Бэттери-парк вдавался тупым полуостровом в бухту у основания Манхэттена и, окутанный дымкой, казался каким-то грязноватым, даже под прямыми лучами полуденного солнца. Прохладный ветер непрерывно дул с Бедлоуз Айленд, где Палмер едва смог различить серо-зеленую опору статуи Свободы, исчезавшей как призрак под слоистым покровом выхлопных газов и дыма. Секунду спустя машина Палмера влилась в общий поток.
Площадка ожидания на вертолетной станции продувалась со всех сторон. Палмер вышел из машины и хотел закурить сигарету, но на сильном ветру его зажигалка «зиппо» горела, как паяльная лампа, и огонь обжег руку. Он сунул зажигалку в карман и выбросил сигарету в неспокойные волны, плескавшиеся о стенку вертолетной станции. Пока он наблюдал, как гонимые ветром волны бьются о стенку, одна особенно высокая волна послала целый веер брызг ему в лицо. Она выбросила к его ногам презерватив и лохматый кусок апельсиновой кожуры. Палмер посмотрел на эти «памятные подарки» города Нью-Йорка, повернулся и перешел на другую сторону станции.
В целом, решил он, стоя на сильном ветру, все идет не так плохо. Акции Джет-Тех при открытии биржи держались на 45. Сведения с биржи поступали медленно, но в 11.30, остановившись у одного из городских маклерских пунктов, чтобы проверить таблицу, он увидел, что количество сделок было несколько большим, чем в обычные дни. Было продано уже 10 000 акций, а цена спустилась до 38.
Еще одна высокая волна обдала соленым душем его лицо. Он повернулся и посмотрел в сторону города, противоположную направлению, откуда должен был прилететь вертолет Гаусса. Конечно, подумал Палмер, если КБЦБ[72] докопается до всего, что он сделал, может быть неприятнейший скандал. Тем не менее с самого начала он рассчитывал на две вещи, способные защитить его от огня КБЦБ. Первая, и вероятно наиболее важная, заключалась в следующем: он звонил людям, которым доверял, людям, которых знал лично и кто в свою очередь понимал важность своего молчания. Большинство из них, так или иначе, должны были предстать перед КБЦБ. Они отлично понимали, какими ответами удовлетворят комиссию, не впутывая никого другого и, конечно, не подвергая опасности самих себя.
Но точно в такой же мере важным, понял Палмер, был тот факт, что в случае успеха его плана, КБЦБ будет слишком занята возней вокруг капитала Джет-Тех, выискивая слабые места, нащупывая, так сказать, доски, готовые провалиться, которые имеются у каждой крупной корпорации,– так что никто не задумается, чем вызвана распродажа. А в том, что имелась какая-то огромная слабина, Палмер никогда не сомневался. Упорное стремление Джет-Тех получить полумиллиардный заем свидетельствовало о чем-то более серьезном, нежели простом желании увеличить денежное обращение. Под этим, вероятнее всего, скрывалась железная необходимость возместить задолженность, которую от них требовали.
Прислонившись к высокой бетонно-блочной стене, Палмер устремил взгляд поверх грубой некрашеной поверхности стены на скопление зданий финансового района, прорезающихся сквозь туман. В одном из них, главном управлении ЮБТК, сидел Бэркхардт, все еще не имевший понятия о надвигающихся событиях. В другом – бирже, по всей вероятности, уже начали получать требования на продажу акций Джет-Тех из западных городов страны. В третьем – ряде контор, в которых помещалось нью-йоркское главное управление Джет-Тех, несколько человек, вероятно, начали с некоторым беспокойством реагировать на поступающие с биржи сведения.
Скорее всего, это служащие второго ранга, получавшие премии в акциях компании, когда акции продавались по 44-45. Эти люди следили за малейшим движением акций вниз, точно это был острый как бритва маятник Эдгара По, приближавшийся к их горлу. Любое сколько-нибудь существенное и постоянное понижение могло в один прекрасный день превратить их накопления в кучу бумажек.
Если они еще не реализовали свои акции, понижение может стоить им денег. Еще хуже. Палмер ухмыльнулся: если после покупки акций не истек шестимесячный период, в течение которого КБЦБ запрещала продавать эти акции, то тогда они не только теряют деньги, но и не имеют возможности восполнить иным путем свою потерю. Таким образом, второй эшелон служащих Джет-Тех утратит свои стимулы, как это происходит в последнее время повсюду со множеством людей.
Ухмылка Палмера стала шире. В целом, насколько можно судить, он вполне прилично справился со своей задачей. Теперь, даже если дело не дойдет до полной сумятицы, на которую он рассчитывал, даже если невозможно будет заставить Джо Лумиса отказаться от дерзкой мысли захватить контроль над ЮБТК, во всяком случае, у Лумиса возникает множество проблем.
Палмер уставился на башни финансового района и почувствовал, что никаким усилием воли не может сдержать необыкновенного удовлетворения: такое удовлетворение испытывает деревенский парень, перехитривший городского щеголя. Даже осознав это чувство и борясь с ним, чтобы не выдать его своим видом, он знал: пусть в известной степени, но он прав. Он показал себя равным со всеми в этих джунглях и, быть может, к концу нынешнего дня или завтра докажет, что превзошел всех.
За своей спиной Палмер услышал приглушенный гул вертолета. Он повернулся и увидел, что тот пролетел мимо и, сделав круг над краем острова, направился севернее к Гудзону, вероятно, к станции на Тридцатой улице. Скоро прилетит следующий, решил Палмер. По расписанию оставалось еще минуты две до его прибытия.
Вскоре до него донесся характерный гул другого вертолета, вызываемый вибрацией его огромных лопастей, разрубающих воздух и посылающих его вниз сильными взрывами шума. Палмер устремил взгляд через реку в направлении Бруклина.
Теперь он увидел и вертолет, разворачивающийся по широкой наклонной дуге на посадку. Одетый в опрятную спецовку регулировщик прошел на маленькую бетонную посадочную дорожку и начал широко размахивать правой рукой. Несущийся вниз поток воздуха заколебал поля шляпы Палмера. Он придерживал ее, пока вертолет садился на дорожку. Вскоре мотор заглох, и винт, медленно повернувшись несколько раз, замер. Третьим из выходящих пассажиров был Гейнц Гаусс. Маленький человек оглядывался вокруг себя бегающими глазами. Палмер никогда не видел Гаусса таким возбужденным и таким виноватым, даже в тот день, в Пенемюнде, когда тот впервые был захвачен в плен. Палмер помахал немцу рукой и пошел ему навстречу. Стоя на холодном ветру, они молча пожали друг другу руки. Гаусс захватил с собой только потрепанный коричневый кожаный портфель с позеленевшими медными застежками.
Банковский «кадиллак» ждал за оградой станции. Палмер сел вместе с Гауссом и дал шоферу адрес «Клуба» – всего несколько кварталов от вертолетной станции. Когда машина тронулась, Палмер медленно кивнул Гауссу.
– Я рад, что вы смогли выбраться, Гарри,– сказал он,– как дела с теми тиккерами?
Гаусс страдальчески нахмурился и беспомощно развел руками.– Неплохо,– ответил он наконец, явно стараясь выбрать слово, не выдававшее его немецкого акцента.
Сообразив, что нельзя доверять актерским способностям Гаусса скрыть от шофера свою личность и национальное происхождение, Палмер пустился в длинное путаное описание положения со строительством легких односемейных домов на Лонг-Айленде, средних цифр капитала, процентов, условий, особенностей различных видов бессрочных закладных и финансирования земельных участков. Так как было время ленча, они ехали до «Клуба» более десяти минут по забитой машинами улице.
– …и освобождает его капитал для расширения торговли,– болтал Палмер.– Но как только он достигнет… О, вот мы и приехали. Здесь, Джимми,– обратился он к шоферу. Они вышли из машины ровно в 12.30 и, торопливо пройдя через старинное фойе, молча вошли в массивный дряхлый лифт. В комнате ожидания «Клуба» Палмер кивнул служащему.
– Столик генерала Хейгена,– сказал он.
Служащий улыбнулся и повел их в ресторан. В это время Палмер услышал позади себя бормотание Гаусса:
– Ага, я был прав.
Выполняя роль секретарши Хейгена, Эдис заказала столик возле углового окна. Когда Палмер и Гаусс вошли в большую комнату, за их столиком сидел один человек – маленький худощавый, почти совершенно лысый мужчина, который, встав им навстречу, оказался больше похожим на преуспевающего жокея в отставке.
На самом деле Эдди Хейген был одним из протеже Билли Митчела в двадцатых годах. Армейская карьера Хейгена сильно пострадала из-за его верности неудачливому генералу. Замороженный в чине капитана с 1934 г. вплоть до Пирл-Харбора, Хейген в конце концов был переведен из авиации в разведку, где с начала второй мировой войны быстро заработал генеральскую звезду. После ухода в отставку Хейген стал почетным председателем правления небольшой компании, производящей прицелы для бомбометания. Хотя его наняли только для получения большего числа правительственных контрактов, Хейген отнесся к делу серьезно и начал набирать молодежь из близлежащего МТИ[73]. Теперь продукция компании включала автоматику, различные электронные «черные ящики», всевозможные роботы и телеметрическую аппаратуру. Фирма перешла на восьмое или девятое место в списке частных контрактных организаций, связанных с космическими исследованиями, то есть на место, которое как будто не имела права занимать, если судить по ее довольно малым размерам, но которое досталось ей благодаря качеству ее продукции и умению Хейгена продавать ее своим друзьям в Вашингтоне.
Хейген кивнул Палмеру и приосанился, обращаясь к Гауссу.
– Доктор,– важно произнес он,– приятно видеть вас снова. Они сели за стол. Палмер в душе был очень доволен совершенно верным курсом Хейгена. Ничто не могло доставить Гауссу большего удовольствия, чем обращение к нему по званию.
– Генерал,– ответил Гаусс,– я очень рад.
Они пустились в воспоминания: Хейген демонстрировал удивительную осведомленность послевоенной деятельностью Гаусса. Внимание Палмера отвлеклось в сторону. Он взглянул на ближайшие столики. Два маклера наблюдали за ним с неприкрытым интересом. Притворившись, что разыскивает официанта, Палмер повернулся кругом. Его взгляд пробежал по всей комнате. Угловой столик Лумиса был пуст, но за соседним Арчи Никос потягивал с задумчивой медлительностью какой-то напиток, в то время как два его соседа, банкиры, имеющие дело с капиталовложениями, вели какую-то показную беседу.
Ближе к двери Палмер увидел одного из вице-президентов «Чейз Манхэттен» по департаменту трестов и еще через несколько столиков – двух представителей «Манюфекчерерз Ганновер», обедающих с двумя чиновниками из Федерального резервного управления. Палмер очень удивился, заметив у противоположной стены Джорджа Моллета из «Стар», погруженного в беседу с тремя партнерами «Меррил линч». Рядом со столиком Палмера сидели несколько человек, которых он не узнал. Он бросил на них еще один взгляд.
– …«Лимен бразерс»,– тихо подсказал Хейген и продолжал свою беседу с Гауссом.
Палмер улыбнулся. Хейген всегда отличался способностью мыслить по меньшей мере в двух направлениях. Палмер увидел идущего к их столику официанта. Он повернулся к меню.
– Жареную меч-рыбу? – спросил он своих спутников.
Они прервали свои воспоминания и посмотрели на него.
– Сегодня только понедельник, Вуди,– сухо ответил Хейген.– Я думаю, сегодняшняя встреча достойна филе миньон. Как вы считаете, доктор?
– Ja. Прекрасно.
– Средне прожаренное? – спросил Палмер.
– Прекрасно. Очень хорошо.– Гаусс повернулся к Хейгену.– Ракеты-носители сначала были ключом проблемы, вы понимаете. При низких температурах конструкция шаровых клапанов функционировала не полностью по расчетам. Первый измененный вариант, который мы испробовали, был…
– Бифштексы для всех,– сказал Палмер официанту.– Вам как, генерал?
– Недожаренный.
– Два средне прожаренных, один недожаренный. И три двойных виски со льдом для начала. Доктор? – спросил Палмер.
– Да, bitte.
Палмер следил, как официант удаляется, и в это время заметил вошедших в комнату двух партнеров «Лазар фрер» в компании с представителем «Кемикл бэнк». Палмер откинулся на спинку стула. Он испытывал удовлетворение. Братия слеталась. На сегодняшнем маленьком спектакле присутствовали все звезды.
К десерту техническая беседа между Хейгеном и Гауссом несколько поутихла. Хейген поднял глаза от своего камамбера[74] и ухмыльнулся Палмеру:
– Кажется, мы говорим с ним на одном языке, Вуди.– Потом к Гауссу:
– Как скоро вы можете начать?
К этому времени зал ресторана заполнился до отказа. Несколько человек, успевших поесть раньше, ушли, их места заняли другие маклеры и банкиры. Новость о том, что Эдди Хейген и руководитель научно-исследовательских работ Джет-Тех имеют продолжительный и дружеский ленч, скоро начнет сочиться из топкой почвы Уолл-стрита. Теперь настало время продемонстрировать твердое, счастливое рукопожатие и опустить занавес.
Палмеру удалось это сделать, взглянув на часы и воскликнув:
– Черт возьми, генерал, я обещал этому человеку привезти его обратно на вертолетную станцию через 15 минут. Нам это удастся?
Хейген подавил улыбку и поднялся. Он таким нарочито широким жестом протянул руку, что Палмер на секунду испугался.
– Доктор,– сказал Хейген, тряся руку немца.– Меня не волнует стоимость, но первое, что вы должны сделать,– это построить вашу антигравитационную штуковину. Ее я должен видеть.
– Вы увидите,– пообещал Гаусс, весь сияя.
– Тогда мы заключаем сделку?
– О да! – Гаусс почти кричал.– Да, конечно.
– Danke, mein Freund[75].
– Bitte, bitte schon[76].
По дороге к лифту Хейген, взяв Палмера за руку, задержал его.– Не знаю, что ты на самом деле задумал, нахальный хитрец,– прошептал он,– но думаю, ты и впрямь оказал мне услугу.
– Naturlich[77],– прошептал в ответ Палмер.
– Тебе это тоже кое-что дало,– проворчал Хейген.– Ну, ладно, я пойду назад и с видом довольного собой, и жизнью, и всей прочей чепухой выпью чашечку кофе.
– И если тебя о чем-нибудь спросят,– тихо сказал Палмер,– молчи.
– Яйца курицу не учат,– ответил Хейген.– И слушай, старый армейский дружище, вспомни про меня, когда мне понадобится небольшой заем на расширение производства. Или два займа. Или три.
– Ладно, курочка.
– Еще раз до свидания, доктор,– громко обратился Хейген к Гауссу,– получил огромное удовольствие.
На этот раз Гаусс, в самом деле, сдвинул каблуки. Палмер подумал, что щелчок мог быть просто оглушающим, не помешай обшлага брюк.
Они спустились в лифте так же молча, как и поднимались. Молчание продолжалось и в машине по дороге на вертолетную станцию. И, только постояв с Гауссом в очереди и купив ему посадочный билет, а потом проведя его на площадку ожидания, Палмер нарушил молчание:
– Дома вы будете в три тридцать по нью-йоркскому времени, два тридцать по вашему.
Гаусс нервно кивнул.
– Послушайте,– произнес он и замолчал, облизывая губы. Его глаза были влажными.– Мы действительно заключили соглашение, генерал и я?
– Его рукопожатие – столь же обязывающе, как и контракт. Тем не менее, насколько я знаю генерала, вы получите экземпляр контракта с завтрашней почтой.
Гаусс мгновенно просветлел. Потом снова стал удрученным.
– Я должен сообщить им, в Джет-Тех,– пробормотал он.
– Если вас так это волнует, просто подпишите ваши экземпляры контракта и отправьте их назад генералу. Через день-два он вернет вам ваш зарегистрированный экземпляр с подписью его компании. Все станет законным и официальным. Тогда сообщите Джет-Тех.
– А-а.– Гаусс, казалось, успокоился. Он деловито посмотрел на небо, потом повернулся и какое-то время разглядывал линию горизонта. Нахмурился.– Беспорядочно,– сказал он.– Никакого чувства формы.
Палмер пожал плечами:
– В этом частица нью-йоркского обаяния.
– Для меня нет.– Гаусс выпрямился во все свои 162 сантиметра и с важным видом сделал несколько шагов к реке.– Исследовательский штаб генерала в Нью-Ингленд, nicht wahr? – Вы правы,– согласился Палмер.
Они стояли молча, пока вертолет приземлялся и высаживал пассажиров. Один из регулировщиков махнул рукой одетому в униформу контролеру, который, открыв проход, повел к вертолету новых пассажиров.
Гаусс обернулся и еще раз взглянул на линию горизонта. Покачал головой и сказал:
– Не понимаю, как люди могут здесь жить.– Высокая волна стукнулась о стенку позади него и послала целый душ брызг на его ботинки вместе с промасленным куском коричневатой бумаги. Гаусс довольно чопорно протянул руку.– Получил огромное удовольствие.
Палмер пожал ему руку.
– Желаю счастья.
Гаусс тонко улыбнулся.
– Каждый сам кузнец своего счастья,– сказал он и, повернувшись, поднялся в вертолет.
Хайль Гитлер! – подумал Палмер. Не ожидая взлета, он повернулся и пошел с бетонной дорожки, мимо билетной кассы к «кадиллаку». Теперь ему было совершенно безразлично: вертолет мог опрокинуться, перевернуться набок и утонуть, как огромный жук в грязных коричнево-зеленых водах нью-йоркской гавани. Занавес опущен. Спектакль окончен. Самоуверенный, хныкающий маленький немец – главный герой спектакля – теперь мог исчезнуть с лица земли.