Банкир

Глава тридцать четвертая

Палмер сидел за столиком на четырех человек в дальнем углу рыбного ресторана на Западной Сорок пятой улице. Он посмотрел на свои часы, потом на стенные, надеясь обнаружить расхождение. Но и те и другие показывали час дня, а это означало, что Мак Бернс и их гость, корреспондент газеты, опаздывают на полчаса.

Палмер наблюдал, как официант церемонно повязывает бумажные салфетки двум мужчинам, сидящим за соседним столиком. Им только что подали омаров, которые были необычно велики для ленча. Всего минут пятнадцать назад эти омары были живыми, и, когда официант принес их показать заказчикам, клешни еще двигались в последних предсмертных судорогах. Теперь же красные недвижимые омары подвергались атаке разнообразными смертоносными инструментами.

Как многие жители Среднего Запада США, Палмер не любил блюда, приготовленные из обитателей морских глубин. Ему были до тошноты противны любые животные, имеющие раковину. Омары, креветки и крабы казались ему похожими на гигантских насекомых из бредовых кошмаров. Устрицы и моллюски, подаваемые на одной половинке раковины, слишком живо напоминали ему запекшуюся слизь. Кроме того, как и многие жители Среднего Запада, он никак не мог привыкнуть к тому, что в Нью-Йорке назначенное для свидания время соблюдалось весьма относительно, особенно если свидание включало в себя такой вид общественной деятельности, как, например, ленч. Послеобеденная встреча, назначенная на 8 часов, никогда не начиналась по крайней мере до 9. А ленч, назначенный на 12.30, сказал себе Палмер, просто означает любое время после часа.

В этот момент он увидел Вирджинию Клэри, влетевшую в ресторан в сопровождении какого-то мужчины. Она быстро пробежала глазами по комнате и, найдя Палмера, устремилась к его столику.

– Извините за опоздание,– сказала она, едва переводя дух.– Мак позвонил мне пятнадцать минут назад и сказал, что не может прийти. Поэтому я помчалась в «Стар» и привезла Джорджа сама.– Она отступила, чтобы показать Джорджа.

Палмер встал.

– Мистер Моллетт? – сказал он, протягивая руку.

Джордж Моллетт, взяв руку Палмера, крепко и церемонно пожал ее. Он огляделся, снял пальто и, прежде чем сесть, повесил его на стул.

Моллетт был моложавый мужчина – лет сорока, как решил Палмер. Средний рост, коренастая фигура и совершенно круглая голова. Щеки у него были неестественно красные, и Палмер не мог понять, всегда ли они такие или это результат декабрьского мороза. Глаза Моллетта, почти такие же бледно-голубые, как у Бэркхардта, были беспокойные и в то же время сосредоточенные. Казалось, что, переходя с предмета на предмет, они схватывают впечатления короткими, яростными вспышками. Палмер заметил, что ни один предмет не миновал этих своеобразных атак – будь то сложенные на столе руки Вирджинии, или же солонка, или же люди с салфетками на груди, поедавшие омаров за соседним столиком, и даже воротничок рубашки Палмера. Эта настойчивая пытливость глаз не гармонировала, по мнению Палмера, с носом Моллетта, не имеющим определенной формы и если уж что-то напоминающим, то скорее всего, небольшую луковицу. Этот заурядный нос как будто специально создан для маскировки испытующих глаз, думал Палмер. Рот у Моллетта был маленький, с полными спокойными губами. Теперь, открыв его, Моллетт спросил сипловатым доверительным голосом:

– Что мы будем пить?

Палмер рассмеялся и помахал официанту.

– Не по сезону похолодало,– заметил он.– Что-нибудь из антифризов?

– Виски. Любое.– Моллетт повернулся к Вирджинии:– Мак увильнул, да? Я так и думал, что у него не хватит нахальства позавтракать со мной.

– Почему?

Моллетт отмахнулся, как бы отгоняя неприятный запах.

– На прошлой неделе этот парень напичкал меня дутыми биржевыми сведениями.– Он нагнулся вперед, положил локти на стол, понизил голос:

– Бред сивой кобылы. Мол, будет объявлено увеличение дивиденда, и акции взлетят как птицы. Мол, в течение двух недель доходы удвоятся. Вот-вот будет объявлен правительственный контракт на 80 миллионов долларов, и все в таком же духе. Устоять невозможно.

– Надеюсь, ты не купил? – спросила Вирджиния. Моллетт покачал головой и улыбнулся:– Дорогая, если бы я вообще когда-нибудь покупал акции по чьим-либо советам, то уж не Мака Бернса. Он надеялся, что я напишу об этом в нашей газете. А статья нужна была для повышения курса акций. Обычная карусель. Ужасно смешно.– Он скорчил гримасу.

– Такого никогда не случалось,– сказала Вирджиния очень серьезно,– во всей истории нью-йоркского журнализма.

– Ха! Но мы в «Стар» стараемся не влипать в подобные истории.

– Это жулики из другой газеты занимаются подобными штучками, да, Джордж?

Он взглянул на нее исподлобья и повернулся к Палмеру:

– Вы заполучили хитрую маленькую штучку. Она кончит тем, что завладеет банком.

Палмер заказал официанту напитки.

– Кто-нибудь все равно это сделает,– сказал он.

Глаза Моллетта неожиданно стали совершенно круглыми и уставились на Палмера:

– Простите?

Палмер покачал головой и обратился к Вирджинии:

– Какое объяснение дал Мак? Трусость?

– В час дня он улетает в Олбани.

– В этом весь Мак,– подтвердил Моллетт.– За то время, которое у него уйдет, чтобы доехать до аэродрома, полететь на одной из этих двухмоторных развалюшек, потом от аэродрома добраться до центра города, он мог бы доехать туда же на поезде. Но это не для Мака.

– Сама скорость,– сказал Палмер,– иногда менее важна, чем иллюзия скорости.

– А иллюзия,– добавил Моллетт,– всегда более важна, чем действительность, если вы Мак Бернс.

Последовала глубокая тишина. Чувствуя, что тонет в ней, Палмер сказал:

– Любопытно, если вы такого мнения о Маке, как он мог увлечь вас позавтракать с ним сегодня?

Моллетт указал на Палмера квадратным пальцем и произнес своим сипловатым доверительным голосом:– Я здесь, чтобы увидеть вас. Честно говоря, я очень рад, что Мэкки Нож упорхнул в Олбани.

Принесли виски. Палмер поднял свой стакан.

– За смятение в стане врага!

Моллетт приятно улыбнулся:

– Кем бы он ни был!

– Что я могу вам рассказать? – спросил Палмер.

– Вы должны учесть,– начал Моллетт,– что наш парень, занимающийся банковскими делами, в отпуске. У меня другая область. Сейчас я просто выполняю задание взять у вас интервью. У меня тут небольшой список в несколько тысяч вопросов.

– На какую тему?

– Как вы предполагаете провалить билль об отделениях сберегательных банков?

– Для печати?

Моллетт протянул вперед руки ладонями вверх.

– За это мне платят.

– Но мне платят не за это,– напомнил Палмер.– Я был бы счастлив поговорить по некоторым этим вопросам неофициально. Но из того, что я могу сообщить вам для печати, едва ли получится даже один абзац.

– Давайте начнем с него.

Палмер отпил немного виски.

– Мы намерены довести до сознания людей – так скоро и энергично, как нам это удастся,– что на данной стадии нашей национальной экономики сберегательные банки представляют собой денежный тупик; что личные сбережения – вещь хорошая, но она не обязательно становится все лучше, когда таких сбережений все больше; что в действительности беспрепятственный рост сбережений обычно затрудняет естественное развитие экономики; и что, таким образом, экспансионистские требования сберегательных банков не в интересах общества.

Моллетт немного подумал, потом поднял свой стакан.– Я не собираюсь передергивать,– сказал он,– но ничего из вышесказанного я не назвал бы сенсационными новостями.

– Я знаю,– согласился Палмер,– однако ничего другого для печати я сказать не могу.

Моллетт вздохнул.– Тогда давайте говорить неофициально. Если я увижу что-нибудь стоящее, мы сможем это перефразировать и сделать официальным. Ладно?

– Во всяком случае, давайте попробуем.

Моллетт кивнул и оглянулся на Вирджинию:

– Неплохо для банкира,– И снова повернулся к Палмеру с той же приятной улыбкой:

– Не для печати. Вы верите хоть во что-нибудь из всей только что рассказанной вами ерунды?

Палмер усмехнулся:

– Не для печати, «ерунда» – это не то слово. Здесь больше подойдет «отрава». Но – все еще не для печати – то, что я сказал, считается священной истиной в Вашингтоне и в других высоких сферах, где делается экономическая политика.

– Будучи банкиром, как вы относитесь к неограниченному расширению личного кредита?

– Совершенно не обязательно быть банкиром, чтобы отвергать его,– ответил Палмер.– Любой человек, которому дорого благосостояние своей страны, знает, что это безумие. С другой стороны, этот человек знает,– добавил он,– что, зажимая кредит, мы войдем в такой экономический штопор, по сравнению с которым кризис 1929 года покажется похожим на медленный вальс. Слишком поздно. Раз уж схватил тигра за хвост, то отпускать нельзя.

– Очень хорошо,– сказал Моллетт.– Разрешаете цитировать?

– Не стоит.

– Это высказывание о тигрином хвосте можно понять по-разному,– продолжал репортер.– Например, как насчет банка, который вытанцовывает перед Тамманским тигром.[18] Даже имея Мака Бернса в качестве посредника.

Палмер поднял брови:

– Не могли бы вы точнее определить слово «вытанцовывает»?

– Беру его обратно. Давайте скажем – банк, который использует влияние Таммани в своих экономических целях.

– Боюсь, вам следовало бы спросить об этом мистера Бэркхардта. Мак Бернс был нанят задолго до моего появления на сцене.

– Если я спрошу Бэркхардта,– возразил Моллетт,– он только накричит на меня. Я спрашиваю вас, поскольку мне кажется, что вы человек здравомыслящий. Вы представляете собой современный тип банкира,– добавил он, подмигивая Вирджинии,– с определенной настроенностью к сотрудничеству и вообще с высоким интеллектуальным уровнем.

– Лесть может сделать вам все, кроме статьи,– ответил Палмер.– Опять-таки не для печати,– я унаследовал Бернса и связь с Таммани. В этом есть какой-то смысл. Просто ЮБТК должен действовать так, чтобы не оставалось места вопросам, подобным вашему.

– Иными словами, вам не нравится сотрудничество с Таммани?

– Я не против, просто я принимаю его как одно из основных правил игры.

– Ух,– выдохнул Моллетт. Он снова повернулся к Вирджинии:– В следующий раз, когда я буду брать у него интервью, напомни мне оставить карандаш в кабинете.

– Не задавай таких прямых вопросов,– посоветовала она.

– Мы разговариваем неофициально. В пределах – хоть до небес, ладно? – спросил он, повернувшись к Палмеру.

– Спрашивайте.

– Ну, конечно,– засмеялся Моллетт,– каким же еще способом я узнаю что-нибудь? – Он наклонился вперед к столу так, что стакан виски оказался прижатым к его груди.– Как насчет такого: вы верите Маку Бернсу?

– А я не должен? – парировал Палмер.

– Суды, ведущие дела о банкротствах, заполнены людьми, верившими ему.

– Как я понял, большинство его клиентов были довольно-таки богатыми людьми.

– Именно о них я и говорю сейчас, а не о мелкоте, приходившей к Маку в расчете использовать его политическое влияние. Он безжалостно выжимал таких людей, и меня очень удивило бы, если хоть бы один процент из них когда-либо получил правительственный контракт.

– У вас сердце не обливается кровью при виде этих людей, не так ли? – спросил Палмер.– Суть подобной игры в том и заключается, что выжимающий должен быть жуликом в душе.

– Верно. Это и беспокоит меня в отношении ЮБТК.

Палмер опять подозвал официанта:

– Повторить.

– Прекрасно,– согласился Моллетт.

– Пас,– сказала Вирджиния.

– Но давайте закажем что-нибудь поесть,– добавил Моллетт.– Я возьму небольшого омара, жареного, и салат из свежих овощей. А ты, Джинни?

– Омары по-ньюбургски.

– Бифштекс из вырезки, средне прожаренный,– сказал Палмер.– Какую закуску?

– Мне ничего,– Моллетт склонил голову набок.– Вы знаете, когда он примет заказ и уйдет, я еще раз задам тот же вопрос.

– Этого-то я и боялся. Вирджиния?

– Спасибо, ничего, кроме омаров.

– Все.– Палмер следил, как официант удаляется.– Вы предполагаете,– продолжал он, – что ЮБТК таит в душе склонность к воровству?

– Я говорю, что он так действует, как будто у него есть эта склонность.

– Я удивлен, что вы подумали это о банке. Разве вы не знаете, что банковский бизнес – это единственное известное человечеству узаконенное воровство?

Моллетт терпеливо улыбнулся, сморщив маленькие полные губы.– Вы хотите шутками отделаться от моего вопроса?

– Ладно. Разрешите мне выразить это иначе: в прошлые годы в Олбани законодатели с периферии штата покровительствовали коммерческим банкам. Законодатели из Нью-Йорка отдавали предпочтение сберегательным банкам. Если мы можем с помощью Таммани переманить нескольких ньюйоркцев в наш лагерь, будет ли это воровством?

– Это зависит от того, каким способом будет Таммани оказывать вам свою помощь.

– Это уже забота Таммани.

– Вот-вот,– ухватился Моллетт,– мы подошли к самой заковырке, как говорит один мой цветной друг. Вы снабжаете Таммани деньгами, заявляя, что не несете ответственности за то, каким образом деньги будут использованы.

– При чем тут деньги? Мы платим Бернсу приличный гонорар. Но его едва ли хватило бы на то, чтобы покупать каких-либо законодателей.

– А вы никогда?..– Моллетт замолчал и покачал головой.– Конечно, нет. И никто другой. Я собирался спросить, видели ли вы когда-нибудь личные приходно-расходные книги Мака? Я думаю, он не показал бы их даже своей матери. Но если бы вам удалось взглянуть в них, вы обнаружили бы, что у Мака есть партнер, способный молчать как рыба. Этот молчаливый, невидимый, несуществующий партнер забирает здоровый кусок доходов Мака. Никто никогда не сможет это доказать, но анонимный партнер – Виктор Сальваторе Калхэйн.

Палмер пожал плечами:

– Ваше право думать так. Но почему это должно беспокоить кого-либо, кроме Мака Бернса?

– Вас не легко поразить, да? – восхищенно произнес Моллетт.– Вы не находите абсолютно ничего предосудительного в идее предоставления человеку денег для того, чтобы он мог купить голоса представителей, избранных народом?

– Конечно,– согласился Палмер.– Есть что-то даже очень предосудительное и в этом, и в войне, и в голоде, и в чуме. Но все это жизненные явления. Предосудительные, но реальные.

– Я не слышал,– сухо ответил Моллетт,– чтобы в последнее время ЮБТК финансировал какие-либо войны, голод или эпидемии.

– Таммани мы также не финансируем. Если хотите знать,– продолжал Палмер, стараясь говорить ровно и бесстрастно,– сберегательные банки собирались нанять Мака Бернса, но мы перехватили его.

Моллетт молчал. Он взял у официанта новый стакан виски и стал двигать его взад и вперед по скатерти своим тупым указательным пальцем. Наконец он поднял глаза – его пронзительный взгляд перепрыгнул несколько раз с Вирджинии на Палмера.

– Это очень интересно,– негромко произнес он наконец.

– Почему?

Моллетт несколько раз покачал головой:

– Позвольте брать интервью мне.

– Кажется, эта новость ошеломила вас.

– Нет, просто заинтересовала.– Моллетт положил свою руку на руку Вирджинии.– А тебя это разве не интересует, Джинни?

– Ну продолжай, Джордж, хватит ломаться.– Она положила другую руку поверх руки Моллетта.– Если что-нибудь знаешь, будь другом.

Репортер опять склонил голову набок.

– Слышите,– спросил он Палмера.– «Если что-нибудь знаешь, будь другом». Я не смог бы сформулировать лучше.

Палмер долго молчал. Он понимал, что наступил самый удобный момент высказать одно предположение и тем самым завоевать доверие Моллетта. Однако даже в форме предположения такое высказывание было опасным. Моллетту можно было доверять подобные секреты, лишь пообещав ему, что при благоприятных обстоятельствах он сможет первым опубликовать их. Но Палмер понимал, что недостаточно знает ситуацию, чтобы дать такое обещание. Кроме того, размышлял он, для чего говорить? Что вообще, кроме неприятностей, приносят разговоры? А здесь и так их было слишком много.

– Я бы хотел помочь вам,– заявил Моллетт.– Но с вами не легко иметь дело.

Вирджиния кашлянула.

– Этот невозможный человек,– обратилась она к Палмеру,– один из немногих людей, которые действительно могут помочь.

Палмер поднял стакан, но, раздумав пить, поставил его обратно. И, как бы укрепляя свое решение, отодвинул стакан в сторону.

– Прежде всего я должен знать следующее,– начал он.– Давайте предположим, что я сказал вам нечто секретное, что, может быть, никогда не станет материалом для печати. Давайте также предположим, что это не может быть доказано или же что я абсолютно не прав, а также давайте предположим, что мои сведения неполны и потребуют дальнейшей работы с вашей стороны. Будете ли вы удовлетворены, делая эту работу и не зная, появится ли у вас когда-нибудь возможность напечатать статью или нет?

Небольшой мягкий рот Моллетта растянулся в притворно-сладкой улыбке.– Я ужасно люблю работать над тем, что не будет напечатано.– Потом серьезно:– Давайте суть дела. Если оно действительно важно, тогда я изъявляю желание потратить на него свое время.

– Не для печати.

– Не для несчастной печати,– согласился Моллетт.

– У меня есть основания подозревать,– быстро начал Палмер, зная, что если он станет подбирать слова, то никогда не сможет произнести их,– наличие какой-то внешней группы, которая стремится захватить контроль над ЮБТК.

Моллетт беззвучно свистнул. Его взгляд быстро перескочил на Вирджинию.

– Честно? – пробормотал он.

– Ты слышал этого человека,– ответила она.

Репортер медленно откинулся на спинку стула и устроился поудобнее.

– Я рад, что Маку Бернсу пришлось поехать в Олбани.

– Почему вы так говорите? – спросил Палмер.

– Потому что, будь он сейчас здесь, вы никогда не сообщили бы мне этого.

– Правда. Но почему вы так думаете?

– Продолжайте. Мак Бернс может носить свои великолепные двухсотдолларовые костюмы, но для меня он будет оставаться троянским конем.

– Это,– тихо сказал Палмер,– самая интересная вещь, какую я сегодня услышал.– Некоторое время все молчали. Пауза затянулась. Официант поставил на стол три тарелки и начал перекладывать омары по-ньюбургски с мармита в тарелку Вирджинии, изысканно орудуя вилкой и ложкой, которые он держал наподобие щипцов, и явно стараясь, подобно всем официантам дорогих ресторанов, продемонстрировать высокий класс заведения и как бы подкрепить крупные долларовые суммы, напечатанные в меню.

Моллетт вздохнул, его глаза следили за движениями вилки и ложки официанта.

– Читали какие-нибудь хорошие книги за последнее время? – спросил он, не обращаясь ни к кому непосредственно. Палмер видел, как пальцы Моллетта нетерпеливо барабанили по белой скатерти.

Когда официант, обслужив всех, удалился, пальцы Моллетта успокоились.

– Мы говорили о чем-то, не так ли?

– Мы говорили, достаточно ли значительна новость для отчаянного писаки из «Стар»,– ответила Вирджиния.

– Даже если все это построено на песке,– добавил Палмер.

– И ты только что вонзил тупой кинжал в позвоночник некоего Мака Бернса,– продолжала Вирджиния.

– Я? – Моллетт сдернул салфетку, которую официант попытался ему завязать.– Чтобы я сделал такое с Честным Маком?

– Он следил, как удаляется официант.– Просто я заметил,– сказал он, ловко и уверенно атакуя омара,– что в качестве заслуживающего доверия политического организатора всяких сомнительных мероприятий он прекрасно научился работать на два фронта.– Моллетт поднял длинный кусок омара, обмакнул его в растопленное масло и отправил в рот. Его взгляд быстро метнулся в лицо Палмера.

– Вы что-нибудь сказали? – спросил он.

– Просто я подавился,– ответил Палмер, врезаясь в свой бифштекс. Вместо средне прожаренного мясо было обуглено с внешней стороны, оставаясь внутри сырым.– Полюбуйтесь,– пожаловался он.

– Выглядит несъедобно,– сказала Вирджиния.– Сегодня пятница, и я буду придерживаться рыбного меню.

– Разве кто-нибудь в здравом уме может назвать это средне прожаренным?

– Немного сыровато,– согласился Моллетт,– отправьте его обратно.

Палмер покачал головой и принялся за наиболее приемлемые куски бифштекса.

– Вы нам еще не ответили, достаточно ли интересует вас новость, чтобы над ней работать.

Моллетт продолжал жевать.

– Это трудновато объяснить. В сущности, черт возьми, почти невозможно.

– Не заинтересовались?

– Очень даже заинтересовался.

– Тогда…

Моллетт плотно сжал губы, отрывая очередную клешню омара.

– Я не совсем уверен, что должен это объяснять,– ответил он.

Вирджиния положила вилку.

– О, нет. Не может быть.

Моллетт кивнул:

– Угу.

Вирджиния повернулась к Палмеру.

– Этот тип хочет сказать,– она понизила голос,– что кто-то уже сообщил ему эту новость. Кто-то с другой стороны.

Палмер перестал жевать. Он откинулся на спинку стула, его глаза уставились на репортёра. Спустя мгновение он проглотил кусок мяса, но другого отрезать не стал.

– Тогда почему,– спросил он наконец,– вы были так удивлены, услыхав это от меня?

– Меня уверили, что, во-первых, никто в ЮБТК ничего не подозревает и что, во-вторых, они ничего и не заподозрят… пока не опустится топор.

– Я не слишком польщен чьим-то мнением обо мне.

– Это их мнение о Бэркхардте, ископаемом, которое ходит на двух ногах,– ответил Моллетт.– Видите ли, я получил эти сведения еще до вашего приезда в Нью-Йорк.

Палмер кивнул:

– Я знал, что операция продолжается уже некоторое время. Как вы думаете, сколько акций они собрали?

Моллетт нахмурился и обмакнул омара в масло.

– Вы забываете. Мне сообщили конфиденциально.

– Джордж,– сказала Вирджиния,– ну что ты за друг? – И поскольку репортер молча ел, она продолжала:– Чего я действительно не понимаю, так это почему все настолько секретно? Другие баталии из-за руководства ведутся в открытую. Борьба за полномочия. Сенсационные заголовки в газетах. Эта же до такой степени засекречена, что я до сих пор не уверена в ее реальности.

– Верь,– сказал Моллетт.

– Банк не просто любая корпорация,– объяснил Палмер.– Когда кто-то пытается нанести удар для захвата контроля над банком, он не может позволить себе делать это в открытую. Среднему бизнесу такая гласность может и не повредить. Но общеизвестно, как она мешает началу атаки на банк.

– Гласная борьба,– подтвердил Моллетт,– может привести к такому полному опустошению банка, что новому руководству не достанется ничего, кроме головной боли.

И снова наступило молчание. Палмер оглядел комнату, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор. У прилавка кассира он увидел молодого парня в кожаной куртке, разговаривающего с метрдотелем. Потом парень передал тому какой-то конверт.

– Итак,– резко сказал Моллетт,– что вы имеете?

Палмер посмотрел в глаза репортеру:

– Информацию, которую вы не можете помочь мне развить и дополнить.

– Правильно. Если бы вы первый пришли ко мне, я бы еще мог кое-что сделать. А теперь у меня связаны руки.

– Но не язык,– вставила Вирджиния.– Этика, пожалуй, еще подскажет тебе немедленно бежать назад к твоему первоначальному источнику и сообщить ему, что ЮБТК оказался на высоте.

Моллетт выглядел настолько оскорбленным, насколько может выглядеть человек, с удовольствием жующий кусок политого маслом омара.

– Я – возмущен,– наконец произнес он.– Вы говорили со мной конфиденциально.

– Спасибо,– ответил Палмер. Он заметил, что метрдотель направляется к их столику.– Есть ли какой-нибудь способ привлечь вас на сторону ЮБТК?

– Человека из «Стар»? – спросила Вирджиния тоном глубочайшего удивления.

– Посмотрите на это иначе,– сказал Палмер.– Чем больше мы знаем, тем острее будет борьба и интереснее ваша статья.

– Макиавелли,– произнес Моллетт.– У вас, чикагцев, просто инстинкт убийц.

Метрдотель подошел к столу.

– Мистер Палмер, сэр? – спросил он, не уверенный, кто из мужчин был Палмер.– О да, сэр,– когда Палмер кивнул, и подал ему конверт.

Это был длинный белый конверт без каких-либо отметок на нем, заклеенный крест-накрест скотчем. Палмер перевернул его и увидел, что определить, от кого он пришел и кому предназначен, невозможно. Он вскрыл конверт и обнаружил кусочек плотной белой бумаги с прикрепленным к нему плоским ключиком. На бумаге красным карандашом было написано: «В Олбани 10 дней. Будь моим гостем». Палмер поднял глаза и увидел, что Моллетт и Вирджиния наблюдают за ним. К счастью, он так держал бумагу, что ключа не было видно. Он сунул записку и ключ в карман, не думая, благоразумно это или нет, просто чтобы убрать их с глаз долой. Ничто в записке не указывало ни на отправителя, ни на получателя. Палмер поймал себя на мысли: как бы Мак Бернс работал в разведке? Вероятно, очень неплохо.

Он улыбнулся собеседникам.

– Настоящий инстинкт убийцы,– медленно произнес он,– не имеет географических границ.

– То есть? – спросил Моллетт.

– Происхождение ничего не говорит. В конце концов, Джо Лумис, насколько я помню, из Огайо.

Маленький рот Моллетта чуть-чуть дернулся:

– Угу.

– А Арчи Никос, кажется, из Лондона.

– Гм.

– А Мак Бернс, как мне сказали, является продуктом Бейрута и Голливуда.

– Ух.

– Скажи что-нибудь по-английски, Джордж,– попросила Вирджиния.

Моллетт пожевал и проглотил.

– Единственное, что я могу сказать,– провозгласил он,– так это, каково бы ни было их происхождение, теперь, когда я встретил деревенского увальня из Чикаго, мне их жаль.