Башня

29 18.41 — 19.02

Постовой Шэннон с четырьмя швами под свежей повязкой на лице уже снова стоял с Барнсом у барьеров.

– Мне доводилось читать про такое, – сказал Шэннон, но мог бы ты поверить, что однажды увидишь это собственными глазами?

Он обвел широким жестом площадь, паутину шлангов, мечущихся пожарных, дым, валивший из разбитых окон на фасаде здания, столб дыма у вершины Башни и высоко в небе вертолет, казавшийся рядом с гигантским зданием невероятно крохотным.

– Ах ты, ирландская гиена, – сказал Барнс, но в его голосе не было злобы.

– Да, недурной костерок, – сказал Шэннон, – в самом деле. – Он помолчал. – Ну да, Фрэнк, я знаю, что это звучит кровожадно, но это факт. Почему всегда сбегается столько людей? Потому что этот огромный костер возбуждает, потому что тут попахивает адским пламенем.

– А ты что ощущаешь на месте тяжелой аварии? – спросил Барнс. – Когда вокруг валяются трупы? И всюду лужи крови?

– Ну нет, это совсем иное. То всегда происходит из-за людского безумия. Но здесь – здесь нечто великолепное. Ты только посмотри! Пламя достает уже до половины этого чудовищного домины! Видишь?

– Вижу, – ответил Барнс, и, немного помолчав, добавил: – Единственное, что приходит мне в голову, это «Готтердаммерунг».

- Выражайся по-английски, ты, черная рожа.

- Пожар Балгаллы, – ответил Барнс, – царство Богов, которое превратилось в пепел.

Шэннон помолчал, не отрываясь глядя наверх.

– Это жутко, – наконец сказал он, – но великолепно.

Нат, прижимая телефонную трубку плечом и держа в руках рацию, сказал, ни к кому не обращаясь:

– Пока все идет хорошо. Там, наверху, поймали и привязали линь. Вертолет возвращается на крышу Торгового центра.

Тим Браун воскликнул: – Слава Богу!

Вынув полупустую пачку сигарет, он посмотрел на нее и, внезапно решившись, швырнул ее всю в корзину для мусора.

– В жизни не будет лучшего повода бросить это к черту, – сказал он.

Патти сидела, молчала и слушала. Теперь она радостно улыбнулась.

Гиддингс сказал:

– Первая половина битвы выиграна. Теперь вторая...

– Вы правы, – подтвердил Нат, и вдруг не выдержал: – Но если бы мы не выиграли первую, черт вас всех подери, сейчас оставалось бы только сидеть сложа руки. – И снова закричал в трубку: – Да, губернатор?

– Допустим, все получится, – говорил губернатор, – что будем делать дальше? Мне, к счастью, еще никогда не приходилось пользоваться спасательным поясом, я не имею об этом никакого понятия. Знаете, ветер и все такое. Безопасно ли это для женщин?

– Нужно просунуть ноги в два отверстия, – сказал Пат. – Человек оказывается как будто в мешке. Достаточно закрыть глаза и крепко держаться. – Он умолк, потом произнес торжественно и серьезно: – Но вам придется кое-что предусмотреть, кто и в каком порядке поедет и тому подобное...

– Первыми – дамы. Это мы уже решили.

– Мистер губернатор, каждый рейс с крыши Торгового центра и обратно займет какое-то время. Скажем, минуту. У вас там около ста человек, возможно, половина из них женщины. Все это займет в лучшем случае около часа, это только переправа женщин и еще час, пока сможем спасти всех мужчин. Ждать придется долго, и будет лучше, если вы установите очередность...

Тут в канцелярии раздался чей-то голос и Нат запнулся.

Губернатор сказал:

– Отлично, Джек. – И потом Нату: – Сенатор Петерс предвидел, что вы скажете. Я боялся, что он принялся вырезать из бумаги фигурки, но он, оказывается, приготовил бумажки с номерами для жеребьевки.

Нат кивнул и улыбнулся: – Хорошо, – и добавил: – Там найдется кому следить за порядком?

– И над этим мы уже работаем, – Губернатор помолчал. – Два часа? Так вы считаете?

– Возможно и меньше, – ответил Нат, – но ведь все должно идти потихоньку-полегоньку, иначе...

Рация затрещала.

– Оливер вызывает трейлер, – раздался голос. – Мы уже привязали к линю прочный трос. Как только они начнут тянуть, мы будем потравливать, но скажите им, чтобы не спешили. Когда трос развернется полностью, им придется тянуть приличную тяжесть. И к тому же этот чертов ветер!

– Будет сделано, – сказал Нат. – Оставайтесь на связи, сержант.

Он снова заговорил в трубку:

– Все готово, губернатор. Скажите своим людям, пусть начинают тянуть и приготовятся как следует пропотеть, пока не кончат. Желаю удачи.

– Спасибо вам. – Голос губернатора дрогнул. – Вы останетесь у телефона?

– Останусь. И на рации тоже.

– Помоги вам Бог, – сказал губернатор.

Нат положил трубку на стол, откинулся на спинку и перехватил взгляд Патти. Она улыбалась.

Тим Браун спросил:

– А конструкция-то выдержит? Если она вдруг начнет рушиться, то наделает таких бед, каких этот город еще не видел.

– Я думаю, выдержит, – ответил Нат. – Даже если огонь полностью выйдет из-под контроля.

– Ну, дорогой мой, – сказал один из пожарных, – он уже давно вышел. Все, что мы делаем, так же бесполезно, как ведром бороться с приливом. И при этом, к тому же, теряем людей.

– Значит, вылетят новые окна. И алюминиевая обшивка тоже не выдержит. Но сам каркас не рухнет.

- Вы в этом уверены?

Нат покачал головой.

– Могу только гадать, – сказал он, – и все. – Его мысли ушли в другую сторону. – Когда горит лес, то человек молится, чтобы пошел дождь.

– У нас в Бостоне говорили, – сказал Гиддингс, – «Господь с нами, поможет дождями». Насколько бы нам это помогло? – Он повернулся к троим пожарным.

Один из командиров пожал плечами:

Ну, как-нибудь бы помогло. Там, наверху, – он подмял голову и взглянул на банкетный зал, – это дало бы чуть больше времени. – Он помолчал. – Но если туда уже пошел дым... Два часа – это очень долго.

«Время, как всегда, решает все, – подумала Патти, – Время – всеобщая мера всего, его длина, ширина и глубина. Это оно решает, будут жить те, кто ждет наверху, или погибнут. А мы, бессильные, стоим вне этого времени», – и ей снова вспомнилось ожидание в больнице возле реанимации.

Она подумала о том, что чувствует сейчас ее мать, но вспомнила, что Мери Макгроу в эту минуту в церкви, где стоит на коленях, молится за душу Берта Макгроу и верит, что ее молитвы будут хотя бы услышаны, если не выслушаны.

«Может ли вера передвинуть горы? Возможно да, возможно нет. Безусловно может успокоить и утешить».

«Только я все равно не верю», – подумала Патти, возможно впервые с истинным сожалением.

«Мы отвернулись от старых обычаев, многие из нас, но что мы обрели вместо них? »

Тут она вдруг поняла, что Нат озабоченно смотрит на нее, и повторив мысль вслух, задумалась, поймет ли ее Нат.

- По-моему, не обрели ничего, – ответил Нат. – Мы заменили веру тем, что называем наукой, и выяснили, что знаем слишком мало, чтобы эта замена пошла нам на пользу. Возможно, что мы никогда не будем знать достаточно.

Патти подумала, что в его глазах, не отрывавшихся от ее лица, сквозит немой вопрос. Она соскользнула со стула, подошла и села на угол его стола.

- Не бойтесь за меня. Правда. Мама сказала, что пойдет домой, выпьет чашку крепкого чая и как следует выплачется. Я поступлю также, но потом.

– После чая? – Нат попытался пошутить.

- Я вообще очень старомодна, – ответила Патти.

Затрещал телефон. Нат взял трубку:

- Да, губернатор?

- Сегодня уже был один инфаркт, – сказал губернатор, – и это подтолкнуло меня кое-что сделать. Я приказал составить список фамилий и адресов всех, кто здесь. Когда он будет готов, я его продиктую, чтобы кто-нибудь мог записать.... На всякий случай.

– Да, губернатор, – Нат закрыл рукой трубку, а Брауну сказал: – Найдите кого-нибудь, кто умеет стенографировать.

Патти вскочила с края стола.

– Я могу это сделать.

«Наконец что-то, что я могу сделать, – подумала она, – хоть чем-то помочь».

Нат взглянул на нее и одобрительно кивнул.

– У меня хороший почерк, – добавила она.

Нат ответил в трубку:

– Мы готовы принять ваш список в любой момент, губернатор, – Он снова откинулся на спинку и улыбнулся Патти.

– Вы справились, – спокойно сказала Патти. – Вы обещали им что-нибудь придумать и придумали. Я горжусь вами.

– Все еще впереди. Все-все.

– И все равно я горжусь вами. Сколько бы их не спаслось...

Рация прохрипела:

– Оливер вызывает трейлер. Трос уже там. Я хотел бы быть уверен, что кто-нибудь сумеет как следует завязать узел; лучше всего двойной морской. Если конец отвяжется, когда кто-то будет в пути... – Он не договорил.

Нат ответил:

– Там двое пожарных и, вероятно, найдется какой-нибудь бывший скаут. – Он не сумел скрыть охватившее его чувство победы. – Я позабочусь об этом, сержант. Оставайтесь на связи.

Он еще раз связался по телефону с губернатором, слегка улыбаясь мысли, что человек, привыкший решать проблемы восемнадцати миллионов человек, теперь пытается найти умельца, чтобы завязать трос нормальным узлом. Выслушал ответ.

– Спасибо, мистер губернатор, – сказал он и взял рацию: – Они справились с двойным морским. Можете быть спокойны, сержант.

– Тогда скажите им, что пора подтягивать спасательный пояс. Мы готовы.

Его голос звучал поистине триумфально.

Ядро здания, превратившееся в огромную печную трубу, было раскалено как пламя паяльной лампы. Труба неустанно засасывала снизу свежий воздух, который с ураганной скоростью мчался вверх, стремительно расширяясь и превращаясь в адское пламя.

Стальная конструкция каркаса начинала раскаляться. Менее стойкие материалы расплавились или испарились. Там, где раскаленный воздух проникал из ядра здания в коридоры, как уже случилось на многих этажах, все моментально вспыхивало, окна из толстого закаленного стекла выдерживали всего несколько мгновений, потом с грохотом рассыпались, и обломки летели вниз, обрушиваясь на площадь смертельным дождем.

Алюминиевые панели коробились и плавились, обшивка здания осыпалась и обнажала перекрытия и каркас, который был под ней.

Казалось, что огромное здание дрожит и корчится в муках как гигантское животное, умирающее на глазах у всех.

Тем, на земле, чьи глаза были достаточно остры, трос, трепетавший между двумя небоскребами, казался невероятно тонким и утлым, как паутинка. А когда спасательный пояс с первой ношей вынырнул из окна и отправился в головокружительное путешествие к крыше Торгового центра, расположенной гораздо ниже, казалось, что матерчатый мешок и женщина в нем просто висят в воздухе, удерживаемые только верой, что в своей фантастической попытке спасения из геенны огненной они смогут противостоять земному притяжению.

Ее звали Хильда Кук, она играла на Бродвее главную роль в мюзикле «Прыгай от радости! »

Ей было двадцать девять, на ней были сапоги, бикини и платье до середины бедер. Теперь оно задралось до подмышек. Длинные красивые ноги, просунутые в штанины спасательного пояса, торчали наружу. Она истерически впилась в матерчатые лямки.

Когда из пустой чаши для пунша ей подали маленький клочок бумаги, она, не веря себе, вытаращила глаза и взвизгнула:

– Это невозможно!.. У меня первый номер!

Жеребьевкой руководил генеральный секретарь.

– Кому-то он должен был достаться, – заметил он. Поздравляю вас!

Тяжелый трос, по которому двигался спасательный пояс, они протянули в окно и подняли к потолку, где один из пожарных пробил багром дыру до самой стальной балки, к которой и привязали трос.

Это была идея Бена Колдуэлла, руководившего всей операцией.

– Мы должны прикрепить его к потолку, – сказал он, как будто объясняя задачу аудитории не слишком сообразительных молодых архитекторов, – иначе трос ляжет на оконную раму и мы не сможем втащить спасательный пояс внутрь. Если говорить обо мне, то я предпочитаю лезть в него здесь, а не вылезать для этого из окна.

На буксирном тросе, который тоже был привязан к поясу, были трое мужчин. Хильда Кук, покачиваясь в воздухе посреди комнаты, сказала им:

– Только, ради Бога, не спешите! Я готова от страха проглотить язык!

Когда она выехала в окно и оказалась вне здания, ветер заревел в ушах, толстый трос начал раскачиваться, и Хильде, разумеется, показалось, что она падает.

Она завизжала, закрыла глаза и завизжала снова.

– И в этот момент, дорогие мои, – рассказывала она позднее, – я и обмочилась. Серьезно. И нисколько этого не стыжусь.

Ветер холодил ее ноги, свистел в ушах и трепал ее как куклу.

Раскачивание и рывки продолжались и чем ближе она была к середине пути, тем размах качки был сильнее.

– Я уже думала, что умру, точно умру. И все равно боялась! Я вопила, чтобы они остановились! Знаете, как в спектакле «Остановите мир, я хочу сойти! » Это было невыносимо. Просто невыносимо. Я с детства терпеть не могла качели и всякие там аттракционы!

Возможно, она была в обмороке. Она не помнила.

– Следующее, что я подумала, это что я в раю. Вся эта болтанка и завывание ветра прекратились, и самый большой и самый сильный мужчина, какого я видела в жизни, мои дорогие, просто вынул меня из мешка как пакет из сумки. Поставил меня на ноги и держал, чтобы я не рухнула плашмя. – Пауза. – Плакала ли я?

– Милые мои, я ревела как ребенок и смеялась одновременно. – Снова пауза. – И сказал мне тот парень только одно: «Ну ладно, дама, все уже позади». Он и не знает, что мне это до сих пор снится, и я просыпаюсь, потому что мне хочется кричать!

Нат следил с порога трейлера, как спасательный пояс возвращается к Башне и снова выныривает наружу с грузом.

– По-моему, это занимает больше минуты, – сказал он. – С такими темпами... – Он молча покачал головой и пошел внутрь, к рации. – Трейлер вызывает Оливера!

– Оливер слушает.

– У вас хорошо получается, сержант.

– Спасибо, неплохо. Ну и что? – спросил Оливер.

«Этот гигант проницателен; замечает и такие нюансы», – подумал Нат.

– Пройдет много времени, пока все переберутся к вам, – сказал он. – Что, если протянуть еще один трос, чтобы использовать два пояса одновременно?

Гигант оказался еще и обидчив:

– Выбросьте это из головы. Под тем углом, с которого приходится стрелять, в эти окна не завести два троса так, чтобы они были достаточно далеки друг от друга. А иначе на таком ветру они бы просто перепутались и готово. – Голос его звучал спокойно, но в нем прорывалась и злость. – Я об этом тоже думал. Но ничего не выйдет. Придется действовать, как умеем.

Нат медленно кивнул: – Я знаю, вы сможете. Спасибо, сержант. – Он отложил рацию.

«Для каждой проблемы не обязательно должно существовать удовлетворительное решение; это правда или нет? К несчастью, это правда. Час сорок минут, – подумал он. – Больше не понадобится. Не понадобится? Не больше? Это и так целая вечность! »

Патти сидела у стола с ручкой и блокнотом, прижимая трубку к уху плечом.

– А-б-е-ль. Абель, – повторяла она в трубку. – Норт-Фьеста-Роад, триста двадцать семь, Беверли-Хиллс. Следующий, мистер губернатор...?

Нат послушал, как Патти записывает имена, повторяя:

– Сэр Оливер Брук – в конце «к», – Итон-сквер, девяносто три, Лондон, Истсайд, один.

«Это, видимо, британский посол, который только сегодня прилетел из Вашингтона».

– Генри Тимме, – с двумя «м», – Клуб-Роад, Риверсайд, Коннектикут.

«Глава одной из крупнейших радио – и телевизионных компаний? »

– Говард Джонс, Ю. С. Стил... Мануэль Лопес и Гарсия, мексиканский посол... Хуберт ван Донк, «Шелл ойл кампани», Амстердам... Уолтер Гордон, министр торговли Соединенных Штатов...

«Одно имя – примерно пятнадцать секунд. С такой скоростью пройдет полчаса, пока она запишет всех».

Нат взял рацию:

– Называйте нам имена тех, кто прибывает к вам, сержант. Нам надо знать, кто там еще остался.

Он подошел к дверям и взглянул на площадь. Пожарные, полиция, толпы зевак. Организованный хаос шлангов и звуки работающих насосов. Тут и там гнусавые голоса мегафонов. Вся площадь уже была залита водой, превратилась в одно грязное искусственное озеро. Башня, корчась в муках, разумеется, еще стояла, но дым уже пробивался в сотнях мест и застилал алюминиевую обшивку, которая уже не сверкала.

– Что, красиво? – раздался за спиной Ната тихий, яростный голос Гиддингса. – Как же, цирк приехал. Когда я был мальчишкой, Четвертое июля всегда было великим праздником. Вечером над озером устраивали фейерверк. Люди съезжались за многие километры посмотреть на него. – Он показал на толпу. – Прямо как эти. – Помолчал. – Но их даже нельзя за это упрекать.

Нат обернулся и посмотрел на Гиддингса.

– Они в жизни не видели ничего подобного, – продолжал Гиддингс, – как и никто на свете. – Он вдруг отчаянно взмахнул рукой. – Проклятый Саймон!

– Не он один.

– Вы что, защищаете этого мерзавца?

– Нет, – ответил Нат, хотя у меня для этого больше причин, чем вы думаете. Но точно так же я не собираюсь снимать вину с остальных, – добавил он.

– Хотите сказать, что это было неизбежно? – Гиддингс кивнул. – Пожалуй. С этим мы уже согласились. Но что хуже, наделать свинства или его прозевать? Ответьте мне.

«Это увертки», – подумал Нат. По его мнению отвечать просто не стоило. Хотя он понимал, что Гиддингс не мог не задать этот вопрос. Человек должен сохранить хоть каплю самоуважения, не так ли? «Разве не то же делают все вокруг сегодня и ежедневно», – как пишут в книге ”Как люди играют? ”.

Голос Патти в трейлере произнес:

– Уиллард Джонс, Питер Купер Виллэдж.

«Кто такой Уиллард Джонс? Разве не все равно, кто он? Это имя человека, который еще жив, но, возможно, скоро будет мертв. Ты уже смирился с этим, Нат Вильсон? »

«Ты только взгляни, дружок, что происходит, – говорил он себе, – ты же с самого начала знаешь, чем все кончится», – и он снова подумал о тех девятнадцати трупах в выжженной горной лощине.

Только за тех он не нес никакой ответственности.

«Какая разница? »

Этот вопрос все не выходил у него из головы.

Никто не мог предвидеть, что полностью откажет электричество; каждый, понимающий что к чему, сказал бы, что это исключено. Но точно так же был исключен и тот случай, когда несколько лет назад отключился весь северо-запад. Но точно так же было исключено, что утонет «Титаник», или взорвется «Гинденбург», или нахлынет волна убийств, начиная с президента Кеннеди или волна насилий в гетто больших городов несколько лет назад. Все это было исключено, но все-таки произошло.

«Логика, здесь ни при чем, – решил он. – Логика, – это для юристов, для обширных рассуждений о неких фактах, для объективно беспристрастного суда. Логика не для них».

«Он, Нат Вильсон, – человек, одержимый своими чувствами, человек предвзятый, а не человек с калькулятором вместо головы. И теперь он чувствует вину, от которой ему никогда не избавиться.

То, что он не обнаружил дефектов на строительстве, – это можно понять, объяснить, простить, оправдать, – но сам он простить себя не сможет. В суматохе сегодняшнего дня есть и его вина, от этого не откажешься, она стала частью событий, хотя и кажется, что с некоторыми он не имеет ничего общего.

Он никогда в жизни не видел тех двух пожарных, которые с пронзительными криками погибли на лестнице. И двух других, которые теперь наверху в банкетном зале, что ничем не лучше. Это он настоял, чтобы их послали по бесконечным лестницам, и хотя это было сделано с согласия Брауна и в его, Брауна, компетенции было отменить его предложение, Нат не мог избавиться от чувства ответственности и вины.

Со смертью Берта Макгроу он тоже не имел ничего общего. Это правда или нет? Логика утверждала одно, чувства – другое. Поскольку он не состоялся как муж Зиб, она начала жить с Полем – да, она начала. А это способствовало инфаркту Берта Макгроу, если Патти не ошибается.

Так как тогда выглядит его роль?

Я рад, что ты задаешь мне этот вопрос, Господи.

Черта с два, рад.

Может, ты человек, приносящий несчастье?

Если вдуматься, то это абсурдно. Меня это касается, да. Я за что-то отвечаю, да. Но разве эти два слова неотделимы друг от друга? Если это все касается меня, если за это несу ответственность я, то нужно в эту цепочку включить и Бена Колдуэлла. Он неотделим от нее. Сегодня утром он это признал. А Гровер Фрэзи? Тоже. А Берт Макгроу? Безусловно.

Список начал расти со скоростью компьютера, и его возможности были почти неограниченны.

Кого же тогда это не касается и кто не несет ответственности? Невероятный вопрос, на который нет ответа».

Он с радостью включил в список виновников и чернокожего постового Барнса. И потом сказал сам себе: «Переходи тогда уже к целому поколению, приятель; может быть, ты начинаешь понимать, в чем тут дело. Может... ».

– Нат, – раздался вопросительно нежный голос Патти.

Он встретил ее грустную улыбку.

– Список готов, – сказала она. – Все фамилии до одной. Все адреса. Когда я всех переписала, почувствовала, что я уже как-то принадлежу к ним. Понимаете? Я, вероятно, не знакома ни с одним из них, но теперь знаю всех. Как будто, – она покачала головой, – я сознаю, что...

– Как будто это коснулось и вас? – ласково спросил Нат. – Как будто вы за них тоже отвечаете?

Перемена в ее глазах, на ее лице была просто невероятной.

– Вы это понимаете, да? Спасибо вам, Нат.

– Видимо, начинаю понимать, – ответил Нат.