Глава 8. Кир
Несмотря на то, что работы в больнице всегда было много, а Анна Константиновна постоянно его шпыняла, работать здесь Киру нравилось. Однажды поймав себя на этой мысли, Кирилл Шорохов удивился и даже немного растерялся. В его прежней жизни словосочетание «любить свою работу» вызвало бы у Кира припадочный смех, смешанный с презрением, но так это в прежней жизни.
Вряд ли Кирилл понимал, как он изменился — в стремительном калейдоскопе дней ему некогда было остановиться и задуматься, да он и не хотел. Ветер перемен подхватил его, закружил, увлёк за собой, подарив ему незнакомое доселе чувство, название которого Кир так и не решался произнести вслух.
— Неужели остепенился пацан, повзрослел… даже не верится.
Кирилл вернулся с полдороги за ключами, которые забыл дома. Заскочил, схватил висевшую здесь же в коридоре на крючке связку, но остановился, услышав, что родители обсуждают его. Они ещё не ушли на работу, это Кирилл теперь убегал раньше всех — смена в больнице начиналась рано.
— Как подменили нам сына, Люба.
Мать негромко вздохнула.
— Ну опять завздыхала, — рассердился вдруг отец. — Да, влюбился парень. И что? Радуйся, что не в шалаву какую-то. Приличная девушка, да ещё и какая!
— Вот именно — ещё и какая. Ровню, Ваня, себе надо искать, ровню. А так… Ну вот зачем он ей, а? Зачем?
Кир неожиданно разозлился. Выскочил из дома, не желая дослушивать, что там мать скажет дальше, нарочито громко хлопнул дверью — пусть знают, что он всё слышал!
Конечно, то, что озвучила мать, так или иначе всплывало и в его голове. Оставаясь с Никой наедине, зарываясь лицом в её пахнущие цветами мягкие волосы, ощущая руками её жаркое тело и получая от неё даже больше, чем то, на что рассчитывал, его иногда всё же охватывал безотчётный страх, что всё это происходит не с ним. Что её руки, губы и голос не более, чем сон, химера, болезненный сладкий кошмар, который вот-вот разлетится на миллион острых, впивающихся в сердце осколков.
Но то, что мать сейчас произнесла вслух те слова, которые его подсознательно тревожили и не давали покоя, вывело Кира из себя.
В больницу он примчался злой и почти сразу же наткнулся на Нику. Она умело распоряжалась, направляя прибывших ребят по местам. Организаторскими способностями бог её не обделил. Она договорилась с учебным руководством и всё волонтерское движение сумела построить так, чтобы в больнице постоянно время кто-то был. Поэтому и сейчас, несмотря на будний день и ранний час требуемая группа студентов была доставлена, и Ника негромким, но чётким голосом зачитывала составленные старшей медсестрой разнарядки.
Увидев Кира, Ника радостно замахала ему рукой. Её большой рот растянулся в счастливой улыбке. Кир, всё ещё злясь то ли на слова матери, то ли на самого себя, не ответил на приветствие девушки, отвернулся и зашагал в раздевалку.
В раздевалке он быстро разделся, стянул с себя футболку, и, сердито пыхтя, принялся натягивать форменные штаны. И уже застегнув молнию на ширинке и пытаясь просунуть, чертыхаясь вполголоса, пуговицу в несоразмерно маленькую петлю, он вдруг почувствовал, как кто-то, подойдя сзади, обхватил его за талию горячими руками.
— Кирка, ты чего сегодня какой злой? — Ника, а это была она, уткнулась холодным носом в его голую спину.
— Здесь, между прочим, мужская раздевалка и сюда нельзя, — сказал он, не оборачиваясь.
— А мне можно.
Она ещё крепче прижалась к нему, и он против воли почувствовал поднимающееся откуда-то изнутри желание.
— Ника, — сдавленно прохрипел он.
— Ага.
Её руки заскользили по его животу, опустились ниже. Не в силах больше бороться с самим собой, Кир резко обернулся, притянул девушку к себе, нашёл губами её смеющийся рот и жадно впился.
— Ты хоть раздевалку изнутри закрыла? — прошептал он, на минуточку отрываясь от неё.
— Не-а, — и поймав его испуганный взгляд, заливисто расхохоталась. В серых глазах запрыгали хитрые смешинки. — Конечно, закрыла, дурачок…
Они шли по больничному коридору, держась за руки. Кир уже забыл про подслушанные утром слова матери, они не имели никакого значения, вообще никакого, ведь Ника была с ним. Ни с одной ещё девчонкой на свете ему не было так хорошо, настолько, что хотелось петь и орать что-нибудь дурацкое во всё горло.
Он обернулся и столкнулся с её счастливым взглядом. Ника и Кир сами не понимали, как так получается, что они почти всегда, не сговариваясь, поворачивали свои головы друг к другу разом, одновременно. Этот факт их необычайно забавлял, и каждый раз они громко и от души смеялись, словно не было в мире ничего смешнее, чем внезапно натолкнуться на взгляд другого — взгляд, полный восторга и нежности.
Они засмеялись и на этот раз, и Кир крепко сжал рукой её маленькую горячую ладошку.
— Хватит уже меня смешить, — сказала она, притворно выдёргивая руку.
— Я? — деланно удивился Кир. — Очень надо.
Он отвернулся, шутливо наморщившись, и почти сразу же его глаза выхватили из стоявшей поодаль стайки ребят человека, которого он уж никак не ожидал здесь увидеть.
— А этот гандон что тут делает? — Кир остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду.
— Кто? — Ника тоже притормозила, инстинктивно поворачивая голову в ту сторону, в какую смотрел Кир. — А… это… Пришёл вместе со всеми, волонтёром.
— Волонтёром? Он носа сюда не показывал вообще ни разу, а тут вдруг волонтёром.
— Кир, ну чего. Сердишься что ли? — Ника смущённо посмотрела снизу вверх.
— Да очень надо… из-за какого-то дерьма. Сейчас пару раз туалеты помоет, сам отсюда свалит, а ещё лучше… — Кир отпустил Никину руку и решительно двинулся навстречу высокому худощавому блондину, который топтался чуть в стороне ото всех остальных, явно смущаясь и не зная, чем себя занять.
— Погоди, Кир, ты куда?
Ника забежала вперёд и встала, преградив ему путь.
— Пойду скажу, чтобы сваливал отсюда по-хорошему. Ему тут не рады.
— Кирилл, — Ника потопталась на месте. — Кирилл. Это я его позвала.
— Ты? Какого…
— Так получилось. Когда он к нам пришёл…
Кир злился. Молчал, старался не смотреть на Нику и на этого… на этого тоже. Но его глаза помимо воли раз за разом утыкались в Никиного бывшего, слизняка Полякова. Тот отошёл ото всех остальных и встал, чуть облокотившись спиной о стену. Кир видел, Поляков тоже старался не смотреть в их сторону. Казалось, он уже успокоился, перестал топтаться на месте, то засовывая руки в карманы брюк, то снова доставая их, и лишь небольшой румянец на его бледных щеках выдавал его нервозность и растерянность.
— И этот ещё сегодня сюда по кой-то фиг припёрся, — громко, не заботясь о том, что её услышат, а может и желая быть услышанной, заявила Вера Ледовская, проследив за взглядом Кирилла. Она с Марком и братьями Фоменко тоже были здесь — вся их компания старалась приходить в больницу вместе.
— Вера, не начинай, — жёстко перебила её Ника. Эти стальные нотки — отцовские — нет-нет, да и прорывались в её голосе.
— Чего не начинать? Вы о чём?
Это подошла Катя, медсестра. Она, как обычно улыбалась, и ямочки на её круглом лице становились ещё заметнее и веселей.
— Так, — Ника махнула рукой.
— Ну раз так, то… — Катя не договорила, уткнувшись в папку, которую держала в руках. — А кто тут у вас Поляков? Мне Ирина Александровна сказала, что это новенький, поэтому надо его в курс дела ввести для начала.
— Вон этот урод стоит, — Вера презрительно мотнула головой в сторону Саши Полякова. Разговаривали они громко, и, несомненно, тот всё слышал.
— Где? — завертела головой Катя.
— Вон, справа. Гнида бледная.
— Вера, ну ты… может, правда, хватит? — Марк Шостак растерянно оглядел друзей. Стоявший рядом Лёнька презрительно ухмыльнулся, а Митя покраснел, как краснел всегда — от смущения или от несправедливости.
Вера, делая вид, что не замечает Марковых слов, схватила Катю за рукав, почти силком развернула её в сторону Сашки.
— Видишь? Стоит стенку подпирает. Вот он твой новенький. Только учти, Катя, это такая тварь, не уследишь — он мигом на тебя донос накатает.
— Какой донос? — Катя непонимающе округлила и без того круглые голубые глаза.
— Обыкновенный! — отрезала Вера. — Уж прямо и не знаю, как он здесь в больнице будет утки мыть, он же у нас по части доносов.
Сашка, который всё слышал, медленно залился густой бордовой краской…
До конца первой половины дня Кир Нику больше не видел. В голове билась лишь одна мысль: как она могла? Зачем она позвала этого мудака? Хотя… она сказал, он приходил к ней… Обуревавшая его ревность не давала мыслить логически, картины, которые он рисовал себе, были одна абсурднее другой.
Кирилл ожесточённо делал свою работу, не отвлекаясь на перерывы, а когда закончил то, что ему поручила старшая медсестра, сразу же прибежал к ней за следующим поручением, чем изрядно удивил и поднапугал суровую Ирину Александровну.
— Ты, часом, не заболел, Кирюша?
— Нет, — буркнул он. Хотя то чувство, которое терзало его с самого утра, действительно больше напоминало болезнь.
Ближе к обеду Кирилл точно очнулся, испугался вдруг, что опять сам всё портит, и бросился искать Нику, но выяснилось, что она уже ушла. «Ну и ладно. Ну и не больно-то и хотелось», — совершенно по-детски подумал он, покраснел, и, с трудом отдавая себе отчёт в том, что делает, отправился к Наташке Щербаковой, вспомнив, что та звала его пить чай в сестринскую.
Домой Кир возвращался совершенно разбитым, уставшим и вконец измотанным ревностью. Абсурдная мысль «она его простила, этого гада, и они опять вместе» перечёркивала даже то, что было между ними утром, в мужской раздевалке. Иногда Кирилл, очнувшись, думал, какой же он дурак, и что теперь делать, и, не найдя ответа на этот одновременно простой и такой трудный вопрос, снова погружался в пучину обиды, убеждая себя, что именно так бесславно и должно было всё закончиться.
Кирилл медленно поднялся по лестнице, вспомнив некстати, как они шли этой же дорогой тогда, после той кровавой стычки на КПП, где были убиты Вовка и два охранника. Странно, он почти не вспоминал об этом, а тут так ярко и чётко встало всё когда-то случившееся перед глазами, что хоть плачь.
У себя на этаже он ещё покрутился между жилыми отсеками, а, вывернув за угол, чуть не нос к носу столкнулся с Татарином.
— Куда прёшь? — Татарин инстинктивно дёрнулся, его по обыкновению злое лицо перекосило от бешенства, но, узнав Кира, он сдал назад, осклабился. — А это ты, Кирюха.
Он хотел ещё чего-то добавить, но передумал. Отодвинулся в сторону, пропуская Кирилла. Шорохов заметил рюкзак на плече Татарина, плотно забитый чем-то. Скорее догадался, чем понял, что в рюкзаке самогон — теперь после прикрытия лавочки с наркотой Татарин перешёл на подпольную торговлю бодягой, которую гнали у них на этаже или чуть ниже.
Дома Кирилл хотел сразу пройти к себе в комнату, но мать, которая уже пришла с работы, остановила его.
— Кирка…
— Ну чего тебе? — вопрос прозвучал грубо, но Киру было не до церемоний. Больше всего хотелось забраться к себе, залечь на кровать лицом в подушку и лежать так хоть целую вечность.
— Кирка, гостья у тебя.
— Какая гостья? Кто?
Но он уже всё понял, чуть ли не бегом бросился в спальню, распахнул дверь и застыл на пороге.
Она сидела на кровати и даже не поднялась при его появлении. Только смотрела долго и укоризненно. Он тихонько закрыл за собой дверь, встал, прислонившись спиной к дверному полотну.
— Тебе ведь, наверно, уже говорили, что ты дурак? — поинтересовалась она, по-прежнему не вставая с кровати.
— Ага.
И его рот сам собой растянулся в глупой и счастливой улыбке.