Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

Б.П. Так Маркес рассказывал историю создания книги «Сто лет одиночества». Роман оказался не просто хорошим. Он стал главным романом Латинской Америки и символом целого континента. Это книга об истории рода Буэндиа, все поколения которого страдали от одного фамильного изъяна – одиночества. Каждый из них по-своему был одинок. Кстати, свою нобелевскую речь Маркес назвал «Одиночество Латинской Америки» и говорил там, что строгая рациональная Европа, да и страны других континентов, плохо понимают Латинскую Америку. Слишком странную, слишком страстную, слишком экзотичную. И в этом состоит ее одиночество.

И Маркес изобрел эти средства, точнее, довел их до совершенства – так появился магический реализм, особая картина мира, когда сугубая реальность, почти на уровне физиологии, совмещается с чудом: к живым героям приходят мертвые, которым стало одиноко на том свете, цыганские циновки летают, как ковры-самолеты, героя, пахнущего машинным маслом, повсюду сопровождает рой желтых бабочек.

Городок, где происходят события романа, называется Макондо. Мы видим всю его историю: как он был основан переселенцами во главе с патриархом рода Хосе Аркадио Буэндиа, как Макондо рос, менялся, как в нем появились представители власти. Потом его захватила гражданская война, через него провели железную дорогу (по которой приехал поезд с французскими гетерами), затем здесь открыла свой филиал Американская банановая компания, потом пошел дождь, который длился четыре года… Наконец, мы видим упадок города, его запустение и смерть от урагана. Все это длится сто пятьдесят лет и представляет целую эпопею латиноамериканской жизни.

На фоне этих изменений проходит яростная жизнь представителей шести поколений семьи Буэндиа, где каждый персонаж – это отдельная история одиночества. Мальчиков в этой странной семье принято было называть Аурелиано и Хосе Аркадио, девочек – Амаранта и Ремедиос. Они сменяют друг друга с калейдоскопической скоростью, тут недолго и запутаться… Но после прочтения романа остаются несколько образов, которые запоминаются навсегда.

Например, полковник Аурелиано Буэндиа, легендарный полководец, который затеял тридцать две гражданские войны и, проиграв их все, принял решение застрелиться. Когда он понял, что последняя война была напрасной и пришло время подписать унизительное перемирие, он попросил своего врача показать, где точно находится сердце. Тот взял ватную палочку, окунул в йод и нарисовал у полковника на груди кружок. Полковник подписал перемирие, взял пистолет, приложил дуло к кружку и выстрелил. На следующий день он очнулся на больничной койке, рядом стоял счастливый врач, который сказал: «Этот кружок – мой шедевр. Тут единственное место, где пуля могла пройти, не задев ни одного жизненного центра».

Остается в памяти и история воспарения Ремедиос Прекрасной. В четвертом поколении Буэндиа родилась девочка, которая, повзрослев, оказалась настолько красивой, что это всех напугало, и бабушка решила на людях заматывать ей лицо платком. О Ремедиос пошли легенды. Ее красота была настолько оглушительной, что она не радовала, а уничтожала мужчин: порождала в них чувство полного отчаяния. За ней стал ухаживать испанец-аристократ, но она его игнорировала, тот запил и погиб. Потом другой влюбленный пытался подсмотреть, как она моется в купальне, разобрал крышу, упал и расшибся насмерть. Ремедиос не понимала, что происходит, ей самой были чужды всякие страсти и совершенно безразличны все мужчины. Она ходила в одном балахоне на голое тело, брила голову, ела руками. И в семье решили, что, вероятно, она просто дурочка. Только полковник Аурелиано Буэндиа повторял, что Ремедиос Прекрасная – самое здравомыслящее человеческое создание из всех.

Однажды Ремедиос снимала с веревки высохшие простыни. Вдруг она сильно побледнела. «Тебе плохо?» – спросила ее Амаранта. Ремедиос ответила: «Мне никогда еще не было так хорошо» – и стала медленно взлетать, держась за край простыни.

Первая страшная любовная история – Амаранта

Б.П. Амаранта была первой девочкой, родившейся в семье Буэндиа. До этого у Хосе Аркадио и Урсулы, с которых начинается род, было два сына. А тут родилась дочь, вертлявая и веселая. Когда ей исполнилось десять лет, в дом из ниоткуда пришла другая девочка по имени Ребекка, годом ее старше. Весь багаж Ребекки состоял из сундучка с одеждой, маленького кресла-качалки и мешка, в котором лежали кости ее родителей. Она принесла письмо, в котором дальние родственники просили Хосе Аркадио и Урсулу приютить сиротку. Этих родственников никто не знал, однако Ребекку приютили, и она стала Амаранте сестрой.

Ребекка была странной девочкой-волчонком, поначалу она почти ничего не говорила, только сидела на своей качалке, сосала палец и тайком ела землю и известку со стен. Урсула, узнав об этом, решила лечить ее ревенем и ремнем. И девочка выздоровела, стала ласковым ребенком, полноценным членом семьи.

Однажды Урсула решила учить девочек танцам и заказала пианолу. Так в их жизни появился итальянский мастер Пьетро Креспи, который приехал эту пианолу настраивать. В его услуги также входило обучение клиентов танцам. Пьетро Креспи был очень красив и воспитан, в дни занятий он надевал бальные туфли и особые брюки – очень узкие и облегающие. Он даже не думал прикасаться к девушкам, просто показывал им па, но Урсула ни на минуту не покидала комнату, пока ее дочери обучались танцам. «Напрасно ты так беспокоишься, – говорил Хосе Аркадио Буэндиа своей жене. – Ведь он же и не мужчина вовсе».

А когда Пьетро Креспи уехал, оказалось, что обе сестры в него влюбились. Ребекка снова начала как сумасшедшая горстями есть землю и сосать палец, пока Креспи не прислал ей письмо, в котором признавался в любви.

Когда об этом всем стало известно и Креспи сделал Ребекке предложение, Амаранта решила, что Ребекка выйдет за него замуж только через ее труп.

Ф.Ж. Когда я читал роман, мне не давала покоя мысль: почему Ребекка ест землю? Каков был замысел автора? Позже я узнал о расстройстве Пика – непреодолимом желании употреблять в пищу что-либо необычное или малосъедобное. Это расстройство находится где-то на стыке между психологическим и биологическим. Я думаю, что Маркес использует причуду Ребекки как художественный ход, потому что расстройство Пика обычно заканчивается хирургическим вмешательством или отравлением.

Мы можем предположить, что для Ребекки сосать палец и есть землю – это способы справляться с тревогой и как-то заполнять внутреннюю пустоту. Представь: ты, сирота, приходишь в чужой дом с креслом-качалкой и мешком с костями твоих родителей… Позже Ребекка смогла обуздать привычку, и думаю, дело тут не только в странном лечении Урсулы. Просто девочка стала получать достаточное количество внимания, у нее появился дом, появились люди, которым не все равно. Но когда Пьетро Креспи уехал, Ребекка снова начала сосать палец и есть землю. То есть когда произошел любовный разрыв, она вернулась к старому способу справляться с потерей. Ее привычка, может быть, не вполне эстетична, но легко объяснима.

Мои коллеги, которые работают с сиротами, говорят, что многие дети в приютах, даже повзрослев, продолжают сосать палец или жевать футболки. Эта привычка – один из самых доступных способов справляться с беспокойством. Другим методам дети просто не успевают научиться, для этого им не хватает внимания взрослых и, скорее всего, чего-то еще… Может быть, дома и мамы.

Размышляя о мудрости Ребекки, которая ест землю, стараясь заполнить внутреннюю пустоту, я представлял себе разные вещи, например цветок, который был посажен в ее сердце. Для того чтобы распуститься, ему нужна земля, нужна почва… Или это какое-то наказание, вина. А может быть, отвращение. Может быть, земля нужна, чтобы перебить отвратительный привкус одиночества во рту.

Б.П. Пьетро Креспи вновь приехал в Макондо и в ожидании свадьбы робко обнимался с Ребеккой по углам. Свадьбу, однако, пришлось отложить, потому что Амаранта подсыпала Ребекке в кофе яд, но вышло так, что отравилась им беременная жена одного из братьев. Был объявлен строгий траур…

Шло время, Ребекка и Креспи страшно измучились в роли вечных жениха и невесты, которым было можно только держаться за руки. Но однажды произошло событие, которое все изменило. Домой вернулся старший брат Ребекки, Хосе Аркадио, который много лет назад, подростком, ушел из дома с цыганами, а потом шестьдесят пять раз ходил матросом в кругосветное плавание.

Хосе Аркадио был громадным, накачанным мужиком, каждый сантиметр его тела покрывали татуировки. Громкий, грубый, ничего не стеснялся. Вернувшись в город, он сразу отправился в бордель, вытащил из штанов свой огромный татуированный инструмент и сказал, что проведет ночь с той женщиной, которая больше ему заплатит.

Как-то днем Хосе Аркадио ходил полуголый по дому и встретил Ребекку, осмотрел ее довольно бесстыдно и сказал: «Ты стала совсем женщиной, сестренка». И Ребекка поплыла. Она решила, что на фоне такого сверхсамца Пьетро Креспи выглядит просто «разодетым заморышем». Однажды Ребекка зашла в комнату Хосе Аркадио, где он лежал в гамаке, и выйти уже не смогла. В том гамаке произошел сокрушительный половой акт, а через три дня они обвенчались.

Пьетро Креспи рыдал, утирал лицо надушенным лавандой платком, но оставался жить в доме Буэндиа. Никто не сомневался, что теперь он сделает предложение другой сестре, Амаранте. Они и правда стали проводить много времени вместе. И через несколько месяцев Креспи предложил ей свои руку и сердце. Амаранта даже не вздрогнула, она сказала: «Не будь наивным, Креспи, я скорее умру, чем пойду за тебя». У Креспи случилась истерика, он в слезах уговаривал Амаранту, а та спокойно отвечала: «Не теряй напрасно время. Если ты действительно так меня любишь, не переступай больше порог этого дома». Пьетро Креспи пошел к себе, взял нож, перерезал вены и опустил обе руки в таз для умывания. Таким стал конец любовного треугольника Ребекка – Амаранта – Креспи.

Когда я прочитал эту сцену, я был поражен. Почему Амаранта так поступила? Она же очень любила Креспи, боролась за него, готова была убить сестру. А когда Креспи ей достался, она помучила его и отвергла. Сначала я думал, что это месть за то, что он первой выбрал Ребекку, а не ее. Ну ладно, месть так месть. Но потом за Амарантой стал ухаживать полковник Геринельдо Маркес, которого она очень полюбила за доброту. Но стоило полковнику сделать предложение, как Амаранта ему тоже отказала, оставшись навсегда одинокой.

Ф.Ж. Один из самых сильных страхов человека – это страх быть отвергнутым. Люди переживают о том, что о них подумают, боятся получить отказ. Мнение другого почему-то преобладает над нашим мнением о нас самих, даже если этот другой – полный козел. Мы это знаем и все равно хотим заслужить его одобрение. Спасибо, биология, спасибо, генетическая память. Именно поэтому нам так сложно бывает просто подойти к объекту своей симпатии и сказать: «Давай сходим куда-нибудь». Нужна гарантия, какой-то шанс, что все получится. Пока мы не подошли, пока остаемся на своем месте, у нас есть гипотетическое «да», которое нам кажется лучше реального «нет».

Когда Креспи выбрал Ребекку, Амаранта оказалась отвергнутой, и мы можем предположить, что она сохранит это чувство на всю жизнь. Интересный факт: именно в подростково-юношеском возрасте в нас формируется восприятие себя как человека, заслуживающего любви, как в романтическом, так и в сексуальном смысле этого слова. На это влияет то, как на нас в этом возрасте реагируют другие, как они нас принимают и как с нами поступают. Если мы не получим какой-то альтернативный опыт, то это самовосприятие может остаться с нами на всю жизнь. Например, если в школе вы были гадким утенком, а в университете стали лебедем, то можете этого не заметить и продолжать вести себя как утенок. Для тех, кто переживает, что он не лебедь, хочу добавить: харизма и внутренняя гармония – это верх привлекательности; посмотрите, например, на прекрасного Луи де Фюнеса.

Я думаю, что Амаранта после истории с Ребеккой на веки вечные поставила себя в мире любви на второе место, посвятила всю себя конкуренции и борьбе. Мой любимый тезис: где есть место конкуренции, нет места наслаждению, а уж тем более нежным чувствам.

Если бы Амаранта пришла ко мне в кабинет, я бы сказал: «Милая Амаранта, ты говоришь мне про страх отвержения, но тебе сделали предложение два мужика, а ты отказалась. Почему тебе так нравится жить в ненависти? Что в ней такого? Что случится, если ненависть исчезнет?»

И вот еще что: чтобы построить отношения, нужно думать друг о друге, желательно в положительном ключе, то есть необходимо освободить для другого место в своей голове, в своем сердце. А у Амаранты там все занято. Доступ к голове и сердцу Амаранты перекрыт ненавистью к Ребекке.

Б.П. Такая удивительная история любви и ненависти. Когда она возникла, эта ненависть? Вспоминается, что Ребекка превзошла Амаранту красотой. Когда сестры повзрослели, Амаранта оказалась не так тонка и изящна. Выбрав Ребекку, Пьетро Креспи подтвердил, что Амаранта ей действительно в чем-то уступает. Но мне кажется, важен еще один момент. Ребекка пришла в жизнь Амаранты внезапно, из ниоткуда. Амаранта была единственной дочкой в семье, к ней должно было быть приковано внимание всех женихов. А потом на пороге появилась странная девочка с мешком костей, которая ест землю, ее ровесница, ее двойник. Ребекка просто села в свое кресло-качалку и осталась в доме навсегда – как сестра и как соперница, которая может забрать все, что Амаранта считает своим. И Амаранта, может быть, всю жизнь боялась, что в любой момент из ниоткуда может снова появиться человек, который все у нее заберет. Вот откуда этот неразумный страх, о котором говорит Урсула.

Ф.Ж. Неразумный страх… Если я не вступлю в отношения, то они никогда не оборвутся; если я ничего не возьму, то у меня нечего будет отбирать.

На самом деле, один из самых сильных способов закрепить связь с человеком – это ненависть или месть, особенно когда любовь больше не работает. Сестра должна выйти замуж и уехать. Мы можем предположить, что Амаранта хочет сохранить связь с сестрой и поэтому выбирает ненависть.

Б.П. Теперь расскажи, как завершилась эта история о любви и ненависти – про смерть Амаранты.

Ф.Ж. Когда у Ребекки погиб муж (кто-то его застрелил), она заперлась в доме с ружьем и никого не пускала, кроме своей служанки, а в это время Амаранта сидела в своей комнате и шила погребальный саван для сестры. Она устроилась так, чтобы на нее все время падал свет из окна, и передвигала свой стульчик вслед за солнцем. Она представляла, как к ней зайдут и скажут: «Ребекка умерла», а она ответит: «Саван готов».

В какой-то момент Амаранта подумала: если бы я не ненавидела, а любила свою сестру, то все равно точно так же шила бы для нее этот саван. По сути, ничего бы не изменилось. Тут в комнате появилась Смерть и сказала: «Ты скоро умрешь. Это случится, когда ты закончишь шить саван. Поэтому я предлагаю тебе шить его для себя. Сделай его таким, как тебе хочется». И Амаранта решает изготовить себе красивый саван из самых лучших материалов, которые она заказала издалека… Чтобы оттянуть время своей смерти. Важно отметить, что это первый раз, когда Амаранта начинает делать что-то для себя – через любовь и страх смерти, а не через ненависть к Ребекке.

Наконец приходит день, когда Амаранта надела свой красивый саван, легла в гроб и сказала всем жителям Макондо, что скоро умрет и готова передать их послания усопшим. К Амаранте начали относиться как к святой, ей приносили записки и письма. Она читала их, запоминала и клала к себе в гроб. В конце концов, она умерла.

А Ребекка продолжала жить в одиночестве в своем маленьком домике, куда никого не впускала. Давно уже никто не знал, жива она или мертва. Таким образом сестры встретили свой конец, и их соревнование закончилось.

Б.П. У меня есть история про папу, Маркеса и одиночество.

Интересно, что писатель Маркес своим любимым делом считал журналистику, а не литературу. У него была мечта написать великий роман, заработать деньги и заняться независимой журналистикой, которая помогла бы освободить Латинскую Америку от военных диктатур и американского империализма, то есть от банановых компаний, которые грабят местное население. У него был такой национально-освободительный и социалистический пафос: делать свободную журналистику для свободной Латинской Америки.

Он стал одним из основателей Союза независимых журналистов. Однажды на Кубе в Доме Америк (Каса-де-лас-Америкас) собралась большая конференция независимых журналистов, на которой Маркес выступал председателем. В то время мой папа работал корреспондентом в гаванском отделении ТАСС и получил на эту конференцию приглашение.

Полдень, толпа народу, выступают делегаты. Папа сидит, слушает. После торжественной части объявлен перерыв. Люди поднимаются, расходятся по сторонам, обнимают старых друзей. Вдруг по радио объявляют: «В течение перерыва Габриэль Гарсиа Маркес готов ответить на вопросы журналистов». Через несколько минут: «Повторяем! В течение перерыва Габриэль Гарсиа Маркес готов ответить на ваши вопросы». Проходит еще какое-то время, и в третий раз: «Еще раз повторяем. В течение перерыва Маркес…» Папа смотрит в зал и видит, что Маркес сидит за столом один, растерянно смотрит по сторонам, и никто к нему не подходит. Люди кучками стоят, разговаривают. А он сидит и ждет.

Папа рассказывал, что в этот момент у него мелькнула мысль: «Вот – полковник, которому никто не пишет. Вот иллюстрация к роману „Сто лет одиночества“». И папа с трепетом пошел к великому писателю, чтобы нарушить эту нелепость, это неловкое одиночество. Впрочем, главной причиной, конечно, был шанс познакомиться, поговорить с любимым писателем. Никакого материала папе писать было не нужно.

Папа подошел к нему и сказал:

– Здравствуйте, позвольте задать вам несколько вопросов.

Маркес поздоровался и предложил выйти в фойе.

– Здесь слишком шумно, – сказал он.

Они вышли и встали под лестницей. Папе нужно было соблюдать правила и задавать Маркесу вопросы по конференции. Хотя, конечно, ему хотелось говорить о другом. И вот, странное дело, вопросы папа задавал дежурные, скучные, спрашивал про перспективы Союза журналистов, но делал это с каким-то восторгом. Маркес всматривался в него проницательным взглядом и не мог понять, что происходит с этим молодым человеком.

– Я задал ему четыре-пять вопросов, – рассказывал папа. – Формальная часть вроде бы закончилась, и мы вместе пошли обратно в зал. И тут я выпалил то, что было у меня на душе, то, что я все время хотел сказать: «А вы знаете, как сильно вас любят в Советском Союзе?» Маркес засмеялся, обнял меня за плечи и ответил: «Я знаю, я знаю». И мы зашли обратно в зал в обнимку.

Так мой папа ненадолго, может быть на время этих коротких объятий, избавил Маркеса от одиночества. Во всех интервью Маркес говорил, что он одинокий человек. У него были семья, друзья, ученики, поклонники, но, несмотря на это, он всегда жил с ощущением тотального одиночества. «Я всегда пишу о власти одиночества и одиночестве власти», – говорил Маркес.

Вторая страшная любовная история – Меме

Б.П. В пятом поколении Буэндиа родилась девочка, которую назвали Меме. Она была вертлявая и веселая, как Амаранта. Маркес будто говорит, что жизнь Меме – это альтернативная история Амаранты, которая была совершенно беззаботной, пока в ее жизни не появились Ребекка и Пьетро Креспи, после чего она постепенно превратилась в одинокую, несчастную и полную ненависти старую деву. А что бы случилось, если Ребекки и Креспи не было? На этот вопрос отвечает история Меме.

Меме – моя любимая героиня в романе. Она не ведала печали, была совершенно довольна окружающим миром, любила развлечения и шумные компании. Первые признаки любви Меме к вечеринкам обнаружились, когда она приехала на каникулы из монастырской школы.

Одним словом, Меме была веселой девчонкой, в Макондо «она любила целыми часами сидеть с подружками в каком-нибудь укромном уголке, где они сплетничали, кто в кого влюблен, учились курить, говорили о мужчинах, а однажды распили три бутылки тростникового рома, после чего разделись и стали сравнивать и измерять различные части своего тела».

И все было прекрасно, пока Меме не влюбилась в простого механика с банановой плантации по имени Маурисио Бабилонья. От него пахло машинным маслом и вокруг него кружились желтые бабочки. Меме увидела его на плантации, в кино, а потом в автомастерской. Он все время говорил что-то не то, и она даже не поняла, почему так сильно влюбилась. Они стали видеться на пустыре за гаражом. Запах машинного масла сводил Меме с ума.

У влюбленных было одно препятствие – мать Меме, Фернанда. А точнее, ее представление о том, кто достоин быть парой Меме. Фернанда происходила из обедневшего аристократического рода, ее бабушкой будто была какая-то королева, и Фернанда считала, что жить тоже должна как королева. Она даже привезла с собой в дом после свадьбы золотой ночной горшок, который стал главным символом ее аристократичности. Вела она себя в Макондо странно – высокомерно и чванливо. Конечно, она никому не нравилась, никто ее не любил. Над ней смеялись даже ее дети. Веселая Меме, как пишет Маркес, однажды подсмотрела, как мать справляет большую нужду в спальне, и потом рассказывала подружкам, «что горшок действительно весь золотой и со многими гербами, но внутри его простое дерьмо, самое обыкновенное дерьмо». Фернанда закрылась в иллюзии, что она выше всех окружающих ее людей.

Когда она узнала, что ее дочь королевских кровей целуется за гаражами с грязным механиком, то заперла Меме дома. Для Фернанды это было постыдным семейным бесчестьем. А Меме оставалась весела и спокойна, только чаще стала ходить в купальню, и дом стал наполняться желтыми бабочками, которых Фернанда отчаянно травила, пока наконец не догадалась, что происходит.

Фернанда так была озабочена тем, чтобы скрыть от всех следы фамильного бесчестья, что отправила Меме в монастырь. Та, узнав об участи любимого, потеряла ко всему интерес и прожила всю жизнь в монастыре, не сказав больше ни слова.

В одиночестве умирает в своих иллюзиях Фернанда, в одиночестве умирает Маурисио Бабилонья, в одиночестве – Меме.

Ф.Ж. Давайте попробуем примерить на себя душу Фернанды. Представим, что мы выросли в семье, которая давно обнищала, но сохранила аристократический вайб. Нас всю жизнь убеждают, что мы какаем бабочками и писаем чудо-молоком, черви не трогают наши тела после смерти, а хлам, который нас окружает, – это на самом деле королевские сокровища.

В такой атмосфере Фернанда жила, пока не приехала в Макондо на конкурс красоты, где заняла первое место. Аурелиано Второй, будущий папа Меме, заметил ее, решил на ней жениться и отправился искать ее дом. Другими словами, отважный принц путешествует в дальние земли ради самой прекрасной женщины на планете, чтобы просить ее руки, подкрепляя тем самым ее идею о том, что она королева. В результате он находит ее заброшенный особняк и забирает Фернанду с собой.

Своего отца Фернанда всегда изображала как человека святого, так что о нем все привыкли думать как о существе исключительном. Но когда в Макондо доставили его гроб, обнаружили, что отец Фернанды весь покрыт «бурлящим соусом из червей». Вообще над Фернандой принято было довольно злобно смеяться. Я, конечно, понимаю, почему семья Буэндиа была так жестока. Им хотелось, чтобы Фернанда вела себя попроще, но своими насмешками делали только хуже. Фернанда лишь глубже пряталась в свою королевскую крепость, защищаясь от издевок. Она не желала признавать, что ее родители умирают так же, как другие, что их тоже едят черви. И что у девочки-принцессы может быть роман с мальчиком-простолюдином.

Поддерживать кого-то, добиваться от него искренности и простоты можно с помощью валидации – признания важности чувств другого. Я признаю значимость твоих эмоций, твоих мыслей, твоих слов. Это не значит, что я с ними согласен. Просто я их вижу, слышу и принимаю. Пример валидации: ребенок упал с горки, ему больно и обидно, он плачет. Вместо того чтобы сказать: «Хватит рыдать, ты же мужик» или «Ничего такого не случилось, это же ерунда», мы говорим: «Да, это ужасно обидно, я тебе очень сочувствую!»

Фернанда же сталкивается с чем-то противоположным – с инвалидацией. Мне кажется, ей очень одиноко играть роль королевы и прятаться в своем королевском мире. Когда Фернанда пишет письмо последнему оставшемуся в живых сыну, она говорит ему всю правду – о том, что они никогда не были богаты, что поместье давно не процветает; это делает ее абсолютно вменяемой в глазах читателей и показывает, что все это было защитное и напускное. Так страшно отказываться от того, к чему ты привык! Лучше быть вредной королевой без королевства, чем быть никем – такой беззащитной. Я допускаю, что ей было очень сложно жить в семье, в которую ее так и не приняли, где с ней ничего не обсуждали, а только высмеивали. Прокрутив ее историю в голове миллион раз, я стал относиться к Фернанде с любовью. С любовью и сочувствием. Мне жалко, что все так сложилось. Жалко всех в этой истории.

Б.П. Кажется, Маркес написал один из самых трагических романов. Он составил длинный каталог одиночества. Никто из персонажей не испытывает проблем с общением, все живут в гуще людей, и в то же время в душе каждого царит сугубое одиночество. Слова «неслиянность», «одиночество», «разрыв» мы часто воспринимаем психологически, как временную трудность, но Маркес говорит: нет, одиночество – это естественное состояние человека, его трагедия. Прежде всего человек одинок на физическом уровне. Когда он пытается обнять другого, прижать к себе (самые крепкие объятия – это попытка вместить другого «в свою тоскующую душу»), границы тела не дают возможности слияния. На физическом уровне одиночество непреодолимо.

Но это еще полбеды. Оно непреодолимо также из-за человеческих страстей и заблуждений. И кажется, именно об этом говорят печальные истории всех героев романа. Они все одержимы страстями, которые запирают их в одиночестве, как в клетке. Жажда власти делает одиноким полковника Аурелиано Буэндиа, ненависть – Амаранту, высокомерие – Фернанду. У каждого своя причина. Как будто Маркес говорит: мы все одержимы страстями, поэтому обречены на одиночество. Просто потому, что мы люди. Только одна Ремедиос Прекрасная счастливой вознеслась на небо душой и телом, поскольку от рождения оказалась лишена каких-либо страстей, и никто так и не понял, была она святой или просто дурочкой.

Маркес составляет свой печальный каталог одиночества и даже не предпринимает попытки сказать о возможности его преодоления. Его роман – торжество рока одиночества. И если бы в нем так бурно не кипела, не цвела жизнь, он стал бы очень мрачным философским романом.

Мы с Филиппом Григорьевичем решили на его каталог ответить своим каталогом и предложить список того, что помогает преодолеть одиночество хотя бы на время.

1. Объятия.

В театре нас учили, что настоящее объятие – это когда вы соприкасаетесь не плечами, а бедрами. И не меньше шестнадцати секунд!

2. Совместная песня.

Когда люди начинают вместе петь – народную или советскую песню, хит группы «Руки вверх» или Виктора Цоя, – они порой обретают короткое, но очень острое чувство единства, как будто пришли из одного времени и сделаны из одного теста.

3. Общее дело.

Например, запись подкаста с друзьями. Или когда один держит бревно, а другой его (бревно!) пилит.

4. Парный или общий танец.

5. Совместная еда.

Готовить еду с любимым и вместе ее есть.

6. Совместный плач.

Плакать вместе, смотря душевное кино. Или вместе оплакивать какие-то печальные события жизни.

Ф.Ж. У меня есть еще один пункт: делать что-то просто так, без корыстных мотивов и целей. Прислушиваться к желаниям близких и в какой-то момент просто их исполнять. Я помню, как в университете мне сказали: «Любят не за что-то, любят просто так». Мне эта фраза очень нравится. Просто так что-то подарить, сделать массаж, позвонить, написать. Я думаю, это сближает людей и не позволяет им оставаться в изоляции.

Б.П. Можно сказать, что все религии мира на вопрос, как победить одиночество, отвечают похожим образом – нужно преодолеть собственный эгоизм и любить других. Любовь воспринимается здесь как желание отдавать другому самое лучшее.

Я недавно узнал, что в четырех канонических Евангелиях Христос произносит словосочетание «не бойся» или «не бойтесь» триста пятьдесят раз. Это меня удивило. Но ведь действительно очень страшно, когда кто-то может прийти и украсть твою жизнь (как это случилось у бедной Амаранты). Очень страшно сближаться, потому что тебя могут бросить. Очень страшно, если тебя не будут уважать, как это было у несчастной Фернанды. Страшно отрекаться от своих заблуждений, страшно раскрываться перед людьми, страшно быть искренним, потому что становишься голым и уязвимым. Все эти вещи делать очень страшно. А Христос говорит: не бойся, попробуй, рискни, и, может быть, тогда ты преодолеешь свое одиночество, сможешь полюбить человека. А полюбив его такой любовью, когда отдаешь самое лучшее, не требуя чего-то настойчиво взамен, ты почувствуешь, как твое одиночество проходит.

Ф.Ж. Я, конечно, не Иисус Христос, поэтому скажу так: бойся и делай, бойся и раскрывайся, бойся и встречайся.

Б.П. Но это же то же самое.

Ф.Ж. Да, это то же самое. Безусловно.