Всю ночь Аннабель и Фрэнки ожесточенно спорили и совершенно изможденные заснули только под утро.
В самый разгар ссоры Аннабель схватила бутылку водки и принялась демонстративно прихлебывать прямо из горлышка. А поскольку сопротивляемость алкоголю у нее всегда была довольно низкой, ей хватило нескольких глотков, чтобы напиться вдрызг.
Фрэнки, не желая оставаться в долгу, насыпал на журнальный столик несколько дорожек кокаина и столь же демонстративно «воткнул» одну за другой. Как правило, он старался принимать наркотики так, чтобы Аннабель не видела — она сама никогда не ширялась, предпочитая спиртное, однако сейчас ему срочно нужен был стимулятор.
Аннабель назвала его «паршивым наркошей без яиц».
Он назвал ее «долбаной принцессой без капли совести».
Аннабель заорала, что он обыкновенный сутенер, который не умеет решать самые простые проблемы.
Фрэнки в ответ рявкнул, что такой эгоистичной твари, которая только о себе и думает, он еще никогда не видел.
Дальнейший обмен любезностями шел по нарастающей и завершился, только когда Аннабель, шатаясь и прижимая к груди ополовиненную бутылку, ушла в спальню и захлопнула дверь. Там она рухнула на кровать и разрыдалась — только сейчас до нее наконец дошло, что ее мать умерла и она никогда больше ее не увидит.
Фрэнки, на которого подействовала щедрая порция кокса, тоже хотелось хлопнуть дверью и уйти, но, поскольку идти ему было некуда, он лег спать на диване в гостиной.
Оба проспали почти все воскресенье. Было без малого четыре пополудни, когда Аннабель наконец проснулась.
Ее мутило с жестокого похмелья, поэтому некоторое время она лежала неподвижно, с трудом вспоминая события предыдущего дня. Потом весь ужас случившегося снова нахлынул на нее, но на этот раз Аннабель только горько всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку.
Как ни тихо она плакала, Фрэнки, так же успевший к этому времени немного прийти в себя, услышал ее всхлипывания и, позабыв о вчерашней ссоре, поспешил к ней в спальню. Едва ли не единственным, что по-настоящему его трогало, были женские слезы, будившие в нем страшные воспоминания. Когда-то его зверь-отец чуть не каждую неделю до полусмерти избивал мать; после этого она тоже подолгу плакала, и маленькому Фрэнки приходилось ее утешать.
До сих пор он чувствовал себя виноватым перед матерью. Ведь он убежал из дома, оставив ее совершенно одну.
Впрочем, о возвращении Фрэнки не думал ни тогда, ни сейчас. Он строил для себя новую жизнь, и, кажется, у него это получалось.
— Ну, успокойся, не надо плакать, — проговорил он, прижимая к себе голову Аннабель. — Все будет хорошо, обещаю!
— Нет, не будет! — всхлипнула она. — Моя мама… она умерла, а я… Ведь я ее совсем не знала!
— Но ты же в этом не виновата, — мягко возразил Фрэнки, протягивая ей платок.
— Не знаю… — Аннабель села и высморкалась. — Даже не знаю… Быть может, мне нужно было остаться дома и заставить ее обратить на меня внимание.
— Не представляю, как бы ты смогла это сделать, — покачал головой Фрэнки. — Ты же сама рассказывала… Твоя мать постоянно отсутствовала: то она снималась, то позировала для журналов. Конечно, она звезда и все такое, но все-таки…
— Значит, мне нужно было постараться, — жалобно проговорила Аннабель, охваченная холодом безвозвратной потери и острого сожаления. — Я могла бы…
— Нет, детка, — перебил Фрэнки, продолжая разыгрывать роль преданного бойфренда до конца. — Ты и так сделала все, что было в твоих силах. Не твоя вина, что это ни к чему не привело.
— Ты правда так думаешь? — спросила Аннабель с робкой надеждой.
— Конечно! И не сомневайся — ты все сделала совершенно правильно.
До самого вечера Аннабель читала газетные статьи и смотрела телевизионные программы новостей, в которых говорилось о смерти Джеммы Саммер. Поначалу ей еще не верилось, что это произошло на самом деле, но потом она убедилась: да, все так и есть. И она стала жадно выхватывать из газетных и телевизионных сообщений все подробности трагедии.
Уже несколько раз Фрэнки советовал ей позвонить Ральфу, но она только отмахивалась и продолжала сидеть перед экраном телевизора.
Аннабель почти забыла о своем столкновении с сынком Шарифа Рани; все же нефтяной магнат был их самым крупным клиентом, и лишиться его, что бы она ни говорила о миллиардерах, которых в Нью-Йорке хоть пруд пруди, было бы для их бизнеса катастрофой.
Фрэнки заварил Аннабель чашку травяного чая и скормил ей пару таблеток «Адвила». Когда лекарство подействовало, он уговорил ее прилечь, а сам позвонил Джени Бонифасио, чтобы узнать, как идут дела.
По выходным Джени не приходила к ним на квартиру, а работала с домашнего телефона.
— Бедная, бедная Аннабель! — запричитала Джени, едва взяв трубку. — Как она там? А как ты, мой бедненький?..
Джени была одной из тех немногих, кто доподлинно знал, что Аннабель — единственная дочь звездной четы Маэстро. Фрэнки заставил ее клятвенно пообещать, что она будет хранить молчание и никому не расскажет ни о семье Аннабель, ни о бизнесе, которым они занимались. В противном случае он пригрозил немедленно уволить Джени, и та молчала, но не потому, что боялась увольнения, а потому что любила своего красавца-кузена всем сердцем. И только ее сын Чип относился к двоюродному дяде без особой любви.
Впрочем, с точки зрения Фрэнки, Чип не представлял для них ни малейшей опасности. Он был просто человеком, который постоянно находится под рукой и которого всегда можно послать с каким-нибудь поручением. Главное, Чип умел водить машину и был родственником, а Фрэнки свято верил, что семейные узы что-нибудь да значат. Кроме того, Чип никогда бы не посмел сделать что-то вопреки воле матери.
Прервав поток бессвязных причитаний Джени, Фрэнки велел ей еще раз тщательно проверить расписание «встреч» и позаботиться о том, чтобы все шло гладко.
— Аннабель некоторое время не сможет заниматься делами, — пояснил он. — Возможно, нам даже придется слетать в Лос-Анджелес на похороны, так что, пока нас не будет, бизнесом придется заниматься тебе одной. Постарайся обойтись без накладок. Думаю, за эти дни ты получишь дополнительное вознаграждение, так что приложи все усилия… В общем, чтобы мне не пришлось за тебя краснеть.
— О’кей, не волнуйся, я все сделаю. Слушай, а может, мне подъехать к вам прямо сейчас? — спросила Джени. Никакой необходимости в этом не было — ей просто хотелось оказаться поближе к своему дорогому Фрэнки. — Я смогу быть у вас меньше чем через час.
— Нет, не надо, — отрезал Фрэнки, которому уже не терпелось закончить разговор. — Потом мы с тобой поговорим еще, а пока извини — мне кто-то звонит по другой линии.
Чип Бонифасио мечтал о богатстве. Ему до смерти надоело развозить по клиентам шлюх, забирать из химчистки белье «дядюшки Фрэнки» и делать все, что приказывала ему эта заносчивая дрянь Аннабель Маэстро.
О, он прекрасно знал, кто она такая и кто ее родители. Чип стал собирать информацию чуть не с того самого дня, когда начал работать на эту сладкую парочку — своего родственничка и его стерву, хотя мать и старалась сообщать ему как можно меньше подробностей о бизнесе, который организовали в Нью-Йорке Фрэнки и Аннабель.
Джени, наверное, думала, что он слепой, глухой и к тому же клинический идиот.
Как бы не так!
Впрочем, то, что мать считала его глуповатым, во всех отношениях играло Чипу на руку. Во всяком случае, он по-прежнему жил с Джени — переезжать куда-то, чтобы самому себя обслуживать, ему было неохота. Зачем? Мать готовила для него, убирала, стирала, давала деньги на расходы и почти не ворчала, хотя время от времени она просто умоляла его хоть чем-нибудь заняться.
Как же… Ему и так было неплохо.
Когда Чип не бегал с поручениями своего «дядюшки Фрэнки», которого ненавидел и которому завидовал черной завистью, он мог сколько угодно валяться на диване, смотреть телевизор, качать порнушку из Интернета, делать ставки на тотализаторе, трахать девчонок и в огромных количествах тянуть пиво из банок. Джени и в голову не приходило, что ее великовозрастный бездельник-сын знает достаточно о том, чем занимаются Фрэнки и Аннабель. Ему удалось выяснить даже имена нескольких наиболее известных женщин, которых он возил на платные «встречи» к клиентам. Они, разумеется, держали себя с ним так, словно его вообще не существует — подумаешь, какой-то шофер… Им и в голову не приходило, что у шофера есть глаза, уши и миниатюрная камера в мобильном телефоне, с помощью которой он сделал немало интересных снимков. Имена, даты, адреса, фотографии и прочую интересную информацию, которую ему удавалось собрать, Чип аккуратно заносил в компьютер — в секретное досье, которое он с гордостью именовал «черной книгой».
Убийство Джеммы Саммер послужило для Чипа сигналом к началу активных действий. Об этой трагедии трубили все средства массовой информации, и семья Маэстро оказалась в центре всеобщего внимания. Что ж, у него было, что подбросить в этот костер.
Чип был уверен, что сумеет заработать на этом большие деньги.
Очень большие.
О своей глупой, толстой матери, питавшей преступные чувства к «кузену Фрэнки», он даже не думал.
У него были свои планы на будущее.