Башня. Новый Ковчег-2

Глава 27

Глава 27. Сашка

Сашка нёсся по лестнице вверх, не выпуская из виду маячившую впереди спину Кира. Они бежали быстро, оставляя за собой пролёт за пролётом. Кир взял нехилый темп, и Сашка, никогда не отличавшийся никакими спортивными талантами, чувствовал усталость. Воздух поступал в лёгкие с силой, какими-то рывками, принося почти болезненные ощущения, в коленках была слабость, а руки ощутимо подрагивали.

Сашка вообще не понимал, какая сила его вела, где он её вообще взял, эту силу. Когда Кирилл там на платформе сказал не терпящим возражения тоном, что Павла Григорьевича надо как-то затащить наверх, а ему, хочешь не хочешь, но пришлось на это согласиться, Сашка совершенно не чувствовал в себе этой силы. Согласился по инерции, потому что уже привык соглашаться с Киром во всём, но при этом абсолютно не веря в успех предприятия. И всё-таки… всё-таки каким-то чудом им это удалось, и теперь, оставив Савельева, который так и не пришёл в сознание, в одном из тёмных и сырых помещений наполовину заброшенного двадцатого этажа, они, опять сорвавшись с места, продолжили свою бешеную гонку.

Скорость Кир не сбавлял, гибкий, жилистый, он бежал легко, перепрыгивая через ступеньки, и разве что слегка тормозил на поворотах. Сашка боялся отстать от него, но при этом, где-то в глубине души уже знал, что не отстанет — ни на метр не отстанет, добежит, не сбавит темп. Даже если после этого у него откажут ноги, а лёгкие разорвёт на мелкие лоскуты.

К нему пришло странное ощущение. Вроде бы ничего хорошего в их нынешней ситуации не было — они стали свидетелями покушения, да какого покушения. Попытаться убить самого Главу Совета — это не кот начхал. И теперь от них, от их решений и поступков зависит жизнь первого человека во всей Башне. Никогда ещё от Сашки не зависело так много. И да, ему было страшно. Страшно до помутнения сознания, до мурашек, до судорог в кончиках пальцев. Он понимал, что в любую минуту могут вернуться убийцы, те два равнодушных отморозка, при воспоминании о которых к горлу подступал крик, который, казалось, невозможно было сдержать. Но вместе с тем — и это было ново для Сашки — он ощущал внутри что-то ещё. Уверенность, решимость, даже злость, холодную, как морской ветер и — что уж совсем невероятно — подобие отчаянного веселья. Кураж. Да, именно кураж. Он никогда толком не понимал, что это такое. Да, он читал про выброс адреналина в минуту опасности, про внезапно охватывавшую удаль. Но он считал, что это всё относилось к каким-то героям — придуманным, литературным, киношным, словом, ненастоящим. Иногда ему казалось, что всё это — миф. Как может быть весело, когда страшно? И только сейчас, переставляя подрагивающие от слабости ноги, преодолевая ступеньку за ступенькой, он понял — не миф. Так бывает. И не только с легендарными героями из старинных допотопных легенд или с персонажами книг, а и с простыми людьми. Даже такими, как он, Сашка.

Внезапно бежавший впереди Кир остановился, и Сашка, не успев среагировать, с разбега налетел на приятеля, чуть не сбив того с ног.

— Ты чего? — хрипло, пытаясь восстановить дыхание, проговорил он.

— Да тише ты! Слышишь?

Шёпот Кира показался Сашки таким зловещим, что он закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Страх, почти побеждённый этим новым куражом, снова выполз из глубины и стал липким и холодным потоком заполнять всё его, Сашкино, нутро. До онемения кончиков пальцев. До крови, бешено пульсирующей в висках.

— Слышишь? — повторил Кир, увлекая Сашку за собой в угол и вжимаясь в стену. — Там кто-то идёт. Спускается вниз…

Сашка прильнул к стене рядом с Кириллом, пытаясь справиться с подступившей паникой. Он ни секунды не сомневался в том, кто спускается им навстречу. Костыль и Татарин. Конечно же. Наверняка додумались, что Савельев мог упасть на нижнюю платформу, и решили проверить. И добить. И им с Киром тоже конец. Спрятаться тут негде — голые стены, проржавевшие перила и ступеньки — вот и всё, что тут есть. Их ничто не спасёт.

Кир, стоящий рядом, внезапно напрягся. Сашка не увидел, а скорее почувствовал шестым чувством, как Кир сосредоточился, сжался в тугую пружину, как зверь перед решающим прыжком. Он и стал похож на дикого зверя. Нет, не на тигра или льва, для этого Кир был недостаточно мощен и массивен. Скорее, на рысь. Замершую в засаде. И это неожиданно успокоило Сашку, придало ему сил. Кир не жертва. А, значит, и те, кто идут сверху, хоть и считают себя хищниками, но вполне могут стать добычей. И не всё потеряно.

Вдруг, так же незаметно для глаз, Кир расслабился, выдохнул.

— Там один человек, — едва слышно прошептал он Сашке. — Идёт только один человек. Сань, давай так. Я сейчас брошусь на него, а ты беги… Слышишь? Что есть мочи беги наверх. Найди там Анну Константиновну.

— Я тебя не брошу, — слова эти вырвались неожиданно для самого Сашки. Он и сам испугался, услышав их.

— Сбрендил? — Кир повернул голову и уставился на Сашку так, словно видел его впервые.

— Не брошу, — упрямо повторил Сашка, хотя голос его предательски дрогнул.

— Тоже мне герой! Нашёл время… — насмешливо выдохнул Кир и тут же, опять услышав чего-то, положил руку Сашке на плечо. — Тихо!

«Действительно, нашёл время», — мысленно согласился с Киром Сашка. Геройствовать ему не хотелось. Хотелось только одного — зажмуриться, провалиться под землю, просочиться сквозь стену. Сердце ухало где-то в животе, и откуда-то из глубины, вслед за животным страхом пришло желание, чтобы всё это поскорее закончилось.

Он не отгонял эти мысли, но вместе с тем, непонятно зачем и почему продолжал вглядываться в темноту, наверх, откуда доносились лёгкие шаги. Теперь Сашка слышал их отчётливо, вот, уже сейчас, через мгновение в просвете покажется тот, кому эти шаги принадлежат.

— Твою ж мать!

Кир стоял чуть выше Сашки и первым увидел того, кто спускался вниз. Потому и выругался, добавив ещё несколько витиеватых и довольно грязных выражений. Только в этих ругательствах было такое облегчение, что Сашка удивился, и первой его мыслью было — а Кир не рехнулся ли часом. И только потом увидел того, кто так их напугал. Точнее, ту. И с трудом подавил желание повторить тираду Кира.

На две ступеньки выше стояла Катя. Она тоже заметила их и сдавлено пискнула. Вцепилась рукой в перила и замерла. Светлые кудряшки прилипли ко лбу, а удивлённые брови-домики, придающие её лицу безмятежный и детский вид, взлетели над округлившимися от страха глазами.

— Ты чего сюда припёрлась? — зло спросил Кир. — Чокнулась совсем, да? Ни хрена не соображаешь!

— Я… Саша! Кирилл! Ребята, вы в порядке? — тихо спросила Катя, и Сашка понял по голосу, что она сейчас разрыдается.

Он бросился к ней, прижал к себе её тело, такое тёплое, родное, знакомое, зарылся лицом в волосы.

— Катя, — прошептал едва слышно, просто потому что надо было хоть что-то сказать. — Вот ты дурочка какая. Ну зачем ты сюда пришла?

— Я не могла ждать. Вы ушли, а я… я подумала, а вдруг я тоже… тоже могу чем-то помочь…

— Помочь? — в голосе Кира зазвучала звонкая злая насмешка. — Какая на хрен помощь? Вот идиотка…

Сашка оторвался от Кати, сердито зыркнул в сторону Кира.

— Выражения выбирай! — рявкнул он.

Сашка не мог понять, что заставляет его вести себя так, но сейчас, рядом с этой девочкой, так доверчиво прильнувшей к нему, с девочкой, которая каких-то полчаса назад что-то говорила о том, как она ему верит (что точно он не помнил, а может даже и не слышал, поглощённый и зачарованный другим — её запахом, гладкой кожей, мягкой нежностью губ), именно с ней он опять ощутил тот самый кураж. И он точно знал — теперь он будет драться, кидаться на врагов, сделает всё, чтобы защитить её.

— Охренеть! Ромео блин, — Кир сплюнул и отвернулся. В его голосе было что-то такое… Сашка не стал копаться в этом, да и плевать ему по большому счёту, о чём там думает Кир.

— Кать, ну, правда, ну зачем ты? — он отвернулся от Кирилла и принялся вглядываться в доверчиво поднятое к нему круглое Катино лицо. — Это же опасно. Тут такое было, ты не представляешь.

— Да я осторожно, — оправдывалась Катя, прижимаясь к Сашке. — Правда, чуть на охрану не напоролась. На пятьдесят четвёртом. Мне показалось, они отсюда шли. Но я в будке спряталась, там же она открыта как раз.

— Катя! — у Сашки перехватило дыханье. До него вдруг дошло, с кем чуть-чуть не столкнулась Катя. Его Катя. Теперь уже точно его!

— Я вам не мешаю? — Кир или не услышал, о чём они говорили, или просто не понял.

Он по-прежнему стоял на пару ступеней ниже, привалившись спиной к стене.

— Может мне уйти и оставить вас тут наедине? А, голубки? — Сашка не видел в полутьме лица Кира, но отчётливо представил себе, как тонкие губы Шорохова кривятся в презрительной усмешке. — А чего? Отличное место для свиданки! Сань, ты не забыл? Там вообще-то Павел Григорьевич вот-вот кровью истечёт.

— Павел Григорьевич? — Катины и без того большие глаза ещё больше округлились.

— Да. Он там внизу, ранен. Они в него стреляли, — Сашка не стал уточнять, кто такие они. — Мы его оставили внизу, затащили в какую-то каморку. Но Кир прав. Нам надо скорее в больницу. Вдвоём мы его не дотащим. Там Анна Константиновна, она, наверное, знает, что делать…

— Вот-вот. Допёрло наконец-то, — Кир оторвался от стены и, обойдя их, направился наверх, постепенно убыстряя шаг, потом обернулся и насмешливо добавил. — Ну чего? Идёте? Или так и будете тут обжиматься?

— Заткнись! — бросил Сашка, сам поражаясь в каком тоне он говорит с Киром. Но рядом с Катей, да ещё и после всего, что произошло за последний час, что-то сильно изменилось. Неконфликтный, осторожный, трусоватый Саша Поляков исчез, и появился другой человек. Сашка не понимал этого нового себя, но на то, чтобы предаваться рефлексии времени не было.

Он двинулся вслед за Киром, так и не отпустив от себя Катю, прижимая её, поддерживая за талию.

— Но Анны Константиновны в больнице нет, — вдруг сказала Катя и остановилась.

— Как это нет? — Сашка тоже встал, как вкопанный. — А где же она?

— Она ушла наверх. Там какое-то совещание было как раз сегодня. Она меня предупредила, потому что… — Катя запнулась, но не стала уточнять почему, а просто скомкано закончила. — Она только завтра утром придёт. А сегодня она наверху осталась, у неё же там квартира, на верхних ярусах где-то…

— Да что ж за дерьмовый день сегодня! — Кир, который уже успел подняться на пролёт вверх, теперь возвращался. — Чёрт!

Он устало присел на ступеньку и прикрыл глаза. Известие о том, что Анны Константиновны в больнице нет, здорово шарахнуло по ним обоим. Им отчего-то казалось, что достаточно только добраться до Анны Константиновны, как всё сразу решится само собой. А теперь…

— И всё равно, — Сашка упрямо наморщил лоб. — Всё равно Павла Григорьевича надо в больницу. Давайте возьмём там носилки, с ними полегче будет. Нас же теперь трое. Катя вот поможет…

— Ага, Катя поможет! Толку от твоей Кати! Устроили тут…

Кирилл в бессильной злобе кидался на всех, стараясь задеть побольнее. А Сашка внезапно понял, почему он так себя ведёт. Это не от злости и уж тем более не от желания переложить на кого-то вину — на него, Сашку, или на Катю. Это от беспомощности, невозможности изменить то, что изменить уже было нельзя. Кир это понял и реагировал так, как умел — ругаясь и злясь на весь свет. И Сашка сдержался. Хотя ответить, конечно, хотелось. Сказать что-то обидное, чтоб и Кира перекосило от боли.

— Мы должны попытаться что-то сделать, — терпеливо повторил Сашка.

— Да нам не справиться вдвоём! И втроём не справиться! Помнишь, как мы корячились, когда оттаскивали его от края и тащили по лестнице, а потом до той каморки? А тут — тридцать с лишним этажей вверх! Нам нужна помощь! Хоть кто-то!

— Значит, надо идти в больницу. Найти этого кого-то.

— Да нет там никого, тупая твой башка! — почти заорал Кир. — Ремонт же!

— Борис Литвинов, — вдруг тихо проговорила Катя.

Кир с Сашкой удивлённо уставились на неё.

— Ну а что, — неуверенно проговорил Сашка. — Это мысль. Катя права.

— Охренеть! — Кир даже в лице изменился. — Этот ублюдок?

— Он хотя бы взрослый, — тихо, но твёрдо повторил Сашка. — И больше всё равно идти не к кому. К тому же они с Павлом Григорьевичем были друзьями…

— Хороши друзья! — не сдавался Кир. — Вообще зашибись, какие друганы. Один у другого дочь собирался похитить, а тот ему за это смертный приговор подписал. Просто кореша — не разлей вода! Да Литвинов твой чуть больше ста человек на тот свет не отправил. Твоих родителей, кстати, в том числе. Для него люди — мусор! И вообще, может, у него на Савельева зуб? Тебе-то откуда знать?

— Да какой зуб? Павел Григорьевич его и спас от смертной казни.

— Это ты так решил! А может всё не так было? Может, Литвинов теперь спит и видит, как бы бывшему дружку отомстить. Ага, а тут мы как раз. Приведём его на станцию, а он Савельева там и пристукнет. А потом и нас всех заодно.

— Борис Андреевич не такой, — подала голос Катя. — Анна Константиновна не стала бы помогать такому чудовищу, как ты его описал.

— Много ты знаешь! — огрызнулся Кир. — Ещё непонятно, что там у них за дела были у всех…, влезем во всё это, мало никому не покажется…

— У нас нет другого выхода, — медленно проговорил Сашка. — Просто нет…

Литвинов размашисто шагал из угла в угол, заложив руки за спину. Время от времени он останавливался, словно хотел переспросить или уточнить что-то, и Катя замолкала, вопросительно вскидывала брови, но Литвинов лишь нетерпеливо махал рукой, призывая говорить дальше, и опять продолжал свой бег по кругу. Видимо, это помогало ему сосредоточится, а, может, он просто не умел сидеть на месте.

Ещё не доходя до больницы, они условились, что говорить будет Катя. Ну как условились? Кир был по-прежнему против и уступил Сашкиному напору только лишь потому, что действительно другого выхода у них не было. Они, а точнее Сашка (Кир только изредка вставлял кое-какие фразы) торопливо, но стараясь ничего не упустить, рассказали Кате всё, чему они стали свидетелями. Катя Сашку не прерывала и лишь иногда судорожно сжимала его ладонь — Сашка так и не смог выпустить её руки, пока они поднимались по лестнице, — и этот жест с головой выдавал Катино волнение.

— Та-а-ак, — протянул Литвинов, когда Катя наконец закончила свой рассказ, и обвел их взглядом. В жёстких глазах промелькнуло что-то, похожее на недоверие, но тут же скрылось. Борис Андреевич не принадлежал к числу тех людей, лица которых читались как открытая книга.

Всё-таки, и тут Кир был прав, это был хищник. Большой, матёрый, чувствующий опасность, берущий след добычи и пьянеющий от запаха крови. Они для него всего лишь сопливые щенки, и даже то, что зверь волей судьбы оказался в клетке, ничего, по сути, не меняло. При желании Литвинов мог прихлопнуть их одной левой.

Сашка снова почувствовал, как страх тонкой удавкой сдавил шею, и инстинктивно отступил в тень. Он и так старался не попадаться Литвинову на глаза, испытывая не только страх, но и стыд. Отчего-то предательски ожили воспоминания из его прежней жизни, когда Сашка, зажатый в угол (или ему казалось тогда, что он зажат в угол), с готовностью строчил доносы на того, кто в эту самую минуту лежал без сознания тремя десятками этажей ниже, и который был не то врагом, не то заклятым другом человека, кто сейчас молча и невозмутимо взирал на них троих, просчитывая в уме что-то своё.

Почему-то Сашке казалось, что Литвинов поверит им сразу, подорвётся, побежит, возьмёт всё в свои руки, но Борис Андреевич не спешил. Даже то, что он услышал всё от Кати, которую знал, поскольку Анна Константиновна вынуждена была ввести Катю в курс дела, мало что поменяло. Наоборот, он отошёл, присел на край кровати, посмотрел внимательно на Катю.

— Ты тоже там была? На станции?

— Нет. Меня там не было. Ребята всё рассказали.

— Ребята, — насмешливо отозвался Литвинов. — Ну и что же тогда эти ребята молчат, как воды в рот набрали, а?

Сашка сжался, неожиданно поняв, что отсидеться не удастся и придётся говорить. Выступить из тени, встать перед Борисом Андреевичем, вытянувшись в полный рост. Узнает ли он в Сашке того, с кем ему организовывали очную ставку на военном этаже, в помещение без окон, с давящими стенами, которые видали и слыхали всякое? Сашке стало не по себе, он даже зажмурился, но тут же распахнул глаза, шагнул, но его неожиданно заслонил Кир. Не специально, конечно, просто выступил вперёд, небрежно и слегка развязно, засунув руки в карманы брюк, словно он стоял не в бывшей палате больнице, а на каком-то пятачке, где пацаны забили стрелку для разборок.

— Чего это молчим? Можем и сами рассказать, — для полноты картины Киру ещё стоило бы сплюнуть сквозь зубы, уронив плевок к ногам Литвинова.

Тот, видимо, тоже это понял, потому что уголки его губ слегка приподнялись в холодной улыбке.

— Но базарить, только время терять.

— Иногда стоит и… — Литвинов чуть запнулся. — Побазарить. Чтобы понять, что к чему.

— А чего тут понимать? Вам уже всё сказали. В Павла Григорьевича стреляли, и мы точно знаем кто. По фамилиям что ли назвать?

— Эти фамилии меня сейчас не интересуют. Ты лучше другое скажи. Откуда ты знаешь, что это был Павел?

— Да уж знаю, — в голосе Кира зазвенела ярость. Чувствовалось, что ему с трудом удаётся сдерживать себя.

— Интересно, откуда, — Борис прищурил глаза и уставился на Кира. — Ты вообще, парень, кто такой? И что ты за птица, что знаешь в лицо самого Главу Совета? Как вы вообще тут оказались, вы двое?

Литвинов говорил спокойно, даже насмешливо. Но что-то в его тоне заставило Сашку напрячься. Вот сейчас он начнёт всё выяснять, этот сильный, властный мужик, и тогда уж точно поймёт, вспомнит, кто стоит перед ним. Жалкий доносчик, тот самый слизняк, который с трясущимися поджилками сидел на той очной ставке и врал, тем самым закапывая Литвинова ещё глубже. Сашка опять вспомнил выражение брезгливой скуки на красивом лице Литвинова, тогда, у следователей. И испугался. Испугался, что сейчас это увидит и Катя, и тогда…

— Борис Андреевич, это Саша, мой парень.

Сашка был так поглощён своими переживаниями, что не сразу понял, что сказала Катя, а когда до него дошло, сердце ухнуло и тут же взлетело, забилось весенней птицей. «Мой парень»!

— А это его друг, — продолжила Катя. — Он тоже тут медбратом работает, в больнице. Кирилл Шорохов.

Литвинов бросил быстрый взгляд на девушку. И тут же перевёл глаза на Кирилла. На его лице что-то мелькнуло, любопытство, удивление, Сашка не успел понять.

— Что, тот самый Кирилл?

— Тот самый! — Кир вызывающе вскинул подбородок. — Чего, всё ещё считаете, что мы тут вам втираем, да?

— М-да, — снова протянул Литвинов, с интересом окидывая Кира с головы до ног. — И как Паша только доверил тебе свою девочку? Чудеса прямо.

Кир вскинулся, но Литвинов вдруг резко поднялся, сделал предупреждающий жест рукой.

— Не дури, парень. Вот голова горячая, — он усмехнулся и тут же напрягся, взгляд стал непроницаемым и холодным. Литвинов явно принял решение. — Так где Павел?

— Внизу, на двадцатом. Вам же уже сказали!

— Значит так! — Литвинов повернулся к Кате. — Носилки знаешь где взять?

— Конечно! — встрепенулась та.

— Быстро за ними. А вы двое слушайте сюда. Точно, кроме вашей бестолковой троицы никто не в курсе, что в Павла стреляли?

— Нет, — помотал головой Кир. — Костыль только с Татарином. Так они и…

— Отлично, — перебил его Литвинов. — И вы варежку не разевайте и направо-налево не трещите.

— Да за кого вы нас…

— Вот носилки! — на пороге появилась Катя.

— Пошли! — скомандовал Литвинов.