Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Филипп Григорьевич Жевлаков (Трумен Капоте «Завтрак у Тиффани» Как учиться сближаться, если ты боишься) #4

Трумен Капоте «Завтрак у Тиффани» Как учиться сближаться, если ты боишься

Б.П. Когда я прочитал впервые повесть «Завтрак у Тиффани», то чуть не заплакал. Я был поражен, насколько сильно ее полюбил. Мне было двадцать два года. Я помню, как сидел, рассеянно глядя перед собой, и не мог понять, что мне теперь делать с этой любовью. Но при этом, если бы меня спросили, хочу ли я познакомиться в жизни с такой девушкой, как главная героиня повести Холли Голайтли, я бы сказал: нет. Она содержанка по своей психологии, главная ее цель – найти мужа побогаче. Не важно какого, главное – богатого. Кажется, примитивнее и пошлее цели, чем эта, и придумать невозможно… Но какая же она обаятельная. В ней столько непосредственности и радости жизни, она очаровывает. Любуешься ею и невольно начинаешь думать: может, все с ней не так уж и просто.

Возможно, самое главное в этой повести – атмосфера лирической неопределенности, которая бывает только в молодости. Как будто для главных героев жизнь только начинается, и ничего еще не стало окончательным, не нависло гирями. Впереди целая, ничем не испорченная вечность. И может случиться что угодно. Холли живет, не распаковывая чемоданов, не давая имя коту, как будто в любую секунду готова прыгнуть в такси и уехать навсегда в какую-то другую жизнь.

Мы просто встретились однажды у реки. Мы ничего друг другу не обещали[2].

Еще в этой повести я люблю историю дружбы Холли с рассказчиком, нашим главным героем. Он бедный начинающий писатель, который, безусловно, очарован Холли, но сразу понимает, что между ними не будет любви, ведь она ищет богатого мужа. Но пока не нашла, они могут гулять целыми днями по летним улицам или напиваться в баре. Им хорошо вместе, но Холли опять говорит: «Мы друг другу никто: он сам по себе, я – сама по себе». И от этого почему-то становится грустно.

Ф.Ж. «Мы просто встретились однажды у реки. Мы ничего друг другу не обещали» – для меня это лейтмотив всей истории. Персонажи учатся обнажать свои души, сближаться и брать ответственность за отношения.

Интересное наблюдение: у главных героев, включая кота Холли, нет имен (забегая вперед, скажу, что Холли – не настоящее имя, а у рассказчика есть только прозвище). Прочие герои, которые влияют на сюжет, тоже остаются безымянными. Имена в этой истории есть только у статистов: у соседа и гостей Холли, у хозяйки дома и т. д. Персонажи, про которых и так все понятно.

Я задумался: почему Капоте решил не давать основным персонажам имена и как это связано с темой надежности, сближения и избегания? Мне кажется, в мире этих людей настоящие имена связаны с неким риском. Всем известно: чтобы победить демона, нужно узнать его имя. Может быть, наши герои боятся быть побежденными? Холли не хочет, чтобы ее нашли, и на это есть причины, поэтому она использует псевдоним. А главный герой, по-видимому, просто не успевает представиться, а потом и не пытается это сделать, потому что так проще. Раскрыть себя на карнавале, раскрыть свое «я» равносильно тому, чтобы разрушить его и потерять. В современном мире, зная имя и фамилию человека, можно легко его отыскать в соцсетях, узнать телефон и адрес, позвонить, отправить ему цветы. Из одного этого знания рождается особый вид близости.

Вскоре мы увидим, как маски, за которыми герои Капоте прячут свои лица, будут трескаться под давлением времени. А пока обратите внимание, как на сцене медленно появляется искренность, которая пугает персонажей.

«Завтрак у Тиффани» как шпионская история

Б.П. Действие повести разворачивается в конце Второй мировой войны в Нью-Йорке. Рассказчик – безымянный герой, о котором мы знаем только то, что он мечтает стать писателем. Я так и буду его называть. Он вспоминает про свою удивительную подругу, соседку Холли Голайтли, которая вела тогда довольно беспорядочный, ночной образ жизни, получала деньги от случайных мужчин и мечтала выйти замуж за богача. При своем сомнительном статусе она имела устойчивую систему ценностей, в соответствии с которой существует только один грех: неискренность по отношению к себе. Она пыталась всегда оставаться честной.

Сложно определить, что представляет из себя «Завтрак у Тиффани» с точки зрения жанра. Один критик сказал: «„Завтрак у Тиффани“ начинается как шпионская история, развивается как бурлеск, а заканчивается как трагедия одиночества». Это звучит очень убедительно.

Итак, поначалу это шпионская история. Она начинается с того, что наш герой-рассказчик, писатель, видит странную табличку на почтовом ящике у входа в подъезд своего дома: «Мисс Холли Голайтли». И приписка: «Путешествует». Потом посреди ночи он слышит крики на лестнице. Холли, вернувшаяся домой с одним из ухажеров, забыла ключ и звонит японцу-фотографу по фамилии Юниоши с верхнего этажа.

– Миленький вы мой, ну зачем вы сердитесь? Я больше не буду. Пожалуйста, не сердитесь. – Голос приближался, она поднималась по лестнице. – Тогда я, может, дам вам сделать снимки, о которых мы говорили.

К этому времени я уже встал с кровати и на палец приотворил дверь. Слышно было, как молчит мистер Юниоши, – слышно по тому, как изменилось его дыхание.

– Когда?

Девушка засмеялась.

– Когда-нибудь, – ответила она невнятно.

В этот момент наш герой подглядывает в полуоткрытую дверь за Холли, он живет этажом выше, и видит девушку со светлыми, соломенными мальчишечьими волосами в узком черном платье.

При всей ее модной худобе от нее веяло здоровьем, мыльной и лимонной свежестью, и на щеках темнел деревенский румянец. Рот у нее был большой, нос – вздернутый. Глаза прятались за темными очками. Это было лицо уже не ребенка, но еще и не женщины. Я мог ей дать и шестнадцать, и тридцать лет. Как потом оказалось, ей двух месяцев не хватало до девятнадцати.

Дальше заинтригованный писатель разворачивает настоящую слежку. Он изучает содержимое ее мусорного ведра, откуда узнаёт, что Холли читает журналы про знаменитостей, гороскопы в большом количестве, курит, красит волосы, питается сыром и тостами. А еще узнаёт, что она получает много писем из армии, которые рвет на полоски вроде книжных закладок. И на этих полосках чаще всего встречаются слова: «скучаю по тебе», «дождь», «пожалуйста, пиши», «сволочной», «проклятый», «одиноко» и «люблю».

Кроме того, герой узнаёт, что, помыв голову, Холли часто выходит на пожарную лестницу с гитарой и, пока сушатся волосы, играет грустные, никому не известные песни, которые указывают на то, что девушка приехала издалека. «Грубовато-нежные песни, – пишет Капоте, – слова которых отдавали прериями и сосновыми лесами».

Наконец происходит их знакомство. Тоже совершенно оригинальным образом. Холли влезает в окно писателя по пожарной лестнице, спасаясь от очередного пьяного назойливого ухажера. Писатель только успел прилечь в постель, прихватив с собой стаканчик виски и новый роман Сименона, как в окно постучали. За стеклом стояла Холли Голайтли.

– У меня там жуткий человек, – сказала она, ставя ногу на подоконник. – Нет, трезвый он очень мил, но стоит ему налакаться – bon Dieu[3] – какая скотина! Не выношу, когда мужик кусается. – Она спустила серый фланелевый халат с плеча и показала мне, что бывает, когда мужчина кусается. Кроме халата, на ней ничего не было. – Извините, если я вас напугала. Этот скот мне до того надоел, что я просто вылезла в окно… Слушайте, можете меня выгнать, если вам хочется. Это наглость с моей стороны – вваливаться без спросу. Но там, на лестнице, адский холод. А вы так уютно устроились. Как мой брат Фред. Мы всегда спали вчетвером, но когда ночью бывало холодно, он один позволял прижиматься. Кстати, можно вас звать Фредом?

Наш герой не против. С этого момента Холли будет называть его Фредом, и мы так и не узнáем настоящее имя рассказчика. Представившись писателем, он по просьбе Холли читает ей вслух новый рассказ, по-видимому сложный и экспериментальный. Все время, пока он читал и бросал на нее украдкой взгляды, Холли ерзала на стуле, ковыряла окурки в пепельнице, разглядывала ногти, «словно тоскуя по ножницам», одним словом, страшно скучала, а он мучился и корил себя. Когда он закончил, Холли спросила:

– Скажите, а вы настоящий писатель?

– А что значит – настоящий?

– Ну, покупает кто-нибудь то, что вы пишете?

– Нет еще.

– Я хочу вам помочь. И могу. Вы даже не поверите, сколько у меня знакомых, которые знают больших людей. Я вам хочу помочь, потому что вы похожи на моего брата Фреда.

После этого разговора Холли засыпает в кровати писателя и вдруг во сне начинает плакать и шептать: «Где ты, Фред?» – «Почему ты плачешь?» – спрашивает писатель. И Холли, вздрогнув и проснувшись, отвечает: «Господи боже мой! Ненавижу, когда суют нос не в свое дело». И спешно уходит по пожарной лестнице к себе в квартиру.

Ф.Ж. Холли врывается как ураган в жизнь нашего героя. Не проходит и десяти минут, а она заявляет: «Я буду называть тебя Фред». Такое ставит условие. И вот Холли уже кладет голову ему на плечо, оккупирует пространство тела и ума. При этом она почти не говорит о себе, дает лишь какие-то загадочные крупицы информации. И тут же бежит прочь, когда писатель пытается узнать больше. Напускает нарративных туманов.

Б.П. Что такое нарративный туман?

Ф.Ж. Холли что-то рассказывает о себе, но все не по делу. Как будто набрасывает неясный рисунок…

Б.П. Куски историй. Без начала и конца.

Ф.Ж. Да! А такие люди, как наш герой, ужасно любят загадки и недосказанности, ему становится очень интересно. Все сериалы построены на Эффекте Зейгарник. Этот психологический эффект заключается в том, что люди усваивают информацию лучше, когда в ней присутствует резкий обрыв, недосказанность, сброс; им хочется узнать, что последует дальше… Вспомните, как обычно заканчиваются серии в сериалах – всегда на неожиданном повороте, после которого зритель задается вопросом «Что же будет дальше?» и вынужден проявить самурайскую волю, чтобы не переключить сразу на следующую серию. От кого Холли получает письма? Что случилось с Фредом? Откуда она приехала? Почему плачет во сне? Большой простор для фантазии писателя.

Быстрое сближение свойственно людям, которые боятся сближаться, как бы парадоксально это ни звучало. Это похоже на боксерский поединок, когда боксер использует тактику сближения, чтобы передохнуть и не дать сопернику нанести сильный удар. Кажется, что им просто нравится обниматься, но это не так. Таково сближение физическое, но не душевное, не сердечное. Людям с избегающим типом привязанности, про который мы поговорим чуть позже, тоже хочется близости. Хочется и колется.

Вторая вещь, что бросается здесь в глаза, – это беспокойный сон Холли. Беспокойные сны похожи на отдельных персонажей, которые кочуют из книги в книгу, из главы в главу. Холли что-то шепчет во сне, просыпается в тревоге, злится и убегает из квартиры писателя. Очевидно, у нее непростое, травмирующее прошлое, которое продолжает догонять ее во снах. Это предположение укрепляет идею о том, что Холли – человек закрытый и избегающий, с душевной раной, про которую она ни с кем не может поговорить. Она постоянно врет, притворяется, прибегает к разным способам защиты… Почему человеку с раной в душе удобно вести себя именно так? Я думаю, настоящее сближение для него связано с опасностью. Отсюда – стремительные знакомства, скрытность, выдуманные имена (это тоже способ защиты). Главное – быть на расстоянии, держать все под контролем.

Однако Холли позволяет себе уснуть рядом с писателем, потому что он напоминает ей брата, то есть нечто родное, безопасное. На минуту она позволила себе побыть собой и отдохнуть «в домике» в то время, как в ее настоящем доме находится пьяный мужик, которого Холли использует ради своих целей. Впрочем, о ней не стоит беспокоиться, мне кажется, что Холли отлично умеет играть с мужчинами по своим правилам и всегда найдет выход из трудного положения. Это заметно на примере диалога с соседом, фотографом-японцем. Она уверяет его, что просит о помощи в последний раз (но мы-то знаем, что нет), и говорит ему про снимки (мы опять-таки знаем, что никаких снимков не будет).

И последнее. Ее слова «Я знаю больших людей» – зачем она их говорит? В качестве ответа хочу процитировать строчку из спектакля Пины Бауш «Новолуние». Представьте зал Александринского театра, некий актер останавливается посреди сцены, берет мел и несколько раз широко обводит им свою ногу на полу. Затем произносит: «Иногда, чтобы защитить себя, нужно казаться больше…»

«Завтрак у Тиффани» как бурлеск

Б.П. Итак, начавшись как шпионская история, «Завтрак у Тиффани» развивается как бурлеск. Холли приглашает писателя в гости в благодарность за то, что тот ненадолго ее приютил. Оказывается, это вечеринка, которую Холли устраивает в своей квартире для всех знакомых мужчин. Никаких молодых людей, только мужчины старше сорока двух лет. Таков принцип Холли. «Я просто приучила себя к пожилым мужчинам, и это самое умное, что я сделала в жизни», – говорит она.

И здесь на вечеринке мы видим калейдоскоп самых ярких персонажей. Встречает нашего героя некий О. Д. Берман, первый гость, голливудский агент по найму актеров, который был и агентом Холли. Он рассказывает, как привел Холли в Голливуд: «Я люблю детку: но я вам честно скажу. Можешь разбиться для нее в лепешку, а в благодарность получишь дерьмо на блюдечке».

О. Д. Берман рассказывает, как несколько лет назад впервые увидел Холли на скачках (она ошивалась с каким-то жокеем) и решил помочь стать актрисой. Взялся за дело, боролся с ее деревенским выговором, нашел наконец для нее роль санитарки в большом фильме с Гэри Купером.

– И на тебе – дзинь! – телефон. – Он поднял несуществующую трубку и поднес ее к уху. – Она говорит: «Это я, Холли». Я говорю: «Детка, плохо слышно, как будто издалека». А она говорит: «А я в Нью-Йорке». Я говорю: «Какого черта ты в Нью-Йорке, если сегодня воскресенье, а завтра у тебя проба?» Она говорит: «Я в Нью-Йорке потому, что я никогда не была в Нью-Йорке». Я говорю: «Садись, черт тебя побери, в самолет и немедленно возвращайся». Она говорит: «Не хочу». Я говорю: «Что ты задумала, куколка?» Она говорит: «Тебе надо, чтобы все было как следует, а мне этого не надо». Я говорю: «А какого рожна тебе надо?» Она говорит: «Когда я это узнаю, я тебе первому сообщу». Понятно теперь, про что я сказал «дерьмо на блюдечке»?

Ф.Ж. Я думаю, что она не врет. Мне кажется, она говорит искренне. Берман подумал, что это какой-то выпендреж. А Холли честно отвечает: «Прости, милый, я правда не знаю, что мне надо. Обязательно скажу тебе, когда узнаю».

Б.П. После О. Д. Бермана мы знакомимся с котом. Рыжий кот Холли – важный персонаж повести. Холли выходит из душа, закидывает кота себе на плечо, он балансирует там, как птица на жердочке, «мрачный кот с разбойничьей мордой; одного глаза у него не было, а другой горел злодейским огнем».

Потом квартира наполняется бесконечным количеством мужчин, и эта компания оказывается такой разношерстой, будто «хозяйка раздавала приглашения, шатаясь по барам, а может, так оно и было в самом деле». Появляется ухажер Холли, миллионер Расти Троулер, похожий на «хорошо сохранившегося младенца». Появляется подружка Холли Мэг Уайлдвуд, высоченная модель, которая любила подчеркивать свои несовершенства и превращать недостатки в достоинства.

Все начинают напиваться и горланить. Происходит сутолока и неразбериха. И среди этого карнавала наш рассказчик натыкается на Холли и у них случается разговор. Заинтригованный писатель спрашивает, почему же она сбежала в Нью-Йорк, когда была в шаге от того, чтобы стать актрисой. И Холли, бросив «растроганный взгляд» на Бермана, рассказывает:

– Он по-своему прав. Я, наверно, должна чувствовать себя виноватой. Не потому, что они дали бы мне роль, и не потому, что я бы справилась. Они бы не дали, да и я бы не справилась. Если я и чувствую вину, то только потому, что морочила ему голову, а себя я не обманывала ни минуты. Просто тянула время, чтобы пообтесаться немножко. Я ведь точно знала, что не стану звездой. Это слишком трудно, а если у тебя есть мозги, то еще и противно… Тебе нужно выпить, – сказала она, заметив, что в руках у меня пусто. – Расти! Будь любезен, принеси моему другу бокал. – Кот все еще сидел у нее на руках. – Бедняга, – сказала она, почесывая ему за ухом, – бедняга ты безымянный. Неудобно, что у него нет имени. Но я не имею права дать ему имя; придется ему подождать настоящего хозяина. А мы с ним просто повстречались однажды у реки, мы друг другу никто: он сам по себе, я – сама по себе. Не хочу ничем обзаводиться, пока не буду уверена, что нашла свое место. Я еще не знаю, где оно. Но на что оно похоже, знаю. – Она улыбнулась и спустила кота на пол. – На Тиффани, – сказала она. – Не из-за драгоценностей, я их в грош не ставлю. Кроме бриллиантов. Но это дешевка – носить бриллианты, пока тебе нет сорока… Но я не из-за этого помираю по Тиффани. Слушай, бывают у тебя дни, когда ты на стенку лезешь?

– Тоска, что ли?

– Нет, – сказала она медленно. – Тоска бывает, когда ты толстеешь или когда слишком долго идет дождь. Ты грустный – и все. А когда на стенку лезешь – это значит, что ты уже дошел. Тебе страшно, ты весь в поту от страха, а чего боишься – сам не знаешь. Боишься, что произойдет что-то ужасное, но не знаешь, что именно. С тобой так бывает?

– Очень часто. Некоторые зовут это Angst[4].

– Ладно, Angst. А как ты от него спасаешься?

– Напиваюсь, мне помогает.

– Я пробовала. И аспирин пробовала. Расти считает, что мне надо курить марихуану, и я было начала, но от нее я только хихикаю. Лучше всего для меня – просто взять такси и поехать к Тиффани. Там все так чинно, благородно, и я сразу успокаиваюсь. Разве что-нибудь плохое с тобой может приключиться там, где столько добрых, хорошо одетых людей и так мило пахнет серебром и крокодиловыми бумажниками? Если бы я нашла место, где можно было бы жить и где я чувствовала бы себя, как у Тиффани, – тогда я купила бы мебель и дала коту имя.

Ф.Ж. Хочу рассказать про разные типы привязанности и начну с определения этого слова. «Привязанность» здесь – это разнообразные виды человеческих связей и отношений, «соединения», «связки», «морские узлы». Если у двух людей типы привязанностей совпадают, у них появляется шанс выстроить надежные и доверительные отношения.

Во многих книжках по современной психологии сказано, что привязанность бывает двух типов: надежная и ненадежная. Последняя делится еще на два типа: избегающий и тревожный. Конечно, у этих определений есть множество оттенков, подвидов и т. д., однако мы попробуем обобщить.

Тревожный тип привязанности

Партнер все время хочет иметь подтверждение тому, что он нужен, важен и любим. Если ему кажется, что он не получает достаточно внимания, то он чувствует некую угрозу, стремится еще больше сблизиться с партнером и зажать его в тиски, лишить кислорода. Случайный разговор с незнакомым человеком вызывает подозрение: мой партнер мечтает сбежать от меня к другому. После вечеринки, на которой он/она танцевали «явно» для кого-то другого, устраивается скандал и т. д.

Избегающий тип привязанности

Сближение пугает, кажется угрозой. Человек выбирает бегство, буквальное или в кавычках. Например, после первого же поцелуя начинает грузиться: теперь мы пара, завтра в ЗАГС, а я не хочу детей, не хочу рутину… В результате он быстро исчезает. Или партнер говорит: давай перейдем на новый этап, а может быть, просто «я тебя люблю», а человек с избегающим типом привязанности страшно пугается этой новизны, у него врубается защитный механизм – надо бежать, а там уж как-нибудь разберемся. Погрузиться в работу, умолчать о своих чувствах, перепрыгнуть в другие отношения – все, что угодно, лишь бы не встречаться с проблемой лицом к лицу.

Почему я думаю, что у Холли избегающий тип привязанности? Во-первых, из-за истории про роль в кино, когда ей говорят: «Завтра работа, мы на тебя рассчитываем», а она берет и уезжает. Бежит от ответственности. Холли понимает, что на нее будут рассчитывать, надо будет проявить профессионализм, отдать свои силы, внимание и время. А во-вторых, из-за кота. Она говорит: «Если я не дам имя коту, то не буду ему хозяйкой».

Б.П. Ловко.

Ф.Ж. Милая Холли, кот не понимает твоих правил игры, ты для него уже хозяйка, уже целый мир. Так будь так любезна дать ему имя.

Третий признак избегающего типа привязанности – это неумение заземлиться и осесть на месте. Я не знаю, сколько Холли живет в своей квартире, но у нее на табличке написано «Путешествует». Эта табличка говорит за свою хозяйку: «Я тут временно» или «Я в бегах». Холли даже вещи не распаковывает.

Б.П. Ты говоришь, что она убегает от работы, но ведь Холли так рационально это объясняет. Она говорит: «Мне бы роль не дали, потому что для этого нужно быть более талантливой, пробивной. Я не желаю этим заниматься, я лишь хотела немного пообтесаться. И поэтому морочила голову Берману, за что мне несколько стыдно». То есть она все объясняет. Ты не веришь ее объяснениям?

Ф.Ж. Нет, не верю. Я думаю, что она испытывает страх отношений, ответственности, каких-то обещаний. Когда она говорит: «Мне бы не дали роль», я вижу когнитивное искажение. Откуда ты знаешь, дали бы тебе роль или нет? Откуда ты знаешь, что не справишься, дорогая, если ты уехала в Нью-Йорк?

Б.П. Ну вообще-то, да.

Ф.Ж. И вот еще что интересно: она мечтает найти себе богатого мужчину. Это единственный понятный для нее критерий.

Б.П. То есть богатство для нее – это… Что?

Ф.Ж. Она признается, что самое безопасное для нее место – у Тиффани. «Если бы я чувствовала себя, как в магазине у Тиффани, то распаковала бы вещи и дала имя коту». Ощущение безопасности. У меня такая фантазия: Холли непредсказуема, потому что не понимает людей. Это люди для нее непредсказуемы, а она лишь старается им подражать. Забегая вперед, скажу, что они сильно ей навредили в прошлом. Отсюда у нее такая стратегия выживания. Люди по большей части непонятны, но есть кое-что, за что можно ухватиться: статус, возраст, деньги и украшения. Для нее «богатый» равно «надежный». При этом Холли пытается сближаться с людьми, не раскрывая себя.

Это очень интересный момент – без самораскрытия сближение невозможно. Что за отношения можно построить через нарративные туманы и недомолвки? Кто согласится на такие отношения? Разве только человек, который ищет красивую историю, интрижку на пару дней.

Мудро ли она поступает? Наверное. Инфантильно? Очень. Чувствует ли она себя в безопасности? Вполне возможно. Реальна ли ее безопасность? Не уверен.

Б.П. Холли живет в своей квартире, не распаковывая чемоданы, потому что еще не нашла «своего места». Лет десять назад я побывал в Нью-Йорке и понял, что этот город идеально соответствует атмосфере лирической неопределенности, наполняющей книгу. В Нью-Йорке сладко быть безродным. Безродные здесь – абсолютное большинство. Они победили и не стесняясь живут с вечно раскрытыми чемоданами. Этот город – один большой вокзал. По его улицам, как на уходящий поезд, с бешеной скоростью летят люди, не дожидаясь зеленого света. На выбоинах асфальта прыгают вереницы желтых такси. Спешат от одного пересечения до другого. Даже кислый запах еды не летит вверх, куда надо, а плывет по городу и тыкается в людей, как потерянный.

Мне казалось, что в этом городе хорошо грустить. Хорошо тем, для кого будущее – сладкая мгла, чреватая успехами и счастьем. Стариков этот город должен раздражать. А неудачников – вдохновлять. «Холли Голайтли завтракала у Тиффани, – подумал я в один из дней, – а почему бы мне не позавтракать у Холли Голайтли?» Я решил найти «большой темный дом на одной из семидесятых улиц Ист-Сайда», где в начале войны поселился безымянный писатель и обнаружил странную карточку на почтовом ящике, которая гласила: «Мисс Холидей Голайтли. Путешествует».

По дороге к Холли у меня случилась история. Накануне я купил себе кеды, натер ногу и решил зайти за пластырем в аптеку. Это было на углу Мэдисон-авеню и Тридцать первой улицы. Я прошелся по магазину. Выбрал самый широкий пластырь. Подхожу к кассе. Меня приветствует улыбчивая негритянка: мускулистая красотка с татуировкой на ключице. Пробивает мою коробочку, открывает кассу.

– Пожертвуете на американскую армию? – спрашивает.

И головой указывает на плакатик справа от кассового аппарата, с изображением двух парней-солдат, белого и черного: каски в тряпках, автоматы с длиннющими стволами на груди, солнце, флаги и пустыня. Американцы воевали тогда в Афганистане. На плакатике для удобства благотворителей – три штрих-кода: на один доллар, два и пять.

Я смотрю на плакат. Девушка – на меня.

– Они – герои, – говорит она.

На плакатике написано: «HEROES».

Красотка заносит пистолет для пробивания штрих-кодов над плакатиком.

– Доллар или пять?

Повисла пауза.

И в этот момент я почему-то вспомнил майора Вятченина и подполковника Горобца с военной кафедры. Я учился на военного психолога. Они были такими суровыми дядьками, воспитывали нас, грубо шутили, заставляли драить коридор. Половая тряпка там не просыхала никогда. А на утреннем построении Горобец говорил: «Студент Прокудин, вы опять?» Я был то неправильно стрижен, то плохо брит. Я отвечал: «Опять, товарищ подполковник». И вместо первой лекции отправлялся мести плац от бычков. В американской аптеке мне вдруг стало их страшно жалко. Всех. И майора Вятченина, и подполковника Горобца.

Я поднял глаза и сказал кассирше с пистолетом:

– Спасибо, нет!

Она выпрямилась и бросила на прилавок мои пластыри. И сдачу.

Слово «enjoy» она сказала с таким звуком, как будто дала пощечину.

Я схватил пакетик.

До самой двери я чувствовал спиной ее взгляд. Шел и улыбался.

В тот день я побродил в районе «семидесятых улиц Ист-Сайда», посмотрел на дома, где могла бы жить Холли, но меня не покидали щемящие воспоминания о военной кафедре и студенческой юности. Я думал, что каждому даны в нагрузку или в награду свои воспоминания. И куда бы мы ни ехали, куда бы ни бежали, они будут с нами.

«Завтрак у Тиффани» как история дружбы

Б.П. В жизни писателя случается важное событие. Он находит в почтовом ящике письмо из маленького университетского журнала, пожелавшего опубликовать его рассказ. Первая публикация! Хоть и без гонорара, но публикация. Он, задыхаясь от счастья, побежал к Холли, прыгая через две ступеньки. Позвонил. Она открыла дверь не сразу, сонная, щурясь от солнца, а писатель просто сунул ей письмо. Холли долго его изучала, а потом говорит: «Я бы им не дала, раз они не хотят платить». Подняла глаза на писателя, поняла, что он пришел не советоваться, а делиться счастьем, и зевок сменился улыбкой.

– А, понимаю. Это чудесно. Ну заходи, – сказала она. – Сварим кофе и отпразднуем это дело. Нет. Лучше я оденусь и поведу тебя завтракать.

〈…〉

Помню тот понедельник в октябре сорок третьего. Дивный день, беззаботный, как у птицы. Для начала мы выпили по «манхэттену» в баре у Джо Белла, потом, когда он узнал о моей удаче, еще по «шампаню», за счет заведения. Позже мы отправились гулять на Пятую авеню, где шел парад. Флаги на ветру, буханье военных оркестров и военных сапог – все это, казалось, было затеяно в мою честь и к войне не имело никакого отношения.

Позавтракали мы в закусочной парка. Потом, обойдя стороной зоосад (Холли сказала, что не выносит, когда кого-нибудь держат в клетке), мы бегали, хихикали, пели на дорожках, ведущих к старому деревянному сараю для лодок, которого теперь уже нет. По озеру плыли листья; на берегу садовник сложил из них костер, и столб дыма – единственное пятно в осеннем мареве – поднимался вверх, как индейский сигнал.

Весна никогда меня не волновала; началом, преддверием всего казалась мне осень, и это я особенно ощутил, сидя с Холли на перилах у лодочного сарая. Я думал о будущем и говорил о прошлом. Холли расспрашивала о моем детстве. Она рассказывала и о своем, но уклончиво, без имен, без названий, и впечатление от ее рассказов получалось смутное, хотя она со сладострастием описывала лето, купанье, рождественскую елку, хорошеньких кузин, вечеринки – словом, счастье, которого не было, да и не могло быть у ребенка, сбежавшего из дому.

– А может быть, неправда, что ты с четырнадцати лет живешь самостоятельно?

Она потерла нос.

– Это-то правда. Остальное – неправда. Но ты, милый, такую трагедию устроил из своего детства, что я решила с тобой не тягаться.

〈…〉

Возле Вулворта она схватила меня за руку.

– Украдем что-нибудь, – сказала она, втаскивая меня в магазин, и мне сразу показалось, что на нас смотрят во все глаза, словно мы уже под подозрением. – Давай, не бойся.

Она шмыгнула вдоль прилавка, заваленного бумажными тыквами и масками. Продавщица была занята монашками, которые примеряли маски. Холли взяла маску и надела ее, потом выбрала другую и напялила на меня; потом взяла меня за руку, и мы вышли. Только и всего. Несколько кварталов мы пробежали, наверно, для пущего драматизма и еще, как я понял, потому что удачная кража окрыляет.

Как бы ни хотела Холли отгородиться от своего прошлого, прошлое ее настигло. Одним утром у дома появился довольно потрепанного вида мужчина в шляпе с пятнами от пота, который оказался мужем Холли, Доком Голайтли, фермером и лошадиным доктором из Техаса. Он рассказал писателю о настоящем детстве Холли. Прежде всего выяснилось, что ее имя – Луламей.

Все началось с того, что Луламей и ее брат Фред еще детьми влезли к Доку на кухню, чтобы своровать молока и яиц. Там он их и поймал.

– До чего же они были страшные – ты такого в жизни не видел. Ребра торчат, ножки тощие – еле держат, зубы шатаются – каши не разжевать. Оказывается, мать умерла от туберкулеза, отец – тоже, а детишек – всю ораву – отправили жить к разным дрянным людям.

Док сжалился над ними и взял к себе в семью. Луламей выросла, стала красивой девушкой, и добродушный Док влюбился в нее.

– Поправилась она у нас, красивая стала женщина. И веселая. Говорливая, как сойка. Про что бы речь ни зашла – всегда скажет что-нибудь смешное, лучше всякого радио. Я ей, знаешь, цветы собирал. Ворона ей приручил, научил говорить ее имя. Показал ей, как на гитаре играют. Бывало, погляжу на нее – и слезы навертываются. Ночью, когда ей предложение делал, я плакал, как маленький. А она мне говорит: «Зачем ты плачешь. Док? Конечно, мы поженимся. Я ни разу еще не женилась».

Луламей тогда было четырнадцать лет, потом она скажет, что брак этот, конечно, не мог быть официальным. Но она стала жить на ферме с Доком как жена. И все было хорошо, пока Луламей не начала читать модные журналы. Их мирную техасскую жизнь испортили журналы. Луламей помешалась на них, стала выписывать целую кипу, на сотню долларов, выискивала в них истории, смотрела картинки. И затосковала. Начала ходить по дороге.

– Что ни день, все дальше уходит. Пройдет милю – и вернется. Две мили – и вернется. А один раз взяла и не вернулась… Ворон ее улетел и одичал. Все лето его было слышно. Во дворе. В саду. В лесу. Все лето кричал проклятый ворон: «Луламей, Луламей!»

Долго Док искал Луламей и наконец узнал, что его «хозяйка» живет в Нью-Йорке, и приехал забрать домой. Но Холли объяснила ему, что теперь она другой человек, и несчастный фермер, лошадиный врач, уехал к себе в Техас.

На следующее утро, проводив Дока, Холли пришла к писателю со словами «надо выпить». Они сели в баре у Джо Белла, и уже к двенадцати часам дня, подвыпившая и сентиментальная, она говорила бармену:

– Смотрите, мистер Белл, не вздумайте влюбиться в лесную тварь. Вот в чем ошибка Дока. Он вечно таскал домой лесных зверей… А диких зверей любить нельзя: чем больше их любишь, тем они сильнее становятся. А когда наберутся сил – убегают в лес.

Ф.Ж. Расскажу историю про Холли Голайтли в моей жизни.

Мы просто хотели поговорить о снах, мы друг другу ничего не обещали. Однажды я потерял голову от девушки на восемь лет младше меня. Мне было двадцать восемь, ей – двадцать. Мы познакомились, когда вместе работали над театральным проектом. Это произошло, когда мы с Борисом Александровичем делали выпуск про Чернышевских, я тогда довольно строго относился к чувствам и, мне кажется, получил за это сполна.

Как-то раз она мне написала: «А можешь мне рассказать про сны, пожалуйста? Мне эта тема очень интересна, давай встретимся, покушаем». Я ответил: «Давай поужинаем, и я все тебе расскажу». У меня не было никаких фантазий об этой встрече, мой внутренний нестрогий эйджист просто не допускал возможности какой-то романтической истории.

Мы встретились в ресторане. Про сны – ни слова, мы говорили о гадании и про ее экзистенциальные переживания о будущем. Я как-то невольно и нежно обесценивал ее проблемы, хотя сам в двадцать лет переживал то же самое. Встреча прошла ровно, без романтического флера, было смешно и легко. Во мне росли любопытство и забота. Мы договорились встретиться еще раз и сходить в кино на «Французский вестник».

Между первой и второй встречей мы, конечно, переписывались. Все шло складно, было место чему-то простому, обычному – смех, улыбки. Мы говорили про все на свете, она могла записать голосовое сообщение со своим смехом, от которого мое сердечко уже начинало таять. Перед встречей у кинотеатра она мне пишет: «Мы будем самые шумные в кинотеатре». Я ей пишу: «Ты что, купила петарды?» Не успеваю дождаться ответа и вижу, как она идет с двумя большими пакетами. Накупила на свои студенческие деньги яблок, бананов, снеков. В тот момент я очаровался, влюбился и подумал: «Это очень красиво. Человек создает магию такими простыми вещами».

И вот мы смотрим Уэса Андерсона, естественно в оригинале, с субтитрами, и едим все эти снеки, которые она нам принесла. Мы не можем разговаривать, потому что надо слушать, читать и есть. В какой-то момент субтитры зависают, а картинка идет дальше. Мы начинаем друг другу переводить, додумывать, смеяться и даже параллельно что-то обсуждать. Сейчас все это выглядит таким красивым и романтичным, как будто судьба говорила нам: «Общайтесь, пожалуйста, а кино еще успеете посмотреть тысячу раз».

Мы выходим на улицу, она говорит:

– Побежали, метро еще открыто.

Я говорю:

– Не стоит торопиться, давай погуляем.

Мы гуляли до трех часов ночи, в ноябре, по холодной Москве. Беседы и шутки лились рекой, темы для обсуждения находили нас сами. Например, мы обсуждали граффити, как будто были кураторами современного искусства, и каждое безымянное граффити в центре Москвы получило свое название и автора; всерьез обсуждали, о чем эти работы и какую важную социальную тему они поднимают, кивали друг другу, а потом заливались смехом и согревались в холодном осеннем воздухе.

Наступило три часа ночи, мы стали зевать, и я вызвал такси, конечно, сначала на ее адрес, потом на свой. Мы садимся на заднее сиденье, она берет меня за руку, кладет голову мне на плечо, и я думаю: «Я буду полным идиотом, если ее не поцелую». Мы подъезжаем, она поворачивается ко мне, чтобы попрощаться, и я нежно целую ее в губы. Она застывает, молча выходит из машины, смотрит на меня недобрым взглядом и говорит:

– Доброй ночи.

Закрывает дверь, машина трогается, а внутри меня поднимается нерациональное чувство: я сделал что-то не так, что-то сломал. В моем мире, когда люди держатся за руки и едут в такси в три часа ночи после прекрасного свидания, нет ничего естественнее поцелуя…

Она начинает пропадать. Происходит что-то новое. Холод и отдаление. Она не отвечает на вопросы или отвечает односложно спустя долгое время. Она то появляется, то пропадает, все это сопровождается какой-то тяжестью, недоговоренностью. И больше никаких встреч.

Дальше на протяжении почти года мы встречались только случайно, примерно раз в два-три месяца. Первый раз на общем театральном мероприятии. После него мы вместе шли до метро, и я спросил:

– Хочешь прогуляться?

Она ответила:

– Прости, я спешу.

В итоге мы стояли три часа у входа в метро и целовались, не в силах расцепиться. Я думал: «Ну все, сейчас точно все наладится». Мы попрощались, и она вновь пропала. Повторилась та же схема: ее появление, тепло, затем отдаление, односложность и отсутствие.

Утомившись, я подумал: «Все, хватит, мне не нужны инфантильные женщины. Я, вообще-то, взрослый мужик, я хожу на терапию и могу с этим справиться». Через месяц я решил устроить себе свидание с искусством, пойти в театр. Захожу и вижу, как она пробегает мимо. Я пришел туда как зритель, а она была там по работе. Я честно не ожидал ее встретить. И в этот момент моя нервная система, которая как-то наладилась за последний месяц, пока мы не виделись, вновь дала сбой. Сердце стучит, дыхание сбивается, ножки подкашиваются, и мартышка в голове начинает стучать в тарелки. Я понимаю, что я самый тупой человек на свете. Спектакль я, конечно, смотрю невнимательно, не могу впустить его в себя. Вижу ее где-то краем глаза и не могу думать ни о чем другом. После спектакля стою с вещами у гардероба, и тут подходит она и спрашивает:

– Что, уходишь?

Я отвечаю:

– Да.

Наши руки снова сплетаются, мы снова обнимаемся. Я спрашиваю:

– Может, сходим куда-то?

– Я не могу, мне здесь нужно поработать.

Я целую ее в макушку, наши руки расцепляются с трудом. Я выхожу на улицу, иду и думаю: «Идиот».

Интересно, что между встречами я все время говорил себе: я что-то делаю не так, но, когда мы встречались, у меня появлялось ощущение, что все идет правильно, как у людей, которые хотят быть вместе, которых тянет друг к другу. А потом происходит что-то странное, какая-та нестыковка двух миров. И она снова пропадает на два, на три месяца.

Б.П. И все эти месяцы ты страдаешь, правильно я понимаю?

Ф.Ж. Постепенно я приходил в себя: отправлялся на свидания и танцы, работал, принимал гостей у себя на Цветном бульваре. Но однажды она снова мне написала: «Мы можем встретиться?» Я удивился и решил, что не буду менять планы ради нее и честно скажу, что не могу. Она спрашивает: «А завтра?» Я отвечаю: «Завтра тоже». В итоге она меня встретила после танцев. Мы шли, по-приятельски общались. Поначалу не было никакого нервного романтического флера, но вечер закончился тем, что мы сидели в баре в центре города и держались за руки. Она сказала:

– Я хотела встретиться и сказать, что просто хочу дружить. Почему у нас все время так?

У меня внутри просыпается какой-то лирический ремарковский герой, который говорит:

– Таков наш рок, такова наша судьба. Мы будем встречаться с тобой раз в три месяца, вот так держаться за руки и целоваться. Что ж, мне о’кей.

Ложь, в которую я тогда искренне верил. Мы выходим на улицу, я заказываю ей такси. Говорю:

– Я буду ждать твоего звонка. И нашей завтрашней встречи.

Она отвечает:

– Я не смогу.

Я спрашиваю:

– Почему?

– Я иду завтра на день рождения.

– Не иди на день рождения, давай проведем этот день вместе.

– Я не могу.

– Давай тогда встретимся после.

– Я не приду.

– Я уверен, что ты придешь.

– Я не приду.

– Придешь.

Таксист уже сигналит:

– Вы надоели, давайте садитесь в машину!

Я был на сто десять процентов уверен, что завтра мы увидимся.

Весь следующий день я ждал ее звонка; думал, что мы обязательно встретимся. Переписывались мы очень мало, что было для меня хорошим знаком. Поздно вечером она мне написала: «Я еду домой». Я ответил: «А ты не проезжаешь мимо моего адреса?» – «Нет». В этот момент я понимаю, что она снова убегает от меня. Я лежу в своей кровати, смотрю в потолок и думаю, что мне делать. Вчера я говорил, что это клево, что это наш рок, наша судьба, но ни фига это не клево. Я чувствую, как в моей груди ноет заноза, чувствую, что несчастлив. Я понимаю, что нужно делать. Как поступить правильно. Я должен закончить эти отношения.

Наутро я пишу ей большое нежное письмо: «В эти стремные времена я хочу найти какую-то опору. Думаю, все люди испытывают сомнения, и я не исключение. Я бы хотел, чтобы рядом был человек, который во мне не сомневается. Хочу встречать его с работы, дарить подарки – каштаны, камни, платья, пленку для фотоаппарата. Приглашать на спектакли, в кино. Курить с ним сигареты, пить кофе. Целовать в разные места. Называть разными прозвищами – Петарда, Скорлупка, Шкатулка. Мне хочется все это попробовать». Написал ей, что, если она желает быть вместе, я готов. А если нет, то давай попрощаемся навсегда. И она мне ответила: «Спасибо за твое письмо. Я пока не знаю, что тебе ответить».

Б.П. Какой кошмар.

Ф.Ж. Мы с тех пор не виделись и не общались, общение закончилось навсегда. Ты меня тогда спросил: «Как тебе кажется, чему тебя учит судьба, чему тебя учит Господь Бог, если он тебе посылает такое испытание?» Я и сам чувак с избегающим типом привязанности. Я тоже убегаю от напряжения. Не в таком, конечно, количестве, как та девчонка, но и я вел себя несправедливо много раз. Теперь я прочувствовал, каково это, когда люди исчезают, ничего не объясняя. Несмотря на всю странность и смазанность этой истории, я испытываю к ней и той девушке очень теплые чувства. Я ощущаю в ней много взросления, поиск стабильности. Ведь на самом деле я не такой уж избегающий тип, – может быть, я даже чуть-чуть надежный.

Вот такая у меня история про Холли Голайтли, про сны и отсутствие обещаний.

«Завтрак у Тиффани» как трагедия одиночества

Б.П. Кажется, Холли всегда знала, чего хочет. И как ни странно, все у нее складывалось очень неплохо. После неудачи с Расти Троулером она нашла себе гораздо более «взрослого» богатого жениха, бразильского дипломата по имени Жозе. Холли перестала устраивать вечеринки и вести ночной образ жизни, она учила португальский и готовила сложные блюда. Холли уже ждала ребенка и в самом ближайшем будущем должна была переехать с Жозе в Рио. Билеты были уже куплены. Она, как и прежде, много времени проводила с писателем, но теперь говорила только о своей жизни в Бразилии, и писатель, конечно, тосковал. Потому что в той жизни, которую себе придумала Холли, ему не было места.

Но тут все сломалось.

Сначала Холли получила известие о гибели брата Фреда на войне. Вслед за этим она попала в полицию. Дело в том, что раз в неделю она ездила в тюрьму Синг-Синг навещать заключенного Салли Томато, бывшего наркоторговца. Когда-то ей позвонил адвокат этого мафиози и предложил несложную работу – нужно было регулярно навещать старика и разговаривать с ним, чтобы тому не было скучно. За это адвокат платил деньги. А чтобы подтвердить, что Холли к старику действительно ездила, Салли говорил ей какой-нибудь прогноз погоды, который нужно было передать адвокату: «На Кубе дождь», «В Канаде – жара». И Холли передавала. Потом оказалось, что это были шифровки, через которые Салли продолжал управлять своим наркобизнесом из тюрьмы. Когда стало известно, что Холли может оказаться «сообщницей», пугливый Жозе спешно собрал вещи и убежал. Он был дипломатом, и это могло сломать его карьеру.

Письмо Жозе писатель принес Холли в больницу. Накануне они катались верхом, лошадь писателя понесла, Холли самоотверженно бросилась его спасать, вероятно, как-то неудачно упала и потеряла ребенка. Лежа в палате, Холли, накрасив губы, разворачивает письмо.

«Ты не похожа на ту женщину, которую человек моей веры и общественного положения хотел бы назвать своей женой. Я поистине скорблю, что тебя постигло такое бесчестие… Я должен оберегать свою семью и свое имя… Пусть Бог не оставит тебя и твоего ребенка».

Когда Холли дочитала письмо, она назвала Жозе гигантской крысой, крысиным королем.

Суд отпустил Холли под подписку о невыезде, но она решила все-таки полететь в Рио-де-Жанейро, не пропадать же такому «прекрасному билету».

– Какими таблетками тебя тут кормят? Ты что, не понимаешь, что ты под следствием? Если ты сбежишь и тебя поймают, то посадят как следует.

На эти слова писателя Холли, как всегда рационально, отвечает:

– Даже если суд мне присудит медаль «Пурпурное сердце», все равно здесь мне ждать нечего: ни в одну дыру теперь не пустят, от «Ла-Рю» до бара Пероны, – можешь поверить, мне здесь будут рады, как гробовщику. А если бы ты, птенчик, зарабатывал моими специфическими талантами, ты бы понял, что это для меня банкротство. Я не намерена пасть до того, чтобы обслуживать в здешнем городке разных дроволомов с Вест-Сайда… Вряд ли кто будет по мне скучать. У меня нет друзей.

– Я буду скучать…

Но Холли уже собиралась в дорогу.

И вот Джо Белл, владелец бара, куда Холли частенько заходила, заказал ей кадиллак до аэропорта. Холли с писателем под проливным дождем погрузили туда все вещи, прихватили рыжего кота и поехали.

– Остановите здесь, – приказала она шоферу, и мы затормозили у обочины тротуара в испанском Гарлеме.

〈…〉

Холли вылезла из машины; кота она взяла с собой. Баюкая его, она почесала ему за ухом и спросила:

– Как ты думаешь? Пожалуй, это самое подходящее место для такого бандюги, как ты. Мусорные ящики. Пропасть крыс. Масса бродячих котов. Чем тебе не компания? Ну, убирайся, – сказала она, бросив его на землю. Когда кот не двинулся с места и только поднял к ней свою разбойничью морду, вопрошающе глядя желтым пиратским глазом, она топнула ногой: – Сказано тебе, мотай!

Он потерся об ее ногу.

– Сказано тебе!.. – крикнула она, потом прыгнула в машину, захлопнула дверцу и приказала шоферу: – Езжайте! Езжайте!

Я был ошеломлен.

– Ну ты и… ну ты и стерва.

Мы проехали квартал, прежде чем она ответила.

– Я ведь тебе говорила. Мы просто встретились однажды у реки – и все. Мы чужие. Мы ничего друг другу не обещали. Мы никогда… – проговорила она, и голос у нее прервался, а лицо пошло судорогой, покрылось болезненной бледностью. Машина стала перед светофором. А дверца уже была открыта, Холли бежала назад по улице, и я бежал за ней.

Но кота не было на том углу, где его бросили. Там было пусто, только пьяный мочился у стенки да две монахини-негритянки гуськом вели поющих ребятишек.

〈…〉

Лимузин подъехал за нами. Холли позволила отвести себя к машине. У дверцы она замешкалась, посмотрела назад, мимо меня; потом она задрожала и, чтобы не упасть, схватила меня за руку:

– О Господи Иисусе! Какие же мы чужие? Он был мой.

Тогда я дал ей слово: я сказал, что вернусь и найду ее кота.

– И позабочусь о нем. Обещаю.

Она улыбнулась, невесело, одними губами.

– А как же я? – спросила она шепотом и опять задрожала. – Мне страшно, милый. Да, теперь страшно. Потому что это может продолжаться без конца. Так и не узнаешь, что твое, пока не потеряешь…

Наш герой-писатель выполнил свое обещание, он нашел кота. Для этого ему пришлось неделями бродить после работы по улицам Гарлема. И однажды зимой он на него наткнулся. Кот сидел среди каких-то кружевных занавесок, между цветочных горшков, в окне уютной комнаты.

Я был уверен, что имя теперь у него есть, что он нашел наконец свое место… Надеюсь, что и Холли нашла свое.

Этими словами заканчивается повесть «Завтрак у Тиффани».

Ф.Ж. С Холли происходит чудесная трансформация. Она понимает, что кот принадлежит ей. Лед тронулся, система изменилась. Это дает надежду на то, что Холли найдет когда-нибудь свой дом.

Почему история заканчивается не так хорошо, как хотелось бы (как фильм, например)? Жизнь Холли ближе к концу повести обретает немало стабильности: Салли Томато, беременность, жених, друг, кот, брат, которого она ждала с войны. И все это рушится в один миг.

У Холли есть монолог, она произносит его после того, как потеряла ребенка. Говорит о том, какие сложные отношения были у нее с мужчинами. «Я их всех любила, все было взаимно, кроме одного случая». Она упоминает об этом вскользь, из-за чего мы можем предположить, что Холли стала жертвой насилия. У нее хрупкая нервная система, ее психика часто прибегает к защитным реакциям.

Дальше я хочу поговорить не про Холли, а скорее про каждого из нас. Как освободиться от избегающего типа привязанности? У меня есть небольшая инструкция, которую можно попробовать воплотить в реальность.

1. Признаться в том, что я – избегающий человек.

Это очень важно. Заметить, что бежишь, остановиться и спросить себя: «А почему? От чего?» Мы все чего-то избегаем, это нормально – не хотеть встречаться с неприятными и непростыми для нас вещами.

2. Наладить доверительные отношения.

Например, Холли стоило бы дать коту имя, распаковать вещи, найти стабильную работу, хотя бы на час-другой в день. Обзавестись постоянными надежными связями, которые не станут зажимать в тиски, не будут посягать на идентичность. Моя рекомендация для людей с избегающим типом – выстраивать отношения с вещами, работой, хобби, танцами, людьми. Купить себе цветок.

3. Найти ответ на вопрос: «Зачем нужны отношения?»

Когда я задаю его людям на терапии, они удивляются: «В смысле – зачем?» – как будто ответ очевиден. Начинают говорить на абстрактные темы: брак, семья. Я прошу их выражаться конкретнее, и тогда они вспоминают о милых, уютных вещах: принимать ванну вместе, готовить завтрак друг для друга. Эти занятия – ответ на вопрос «Зачем я борюсь со своим типом привязанности?» или «Почему я должен перестать убегать?». Наши ценности помогают нам сделать правильный выбор, но «правильно» не значит «легко».

4. Ходить на терапию.

Это важная штука. Терапевт – не учитель и не мудрец, который расскажет, как жить. Он обычный человек, которому можно доверять, можно передать груз своих страданий. Встречаясь с ним раз в неделю или раз в две недели, рассказывая ему о своих проблемах, мы выстраиваем новые доверительные отношения.

Существуют КПТ-терапевты, они помогают разглядеть в отношениях определенные схемы. КПТ – это когнитивно-поведенческая терапия, которая работает с образом мышления человека и пытается его изменить. Раскрывает схему его поведения.

Холли, например, ищет надежности в ювелирном магазине. КПТ-терапевт разобрал бы с ней, что такое надежность, почему ей спокойно именно у Тиффани. «Холли, твои знакомые – не самые надежные люди. Взять, например, Расти Троулера. В газетах пишут, что каждую неделю у него появляется новая жена. Он богат, но стабильных отношений не ищет».

Б.П. И второй, Жозе, совершенно ненадежный, потому что постоянно боится за свою репутацию.

Ф.Ж. Именно. И Томато, к которому она ходит. Он же мафиози!

В некотором смысле у избегания Холли есть своя мудрость. Я думаю, что поиск богатого мужа и есть ее надежность. Холли как Индиана Джонс, который постоянно ищет приключений, попадает в смертельные ловушки, но затем снова отправляется в путь. Ему важен не артефакт, который необходимо добыть, а сами приключения. Он никогда не скажет: «Ну все, это был последний артефакт, я сдаюсь».

Как-то раз одна моя клиентка сказала: «Слушай, я в интернете прочитала про типы привязанности и поняла свой тип. Только там не было написано, что мне с этим делать. Зато были слова „записывайтесь ко мне на консультацию за 17 000 рублей“». Теперь мне хочется выразить протест.

Есть два вида психологии. Первый можно назвать «метапсихологией». Я – метапсихолог и стою за людей, за то, что все мы нужны такие, какие есть. Не просто так нас выдумала природа. Второй вид – это психологическая колонизация. Такая психология (спасибо мистеру Фрейду) четко формулирует, как должен выглядеть здоровый взрослый человек: европейского вида, высокий, накачанный атлет, который занимается йогой и вовлечен в надежные отношения. Вот он, смотрите! Я мистер Фрейд, психолог, знаю, как стать надежным человеком, приходите ко мне сегодня по скидке, я вылечу всех.

Потом, есть все эти книжки про «счастье» (среди них бывают и полезные). Я никогда не встречал столько несчастья, сколько приносят книги по поиску счастья. Обычно они предлагают человеку рамку, в которую надо влезть, но многие туда либо не помещаются, либо она для них слишком большая.

Мой протест направлен против колонизации. Психотерапия не имеет права говорить, как должно быть и как быть не должно. Она в первую очередь про принятие себя в той версии, которая уже здесь. Мой основной посыл – держитесь за надежные отношения, укрепляйте их. При этом не важно, какой у вас тип привязанности – надежный, избегающий или тревожный. Людям нужны люди.

Б.П. Вот именно! Если рядом с вами есть такой писатель, который всегда поддержит и с которым вам хорошо, обратите на него внимание.

Ф.Ж. Обратите на него внимание, спросите: «А как тебя, кстати, зовут? Мы уже шесть лет знакомы, а я до сих пор не знаю…»

Что такое надежные отношения? Существуют ли они? Такие вопросы можно часто увидеть в выпусках психологических подкастов. Как будто разговор идет о редком зверьке из Красной книги. Но действительно – что же такое надежность и способен ли человек перестать избегать в своей жизни непростых вещей? Хочется для начала сказать, что избегание – это здоровая реакция нашего организма. Мозг не любит волноваться, переживать, выходить из зоны комфорта. Все чего-то избегают. Это закон человеческого поведения, однако каждый переживает его по-своему. Кто-то решает вместо готовки заказать пиццу, а кто-то заболевает на пять дней, если впереди его ждет важное мероприятие на тысячу зрителей. Мне кажется, что сам этот факт добавляет надежности и предсказуемости этому миру: хорошо просто знать, что такое может случиться.

В рекламе бытовой техники, стиральной машины или холодильника обязательно есть фраза про долгую и надежную службу, говорят, что гарантия этой надежности – пять лет… Я думаю, что человеческая стабильность тоже имеет свой срок, мы не застрахованы от кризисов, горя и внезапных приступов влюбленности. Мы не застрахованы от перемен, и слава богу.

Так что же такое надежность в нашем мире перемен? Для меня как специалиста формула надежности выглядит таким образом: это постоянная работа над собой, самоисследование, попытка понять себя, которая приводит к внутренней честности, позволяет, несмотря на страх, признаться в этой честности другим людям. Бояться и признаваться.

Надежность – это на двоих, это что-то коллективное и совместное, когда можно на кого-то положиться и позволить кому-то положиться на тебя; знать, сколько я могу выдержать, и не брать на себя слишком многого; это предсказуемость. Надежность начинается с желания быть надежным, надежность – это встреча с избеганием. Вот так.

Б.П. «Мне хорошо было только там, с тобой».

«Завтрак у Тиффани» в кино

Б.П. Повесть «Завтрак у Тиффани» имела большой успех. Вскоре после публикации ею заинтересовались голливудские продюсеры и купили права на экранизацию. Но какому-то киношному боссу пришло в голову сделать из этой экзистенциальной драмы романтическую комедию. Сценаристы без лишних сантиментов надругались над текстом Капоте, и получилась отличная комедия, которая стала классикой.

Что они изменили?

Прежде всего Капоте хотел, чтобы главную роль в фильме сыграла Мэрилин Монро. Она не являлась очевидным прототипом Холли Голайтли, но Капоте дружил со знаменитой актрисой, много с ней общался, и Холли явно испытала на себе ее влияние. Однако продюсеры отказали якобы потому, что Монро была актрисой другой студии, и взяли на роль Одри Хепберн.

Капоте был поражен. С его точки зрения, это был самый абсурдный выбор. Мэрилин Монро и Одри Хепберн – великие актрисы своего времени – всегда были полными противоположностями. Мерилин – прекрасная простушка, грудастая провинциалка, которую легко представить за кассой на бензоколонке; Одри – аристократка с высшим образованием. Мэрилин – наивная красотка, которую все хотят схватить за задницу; Одри – бесполая филологическая дева. «Моя героиня приехала из деревни в Техасе, а не сбежала из дворца», – говорил Трумен Капоте, но продюсеров это не остановило. Они якобы хотели для романтической комедии уменьшить степень скандальности главной героини и позвали на роль отличницу Одри.

Но этого им было мало. Главного героя, писателя, в котором можно разглядеть черты самого автора, мечтательного Капоте, они изменили кардинально. Вероятно, продюсерская мысль шла по такому пути: если мы делаем романтическую комедию, героиня должна полюбить героя. Тогда нужно из мямли превратить его в мачо. Писателя сделали медлительным красавцем и, ко всему прочему, альфонсом. Эта несуразица была по-своему логичной. Холли «продает себя» богатым мужчинам. Писатель – замужней зрелой женщине. Оба живут за счет своих сексуальных спонсоров. Они влюбляются друг в друга и в результате оказываются перед одинаковым выбором: отказаться от легких спонсорских денег ради чистой взаимной любви или быть несчастными, но богатыми.

Наконец, продюсеры изменили финал. Этого можно было ожидать. В фильме Холли не уезжает, а в последний момент решает остаться с писателем. И они, найдя кота, целуются под дождем.

Капоте посмотрел фильм и сказал: «Хочется блевать!»

* * *

В последней книге Трумена Капоте «Музыка для хамелеонов» есть запись встречи с Мэрилин Монро. Они отправляются в церковь на похороны общей светской знакомой, куда Мэрилин приходит, одетая как монашка, но в черных шелковых чулках и туфлях на высоком каблуке. Потом они сбегают из часовни, сплетничают, пьют шампанское, болтают о мужиках и кино, гуляют. По интонации их разговор на улицах Нью-Йорка почти совпадает с разговором Холли и писателя, когда «в октябре сорок третьего» они отправились праздновать его первую публикацию. Например, увидев в витрине красивые напольные часы, Мэрилин говорит:

У меня никогда не было дома. Настоящего, с собственной мебелью. Но если снова выйду замуж и заработаю много денег… куплю дюжину стоячих часов, выстрою в одной комнате, и пусть себе тикают все вместе[5].

Мэрилин гладит по голове собаку и на замечание хозяина, что собака может укусить, говорит:

Собаки меня никогда не кусают. Только люди.

Капоте любуется своей спутницей, ее непосредственностью и легкостью. Они приезжают на причал, чтобы покормить птиц. Ветер взбивает волосы Мэрилин, она улыбается и говорит шутливо и вместе с тем серьезно:

Помнишь мой вопрос: если бы тебя спросили, какая Мэрилин Монро на самом деле, что бы ты ответил?.. Наверное, скажешь, что я халда. Банан с мороженым.

На это Капоте отвечает:

Конечно, но еще скажу… что ты прекрасное дитя.

Кажется, слова «прекрасное дитя» объясняют обаяние не только Мэрилин Монро, но и Холли Голайтли. Да, можно говорить, что она избегающий тип, что она ведет себя не взросло. Но за это ее и любят. Повесть «Завтрак у Тиффани» – это погоня за вечной молодостью, которая всегда убегает, которую не запереть на ключ. И если мы увидим Холли располневшую, проработанную, густо намазанную кремом, с оравой детишек в буржуазном домике с кружевными занавесками, то это может быть кто угодно, только не настоящая Холли.