему с цветом пиджака жилету,– этот человек мог быть кем угодно, но только не банкиром: торговцем картинами, импрессарио… Они вежливо кивнули друг другу, когда выяснили, что оба направляются в квартиру на верхнем этаже.
– Мистер Палмер, не так ли? – спросил человек тихим голосом с сильным британским акцентом. Его большие темные глаза необыкновенно пристально глядели на Палмера.
– Да,– Палмер протянул руку.– Мистер…
– Никос.– Они пожали руки.
– Теперь вспомнил,– сказал Палмер.– Почти пять лет назад, да?
– В Чикаго…– подсказал Никос.
– На встрече с Гаррисом Трастом,– продолжил Палмер.
Так это, подумал он, Арчибальд Никос, младший из двух братьев, стоявших во главе фантастически сложного инвестиционного банка «Лионель Никос и сыновья», который около пяти лет назад вступил в соглашение с Гаррисом Трастом из Чикаго и еще несколькими местными банками, включая и банк отца Палмера, в целях предоставления промышленности крупного займа. С этой сделкой было связано еще что-то. Палмер попытался вспомнить, что это было, но лифт остановился и прервал его мысли. Его появление вместе с Никосом, как увидел Палмер, как-то оправдывало его собственное опоздание. Кроме того, это помогло навести Эдис на мысль, что оба они были заняты одним и тем же делом. Во всяком случае, ее приветствие показалось Палмеру достаточно искренним. Он встал около жены и кивнул по очереди каждому из присутствующих. Он знал всех – так ему показалось,– и все знали его.
В дальнем конце этой комнаты с очень высоким потолком, там, где впритык стояли два книжных шкафа, втиснувшись в задвинутое в угол кресло сидел Гарри Элдер. Перед Гарри стоял Клифф Мергендал, третье лицо в ЮБТК, втянутый в какое-то длительное объяснение. Его специальностью были капиталовложения. Палмер заметил, как к ним целеустремленно направился Никос.
В противоположном углу, под высокими наклонными окнами, стояла длинная кушетка французского стиля; вышитые края ее драпировки складками спускались на пол. На кушетке сидела миссис Мергендал,– полная рыжеволосая женщина, лет на пятнадцать моложе своего мужа. Она разговаривала с Уинтропом Скипуортом, высоким мужчиной, обладавшим двумя отличительными особенностями: он являлся директором одного из самых старых и самых маленьких банков в городе и был единственным из всех знакомых Палмера, откликавшимся на два уменьшительных – Винни и Скиппи. Оба имели несколько пренебрежительный оттенок, что Скипуорта, казалось, совсем не задевало. Рядом с Эдис сидела сама Грейс Бэркхардт; сегодня было одно из ее «явлений народу», как высказался однажды Палмер по поводу ее выхода в свет.
Палмер, не теряя нити легкой беседы, которую миссис Бэркхардт вела с Эдис и с ним, в то же время довольно пристально разглядывал хозяйку дома. Сведения о Грейс Бэркхардт были очень скупыми. Сплетен вообще не было. Почти все свое время, даже худшие летние месяцы, она проводила в своем доме в штате Коннектикут, наезжая в город, пожалуй, не более шести раз в год. Палмер не мог сказать, почему она выбрала именно сегодняшний день для выхода в свет.
Грейс Бэркхардт была маленькой жилистой женщиной примерно одного возраста с мужем: 65 – 66 лет. В отличие от мужа, чье лицо было обветренным и красным, ее казалось болезненным и голубовато-белым. Палмер заметил, что она слегка подсинила свои седые волосы, и это дало неудачный эффект: седина стала почти одного тона с цветом лица. Быть может, Грейс Бэркхардт страдала каким-нибудь недугом, размышлял Палмер, придававшим коже синюшный оттенок? Потом он все же решил, что синюшность не так уж заметна. Во всяком случае, бледность Грейс не указывала на ее болезненность. Она болтала очень бойко, уверенно и легко, переходя от проблемы слуг к воспитанию детей и последним модам, от бед друзей к здоровью своего мужа.
– …удивительно для мужчины его возраста,– говорила она.
– Любого возраста,– вставил Палмер, с ужасом замечая, с какой неестественной легкостью он произнес этот комплимент.
– Вы совершенно правы,– согласилась Грейс Бэркхардт.– Я видела, как он делал, как вы там называете эти штуки, подтаскивания, так, что ли? Нет, он называет это подтягивание. Да, кажется, подтягивание. Он проделывал это вместе с мужчиной на 20 лет моложе его, и, конечно, тот, который моложе, вынужден был остановиться задолго до того, как Лэйн почувствовал усталость.
– Я часто думала, что Вудсу следовало бы посещать атлетический клуб,– сказала Эдис.– В Чикаго он бежал от всего как от чумы. Вот если бы он поправился хоть на несколько килограммов, я смогла бы убедить его. Но…
Обе женщины повернулись и изучающе оглядели Палмера с ног до головы.– Слишком худой,– решила миссис Бэркхардт.– Как это говорится о тощих и голодных мужчинах? Такие мужчины опасны.– Нахмурившись, она посмотрела на Палмера.– Но у него тем не менее приятное выражение лица,– добавила она улыбаясь.
– Леди,– начал Палмер,– вы мне льстите.– Он слегка поклонился и направился к бару, где пожилой негр в смокинге и черном галстуке протирал стаканы мягким белым полотенцем.
– Что вам угодно, мистер Палмер?
– Виски. И лед, только размельчите его, пожалуйста.
– «Скотч мист?» – спросил бармен.
– Прекрасно.
– С лимоном?
– Прекрасно.
Палмер постарался подавить вздох, чтобы не выдать раздражения, вызванного жизненными сложностями. Простой заказ бармену вылился в театральную постановку. Деловое собрание было хитро превращено в светскую вечеринку, укомплектованную женами. То, что разыгрывалось здесь, было явной маскировкой. Палмер взял стакан и постоял немного у бара, пытаясь понять, что же происходит на самом деле.
Гарри Элдер и Клифф Мергендал продолжали разговаривать еще некоторое время после того, как к ним подошел Никос, как будто беседа разматывалась, заряженная какой-то собственной энергией, и ее было трудно остановить. Но когда представители ЮБТК сообразили, наконец, что Никос подошел к ним специально, они сразу замолчали и как бы предоставили себя в его распоряжение. В ту же минуту взгляд Бэркхардта остановился на этой группе, и он уже ни на секунду не терял их из виду, хотя сам стоял посреди комнаты, под ослепительным светом невидимой лампы и делал вид, что разговаривает с человеком возраста Палмера, по имени Арчер, одним из владельцев юридической фирмы, ведущей почти все дела ЮБТК.
Арчер во многом был похож на Палмера. Оба были немного старше сорока лет, оба довольно высокие и худощавые, с интеллигентными лицами и коротко подстриженными волосами. Когда отец Арчера в начале века основал юридическую фирму, Арчер стал партнером, что тоже сближало его с Палмером. Здесь сходство кончалось. Цвет кожи у Арчера был очень смуглый, почти оливковый, а черные волосы отливали синевой. Наблюдая за этим человеком, Палмер подумал, что его интеллигентное лицо – только фасад. Ума Арчера едва хватило на то, чтобы кое-как окончить юридический факультет и сдать экзамены на адвоката. Сила его заключалась в семейных и деловых связях.
Я же, размышлял Палмер, едва ли не самая умная обезьяна, когда-либо танцевавшая у Бэркхардта на поводке.
Отпив большой глоток виски, Палмер нарочно прошел мимо Бэркхардта, направляясь к трем мужчинам, беседующим в дальнем углу комнаты, предчувствуя, что босс остановит его на полпути.
– Вуди,– произнес хрипловатый, надтреснутый голос Бэркхардта,– ты помнишь Джимми Арчера? – Его большие узловатые пальцы сжали руку Палмера выше локтя.
– Джимми, ты прекрасно выглядишь.
– Только что из Буэнос-Айреса.
– Чудесно,– сказал Палмер. Он посмотрел на своего босса.– У вас возмутительно хороший вид. Ваша жена рассказывала, как вы срамите молодых своей удалью на турнике.
– Нет, это было давно,– буркнул Бэркхардт. На мгновение он сжал руку Палмера сильнее.– Я уже не валяю дурака, Вуди. Чертовски утомительно.
Палмер дотронулся до груди с левой стороны:– Тикает по-прежнему, как часовой механизм?
– Ха. Вот уж за что не опасаюсь.– Маленькие молочно-голубые глаза Бэркхардта сузились. Казалось, он прищурился от яркого солнечного света. Он отпустил руку Палмера, сжал кулак и стукнул им по его предплечью. Движение было коротким, и, казалось, Бэркхардт не вложил в него никакой силы. Но было больно.
– Полегче,– пробормотал Палмер.– С помощниками не следует плохо обращаться.
Бэркхардт продолжал стоять лицом к Палмеру, но его глаза скосились на Арчера.
– Вы замечали,– спросил он,– как лицо номер два всегда заботится о вашем здоровье?
– Я могу придумать лучший способ траты времени,– сказал Палмер,– чем ожидать, когда вы отдадите концы.
– Вы можете,– согласился Бэркхардт чересчур любезно, как показалось Палмеру.– Вы-то знаете, как это делается.
– Сколько вице-президентов вы уже похоронили, Лэйн?
– Только тех, которые этого заслуживали.
Палмер мягко рассмеялся.– Touche[16].– Он кивнул в сторону трех мужчин в углу:– Пойду поговорю о наших банковских делах. Сильные пальцы Бэркхардта опять сомкнулись, как раз в том месте, где он до этого ударил. Рука Палмера начала побаливать.
– О чем же, ты думаешь, мы с тобой разговариваем? – спросил Бэркхардт.
– Черт бы меня побрал, если я знаю,– ответил Палмер,– я вас так редко вижу в банке, что забыл, как с вами разговаривать.
– Тебе не нужно, чтобы я стоял у тебя за спиной, Вуди. Как я понимаю, ты прекрасно справляешься сам.
– Кто вам это сказал?
– Мои утренние газеты. Ты в них каждый третий день или даже чаще.
– Если вы имеете в виду сообщения о моих отсиживаниях в президиуме каждого официального обеда, то вы правы.
– Ну, только это не выдвинуло бы тебя так быстро.
– В Сиракузах на следующей неделе я выступаю с речью. Думаю, что по сравнению с отсиживаниями в президиумах это прогресс.
– А где еще выступаешь?
Палмер наморщил лоб:– Через неделю в Буффало. Затем в течение десяти дней в Бруклине, Утике и Рочестере.– Он ждал, когда босс отпустит его руку.– Джимми, ты когда-нибудь слышал мои выступления? – спросил он.
– Что это такое, Вуди?
– Мои речи как представителя банка. Слышал?
– Не уверен.
– Это очень хитрый маленький спектакль,– объяснил Палмер.– В качестве вступления я набрасываю увлекательную картину истории банков, начиная, так сказать, с сотворения мира. Вавилонские зерновые склады. Египетские коммерческие объединения. Через все века. На это, включая шутки, уходит целых пять минут. И вот я оказываюсь в нашей эпохе – горькая пилюля в сахарной оболочке, и мы начинаем сокрушительную атаку на сберегательные банки. Просто конфетка.
– Я не знал, что ты пишешь речи, Вуди.
– Я и не пишу. Их пишет…– Неожиданно Бэркхардт очень сильно сжал его руку. Палмер поморщился и отступил в сторону, освобождая ее.– Я тебе сообщу, когда буду выступать в городе, Джимми. Это потрясающе. Ты должен меня послушать.
– Как я понимаю,– сказал Бэркхардт со значением,– прежде чем выступать перед банковскими дельцами, ты тщательно отрабатываешь свой спектакль.
– Очень хорошо сказано.
– Однако хвастаться заранее не стоит,– закончил Бэркхардт, улыбаясь Арчеру.
Палмер заметил, что маленькие глаза босса снова скосились на трех мужчин в углу комнаты. Не извинившись, Палмер отошел от Бэркхардта и, подойдя к этой группе, услышал слова Арчибальда Никоса:
– …самая сущность сегодняшней экономики.
– Вы правы, конечно,– произнес Клифф Мергендал,– но при теперешнем состоянии рынка необеспеченный займ такого размера по такой низкой процентной ставке не является вопросом, который можно разрешить за один вечер.
– И кроме того,– вставил Гарри Элдер,– учитывая исключительно длительный срок на погашение займа, получается весьма сомнительный план.
С застывшей улыбкой Никос повернулся к Палмеру, как бы включая того в дискуссию.– Но конечно,– сказал он,– Палмер согласится, что воздействие подобной сделки на общественность уже само по себе является в какой-то мере дополнительным обеспечением.
– Что это должна быть за сделка? – спросил Палмер.
– Это…– Никос прикусил язык. В его больших глазах мелькнуло беспокойство.
– Вуди не занимается проблемой займов,– сказал Гарри Элдер своим высоким хриплым голосом.– Он слишком занят этой заварухой со сберегательными банками, чтобы иметь время на летучки, где мы обсуждаем банковские дела.
– Понимаю,– ответил Никос. Он минуту помолчал, затем улыбнулся:– У вас очаровательная жена, мистер Палмер. Перемена разговора была как пощечина. Палмер в ответ улыбнулся сверху вниз.– Спасибо. Я не был введен в курс дела,– сказал он, тут же возвращаясь к предыдущему предмету разговора,– но я могу попытаться сопоставить детали только что услышанного. Единственное, о чем я не могу догадаться,– так это о размере.
– Полмиллиарда,– сказал Мергендал несколько раздраженно, словно его возмущала неделовая громадность суммы.
– По какой процентной ставке? – настойчиво спросил Палмер.– Пять? Шесть?
Гарри Элдер скрипуче рассмеялся и подмигнул Никосу:– Он обставит любого из нас, Арчи.
– Пять с половиной,– ответил Мергендал тоном, в котором снова звучала жалоба на явную бессмыслицу предложения.– Это ставка льготных закладных для ветеранов, черт бы ее побрал.
– И на срок больше двадцати лет,– предположил Палмер.
– Ровно двадцать,– поправил его Мергендал.– Вам не надо никаких инструктажей.
Палмер пожал плечами и обратился к Никосу:– Вы правы в одном. Это достаточно необычно, чтобы попасть на первые полосы газет. Но я не уверен, чтобы ЮБТК расценивал рекламу как дополнительное обеспечение.
– Это было лишь неудачное преувеличение,– быстро начал Никос.– В действительности общественная реакция, которая может возникнуть в подобном случае, не сенсация для газет. Она только своего рода вотум доверия. Именно это время было бы особенно благоприятно для…
– Послушайте,– загремел голос Бэркхардта из центра комнаты.– Мы все должны быть уже в Уолдорфе. Представление начинается через 15 минут.
Палмеру показалось, что все звуки необычайно разрослись – это гости позади него начали подниматься с мест. Он посмотрел на свой стакан и сделал еще один большой глоток.– Что мне не совсем ясно,– обратился он к Никосу, повышая голос, чтобы тот его услышал,– так это кому мы должны оказать подобную любезность?
– Не валяй дурака, Вуди,– произнес Гарри Элдер.– Хочешь, чтобы я тебе поверил после того экзамена, который ты устроил мне на днях?
Палмер посмотрел на Элдера, сразу не поняв, о каком экзамене идет речь.– Нет, в самом деле,– сказал он,– я совершено серьезно.
– …и позвоните вниз, чтобы были машины,– говорил Бэркхардт позади него.
Никос, казалось, рад был использовать объявление Бэркхардта как удобный предлог уйти от темы разговора. Он улыбнулся и, кивнув Палмеру, начал бочком отодвигаться от него.– Скажите,– спросил он,– что мы сегодня увидим в персидском зале? Белафонте?
– Палмер пожал плечами и повернулся к Гарри Элдеру:– Какая фирма, Гарри?
– Я думал, ты знаешь, Вуди.
– Нет, не знаю.
– «Джет-Тех интернешнл».
Позже в этот вечер Палмер попытался понять, почему, когда заговорил Гарри, в комнате вдруг стало очень тихо. Может быть, гости перестали разговаривать, пока им помогали одеваться. Может быть, некоторые из них уже направились к двери. Как бы то ни было, слова Гарри прозвучали почти в полной тишине.
Палмер почувствовал холод стакана в своей руке. Холодок прошел по лопаткам.
– Джет-Тех? – переспросил он.
И много позже, когда они сидели в персидском зале за столиком рядом с площадкой для танцев, Палмер поймал себя на том, что вновь и вновь пересматривает эту сцену в своем мозгу, упрямо стараясь поймать ее внутренний смысл, от которого по его спине пробежала неприятная дрожь. Он следил за певцом, не слыша слов песни, и старался понять, почему же все-таки там, в квартире Бэркхардта, он остро почувствовал что-то похожее на головокружение. Как будто, припоминал он, у него под ногами разверзлась пропасть.