— Мне нужна от тебя одна услуга, — произнес Стейвен.
— Слушаю, — отозвался Хаск.
Несмотря на возбужденное состояние, Стейвен никак не мог озвучить свою просьбу. Он поджал губы и сделал глубокий вдох.
— Надо, чтобы ты убил Наставника.
Гидеон ничуть не удивился. Принимая решение их стравить, отряд «Инферно» осознавал этот риск.
— Почему я?
— Потому что другие могут отказаться. Они давно его знают, а ты никогда его особо не любил.
— Это точно, — согласился Хаск. — Могу я спросить, почему? И вообще, чего он так взбеленился?
— Я держал его при себе, потому что у него есть нужная мне информация. Он-то и снабжал нас целями для атак, ну и еще Эйзен.
«Иден была права», — подумал Гидеон.
— И теперь он больше тебе не нужен?
— Мне нужна его информация, а не он сам. Он разозлился, потому что решил, будто кто-то сегодня рылся в его вещах.
Лейтенант покачал головой:
— Не знаю. Я просидел тут весь день, пока тебя не было. Никто ничего не трогал. Да и с какой стати? Мы же не знали, что он утаивает информацию.
— Я ему пытался объяснить, но он не слушает. Надо его убрать. У него явно паранойя.
«А у тебя разве нет?» — подумал Хаск, но промолчал.
— Причем быстро. Он может просто свалить вместе с информацией.
— Я пошел, — сказал Гидеон и протянул руку. — Дай мне свой бластер.
Иден мчалась на мотоспидере. На полпути запищал комлинк.
— Это я, — сказал Хаск. — Похоже, Наставник утаивает от Стейвена какую-то очень важную информацию. Мне поручено добыть носитель, а его самого убить.
— Я уже лечу туда. Ты сейчас где?
— Я понятия не имею, где его искать. Уверена, что справишься?
— Да. Скажи Стейвену, что сделаешь это, и двигай к кораблю. Пусть Дел отлучится под каким-нибудь предлогом и идет туда же. Это не займет много времени, и тогда мы наконец сможем распрощаться с этим проклятым сумраком.
— Так у тебя есть бластер?
— Да.
— Ну... ладно. Я бы сам с удовольствием продырявил этого хлыща.
Иден захлестнул гнев, но она сдержалась.
— Это приказ, Хаск. Не просьба.
— Так точно, капитан.
— Я позвоню на обратном пути. — Иден выключила комлинк и налегла на рычаги управления.
То, что предстояло сделать, ее абсолютно не радовало.
К амфитеатру Иден приближалась кружным путем. Она знала, что Наставник придет сюда, дневник же подсказал почему. Иден спешилась в нескольких метрах от сооружения, вынула бластер из кобуры и двинулась к тому месту, где так часто «тренировалась» со своим учителем.
Благодаря очкам ночного видения его было легко заметить. В центре чаши был один камень, на котором Наставник любил отдыхать. Сидел он там и сейчас, вертя в руках какую-то вещицу. Очков он не надел, что было глупо, но каким-то образом он поднял голову и посмотрел в сторону Иден. Он никак не мог ее видеть, но Версио застыла.
— Тебя Стейвен прислал? — спросил Наставник, не повышая голоса. Слышно его было прекрасно.
Иден ступила на край и крикнула в ответ:
— Нет. Я пришла сама.
— Спускайся ко мне, Иден. — Он помахал рукой. Девушка колебалась. Можно выстрелить отсюда и покончить с этим делом. Но ей столько хотелось узнать! К тому же у него явно не было оружия. Не считая, конечно, нужной ей информации.
Осторожно, держа Наставника на прицеле, она спустилась на дно амфитеатра и остановилась в четырех метрах от него.
Наставник грустно улыбнулся:
— Так и знал, что это будешь ты. Полагаю, ты нашла мой дневник.
— Да, — сказала Иден. — Теперь все встало на свои места. Откуда ты знал Со и Стилу, твоя образованность и политический опыт. Мой отец не очень жаловал сенаторов, так что вряд ли я раньше была знакома хоть с одним.
— И не знакома до сих пор, — ответил он. — Теперь я всего лишь обыкновенный Лакс Бонтери[8].
«Обыкновенный» — более далекую от истины характеристику было трудно придумать. Сын ондеронскош сенатора, он сам стал сенатором и представлял свою планету. В юности он любил девушку-джедая и первую предводительницу партизан. Он сражался и против Республики, и за нее, затем выступил против Империи, после чего пустился в бега, каким-то образом завладев секретной информацией. Мятежник или нет, Лакс Бонтери, несомненно, был одной из самых удивительных личностей, каких Иден встречала в своей жизни.
Впрочем, признаваться в этом она не собиралась.
— Информация, — сказала она. — Отдай мне носитель.
— Не могу, Иден. Сама понимаешь, не могу. — Он с сожалением посмотрел на нее. — Тебе придется меня убить.
— И убью.
Лакс кивнул.
— Я знаю, — только и сказал он.
Но Иден не спешила стрелять. Успеется.
— Откуда ты получил эту информацию? — командным тоном спросила она.
— От моей дочери.
Уж чего-чего, а такого Иден не ожидала услышать. В дневнике об этом не было ни слова.
— Ты... ты имеешь в виду свою нареченную дочь? Но ты говорил, что она умерла.
— Мая? Да. Умерла. У меня нет биологической дочери. Я рассказывал тебе, что был когда-то женат, и приемная дочь для меня почти как плоть от моей плоти. Она немного старше тебя. Тебе она понравилась бы.
— Я не понимаю.
— Знаешь, — произнес Наставник... Лакс... с полным спокойствием, как будто Иден не стояла в нескольких метрах, держа его на мушке, — никто не любит выставлять себя в дурном свете. Мы предпочитаем думать, что поступаем правильно, всегда и везде.
Иден сглотнула. Она подумала о Сейн. О решимости в глазах девушки, когда та бросилась на командира, взяв инициативу в свои руки. Вынудила убить ее. Сейн тогда поступила правильно. И Иден тоже.
Но Сейн вообще не должна была попадать в такое положение. Никоим образом. Вина лежала целиком на Иден, которая знала, что никогда не искупит ее.
— Ты прав, — сказала молодая женщина. — Нам это свойственно.
— Но ведь мы настолько неидеальны, что это просто абсурдно, — продолжил Лакс. — Я вспоминаю кое-какие дела, которые натворил в юности; как же мне повезло, что нашлось кому вытащить меня из той трясины, куда я по глупости угодил. Я любил и был любим, Иден. И эту любовь я использовал как оружие, чтобы заполучить то, чего хотел. Я искренне стыжусь своего поступка, но повторил бы его не задумываясь.
— Так, значит... приемная дочь достала ценную информацию и передала тебе.
— Да. Сама она не занимает особо высокого поста, но имеет доступ к секретным документам.
— И ты уговорил ее начать действовать против Империи? Она шпионка? — Теперь Иден понимала, почему Лакс редко упоминал о своей приемной дочери, даже в дневнике: он оберегал ее.
— Нет. Я бы никогда так не поступил, — твердо ответил Бонтери, и Иден поверила ему. — Она беззаветно предана Империи. В этом она пошла в мать. Но... она любит меня. По крайней мере, любила. — Голос его был полон сожаления. — Я часто думаю о том, не презирает ли она меня теперь.
Иден знала, что нужно убить его, но не стреляла. Эта история заинтриговала ее, хотя чем именно, было трудно выразить словами. Версио сказала себе, что просто хочет — в качестве ягодки на торте — добыть имя еще одной изменницы, которую затем уволят с важного поста, как вырывают сорняк в саду.
Но в то же время ей было интересно узнать больше об этой женщине, которая, если верить Лаксу — а почему нет? — была «беззаветно предана Империи», но все-таки нашла способ Империи изменить.
В этом следовало разобраться.
Поэтому, не ослабляя внимания и продолжая целиться в его незащищенную грудь, Иден сказала:
— Продолжай.
— Ты знаешь, почему я присоединился к «Мечтателям», хотя и выгляжу здесь чужаком. Но после гибели Со на Джеде я обратился сначала не к ним — я обратился к дочери. Сказал ей, что смерть Герреры стала для меня неожиданно сильным ударом. — Лакс грустно улыбнулся. — Лучшая ложь — та, в которой есть крупица правды. Не так ли?
Иден промолчала. Он продолжил:
— Я сказал ей, что мощь Империи бессмысленно отрицать. Что настоящий мир может наступить лишь после ее окончательной победы. Пообещал рассказать все, что мне известно о деятельности Альянса повстанцев... в обмен на амнистию. Я попросил ее назвать время и место, где я мог бы сдаться властям, — какое-нибудь публичное мероприятие с прямой трансляцией, а лучше несколько. Я ей сказал, что не все в Империи так же благородны, как она. Что боюсь, как бы меня не схватили и не убили, подвергнув пыткам. Ее... огорчила мысль о том, что со мной может произойти подобное.
Иден сглотнула. «Заканчивай это дело, — сказала она себе. — Он не откроет тебе ее имя. Скорее, умрет. Ничего важного он уже не скажет. Убей его, забери инфокарту и возвращайся с отрядом домой».
Но вместо того, чтобы нажать на спуск, Иден облизнула губы и промолвила, стараясь говорить с ледяным спокойствием:
— И тогда она прислала тебе имена тех, кто, по ее убеждению, сдержит слово.
— Не только имена, — ответил Лакс. — Подробную информацию о том, где их найти. Какие события намечены. Коды доступа. Одиннадцать публичных мероприятий, распланированных на три месяца. Одиннадцать вариантов, чтобы сдаться Империи.
— И одним из них было посещение завода, — сложила одно с другим Иден.
— Да. Оба этих человека, при всех своих недостатках, не были сторонниками жесткой линии, как многие другие. Они сдержали бы слово. Три других мероприятия уже произошли ко времени твоего прибытия.
— Я знаю о них. — Именно об этих событиях и говорил отец, и они же побудили его поручить задание отряду «Инферно». Стремясь громкими победами вдохнуть в «Мечтателей» новую жизнь, Лакс Бонтери погубил их. Иден не сомневалась, что теперь он и сам это понимает. — Но ты так и не сдался, как я погляжу.
Лакс покачал головой.
— Да, — сказал он. — Хотя в какой-то момент... я подумывал об этом. Но потом вспомнил: это не Альянс повстанцев. Это Империя. По уровню жестокости вы не настолько уж отличаетесь от партизан, как тебе хотелось бы думать.
Иден была бы и рада возразить, но не смогла. Это было правдой. Даже Хаск однажды признал это. Она сказала:
— Я тебе не поверенная.
— Да, — согласился Лакс, — но ты последняя, с кем я разговариваю перед смертью, а я хочу хоть кому-то рассказать... ну, то, что я готов рассказать.
— Так рассказывай. Пока жив.
Он пожал плечами и продолжил:
— Я не пошел сдаваться. Не только потому, что пытки не для меня: дело в том, что тем самым я бы выдал свою приемную дочь. Они бы догадались о ее роли... но не поняли бы причины такого поступка. Поэтому я разыскал Стейвена — человека, который, как и я, был в команде Со. Я частично открыл ему то же, что и тебе: что у меня есть некая информация, которой я готов поделиться, но не всей сразу. Стейвену это не понравилось, но что ему оставалось?
Иден задумалась:
— Получается, на данный момент вы нанесли удары по четырем целям. И никто ничего не заподозрил.
— Потому что не в чем. Эти атаки имеют так мало общего, что никто не увидит никакой закономерности, не считая того, что «Мечтатели» откуда-то добыли информацию. На данный момент никто не может связать мою дочь с этими событиями. — Он впился в нее взглядом. — Кроме тебя. Но я не думаю, что ты это сделаешь.
— Это еще почему? — с вызовом спросила Иден.
— Во-первых, еще много лет назад, когда я опозорил семью, она сменила имя. Теперь ее будет трудновато разыскать. Во-вторых, как я уже сказал, она предана Империи... просто любит своего отца, несмотря ни на что. Неужели ты считаешь, что за это она заслуживает смерти?
Дуло бластера задрожало. Иден выровняла его:
— Хватит языком молоть. Давай сюда инфокарту.
Он покачал головой:
— Нет.
— Лакс... ты же сам сказал, что «Мечтатели» ничем не лучше Империи. Ты не согласен с их методами. Вы не просто уничтожаете оружие или судоверфи, не просто убиваете имперских солдат: от этих атак гибнут гражданские. Погибли бы даже дети, если бы не Сейн. Те самые мирные жители, за которых якобы сражаются «Мечтатели»!
— Знай я, что Стейвен пойдет на убийство детей, ни за что не сказал бы ему о школьной экскурсии. Ты это знаешь. — Глаза Лакса сердито сверкнули.
— А ты должен был понимать, что ему безразлично. Тебе их не переделать.
Удивительно, но от этих слов его бледно-голубые глаза просветлели.
— Да, но, знаешь ли, кое-чего Империя не понимает. Всегда остается надежда, Иден. Надежда на то, что, если достаточно долго говорить правду, ее услышит тот, кто поймет, что это действительно правда.
Что-то в душе Иден оборвалось. Ледяное спокойствие разлетелось вдребезги во вспышке ослепляющего гнева — на что именно, она не знала и сама.
— Вы не заводите сторонников, а лишь наживаете врагов! — зарычала она, дрожа от ярости. — Позволь, я расскажу тебе об этой твоей «надежде». Сразу, как ты ушел, Стейвен отвел Гида в сторонку и приказал следовать за тобой. Забрать карту с информацией о будущих целях, а тебя убить. Стейвен. Твой лидер. Он не слушает, Лакс. Никто из них не слушает.
Это известие, похоже, потрясло Лакса. На мгновение он как будто скукожился — и постарел, словно годы вдруг взяли свое. Но в следующий миг он улыбнулся, и внезапная старость отступила.
— Да, — сказал Лакс. — Он и впрямь не слушает. И остальные, наверное, тоже. Но ответь мне. Если, по твоим словам — а я тебе, кстати, верю, — если Гиду приказано следовать за мной, забрать инфокарту и убить меня... то что здесь делаешь ты?
— Я сказала ему, что ты мне доверяешь, а потому можешь показать мне, где носитель. Так намного быстрее, чем убить тебя и потом рыться наугад.
— Разумное объяснение. И даже правдивое в какой-то мере. Я тебе доверяю, а Гиду нет. Но сдается мне, что здесь кроется что-то еще — какая-то другая причина, из-за которой ты хотела обойтись без него. Почему решила прийти сюда сама.
Иден не ответила, и он продолжил, осторожно шагнув вперед:
— Ты знаешь... это вселяет в меня даже большую надежду, чем раньше. Без надежды никак нельзя, Иден. За нее цепляешься как за соломинку, просто потому, что она есть. Надеешься, что твои поступки или слова могут что-то изменить. Вспомни «Звезду Смерти». Один человек годами скрывал удивительную, страшную тайну и хранил в сердце надежду, что когда-нибудь сможет достучаться до кого-нибудь и открыть, что у чудовища есть слабое место. Повстанцы, выкравшие чертежи на Скарифе, погибли, но надеялись до конца, что успели переслать сигнал. Лея надеялась, что эти чертежи попадут к повстанцам. Надежда, Иден. Она лежит в основе всего, во что мы верим. Без надежды мы ничто.
— Если это все, что у тебя есть, то ты уже ничто, — тихо ответила Иден. — И ты знаешь поговорку. Живи надеждой... умри в унынии.
Она выстрелила.