Башня

25 17.56 — 18.09

Один из специалистов Береговой охраны, по фамилии Кронски, неторопливо подошел к низкому парапету на краю крыши Торгового центра, оперся обеими руками о стену, осторожно, робко наклонился и взглянул вниз, но тут же отшатнулся.

– Господи Боже, сержант, – сказал он Оливеру, – там и земли не видно! В жизни не был так высоко!

– Но ты же летал на самолете! – заметил Оливер.

– То совсем другое. – Кронски помолчал. – И все равно я не был в восторге. Я вам не парашютист.

Кронски встал подальше от края и засмотрелся на «Башню мира», на ряд разбитых окон по фасаду банкетного зала. Он держал гарпунную пушку, похожую на огромное ружье, из которой должен был выстрелить гарпун с тонким ведущим линем, который, аккуратно свернутый, лежал в специальной сумке.

– Вы это всерьез, сержант? – сказал Кронски. – В такую даль? На таком ветру? – Он покачал головой. – Ничего не выйдет.

Оливер в душе признавал его правоту. Это было даже дальше, чем казалось с земли, – сто восемьдесят – двести метров, – и ветер свистел в ушах, как в шторм. С другой стороны, он обещал Вильсону, что попытается, и не хотел изменять своему слову.

Кроме того, по ту сторону пропасти в окнах огромного здания он видел людей и чувствовал дым, шедший в их сторону, и хотя это был не совсем «пожар на море», при упоминании о котором у каждого моряка кровь стынет в жилах, все же сердце у него тревожно сжалось:

– Я не спрашивал вашего мнения, Кронски. Действуйте.

Кронски пожал плечами, взял пушку и тщательно ее зарядил.

- Даже если мы перебросим туда линь, сержант, – сказал он, – и переправим к ним спасательный пояс. – Он в упор взглянул на Оливера. – Как бы вам понравилось спускаться с такой высоты на этой висюльке при таком ветре?

– За дело, Кронски!

Кронски кивнул, приложил пушку к плечу и прицелился достаточно высоко, чтобы гарпун улетел подальше. Оливер сказал в микрофон:

– Делаем первую попытку.

– Все в порядке, – ответил голос Ната. – В Башне все готово.

– Эти несчастные сухопутные крысы, – сказал Кронски, – вечно попадают в дурацкие ситуации, да?

Он нажал на спуск.

Дрожащий гарпун вылетел из дула пушки. Он стремительно удалялся, легкий, как перышко, сверкая в лучах вечернего солнца. По плавной дуге он приближался к линии выбитых окон все выше и выше, пока не оказался на уровне вершины телевышки. И вот, достигнув апогея и подчиняясь воле земного притяжения, он начал падать – все еще по дуге – а линь со свистом все еще вылетал из сумки.

Они провожали взглядами его взлет и падение, и еще до того, как гарпун промелькнул мимо ряда выбитых окон, уже знали, что ничего не вышло.

– Дерьмо, – сказал Кронски.

Оливер, высокий, громадный и невозмутимый, как скала, ответил:

– Попробуйте снова. Сдаваться еще рано.

Губернатор стоял в глубине зала и обнимал Бет за талию. Они вместе наблюдали, как взлетает тонкий, чистый и сверкающий гарпун, и на миг у них блеснула надежда.

Первым, кто своим точным взглядом художника угадал, что операция не удалась, был Бен Колдуэлл.

– Начинайте искать другой выход, Нат, – сказал он в трубку почти шепотом, но сенатор услышал.

– Это безнадежно? – спокойно спросил он.

– С такой пушкой, – ответил Бен, – вероятно, да. Думаю, что в Береговой охране есть более мощные, но насколько они точны... – Он пожал плечами. – Доставить линь на палубу судна, особенно если это грузовой пароход, совсем другое дело. В таком случае достаточно, если гарпун просто попадет на палубу. Но попасть в эти окна на таком расстоянии... – Он снова пожал плечами.

Гровер Фрэзи со стаканом в руке, как загипнотизированный, наблюдал за происходящим, и когда гарпун скользнул вниз и исчез под окнами, губы его беззвучно зашевелились, а взгляд стал почти безумным.

В зале кто-то включил транзистор и понеслись твердые ритмы рока.

– Ради Бога, – сказал мэр Рамсей, – сейчас не время для веселья.

Он тоже наблюдал за падающим гарпуном, пока тот не исчез из поля зрения:

– Я сейчас это выключу.

– Оставьте, Боб, – сказал губернатор, – разве вы предпочитаете псалмы и молитвы?

– Не понимаю, при чем здесь это.

– При том. – Голос губернатора звучал устало. – На палубе «Титаника» тоже играл оркестр, когда корабль уходил под воду. И некоторые молились. – В его голосе прибыло резкости, но не силы. – Черт возьми, Боб, эти люди до смерти перепуганы, и я их понимаю. Пусть делают, что хотят. – Его рука теснее обвила талию Бет. – Я сейчас пойду звонить. А вы?

– Пойду с вами куда угодно, – ответила Бет. – Я не хочу оставаться одна.

В трубке раздался голос Ната:

– Мне очень жаль, губернатор. Слишком далеко. Оливер попытается еще раз, но... – Неоконченная фраза повисла в воздухе.

– Понимаю, – ответил губернатор. – Делайте, что в ваших силах, – он усмехнулся над собственными словами, покачал головой. – Ну ничего, – помолчав, спросил: – Лифты придется сбросить со счета?

– Ядро слишком раскалилось, – сказал Нат. – Направляющие погнулись. Мне очень жаль

Бет испытывала клаустрофобию в этой тесной, переполненной людьми канцелярии. Там были оба пожарных, Хоуард и Старр, Бен Колдуэлл, Гровер Фрэзи и шеф пожарной охраны. У Бет возникло безумное чувство, что она физически ощущает расползающийся откуда-то страх.

Губернатор отвернулся от телефона и спросил Хоуарда:

– Вы убеждены, что лестницами воспользоваться невозможно?

– Абсолютно, – ответил Хоуард и взглянул на Старра, который кивнул. – Здесь все же лучше, – продолжал он, – хотя тоже ничего хорошего. Вот смотрите, – он развел руками и поднял их. – Вы когда-нибудь видели, как горит лес? Нет? Обычно это начинается с маленького очага. Кто-то неосторожно разведет костер, бросит сигарету или что-нибудь еще. Вначале займется трава, потом кусты, потом низкие ветви больших деревьев. – Он замолчал, жестами иллюстрируя, как это бывает. – Допустим, там наверху, на самой вершине одного из больших деревьев, гнездо с птенцами. Внизу, на земле, да и в нижних ветвях дерева все уже горит, огонь и дым прибывают, пламя скачет с ветки на ветку. – Он снова помолчал. – Но гнездо еще долго будет в безопасности. Не навсегда, чтобы вы меня поняли, но на некоторое время. Пока пламя не доберется до верхних ветвей, тем птичкам лучше сидеть на месте. – Последняя пауза. – Особенно если они не умеют летать.

Шеф пожарной охраны сказал: – А это чертовски высокое дерево. Так что кое-какое время у нас есть.

– Для чего? – спросил Гровер Фрэзи. – Чтобы мы просто сидели, прекрасно зная, что нас ожидает? – Он вскочил. – Я ждать не собираюсь! – Он говорил все громче.

Мэр Рамсей сказал с порога:

– Да сядьте вы! И ведите себя как взрослый человек!

Фрэзи тихо ответил:

– Вам бы стать вожатым у скаутов. Да вы им наверняка были. Бог, Родина и Йель? Галстук в тонах колледжа и «положение обязывает»?

Он направился к дверям.

– И не пытайтесь меня остановить, – бросил он в лицо губернатору.

– Не буду, – ответил тот, наблюдая, как Фрэзи исчезает за дверью.

В канцелярии все молчали. Бет открыла было рот, но только молча покачала головой. Шеф пожарной охраны беспокойно завертелся на стуле. Мэр сказал:

– Нужно было его остановить, Бент.

– Пусть это будет на моей совести, – ответил губернатор.

Пожарный Хоуард заметил:

– Ему не выйти с этой лестницы живым, мистер губернатор.

– Я это и имею в виду. – Лицо губернатора выдавало внутреннее напряжение.

На пороге появился сенатор Петерс, оперся о косяк.

– Пусть это будет на моей совести, – повторил губернатор. – Возможно, я прав, возможно, нет. Не знаю. И мы это никогда не выясним. О таких решениях можно дискутировать до бесконечности.

– Ведь речь идет о жизни человека! – напомнил мэр.

– И это я понимаю, – согласился губернатор, – но кто дал мне право решать судьбу другого человека?

– Вы отказываетесь от своих принципов?

– В этом, Боб, – сказал губернатор, – и состоит разница между вами и мной. Я не верю в теорию о папочке, который всегда лучше знает что и как. Когда речь идет об общественных интересах, я всегда занимаю твердую позицию. Но если взрослый человек решает сделать что-то, не затрагивающее остальных, это не моя забота.

Из зала отчетливо долетели ритмы рока. Неожиданно раздался смеющийся женский голос, в котором звучала истерика. Кто-то крикнул:

– Эй, смотрите! Он уходит!

– Сейчас это все ваше общество, Бент, – сказал мэр. – И оно настроено наподобие Фрэзи. Этого вы не можете отрицать.

– Именно поэтому я так решил, – ответил губернатор. – Честно говоря, я думаю, теперь нам будет легче. Мы избавились от взрывоопасного элемента.

Сенатор Петерс хладнокровно произнес, ни к кому не обращаясь:

– Хладнокровный сукин сын, а?

Никто не ответил.

Сенатор улыбнулся:

– Но я должен признать вашу правоту, Бент.

Губернатор встал из-за стола.

– Итак, все что нам остается – это надежда, что ваши люди, Пит, сумеют справиться с огнем раньше, чем он доберется, – неожиданно он улыбнулся, – до гнезда.

– Как я уже говорил, – поддакнул шеф пожарной охраны, – это чертовски высокое дерево.

Бен Колдуэлл спросил:

– Никто не слышал прогноза погоды? Гроза с приличным ливнем могла бы помочь.

Бет, наблюдавшая за всем этим, почти физически ощущала грозу, собиравшуюся в воздухе комнаты. Из глубины ее воспоминаний всплыла та особая темнота, означавшая приближение бури, первые порывы ветра, их нарастание, первые отдаленные удары грома.

«Сколько раз ей довелось это пережить и сколько раз, еще ребенком, она злилась, что гроза портит прекрасный летний день? Первые капли всегда были крупными и редкими, молний сверкали все чаще и чаще, и все меньше становились интервалы между ними и ударами грома.

Двадцать один, двадцать два, двадцать три – она всегда считала интервалы в секундах, чтобы угадать расстояние до грозы, пока та не была прямо над головой и уже не было никаких интервалов, и гром гремел одновременно с ударом молнии.

Тогда, небеса разверзались и дождь лил сплошной стеной, иногда с градом, и градины подпрыгивали и стучали по окнам и крыше, как будто пришел конец света.

И ее это могло огорчать? Когда в эту минуту, по словам Бена Колдуэлла, гроза представлялась единственной надеждой на спасение? Невероятно! »

– Да, хороший летний ливень нам бы не помешал, – как раз, улыбаясь, говорил губернатор. – Вы никого не знаете, Бен, кто мог бы вызвать дождь?

В этот момент ожил телефон. Губернатор нажал кнопку, чтобы слышали все.

– Армитейугж слушает.

Голос Ната Вильсона звучал совсем устало:

– Со вторым выстрелом получилось не лучше, чем с первым. С самого начала мы не питали особых надежд, но все равно старались как могли.

– Понимаю, – ответил губернатор. – Мы благодарны вам за ваши усилия.

– Браун хотел бы знать, добрались ли к вам благополучно двое его людей.

– Добрались. Они сейчас среди нас. А двое других успели спуститься вниз?

После долгой паузы послышался голос Брауна:

– К сожалению нет, мистер губернатор. Они отрезаны на пятидесятом этаже. Ниже на лестнице пожар.

– Тогда срочно пошлите их наверх, если они еще могут идти.

– Над ними тоже все горит.

Губернатор закрыл глаза, потом медленно открыл их:

– Браун!

– Да?

– Дайте мне опять Вильсона, – и когда узнал голос Ната, он сказал: – Я хочу поручить вам подготовить полный отчет. Главу за главой, пункт за пунктом обо всей этой комедии ошибок. Сделайте это немедленно, пока еще можно получить свидетельские показания. Ничего не утаивать, не щадить ничьих чувств. Кто что сделал, или кто что не сделал, насколько возможно и почему. Пока сможем, будем вас непрерывно информировать обо всем, происходящем здесь, о каждом решении, которое примем, о каждом факте, который выясним.

В динамике было отчетливо слышно чье-то бурчание. Это Гиддингс выражал свой протест.

– Скажите тому ворчуну, кто бы он ни был, – продолжал губернатор, – что это вроде предварительного слушания перед началом процесса, и если мы проведем его правильно, то это может предупредить дальнейшие бессмысленные трагедии, подобные этой. По крайней мере, я от всей души надеюсь.

– Понимаю, – ответил Нат.

– Пусть говорят факты, – продолжал губернатор. – Заранее никого не обвиняйте. Это ни к чему. Думаю, что при этих обстоятельствах виновников найдется более чем достаточно. – Он помолчал. – Включая и некоторых из нас, наверху, которые виноваты прежде всего в том, что дали одолеть себя своему тщеславию. Вы меня поняли?

– Да.

Хорошо, – сказал губернатор. – Мы соберем... – Он запнулся, потому что в зале вдруг все стихло, вдруг кто-то закричал, потом завизжал. Там что-то произошло.

– Останьтесь на связи, – сказал губернатор, вскочил со стула, подбежал к дверям и выглянул в зал. – Боже мой! Господь всемогущий!

Кто-то открыл противопожарные двери, потому что в них ломились снаружи. В дверном проеме стоял Гровер Фрэзи. Большая часть одежды на нем сгорела. Волосы тоже, так что череп был голым и черным; глаза на изувеченном лице выглядели просто черными дырами. Зубы сверкали в безумном оскале. С верхней половины тела свисали клочья мяса, а кожа, оставшаяся от ботинок, дымилась. С вытянутыми руками он сделал неверный шаг вперед, в горле у него что-то хрипело и булькало. И тут он внезапно упал плашмя и превратился в обугленную, почерневшую кучку чего-то неживого. Еще раз судорожно дернулся, но больше уже не шевелился и не издавал ни звука.

В зале стояла тишина. Мертвая тишина.

Губернатор негромко сказал:

– Прикройте его.

Когда он повернул назад и двинулся в сторону канцелярии, лицо его было непроницаемо.

«Пусть это будет на моей совести», – мысленно повторил он и на миг закрыл глаза.