Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален

Глава 34

Глаза и уши Его Императорского Величества в Ланне господин Краугер был всё так же бледен, как и в прошлую их встречу, а вот учтивость его заметно выросла. Теперь он не корчил гримас пренебрежения и в спеси не оттопыривал нижней губы. Напротив, он склонился в долгом поклоне, как и его спутники.

Волков тоже встал и поклонился. Но затем сел и, мстительностью своею упиваясь, господам сесть не предложил: ничего, постоят.

Но господа недовольства от этого совсем не выказали, а напротив, всем видом своим показывали любезность, особенно любезен был сам штатгальтер. Он и заговорил:

— Кавалер Иероним Фолькоф, полковник Его Императорского Величества, владетель Эшбахта?

— Да, это я, — отвечал Волков, пропустив мимо ушей слово «полковник», — а вас я помню, вы штатгальтер Краугер.

Краугер кивнул и продолжил:

— Его Императорское Величество восхищены вашей победой над хамами, единственное, о чём он сожалеет, так это о том, что грубиян фон Эрлихген не был схвачен.

— Я и сам о том сейчас сожалею, — отвечал кавалер, — но он слишком рано покинул поле боя. Я даже его не видел, когда атаковал повторно. Если бы схватил его, то преподнёс бы смутьяна в дар Его Величеству.

— Тем не менее, император восхищён вашей победой, он говорит, что и не знает, что ему сейчас нужно больше: золото или истинные рыцари и полководцы, такие как вы, кавалер Фолькоф.

Это было лестное сравнение. Если сам император и вправду так говорил о нём… Волков даже заволновался немного. А штатгальтер продолжал:

— Император просит вас, полковник, принять в дар безделицу, — он сделал знак своему спутнику, и тот достал из-за спины небольшую шкатулку, передал её Краугеру, и тот, откинув крышку, преподнёс её Волкову.

То была брошь для закрепления пера на шляпе или на каком другом головном уборе. И брошь эта была великолепна. То был огромный, непередаваемо синий сапфир в обрамлении серебра.

«Десять золотых? Да нет… Двадцать! Двадцать пять!»

— Лазурь и серебро, — произнёс Краугер, ставя шкатулку на стол перед Волковым, — ваши цвета, кавалер.

Да, лазурь и серебро. Неужели император теперь знает про его цвета? Скорее всего нет, но его советники знают точно.

— Благодарю вас, господин штатгальтер, — отвечал кавалер, стараясь сдерживать страсти, что бушевали в его душе, — внимание императора — уже великая награда, а уж такое сокровище и вовсе благодать.

— В таком случае, разрешите считать мою миссию оконченной, — произнёс Краугер, — не смею вас больше донимать своим присутствием.

Штатгальтер и господа, что были с ним, ему снова кланялись, Волков тоже встал и прежде, чем они уже повернулись к двери, кавалер, как будто между прочим, «вспомнил» о том, о чём ни на миг не забывал:

— Господин штатгальтер.

— Да? — Краугер и его спутники остановились.

— А как же неразрешённое наше с вами дело?

Волков хотел уже напомнить ему о векселе, о деньгах. Но штатгальтер его опередил:

— Так нет между нами никаких неразрешённых дел, а тот вексель, что вы мне приносили, будет вам выплачен тотчас, как только вы его подадите снова. Можете даже сами не приходить, а прислать верного вашего человека с ним и подать вексель моему секретарю. И того будет достаточно.

— Прекрасно, завтра же всё и улажу, — сказал Волков.

— Распоряжусь, чтоб вас или вашего человека завтра ждали, — обещал штатгальтер.

После он принимал посетителей с подарками, потом разговаривал с молодыми людьми из своего выезда. Повесы ещё не поняли, что жизнь их изменилась, не знали они, что такое дисциплина, пришлось их вразумлять, объяснять им, что это дома они были господами, а тут они его оруженосцы и будут делать то, что им по чину положено. То есть сами чистить его коней, а не поручать это своим слугам. И господину Фейлингу генерал сделал внушение, что он чересчур мягок и добр, а раз он старший, то должен быть требователен ко всем подчинённым.

У него были планы на вечер, он собирался проехаться по кабакам и трактирам, узнать, как его сержанты нанимают новых солдат. Ему надо было понять, как идёт набор, охотно ли идут люди под его знамя, хватает ли денег у сержантов, но тут пришли известные ему господа. Это были городские военные, которые просили его быть на пиру, что они устраивали в его честь. Как отказать тем, кого ты считаешь братьями своими? Конечно же, он пошёл, тем более, что, в отличие от штатгальтера, который называл его полковником, эти господа, чтя солдатские традиции, звали его генералом.

Дело было в хорошем трактире, который звался «Кабанья башка» и был на площади, как раз против городской ратуши. Его посадили во главу стола, по правую руку от него сидел капитан городского ополчения, по левую — капитан городской стражи. Остальные чины сидели по убыванию. Ещё не начали ставить блюд на стол, как господа военные стали пить вино и спрашивать его, как было дело, как вёл себя фон Бок, как воевали мужики. Волков рассказывал всё без утайки. И то, что с маршалом у него сразу не заладилось. И с генералом фон Беренштайном отношения были дурны. И что он угодил в страшную засаду, и как солдаты не хотели строить лагерь, а желали отступать. И как он построил лагерь, и как отбил атаку на него. Как генерал попытался переправиться через броды, но не дал резервов, когда это было нужно. И как после неудачи отъехал, сославшись на болезнь. Только про Агнес он ничего не рассказал. А сказал лишь, что после первой отбитой атаки мужики стали отдыхать, а их офицеры уехали. А он, хоть и приказано ему было отступать, уговорил офицеров провести ещё одну атаку. И она-то и была успешной. Так он хамов побил и захватил их лагерь. Господа офицеры слушали его с большим вниманием, перебивая лишь уточняющими вопросами. А потом пили за его здоровье до самой ночи. И выпили крепко, так крепко, что многие не могли сами идти домой, а легли спать прямо там в трактире на лавках. А сам Волков едва держался в седле, когда возвращался домой.

Утром ему понадобилось умение Агнес врачевать, так как чувствовал он себя нехорошо. А его уже с утра дожидались люди. То были всякие купчишки с подарками. Кто куль муки привёз, кто пива, кто пришёл подарить шитья для женщин дома фон Эшбахтов. Но один из них был монах. И то был не монах из монастыря за забором, коим руководил аббат Илларион. То был монах иной. Волков сразу понял, что посыльный это от двора Его Высокопреосвященства. И был прав.

— Что тебе? — спросил у него Волков, всё ещё не очень хорошо себя чувствуя и беря чашу с кофе, что подала ему Агнес.

— Брат Родерик просит вам передать, что сегодня, после вечерней мессы, Его Высокопреосвященство примет вас у себя.

«Ну конечно, как разговор зашёл про деньги, про большие деньги, так уже неделю ждать не нужно, нашлось для меня время у архиепископа».

— Передай викарию, что буду непременно, — ответил он монаху, после чего тот удалился.

Он привёл себя в порядок и, пока было время, поехал по городу. Он уже знал, где сидели его сержанты, нанимавшие солдат, о том ему рассказали вчера офицеры на ужине. Говорили, что многие их подчинённые подумывают наняться к нему на одну кампанию. Среди солдат и сержантов его считали очень удачливым командиром, который всегда с добычей. Это ему льстило, и его ожидания оправдались. Те сержанты, что нанимали людей в стрелковые роты Рохи, сказали, что уже набрали полторы сотни желающих. И больше уже не берут. Ждут, когда подойдёт войско, чтобы передать новонабранных капитану. У других тоже дела шли неплохо, и не мудрено, Волков предлагал за два месяца девять с половиной монет. Это было на три талера щедрее, чем за то же время предлагали рекрутёры императора совсем недавно. Единственное, что отпугивало людей, так это разговоры, что придётся воевать с грозными горцами. Но разговоры о том, что кавалер Фолькоф фон Эшбахт уже бил их дважды и один раз грабил, настраивали людей на нужный лад. И народ шёл в роты хороший, опытный.

Как поговорил с сержантами, так поехал домой, а тут как раз рядом был городской арсенал, около которого собирались купцы, что торговали оружием, стояли оружейные ряды, где красовались вывески лучших оружейных домов земли Ланн и Фринланд. Волков слез с коня, пошёл глядеть, чем торгуют.

Но сколько ни бродил генерал, ничего интересного для себя не нашёл. Купчишки, как прознали, кто меж ними ходит, так подбегали, шапки снимали, кланялись, просили на их товар взглянуть. Но ничем ему угодить не могли. Всего у него было в достатке, те трофеи, что взял он в лагере у мужиков, были избыточны: и кирасы, и шлемы, и бригантины, и рукавицы латные с наплечниками и горжетами, всё у него было, всего хватало.

А пик и копий так полковники для своих полков сами прикупят по надобности, как будут в городе. Единственное, что он искал, так то были мушкеты. Но ни один из купцов такого товара не имел, хотя многие предлагали ему хорошие, лёгкие аркебузы. Но ему они были без надобности. И поначалу он злился на то, что у дурней нет мушкетов, а потом, поразмышляв, стал даже радоваться. Огромный город Ланн слыл во всех окрестных землях главным оружейным и цехом, и рынком, и если тут нет мушкетов, то, значит, и спроса на них нет. Ещё так никто и не понял, насколько это грозное оружие. А значит, и у горцев такого оружия не будет.

С этими мыслями он поехал домой обедать.