Бастард рода Неллеров. Книга 2

Глава 12

Неплохой старичок этот брат Валерий, старший библиотекарь, только мозг умеет выносить на все сто. Прицепился ко мне, как банный лист к заднице, едва я сошёл с крыльца, направляясь в подземелье, и затянул очередной разговор.

Всё бы ничего, подошёл-то он по делу, но, как обычно, начал заводить шарманку с абсолютно посторонних тем — трава зелёная, небо голубое, голуби живут недолго, дома строят из камня, дерева или соломы с глиной, в пору его молодости люди были набожней, то есть, лучше, Создатель — благо, Искуситель — зло, казначей жадный.

— Я тороплюсь, брат Валерий. — останавливаюсь перед дверью в тюрьму. — Ты ведь о чём-то попросить хотел?

— Ваше преподобие, Алекс сейчас едет в Готлин, ну, там, вы же ему сказали поставщиков сменить. Вот. Пусть заодно кож на переплёты закажет. Те, что он в прошлый раз оплатил, никуда не годятся. Нет, годятся, но для дешёвых школьных учебников. А у ордена есть большой заказ от университета, там качественный материал нужен.

Чёрт, не люблю принимать какие-либо решения по вопросам, в которых ещё не разобрался, но постылый библиотекарь вынуждает делать это на ходу. Впрочем, ладно, вроде ничего плохого нет, если казначей прикупит материала для обложек.

Правда, непонятно, есть ли у нового, герцогского, поставщика кожи нужного качества. Буду надеяться, что есть, и так монастырь теперь начнёт покупать многое втридорога, брат Алекс чуть не взвыл, когда услышал от меня эту радостную в кавычках новость. Возражать казначей не осмелился, не дурак, быстро сообразил откуда дует ветер.

В Рансбур прецептору ордена Молящихся его преосвященству маркизу Николаю Гиверскому наверняка отправился или вскоре отправится донос по этому поводу. Не сам финансист, так баронет Михаил точно наябедничает урод. И пусть. Епископ Рональд, мой дядюшка, сказал, что разберется с этим, значит не буду себе голову лишними проблемами забивать. Тем более, рассчитываю в скором будущем увеличить доходы монастыря настолько, что отчисляемая от них доля прецептории, как минимум, не уменьшится.

— Хорошо, брат Валерий. Сошлись на меня. Пусть закупит. Насчёт оплаты мы с ним потом поговорим.

Отвязался от старого прилипалы. Чувствую, по любому поводу будет мне нервы трепать. Вопрос-то его пустяковый, неужели сам не мог с нашим финансистом вопрос решить, тем более, что знают друг друга сто лет, ещё простыми братьями вместе постную кашу с мисок выскребали.

— Пожелаете первым идти? — интересуется тюремщик.

В руках Никиты промасленный факел и огниво. Сейчас подпалит, и спускаться следом за ним, вдыхая копоть, нет никакого желания. Поэтому киваю — смогу поди разглядеть ступеньки — вхожу в дверь впереди него и Сергия, нагруженного письменными принадлежностями. Пришлось ради записи допроса отвлечь моего Никаса Сафронова от художественного промысла. Штатного стенографиста при тюрьме не имеется. Непорядок. Ох, сколько же всего кругом, что руки чешутся переделать или дополнить.

Опять ноги скользят, того и гляди грохнусь так, что костей не соберёшь, лестница очень крутая. Пропускаю ярус со складскими помещениями, лишь на пару секунд остановившись на площадке, вглядываясь в дальний конец коридора, где две рабыни под тусклыми отблесками масляного фонаря что-то нагружают в короб.

Надо бы осветительных амулетов сделать побольше, да это опять же мне придётся изготавливать, ну, или брата Симона от лекарских дел отвлекать. У остальных моих одарённых, у каждого, нужного ассортимента цветовых оттенков не имеется, разве что разыщется иное плетение света.

Вспыхнувшую было идею предложить монастырским магам изготавливать артефакты совместно пришлось выбросить на помойку. Не получится. Плетение может создаваться из нитей только одного одарённого. А так-то мысль была отличная. Скажем, нет у Георга жёлтой нити, зато есть красная, а у казначея наоборот. Вот вдвоём бы и дополнили возможности друг друга. Но, нет. Моя задумка как тот ёжик — очень сильный, только, гадство, лёгкий, если его пнуть — она великолепна, но не реализуема.

На последнем тюремном ярусе, куда я спустился, слава Создателю, не скатившись сюда кубарем, в коридоре достаточно светло, горят все шесть ламп. Обычно, если верить Никите, хватает одной. Ради меня постарались, устроили иллюминацию. Что ж, молодцы, чего уж.

Встречают два орангутана. Ну, так выглядят помощники брата тюремщика. Здоровые, сутулые, с сильными, бугрящимися узлами мышц, длинными руками и тупыми лицами, не обезображенными интеллектом. Где нашёл таких уродов? Даже спрашивать не хочу. Главное, брат Никита ими доволен, я, пожалуй, тоже был бы, да от них и их засаленных балахонов несёт так, что блевать тянет.

— Лжепророк уже подготовлен к допросу, ваше преподобие. — тюремщик гасит факел в бочке. — Как вы и приказывали, его раньше атамана в допросную поместили.

В этот момент из ближайшей камеры, сквозь маленькое, размером в две ладони оконце раздаётся скулёж:

— Ваше преподобие, пощадите, умоляю. Я больше не буду.

— Кто там? — реально не соображу.

— Так этот, слуга казначея Степик. Вы же распорядились.

Точно, я. Вроде на одну ночь сказал. Или не говорил? Впредь надо быть внимательней к своим словам. Здесь всё воспринимают буквально. Не определил сроки заключения, так бы мой почти тёзка и сгнил в подземелье, если бы я о нём не вспомнил.

— Выгони его отсюда. Хватит ему отдыхать. Наверху работы полно.

Из камеры наказанный обидчик Юльки выполз. Нет, в самом деле зачем-то появился на коленях и двинулся ко мне, да так быстро и неожиданно, что чуть ли не отпрыгиваю назад.

— Ваше преподобие. — заныл он.

— Беги отсюда, пока я добрый. — советую. Что уж он там хотел, ноги мне облобызать или руки, не хочу ни того ни другого. Повышаю голос. — Ты слышал? Беги, говорю!

Уговаривать обормота не пришлось. Напугал его, вижу, сильно. Оно и к лучшему, больше не станет хамить, тем более, девчонкам. Ну, так во всяком случае надеюсь.

У Дюма я читал про средневековые темницы? Нет, какой к чертям Дюма? У Мориса Дрюона. В его серии «Проклятые короли», да. Там бывшие руководители тамплиеров своей участи дожидались в холодной темнице с маленькими под потолком окнами и гнилой соломой в качестве подстилки. Не знаю, наверное, к счастью, как обстоят дела в других тюрьмах, а в моей лишь одно совпадение — холод. Ни окошек — какие могут быть окна на третьем подземном ярусе? — ни соломы. У меня узники живут прямо на каменном полу. Камень никто специально в камерах не клал, просто рыли пока не упёрлись в скальную породу. Чувствую, монахи народ настолько упёртый, что не встреть они препятствие, прорыли бы Паргею насквозь.

Миновали камеры с атаманом и его подельниками. Увы, с моей идеей использовать этих придурков в качестве моих лесных разведчиков, так сказать, перевербовать, тоже пришлось расстаться. Не появились здесь ещё робингуды, благородные разбойники. А может их и у нас на Земле не было на самом-то деле? Выдумали всякую чушь. А грабили те, как и здешние, всех подряд: богатых, бедных, аристократов, горожан или крестьян — без разницы, и рабов тоже. Ладно бы только грабили. Лейтенант уже доложил про тех, кого нам доставили. Убивали твари всех без разбора, включая детей. Казалось бы, вчерашние крестьяне, взявшие от отчаяния в руки оружие — пусть не совсем настоящее, топоры, вилы, дубины — должны сочувствовать таким же как они беднякам, однако, ничего подобного. В деревушке Орловка, где проживали графские крепостные, вырезали всех поголовно. Сволочи.

— Милорд? — выжидательно смотрит на меня брат Никита.

— Открывай, кому стоим? — хмурю брови.

Дверь оказалась только закрыта, а не заперта, и внутри пыточной моего прибытия поджидают. Действительно, всё готово для допроса с пристрастием.

Кроме распятого на цепях обнажённого бандитского проповедника и стоявших рядом с ним палача с помощником — уж не знаю, насколько они опытны, по идее, давно своим ремеслом пробавляются, должны быть умельцами экстра-класса — за длинным почти чёрного цвета столом сидит какой-то монах. Сидел. При моём появлении вскочил, как та ракета стартовала с Байконура. Лицо знакомое.

— Брат Михаил. — представляется.

Ещё один? Я скоро запутаюсь в них. Впору блокнот изобретать и носить его с собой, грифели для скорых записей здесь давно придумали, торговцам без этого никак.

Лицо знакомое. Вспомнил, это же помощник брата Симона. Вон и сосудики со всякими лечебными настоями и бальзамами перед ним стоят. Вдруг палачи перестараются, а тут он своими препаратами из ртути, свинца или каких-нибудь костей жаб окончательно добить поможет.

Нет уж, дружок, в случае чего бастард Неллерский своими исцеляющими плетениями обойдётся. Не дам отравить или сгноить того, кому ещё в Готлине предстоит ответить за свои преступления.

— Ты иди, брат, отсюда. — говорю. Ага, по добру, по здорову. — Моя магия лучше твоих снадобий.

Смрад в допросной жуткий. Кроме крови, дерьма с мочой, жжёной плоти, ощущаю запах мук и страданий. Не носом конечно, а сознанием.

С одной стороны горит камин, в котором греется до красного каления кочерга с деревянной рукояткой. С другой длинный верстак с набором инструментов, которым даже Святая инквизиция бы позавидовала — пилы, тиски, две металлические удавки в виде гарроты, молотки в ассортименте, от небольшого совсем для ударов по пальцам до здоровенной кувалды, которой при однократном применении и кость бедра можно раздробить. Ещё какие-то коловороты, воронки, крюки. Моё воображение не настолько широко, чтобы понять, как можно использовать даже половину вот этого всего.

Миры — мой прежний и мой нынешний — разные, а люди в плане изобретательности причинения боли своим ближним мало чем отличаются.

Пока мой секретарь располагается на прежнем месте брата Михаила, покидающего допросную с явным сожалением и настолько медленно убирающего в торбу свои снадобья, что хочется дать ему хорошего пинка под задницу, успеваю разглядеть распятого мужчину. На самом деле он не так уж и стар, лет пятьдесят. Просто длинные седые волосы и усы со всклоченной бородой добавляют лет его внешности.

— Что за щенок сюда пожаловал? — раздаётся его каркающий голос. — Судя по атласу сутаны, сам аббат? Чей-то сынок, раз доверили…

Проповедник не договорил, помощник палача, крепкий молодой мужчина, сильно бьёт его кулаком под дых. Лже-проповедник охает и начинает с хрипом втягивать в себя воздух жадными глотками. Вот и правильно, нечего оскорблять незнакомых людей, пусть и весьма ещё юных.

Сергий уже разложил бумаги для записи, свитки с описанием подвигов монаха-расстриги Георгия — так зовут моего нынешнего подопечного — чернильницу и пучок гусиных перьев, уже наточенных. В монастыре есть мастерская, где их затачивают, но мой секретарь это делает сам, чем-то его не устраивает величина скоса. Кстати, довольно интересно, как он будет вести протокол допроса, стенографической скорописью-то здесь, насколько знаю, никто не владеет, даже знаков и букв под это дело не придумали. Будет только самое важное фиксировать? А как у нас раньше было? Вспоминаю какой-то фильм, когда царь Пётр стрельцов допрашивал, так там целый штат писарей за столами располагался. Получается, брали количеством.

— Обращайся ко мне ваше преподобие. Впрочем, разрешаю и просто милорд. Тут все свои. — моя незатейливая шутка развеселила братьев Никиту и Сергия, а заодно и палача с помощником. Орангутаны никак не прореагировали, так и стояли у двери с тупыми мордами. — Нет желания самому покаяться за свои преступления и лживые речи? Можешь говорить мне словно самому Создателю.

— Плевать я хотел на твоего Создателя. — проскрипел он, поморщившись в ожидании очередного удара, но я знаком остановил палачей. — Нет его и никогда не было. Иначе разве он бы допустил всё то зло, что творят такие как ты? Ох, извините, вы, благородный милорд. Зло, зло, зло, кругом одно зло. Нищета, бедность, несправедливость. Ну, и где же он, ваш Создатель?

— А разве наш покровитель должен жить вместо нас? — спокойно спрашиваю.

Не средневековому фанатику соревноваться в схоластике с уроженцем продвинутого на много веков вперёд мира. Бывший монах-целитель ожидал чего угодно, только не беседы, бешенная ненависть и страх в его глазах сменились удивлением.

— Ты…вы о чём?

— О том. Наш Создатель всеведущ и всемогущ, и может исправить любую несправедливость. Только зачем тогда мы нужны? Нет, я, понятно, для чего, чтобы чистить Паргею от таких смрадных гадов как ты. А вот ты зачем, Георгий? Для чего благословил убийство детей в Орловке, свинья? Чем тебе малыши-то помешали?

— Зачем им жить? Чтобы страдать? Этого хочет твой бог?

— Наш, наш бог. Признаёшь ты его или нет, но ответ-то перед ним всё равно придётся держать. И весьма скоро. А теперь расскажи-ка, тварь, кто из вашей банды отрицает Создателя?

Вопросы, куда сбывалось награбленное, о сообщниках в городах и поселениях, про связи с другими бандами и многое другое вне сферы компетенции ордена, этим занимаются дознаватели графа и городских властей. Что же касается моей сферы деятельности, то с этим скотиной мне всё ясно. Никакой он не еретик, не сторонник подобосущности Создателя. Обычный безбожник. Для меня обычный, для здешнего населения совсем редкий фрукт. Паргея ещё не доросла до полного отрицания высших сущностей. Даже самые отпетые враги Создателя тут признают каких-нибудь лже-богов. Не исключено, что я сейчас наблюдаю первого атеиста этого мира. И пока последнего.

Что же тогда даёт ему силы богохульствовать и сыпать оскорблениями в мой адрес, в сторону церкви, короля, аристократии? Странно даже. Тот, кто ставит себя в центр мироздания по идее не должен иметь точки опоры для сохранения своих убеждений. Ведь главное для него он сам. Тогда зачем терпеть страдания? Фанатик. Таких я раньше не встречал, только читал про них. Зла от них намного больше, чем от любого самого жестокого инквизитора. Тот же проповедник Кальвин сжёг людей много больше печально прославленного Торквемады.

Бывшего монаха мне нисколько не жаль, но и смотреть на пытки не хочется. Слабак я ещё для паргейских нравов. Спасибо милорду Михаилу, моему заместителю. Хоть и козёл, но явился в допросную к моему удовольствию. Как раз лже-проповеднику вставляли раскалённый прут в задницу, тот утробно ревел, богохульствуя самыми грязными словами.

— Не помешаю? — спросил преднастоятель.

— Наоборот, ты вовремя. — показываю на место рядом с собой.- Всё, что нужно, я уже выяснил. Это безбожник. Удивлён? Я сам чуть с лавки не упал, когда понял, с кем имею дело. — морщусь, когда очередной нецензурный выкрик пытаемого сильно бьёт в уши, но разговор не прерываю. — Дальше мне не интересно. Вернее, интересно, но другие дела ждут. Подмени меня. Может ещё что-нибудь узнаешь.

Вижу, что в отличие от меня баронет смотреть на мучения людей любит. Напомнить ему, что жертва должна вернуться в Готлин живой? Да ну. Михаил на этих допросах собаку съел, знает всё лучше меня. Покидая камеру, чувствую себя немного дезертиром. Соскочил, называется. Надеюсь, что со временем отращу себе кожу как у бегемота, иначе в новой жизни мне будет не сладко.

Брат Никита выскочил следом за мной. Ну, логика в его поступке есть, там, где меня встретил, дотуда надо и проводить. Ещё, здесь подхалимство перед вышестоящими считается благим делом, тюремщик суетится и старается выслужиться. На обратном пути пускаю его вперёд, всё равно дым от факела вверх уходит, так что, моему обонянию сильно страдать не приходится.

Оказавшись на улице, жадно вдыхаю свежий воздух. Наступила вечерняя прохлада, и наслаждаюсь жизнью после затхлых подземелью.

— Вот вы где, милорд? — из-за угла общежития появляется подьячий Виктор. Ура! Наконец-то! Тебя мне ведь, и правда, не хватало. — Вас можно поздравить?

— С чем? — туплю.

— Как с чем? С обретением магических способностей же! Поздравляю! Какая радость для вашего славного рода! Какая радость для всех нас!

Так, мой помощник, вижу, опять крепко надрался. Точно, кланяется, подойдя, обдав свежачком. Такое чувство, что он только что пару стаканов креплёного в себя опрокинул и ещё не закусил. Злиться на него не собираюсь. Меня теперь не проведёшь. Знаю, Витёк, голова у тебя как компьютер соображает в любом состоянии, а здоровье как у быка.

Хорошо, видать, в Готлине, раз у подьячего физиономия такая довольная. Надо ускорить свою поездку туда. Двойному мне — Степану и Степу — очень интересно посмотреть ещё один город Кранца. Городки, виденные по пути в монастырь, не в счёт — мелкие, а кроме Неллера других ещё не знаю. Не знаем, если иметь в виду и память моего предшественника.

— А-а, ты вон про что. Я-то думал, ты мне каую-то радостную новость из своей поездки привёз.

— Там радостного мало. — не переставая улыбаться, так что, со стороны в нашей беседе ничего не изменилось, ответил Виктор. — Серьёзно поговорить надо.

— Ну, надо, так надо. — соглашаюсь. — Предлагаю сделать это в бане. Мне после подземелий надо освежиться, а тебе дорожную пыль смыть.

— Хорошая идея, ваше преподобие. — соглашается он. — Помоемся, поговорим, вина попьём, потом девок позовём. — подмигивает.

Да что ж здесь за народ-то такой? Средневековье, а нравы словно у нас в девяностые, когда любые вопросы, что бандиты, что бизнесмены, что милицейские с прокурорскими, что чиновники, обсуждали в саунах с водкой и девицами с низкой социальной ответственность. Вроде попы, имамы раввины или ламы в таком замечены не были. Во всяком случае, об этом не слышал.

— Вина тебе пока, думаю, хватит, обойдёмся взваром. С рабынями сам развлекайся потом, без меня. Мне надо молитвы сегодня читать и заклинания учить. — про первое соврал, зато о плетениях сказал истину. — Брат э-э… — не знаю, как зовут молодого монаха, проходившего мимо с глубокой задумчивостью на лице.

— Брат Олег. — представился он.

— Брат Олег, сообщи моей служанке или пошли кого-нибудь из слуг к ней, чтобы ужин в мыльню принесла. На двоих.