Бастард рода Неллеров. Книга 2

Глава 11

Лежу с закрытыми глазами и чуть морщусь от подающих точно на моё лицо солнечных лучей, будто бы специально так кровать поставили, чтобы полоска света через одно из узких окошек ранним утром падала мне на глаза. Но я тоже хорош, свежего воздуха мне захотелось, приказал не задёргивать шторы поздно вернувшейся с улицы Юльке.

Кстати, надо запретить ей допоздна шляться, и так росла как репей во дворе. Надо будет заняться не только обучением её грамоте вместе с Николасом, а и воспитанием каким-никаким. Помощники мне нужны не только грамотные и умные, но при этом ещё и умеющие себя вести подобающим образом.

Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, что оно чем-то там где-то — затрепетало? — заиграло? — чёрт, не помню уже. И чьи это строки? Тютчев или Фет? Может вообще не один из них? Плохо, что не могу ни процитировать до конца, ни автора назвать. Очень плохо. Не хочется забывать свою прошлую жизнь и всё, что с ней связано.

Петухи давно уже пропели и не по разу — сквозь сон слышал. Ни свет, ни заря рабы погнали на выпас коров, коз, свиней и овец, которых ночами держат внутри монастырских стен. Мычание, блеяние и хрюканье хорошо были слышны в едва только начинавшей просыпаться обители.

Как же хорошо, когда в теле ничего не то что не болит, а даже за ночь не затекает. Зато опять летаю во сне. Этой ночью с недостроенного элеватора, куда мы детьми часто бегали, падал и падал. Разумеется, не расшибся, всё ведь не по настоящему.

Могу ещё валяться, но не хочу. Молодая энергия бьёт во мне через край, да и солнце что тот будильник не отвяжется.

В зеркале у платяного шкафа вижу своё юное лицо. Раньше ещё бы и копну взъерошенных волос наблюдал, но велел себя коротко остричь. Что сказать? Красавчик. Только опять прыщи, сразу два — один под правой ноздрёй, другой чуть ниже подбородка. Перегонку, что нефти, что спиртосодержащих жидкостей, в Паргее давно освоили. Первое мне сейчас не интересно, а вот из получаемого спирта или крепкого самогона вполне можно делать лосьоны для протирки лица, да и других участков тела. Надо будет у брата Симона попросить, в лечебнице используют при операциях то, что называют креплёным вином. Правда, зачем-то туда кроме мха ещё и куриный помёт добавляют придурки, но для меня, надеюсь, найдётся чистый первач.

Свою молоденькую служанку-подружку будить не стал, в дополнение к нательному комплекту белья натянул на себя штаны, обулся в лёгкие полусапоги и отправился на нашу с лейтенантом Максом тренировочную площадку. Она и для утренней разминки хороша.

Братья встают рано, в чём я убедился проходя по коридорам и лестницам. Чинопочитание и подхалимство — ну, так мне показалось — здесь гораздо более востребованы, чем на моей прежней родине. Что в герцогском замке, что здесь в обители чрезмерное на мой скромный взгляд количество людей буквально готовы меня облизывать. Фу, такими быть.

Нет, я понимаю, что являюсь для окружающих, как возможным источником благ, так и неприятностей. Аббат, да ещё и бастард славного и могущественного рода Неллеров весьма влиятельная особа. Только, стоит ли это того, чтобы каждодневно передо мной унижаться, кланяясь словно последний раб, льстиво улыбаться, будто лучший друг, и пытаться навязаться на доверительную беседу, чтобы превознести свои качества и очернить других? Как по мне, так гнусно это, но, увы, среди монахов большинство такие взгляды точно не разделяет.

— Доброе утро, ваше преподобие. — кланяется древний как мамонт монах, встретившийся на улице в проходе к площадке.

И чего старику не спится? Хотя, понятно, с возрастом доходишь до такого состояния, что не можешь, даже если захочешь, и на работу проспать. По себе знаю.

— Приветствую, брат…

— Василий.

— Да, Василий. Пусть будет с тобой благословение Создателя. — провожу перед его лицом ладонью сверху вниз и иду дальше.

Слуги не имеют права без особой необходимости первыми обращаться к господам. На монахов это правило не распространяется, но вступать в разговор с вышестоящими самим не принято. Старик позволил себе лишнего, видимо, полагая, что возраст ему это позволяет. Ладно, пёс с ним.

Разминка заняла у меня менее получаса. Хватит. Что называется, хорошего помаленьку. Двоих сорванцов, стащивших из какой-то помойки отварные мослы с остатками мяса и искавших укромное местечко, чтобы позавтракать, разделив добычу на троих — с ними был ещё пёс породы русская дворовая — при виде оказавшегося на их пути настоятеля, кинулись прятаться между сараем и малым птичником. Первым дорогу показала собака, если не самая сообразительная из троицы, то обладавшая более быстрой реакцией. Интересно, четвероногое создание-то откуда догадалась, что увидела перед собой хозяина здешних мест? Чутьё или ей меня успели издалека показать? Ха-ха, смешно очень.

— Вот я вам ужо! — крикнул вдогонку.

Нет, я не злой и помойную добычу мне для ребятишек и их друга — подруги? — мне не жалко. Просто не хочу, чтобы они больше бродили по местам моей боевой славы. Начнут подглядывать, а я им не клоун в цирке. И не акробат. Тренируюсь, а не представление показываю.

В мыльне застаю только хромого помощника Вали. Банщица появится здесь только во второй половине дня. Это я не с упрёком. Просто констатирую факт.

Спина раздетого по пояс раба, таскавшего воду в бассейн, использованную уже вычерпал, густо покрыта свежими следами от плети.

— За что так? — толкаю его в плечо.

Не видевший приближения аббата мужик вздрогнул от неожиданности, развернулся чуть ли не в прыжке и поклонился в пол.

— Госпожа Валя не смогла вчера кувшин вина найти, который после господ преднастоятеля и казначея оставался недопитым. Вернее, сам кувшин был, а вина в нём не было.

— И от тебя, поди, как из бочки свежачком пахло. Не?

— Пощадите, господин.

— Да ладно. Какое моё дело? У тебя своя хозяйка. Вода есть тёплая?

Нашлась. Если не разбавлять холодной, то вполне в самый раз.

С удовольствием ополоснулся с ног до головы. Обошёлся без помощи хромого, сам вытерся и вернулся к себе.

Юлька уже проснулась, накрыла завтрак. Порадовал и Сергий. Как и обещал, секретарь завершил вчера копирование плетения блокировки. Хвалю обоих, заслужили расторопностью и прилежанием.

Как уже стало обычным, медовые сладости оставляю целиком на волю Юльки, знаю, девчонка поделится и теперь не только с Николасом, но и с Сергием, успевшим мне вчера доложить — правильнее было бы сказать настучать — что моя служанка подкармливает немного и других сверстников, проживающих в монастыре. Что могу сказать? Пока излишне не наглеет, отдаёт из своей доли, ладно, пусть так и будет. Сделаю вид, что ничего не замечаю. А секретарь молодец, уяснил — от настоятеля он ничего скрывать не должен, если не хочет лишиться моего почти дружеского расположения.

Как бы ни хотелось мне сразу же пойти к милорду Монскому, но одержимому придётся чуть-чуть подождать. Сегодня мне нужно провести утреннюю молитву. Поэтому, парадная сутана, тяжёлая золотая копия жезла Создателя на толстой как у наших братков из девяностых цепи, кепи, похожее одновременно и на папскую тиару, и на кепи католического падре. В зеркале одетый по взрослому прыщавый юнец. Больше не стану выводить магией чирии. И без магии тоже. Помню, как у Андрея Плотникова половину лица разнесло, любитель был выдавливать гнойные пятнышки перед зеркалом. Нет уж, пусть природа сама разбирается, а я помогу гигиеной и санитарией.

Для меня отдельный вход в церковь, служебный. Когда выхожу на кафедру, внутреннее помещение храма забито под завязку. Прямо передо мной четыре ряда скамей, на которых разместились администрация монастыря, наиболее старые из монахов и несколько почётных — то есть, из благородного сословия или богатых — паломников со своими семьями, даже несколькими детьми. Все остальные ждут молитву стоя.

Робею? Ничуть. Мой высокий статус сейчас ни при чём. Просто, имею опыт публичных выступлений. Самое запомнившееся из них, когда пришлось клеймить позором своего товарища, единственное отличие которого от нас в тех обстоятельствах заключалось в том, что остальные сумели убежать от патруля, а он попался. В данный момент мне не нужно выдавливать из себя какие-то свои слова и мысли. Достаточно произнести уже давным-давно сказанное Создателем, слова, которые — спасибо наставнику Михаилу — у меня от зубов отскакивали. Даже в раскрытую на кафедре книгу заглядывать не пришлось. Надеюсь, оценили.

— Ваше преподобие, вы придёте, как обещали? — догнал меня во внутренних помещениях церкви брат Никита.

От главного тюремщика пахло спёртым воздухом подземелий. Никакие ароматические масла и частая стирка одежд не помогали. Запах человеческих мук, похоже, впитался в его кожу намертво.

— Я успел дать повод, что не держу своего слова? — оборачиваюсь и поднимаю в удивлении брови. На юношеском лице это смотрится не очень грозно, и всё же злую иронию, надеюсь, мне изобразить удалось. — Брат, если бы мне что-нибудь помешало, то нашел бы способ тебя оповестить.

— Нет, мне хотелось лишь уточнить, какой инструмент готовить.

— Готовь, что есть, а там разберёмся. — отмахиваюсь пренебрежительно.

Вот ещё очередная неприятная сторона моего нового бытия — и сколько таких ещё будет? — совсем нет желания руководить пытками или просто присутствовать при них. А ведь придётся. Да уж, не всё коту Масленица.

Так, морщась, и отправляюсь переодеваться. Не являться же к бедняге одержимому в великолепном облачении аббата. Милорд Карл нуждается в лекаре, а не в пастыре.

— Мне с вами идти? — интересуется секретарь, заметив, что я забрал сделанную им копию.

— Нет, ты мне там не нужен. Займись следующими рисунками, если с почтой и документами разобрался. Кстати, там что-нибудь важное есть?

Серёга зарылся в бумагах, извлёк одну из них, откровенно плохого качества, и развернул.

— Разве что, вот. Одному нашему брату, Игорю, его сестра из Осмара, ну, городок рядом с Лос-Аратором, на севере. Это где…

— Я знаю, где. Мы читаем чужие письма?

— Конечно, ваше преподобие. — удивился он моему вопросу. — Те, которые не через знакомых переданы из рук в руки, а на адрес монастыря, мы обязательно просматриваем.

— Мы?

— Ну, или я, или брат Валерий. Но наш библиотекарь не хочет этим заниматься. Говорит, плохо видит, хотя брат Симон, я знаю, часто его исцеляет. Просто, ну, как сказать…

— Так и скажи, увиливает. И о чём же сестра брата Игоря пишет?

— Вот. — он наморщился, разбирая каракули. — Здоровье их тётки, выросшие цены на продукты, привет от… а вот оно! Все там ждут скорого вторжения виргийцев!

— Тоже мне новость. — досадливо морщусь. Только время теряю. — Они по три-четыре раза каждый год нападают, как и наши славные воины на земли этих негодяев.

— Да нет же, ваше преподобие. Она тут пишет, что, слухи идут, северяне большое войско собрали, не как обычно.

Вздыхаю. Раз уж простая тётка-торговка о приготовлениях виргийцев слышала, значит и командование королевской армии Кранца давно в курсе. Это их хлеб, пусть генералы и думают. У настоятеля готлинского монастыря своих забот хватает. Что отнюдь не отменяет моих намерений повысить боеготовность вверенной мне обители.

— Сообщи лейтенанту Максу. Да, и скажи, что я прошу, не требую — понял? — а прошу, если у него нет важных дел, перенести нашу с ним тренировку на десять, перед обедом. Потому что после в подземелье пойду, с еретиками разбираться. Ты, кстати, со мной отправишься. Больше ничего нового, тревожащего?

— Срочного или важного нет.

— И ладно. Юлька! — реву белугой, потому что служанка сейчас в трёх комнатах от приёмной, чистит серебро.

— Да, ваше преподобие. — появляется быстро и с улыбкой.

Хорошо, что не влюбчивая, не хватало ещё мне её воздыханий. От благодарности до любви всего-то полшажочка. Спасает, полагаю, осознание девчонкой огромной разницы в наших социальных статусах.

— Кувшин воды из нашего святого источника принесла? — смотрю, кивает. — Тогда бери его и пошли за мной.

Я выбрал самое сложное из всех обнаруженных плетений блокировки. Зато это заклинание продержится не менее девяти часов, местных часов, когда сутки делятся не на двадцать четыре части, а на двадцать, что означает, если сейчас наложу блокировку, а потом вечером, то следующее обновление завтра утром. Успеваю и повседневные дела выполнить и поспать спокойно.

Вспышки агрессии у одержимых случаются не реже одного раза в сутки. Вот и посмотрим пару дней, работает ли моя задумка или нет. Понятно, вечно я не стану караулить при милорде Монском. Главная надежда, что пойдёт процесс исправления дефекта источника.

Когда пришли к карцерам, забрал у девчонки кувшин и отослал её обратно.

— Ты тоже иди отсюда. — говорю дежурному слуге. — Вон, в конце коридора погуляй. Не люблю, когда у меня за спиной топчутся. Милорд? — заглядываю в окошко. — Как дела?

Карл слышал мои разговоры и стоял уже возле двери. Синяков и ссадин на нём не вижу, хотя, кто знает, что у него на скрытых под одеждой частях тела?

— Милорд? — зеркалит он моё к нему обращение. На губах одержимого улыбка. — Всё очень хорошо. Давно я себя не чувствовал так замечательно. Симон исцелил вчера, а ночной припадок прошёл почти без последствий. — он демонстративно оглядел камеру, кругом покрытую тюфяками, набитыми сеном и тряпками. — Даже не знаю, как тебя благодарить.

— Благодарить будешь, когда исцелишься. Извини, но тебе нужно отойти от двери. Поставлю кувшин в комнату.

О мерах безопасности забывать не следует, Карла в любой момент может накрыть безумием.

— Знаешь, — одержимый опять вернулся к двери, едва я её закрыл. — мне не хочется обольщать себя надеждой. Уверен, у нас наверняка ничего не получится. Но, я всё равно никогда не забуду, что ты для меня делаешь. А, если же, вдруг действительно случится чудо, вроде тех, которыми всех удивлял Создатель, то у тебя не будет более верного друга, чем я. Клянусь в этом.

О дворянской чести, об клятвах благородного сословия, о незыблемой верности этим обещаниям читал в разных книгах, да только уверен, что в реальной жизни всё гораздо сложнее и не так пафосно, как любили преподносить авторы в моём родном мире. Хочется тебе верить, Карл, но посмотрим, что дальше будет. Для начала надо тебя исцелить. Ну? Приступим?

— Разве услуга, которая уже оказана, чего-нибудь стоит? — я разглядываю ещё раз рисунок плетения и читаю пояснительную записку к нему.

— Степ, ты странно рассуждаешь. Поверь, мне действительно…

— Так я вырос в подворотне. Ну, почти в подворотне. Не знал? Сейчас расскажу. Ты пока святой водичкой вымой шею, прежде чем на неё плетение блокировки ляжет.

Напускаю туману на свои действия. Не хочу преждевременно прослыть великим целителем одержимых. Пусть увечных магов не так уж и много, но очередь выстроится как когда-то стояли в мавзолей Ленина. А оно мне надо? Пусть лучше на живительную силу готлинского источника больше списывают, а я в сторонке постою. Пока.

Кажется, делю шкуру неубитого медведя. Ещё никто никого не исцелил. Вот как получится задуманное, тогда и решу, в каком свете всё преподнести.

— Вижу, ты серьёзно говоришь. — посмотрел Карл на меня внимательно, омывая шею, как ему и было сказано. — Разве герцог не взял тебя в свой замок сразу после рождения?

— Говорю же, нет.

Да уж, до Юлия Цезаря мне далеко. В том смысле, что рассказывать пациенту свою историю и одновременно сосредоточиться на магии у меня не получается. Приходится прервать наш разговор.

В отличие от магических ядер, плетения видят все одарённые. Хотя в выбранном мною заклинании присутствуют нити всего одиннадцати оттенков, всё же, если кто-нибудь из магов увидит и запомнит, какие именно, то при создании мною амулетов, где придётся применять и другие цвета, возникнут опасные для меня вопросы. Так что, поставлю-ка я сюда пост из моих гвардейцев с приказом никого из братьев до исцеления одержимого к нему не подпускать.

Самым сложным оказалось в самом начале свести между собой концы тёмно-зелёной, самой мощной из существующих, целебной магической нитью. Они не склеивались, а белый жгутик никак не уменьшался в размере кольца, чтобы надёжно их закрепить. Но как только я перестал болтать языком, всё получилось. Дальше пошло легче. Красный жгутик, снова зелёный, только светлый, почти салатовый, жёлтый, снова красный, ещё один, узор получился красивым, ошейником сковав Карла Монского.

Жаль, время не засёк, но вряд ли потратил больше часа на своё магическое художество. Карл хоть и явно утомился стоять в бездействии, но терпел.

— Уфф, — облегчённо выдыхаю, когда последняя нить закрепилась на своём месте. — Ну-ка, попробуй сознанием дотянуться до источника.

Секунда-две и милорд Монский докладывает:

— Не получается.

— Отлично! Будем надеяться, и взбунтовавшееся магическое ядро не дотянется своей энергией до твоего мозга.

— Думаешь?

— Я слышу в твоём голосе сомнение, Карл? Честно говоря, сам не уверен, но, подумай, раз дверь заперта, то нельзя без ключа не только войти, а и выйти. Так ведь? Для большей надёжности ещё святой водой окропись. Благословение Создателя никогда не помешает.

Меня ждут другие дела, а потом ещё тренировка с лейтенантом, но вижу, что Карлу не хочется, чтобы я уходил. Книги ему принесли, и всё же так вот постоянно сидеть в четырёх стенах врагу не пожелаешь. Может разговаривать — наверняка так и делает — с коридорным слугой, только общение с равным по статусу намного интересней. Чего уж, задержусь на полчаса, от меня не убудет, а бедолаге приятно.

Рассказал историю Степа Ниша, оказавшегося бастардом Неллеров, затем выслушал историю Карла. Беседовать на ногах было не очень комфортно, но не смертельно.

— Вижу, тебе идти надо. — с неохотой произнёс милорд Монский.

— Так и есть. — подтверждаю. — От обязанностей настоятеля меня никто не освобождал. Так что, до завтра. Надеюсь, эти сутки пройдут у тебя спокойно.

— Такого с момента неудачной инициации у меня ещё ни разу не случалось. Если же вдруг получится…

Парень не договорил, видимо, решил не загадывать. Тут тоже это считалось плохой приметой.

— До вечера. — прощаюсь и направляюсь по коридору на выход.

Наверное, хирурги после успешных операций чувствуют себя примерно также, как я себя в этот момент — усталым и довольным. Надо привыкать, куда деваться.