Бегемот

•ГЛАВА 14•

— Наконец-то! — с укором и облегчением встретил его на машинной платформе граф Фольгер. — А то мы вас уже потеряли.

Алек перебрался по вантам, чувствуя, как под курткой шевелится существо. Вот оно опять вонзило в кожу мелкие иголочки когтей.

— У меня была небольшая… проблема.

— Вас никто не видел?

— Кое-кто из экипажа, по дороге. — Алек пожал плечами. — Никто даже не спросил, куда я иду. Сломанный мотор, маэстро Клопп, вы изображаете безупречно.

Мастер всех механиков с широкой улыбкой отсалютовал ему. Рядом с ним находился крайне раздосадованный Херст, с кляпом во рту и привязанный к панели управления.

— Тогда пора выдвигаться, — сказал Фольгер. — Надеюсь, вы все готовы к бою, если до этого дойдет дело.

Бауэр с Хоффманом молодецки потрясли гаечными ключами. При Фольгере была сабля. Алек же, со своей ношей под курткой, едва мог взмахнуть стропорезом. Лучше сказать им обо всем сейчас, до того, как они начали бегство.

— Кстати, о моей проблемке. Она так и остается.

— Вы о чем? — нахмурился Фольгер. — Что случилось?

— Как раз когда я собирался уходить, проклюнулось одно из яиц доктора Барлоу. Из него вылупился какой-то зверек. Очень громкий. Мне уходить, а он раскричался, ну ни дать ни взять младенец. Я думал, он весь корабль переполошит!

Фольгер понимающе кивнул.

— И вы его придушили. Что ж, приятного мало. Но до утра труп никто не обнаружит, а к той поре мы будем уже далеко.

Алек сморгнул.

— Вы же от него избавились? Да, ваше высочество?

— Честно сказать, я об этом не подумал.

Тут существо под курткой завозилось, и Алек скорчил невольную гримасу.

Фольгер, положив ладонь на рукоять сабли, прошипел:

— Что у вас, Donnerwetter, под курткой?

— Уверяю вас: я понятия не имею. — Алек прокашлялся. — Но оно прекрасно себя ведет, если только не оставлять его в одиночестве.

— Вы взяли это с собой? — Фольгер угрожающе подался вперед. — Позвольте вам на всякий случай напомнить, ваше высочество, что мы в данную минуту пытаемся совершить побег из дарвинистского плена. И если у вас при себе находится одно из их исчадий, то будьте любезны выбросить его за борт!

Рука Алека непроизвольно схватилась за ванты.

— Извините, граф, но на это я пойти не могу. Хотя бы потому, что на лету оно будет издавать звуки впечатляющей громкости.

Фольгер со стоном отрывисто махнул рукой.

— Что ж, будь по-вашему. Надеюсь, если дело дойдет до драки, его можно будет использовать в качестве заложника.

Алек, кивнув, расстегнул верх куртки. Зверек не замедлил высунуть оттуда любопытную голову.

— Только постарайтесь, чтобы оно сидело смирно, иначе мне придется собственноручно его заткнуть. — Фольгер презрительно отвернулся. — После вас, ваше высочество.

Алек двинулся по направлению к носу; остальные молча тронулись следом. Путь пролегал по вантам чуть выше середины корпуса; выбленочные тросы проседали под весом пятерых груженных поклажей людей. Пробирались медленно, шаг за шагом. Труднее других, пожалуй, приходилось бедняге Клоппу, в силу возраста неуклюжему и боявшемуся высоты; зато так их было не видно с хребта корабля. Когда под курткой вновь зашевелился новорожденный непоседа, Алек до конца расстегнул куртку. Зверек перебрался ему на плечо, щуря на ветру выпуклые глаза.

— Смотри, осторожней, — сказал ему шепотом Алек. — И чтоб тихо у меня!

Существо лишь покосилось на него: дескать, нашел, кого учить.

Вскоре их со всех сторон окружили страшные стрелковые мыши. Нос корабля так и кишел их шевелящейся, пищащей массой. Дилан как-то говорил Алеку, что эти звуки, отражаясь от препятствий, вызывают резонанс, посредством которого твари ориентируются в темноте. Впрочем, глаза у них тоже имелись: тысячи красноватых бусинок с хищной настороженностью следили за Алеком и его спутниками. С какой бы осторожностью они ни двигались, чутких мышей не обманешь. Поминутно взмывая, они рассекали воздух вокруг беглецов. С таким же успехом можно было бы попытаться пройти незамеченными сквозь стаю голубей, ступая по карнизу.

— Чего они на нас так смотрят, будто мы им что-то должны? — спросил шепотом Клопп.

— Они думают, мы пришли их угостить, — ответил Алек. — Летучие мыши кормятся по ночам.

— Они что, чуют в нас поживу? — Лицо Клоппа в свете луны лоснилось бисеринками пота.

— Да вы не волнуйтесь, — успокоил Алек. — Эти мыши питаются инжиром.

Насчет металлических стрел он умолчал.

— Хорошо хоть…

И тут перед самым лицом у Клоппа шумно порхнула мышь, так близко, что механик инстинктивно дернулся, и его ноги сорвались с вант. Пытаясь удержаться, он рванул за веревки, при этом ударившись о мембрану воздушного корабля своим крупным телом. Мембрана грузно всколыхнулась, подняв тучу мышей, огласивших воздух заполошными воплями.

Алек схватил Клоппа за запястье; тот в это время лихорадочно нашаривал, куда можно поставить ноги. Спустя секунду опора нашлась, но волнение мышиного роя разрасталось, как круги на темной глади пруда.

«Кажется, приехали», — пронзила Алека тревожная мысль.

Между тем существо застыло чутким столбиком, как суслик, чувствительно вонзив коготки Алеку в плечо. При этом оно издало негромкий звук, чем-то напоминающий этот самый клекот.

— Заткните вашего… — шикнул Фольгер и осекся, увидев, как Алек сердито махнул рукой.

Скопище летучих мышей вокруг определенно начало успокаиваться: клохтанье пошло на убыль, черный рой постепенно усаживался на мембрану корабля.

Существо, смолкнув, повернулось и влажными глазами снова уставилось на Алека. Он вытаращился в ответ. Это как же понимать: едва появившийся на свет недомерок вот так взял и унял целый сонм стрелковых мышей? Да нет, совпадение, наверное. Или, может, что-то вроде имитации, как у вестовых ящериц. Чтобы так, без всякой дрессировки, даже без подсказки… А возможно, это свойство всего новорожденного дарвинистского зверья?

— Давайте-давайте, пошевеливайтесь, — зло прошептал Фольгер, и Алек двинулся дальше.

Причальная мачта уходила в небо прямо перед ними, но Алек пристально смотрел вниз. В темноте казалось, что до земли добрая тысяча километров.

— Веревка достаточно прочная? — спросил он у Хоффмана.

Тот, опустившись на колени, потрогал тянущийся метров на тридцать к мачте шнур, на вид слишком тонкий даже для одного человека. А впрочем, искусственные материалы дарвинистов на деле обычно оказываются прочнее, чем выглядят.

— Насколько я видел, господин, толстые тросы удерживают гондолу снизу. Должно быть, неспроста. Но что толку в этом шнуре, если он не держит вес человека?

— Да, наверное, — сказал Алек.

Любопытно, а для каких еще существ может предназначаться этот шнур? Для юрких вестовых ящериц? Или на него садятся боевые ястребы?

Хоффман стряхнул с плеча бухту веревки.

— Этот моток удержит любых двоих, со всем барахлом в придачу. Надо только послать кого-то на мачту, чтобы он закрепил там один конец.

— Я пойду, — вызвался Алек.

— Юный господин, это при вашем-то ранении? — возразил было Клопп.

— Я из вас самый легкий, — сказал Алек и, требовательно протянув руку, добавил: — Давайте сюда веревку.

Клопп вопросительно посмотрел на Фольгера; тот, кивнув, распорядился:

— Обвяжите ему конец вокруг пояса, чтобы не убился.

Та легкость, с какой граф согласился пустить вперед своего сюзерена, честно говоря, немного удивляла.

Увидев выражение лица Алека, Фольгер улыбнулся.

— Если этот шнур лопнет, мы все застрянем здесь, так что нет особой разницы, кто из нас пойдет первым. И вы действительно самый легкий из нас, если уж на то пошло.

— Получается, граф, моя бесшабашность все же себя оправдывает?

— Даже стоящие часы дважды в сутки показывают правильное время.

Алек не ответил; существо на плече напряглось, словно почувствовав его раздражение.

Клопп, хмыкнув, опустился на колени и обвязал более толстую веревку Алеку вокруг талии. За прочность его узла можно было ручаться; другой конец разом, как при перетягивании каната, взяли Бауэр, Хоффман и Клопп.

— Ну, вперед, — напутствовал Фольгер.

Алек, кивнув, повернулся и стал спускаться по скату головы воздушного монстра. Остальные медленно стравливали веревку; чувствовалось, как она легонько оттягивает назад его талию. Алеку вспомнилось, как ему, десятилетнему мальчишке, отец позволял свешиваться с парапетов замка, твердо держась при этом сзади за поясной ремень. Тогда понятно, оно казалось куда надежнее.

Хлипкий с виду шнур уходил вперед, теряясь где-то в темных опорах причальной башни. Алек ухватился за него обеими руками.

— Надеюсь, зверушка, ты не боишься высоты?

В ответ новорожденный сорванец лишь глянул на него и мигнул.

— Ну, тогда ладно. — Алек шагнул в темноту.

Повисев немного на руках, он вскинул ноги и обвился вокруг шнура. Существо, не издав ни звука, лишь сильнее вцепилось в плечо.

В том, чтобы висеть вот так, лицом кверху, был один плюс: не получалось смотреть вниз — только на собственные ладони, сжимающие шнур, да на звезды в вышине. Перебирая руками, он начал пядь за пядью отдаляться от корабля. Неудобство пока вызывало лишь то, что шнур резал под коленями. Однако уже на полпути Алек основательно запыхался. Давало о себе знать ушибленное ребро, и руки постепенно немели. Несмотря на ночную прохладу, лоб покрыла испарина. Чем дальше от корабля, тем тяжелее становилась висящая на поясе веревка, длина которой все прибывала. Наплывами представлялась сцена: вот шнур лопается (или, скажем, пальцы соскальзывают); сердце на мгновение словно ухает в бездну, но веревка вокруг пояса несет его маятником обратно к кораблю и шарахает о самый нос с такой силой, что сам кит просыпается и встает на дыбы.

Причальная мачта постепенно приближалась, однако шнур в саднящих руках шел теперь плавно вверх, так что карабкаться на этом участке оказалось сложнее всего. Зверушка монотонно подвывала, видимо вторя ветру. Скрипя зубами, Алек наперекор занемевшим мышцам одолевал последние метры пути. Особое спасибо сейчас хотелось сказать годам беспощадной фольгеровской муштры вообще и урокам фехтования в частности. Наконец появилась возможность дотянуться до края металлической распорки, и Алек, схватившись за него сначала одной, а затем обеими руками, немного повисел, восстанавливая дыхание, после чего влез на холодную стальную ферму башни.

Трясущимися пальцами он хоть и не сразу, но развязал узел у пояса и прикрепил конец к одной из опор. В размотанном виде веревка весила, пожалуй, не меньше центнера. И как он умудрился ее на себе дотащить?

Лежа на боку, он смотрел, как готовятся к переправе его спутники, разбирая меж собой баулы с необходимым снаряжением и инструментами. Видеть «Левиафан», так сказать, анфас, было несколько странно. Дремлющий монстр подавлял своим величием, заставляя чувствовать себя планктоном пред разверстой пастью кита. Однако темнота вокруг воздушного судна была еще безбрежней, разбавляясь лишь огненными точками костров, что жгли возле летного поля протестующие. А дальше, на горизонте, мерцал огнями город.

— Константинополь, — прошептал Алек.

— Мм, Константинополь, — вдруг поддакнула зверушка.